Гибриды (джен)

Янтарного цвета мочалка скользила по мокрому мужскому телу, оставляя после себя разводы от пены. Теплые струйки приятно барабанили по шее Мейсона, стекая вниз и смывая с него все частички грязи. Давненько он не давал себе расслабиться, происходящее выжимало все соки, поэтому утренний душ — то, что доктор прописал. Убрав волосы, Вэл подставил лицо под поток воды. Он остановился в этом положении, отправив свой разум в полет.

Вдруг его спина ощутила холодные прикосновения. Чьи-то тоненькие пальчики пробежали от лопатки к груди. Мейсон слегка повернул голову и открыл глаза. Лица своего гостя он не увидел, но периферийным зрением уловил четкий красновато-рыжий оттенок волос.

— Как ты сюда пробралась? — улыбнулся он, все стоя к ней спиной.

— Так ли это важно? — томно прошептала она, нежно куснув его в плечо и продолжая поглаживать живот, опускаясь все ниже и ниже.

Мейсон блаженно закрыл глаза, с нетерпением ожидая, когда женские ручки дойдут до главного места, однако она умела держать в напряжении и заставлять кусать локти.

— Ты меня знаешь, я долго не выдержу… — произнес он, запрокинув голову.

— Но ведь это самое главное — растянуть удовольствие…

Мейсон резко развернулся, схватил ее за тоненькую талию и прижал к кафельной стене. Она застыла на месте, сверлила его своими выразительными фиолетовыми глазками. Мейсон пожирал ее возбужденным взглядом в ответ. Он поднял ее руки над головой и сцепил их своей могучей ладонью. Второй Вэл очень медленно водил по ее голому телу: сначала по упругой груди, легонько надавливая на нее, затем перешел ниже, доходя уже до ее главного места.

— Вот так? — не сводя с нее глаз, произнес он.

Она едва заметно улыбнулась, приоткрыв ротик. Спустя всего мгновенье она вытянулась словно кошечка и сладко простонала. Все из-за того, что Мейсон не мог долго выдержать.

— Да-а… — в экстазе шепнула она.

— Вэл?

Услышав свое имя, Мейсон открыл глаза. Он выключил воду, открыл шторку и прислушался.

— Твой телефон звонит! Это Джоффри! — кричала ему с первого этажа мать.

— Хорошо! — громко сказал он в ответ и продолжил домываться в гордом одиночестве, отбросив все приятные и в то же время дурные воспоминания подальше.

* * *

Мейсон еще за пару сотен ярдов до дома Джокера начал улавливать своим невероятным слухом злобные и нецензурные высказывания. Насторожившись, он прибавил шаг и вскоре достиг входа в погреб, откуда показалась кудрявая головка Джокера.

— Как он меня задрал, — тяжко вздохнул тот, уперев руки в бока.

— Что за срочность? — поинтересовался Вэл. — И чего он там вопит?

— ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ! — донесся снизу почти что девчачий визг.

Джокер раздраженно захлопнул дверь, дабы как-то уменьшить громкость выкриков разбушевавшегося Рика.

— Странно, — подметил Мейсон. — Он обычно себя более сдержанно ведет.

— Всю ночь спать не давал, мудло психованное, — устало потер Джокер лоб. — Выяснить ничего конструктивного мне не удалось, так что любезно уступаю бразды вам, — галантно кивнул тот.

— Ладно, потрещу с ним, попробую разобраться, что могло его так раздраконить, — хлопнул он друга по плечу.

— Когда будешь уходить, вырубишь, — сказал Джокер и двинулся прочь.

— Свет или его? — уточнил Вэл, обернувшись на первой ступеньке.

— Свет мне в уши не херачит, — пожал тот плечами.

— Вас понял… А, еще кое-что…

Джокер оглянулся.

— Не кажется ли вам, милорд, что в доме через улицу шум не будет слышен? — с чуть видной ухмылкой промолвил Мейсон.

— Хм… — задумался тот. — И впрямь, сир, вы отнюдь не ошибаетесь, — согласился Джокер.

— Негоже на аудиенции с королевой появляться без кольчуги. Могу одолжить одну из своих, — уже полез он в задний карман джинсов.

— Не стоит, ваше сиятельство, — покачал Джокер головой. — Рыцарь всегда носит кольчугу с собой, — улыбнулся, а затем воодушевленно, чуть ли не вприпрыжку, поскакал дальше.

Мейсон же продолжил спуск и вскоре оказался один на один с так называемым «мужиком в черном халате», чья личность и мотивы до сих пор оставались неизвестными. Пленник пытался вырваться из цепей, приковавших его к столу, прилагая настолько большие усилия, что аж весь лоб покраснел, и на нем разбухли вены.

— Даже я, когда был грифоном, не мог разорвать такие, куда уж тебе, дрищавому мужичку за пятьдесят, — прокомментировал Мейсон.

— Мне… — стиснув зубы, тянул тот, — сорок… — руки стали судорожно дрожать, — пять… — резко сдался Рик и тяжело задышал. Стол не сдвинулся ни на дюйм.

— Слышал, ты тут людям спать не даешь, орешь без умолку, буянишь. Клаустрофобия развилась или крысы за жопу кусают? — скрестил Вэл руки на груди.

— Мне нужно выбраться отсюда. Срочно, — выражение лица выдавало некую обремененность и волнение.

— Нет проблем. Маунт-Плезант или Коралвилл?

— Что?

— Обычная тюрьма или психушка? — разъяснил Мейсон с издевательской ухмылкой.

— Нет, нет. Ты… ты не понимаешь, — нервно расхаживал тот из стороны в сторону. В пределах длины цепи, разумеется.

— Ты уже второй двинутый наголову, который говорит мне, что я чего-то не понимаю. Помоги мне понять тогда.

Рик замер, неуверенно уставился на него исподлобья, но в итоге не проронил ни слова. Лишь поправил очки и досадно сел на стол.

— Есть кто живой и неживой? — вдруг раздался знакомый, вечно язвительный бас со стороны входа. — Ай, сука! — Рокуэлл не рассчитал высоты и задел лысой макушкой потолок в узком проеме. — Ух-ху-ху, — еще сильнее пригнувшись и схватившись за голову, тот спустился до конца. — Руки бы поотрывать строителям этой залу… — в поле зрения попал Рик, который заставил прикусить язык на пару секунд.

— Ч-черт… — раздраженно закатил пленник глаза.

— Дарвелл? — изумлению гостя не было предела. — Какого хера?

— Ты его знаешь? — Мейсон тоже весьма удивился.

— Помнишь, я рассказывал о зануде с девчачьим голосом, над которым частенько угорали в «Брайтлайте»?

— Ой, отправляйся в глубины своего ануса, Генри, — интеллигентно парировал тот.

— Он еще потом мне инфу сливал об экспериментах над Малым, — добавил затем. — Слышал, ты где-то обосновался, но даже подумать не мог, что именно в этом гребаном городишке. С каких пор ты валишь гибридов пачками? — недоумевал Рокуэлл.

— Не твоего ума дело.

— Все тот же заносчивый сноб?

— Все тот же несмешной тугодум?

— Яйчата пересадил, что ли?

— Раунд, старперы! — повысил Мейсон голос. — Хорош тут петушиться. Позже вспомните былые деньки и разомнете косточки.

— Эй, за языком следи, щенок, — переключился Рокуэлл на него. — Эти не такие уже старые, между прочим, косточки могут выдать тебе вполне знатных люлей.

Мейсон приподнял брови с явной насмешкой на лице.

— Ну, могут начать выдавать, по крайней мере, — тот все же понимал, что с обученным им же самим архигрифоном совладать слегка проблематично.

— Слушай, Дарвелл, мы теперь знаем твое настоящее имя, — Мейсон пропустил это мимо ушей и обратился к пленнику. — Один звонок миссис Джефферсон и все твои скелеты вылезут из шкафа. Может, перестанешь скулить как сучка и сэкономишь всем время? К тому же, ты, очевидно, куда-то торопишься.

— Да, рассказывай уже свою трагическую историю становления злодеем, — согласился Рокуэлл.

Тот все сидел, опустив голову, погрузившись в размышления. Стоял перед дилеммой. Естественно не хотелось выливать им душу, но разве был выбор? Впрочем, история могла заставить их сменить гнев на милость. Как бы то ни было, изложение ее уже становилось необходимостью. Молчание до добра не довело бы. Итак, определившись, пленник начал с неожиданных слов:

— Мне нужно выбраться отсюда, чтобы спасти своего сына.

Мейсон и Рокуэлл непонятливо переглянулись меж собой.

— Ладно, наверное, стоит объясниться по-другому. Гм… — прочистил он горло и поднял глаза. — Я варг с рождения и у меня болезнь Ловенталя. Через нее прошел твой приятель Джокер. Мне повезло меньше. Мой ментор обнаружил первые признаки незадолго до завершения обучения. Он давал мне лекарства, но они лишь снимали симптомы, да и организм мой выработал бы невосприимчивость рано или поздно. Во многом из-за этого я согласился принимать участие в создании последнего Стоуна, — он поправил рукава своего черного халата, прикрыв наручники. — Одновременно я искал перманентное лечение. Способ «путеводной звезды» был мне известен практически с самого начала, но так уж сложилось, что я — волк-одиночка, — натянуто улыбнулся Дарвелл. — Никто не смог бы безопасно совершить путешествие в мое подсознание. После завершения экспериментов я, вооруженный кучей бесполезных знаний, переехал сюда. Нашел нормальную работу, любимого человека, как ни странно. Он был… великолепным. Уже через год мы поженились, еще через восемь месяцев усыновили младенца, дали ему имя Мэтт. Идиллия, — перед его глазами мелькали приятные воспоминания о своей семье. — Когда Мэтту исполнилось два года, мое состояние ухудшилось. Временное лекарство изжило свое. Но благодаря ему болезнь стала развиваться медленнее. Приступы были, но редко. И тогда я решился на рискованный шаг. Рассказал все как есть мужу и попросил стать «путеводной звездой»… — его взгляд в эту секунду помрачнел. — Худшее решение в моей жизни, — добавил затем печальным голосом и взял паузу.

— Он не выдержал ритуал? — полюбопытствовал Мейсон.

— Все куда банальнее. Несчастный случай. Влетел под грузовик, пока второпях возвращался из магазина, куда я его послал за свечками. Не помню, что со мной происходило на протяжении целой недели после его гибели. То ли из-за болезни, то ли из-за горя… — устало провел он ладонью по небрежной щетине. — Одновременно лишился и близкого человека, и шанса на спасение. Ну… а годы шли. Мэтт рос. Болезнь прогрессировала. Знаете, как я понял, что нужно вновь начать борьбу? — посмотрел он на своих заинтересованных слушателей. — Когда чуть не засунул спящего четырехлетнего сына в стиральную машину. Думал, что на кровати лежит грязное постельное белье. Убежденный атеист, я был благодарен Господу за то, что малыш проснулся и начал плакать, — шумно выдохнул он. — Я начал поиски. Искал что-то или кого-то, кто может помочь. Судьба сделала мне подарок, когда я увидел на улице города эту всеведущую тварь. Ее лицо врезалось в мой больной мозг, я не мог выкинуть его из головы, потому что уже видел ранее. В газетах двадцатых годов, когда просматривал необычные случаи исцеления. Стал копать под нее. Спустя несколько месяцев, нашел одного старика-араба. Он рассказал легенду, которая возникла полторы тысячи лет назад, когда Онетт вывалила его далекому предку всю правду о демонах огня, Кругах Солнца, Избранном и так далее. Этот предок, вроде как, и придумал имя «ифрит». Я долго не мог набраться смелости, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, поэтому продолжал следить, собирать информацию. Стал по сути ее тенью. Я видел и слышал ее беседу с Саймоном Роузом, что стало… отправной точкой всех ваших злоключений. Примерно в это же время усилил свою невосприимчивость к внушению. Через несколько месяцев, выявив некий паттерн, согласно которому дальше будет только хуже, я все-таки решился, — кивнул он, а затем хмуро добавил: — Двадцать четвертого декабря две тысячи пятнадцатого года.

— В этот день мы совершили ритуал освобождения, — сказал Мейсон.

— И подписали моему сыну смертный приговор, — грусть в глазах сменилась лютым презрением.

— В каком смысле?

— Он стал аюсталом. Уродливое, но жалкое существо, потому что каждое обращение разрушает его иммунную систему. Даже самая легкая болезнь может иметь летальный исход. Взрослые аюсталы проживают в лучшем случае пять-шесть лет. Представьте ситуацию для неокрепшего детского организма.

— Правду говорит, — подтвердил Рокуэлл, вспоминая уроки их ментора.

— Это ужасно, — сочувствующе произнес Мейсон.

— Тогда мои приоритеты в корне поменялись. Не мог позволить потерять еще и сына. Но обращаться к всеведущей твари было большим риском. Меня страшило то, что она могла просто избавиться от меня, как от ненужной переменной в уравнении. Ей не впервой.

— Твою мать… — Мейсон схватился за лицо, осознав простую истину. Дарвелл говорил о гибели Саймона Роуза, которого Энни убила якобы случайно. На самом деле это было частью плана. Тот мог создать лишние проблемы. И почему его не осенило раньше?

— И что было дальше? — спросил Рокуэлл.

— Дальше я воспользовался теми самыми бесполезными знаниями, чтобы отыскать способ вылечить сына.

— Преуспел?

— Почти. Путем долгих экспериментов, которые, как вы могли заметить, не совсем этичны, я создал формулу. Привозил гибридов из разных штатов, чтобы не вызывать подозрений и использовал их уникальные... качества для достижения цели. Да, я убил многих, но ради сына… сделал бы это еще раз, — заявил Дарвелл.

— Так что за формула?

— Лекарство, избавляющее от гибридной сущности.

— Стоп, что? — удивился Мейсон. — То есть, ты можешь сделать так, чтобы гибрид перестал быть гибридом? Это вообще возможно? — глянул он на Рокуэлла.

— Насколько мне известно, нет, — покачал тот головой. — Мне всегда твердили, что это необратимый процесс. Я пару раз встречал тех, кто жаждал найти лекарство, но никогда не слышал, чтобы кому-то это и вправду удалось.

— Все бывает в первый раз, — поджал Дарвелл губки. — В теории, формула должна сработать, но для ее завершения мне не хватает одного ингредиента.

— Кровь единорога, — догадался Мейсон.

— Не только. Экстракт из рога, смешанный с кровью. Ну, а поскольку единороги — большая редкость, я предпринял попытку создать одного. Вышло так себе.

— Ты про того долбанного пони с головой хомяка? Да, так себе, — иронично согласился он.

— Поэтому вы должны меня отпустить. Меня уже который день нет дома, за Мэттом присматривает соседка, но… сами понимаете…

— Это же все меняет… — прошептал Мейсон. — Если Энни не позволит нам убить ифритов, то мы их вылечим, — воодушевился он.

— Мы даже не знаем, сработает ли это.

— Есть только один способ проверить…

* * *

— Э-эй! Есть кто дома? — Джокер осматривался по сторонам, проходя в гостиную Натали. Дверь была открыта, но почему-то стучать он не стал. Царила гробовая тишина. — Странно, может, ушла куда-то? — рассуждал вслух Джокер.

— Кто там? — послышался сверху знакомый женский голос.

— Сосед! За солью пришел! — не мог не съязвить он.

— Ты один?

— Нет, со мной толпа туристок из Таиланда! Или туристов! Я еще не разобрался до конца!

Отчетливое девчачье хихиканье дало знать, что шутка зашла.

— Пускай тогда устраиваются, спущусь через секунду!

— О-окей... — прошептал себе под нос Джокер и расслабленно уселся на кресло.

Спустя несколько мгновений, он услышал быстрые шаги вкупе со скрипом ступенек.

— Знаешь, — даже не оборачиваясь, начал Джокер, — у меня тут идейка возникла. А почему бы нам не...

Как только Натали предстала перед ним, юный юморист лишился дара речи. Ибо надета на ней была лишь одна вещь — его оранжевая клетчатая рубашка. Та самая, которую он, казалось, уже вечность назад ей подарил. И... боги, как она прекрасно выглядела на голом женском теле.

— Ты что-то говорил? — кокетливо спросила Нат, уперев ручки в бока.

— Э-э-э... — единственное, что в тот момент был способен родить его мозг. Глаза опустились вниз, заприметив идеально гладкие тоненькие ножки на цыпочках.

— У меня тут тоже идейка возникла… — прикусила она указательный пальчик, покачиваясь из стороны в сторону.

— Если… гм, — прочистил он горло, — если ты сейчас скажешь, что попросила у меня тогда рубашку специально для этого момента, я охренею как никогда.

— Возможно, — улыбнулась она. — А как тебе… такой твист? — она развернулась и оттянула вперед нижний край рубашки, продемонстрировав сидящему Джокеру отсутствие нижнего белья.

— Господь Иисус… — он как дурачок с открытым ртом глядел на ее красоты.

— Так вот, насчет идейки, — вновь развернулась передом и о-о-очень медленно расстегнула верхнюю пуговицу. — Остальные на ваше усмотрение, мистер Джефферсон, — широко развела она руками.

Они сверлили друг друга похотливыми глазами на протяжении нескольких секунд, как тут Джокер сорвался с места, поднял ее, схватив за талию, и усадил на буфет. Их губы сливались в лихих и горячих поцелуях. Его руки забегали по всему ее телу. Она скинула с него футболку, а он, в свою очередь, принялся снимать ремень, целуя ее в шею. В итоге, джинсы вместе с трусами спали вниз, открыв взору Натали его мужское достоинство, которое вскоре облачилось в «кольчугу». Муни приподняла край рубашки и шире раздвинула бедра, приготовившись к столь долгожданному событию. И вот их тела слились в одно. Джокер сделал это небрежно, оттого и больно, но Натали в тот момент было плевать. Она чуть слышно застонала и сцепила ножки на его пояснице. Он двигался быстро, расплывшись в блаженстве. Она крепко ухватилась за край буфета, а он приложил ладонь к дверце. Сервант с каждой фрикцией грохотал, каким-то чудом умудряясь не разбиться.

Столь страстный порыв доставлял обоим невообразимое удовольствие, как физически, что само собой, так и морально. Это волшебное соитие стало кульминацией их длительного и тернистого пути навстречу друг другу. Лишь в тот миг они испытали максимальную близость, когда два кусочка мозаики образовали картинку, которая чертовски радовала глаз.

Позабыв обо всем на свете, Джокер резко увеличил темп. Означало это одно — близился финал. И вот он весь вытянулся, крепко вцепившись руками в ее талию, закрыв глаза и раскрыв рот. Через несколько мгновений он шумно выдохнул, слегка отстранился и посмотрел на недоуменное и одновременно неловкое личико партнерши. К гадалке ходить не надо, чтобы понять, в чем дело. Они застыли на месте, не отводя взгляда.

— Это все... туристы... — произнес Джокер, сглотнув ком в горле.

Натали выпучила глаза и, задержав дыхание, смотрела ему прямо в глаза. Он поджал губки, пытаясь сдерживать себя. В итоге их прорвало, и оба громко засмеялись.

— Боже мой... — прикрыла она покрасневшее от хохота лицо. — Прости...

— Нет, ну серьезно, — все не мог успокоиться Джокер. — Хрен там... есть ли... не поня... ха-ха-ха!

— Пере-перестань... трындеть, — всхлипывала Натали.

Истерика все продолжалась. Давно они так не смеялись, очень давно. Быть может, дело было в повышенном эмоциональном состоянии, что заставило их ржать над, казалось бы, серьезной ситуацией. Что тут скажешь, с Джокером даже трахаться смешно, как бы глупо это не звучало.

— Ох, ч-черт, — тяжело дышала Муни.

— Мне его вытаскивать или сразу продолжим? — ухмыльнулся он.

— А ты желаешь стать отцом в восемнадцать?

— Не совсе-ем… — протянул он, отстранился и прислонился возле нее на край буфета.

— Когда-нибудь ты перестанешь меня поражать? — поинтересовалась она, прикрыв прелести так и не расстегнутой рубашкой.

— А ты хочешь, чтобы перестал? — спросил в ответ, натягивая джинсы обратно.

— Никогда, — она потянулась ближе и с улыбкой подарила ему приятный поцелуй.

— Пофтаяуюшь, — рот его был занят, поэтому вместо слова вышел непонятный набор звуков.

— Чего? — спросила она, дав ему возможность сказать.

— Я говорю, что пофтаяуюшь.

Натали вновь рассмеялась.

— Слушай, стендапер, ты ведь в курсе, что удовлетворять девушку надо не языком?

Джокер нахмурил брови.

— В смысле… не болтовней, — смущенно закатила она глазки.

— Ну, для этого дела у нас полно времени, а годную шутку не так просто вставить, в отличие от болта.

— Эх, хочешь сделать хорошо — сделай сама, — тяжко вздохнула она, спрыгнула и, взяв его за руку, повела наверх.

— Не взваливай все на себя, словно лошадка, — с довольной ухмылкой произнес Джокер, легонько шлепнув ее по попке. Она игриво взвизгнула, подпрыгнув на месте, и продолжила путь в спальню...

* * *

Кассандре было весьма непросто решиться постучать в дверь. Она ближе к вечеру стояла на крыльце дома Дуэйна, где из окон уже горел свет. Не обнаружив Энни в ее доме, Кэсси решила попытать счастья здесь. Вот только вся непоколебимость и твердое желание услышать объяснения начали улетучиваться, стоило лишь ее ножкам ступить на порог этого потрепанного, но в то же время греющего душу домика у реки. На смену лютой злости пришла нерешительность и легкий испуг. Да, претензии имеются, и вполне обоснованные, но вываливать их на практически всемогущую древнюю ведьму с садистскими наклонностями? Был ли это разумный ход? «Вдруг она возьмет и распылит меня?» — подумала она.

— Нет, не распылю, — вдруг послышалось изнутри.

Кассандра подскочила на месте, удивленно раскрыв рот.

— Не мнись там, заходи, раз пришла, — призывала Энни к действию.

— Фу-ух… — протяжно выдохнула Кэсси и отворила дверь.

Новая хозяйка дома сидела на кресле, укутанная в плед, и листала какую-то старую книгу.

— Чай, кофе? — любезно предложила та, не отвлекаясь от чтива. Не услышав ответа, Энни подняла фиолетовые глазки. Четко виднелись скованность и волнение на лице Кассандры. — Полагаю, ты ждешь объяснений, — отложила та книжку и жестом велела садиться на диван напротив. Она послушалась. — Спрашивай.

Воцарилась полная тишина. Все слова вылетели из головы Кассандры. Она лишь неловко уставилась на ковер у себя под ногами.

— Ладно, тогда я начну, — кивнула Энни. — Так, ну-у, отвечу на, пожалуй, главный вопрос. Да, смерть твоего отца не была случайной, хоть я все время и твердила об обратном.

Кэсси заметно вздрогнула и покрылась румянцем. Было больно даже слышать эти слова.

— Я сделала с вами много ужасных вещей и именно об этом жалею больше всего. Не о сотнях погибших в битве, не о сломленных душах, не о пожертвованных пешках в лице Мелиссы или Дуэйна.

— «Пожертвованных», — произнесла Кассандра. — Смерть Мелиссы ты тоже подстроила?

— Пришлось, — со скорбью призналась та, уж непонятно настоящей или ложной. — Натали нужен был толчок в сторону совершенствования своих умений.

— Боже… Она об этом в курсе?

— Ей не стоит этого знать. В данный момент мне она нужна максимально собранной, — прозвучало до жути цинично. — Так или иначе, жалею я лишь об убийстве родного человека.

Кассандра вдруг непонятливо уставилась на Энни.

— Что значит «родного»?

— Не хотела я этого говорить, но для полноты картины, думаю, надо. Есть причина, по которой я так стремилась подружиться с тобой. По той же причине ифриты тогда заговорили с тобой…

— Я думала, они смотрели на тебя. Узнали в тебе ведьму, что заперла их.

— Скажем так, они смотрели не только на меня. Они узнали в тебе ведьм, что превратили их в демонов огня.

— Что? — не совсем поняла Кассандра.

— Я искренне к тебе привязалась, ты — единственная, кто стала мне по-настоящему дорога. Все потому, что выглядишь в точности как мои девочки, — улыбнулась Энни, не сводя с нее глаз.

— Почему? — затаила дыхание она.

— Мы — родня. Ты являешься моим дальним потомком, — ответила та. — Видишь ли, в одно время я попросту устала искать Избранного и решила послать все к чертям. Просто наслаждаться жизнью, отбросив этот груз. На эту мысль меня надоумил мужчина, вскруживший мне голову. Я влюбилась, мы завели семью и прожили вместе до старости. Он умер на несколько лет раньше меня, и мне стало… так же тяжело, как раньше. В следующей жизни я хотела встретиться со своими детьми и внуками, но… поступила, наверное, мудро. Они ничего не знали обо мне, о гибридах и всем остальном. Простые, заурядные люди. То, чего мне всегда не хватало, — с блеском в глазах вспоминала та. — Среди сотен жизней, эта была лучшей. В конечном счете, я двинулась дальше. Иногда наблюдала за тем, как там поживает новая ветвь моих потомков. И вот, ты передо мной, моя пра-пра… уйдет немало времени перечислять эти «пра»… внучка. И выглядишь ты… умопомрачительно…

— Ого… — от такого у Кассандры аж голова закружилась. — И ты… все равно убила его? — ее сердце разрывалось.

— Это трудно… больно… неправильно, но необходимо…

Кассандра прикрыла рот ладонью, услышав свои же слова из уст Энни. В тот миг она поняла, что вся ее жестокость и черствость, являются не сколько приобретенными, сколько заложенными в гены. И как теперь жить с этим знанием? Возможно ли вообще стать нормальным человеком, когда ты рождена такой? Когда тебя окружает одно насилие? Когда убивать и калечить — это врожденный инстинкт? Ответа не знал никто.

* * *

Мейсон стоял у лестницы наверх, прислонившись боком к бетонной стене, и задумчиво наблюдал за приготовлениями Дарвелла, которые заключались в раскладывании на столе разных шкатулок, кристаллов и заполненных пробирок. Раньше при виде этого бесчеловечного безумца внутри него возникало лишь отвращение. После рассказа многое поменялось. Пред ним вновь человек, которого с натяжкой можно назвать злодеем. Его теория о принципиальном отсутствии героев и злодеев находила все новые подтверждения. Очередной сломленный мужчина, ступивший на скользкий путь ради благих целей. В этом была отчасти и его вина. Чертов ритуал освобождения. Сколько же судеб он разрушил?

— Что на уме? — спросил Рокуэлл.

— Шесть лет, — произнес Мейсон. — Мальчику шесть лет, и благодаря мне он на пороге смерти.

— Ты тут ни при чем. Не ты провел ритуал. Вини во всем рыжую сучку.

— Не только на ней лежит ответственность. Все, что она сделала, было из-за меня, чтобы подготовить МЕНЯ. И столько людей в итоге пострадало…

— Не подумай, что я ее оправдываю, но ведь иначе пострадали бы все люди.

— Я понимаю, но все равно на душе паршиво…

Тут в погребе появилась Вероника.

— Добрый вечер, — поздоровался со всеми Шейн, который шел позади нее. — Чему обязан? И почему об этом нельзя говорить по телефону?

— Ни у кого нет твоего номера.

— Резонно, — согласился Шейн.

— Эй, а ты что тут забыл? — Мейсон приметил затесавшегося с ними Уотера.

— Наткнулась на него по пути, — сказала Вероника. — Все рассказала. Пускай присутствует.

— Если никто не против, — скромно вставил тот.

— Да, и я пробила его по базе. История подтвердилась, — одобрительно кивнула она.

— Ладно…

— И все же, в чем дело? — полюбопытствовал Шейн.

— Как бы это сказать... — думал Мейсон. — В общем, он создал лекарство от гибридной сущности, — указал на Дарвелла. Тот с радушной улыбкой помахал Шейну ручкой. — Оно поможет нам предотвратить всемирный абзац, а для создания нужна твоя кровь и экстракт из рога.

— Что-что, простите? — усмехнулся Рорк. — Мне показалось, что ты сказал «экстракт из рога».

— Ну да. А что тут такого?

— Ничего, за исключением пятидесятипроцентного шанса отбросить копыта! Буквально, в моем случае, — недовольствовал Шейн.

— Ты сказал, что процедура безопасна, — посмотрел Вэл на ученого.

— Так и есть, — кивнул тот. — На пятьдесят процентов.

— Отлично. И что теперь? — находился Мейсон в замешательстве.

— Предлагаю воспользоваться возможностью, — сказал Рокуэлл.

Остальные уставились на него.

— Мир на грани, лекарство может быть единственным вариантом.

— И для его получения мне придется умереть, так что ли? Черта с два! — Шейн был категорически против.

— Не обязательно так рисковать. Мы можем вновь попытаться разыскать меч, — вмешался в спор Уотер.

— Даже если каким-то чудом мы его отыщем, не факт, что сможем воспользоваться.

— Ты прав, — согласился Мейсон со своим наставником. — У нас уже есть два страйка. Вряд ли третий нам понравится.

— Господи, и ты туда же? — возмутилась Вероника. — Этого-то можно понять, но ты? Неужели тебя не волнует, погибнет ли Шейн при этом?

— Если все удастся, мы станем на шаг ближе к спасению. Одна жизнь взамен семи миллиардов. Я готов рискнуть. И тебе советую, — посмотрел Вэл на растерянного Шейна. — Мы говорим об угрозе планетарного масштаба. Сделай благое дело и подумай о ком-то, кроме себя.

— Все не так просто, чувак... — глазки бегали под страхом удручающего исхода.

— Нет, Шейн, все так просто. Ты либо подвергаешь жизнь риску, либо обращаешься в кучу пепла, — решительно настаивал Вэл.

— Это все, конечно, интересно, но время поджимает, — нетерпеливо промолвил Дарвелл. — Мне надо сыну помочь.

— Да все будет нормально с твоим... — Мейсон вдруг замешкался, а затем внимательно посмотрел на пленника. Что-то пришло ему на ум.

— Что? — нахмурила брови Вероника.

— Сколько, говоришь, доз твоего лекарства выйдет?

Все заинтересованно устремили взгляды туда же. Дарвелл резко схватил со стола какой-то зеленоватый кристалл и разбил его о землю. На весь погреб распространились клубы дыма того же цвета. Ребята тут же закашляли, схватившись за грудь. Дым быстро проник в легкие, оказав снотворный эффект. Все попадали без сознания. На ногах остался лишь сам хитроумный Дарвелл. Он быстренько взял несколько пробирок с различными химикатами, принесенных столь любезно самими ребятами из его лаборатории, и состряпал на скорую руку некую смесь, которую аккуратно вылил на цепь наручников. Смесь оказалась кислотой, которая проела металл и даровала ему долгожданную свободу.

Не теряя времени, Дарвелл принялся исполнять свой замысел. Он схватил Шейна за подмышки и с большими усилиями притащил ближе к столу. Открыв одну из шкатулок, он вытащил две ампулы: прозрачную и салатовую. При помощи шприца он в определенном соотношении смешал жидкости, а потом сделал инъекцию прямо в шею. Сработало моментально. Тело Шейна стало меняться. Кожа побледнела, лицо вытянулось, одежда разорвалась по швам, на руках и ногах выросли белоснежные копыта. На уже лошадином лбу появился блестящий рог, прямой, словно утонченный к концу жезл.

— Прости меня, прекрасное создание, — с нарочитым сочувствием произнес Дарвелл, встав с корточек. — Но у меня нет выбора…

Вобрав воздуха в грудь, он резким ударом ноги сломал рог с жутким характерным хрустом, а затем подставил взятую со стола пробирку под корень. В нее начала неторопливо стекать вязкая жидкость всех цветов радуги. Тот самый экстракт. Когда нужное количество набралось, пробирка была поставлена на подставку. Затем Дарвелл выкачал немного крови из плеча.

— Наконец-то... — облегченно выдохнул он и принялся комбинировать все ингредиенты в один сосуд.

На это ушла пара минут очень осторожной работы, ибо любое неверное движение могло все испортить. В конечном итоге, лекарство было создано. Визуально оно представляло из себя бордово-серую жидкость с переливающимся ярко-синим свечением. Дарвелл засунул во внутренний карман черного халата шприц с лекарством и спешно ретировался, даже не обратив внимание на то, что единорог открыл глаза и задрожал в агонии, истошно колошматя копытами и дыша с хрипотцой. Мучения не продлились долго — всего через несколько секунд зверь перестал двигаться и сомкнул веки уже навсегда.

* * *

Уотер вскоре очухался. В ушах барабанило, а перед глазами все плыло. С помутненным сознанием он все же сумел кое-как подняться на ноги. Перед ним обнаружилась интересная картина: обнаженное тело Шейна на полу с кроваво-красной дырой во лбу, разорванные цепи Дарвелла подле него, отсутствие Мейсона. Потребовалось всего-ничего, чтобы сложить все воедино. Быть может, еще не поздно? Он доковылял до выхода и перевел слегка дух, набираясь концентрации. Через несколько секунд он ощутил прилив сил, доступ к невероятным возможностям Стоунов снова был открыт. Уотер с бешеной, нечеловеческой скоростью рванул с места, отправившись вдогонку за безумным ученым.

Дарвелл меж тем быстро входил в повороты, сидя за рулем патрульной машины Вероники, старался как можно скорее добраться до своего дома. Он понимал, что за ним уже идет погоня, поэтому каждая секунда была дорога. И вот шины со свистом затормозили около одного из ничем не примечательных домов на четырнадцатой улице. Выскочив из авто, Дарвелл рванул что есть мочи ко входу, как вдруг прямо перед ним приземлился архигрифон, преградив дорогу. Тот попытался прорваться, но стремительный удар кулаком по скуле отбросил на пару ярдов назад. Послышался треск стекла — линзы очков разбились вдребезги, а искривленная оправа улетела в сторону.

— Что ты за человек-то такой?! — воскликнул Дарвелл, лежа на земле. — Он ведь еще ребенок! Не лишай его возможности повзрослеть!

— Он в любом случае не повзрослеет, — произнес уже Мейсон и полез по его карманам. Дарвелл сопротивлялся, яростно размахивая руками и ногами, но Вэл был непреклонен и прописал тому очередной тумак, тем самым ошеломив на пару секунд. Этого хватило, чтобы отобрать лекарство.

— ПРОШУ ТЕБЯ-Я! — заорал тот во всю глотку. — УМОЛЯЮ!

Крики отчаявшегося отца нисколько не переубедили Мейсона. Он считал, что такого шанса лишаться было нельзя.

— Мейсон!

Он повернул голову и увидел Уотера, который приближался с такой невиданной прытью, что было непросто должным образом отслеживать его перемещение.

— Тебе… стоит передумать, — остановился тот, тяжело дыша.

— Как же вы все… — стиснул он зубы от нарастающей злости. — Почему каждый из вас твердит одно и то же?! Почему вы так зациклены на том, что правильно и что неправильно?! Почему на пороге гибели вы действуете эмоциями, а не рассудком?!

— Потому что эмоции делают нас людьми! — парировал Уотер. — Твой «рассудок» сейчас лишает жизни маленького невинного мальчика!

— Это сложный выбор! Очень сложный! Ты не представляешь, каково это! Но мне приходится выбирать! — настаивал он на своем.

— Тот самый Мейсон, о котором мне рассказывали, даже думать бы не стал. Он был хорошим человеком, потому что хотел им быть! Говнюком быть проще, тут я соглашусь. Но проще — не значит лучше! — развел тот руками. — Ты прикрываешься тем, что действуешь ради благого дела. Но лишение жизни ребенка не может быть благим, что бы не лежало на другой чаше весов! Особенно, если есть способ этого избежать! Ты сказал Шейну, что ты либо подвергаешь жизнь риску, либо превращаешься в пепел. Какого хрена, прошу прощения, мальчик должен страдать от того, что ты не готов рисковать?!

В голову Мейсона начали закрадываться сомнения.

— Он из-за вас и так уже настрадался. Парнишка не заслуживает такой участи. Я думаю, отдать сейчас шприц ему, — указал на Дарвелла, — это меньшее, что ты можешь сделать в качестве извинений.

Мейсон находился в замешательстве и озадаченно глядел на лекарство. Эта речь Уотера напомнила ему… себя самого. Практически так же он говорил с теми, кто хотел переступить черту. И до него дошло, что вот он, определяющий момент. Здесь и сейчас. Два варианта развития событий: один убьет в нем остатки человечности, отправив в свободное падение в пучину тьмы; второй даст шанс и осветит дорогу к искуплению. То, каким человеком он станет на всю жизнь, решится сейчас. Его судьба целиком и полностью в его руках, и только его. Осталось лишь выбрать по какому из двух путей пойти…

Уотер и Дарвелл ждали. Молчали, не шевелились. Просто ждали, глядя на задумчивое лицо Мейсона. И вот выбор был сделан. Он опустил глаза и медленно протянул лекарство его создателю. Дарвелл тут же вырвал его из рук и побежал внутрь. Уотер одобрительно кивнул. Был рад, что удалось достучаться.

— Видимо… — произнес Вэл, взглянув на ночное звездное небо, — я еще не потерян.

— Видимо, нет, — заключил Уотер.

Мейсон стал потихоньку успокаиваться и глубоко вдохнул свежего воздуха. Его нос при этом уловил некий запах. Очень знакомый. Он принюхался, нахмурив брови, и понял, что это нотки апельсина. В голове тут же прозвучал голос Кассандры: «Он в нем словно искупался». Вэл обернулся и подошел к урне, стоявшей подле крыльца. Внутри обнаружились как минимум четыре освежителя воздуха оранжево-янтарного цвета. Придя к логическому выводу, Мейсон устремился в дом. Уотер недоуменно побежал за ним.

Проскочив мимо гостиной, Мейсон глазами искал Дарвелла. Увидев горящий свет из-под двери в конце коридора, он подбежал к ней и открыл. Тут же его пронзил совершенно иной запах. Настолько сильный, что заставил прикрыть нос рукой. А источник находился прямо перед ним. Небольшого роста, весь скукоженный и объятый летающими вокруг мухами, с бледным лицом и серыми безжизненными глазами, мальчик недвижимо лежал на своей кровати. Дарвелл уже заканчивал вводить лекарство, судорожно приговаривая, что папа пришел и все будет хорошо. Вперемежку насвистывал все ту же бесящую мелодию, которая оказалась некого рода колыбельной.

Мейсон, не стерпев столь душераздирающего зрелища, ушел прочь. Уотер в шокированном состоянии продолжал наблюдать за тщетными попытками безумца поговорить с сыном, который давным-давно умер, но только не в его больном разуме. Тот ведь даже не осознавал, наверное, что использует освежители воздуха, что никакая соседка не приглядывает за ним. Болезнь сыграла в злую шутку, лишив воспоминаний о гибели сына. Врагу не пожелаешь столь ужасную долю.

Уотер услышал грохот, заставивший его выйти из ступора. Направившись в сторону звука, он увидел то, что добило его. Человек, который пару минут назад говорил, что рассудок важнее эмоций, кричал от боли и громил гостиную. Так или иначе ломалось и разбивалось все, что попадалось ему под руку: стулья, фужеры на столе, сам стол, шкафы, кресла, телевизор, кофейный столик. После того, как практически ни один элемент интерьера не остался нетронутым, Мейсон принялся колотить кулаками стены, оставляя на первых красные рассечения, а на вторых вмятины вкупе с трещинами. Так сильно его разгневала ситуация. Но дело было не в потерянном лекарстве, не в том, что Шейн погиб напрасно, а в том, что это невинное дитя перестало существовать из-за него, из-за Энни, из-за вещей, к которым оно не имело ни малейшего отношения. Малыш никогда не увидит солнца и луны, никогда не познает любовь, никогда не поймет, как может быть прекрасна жизнь. Все это было беспощадно отнято. И от этого Мейсону хотелось выцарапать себе когтями сердце из груди, чтобы угасить адскую душевную боль. Он остановился, устало грохнулся на пол, схватившись за голову, и застонал от горечи.

Уотер едва сдерживал слезы, глядя на его муки, и пытался сам не поддаться подобному порыву. Он неторопливо присел на край перевернутого кресла, мрачно опустив глаза. Именно на этом месте лежала фотография в рамке за треснутым стеклом, на которой были изображены трое: чуть моложе выглядящий Дарвелл, его улыбчивый блондин-муж и младенец в белых пеленках. Счастливая семья, история которой закончилась так… трагично. Под картинкой находилась какая-то вещь, которая привлекла внимание Уотера. Он отодвинул ее, и перед взором предстал некий разбитый черный прибор, напоминающий очертаниями рацию. Получше вглядевшись, он вдруг понял, что уже видел подобное. В тайнике Дуэйна, рядом с мечом Палача. И тут Уотером был задан вполне закономерный вопрос: «Что это такое?».