Надежда Пигмалиона (гет)

Любовь — недуг.

Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она,

Который отравил ее однажды.

Мой разум, врач моей любви, сердясь, Что предписания забыты,

Меня покинул, и я вижу: страсть

Подобна смерти, никогда не сытой.

Без разума я обречен на бред,

Безумная тревога сердце гложет,

В моих словах и мыслях связи нет,

И правду высказать язык не может.

РУБРИКА «ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ»

Как узнать, кто из мужчин к вам неравнодушен? Просто дождитесь, когда все «подозреваемые» окажутся поблизости, например, на одном званом ужине или рядом на трибуне. Удостоверьтесь, что все они не вовлечены в другие беседы и могут вас слышать. После чего как бы невзначай скажите подруге, что очень влюблены. На последующие вопросы отвечайте уклончиво и следите за реакцией. Неравнодушные мужчины всячески занервничают. Главные признаки читайте на страницах с одиннадцатой по тринадцатую…

* * *

Рубрика «Идиотские советы». Я тяжело вздохнула, ощутив, что головная боль возвращается, резким движением палочки отправила выпуск «Ведьмополитена» в пылающую глотку камина и смотрела со странной смесью тоски и злорадства, как разрастаются на ярко-розовой обложке бурые язвы, как темнеет на ней лицо молодой колдуньи, счастливая улыбка расплывается в оскал, потом вспыхивает, сморщивается и превращается в чёрную труху.

Прошёл месяц. Месяц со дня нападения на мэнор и почти месяц с момента триумфа Пожирателей. Война была завершена. Министерство захвачено. Темный Лорд победил. Он победил.

Я помнила, как подскочил ко мне Барти, сообщил эту весть, схватил в охапку и закружил. Эта победа значила, что все, к чему Он медленно, но неуклонно шёл, свершилось.

Я помнила эти странные суматошные дни, слившиеся с ночами в одно напряжённое ожидание, которое замерло в воздухе над поместьем. В мэнор беспрерывно приходили и уходили Пожиратели, тихо разговаривали, делились новостями и планами. Из гостиных то и дело слышался приглушенный смех, нестройный звон бокалов и шлёпанье карт о столешницу.

Праздновали с оглядкой и лёгким недоумением, будто опасаясь гнева за самоволие. Будто и для праздника нужен был приказ. Отмашка. Но кто-то особенно захмелевший однажды расцветил небо разноцветными огнями.

Меня тоже приглашали за стол, поили шампанским с ананасами, пророчили прекрасное будущее, ведь все преследования и обвинения будут сняты. После чего меня долго и свирепо распекал, брызжа слюной, Снейп, уверяя, что больше не станет лечить. А Барти только лукаво посмеивался, слушая это.

Поначалу я пыталась праздновать со всеми. Почти искренне смеялась, игнорировала саднящую тревогу, списывая ее то на раны, то на головную боль, и озиралась только изредка. Но скоро у меня перестало получаться выдавливать даже фальшивую улыбку, и я поняла, что утомлена собственным враньём и задыхаюсь в обществе, как дикий мустанг в загоне для павлинов.

Меня накрыло чувство отчужденности. Я стала чаще оставаться в комнате, уходить посередь весёлой байки и прикрываться разными надуманными причинами, среди которых не было одной единственной. Самой главной причины. Его не было нигде. Он не пришёл ко мне ни тогда, ни после.

Только через неделю было назначено официальное собрание с «церемонией награждения». Тогда за длинным столом собрались почти все. В зале было светлее, чем обычно, и весело плясали свечные огни. Пахло духами, потом и накрахмаленными рубашками. Поскрипывали стулья. Собравшиеся нервничали и ерзали от нетерпения.

Люциус беспрестанно одергивал манжеты, Барти не сводил глаз с золотых часов. Руквуд тихо втолковывал что-то очень важному Яксли, которому пророчили пост Министра. Долохов нарисовал на пергаменте красивую лошадиную голову, она дергала ушами, когда он щекотал ее кончиком пера. А я украдкой бросала взгляды на странно опухшую Беллатрису. Она беспокойно сидела рядом с мужем и пила что-то коричнево-красное из бокала.

Ждали только Лорда.

Он опаздывал, чего раньше никогда не случалось. И только когда каждая щербинка на столе опостылела глазу, эльф заменил прогоревшие почти до конца свечи, и начало казаться, что ожидание никогда не прекратится — Он пришёл.

Я принялась вглядываться в него, ища признаки лихорадки или другого недуга, но их не было. Лицо его не безобразное, даже красивое — но страшное, необычайное — было все так же неестественно бледно. И сам он был как-то не по-победному мрачен и задумчив.

Он поблагодарил всех присутствующих за «вклад в общее будущее» и добавил, что мы выиграли только битву, но старые враги — Дамблдор и Гарри Поттер — все ещё живы и невредимы, а грязнокровки все так же воруют магические тайны, а значит, победу праздновать рано.

Лорд говорил спокойно, ясным голосом справедливого и строгого судьи, глаза его блестели холодно и твердо. И все же я чувствовала, что-то неуловимо было не так: Он не ходил по залу, не отпускал насмешек и ни разу не остановил на мне взгляд.

Мне помнилось еще что-то про серьёзный кризис власти и про то, что дипломатия отныне займётся пропагандой общих идеалов. Он раздавал поручения. Я слушала внимательно, но ничего не запомнила, потому что в голове теснились и перекрикивали друг друга вопросы вперемежку с какими-то неясными муторными мыслями.

«Что-то случилось? Что с вами?» — спросила я мысленно, зная, что Он может услышать. Но в эфире царила тишина.

Пожиратели жадными глазами следили за каждым его движением и словом, ожидая «подарков». Наконец новый властитель Магической Британии начал раздачу различных постов своим сподвижникам, учреждая тем самым также и высшие должности во вновь создаваемом им «Магическом государстве».

Барти, сидящему рядом со мной, достался пост Управляющего Гринготтсом. Лорд приказал отменить гоблинскую автономию. Я заметила, что некоторые посмотрели на моего соседа с плохо скрываемой завистью. Руквуду был отдан Отдел Тайн, а Малфою — дипломатическая миссия, Рудольфусу Лестрейнджу положено было возглавить новый Аврорат.

Когда собрание закончилось, Он встал и направился к выходу. У меня мелькнула мысль, что Лорд просто отправится к себе или в библиотеку, и мы поговорим. Но ничего этого не случилось, потому что Он просто ушел. И мне оставалось только раздосадованно пнуть наглухо запертую дверь и пригрозить расправой хихикнувшему белобрысому старикашке на портрете.

Я бросила на обугленные останки журнала стопку пергаментов, испещренных моим почерком, и смотрела, как с треском взметнулась огненная буря искр. Как слизывали до черноты слово за словом жадные жёлтые языки. Мысли кружились в голове, как медлительные, одуревшие от жары пчелы.

После того собрания я пыталась утешить себя мыслями о том, что Лорд просто был занят. Но скоро не осталось сомнений в том, что что-то произошло. Мое отчуждение не заканчивалось. Меня избегала даже Нагайна.

А я не могла понять, в чем причина, поэтому придумала их миллион, и даже записала, чтобы не забыть.

«Неужели Снейп прав, и у меня что-то с памятью? Как же мне все вспомнить? Могла ли я наговорить чего-нибудь обидного в бреду? Мог ли Он заставить меня забыть что-то? Но что?»

Мой мятежный дух требовал узнать, что случилось в ту ночь, когда меня отравили. Рассудив, что терпение Лорда не безгранично, и когда-нибудь он все-таки должен со мной заговорить, я решила поторопить этот день и на следующем же собрании высказала несогласие с назначением Кэрроу, но меня не поддержали.

Он отстранённо выслушал и продолжил как ни в чем не бывало, а после сразу ушел. Что бы я ни предпринимала, Лорд не замечал меня, не говорил ни чёртова слова! Как будто я была невидимкой, как будто все было во сне. Он смотрел поверх меня, вокруг меня, сквозь.

Я была единственным в мире владельцем этой способности, о которой многие могли бы только мечтать, и не дорожила ею, нигде не находя себе места: плохо спала, ночами меня мучили душные бессвязные сны. В них были тени и шёпот, его бледное лицо очень близко, но не чётко, будто под водой. Я просыпалась разбитой и взволнованной, с чувством неясного томления в груди и сильной мигренью. «За что Он так? Ведь это назло. Назло!»

Желание разобраться во всем превратилось в манию, но у меня не было ни единого шанса это сделать. Мне некому было доверить свои страхи.

Но было еще кое-что. В этом полусонном маниакальном состоянии я внезапно обнаружила, что в моем дневнике Его имя мелькает буквально через строчку и часто сокращается до одной буквы. Той самой литеры, на которую мне довелось найти столько книжек в библиотеке Долохова, да и потом, уже здесь, в мэноре.

Мои собственные записи оказались убийственными уликами, незыблемо подтверждавшими, что все мои мысли вертятся рядом с ним. И что началось это вовсе не после нападения, не во время очередной тренировки, не после битвы в Министерстве, не тогда, когда я в очередной раз с нетерпением ждала его появления, и даже не когда сочиняла письмо в Хогвартсе, а ОЧЕНЬ давно. Мысли о природе чувства, так прочно и до неразличимости въевшегося в мою жизнь, проросшего в меня насквозь так, что нельзя было уже найти концов корней, ужасно пугали меня. Я знала, что это. И боялась.

Огонь пожрал подачку и коварно затаился под маской чёрного пепла. Можно было бы подумать, что он и вовсе погас. Но стоит только слегка подуть, как он тотчас выдаст себя.

«Что если кто-то прочтёт это? Хоть страницу?» Перо задрожало, задрожал стол, буквы. Чёрная капля на кончике пера. Вздрогнула. И со шлепком разпласталась по бумаге, немедленно исчезнув. «Что же со всем этим делать? Сжечь? Закопать? Спрятать?» Как оторвать от себя этот дорогой, мучительный кусок самой себя?

Как объяснить себя, всю свою болезнь, выплеснутую на эти страницы?»

Я попросила Нарциссу научить меня девчачьей магии, про которую говорил Слизнорт. Она сразу же вручила мне целую стопку дурацких журналов, где печатали магические формулы красоты, всякие макияжи и причёски, будто только и поджидала, что я за ними приду. Даже сказала что-то вроде «да неужели», но очень тихо, поэтому мне могло показаться.

С тех пор я чего только не перепробовала от скуки и безысходности. Но без особого эффекта. Хотя нельзя сказать, что его не было совсем. Нарцисса была мною довольна. А Барти вился вокруг как бес, не давая развернуться.

Он предупреждал все мои намерения. Стоило мне лишь сделать движение в сторону соусника, как тот уже летел ко мне, повинуясь его руке. Стоило ступить на лестницу — он уже предлагал локоть. Один раз мы с Драко снова попытались играть в шахматы, так Барти встал у меня за спиной и разбил Малфоя в пух и прах. Его поведение поначалу забавляло меня, а потом начало сильно смущать, ведь его комплименты и намёки все меньше походили на дружеские шутки…

Раздался громкий стук в дверь. Я вздрогнула. Сердце подпрыгнуло в надежде до подбородка и ухнуло куда-то вниз. «Ну нет. Без вариантов…»

— Войдите.

Голос звенел.

Через мгновение в проёме показалась светлая макушка, а затем и весь Барти.

Я выдохнула. Сложно было понять, от облегчения или разочарования. Пальцы, судорожно вцепившиеся в ткань подола, разжались.

— Надо же, как официально, — протянул он и отвесил шутливый поклон.

— Подумала, что это может быть… кто-то…

Цепкий взгляд Барти пробежался по комнате, столу, помедлил на камине и в конце остановился на мне. Меня всегда удивляла его способность подмечать сущие мелочи.

— Кто например? — вскинул он светлые брови.

— Не знаю… Может, Снейп, — соврала я, небрежно пожав плечами, и отложила дневник на край стола, прикрыв им любопытную книжицу в алом сафьяновом переплете, которую я откопала на одной из дальних полок библиотеки. Это была искусно выполненная рукопись, и я с уверенностью могла бы сказать, что качеством слога и иллюстраций она могла бы достойно соперничать с коллекцией долоховской тётки.

— Снейп?

Барти облизнулся.

— Все шныряет и шныряет здесь. Кажется, должность директора освободила его от всех обязанностей, — задумчиво протянул он и нахмурился. — Привязался как пёс бродячий. Серьезно, что ему от тебя нужно?

— Кости. Точнее кровь. Исследует тот яд. А вообще, если бы у меня были такие заместители, я бы тоже сбежала…

— Ну да. Ну да. Он так быстро «нашел» противоядие от составного яда, что это наводит на некоторые мысли. Я, кстати, на твоем месте сказал бы об этом Темному Лорду.

При звуке Его имени внутри всё судорожно, до боли сжалось, а потом будто умерло. Так было каждый раз. Имя — как удар под дых. Теперь Он точно был для меня Тем-Кого-Нельзя-Называть. И я жалела, что не могу запретить упоминать о нем.

— …но ты все равно будь поосторожнее с ним. Снейп любит корчить из себя честнягу, но он притворщик и плут. Я не думаю, что он предатель или вроде того, но он хитрая лисица и своего не упустит…

— Откуда ты всегда все знаешь? — глухим голосом спросила я, но Барти не заметил, обрадованный комплиментом.

— О, людей всегда видно. Ты вот хорошая.

— А ты?

— Я тоже хороший, добрый и порядочный.

— И скромно не показываешь этого, — улыбнулась я. — А ты почему не в Гринготтсе?

Барти плюхнулся на кровать, потянулся, как сытый кот, и закинул руки за голову.

— Я говорил тебе, эти мелкие мерзавцы считают, что если у золота нет законного хозяина, значит, оно переходит к ним в вечное владение. Вот почему они больше всех рады войне… Моя главная задача — контролировать, чтобы средства из сейфов исчезнувших семей шли не в их грязные лапы, а на пользу дела. Я должен обеспечить все наши потребности. Руквуд, вон, уже посчитал убытки и хочет пятьдесят тысяч для восстановления каких-то мозгов. Ха! Сейчас и другие счетоводы прибегут. Но золота там на всех хватит, если хорошенько потрясти этих жадных гаденышей. Я уже провёл… Э-э-э… Беседы. Думаю, все должно наладиться.

Барти сел и улыбнулся. Он теперь постоянно был в приподнятом настроении и говорил, что его будущее видится ему ослепительным.

— Ну, а потом подумал: «не зайти ли мне узнать, чем занимается прекрасная мисс?»

— Мне скучно…

— Поэтому ты топишь камин бумагой? — усмехнулся он и, подойдя ко мне, оперся о край стола.

Помимо книг по колдомедицине, моих записей и нескольких конфет, на нем стояла большая ваза с пышным букетом из фиолетовых гортензий. Новые цветы уже месяц появлялись там каждое утро. При чем появлялись именно сами. Как сказали бы магглы — «по волшебству». Когда я обнаружила их в первый раз, то ужасно распереживалась, пока не поняла, что Барти просто заколдовал вазу.

— Поражения глаз… — выгнув шею, прочёл он на верхнем пергаменте. — Кстати, я так и не понял, почему ты не захотела отправиться в Хогвартс?

— Ну… — протянула я, порадовавшись, что уже обдумала эту скользкую тему и могла уверенно говорить полуправду. — Понимаешь, можно быть тысячу раз оправданным перед законом, но вот оправдаться перед людьми будет в тысячу раз сложнее. Не думаю, что меня ждёт тёплый приём на факультете, особенно после встречи в Министерстве. Да и из Кэрроу профессора, как из овечьего дерьма картечь… — Я поморщилась.

Барти хихикнул и кивнул, а потом заговорил как-то нерешительно, почти заискивающе обращаясь больше к своим рукам, чем ко мне:

— На самом деле я зашел, чтобы позвать тебя на игру. Сегодня мои любимые «Сенненские соколы» против еще более любимых «Сканторпских стрел»… Кстати, им снова разрешили выпускать стрелы, впервые с тысяча восемьсот девяносто четвёртого! За это еще Долохов хлопотал… А это значит… Что будет очень зрелищно и опасно. А у нас будут лучшие места, — выпалил он и, казалось, весь превратился в ожидание.

На стол передо мной легли два билета, на которых кружились на метлах две фигурки магов в серых и голубых униформах, и мяч постоянно залетал в одно из колец. Если бы не тот тон, которым он это сказал, я бы сразу же согласилась. Но вместо этого несколько мгновений просто пялилась на них, ощущая на себе внимательный взгляд Барти и мучаясь от предчувствия того, что это согласие будет значить вовсе не прогулку в приятной компании, а что-то намного большее. Что-то неминуемо случится. «Это будет значить…»

— Знаешь, я ничего не понимаю в квиддиче. Да что там в квиддиче! Я так ни разу и не залезла на метлу…

Мне было непросто говорить, глядя в его ясные глаза, полные надежды и заранее приготовленной радости. Слова так и вязли на зубах, а отговорки были прямо-таки смехотворны.

— … Да и вообще, собиралась сегодня добить эти поражения глаз… — я кивнула на пергамент, словно он должен был продолжить объяснение за меня.

Но тот предательски помалкивал.

Я набрала в грудь воздуху, чтобы сказать «Не могу? Не хочу сегодня идти? Как нибудь в другой раз?»

— Ладно. Я понял. Как-нибудь в другой раз, — опередил меня Барти. На краткий миг за напускной бодростью в его глазах мелькнули раздражение и досада, но очень быстро исчезли.

— Я тогда пойду. Удачи тебе… с поражениями глаз, — улыбнулся он и быстро вышел.

Только за ним закрылась дверь, как в вазе распустились пышные белые розы. Билеты остались лежать на столе.

«Да… Удача мне пригодится…» — тоскливо подумала я, и тут же меня осенило. «Удача! Удача во всех делах! Это же может сработать!»

— Accio Феликс Фелицис!

В руку мне прилетел крохотный флакончик с чудодейственным золотистым зельем. «Ну уж если оно помогает завести сердце, то может помочь и… Должно сработать» — мелькнула мысль. И, не долго думая, я опрокинула его целиком, ощутив знакомую сладость на языке. И возликовала от щекочущего подстрекающего чувства неминуемого успеха, почти всесилия, прокатившегося волной по телу и заполнившего меня от макушки до пяток. Словно сама королева-Фортуна похлопала меня по плечу и нарекла баловнем судьбы.

А потому я точно знала, что нужно делать, и, схватив со стола билеты, помчалась догонять Барти.

Гравий хрустел под ногами, мелькали шары хризантем. Меня подстегивало предвкушение.

— Подожди!

Барти обернулся. На лице — недоверчивая улыбка: мол, зачем позвала?

— Я тут подумала… Да ну их, эти поражения глаз!

— Кто ты и что сделала с одной вредной маленькой занудой?

— Не понимаю, о ком ты.

Он улыбнулся и галантно предложил мне локоть. А через несколько минут мы уже стояли где-то среди высокой влажной травы на бескрайнем поле и слушали возбуждённое гудение болельщиков на огромном стадионе, напоминающем гигантский улей. Стоило нам сделать шаг, как зелёные заросли легли плотным упругим ковром под ноги, выстилая путь ко входу, а по сторонам запылали в воздухе разноцветные огоньки.

Я испустила тихий вздох восхищения. Неприкрытая магия била повсюду ключом. То ли из-за волнения, то ли из-за осени, все больше вступавшей в свои права, у меня слегка мёрзли руки и ноги, но зрелище настолько захватывало, что было просто не до согревающих чар. Я крепче вцепилась в пиджак Барти. Он восторженно рассказывал мне историю команд, которым предстояло сойтись в поединке, про их лучшие победы и громкие поражения. Мне еще ни разу не доводилось бывать на матче, а после долгого затворничества это было особенно волнительным.

— А-а! Мистер Крауч, какая радость, а мы гадали: придете вы или нет! — подскочил к нам у входа какой-то толстый волшебник в полосатых брюках и с усами. — Ложа готова, я лично проследил. Для вас и… вашей очаровательной спутницы. Вид… Во! — он совсем по-маггловски показал большой палец и, кажется, Барти его не понял.

— Так ведите же, Людо, сколько можно болтать? Вы утомите мою даму, — протянул он каким-то незнакомым тоном.

Волшебник осекся и бодро засеменил по лестницам, украшенным серыми и голубыми флажками, постоянно оборачиваясь и говоря что-то о составе команд.

Я вертела головой, замечая, как некоторые бросают на нас с трибун косые взгляды, в них читалось любопытство и опасение, но они бегло отворачивались и опускались, а на лицах смотревших появлялись то напускное безразличие, то рассеянная улыбка, а некоторые вовсе спешно тянулись к уху соседа.

Но в большинстве своём волшебники были заняты разглядыванием цветных буклетов, прилаживанием колпаков с эмблемами команд и просто весёлыми разговорами, свистом, смехом. Словом, всем тем, что было так сложно представить спустя всего месяц после окончания войны.

Будто не было бесконечной череды убийств, травли, пустых обещаний. Некоторые семьи были истреблены под корень, кто-то сбежал, оставив все имущество, а кому-то повезло, и война прошла стороной. Разве не отличный повод для радости?

Но глядя на них, мне отчего-то хотелось какого-то внезапного удара, набатного звона, тревоги, которая испугала бы их, встряхнула, смела бы с лиц это настроение.

Ложа и впрямь оказалась роскошной, укрытая полосатым шёлком, она распахивалась широким полукругом, открывая прекрасный вид… В пропасть. Зеленый овальчик земли был очень далеко, от этого перехватывало дыхание. Я помнила, каково это — лететь над бездной, но сейчас меня не держали крепко жилистые руки, а потому пришлось отодвинуться от края.

Скоро прилетел поднос с шампанским и фруктами. И матч начался. Барти с озорством и азартом следил за снующими в воздухе игроками, свистел и выпускал стрелы из палочки. Трибуны ревели, превратившись в единый тысячерукий и тысячеглазый организм. Все затопило светом, шумом, яркими всполохами и головокружительными пузырьками шампанского, радостно лопавшихся в носу.

Я не могла бы сказать точно, почему после мы, хохоча и дурачась, решили отправиться в маггловский Лондон смотреть кино. Наверное, это была моя идея, показать взамен Барти то, чего не видел он.

Мне запомнился полупустой темный зал, синие волосатые уши контролёра и попкорн, залетающий в носы болтливым соседям. А спустя какое-то время мы уже брели в темноте по дорожке к мэнору и шумно обсуждали увиденное. К счастью, парк, кажется, был совершенно пуст, и некому было осудить нас за развязные темы и досуг.

— Это было похоже на какой-то обмен слюнями, — картинно поморщилась я, кутаясь в красный плащ, сотворенный Барти из воздушного шарика.

— Ну да, — весело заключил он и чуть наклонился, заглядывая мне в лицо.

Я видела, как забелела в лунном свете его улыбка.

— В таком случае я уже целовалась!

— Правда? Когда?

В голосе его прорезалось любопытство.

— Ну знаешь, меня однажды лошадь так лизнула…

Барти захохотал, но смех тотчас оборвался.

Я подняла взгляд и увидела, как из тьмы навстречу бесшумно и плавно выступает высокая фигура, укутанная в чёрный плащ. Тень, обретшая плоть. Сердце подпрыгнуло и застучало сразу в разных местах: в голове, в коленях, в запястьях.

Мне казалось, что в эту минуту творится что-то особенное, редкое, небывалое. Будто нечто мучительно и долго вызревавшее под этим холодным светом чужих звезд и Луны миллионы лет, наконец налилось совсем, так, что не могло более терпеть. Тончайшие струны лопнули, и всюду неслышно и быстро распускались цветы. Я не смотрела вокруг, но была уверена, что куда бы не упал теперь мой взгляд: бордюрные плиты, туфли, тёмные ветки деревьев, золотые часы и бляхи на поясах, ледяные острые глаза — все было в этом нежном и пьяном цвету.

Он что-то говорил очень тихо, а Барти сбивчиво отвечал, но я не слышала, только затаив дыхание смотрела на худое лицо, будто белее обычного, и хищно блестящие в сумраке глаза. «А, может, это только козни лунного света?»

Потом Барти как-то вдруг исчез, я это скорее почувствовала, чем заметила, а мы так и остались стоять на дорожке. Мне хотелось высказать ему… Обиду? Злость? Тоску? Но слова казались нелепыми, бессвязными, почти уродливыми. Какая-то склизкая холодная змея завелась у меня в груди и увязывалась в узлы вокруг сердца, желудка и лёгких. И я бы не смогла вымолвить ни слова, если бы не золотистые искры, плясавшие в моей крови.

— Что все это значит? — без предисловий выпалила я.

Тут Он в первый раз посмотрел на меня — долго, отрешенно и тоскливо.

— Смотря что ты имеешь в виду.

— Вы… Избегаете меня. Уже месяц избегаете!

Голос сорвался на крик.

— Я был занят. А, по-твоему, должен был тебя развлекать? — устало отозвался Лорд.

— Нет. Вы знаете, меня отравили.

— Северус говорил мне.

— Я ничего не помню о… Вы знаете, что со мной случилось?

— Не представляю.

Какое-то шестое, седьмое или еще не имеющее названия, несуществующее чувство подсказывало мне. Шептало на ухо ответ: «Он не расскажет, даже не проси…»

— Вы лжете.

В его лице ничего не изменилось, ничего не дрогнуло, ни единого колебания, но время будто застыло. Потом Он деланно усмехнулся и прошипел:

— Ты можешь это доказать?

И эта бравада вдруг ясно подтвердила мне, что я попала в цель. Он знал. Но не дал бы ответа. И я бы растерялась, но не тот золотистый мудрец, что правил мной. И только по его воле мне удалось отступить.

— Простите. Я погорячилась… Я лучше пойду…

Гравий хрустнул под каблуком.

— Разве я отпускал тебя?

В голосе Лорда наконец-то пропало равнодушие, уступив место раздражению.

Я закусила губу, чтобы не улыбнуться, и повернулась обратно, предвкушая продолжение. Но Он медлил, колебался, поглаживая белую как кость палочку, что было верным признаком его недовольства. Повинуясь мимолетному жесту, плащ на мне изменил цвет на чёрный.

— Ты правда считаешь, что Барти Крауч — достойная пара тебе?

— Что?

Такого вопроса я совсем не ожидала и сразу почувствовала, что ко мне возвращается мигрень.

— Ты таскаешься с ним всюду. Я понимаю, зачем ты ему, но не понимаю, зачем это тебе? Он тебе не нравится, — безапелляционно заявил Лорд.

— Ну… Он очень мил. Мы просто погуляли. — Я пожала плечами, разглядывая широкие манжеты.

— Мил? — выплюнул маг. — Ты уже не маленькая девочка и должна понимать такие вещи. Ты сама даешь ему поводы.

— Какие еще поводы?

— Считать, что он может претендовать на тебя.

— А он не может? — с упрямым вызовом вскинулась я, тут же ощутив, как кровь приливает к щекам. — Разве он не ваш любимчик и вообще «почти как сын»?

Тень набежала на белое лицо. Ответом мне стал тяжёлый, полный мрачной ярости взгляд, от которого у меня мороз пробежал по коже.

— Я просто тебя предупредил, — с шипением выдохнул он наконец и резко потерял интерес к теме. — Ты читала сказки Барда Бидля?

«Прямо день странных вопросов…»

— Да. Вы оставляли у меня как-то книжку, — растерянно ответила я.

Разговор выходил нескладным, но после долгого молчания казался чем-то удивительно прекрасным.

— И какое впечатление произвела на тебя сказка «О трёх братьях»?

Я нахмурилась, припоминая.

— Это та, где про смерть? Да, страшненькая, хотя, мне больше запомнилась про «Мохнатое сердце», — охотно отозвалась я.

Лорд заложил руки за спину и запрокинул голову в небо, очертив рассеянным взглядом кромку деревьев, звезды и яркую Луну, приобретя при этом мечтательный вид.

— Мифические Дары, созданные самой Смертью. Считается, что тот, кто соберёт их все, сможет подчинить ее, — задумчиво прошептал он.

— Разве может Смерть быть живой? Говорить, и все такое… Это просто выдумка. С каких пор вы верите в сказки? — невольно улыбнулась я. Он бросил на меня короткий взгляд, но сразу же его отвёл.

— Разве не ты вычитала в замшелой легенде рецепт избавления для оборотней? — Будто в подтверждение его слов издалека донесся протяжный вой. — Дары Смерти — не выдумка. По крайней мере, один из них — Старшая палочка — существует. Грегорович и Олливандер подтвердили это.

— Если вы считаете Смерть своим главным врагом, зачем тогда вам искать ее Дары?

— Ты действительно не понимаешь разницы между сказкой и реальностью? «Жезл Смерти», «Непобедимая палочка» — так ее еще называют. Ей ведомо самое могущественное колдовство. Вот что поможет мне победить Поттера и Дамблдора, сокрушить любые защиты! Она сделает меня неуязвимым. Тот, кто владеет ей, может применять магию более смертоносную, чем какая-либо другая, никто не выстоит против нее. Только я достоин владеть ею! — увлечённо-предвкушающе шипел Лорд. — Я повсюду искал ее следы, они и привели меня к ее последнему владельцу — Гриндевальду. Только он может знать, где она теперь. Но оказалось, что найти его последнее пристанище не так-то просто. Крепость Нумергард спрятана в горах под мощным заклятьем и почти ненаходима…

— Но вы нашли ее? — без тени сомнения спросила я.

Лукавая самодовольная полуулыбка скользнула по губам Лорда.

— Нашёл. А теперь пойдём, проведаем старика.

И, не дав мне ответить, он с властной решительностью взял меня за запястье и поволок за собой к воротам.

— Я смогу чем-то помочь? — не выдержала я, когда за нами с лязгом захлопнулась решётка.

Лорд резко остановился и снова как-то нервно покрутил палочку и коротко бросил:

— Ты приносишь удачу. Она мне пригодится.

Повод показался мне весьма надуманным, но некогда было думать об этом, земля подо мной испарилась и все вокруг — деревья, ворота, руки Лорда — превратилось в неясное кружение.

На какое-то время я совершенно потерялась в невесомом вихре перемещения, которое продолжалось дольше обычного.

В лицо ударил резкий порыв сырого холодного ветра. Я откинула за спину разбушевавшиеся волосы, поежилась и постаралась обозреть открывшийся с кручи головокружительный пейзаж. Мы стояли на узкой кромке у расщелины. На фоне чернильного неба белели высокие снежные шапки горной цепи. Сердце екнуло. Я так давно не видела гор.

«Совсем не такие, как были дома…»

Часть отвесной скалы впереди закрывала седловину. Далеко внизу в долине, в темноте лежал какой-то город, сверкая цепочками огоньков. Мы начали спускаться, я изо всех сил старалась не отставать от широко шагавшего Лорда. Он быстро и бесшумно шёл вниз по краю, а у меня из-под ног то и дело выскакивали камешки и с дробным стуком осыпались вниз по склону. «Принесу ли я удачу, если сверну здесь шею?»

— Ближе нельзя, — будто услышав, отозвался Лорд и указал бледным длинным пальцем куда-то во тьму.— Придется пройтись.

Я кивнула его спине, но тут же поскользнулась и тихонько ойкнула, едва успев схватиться за выступ скалы, вернувший мне равновесие. Он обернулся и, мгновение поколебавшись, подал руку. Я приняла ее, крепко сжав. И всю дорогу неотрывно смотрела со сложной смесью чувств на наши скрещенные слитые ладони. Было в этом простом жесте что-то очень древнее, забытое и могучее. В груди становилось все шире, все больше, все необъятней, больнее. Может цветам тоже больно, когда лопается бутон? «Это что? Неужели он думает, что я боюсь? Это совсем не так. »

Спуск закончился неожиданно быстро, и Лорд мгновенно выпустил мои пальцы, будто обжегшись, бросив через плечо:

— Жди здесь.

И Он растворился в темноте. Некоторое время было слышно только завывание ветра и хлопанье пол плаща. Потом я увидела какие-то вспышки впереди и выхватила палочку. Но нужды в ней не было, раздался звонкий хлопок и в теснине на фоне чернильного неба появился силуэт высокой башни. Свет озарил ее. И я увидела ровные стены из серого камня с редкими узкими замурованными бойницами вместо окон высоко над землёй. Здание чем-то напоминало морской форт. Оно угрюмо и неприступно возвышалось над нашими головами.

— Добро пожаловать в Нурменгард, — сказал Лорд, когда я подошла к нему.

— Почему его не охраняют дементоры?

— Не выносят хозяйского обаяния.

Пока Он распутывал клубок чар на высокой двери, я разглядывала высеченную в камне надпись «Ради общего блага» и странный, смутно знакомый символ, красовавшийся рядом.

Повинуясь пассам Лорда, дверь с резким скрежетом отъехала в сторону, открыв проход. Полыхнули зачарованные факелы, в их неверном свете перед нами предстал широкий вестибюль с колоннами из того же серого камня, лестницы и галереи с чёрными провалами коридоров, и призрачным блеском глухих стальных дверей. В нос ударил холодный сопрелый воздух.

— Так себе местечко для житья, верно? — протянула я, окинув взглядом все это «великолепие».

Мой голос разнесся эхом, отразившись от сводов.

— Его штаб-квартира наверху, а это задумывалось как тюрьма для врагов режима. И зачем держать столько своих врагов? Неудивительно, что он так глупо проиграл. Посмотрим, годится ли он еще хоть на что-то…

— Больше похоже на склеп, — буркнула я.

— Как скажешь, — мрачно усмехнулся Лорд и устремился наверх.

Коридоры петляли, заламываясь под странными острыми углами, но Он уверенно шёл, будто всю жизнь ходил по этим переходам, как кот, знающий свой чердак. Мы поднимались по широким ступеням вверх и вверх, и когда мне уже начинало казаться, что конца им не будет никогда, мы остановились у одной из дверей, замок которой тихо щелкнул.

— Дамы вперед.

Я шагнула внутрь, ощущая спиной его близкое присутствие.

Мои глазам предстала маленькая камера. Каменный мешок.

Четыре небольших закрытых решетками отверстия в потолке для света, раковина, дыра в полу да заржавевшие кандалы, висящие на стене.

В углу на соломе и тряпье сидел лысый сморщенный старик в посеревшей вытертой робе и подслеповато щурился от света на конце палочки, не выглядя при этом ни удивленным, ни взволнованным нашим визитом.

Зато я была взволнована не на шутку. Увиденное поразило меня. «Гриндевальд… Сильнейший темный маг до Лорда… Так писали в книжках. Друг и соперник Дамблдора. Какая страшная судьба…» Время так сильно изменило его черты, что я совсем не могла угадать в них ничегошеньки от того светловолосого юноши из старого сна.

Лорд выступил вперед, оглядывая убранство с брезгливостью и насмешкой. Но старик почти не обратил внимания на необычного гостя, разглядывая меня внимательно мутным, будто затянутым молочной плёнкой взглядом, в котором все явственнее проступало смятение. Синеватые губы его беззвучно шевельнулись. А потом он вдруг резко вскинул костлявую руку ко мне.

— Аделайда?

Я отшатнулась от неожиданности. «Это же было… Уже было. Когда?»

Лорд поднял палочку, губы его скривились в презрительной усмешке.

— Не трожь ее. Ты обознался. К тому же мы здесь не для объятий, старик. Знаешь ли ты, кто перед тобой?

Высокий ясный голос загулял эхом по бесчисленным переходам. Гриндевальд, будто очнувшись, смерил его оценивающим взглядом исподлобья, но ничего не сказал.

— Лорд Волдеморт нанес тебе визит.

— Полагаю, это не визит вежливости, — проскрежетал старик и кашлянул, прочистив горло.

— Рад, что ты еще способен на разговор. Сколько лет ты прозябаешь здесь? Тебе не приходило в голову попросить прощения у своего старого друга? Думаю, Дамблдор отпустил бы тебя во имя великой любви, — ехидно заметил Лорд.

Гриндевальд хохотнул.

— Уж если кому здесь и пришло в голову, так только тебе. Что? Великий Волдеморт пришёл просить совета? Хочешь знать, как лучше воевать против Дамблдора? Ты ведь за этим пришёл? Я слыхал про тебя и знал, что ты придёшь, — ответил издевкой на издевку старик.

Голос его окреп и зазвучал колюче. Он поджал под себя одну ногу, а на вторую, согнутую в колене, оперся предплечьем, и напоминал теперь не поверженного и пожизненно заключенного, а чудаковатого философа, добровольно избравшего изгнание.

Лорд смолчал, но я знала, что такой наглости Он не спустит никому. «Почти никому» — подсказал мне на ухо золотой мудрец. «Он все ещё очень опасен… Но может быть полезным». Я почувствовала, как напряглась вокруг магия, будто гигантский невидимый спрут наваливался брюхом, распускал липкие щупальца для смертельного объятья.

— Что? Тринадцать годков забвения не поубавили у тебя спеси? — продолжал Гриндевальд, будто нарочно дразня змею. — Да, я слышал про тебя. Эти стены не так глухи, как кажется, — усмехнулся он. — Я знал, что ты придёшь. Только вот едва ли ты найдёшь в моем лице советника.

Он снова взглянул на меня и громко прошептал:

— А ты была права…

— Скажи мне, где Старшая палочка? — оборвал Лорд. Голос его стал тише, но в нем сквозили повелительные нотки.

— У Дамблдора, а где же ещё? — легко ответил Гриндевальд. Его оживившийся взгляд был полон лукавства.

— Ты лжешь!

— Сложно лгать перед лицом смерти. Палочка после победы перешла к нему. Она служит только победителю.

— Я сражался с Дамблдором. Если бы Жезл Смерти был у него, он победил бы в бою, но, как видишь, я здесь, — возразил Лорд.

— Ну что ж, я тоже здесь. Но ведь он и не проиграл тебе, — резонно заметил Гриндевальд.

— Значит, по-твоему, он мог победить и не пожелал этого, — скептически усмехнулся Лорд.

— Значит, он понял то, что в свое время слишком поздно понял я.

— И что же? — недобро сощурился Лорд.

— Сказку, конечно.

Старик ощерил гнилые зубы, наслаждаясь непониманием собеседника.

— Старшей палочке под силу любое колдовство, но она не годна для убийства. Нет-нет, — поправился он, — убить можно. Даже очень соблазнительно. Только после смерть сама в скорости найдёт тебя. Что? Ловко я тебя огорчил?

У Лорда на виске вздулась венка, и я почувствовала, что он вне себя, но голос его оставался тих и спокоен:

— Что ж, твоя, наверное, тебя заждалась. Ты зажился милостями своего дружка, которому не хватило духа тебя прикончить. Он никак не может расстаться с белыми перчатками…

Я вдруг отчётливо поняла, что сейчас произойдёт, и в то же мгновение — что они оба знали об этом с самого начала — и спиной попятилась к распахнутой двери. Старик, кажется, хотел еще что-то мне сказать, но не стал останавливать. Я выскочила из камеры и побежала вниз, не разбирая дороги, сворачивая снова и снова.

Но зеленый свет все равно настиг меня и затопил все вокруг.

Примечания:

https://ibb.co/HGQ4N4c