Пакт (джен)

— Имя твоё Леонард Харлан. Приди.

Я поднял маленькую железную ступку с пестиком, наклонил её и аккуратно высыпал содержимое вдоль прямой линии.

По обе стороны от меня горели костры. Перешагивая через них, я начертил солью защитный круг и разложил металлическую цепь. Приятно было ощущать тепло огня.

— Ты совершил ошибку, Леонард. Это было так давно, и воспоминание настолько поблекло, что никто уже, наверно, толком и не вспомнит, как всё было. Врачи и медсёстры, которые могли это видеть, покинули этот мир или уехали из города, а все твои родные мертвы.

У меня на коленях лежал сложенный лист бумаги. Я взял его в руки и не спеша прочел текст.

Иные рыскали по ту сторону забора, сейчас они предпочитали сбиваться в группы.

Вряд ли они собирались напасть, скорее просто шпионили для Шиповницы. Большинство Иных не рискнут забрести на задний двор дома, а против всех прочих я приготовил защитные построения.

И всё равно, я был рад, что Роуз поглядывает по сторонам.

Я снова взглянул на текст. Записи моей бабушки о том, что случилось. Это, наверное, единственное сохранившееся воспоминание о том, что произошло с Леонардом, если не считать газетных статей на древних микрофишах, затерянных в городском архиве.

— Я призываю тебя, Леонард. Я знаю, кто ты, я помню, что с тобой случилось. Не знаю, где ты покоишься, но это место однажды изменится и станет чем-то другим. Его забудут. Единственная память о тебе хранится здесь. Давай же, ответь мне.

Повисло долгое молчание.

— Ты знал, что это неважнецкий вариант, — пробормотала Роуз. — Предыдущий призрак вообще не ответил на твой зов.

— Потому что он обитал вблизи Северной окраины. Его наверняка поглотил Йоханнес. А этот должен быть неподалёку.

— Леонарда в этом мире почти ничего уже не держит, — сказала Роуз. — Наверно, он ушел. Растворился в эфире, или куда там попадают воспоминания, после того, как исчезают.

— Может и так, — сказал я.

— Три попытки и все неудачные, Блэйк. Один призрак, который, вероятно, призван кем-то ещё…

— Наверняка кем-то из Дюшанов. Или кем-то, кто превосходно управляет связями — судя по тому, как настойчиво они пытались меня прощупать.

— Ещё одного, видимо, поглотило владение Йоханнеса.

— Похоже, что так.

— И вот ещё один не отвечает.

Призрака, которого мы пытались вызвать, звали Леонард Харлан. Когда-то его подчинила себе бабушка, она же и составила эти записи. Ей нужен был призрак для какого-то ритуала, и когда ритуал был закончен, Леонард вернулся туда, откуда был призван.

— Может, пора уже сделать перерыв? Отдохнёшь, перекусишь? — предложила Роуз.

— Чуть попозже. Мне и вправду следует поесть, чтобы восстановить силы, но, по правде говоря, особого аппетита у меня нет.

— Ты и усталости не чувствуешь, — сказала Роуз. — Это плохо. Это значит, что ты измотан настолько, что даже не осознаёшь свои основные потребности.

— Я знаю. Хорошо. Поем как следует буквально через несколько минут. Просто не могу поверить, что в этом городе не осталось ни одного завалящего призрака.

— В городе много практиков.

— Большая часть из которых не должна по идее гоняться за призраками, — сказал я. — Призраков хватает ненадолго, и силы в них кот наплакал.

— Так говорится в книге. Может быть, практики собирают всё, что только можно, готовясь к смене власти?

— Может быть. Но последние два призрака не были ни с чем и ни с кем связаны. Непонятно.

— Может, попробовать усилить связь? — предложила Роуз.

— Думаю да, придется. Только не перестараться бы.

— Да. И не используй кровь! Ты и так уже растратил слишком много сил.

Я снял левую перчатку. Под ней скрывался медальон, который я закрепил на ладони при помощи цепочки, обвив её вокруг кисти и между пальцами. Получилось неудобно: цепочка постоянно тёрла место, где я проткнул себе кожу, не помогало даже то, что руку была перебинтовано. Кроме того, приходилось постоянно поправлять цепочку, иначе она начинала натирать между пальцами. Однако в этом вроде как и заключался весь смысл: так я не смогу забыть о медальоне.

Я был почти уверен, что именно это стало решающей причиной того, что светлая прядь, которую я так аккуратно упрятал внутрь медальона, сейчас выросла настолько, что уже начала высовываться наружу, обвивая цепь, будто вьюнок.

Я сомневался, что сила грёз может сравниться с кровью, но всё же вытащил складной швейцарский нож, высвободил прядь, отрезал её и положил в маленькую железную ступку. Взял немного снега и стал мять его в руке, пока тот не растаял. Затем растёр влажные волосы пестиком.

Туда же я добавил порошки разных трав, продолжая измельчать состав до состояния чёрно-коричневой жижи.

Я шагнул за пределы созданного мною круга и стёр часть линии. Затем нарисовал волосяными чернилами круг и положил в середину лист с историей Леонарда.

Немного поразмыслив, я поставил на сложенный лист пустую бутылку из-под вина.

Общая идея обряда была такой же, как и в ритуале пробуждения. В центр построения нужно что-то положить. В данном случае — что-нибудь, связанное с бедным Леонардом.

— Огонь почти погас, — сказала Роуз.

Я потянулся к сложенным за моей спиной дровам и подбросил в каждый костёр по полену.

— Леонард Харлан. Отец Натана Харлана. Рабочий. Тихий человек. Леонард Харлан.

Сколько ещё нужно дать определений, чтобы связь сумела зацепиться?

— Леонард Харлан. Сгубил себя алкоголем.

Я ощутил, как возникла связь.

— Ага, вот оно! Леонард Харлан, убийца.

Связь стала крепнуть. Я чувствовал, как сила её возрастает.

Ощущения были куда слабее, чем во время призыва Джун. Причиной было то, что в тот раз мне пришлось использовать кровь, и я здорово ослабил себя. И если Джун оказалась достаточно сильна, чтобы воздействовать через соляной круг, то аура Леонарда ощущалась как едва уловимое дуновение ветра.

Передо мной возникло вытянутое бородатое лицо с лысеющей макушкой. Брови тревожно нахмурены. Мне показалось, что с момента смерти Леонарда, черты его изрядно исказились. Глаза навыкате, шея чересчур тонкая, лицо перекошено. Он сильно горбился и не выпускал из руки бутылку — он не расстался с ней даже в посмертии.

Наши взгляды встретились. Глаза казались слишком мёртвыми даже с учётом его нынешнего состояния. Единственное, что я смог в них разглядеть, — это боль.

— Это была ошибка, которую мог совершить кто угодно, — произнес я.

Я ощутил, как слабеет связь.

— Но ты не желаешь этого слышать. Ты не веришь в это, эта мысль так и не стала частью того, что ты забрал с собой... где бы ты сейчас не находился. Если бы я хотел укрепить связь, мне пришлось бы перечислить всё, чем ты сам себя считаешь. Я бы назвал тебя убийцей, неосмотрительным идиотом, алкоголиком, неудачником.

Очевидно, только эти слова имели достаточный вес, чтобы укрепить нашу связь. Я видел, как духи проносились вдоль начерченных мною построений.

— Но я не могу так поступить, поэтому буду говорить лишь правду. Ты был отцом-одиночкой, и тебе никто не помогал ни советом, ни поддержкой. Ты работал, и делал всё, чтобы позаботиться о своём сыне. Ты мыл его, готовил для него, стирал, работал и убирал. Как раз во время уборки ты и убил своего сына. Едкие испарения, возможно, смесь химикатов — а малыш был совсем крохотным, даже сидеть ещё не умел. Он так и задохнулся там, лёжа на кухонном столике. Ты тоже повредил лёгкие, и некоторые говорят, что именно поэтому ты больше не проронил не слова. Но бабушка написала, что ты онемел от горя.

И тут я почувствовал, как что-то переменилось. Появился резкий запах то ли мочи, то ли горького уксуса. Я осознал, что соляной круг справляется не полностью. Ветер совершенно стих, и всё же мы находились на открытом пространстве, а это хоть немного да помогало.

Леонард не был способен мерцать и менять форму, как это делала Джун, когда мы пересказывали её историю.

Всё, что осталось от этого призрака — лишь неподвижный взгляд, с которым он молчаливо таращился в пустоту, затерявшись где-то в своих мыслях.

Он кашлянул, тихо и болезненно, и вернулся к прежней позе.

— Идём со мной, Лео, — сказал я.

Ни малейшего движения. Я видел, что он угасает, чувствовал, как слабо он связан с внешним миром. Если я его сейчас потеряю, то он исчезнет насовсем.

— Леонард, — произнес я. Очевидно, он отождествлял себя только с полным именем. Никакой фамильярности.

Это помогло, но не сильно. Связь была тоньше, чем в во время его появления. Леонард ослаб.

— Я теряю его, Роуз.

— Леонард, — позвала она.

Я ощутил связь, возникшую между ним и Роуз. Её связь была сильнее, чем моя. Может быть, она использовала ту, которую установил я?

— Помоги мне, — попросил я. — А я могу помочь тебе обрести покой.

Леонард взглянул на меня. Меня как будто засасывало — его взгляд притягивал словно бездонный колодец. Призрак угасал, однако запах, который он принес с собой, становился всё более острым.

Я закашлялся.

— Давай Леонард! — приказала Роуз.

Запах на мгновение усилился, а затем Леонард исчез.

Бутылка неуверенно зашаталась. Я потянулся через круг и схватил её за мгновение до того, как она упала и разбилась о бетонную плитку заднего двора.

Пробки у меня не было, поэтому я воспользовался сложенным листком — прикрыл им горлышко бутылки и прижал пальцем..

— Ну вот и всё, — очень тихо произнесла Роуз.

— Добро пожаловать назад в семью, Леонард, — сказал я.

Продолжая держать большой палец на горлышке, я собрал различные предметы, разбросанные в пределах круга. Мешочки и бутылочки с травами, ступку и пестик, складной нож, несколько клочков бумаги и три книги.

Я отправился на кухню, оставив на улице вязанку дров, цепь и два непотушенных костра.

Остальные наши вещи были разложены на маленьком столе у окна, книга «Валькирии» уже была открыта на нужной странице.

Чёрным малярным скотчем я начал обклеивать бутылку, формируя на ней линии и узоры. Из окна я наблюдал за пламенем костров.

—Что-то ты неважно выглядишь, Блэйк, — сказала Роуз.

— Не представляешь, как мне хочется ответить сарказмом, — сказал я. — Я знаю, что выгляжу неважно. Почему надо постоянно напоминать об этом?

— Потому что я вижу кое-что ещё. Ты побледнел. Даже твоя одежда выглядит линялой и выцветшей. Волосы и глаза посветлели, даже тёмные круги под глазами пропали...

Я нагнулся, чтобы взглянуть на своё отражение в тостере, и вспомнил, что не могу этого сделать. Я посмотрел на свои волосы. Неужели они и правда стали светлее? Они изначально были светлые, хотя с возрастом немного потемнели. А теперь... уже вроде нет? Я бы не заметил этого эффекта, если бы не присматривался. Да даже если бы и заметил, то списал бы на освещение.

Продолжая клеить скотч, я снова взглянул на костры.

— Может и так.

— Когда ты отдал свою кровь, вместе с ней ты отдал часть самого себя. Сила ведь всегда имеет источник. Она исходит от самого твоего существа.

— Урок усвоен, — сказал я. — Я закончу привязывать Леонарда к бутылке, потушу костры, а потом поем.

— Мне кажется, от этих костров больше мороки, чем пользы.

— А я вот не собирался замерзать до смерти во второй раз, — сказал я. — И круг из железа, мне кажется, был совсем не лишним.

— Мэгги, — сказала Роуз.

— Да, Мэгги. — подтвердил я. — Для защиты от гоблинов необходим металл, заряженный энергией стихий. Я полагаю, нагрев огнём годится.

— Не могу представить, чтобы она напала на тебя.

— Ещё не так давно ты была прямо сама рассудительность, когда предупреждала быть с ней поаккуратней, — заметил я.

— Тем не менее, теперь мы с ней пообщались. Куда приятнее иметь дело с людьми, когда имеешь представление, чего они хотят. Слишком много времени я провела с нашей семьей, выслушивая их планы и заговоры. Когда докапываешься до причин, обнаруживаешь уязвимые места.

— И ты била по этим местам? — спросил я, наблюдая за кострами и продолжая наматывать чёрный скотч.

— Ну только если не было другого выхода. Большей частью я пыталась их утихомирить, если они становились слишком уж кровожадными.

— Неужели? А чем ты занималась в оставшееся время?

— Паниковала. Психовала. Слышал эту поговорку о загнанной в угол крысе?

Я вспомнил о вчерашней драке с фейри-дуэлянткой.

— Да, думаю, в этом смысле мы очень похожи. Я не люблю драться, но дерусь, если обстоятельства вынуждают.

Роуз, казалось, уловила мою мысль.

— Ты отлично справился оба раза. И с фэйри, и с птицеголовыми зомби.

— Спасибо, — сказал я.

— Я бы не справилась. В смысле, не смогла бы одолеть их в честном бою.

— А что бы было, попади ты в нечестный бой? — поинтересовался я.

— Раньше у меня получалось. А сейчас даже не знаю. В моем маленьком личном зеркальном мирке мне вряд ли доведётся сражаться по-настоящему.

— Всё-таки стоит быть к этому готовым, — сказал я. — Мы знаем, что некоторые Иные способны достать тебя даже там. Падрику ведь удалось. Найди себе для начала какое-нибудь оружие, а может и не одно.

— Блэйк...

— Нам надо выяснить, на что ты способна. Что ты можешь сделать и какой ценой. Ты же пробуждена, верно?

— Почему у меня возникло впечатление, что сейчас ты готовишься не к драке вообще, а к вполне конкретному бою?

— Потому что так и есть? Нам ведь известно, что Лейрд хочет сделать ответный ход прямо сегодня. Собирается отомстить.

— Ладно. Но ведь когда ты чертил круги и раскладывал цепь, ты же думал о Мэгги, верно? Ты уверен, что причина не в ней? В её предательстве?

— Нет, она не имеет к этому прямого отношения.

— Но связь есть.

— Может быть, — согласился я и уже собирался потереть глаза, но остановился. Пальцы были заляпаны магическими волосяными чернилами. И руки. И запястья под манжетами рукавов.

На данном этапе эти волосы были моим основным источником силы, благодаря им мне не пришлось тратить свою кровь. И всё же я здорово измазался, пока готовил в ступке чернила. Раньше мне такого делать не приходилось. Не хватало сноровки.

Может быть, в библиотеке есть книга со списком побочных эффектов? Что будет, если магические чернила попадут мне в глаза?

Я отправился мыть руки, стаскивая на ходу куртку с рубашкой и снимая топорик с пояса, куда я повесил его, чтобы не пораниться. Мылом и горячей водой я очень тщательно смыл с себя все остатки чернил.

— Ну ладно. Может, связь и есть. Теперь я отношусь к этому серьёзнее. И причина — наши действия. Я ведь даже тела Молли не видел. Мысль о том, что её убили, была абстрактной. Реальной, но отвлечённой. Но сейчас я знаю, что смотрел в глаза человеку, который приказал убить её.

— Ну да, — ответила Роуз. — Я понимаю. Но чьи глаза ты имеешь в виду? Мэгги или Лейрда?

— Я думал о Мэгги, когда это говорил.

— Мэгги — посредник, передаточное звено. Она не сама её убила. И сделала это потому, что Лейрд на неё надавил.

Я хмуро уставился на Роуз.

— Ты что, защищаешь её?

— Нет, конечно, нет, — ответила Роуз.

— А звучит скорее как «да».

— Я пытаюсь взглянуть на всё со стороны. Исполнителями были гоблины. Задумал всё Лейрд. Ты же знаешь, на что он способен. Признайся честно, разве ты сам не поддался бы на его уловки? Если бы бабушка не предупредила тебя о том, что происходит? Если бы ты мог не опасаться нападения со стороны Лейрда?

Закончив мыть руки, я вытер их о собственные волосы.

— Не хочу я прощать её. По-моему, это полный пиздец — так легко сбрасывать со счетов смерть близкого человека. И ради чего? Ради союза? Как лишний козырь? Неужели борьба за выживание стоит подобного компромисса?

— Ладно. Я даже не буду спрашивать тебя о…

Роуз резко замолчала.

— Что?

— Твои руки.

Я поднял руки и внимательно их осмотрел.

Потребовалась секунда, чтобы понять, что она имеет в виду. Я так привык к ним, что уже не замечал. Татуировки.

Птицы и раскрашенный фон стали намного ярче, контрастнее, чем в тот день, когда их только нанесли. И какое же из двух объяснений хуже? Я блекну, как говорит Роуз, но татуировки остаются сочными и яркими? Или же татуировки оживают под воздействием каких-то внешних сил?

— Ты дрался с фейри. Может быть, ты что-то от неё подцепил?

Я дернул рукой, и медальон на цепочке звякнул.

— Фейри нуждаются во внимании. К чему им грёзы, воздействующие на татуировки?

Я увидел, как Роуз нахмурилась.

Я переключился на взор и увидел бесчисленные связи, простирающиеся от меня к внешнему миру.

Дружба… тонкая, едва ощутимая. Полагаю, я пренебрегал ею. Семейные узы — некоторые местные, некоторые — нет. Магические связи, собственность, дом, эмоциональная привязанность.

Ничего необычного. Ничего, что предполагало бы сложную и запутанную работу. Никаких проводников силы, которые подпитывали бы во мне эту странность .

— Не думаю, что Лейрд имеет к этому отношение, — тихо сказал я, обращаясь больше к себе, чем к Роуз. — Дюшаны... Да, это скорее их стиль. И они способны такое провернуть. Но, честно говоря, не думаю, что это они.

— Нет. Не могу представить, чтобы он сделал что-то такое.

— Когда я пробудил себя, — отстранённо произнёс я, — я видел, как мои татуировки двигаются. Они были почти как живые.

— Я не знаю, Блэйк. Может быть мне стоит покопаться в библиотеке, но... я не знаю.

— Чёрт! — пробормотал я.

— Но если высказать предположение?

— Сойдёт и предположение, — сказал я, не сводя глаз с птиц и ветвей, покрывающих мои руки.

— Может быть, это продолжение того же эффекта? Ты до предела истощён. Ты солгал, а затем почти сразу отдал слишком большую часть себя. Что-то могло заполнить эту пустоту внутри тебя.

— Я чем-то одержим? — спросил я, похолодев.

— Не знаю. Это лишь предположение. Мы знаем, что любой практик, если он занимается чем-то большим, чем магия поверхностного уровня, становится чуть более Иным. Может быть, ты...

— Да я лишь только первые шаги в этом сделал! Если бы это было так запросто, то все до единого практики превращались бы в уродцев. Бабушка занималась куда более опасными вещами, но я что-то не замечал в ней ничего необычного.

Руки начали дрожать, лихорадка охватила меня целиком. Сердце тяжело стучало, пульсации сотрясали тело. Тело... Это же мое тело, оно должно быть в каком-то смысле неприкосновенным. Мне уже двадцать, так что особых перемен я не ждал. Шрамы, морщинки там — это понятно. Но татуировки? Они были только моими. Мне нравилось на них смотреть, нравилось вспоминать друзей и всё что с ними связано. Какое право они имели восстать против меня?!

— Я не знаю, что сказать тебе, Блэйк, кроме...

Я посмотрел на Роуз. Она запнулась.

— Кроме чего, Роуз?

— Кроме... ну, если вспомнить о том, что отличает тебя от обычных практиков.

— Та тварь, которую я едва не вызвал, то существо, имя которого подсказала юристка. Я ведь почти призвал его. Я и сейчас чувствую с ним связь, пусть и слабее. Мне, пожалуй, и не понадобится называть это имя семь раз, чтобы сейчас вызвать его... хотя, наверное, одного раза будет уже недостаточно.

— Давай не будем это проверять.

— Само собой, — сказал я. Это было бы нечто: случайно призвать в наш мир ужасного демона.

— Но... я не про это, Блэйк. Существует один Иной, с которым у тебя чрезвычайно сильная связь.

— Это какой это Иной?

— Это я, Блэйк. Мы связаны. Возможно… возможно, ты заполнил свою внутреннюю пустоту частью отпечатка.

— Не уверен, что мне это нравится, — сказал я.

— Нет, — сказала Роуз. — Это плохо во многих смыслах.

— Во многих смыслах, — согласился я.

— Отпечаток похож на карточный домик. Если вытащить одну карту, то он рассыплется.

— Но ты при этом как-то не рассыпалась? — спросил я.

— Нет, — сказала Роуз. — И я понимаю, к чему это может привести. Мы можем стать врагами. Ты начнёшь сражаться со мной, поскольку я проникаю в тебя. Захватываю.

— Непреднамеренно, — сказал я. Прозвучало практически как вопрос.

— Да. Непреднамеренно.

Я взглянул на татуировки. Должен признаться, услышав её ответ, я почувствовал себя легче.

— Давай не будет притворяться, что это так уж неожиданно. Бабушке нужна была наследница.

— По-моему, с её стороны это было бы вполне логично, — сказала Роуз. — Если это действительно то, что происходит.

Я схватился за край стола, уставившись на его поверхность. Какой-то частью я понимал, что сейчас мне следовало закончить работу с бутылкой, что я должен был готовиться к схватке с Лейрдом…

Но на уровне чувств…

— Роуз, — сказал я. — Мы ведь уже работали сообща, верно? Мы же хотим примерно одного и того же?

— Примерно.

— Скажи мне прямо, что ты мне не враг.

— Я… я не враг тебе, Блэйк. Но, пожалуйста, не могли бы мы без этого обойтись? Не надо требовать от меня доказательств. Я не хочу затрагивать настолько серьёзную и деликатную тему, когда ты такой.

— Какой такой?

— Хрупкий? Нет, не то слово. Ты… оказался в очень неустойчивом положении. В таком состоянии, когда любой толчок может сбросить тебя в пропасть.

— Вообще-то я… чувствую себя более приземлённо, — сказал я. — Скажи, могу я тебе доверять?

— Мне это не нравится, Блэйк. Раз уж ты спрашиваешь, значит, намекаешь на то, что не веришь мне. Я не настолько слаба, чтобы это задело мои чувства, но подобный подход может привести лишь ко взаимным обидам.

— Пожалуйста, возьми себя в руки и забудь о своих грёбаных чувствах, — сказал я, не поднимая взгляда. — Ведь именно так всё работает в этом мире? Клятвы и истина.

— Но если сейчас ты сомневаешься во мне, пока я не скажу прямо, то от этого лишь шаг до того, как ты начнёшь сомневаться в том, что и как я говорю, будешь искать лазейки в моих утверждениях…

— Я могу доверять тебе, Роуз?

— Да, Блэйк. Мы связаны, возможно даже чересчур прочно. Выживешь ты — выживу и я. Как говорила Мэгги, я не таю в сердце злобы. Я твой союзник.

— И ты никогда не таила злобы в прошлом?

— Я… скажу прямо, я тебя ненавидела. Я сердилась на тебя. Не могу сказать, что нет.

— Вступала ли ты в сговор против меня? Препятствовала ли моим замыслам?

— Не в большей степени, чем ты против меня.

— Это не ответ, — прорычал я. — Чёрт, Роуз! Подобного рода недоответы превращают меня в параноика.

Я услышал, как она глубоко и звучно вздохнула. Затем она встретилась со мной взглядом. Лицо было раздражённым.

— Нет, Блэйк. Я не препятствовала твоим замыслам, не вступала в сговоры против тебя в каком бы то ни было смысле. Разве что в каких-то мелочах, о которых ты уже знаешь, например, пытаясь заставить тебя прочитать этот тупой реестр смертей.

— Хорошо. Спасибо. Именно это я и хотел услышать.

— Почему, Блэйк? Я думала, мы давно с этим разобрались. Что ты себе вообразил?

— Я думаю о том, что ставки уже и так слишком высоки, и только продолжают повышаться. Лейрд что-то задумал, и он убеждён в том, что сможет по-настоящему испортить нам жизнь. И сейчас я уверен только в том, что никак не смогу справиться со всем этим в одиночку. И это одна из причин, почему я устроил тебе допрос. Я должен быть уверен в том, что ты на моей стороне.

— Я лишь хочу, чтобы у тебя не было нужды переспрашивать.

— Дело не в тебе, дело в ситуации. Я был бы идиотом, если бы доверился кому-то вслепую. Мэгги — яркий тому пример.

— Ты не можешь копить обиды. У нас и без обид проблем хватает.

— Нет, это не обида, просто… осторожность. Послушай, Роуз. Настоящим клянусь…

— Остановись! — перебила она меня.

— Нет. Настоящим клянусь, что буду тебе помогать в обмен на твою преданность и поддержку. Мы найдём способ, как вытащить тебя из этого зазеркалья. Я готов понести жертвы, если придётся, лишь бы переход совершился. Клянусь тебе и всему, что может слышать.

Я ощутил, как формируется связь.

— Ты не должен был этого говорить, — сказала она. Вид у неё был заметно обеспокоенный.

— Я уже говорил нечто подобное. Но мне нужно, чтобы ты осознала, что я всегда прикрою тебя, что я твой союзник. Я не стану ожидать взаимности.

— Чёрт тебя побери, Блэйк. Да как я могу ничего не сказать? Да, я помогу тебе. Я сделаю всё, что смогу, чтобы защитить тебя от всего, что с тобой происходит, хорошего или плохого. Клянусь.

— Если ты не справишься, если для меня это действительно дорога в один конец, можешь сделать мне одолжение?

— Думаю, да.

— Передай весточку моим друзьям. Пусть знают, что меня больше нет, и пусть знают, что я думал о них. Они и есть моя единственная настоящая семья, и я многим им обязан. Не в мистическом смысле, а в самом приземлённом, но очень важном смысле.

— Клянусь, — сказала она.

Это прозвучало гораздо более искреннее, чем та клятва, которую она произнесла ранее. Я медленно выдохнул. Облегчение было почти осязаемым.

Нам угрожали ужасающие существа, но именно это по-настоящему меня угнетало, именно это таилось где-то в глубине моего сознания — страх, что я не смогу позаботиться о своих друзьях.

В каком-то смысле опасность оказаться подменённым Роуз пугала меньше, чем смерть, каким бы мучительным ни оказался переход. Потому что, если она и займёт моё место, обо мне будет помнить, крайней мере, она.

Я поднял бутылку и продолжил наклеивать скотч.

Наконец я нарушил затянувшееся молчание.

— Вся это тема «не могу врать» — это слабость. Это изъян, лишняя сложность, источник ловушек. Но это ещё и инструмент. Можно многого достичь одноми только словами. Поколебать мнение людей, укрепить союзы.

— Да, — пробормотала Роза.

Странно, что в то время как я чувствовал прилив энергии, она словно сжалась. О чём это могло говорить?

— И даже для нас, — продолжил я, — знающих, что слова имеют определённый вес, клятва — постоянное напоминание. Она определяет наш образ мысли, влияет на то, как мы собираемся решать проблемы. Блин, да даже в прошлом клятвы, когда они ещё не обладали кармическими последствиями, были очень весомы.

— Ты хочешь изменить то, каким образом мы думаем?

— Я принёс клятву. И я собираюсь сдержать её, потому что должен. Нам необходимо всё доброе расположение вселенной, какое только возможно, к тому же я не могу позволить себе не соблюсти клятву из-за последствий, которые наступят в случае её нарушения. Отныне, что бы я ни читал, я буду воспринимать новую информацию в свете твоей ситуации. Я надеюсь, что, возможно, когда-нибудь ты сделаешь то же самое и для меня.

— Я бы всё делала иначе, — заметила Роуз.

— Время осторожничать прошло, — сказал я. — Мы пытались сделать то, что ты делала раньше. Огрызались, пытались их отпугнуть. Но это не работает. Должен тебе кое-что рассказать. Такое бывало не часто, но я это уже проходил, когда жил на улице и разбирался со всякими уродами, которые пытались меня обокрасть. В какой-то момент всегда появляется возможность действовать, и тогда нужно выбирать: драться или бежать. И опыт научил меня, что единственный реальный способ — это полностью уничтожить того ублюдка.

Роуз не нашлась что ответить.

Я снова и снова отрывал и приклеивал скотч. Там, где цепочка медальона терлась о кожу, рука ощутимо болела.

Закончив, я взял баллончик с краской, найденный мною в шкафу в библиотеке, обрызгал бутылку сверху донизу, а затем сорвал малярный скотч.

— Ну вот, пожалуйста, Леонард, — сказал я, положил топорик рядом с бутылкой и натянул футболку и куртку. — Леонард, это Джун. Джун, познакомься с Леонардом. Вам обоим следует знать, что мы собираемся на войну.

— На войну? — переспросила Роуз. — До полного уничтожения нашего противника?

— Это лучшее, что мы можем сделать, — сказал я. — И начнём мы с того, что заключим метафорическую сделку с дьяволом.

— Мы обещали, что не будем этим заниматься.

— Метафорическую, Роуз, — ответил я. — Метафорическую сделку с дьяволом.

— Я не понимаю.

Я плотно натянул цепь на руку, закрепив медальон на месте. Мне показалось, что волосы стали на долю сантиметра длиннее. Я натянул на руку перчатку. Неудобно? Отлично.

С бутылкой в одной руке и с топориком в другой, я открыл дверь и вышел наружу.

Последние поленья, которые я подбрасывал, уже превратились в угли. Я забыл их проверить. Ничего серьёзного. Ногами я забросал снегом тлеющие костры.

Я смотал цепь, стараясь не прикасаться к частям, которые лежали в углях.

— Блэйк? Пожалуйста, не говори мне, что ты собираешься произносить имя, которое не должен произносить. Потому что я не могу придумать другую вескую причину, по которой ты вышел бы на улицу и сказал то, что ты только что сказал.

— Я собираюсь произнести имя, которое, вероятно, не должен произносить, — сказал я. — Но не так, как ты думаешь.

— Противоречит ли это клятве, которую ты дал мне?

— Нет, — ответил я. — Не совсем. Я вот что думаю: а могла бы ты сама хотя бы немного последовать данной тобою клятве и довериться мне?

— А ты доверяешь самому себе? — уточнила она.

— Процентов на восемьдесят, наверное? — с сомнением произнёс я.

— Тогда и я постараюсь довериться тебе на эти восемьдесят процентов, — сказала она предельно серьёзным тоном.

Я вытянул руки по сторонам, а затем крикнул во всё горло:

— Шиповница!

Мой голос разнёсся по округе.

— Шиповница! — закричал я снова. На этот раз я ощутил связь.

Иные за забором пришли в движение. Кто-то отступил, кто-то подошёл ближе. Посыльные и воины. Духи растений и животных, духи стихий и тёмные, угловатые чудища, исполненные зубов и когтей. Я не мог не вспомнить стихотворения про Бармаглота и про охоту на Снарка. Злопастный Брандашмыг и всё такое. Я о них знал лишь понаслышке. Хотя наверняка в книгах моей бабушки отыщутся какие-нибудь упоминания.

— Шипов…

Прямо передо мной приземлилась птица, устроив настоящую бурю из крыльев и перьев.

Чёрно-белая, с высокой головой и человеческим лицом вместо клюва, бледная, с чертами, напоминающими статую с острова Пасхи. Высокая, строгая, глаза скрыты под тенями густых бровей.

— Спасибо, что откликнулась, — сказал я.

— Чего ради ты произносишь моё имя? — спросило существо её голосом.

— Я хочу сделку, — сказал я. — Мне известно, чего ты хочешь, тебе известно, чего хочу я. Рано или поздно нам пришлось бы поговорить, так что давай поговорим сейчас.

— Следуй за гомункулом, — ответила она. Существо-птица повернулась, готовясь улететь.

— Я хотел бы получить обещание безопасности, — прокричал я.

— Не повезло, — ответило существо.

— Блэйк, по-моему, это не самый разумный план действий.

Я поспешил за птицей-гомункулом.

— Ты хочешь провернуть всё максимально безопасно, осторожно, обдуманно и в соответствии с лучшим планом действий?

— Ну да, в идеале.

— Тогда мы целиком и полностью на одной волне.

Иные расступились, позволяя нам пройти. От меня не ускользнуло, что они смыкают за мной ряды.

— В твоих словах нет смысла, и теперь я боюсь за тебя по-настоящему.

— Мы на одной волне. Я бы тоже с куда большим удовольствием действовал логично и рационально. Но пока мы действуем осторожно, разумно и обдуманно, нас обходят на каждом шагу. Мы это проверяли.

— Да.

— И даже после контролируемой попытки что-то поменять, выставить Лейрда в дурном свете, мы по-прежнему в невыгодной ситуации.

— Я знаю. Да, я с этим согласна, но я не понимаю, что ты делаешь.

— Представь, что ты играешь в шахматы с кем-то, у кого на доске больше фигур и у кого на десятилетия больше опыта. Как его победить?

— Никак, — сказала Роуз. — Разве что смухлевать.

— Мы уже пробовали мухлевать, — сказал я. — Создали ему неприятности, мешали его работе. И он, по-видимому, собирается этой ночью с нами расквитаться.

— Тогда нужно поменять игру, — сказала Роуз.

— И это мы пробовали. Выиграть невозможно. Ну никак. Поэтому я предлагаю совершенно простую вещь.

— Ну так скажи уже! — воскликнула Роуз. — И кстати, ты же в курсе, что Иные идут за нами?

— Мы окружены, — признал я. — Но она так отчаянно хочет заключить сделку, что выслушает нас, прежде чем убить. Не придавай этому значения. Это лишь аналогия. Я предлагаю стратегию голубя: опрокинуть все фигуры, нагадить на доску, а затем расхаживать по столу с видом победителя.

Повисла тишина. Раздавались лишь рычание и звуки потасовки. Уже дерутся за право первыми добраться до нас.

— Могу я задать тебе серьёзный вопрос, Блэйк?

— Конечно.

— Ты сошёл с ума? Я не в шуточном смысле. А в том печальном смысле, когда сходишь с ума совершенно взаправду. Ты… я даже не знаю, как это сформулировать...

— Потерялся? — спросил я.

— Потерялся… возможно. Как шестилетний ребёнок, которого оттеснили от родителей в толпе, и который ощущает полнейший ужас, поскольку он и понятия не имеет, где его родители и как ему попасть домой?

— Да. Я понимаю, о чём ты говоришь. Но разве в этом смысле не оба мы потеряны? Разве не продолжается это уже давно?

— Думаю, да, — сказала Роуз.

— Мы не можем подняться до их уровня, это не вариант, — сказал я. — Мы должны опустить на наш уровень их самих.

Я плёлся по снегу, а птица-гомункул кружила надо мной, не упуская нас из виду и позволяя следовать за ней. Холод был зверским, ноги замёрзли, оголённая кожа уже просто горела. Руки тоже закоченели, я ведь так и держал бутылку и топорик.

Иные следовали за нами. Сейчас, когда мы шли по лесу, их не было видно. Мы добрались до спуска с холма, и скорость упала наполовину, поскольку ноги по колено утопали в снегу.

— С тобой это тоже бывало, да? — спросил я, чтобы немного себя отвлечь.

— Что?

— Ты потерялась, когда тебе было шесть?

— О, да. Выходит, у нас есть общие воспоминания?

— Похоже, что так, — кивнул я. — Видимо, по той простой причине, что родители были настолько бестолковыми, что научились следить за нами лишь после того, как потеряли несколько раз кряду?

Повисло недолгое молчание.

— Один раз, — тихо сказала Роуз. — Они потеряли меня всего один раз.

— Да чёрт бы их побрал! — не сдержался я и на мгновение закусил губу. — Три раза! Меня они теряли трижды! Уж это-то я хорошо запомнил.

Я услышал, как смеётся Роуз по другую сторону зеркала. Каким-то нервным смехом, а может быть, смехом облегчения.

Видела ли она их? Иных, что брели в отдалении? Высокие фигуры без усилий шагали по глубокому снегу. Если считать, что ей видно лишь то, что проходило сквозь зеркало, то вряд ли.

Мы вышли на поляну. Мне показалось, что я узнаю место из своего видения.

Шиповница сидела на поваленном дереве, у которого ещё сохранились верхние ветви. Её ступни утопали в сугробе, она вообще сидела прямо на снегу, не выказывая при этом ни малейших признаков дискомфорта.

— Весьма невежливо, — сказала Шиповница, — вторгаться в чужое пространство с обнажённым оружием. Даже с двумя.

— Мы уберём своё оружие, если ты уберёшь своё, — сказала Роуз.

Шиповница отпустила кролика и подняла руки, демонстрируя, что они пусты. На руках у неё были перчатки без пальцев. Кролик остался у неё на коленях.

— Гомункул, — продолжала Роуз. — Знакомое слово. Искусственная жизнь. Это же ты его создала? Многие из этих Иных лишь инструменты, не так ли? Самодельные Иные? Они — такое же оружие, как и этот топорик.

— Хорошо сказано, — ответила Шиповница. — Отлично. Если вы опустите оружие, я отошлю свои создания.

— При всем моём уважении, — сказал я. — Я уберу свое оружие, только если ты отошлёшь всех Иных, созданных тобою или нет. Но ты ведь не собираешься этого делать, верно? Так, может, обойдемся без любезностей и смиримся с тем, что ты не слишком гостеприимная хозяйка, а я просто отвратительный гость?

Я видел, что Шиповница задумалась. Она погладила кролика. Своего фамильяра.

Существо что-то шептало. Не говорило, в прямом смысле слова, но всё же общалось с хозяйкой на языке, понятном только им обоим.

Иные, которые шли через лес следом за мной и Роуз, вышли на поляну и собрались вокруг Шиповницы. Её челядь и паства.

Когда прибыла очередная группа, Роуз издала сдавленный звук. Укрытые слоями выбеленных шкур, с огромными птичьими черепами на головах. Они выстроились в ряд позади Шиповницы, а самая низкорослая фигура уселась на большой ветке упавшего дерева, согнув ноги.

— Чего ты хочешь? — спросила Шиповница.

— Предложить тебе сделку. Тебе нужна территория.

— Да.

— Я не могу тебе её предложить. Пока ещё нет. Она не принадлежит мне.

— Мне это известно, — сказала Шиповница. — Ты для меня бесполезен.

— Я куда более полезен, чем любой из тех, кто придёт после меня, — сказал я. — Тебе нужен кусок этой земли, ты не можешь создать владение, поскольку формально участок принадлежит другому. Ты не можешь застолбить территорию, не можешь объявить о своих притязаниях.

— Всё это мне известно, — ответила она.

— Через несколько лет я мог бы дать тебе часть земли.

Я наклонился и начертил квадрат размером сорок на сорок сантиметров.

— Вот столько земли я отдам тебе только за то, что ты отпустишь нас живыми, при условии, что я проживу достаточно долго.

— Ты оскорбляешь меня.

— Нет, — ответил я. — Я начинаю переговоры. Мы должны работать вместе. Ты оказываешь мне услугу, я даю тебе некоторую часть земли, чтобы этот квадрат стал больше. Если я оказываю тебе услугу, ты даёшь мне то, что мне нужно.

— Я могу убить тебя, — сказала она, — убить следующего, потом ещё одного и ещё, пока ваш род не пресечётся, и тогда никто не станет претендовать на землю.

— Претендовать будут дьяволы, — сказал я. — Если наш род пресечётся, территорию смогут забрать себе юристы, они ведь и так уже обладают частичной или полной опекой. А это означит, что земля, скорее всего, перейдет в руки бессмертных Иных. Дьяволы получат плацдарм в этом мире, и это будет немалый плацдарм. Ты, вероятно, и не узнаешь это место.

Я видел, как сузились её глаза.

— Это твой единственный вариант. Лучшая сделка, которую ты когда-либо сможешь получить. Ту землю, которую я тебе дам, они не смогут забрать.

— И чего же ты хочешь? — спросила она. — Жить?

— Жить — это уже неплохо, — сказал я. — Но прямо сейчас я хочу полностью уничтожить семьи Бехайм и Дюшан.