Надежда Пигмалиона (гет)

Суровый призрак, демон, дух всесильный,

Владыка всех пространств и всех времен,

Нет дня, чтоб жатвы ты не снял обильной,

Нет битвы, где бы ты не брал знамен.

* * *

Через зеленую листву, опыленную серебристым лунным светом, глядит вниз бездонная синева ночного неба. На озере, в траве и в кустах, точно силясь перегнать и заглушить друг друга, неумолчно кричат лягушки. Полукруглый месяц стоит среди неба — ясный, одинокий и печальный. Старые ветлы, зловеще темневшие на берегу, с молчаливой скорбью подымают вверх свои узловатые, иссохшие руки. Слышится плеск, будто ветер в тихий час наигрывает, кружась по водному зеркалу.

Но дальше от берега на поляне горят костры, и с тихим звоном разливается чудный свет по всем углам, там пропадает мрак, и отступает тьма и встревоженная окрестность полна гула и хаоса чудных неясных звуков.

Но вот вниз по склону к озеру крадется тень. Она прячется среди пятен мрака и тёмных кустов под покровом ночи, бормочет что-то и подымается на цыпочки, глядя в ночное небо…

Но не видит, не ведает, что за ней давно наблюдают, что тьма даёт приют не только ей. Не знает, как осторожно и внимательно идут по ее следу. Так охотник выслеживает взбесившегося зверя и не показывается на глаза.

На берегу в тусклом сиянии месяца стоит шалаш, разливая вокруг мерцающий и таинственный теплый свет. Он мягко колеблется, как будто кто-то тихо взмахивает лёгким прозрачным шарфом, бросая на стены то синие, то красные тени.

Вот без единого звука ночную тьму на миг разрезала алая вспышка обезоруживающего проклятья. И снова стало темно.

Оказавшись без палочки, проворная тень решила дать деру. Но позади неё выскочил второй — тот самый, кто преследовал; преградив ей дорогу и начисто отрезав путь к отступлению.

— Стоять! Не то схлопочешь чего похуже…

На кончике палочки вспыхивает тусклый голубоватый огонёк, освещает лица. Один — с широко раскрытыми темными глазами, с горбатым носом и с оскаленными зубами — похож на какую-то хищную птицу, поймавшую ужин. Второй — щурится, смущенно поднимает руки.

— Бросьте, я ничего не сделал, к чему это?

Свет неровно попадает на него, можно заметить лишь блестящие глаза, не уловив, однако, их цвета, довольно тонкие черты загорелого лица, да яркий зелёный камзол, блестящее золото пуговиц.

— А, это вы… Мистер Снейп, — продолжая щуриться, говорит он. — Я должен был предполагать, что вы меня запомните.

— Вот именно. Я заметил вас ещё вечером. А теперь ответьте, что вы здесь делаете, и лучше говорите правду, ибо я все равно ее узнаю, — его голос медленный и мягкий таит в себе угрозу.

— Ничего. Совсем ничего. Я просто отошёл по нужде. Нельзя погодить, знаете ли…

— Я же сказал — не лгать.

Палочка упирается в горло.

— Зачем вы следите за ней?

— За кем? Э-э… То есть, за вашей спутницей? Ах это, право просто научный интерес. Ничего более. Я лишь хотел взглянуть.

— Интерес к супруге Темного Лорда? Допустим… — так же медленно и холодно продолжает мужчина, пронизывая чужака острым взглядом. — Если вы задумали причинить ей вред…

— Убийство? О, что за вздор! Взгляните!

Вот он торопливо роется в карманах своего странного камзола, наполненных тем мусором, которым всегда полны карманы рассеянных мужчин, и достает оттуда пожелтевшие прямоугольнички колдографий. Протягивает.

Мелькают в длинных пальцах карточки, кусочки старых газетных вырезок, гравюр — сначала быстро, потом все медленнее. Пока не останавливаются вовсе на старой маггловской фотографии, там совсем ещё мальчишка верхом, ноги едва достают до укорочённых стремян. Его светлые​ волосы, разлет бровей, задумчивые не по возрасту глаза смотрят прямо на фотографа.

Эти черты Северус узнал​ бы всюду и помнил в них давно каждую деталь, но​ всегда продолжал​ с упоением разглядывать, словно​ ​в них была разгадка​ ​судьбоносной тайны. Это были почти ее глаза, почти ее чуть припухлая нижняя губа, почти ее ресницы. С одним​ лишь​ существенным​ отличием — это был чужак.

— Вот, — возбужденно говорит тем временем непрошенный гость. — Прочтите это, и у вас отпадут всякие сомнения.

Он достает мятый кусочек бумаги — отрывок письма — потом разглаживает у себя на коленке, придавив рукой, и отдаёт Снейпу.

— Ну? Теперь видите? — победно вопрошает он. — Дух этот гибели не знает. Напротив, это мы для него мертвецы. Он здесь с начала мира и исчезнет​, лишь когда тот отцветет. Мы с вами можем только наблюдать. Наблюдать, как истончаются до неразличимости границы мифа​ и реальности.

— Что вы знаете об этом? О ней?

— Мало. Но больше, чем кто-либо. И, видимо, больше, чем даже она сама, — важно отвечает человек в камзоле, возвращая свое добро по карманам. — А вы?

Северус медлит.

— Дамблдор считал, что она может быть представителем некоей новой расы Странников.

— Какое невежество! — фыркает незнакомец. — Ладно вы. Но Дамблдор! Впрочем, может, он и не хотел, чтобы вы знали…

— Что знал?

— Мерлин, вы так долго знали её и так ничего и не поняли? Неужели ничего не поразило вас в ней?! — снова изумляется он.

— Она делала много странных вещей, — осторожно замечает профессор. — И много знает, потому что видит вещие сны…

— Да-да, — горячо кивает зелёный. — Знает прошлое, настоящее и будущее. Будто бывает везде, удивительно, правда?

Он вдруг наклоняется ближе и, вылупив страшно глаза, говорит быстрым прерывающимся шепотом:

— То, что вы видите — это лишь часть большого, бесконечного Вопроса. Так сказать, Его Величество Вопрос… Даже самые светлые в мире умы не смогли разогнать окружающей тьмы; рассказали нам несколько сказочек на ночь и отправились, мудрые, спать…

— Что же это по-вашему? — иронически спрашивает Северус.

Странный гость выпрямляется и говорит веско и раздельно:

— Смерть гуляет по земле в человеческой​ личине, облеченная в плоть. Играет с людьми по их правилам. И всегда выигрывает. Разве вы не читали сказки?

В лице Снейпа на миг появляется и тут же гаснет интерес, сменяясь глухим раздражением:

— Что за чушь вы мелете?

— О, нет, поверьте​ мне, и не такое бывает! Видите ли, в отличие от магглов, мы — волшебники​ — сумели найти​ способы избегать Смерти. Мы прямо посягнули на ее право, ​ дерзнули​ сказать ей «нет». Вот за такими​ она и приходит, что называется, лично. Но, знаете, на самом​ деле, нам только кажется, что мы далеко ушли от магглов, это лишь самообман. Смерть может​ подождать, пройти мимо, у нее, знаете ли, всегда много работы. Но, чтобы забыть про кого-то совсем — такого с ней не случалось. Понимаете?

— Понимаю, — мягко кивает Снейп.

В его голос входит именно та, чуть разочарованная и сочувствующая нотка, которая появляется всякий раз, когда человек вдруг понимает, что перед ним сумасшедший.

— Но позвольте вас спросить, как по-вашему Смерть может быть живой? Ведь она человек, я это точно​ знаю, потому как не раз лечил ее. На что ей это?

Чудак оглядывается опасливо по сторонам, словно боится быть вдруг подслушанным, и отвечает с еще большей горячностью:

— В этом-то как раз ничего удивительного. Смерть​ все раздала, даже свою мантию-невидимку. И что же ей осталось? Череп? Змея? Скелет с косой? — Увольте! Смерть хитра — Она стала живой. Ведь Смерть​ — это явление, свойственное только живым, стало быть, только на земле ей и место. Хоть она чужда и земле, и небу. Ни то, ни се! Кто ж захочет водиться с нею? Не бродить​ же вечной изгнанницей! А, может, ​ей любопытно? Или скучно? Представьте, что вы, к примеру, ​ знаете все ответы в игре «Угадайка» или что играете в карты​ и у вас на руках​ шесть козырных​ тузов. Вы скажете, конечно, что так не может быть, но допустите лишь на мгновение, что именно так и случилось. И вот игра уже не кажется вам интересной. Соперники скучны и наивны, повторяют одни и те же ошибки, рассказывают анекдот в сотый раз, меняют друг друга​ за столом так быстро, что вы не успеваете запоминать их лиц. Да вам и не нужно! Ваше дело лишь побеждать. А впереди ещё долгая-долгая игра. Но вот — идея: вы взяли и раздали​ троечку тузов своим соседям, а сами вместо них взяли из колоды что-то обычное… Ну там… Бубновую​ семёрку, червоного​ валета, ​ и…

— Дальше!

— А дальше игра для вас приобретает​ новые краски. Вы все еще​ сильнейший игрок, и сразиться с вами сможет лишь​ тот, кто добудет​ себе​ все отданные​ вами тузы. Ваши соседи хмурятся, прилагают усилия, бьются друг с другом, а вы тем временем вкушаете неведомые прежде чувства, открываете мир заново, ​удивляетесь, мечтаете. Вы больше не всесильны и вас переполняет азарт, пьянит живая теплая кровь, вы предвкушаете равную битву! Или расходитесь не на шутку и​ рискуете — отдаёте​ еще одного туза… Смерть щедра. Ее даров… — он с досадой покачал головой, — хватит на всех. А бедняги за столом все равно не знают, что вся колода — ваша и что карты в ней — крапленые. Вот и Смерть отдала свою мантию-невидимку, спрятала свой разум и теперь​ ходит​ развеселая.

Он снова улыбается как-то нездорово. Глаза блестят в лунном свете одержимым блеском.

— Но насколько я успел ее изучить в таком виде​ как к вам она приходит​ не так уж часто и лишь к тем, кто желал​ ее перехитрить. Вы же знаете легенду о Трех Дарах?

Северус кивнул.

— Их ищут​ и мечтают собрать многие волшебники​ уже сотни лет, чтобы бросить вызов самой Смерти. Но, думается мне, что их было больше. Гриневальд и Дамблдор ​интересовались дарами… Фламель, вообразите себе, жил так долго, что​ ей пришлось приходить к нему​ пять раз! Прежде чем он все-таки отказался от камня, но так и не понял, кто эти люди, мужчины и женщины, похожие друг​ на друга​ будто близнецы; Назвал​ их Странниками, из-за их способности видеть во сне сквозь время и расстояния, думал, что на пороге открытия. Он ошибался, конечно. Но в одном оказался прав — она действительно Странница. Нет такого угла в целом мире, ​где бы она не побывала.

— Но эти люди… Девочка…

— Ее тела, да, — отвечает чудак и все беспокойно оправляет этот свой камзол. — Должно быть, ​она выдумала их, чтобы было сподручнее. Сами посудите, без тела-то неловко. А кто ж ее знает, какая она​ без тела-то? И мантии-невидимки​ у ней больше нет. Она у того мальчика, которого​, я видел, вы​ ​прятали. Но вы напрасно беспокоились, — он вдруг утешающе пожимает напряженное плечо Снейпа и заговорщически сообщает:

— Пока мантия​ у него, Она его не найдёт. Такой у них​ уговор.​ Такие правила в игре. А сильнейшая палочка? Камень, воскрешающий мёртвых? Всезнание? Вздор! Они уже все мертвы! — он неопределённо​ махнул рукой. — Я. Я ушел. Но разве могли они поделить даже​ три дара на троих?

Горькая складка появилась на губах странного гостя. Он вдруг хохочет и также — замолкает.

К тому времени вокруг воцарилась настоящая мгла, на небо надвинулась туча, накрыла бор и дунул ветер. Месяц скрылся.

— Когда к нам явился Дамблдор, он показал фотографию девочки, а потом неожиданно поведал, будто​ бы она обладает даром, похожим на тот, которым была наделена мать Кандиды​ Когтевран — умнейшей из известных волшебниц. Она же стала владелицей некоторого артефакта, будто бы дарующего всезнание, которым обладала ее мать. Он говорил вам?

Северус снова коротко кивнул.

— Тогда-то я и понял! Вообразите себе Смерть, отдающую свое всеведение дочери, чтобы защитить её от ошибок? Чего не сделаешь ради любимого дитя? Но дочь умирает от горя в одиночестве, а внучка, жаждущая захватить чудесный дар, оказывается убита. Как вам ирония? Мы все так часто делали из живого мертвое, что мертвое наконец решило стать живым.

— Но отчего же вы не сказали обо всем этом своим друзьям?

— О, они знали! Но кого это останавливало? Им понадобилось очень немного времени, чтобы научиться получать удовольствие от чужого позора и слабости. Всего два дня. Ну, а вы теперь боитесь?

— Нисколько.

— Это хорошо. Хорошо, — повторяет гость. — Но знаете, поговорив с вами теперь, я вижу, что зря затеял это. Вы не бойтесь, я теперь не пойду туда. Я вообще больше сюда не приду, чтоб не беспокоить вас. Свежеет. Чувствуете? Будет дождь. Ну, прощайте!

Он жестом приманил из травы палочку и, спотыкаясь, побрел куда-то на запад и скоро скрылся во мраке.

Начался дождь.