Хроники Эверона. Песнь Феникса (гет)

«Люди либо любят друг друга, либо нет, и порой любовь возникает между теми, кому не надо бы любить друг друга».

© Рэй Брэдбери. Рассказ о любви

Драккары вождя Гутфрита приближались к берегам земель Виллема. Вождь, нахмурив брови и насупившись, задумчиво смотрел вперед. Ему не хотелось быть здесь. И все же он был. Вместе со веми своими родными и близкими. Сотня славных воинов, имена которых он отлично знал, сопровождала его и его семью. На этот праздник. Смех да и только называть прошлогоднее кровопролитие праздником.

Сигвальд был хорошим другом Гутфрита. Они вместе участвовали не в одном десятке военных походов. Они не раз сражались плечом к плечу. И не раз спасали жизни друг друга. Сигвальд и Гутфрит считали друг друга названными братьями.

И Гутфрит был ужасно шокирован год назад, когда узнал, что Сигвальд мертв. Ходили слухи, что это сделал Анейрин, а потом позорно сбежал, испугавшись гнева соплеменников. Но Гутфрит не верил слухам. Он знал Анейрина с рождения. Этот мальчишка, обожавший и восхищающийся отцом, просто не мог совершить столь ужасное злодеяние. А уж тем более убить свою мать. Анейрин боготворил Далию...

Его драккары причалили к берегу. Люди начали высаживаться на землю. Первым на пляж ступил Гутфрит. За ним последовала его жена. Они стояли и наблюдали за тем, как высаживались их люди, как они выгружали подарки, предназначенные молодому вождю.

— Столько драгоценностей и мехов, — фыркнула жена Гутфрита. — А он их не достоин.

— Замолчи, женщина, — прошипел вождь, схватив супругу за плечо. — Хочешь, чтобы и сегодняшний праздник обернулся смертью?

Он поднял голову вверх. Виллем стоял на холме и наблюдал за ними. Гутфрит встретив взгляд молодого вождя учтиво склонил голову в знак уважения. Жена тоже повернула голову.

— Что это? — спросила она, указав на черную точку над головой Виллема.

— Птица, — отмахнулся Гутфрит, продолжив наблюдать за разгрузкой драккаров.

— Кажется эта птица хочет напасть на Виллема, — сказала жена, продолжая смотреть вверх.

— Что за чушь? — поморщился Гутфрит, снова подняв голову.

И вправду. Черная точка, казавшаяся безобидной, вдруг обернулась огромный черным вороном, который уверенно приближался к Виллему. Подлетев ближе, разъяренная птица принялась клевать Виллема. Люди Гутфрита, как вкопанные, наблюдали за происходившим.

Виллем и два воина, сопровождавших его, пытались отогнать надоедливую птицу. Но все напрасно. Ворон был настроен решительно. Он продолжал клевать Виллема и каркать. Было нечто пугающее в его голосе. Словно говорила сама смерть.

Виллем кричал, пытаясь отогнать птицу. Как вдруг один неудачный шаг и вождь, оступившись, полетел вниз с холма. Жена Гутфрита взвизгнула от ужаса и прислонила ладони ко рту. А его люди во главе с самим вождем бросились туда, куда упал Виллем.

— Он мертв, — заключил один из них, положив ладонь на шею молодого вождя. — Никаких шансов. Моментальная смерть.

Гутфрит поджал губы. Какая нелепость. Умереть от случайного падения. Но старый вождь видел в этом кару Богов. За то злодеяние, которое совершил Виллем. Боги наказали его. Он поднял голову вверх. Черный ворон продолжал кружиться над ними, а потом исчез, словно его и не было.

* * *

Народ Эверона был ошеломлен известиями, о которых им возвестили королевские служащие наутро после возвращения Минервы во дворец на городской площади. Королевство вступало в войну. И не с каким-нибудь возгордившимся соседом, рискнувшим посягнуть на целостность Эверона, а с народом эльфов, с которым они прожили двадцать лет в мире и согласии.

Что произошло между великими правителями? Какая кошка пробежала между ними? Простым людям оставалось только гадать. Да и разве может понять обычный крестьянин самого короля? Отнюдь.

А тем временем в замке Тартесс каждое собрание Доминика и его советников превращалось в военный совет. На которых впервые было дозволено присутствовать и принцу Адмету. Наследник все время стоял в стороне вместе с братьями матери, только лишь слушая. «Больше слушай — меньше говори» — так сказал дядя Бренн прежде чем Адмет впервые пересек порог зала совещаний.

На длинном дубовом столе были разложены карты. Между лордами совета шли жаркие споры. Каждый предлагал свою тактику действий. Было уже давно за полночь. И Доминик устало потер переносицу.

— Давайте на сегодня закончим, — предложил он. — Вы все можете идти, — тут он посмотрел на сына. — Адмет, задержись, пожалуйста. Когда же дверь совещательного зала за лордами захлопнулась, он встал со своего кресла и, обведя рукой воздух над поверхностью стола, спросил. — А что ты думаешь об этом?

— Думаю, тебе стоит поговорить с мамой, — вдруг заявил Адмет. Доминик поднял на него удивленный взгляд. Он ожидал от сына предложений по военным действиям, но никак не советов о том, как следует вести себя с женой. — Вы думаете мы ничего не видим? — усмехнулся принц. — Вы не общаетесь. Даже не смотрите друг на друга.

— Это сложный вопрос, — попытался отмахнуться Доминик от сына.

— Ничуть, — продолжал настаивать на своем он. — Мама все рассказала нам с Торой. Ты думаешь ей легко? По одну сторону муж и дети, два младших брата, а по другую также не менее важный человек в ее жизни. И как бы ей не хотелось, но она уже выбрала ту сторону, которую поддержит. Но это не отменяет того факта, что ей больно.

Наверное, на Адмета очень сильно повлиял вид плачущей Минервы. Он редко видел слезы матери, но сегодня вечером до совета, когда они с Торой пришли к ней… Адмет не осуждал отца, но все же невольно принял ее сторону.

Доминик внимательно смотрел на сына и никак не мог взять в толк: когда он из глупого, моментами очень взбалмошного юнца превратился в мудро рассуждающего молодого человека? Неужели Минерва была права и брак действительно пошел ему на пользу?

Доминик слушал сына и понимал, что в глубине души он действительно не злился на Минерву. Адмет был прав. А как бы поступил он сам? Разве не сам Доминик всегда твердил своим детям, что семья это самое важное? И все-таки тень обиды, словно крыло птицы чуть заслонившее солнце, поселилась внутри него. Доминик был твердо убежден в том, что Минерва должна была ему сказать о произошедшем с Дорианом. Почему она не доверилась ему? Ведь именно это так сильно и оскорбило его.

— Иди к себе, — спустя минуты молчания сказал Доминик. — Отдыхай.

Адмет хотел было что-то сказать, но так и не решился. И поклонившись отцу, вышел из зала, закрыв за собой тихонько скрипнувшие двери.

Доминик какое-то время постоял над столом. Но он вовсе не разглядывал карты. Он думал о Минерве и ее лжи. Безусловно, это будет стоить жизни многих простых рыцарей и лордов, что облачатся в доспехи и отправятся но войну. Но разве был у нее выбор? Чертыхаясь про себя, Доминик вышел из зала и направился туда, куда ему следовало прийти еще несколько дней назад. В покои к Минерве.

Минерва как раз заканчивала расчесывать волосы, когда вдруг увидела в отражении зеркала короля. Она дернулась от неожиданности и повернулась к нему.

— Доминик? — удивилась она, повернувшись полукорпусом к нему.

— Я думал, что ты уже давно спишь, — начал объясняться он, проходя вглубь комнаты. — Но твои фрейлины сказали, что ты еще не ложилась.

— Я плохо сплю в последнее время, — хмыкнула она, повернувшись обратно к зеркалу и бросив настороженный взгляд на отражение Доминика в нем.

Она не соврала. С момента, как Минерва вернулась из земель эльфов, она действительно плохо спала. Каждую ночь она видела Дориана и всякий раз с криком подскакивала на кровати. То ей виделось, как брат хладнокровно отрубает голову Доминику или Адмету, то в ее кошмарах он подкрадывался к одному из младших братьев незаметно и вонзал нож в спину. Но сегодня Минерва не спала потому что думала над словами Дамии. Что если ей не показалось? Следовало бы остановить распутную девицу пока не стало слишком поздно.

— Мы готовы к выступлению, — сообщил Доминик, медленно опускаясь на край постели жены. — Наши люди хорошо подготовлены. Нас спас тот факт, что мы готовились отплыть на помощь Дриале.

— Когда ты намериваешься выдвигаться? — спросила Минерва, окончательно положив дорогой серебряный гребень, подаренный некогда Домиником, который уже и забыл об этом, на поверхность столика.

— Завтра, — сказал он.

Минерва опустила взгляд. Ну вот и все. Завтра начнется ее кошмар наяву. Минерва знала, что этот день вот-вот наступит. Однако, невозможно подготовиться к такому.

— Сегодня возможно последняя ночь, когда мы видимся, — вдруг произнес Доминик. Он не подумал и выпалил такое. Но увидев лицо Минервы, искаженное от злости и боли, тут же пожалел о сказанном. — Прости, — он, как бы сдаваясь, поднял руки вверх. — Просто все эти дни я был занят подготовкой войск, разработкой стратегий, а также своими обидами. Я не подумал спросить, каково тебе сейчас приходится.

— И кто же надоумил сделать это сейчас? — Минерва встала со своего пуфика и медленно двинулась в сторону Доминика. — Бренн?

— Нет, — усмехнулся Доминик. — Адмет. Он сказал мне честно, что где-то я был не прав.

— Мне он тоже сказал, что где-то и я была не права, — Минерва улыбнулась и опустилась на кровать рядом с Домиником.

— Так значит наш сын мудрее нас двоих, — рассмеялся Доминик.

Минерва улыбнулась. Они оба устремили свои взгляды на камин, где мирно потрескивали дрова. Сколько так сидели супруги? Они и сами потеряли счет времени. Каждый думал о своем, но вместе с тем мысли их шли рядом, рука об руку. В какой-то момент Минерва медленно опустила голову на плечо Доминика. Мужчина даже затаил дыхание. Он опустил щеку на ее макушку и тихо произнес:

— Ты не виновата. Виноват Амиларис, внушивший твоему брату все эти бредни.

— Хотелось бы мне все свалить на эльфов. Но здесь есть и моя вина, которая может стоить жизни тебе, нашему сыну, моим братьям и тысячи других ни в чем неповинных людей.

— Минерва, воины развязывались и по меньшим причинам. Мы все вернемся домой. Целыми и невредимыми. Я обещаю тебе.

И они снова замолчали, устремив свои взгляды на камин. За окном была глубокая ночь.

И именно этой ночью Фрея Маркелл осознала, что настал тот самый момент, когда она превзошла саму себя. На этот раз любовный отвар был идеален. Нет, совершенен. Но сколько из них она с остервенением вылила до этого? Пять? Семь? Это был старинный, но сложный рецепт. И сложность его заключалась в магии произнесенных слов, ведь в остальном отвар был выполнен строго по книге.

Фрея в глубине души боялась своей собственной затеи. От того то все ее изначальные попытки не увенчались успехом. Но когда же девушка уверила саму себя, что ей это необходимо, что она желает этого более всего на свете, вот тогда то Фрея и начала чувствовать, что все бессонные ночи не были напрасны.

Был же еще один ингридиент, который Фрея совсем не учла в своем рецепте.

— Этот напиток не подействует на Адмета, пока он этого не захочет сам, — уверила Дамию Сесилия Лигера. — А тем временем твоя тетя решит, что делать.

— То есть приворотное зелье не подействует, если тот, кто его выпьет и сам не хочет влюбиться? — удивилась Дамия. — Мне казалось, что он призван лишь слепо дурманить разум.

— Даже маги, Дамия, — не могут полностью подчинить себе разум человека. — Если же им это удается, это лишь говорит о том, как он слаб. Я не думаю, что твой кузен влюблен в эту девчонку. К тому же он женат на славной красавице. Зачем смотреть по сторонам?

Но если Фрее удалось сделать безупречное приворотное зелье, означало ли это, что внутри Адмета зарождались греховные чувства? Отчасти. А все потому, что Фрея умело играла своими женскими чарами, шармом и обаянием. Когда ему было плохо, она всегда была рядом, ее рука вдруг всегда оказывалась на его плече. Эвен же была другой, она была холодной, как однажды заметила сама Фрея.

А еще она не стремилась продемонстрировать свою красоту, а вот Фрея наоборот. Адмет не хотел признаваться, но иногда вид кузины его возбуждал. В такие позорные минуты он не видел в ней сестру, лишь женщину, что страстно желал. И что из этого были его истинные чувства, а что те, что вызывал любовный дурман Фреи? Кто разберет. Но если бы Адет действительно не засматривался на Фрею, ничего б из того, что произошло этой ночью не свершилось бы.

Принц как раз направлялся к себе в покои, как и велел то отец после военного совета, как вдруг внезапно встретил Фрею посреди мрачного, освещенного лишь тремя факелами, коридора.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, сложив руки перед собой. — Опасно бродить по замку одной, да еще и по темноте.

— Я ждала тебя, — хриплым голосом призналась Фрея. — Я принесла это тебе, — она протянула ему пузырек с какой-то жидкостью.

— И что это? — он скептически осмотрел его.

— Сила и удача, — улыбнулась Фрея. — Это то, что вернет тебя домой.

— Правда? — улыбка появилась на его лице. — Что же, тогда я выпью этот бокал за тебя, — объявил Адмет, подняв руку вверх.

А затем он поднес пузырек к губам. В нос сразу ударил сладкий запах вишни. Он ожидал, что это будет нечто неприятное, противное. Но как оказалось иначе. Неужели сила, смелость, удача это всего лишь запах ягод и каких-то полевых цветов?

В первую минуту он ничего не почувствовал. Но затем вдруг все начало кружиться перед глазами. Голова стала тяжелой. Последнее, что запомнил Адмет прежде чем забыться окончательно, была Фрея и ее нежный манящий шепот:

— Адмет.

Весь королевский двор собрался у подножия стен дворца неподалеку от ворот, за которыми всех этих рыцарей, верных солдат своего короля, ждала война.

Прошло десять с лишним лет после последней военной экспансии Эверона на Южных Островах. Они победили. Доминик силами своих людей вернул корону Рагнару. А вернувшись домой совершенно забыл о битвах и сражениях.

И вот, спустя столько лет, его люди снова выдвигаются на войну. И на этот раз они призваны защищать свое королевство, его целостность и жизнь его людей. Эльфы угрожали короне Эверона. Не оставалось ничего другого, как дать им серьезный отпор.

Все готовились проститься со своими родными и близкими. Всем хотелось надеяться, что они видят друг друга не последний раз.

Для сегодняшнего безутешного утра Минерва выбрала, внезапно даже для самой себя, платье из тонкого почти невесомого материала небесно голубого цвета. Она случайно наткнулась на него в своей огромной гардеробной комнате, когда зашла в нее сегодня утром. Голубой цвет — цвет мира, цвет жизни и спокойствия. Как бы Минерве сейчас хотелось мира: меж братьями, меж ее народом и народом эльфов. Она выбрала это платье. И даже холодный ветер, дувший сегодня со стороны моря, не остановил ее.

Минерва о чем-то негромко переговаривалась со своими братьями, пока Тора внимательно наблюдала за ней. Иногда она удивлялась, сколько же силы в хрупком теле ее матери. Какой невероятный дух живет внутри нее. Минерва была невозмутима. Она словно отпускала их всех на обычную охоту, а не войну.

— Будете скучать по мне, Ваше Высочество? — услышала принцесса знакомый голос над своей головой.

— Это не просто прогулка, это война, лорд Гимилкар, — заметила Тора. — Там погибают люди.

— Я уверен, что не погибну, — горделиво заявил Гейбриел. — Ведь я быстр, смел и удачлив.

Тора улыбнулась. Его излишняя самоуверенность позабавила принцессу. На это он и рассчитывал.

— Нам не удалось поговорить после того случая на озере, — начала Тора, сделав несколько шагов вперед. Ближе к Гейбриелу. — Я не знаю, должна ли винить тебя или благодарить. Но так или иначе нам суждено вступить в брак.

— Так значит наши родители обо всем договорились? — поинтересовался Гейбриел, хотя уже итак знал ответ на свой вопрос.

— Отец сказал, что свадьбу сыграют сразу после вашего возвращения.

— Ну что же, — кивнул Гейбриел. — Если я не погибну, то стану самым счастливейшим из всех мужчин на свете, а если же нет, то я покину этот мир, зная, что смог помочь такой девушке, как вы, Ваше Величество.

Он взял ее руку и нежно коснулся губами ее мягкой, пахнущей цветами, кожи. Тора смутилась. И тотчас ее щеки вспыхнули стыдливым румянцем.

Эвен, стоявшая в стороне, не без зависти в глазах смотрела на сестру своего мужа. Кажется, она была влюблена. А уж Гейбриел и подавно. Его глаза буквально горели всякий раз, когда Тора попадала в поле его видимости. Хотелось бы Эвен испытывать нечто подобное.

— Давай же прощаться, дорогая жена, — заявил Адмет, подходя ближе.

— Береги себя, мой муж, — ровным тоном, практически безэмоционально, произнесла Эвен. — Во имя будущего Эверона.

— И это все? — усмехнулся Адмет. — А как же пылкие чувства, слезы и страстные поцелуи?

— Для людей нашего положения это неприемлемо, — ответила Эвен, холодно посмотрев на супруга.

Адмет мысленно выругался. Ну как эта девица может быть такой неприступной? А ведь они уже женаты. Теперь он понимал, почему добрая часть его женатых друзей проводила ночи в объятиях потаскух или же других доступных девиц. Потому что дома их ждали вот такие холодные отталкивающие льдышки.

Адмет ничего не ответил. Он лишь молча направился к матери и сестре. Эвен проследила за ним взглядом. Она была зла. Она буквально презирала его за то, что увидела вчера ночью посреди коридора. Адмет целовался. И не абы с какой служанкой, а с его кузиной.

Этой ночью Эвен шла в покои супруга, чтобы провести последнюю перед его отъездом ночь в объятиях друг друга. А еще она хотела рассказать секрет. То, что еще не сказала никому. Эвен подозревала беременность. Очевидно, она понесла практически сразу после свадьбы. Она думала, что это известие вдохновит Адмета, что он вернется домой целым и невредимым…

И тут он вместе с ней. Просто невероятно! Адмет целовался с этой нахалкой. Эта картина до сих пор стояла перед ее глазами. Он изменял ей с собственной кузиной. Эвен ненавидела Фрею и презирала Адмета.

Минерва стояла впереди. По левую руку стояла Тора, по правую Эвен. Позади же стояли все остальные женщины двора и те мужчины, что остались во дворце. Которым, как например, лорду Глэвуму, не было дозволено сражаться из-за травм, полученных в былых битвах. Которым Доминик вверял свою семью.

Мужчины, во главе с королем, медленно двинулись к воротам. Никто из них не оборачивался. Нельзя. Это было дурной приметой.

Вдруг одна из служанок тихо запела:

«Ночь придет

И Луна взойдет...»*

Ее поддержала еще одна девушка:

«Смерть, тебя целуя

На поле брани ждет...»*

Голоса служанок стали громче:

«С неба обрушены

Отрезанным ломтем

Мы посадим дерево

И вместе заживем...»*

Следом их пение подхватили и благородные дамы:

«Ночь придет

И Луна взойдет

Отгремят все битвы

И закончится поход

С неба обрушены

Отрезанным ломтем

Нашим детям песню

В назидание споем...»*

Последний куплет этой старинной песни все женщины, оставшиеся во дворце, в том числе и сама королева, пели настолько громко, что их пение донеслось и до ушей удаляющихся мужчин:

«Ночь придет

И Луна взойдет

Коли не дожить мне

То в пучину темных вод

В путь отправь последний

Не испытывай вины

Погибаю, чтобы

Больше не было войны»*

Минерва тяжело вздохнула. Ну вот и все. Королева обернулась и вдруг заметила позади себя Фрею. Она не смотрела на нее, племянница, как и все, следила взглядом за мужчинами, которые покидали Тартесс. Минерва поджала губы. Что же, настало время наводить порядок у себя дома.

* * *

* — текст песни Green Apelsin — Ангелы И Демоны