Пакт (джен)

«Чёрт. К чёрту их. К чёрту это всё».

Несомненно, это была машина родителей или дяди. Её припарковали в самом начале длинного подъёма к Дому-на-Холме, прямо поперёк подъездной дороги. Воплощенная метафора всей моей жизни. Всего того, от чего я сбежал.

Это дядя… Да, думаю, это он перегородил въезд, чтобы заставить остальных искать место для парковки.

Я посмотрел вдоль улицы. Территорию огораживала невысокая каменная стена, доходившая мне до плеча, и примерно той же высоты причудливая кованая ограда в виде лозы, вьющейся между металлическими столбиками. Забор, когда-то чёрный, с годами стал пёстрым от ржавчины и отслоившейся краски. По всей улице, куда ни глянь, стояли знаки «Стоянка запрещена».

Я уже пожалел, что вернулся. «Чёрт», — подумал я уже в который раз.

На углу, чуть дальше по улице, несколько местных жителей что-то обсуждали. Любопытно, что смотрели они при этом на меня.

Под их бдительным взором я протащил мотоцикл между машиной и оградой и поставил его на траву, прислонив к забору.

Я не торопился. Я уже давно пообещал себе: свой темп они мне не навяжут. Неторопливо снял шлем, вытер со лба пот. Проверил карманы, чтобы убедиться, что не забыл ключи, наткнувшись в процессе на смятые бумажки. Я вытащил их и принялся сортировать: банкноты, чеки и квитанции с заправок, скопившиеся по пути сюда.

Тянул время.

Дом, согласно своему названию, располагался на вершине холма. Здание притягивало взгляд не размерами, а тем, как гордо оно возвышалось над захолустным, провинциальным городком. В нём не было ничего тёмного или зловещего. Если не считать запущенного сада, облезлой ограды и деревьев, утративших со времен постройки дома свой когда-то причудливый, но милый декоративный облик, это был просто уютный старый дом. Я какое-то время встречался с девушкой, которая мечтала стать архитектором, — всего лишь мимолетная интрижка. Я не так много запомнил из её рассказов, но с некоторой долей уверенности мог бы назвать это строение «особняком в викторианском стиле». Три этажа и возвышающаяся над ними на ещё один этаж угловая комната-башня. Фасад с окрашенной в серый цвет деревянной обшивкой, резные деревянные карнизы и перила крыльца, высокие узкие окна с открытыми ставнями.

Я снял куртку, потом свитер. Открыл замок на сиденье мотоцикла, откинул его и нашёл там заранее приготовленную рубашку. Надел её поверх чёрной футболки. Сложил остальную одежду и направился к дому, застёгивая на ходу пуговицы.

Припаркуйся дядя ближе к дому, он избавил бы и себя, и всю свою семью от пешей прогулки. Но возможность досадить остальным была для него важнее — и это меня не удивило. Мне скорее показалось бы удивительным, если бы он не выкинул чего-нибудь подобного.

Пока я шёл к парадной двери, доски крыльца натужно скрипели под моими ботинками. Я остановился, чтобы вытереть ноги о дверной коврик. Надписи «Добро пожаловать» на нём не было. Вместо этого на коврике красовались изображения роз с колючими стеблями и инициалы «Р.Д.Т.»

На самом деле смотрелось это крайне уместно: никакого уважения к гостям — исключительно самолюбование.

Дверь была не заперта. Я снял ботинки, миновал прихожую и направился вглубь дома, на ходу заправляя рубашку в джинсы.

Мои прежние впечатления об этом месте быстро менялись. Обычный дом. Множество книг: полки почти в каждой комнате, везде, где только можно их разместить. Здесь встречались и старинные тома с потрескавшимися корешками, и кое-какие новые, только вышедшие бестселлеры. Книги были отсортированы по алфавиту и году издания, будто они стояли в библиотеке, а не в обычном доме.

Анахронизм. Подходящее слово, чтобы описать обстановку. Старое и новое.

Яркая коробка с хлопьями для завтрака между тостером и кухонным телевизором. Напротив телевизора — столик, накрытый тёмно-красной кружевной скатертью.

А ещё кошачий лоток и игрушка рядом с ним. Чистый кошачий лоток, что довольно странно, если вдуматься. У меня фантазии не хватало представить, что кто-то из них почистил этот лоток. Совершенно не в стиле нашей семьи.

Когда я пересёк зал, сверху стал слышен гул раздражённых голосов множества людей. На крик они не переходили, но и не стеснялись громких слов и крепких выражений. Я вздохнул, сунул руки в карманы и стал подниматься наверх.

Фотографии. Ни одного семейного снимка. Вместо этого, контрастирующие с лакированными вишневыми половицами и бордовыми шторами сине-зелёные снимки природы. Цветовой контраст создавал эффект насыщенности, но был чрезмерным и раздражающим.

Поднявшись по лестнице, я увидел их. Единая семья, разделенная на четыре фракции. Все в чёрном.

— Ну ни хрена себе, — Пэйдж удивленно распахнула глаза.

— Возвращение блудного сына, — съязвил дядя Пол.

Это была последняя внятная фраза, которую я услышал, прежде чем возобновилась перепалка.

— Даю десять к одному, что ему нужны деньги на дозу.

— Раз уж ты затронул эту тему, Стеф, давай вспомним об Элли.

— Иди в жопу, Ирэн, — почти выплюнула Элли тёте. — Что ты вообще знаешь, сучка необразованная.

Они бросались оскорблениями, пытаясь сдвинуть зыбкие границы, установить новые правила, закрепить завоёванные позиции или ударить соперника в слабое место.

Меня не было три года. Такая же грызня была, когда я уходил, она продолжалась и сейчас.

Она никогда и не прекращалась.

Девять двоюродных братьев и сестёр, разделенных на три противоборствующих лагеря: дядя Пол, его бывшая жена и его сестра, она же моя тётя Ирэн.

У дяди Пола была куча детей: четверо от первого брака и двое от второго. Старшая дочь уже успела стать мамой, тогда как самому младшему исполнилось всего двенадцать. Пэйдж и её брат-близнец Питер по возрасту попадали как раз в середину этой шестёрки. Уверен, что эти двое уже поступили в колледж.

Пэйдж, кажется, хотела подойти ко мне, но для этого ей пришлось бы протиснуться между затеявшими перебранку дядей Полом и тётей Ирэн.

Я не прислушивался к их разговору. Времени прошло немало, но их песни я знал наизусть.

У тёти Ирэн были свои дети, но я заметил только двух. Молли, моя ровесница. Когда-то мы много общались, а теперь я с трудом узнал её. Она была так поглощена собственными мыслями, что, кажется, даже не заметила меня. Обхватив колени пальцами, Молли нервно постукивала ногой по полу. Её мама пыталась остановить этот неровный ритм прикосновением. Похоже, нервозность Молли передалась и её младшему брату — он выглядел столь же обеспокоенно. Вся семья — с каштановыми волосами. Молли казалась бледнее обычного, а её чёрная одежда это только подчёркивала.

Семья дяди Пола, его первая жена Стефания, моя тётя Ирэн — все при детях. Три группы, три фракции.

Четвёртая группа — за неимением лучшего определения — «моя». Даже двоюродная сестра узнала меня раньше, чем они. Мои родители.

Они подошли ко мне, и я вдруг заметил, что мать держит укутанного в одеяло ребёнка. Я не слишком разбирался в возрасте детей. Но ушёл я три года назад.

— Всё в порядке? — спросил отец.

— В порядке, — ответил я, не отрывая глаз от ребёнка.

— У тебя нет никаких проблем? — спросила мама.

— Никаких, — ответил я. — Удивительно, не правда ли?

— Не считая того, — заметил отец, — что ты ушёл на одну ночь, а пропал на три года.

Я хмуро посмотрел на него.

— Смотрю, ты сделал татуировки, — решил сменить тему отец.

Я посмотрел вниз. Контуры татуировок проглядывали сквозь ткань рубашки. Я закатал рукав до предплечья, демонстрируя рисунок:

— Акварельные тату. Подарок от друзей. Моя знакомая художница, которой я многим обязан, предложила эскизы, а ещё один друг их набил.

Я установил для себя правила, чтобы не дать втянуть себя в привычную манеру общения моей семьи, но всё же начал дразнить отца. Было заметно, как тяжело ему удержаться от ответной реплики. Вопрос в том, решится ли он критиковать мои татуировки сразу после моего возвращения?

— Что ещё? — спросил я.

— Рад, что у тебя всё хорошо, — отметил отец почти равнодушно. — Ты же знаешь, я никогда на тебя не сердился.

— Знаю, что не сердился, — я прикусил язык, чтобы не сказать лишнего. «У нас ведь и проблем-то никогда не было?»

Я пожал плечами, сунул руки в карманы и посмотрел на младенца.

— А это кто?

— Это Айви, — ответила мать. — Ей полтора года.

— Привет, Айви, — сказал я.

В ответ Айви уткнулась головой в плечо мамы.

— Впитываешь нашу особую атмосферу? Лет через десять сможешь рассказать своему психотерапевту много интересных историй.

— Блэйк, — голос отца прозвучал предупреждающе.

Не отводя взгляда от Айви, я спокойно, почти мягко, так, чтобы не напугать её, ответил:

— А не особо-то вы меня искали, папа? Мама? Знаете, я ведь поддерживал связь с парой-тройкой старых друзей. Хотел быть в курсе, что происходит. Мои друзья — те из них, кому вы всё-таки звонили, — говорят, что вы перестали спрашивать обо мне уже через месяц.

— Ты был почти совершеннолетним. И твоё исчезновение не заинтересовало полицию. Мы обзванивали твоих знакомых, пытались узнать, где ты, но у нас ничего не вышло. Не знаю, что ещё мы должны были сделать?

Я слегка улыбнулся, поскольку Айви потянулась за моей протянутой рукой. Она обхватила ладошкой указательный палец, протянутый ей, и я покачал им, словно здороваясь с Айви.

Ну да, зачем беспокоиться о сыне, когда можно просто начать всё заново? Родить замечательную маленькую дочурку, о которой вы так мечтали.

— Ты немногословен, — заметила мать.

— Мне нечего сказать, — отозвался я. — Ничего, если я буду присылать Айви подарки время от времени? На дни рождения, Рождество?

— Ты не можешь выбрать что-то одно и отказаться от всего остального, — возразил отец. — Семья — это либо всё, либо ничего.

— Ну и ладно. Если это выбор из двух вариантов, то я просто уйду. Снова.

— Блэйк! — отец повысил голос.

Айви вздрогнула от внезапного возгласа, отпустила мой палец и скривила личико. Слёз не миновать.

Вот чёрт. Так легко проникнуться этой атмосферой, сорваться, начать сводить счёты.

— Прости, папа. Прости, мама. Извини, Айви, это я виноват, — спокойно сказал я и не дожидаясь ответа отошёл от родителей.

Из дверей ближайшей комнаты вышел Калан. Увидев его, я остановился. Вслед за ним вышел человек в белом халате.

— Элли, — позвал он.

Калан был старшим сыном Ирэн и вторым по старшинству среди всех внуков. Если за ним следовала Элли, значит, они идут по списку, от старшего к младшему. Я наблюдал, как Элли встала. Она, похоже, чувствовала себя не в свой тарелке, ей было явно некомфортно в этой одежде, которая ей совсем не шла. Элли густо подвела глаза и накрасила губы слишком яркой для её кожи красной помадой. Её привычка сутулиться и тощая плоская фигура вызывали ассоциацию с хорьком. Элли тоже была заметно встревожена, но совсем не так, как Молли.

Дверь была не из полой фанеры, как это часто бывает в жилых домах. Это была увесистая деревянная дверь, и она захлопнулась за Элли с тяжелым глухим стуком.

— Да ладно! Блэйк? — воскликнул Калан, когда я попытался его обойти.

— Привет, — отозвался я.

— Ты напялил джинсы? Да ещё и заляпанные краской? В такое время?

Я взглянул на джинсы — на одном из колен отпечатались тонкие разноцветные полоски краски — и посмотрев в глаза Калану, пожал плечами:

— А это так важно?

— Какого чёрта ты вообще припёрся? — спросил он. — Мы тут уж решили, что ты помер или типа того.

— Мне позвонили, — сказал я, взглянув на своих родителей. Юрист нашёл меня без особых проблем, живого и здорового. — Мне стало интересно, как поживает наша семья, и я подумал, что возможно, это последний раз, когда мы соберёмся все вместе. Думал, зайду, посмотрю, как обстоят дела, скажу всё, что должен сказать.

— Если ты вообразил, что сможешь примазаться…

— Если бы я этого хотел, думаешь, стал бы я надевать эти джинсы? — оборвал его я и добавил, раздраженный сильнее, чем прежде: — Отъебись, Калан. Прибереги силы, чтобы наезжать на других. Я тебе не угроза. Честное слово.

Калан нахмурился, но всё-таки отвалил. Он отошёл к скамье и сел напротив Молли. Прикоснулся к её руке, нагнулся и что-то прошептал на ухо.

Я отошёл от столпившихся у тяжёлой деревянной двери родственников и направился в дальний конец коридора. Пэйдж последовала за мной. Я остановился возле узкого окна: тусклый свет заходящего солнца просачивался сквозь тюль и между занавесок.

— Ни хрена себе, — сказала она уже во второй раз.

— Привет, Пэйдж.

Она распахнула руки для объятий, а я отшатнулся от неё. Отступил назад и врезался в стену, чуть не оборвав висевшую на ней картину.

Пэйдж выглядела ошарашенной, её руки опустились. У неё была французская коса, и её платье смотрелось на ней насколько хорошо, насколько плохо смотрелась одежда на старшей сестре. С ней всегда так. Ей даже двадцати не исполнилось, но я легко мог представить, с какой гармоничностью она вольётся в мир маленьких чёрных платьев и брючных костюмов.

— Прости, но… — сбился на полуслове я. — У меня... рефлекс.

Я заставил себя обнять Пэйдж. Неуклюжий и крайне неестественный жест. Она довольно болезненно ткнулась мне в ухо головой и с преувеличенной осторожностью обняла меня.

— Что случилось? — спросила она, когда мы разжали объятия.

Я понял, о чём именно она спрашивает, но предпочёл ответить на другой вопрос:

— Не нашёл причин остаться, потому и ушёл.

— Ты сбежал из дома!

Я пожал плечами. Это движение стало повторяться слишком часто, как навязчивая привычка. Такое ощущение, что все мои попытки принять происходящее превратились в спектакль.

— Каждый раз, когда я слышу фразу «сбежал из дома», мне представляются маленькие дети с перекинутыми через плечо узелками на палках.

— Ни строчки, ни звонка? Я, конечно, понимаю, что мы никогда не были особо близки, но я думала, ты хотя бы весточку передашь — просто чтобы я знала, что у тебя всё в порядке.

— Я ни от кого не прятался. И решил, что вернусь, если кто-нибудь заморочится достаточно сильно, чтобы меня найти. Но никто не стал искать — и я не вернулся.

— Ты нашёл себе новое жильё или… — она замолкла, словно не рискуя нарушить ещё одну невидимую границу, как это случилось с внезапными объятиями.

— Я жил на улице, правда, совсем недолго. Это было хуже, чем ты можешь представить. Потом я встретил людей, которые мне помогли. Теперь знаю: мне чертовски повезло, что я выкарабкался.

Так странно говорить об этом с кем-то, кто ещё не знает этой истории.

Я увидел в её взгляде что-то очень знакомое. Жалость, но не только её. Попытку понять, обречённую на неудачу. Не было способа дать понять, насколько плохо мне было, не объясняя, почему я всё же не попытался вернуться домой. Причиной была гордость, но того особого сорта, которая тащит на дно, вместо того, чтобы помочь подняться.

— Сейчас у меня всё настолько хорошо, — сказал я, чтобы отвлечь её и чтобы избавиться от пристального взгляда Пэйдж, — что я позволил себе сделать своё первое серьёзное приобретение.

Мне пришлось прижаться к стене, чтобы увидеть из окна мотоцикл, прислоненный к ограде. Я показал Пэйдж куда смотреть, и отошел, освобождая место.

— Мотоцикл?

— Ага, а ещё права и страховка. Возможно, это самый хреновый, маленький и дешевый в мире мотоцикл, да ещё и подержанный, но это не важно. Он мой. А у тебя как дела? Что с университетом?

— Второй курс. Экономика. Возможно, юриспруденция в будущем, если повезёт, — она показала мне скрещённые пальцы.

— Ты всё ещё общаешься с теми ребятами из школы? Шенон? Миракл?

— Мира. Она наконец-то сменила имя. Больше не будет шуток, что иммигрантам надо запретить выбирать имена своим детям. Ты в курсе, что она всё ещё спрашивает о тебе?

— Ну, хоть кто-то спрашивает, — улыбнулся я.

Мне показалось, что Пэйдж решила меня толкнуть в плечо, но она сдержалась, вспомнив мои проблемы с объятиями.

— Вообще-то, я тоже спрашивала, придурок.

Молли встала со скамьи и подошла к нам.

— Ну вот, — сказала Пэйдж. Она улыбнулась и передёрнула плечами, проявляя нехарактерное волнение. Или даже некоторое нездоровое оживление. — Мы трое снова вместе, впервые за… девять лет?

— Десять, — поправил я.

Пэйдж была на год старше меня, Молли на год младше. Мы всегда играли вместе — в те времена, когда семья ещё не разделилась.

Впрочем, Молли не казалась счастливой. Она обнимала себя руками и выглядела нездоровой.

— Ты как, нормально? — спросил я.

— Хочу, чтобы это всё уже закончилось, — ответила Молли. Она оперлась о косяк двери, но уже буквально спустя мгновение выпрямилась. Нервничает.

— Помню, как мы сочиняли истории про это место, — сказала Пэйдж. — Страшилки.

— Ага, — отозвалась Молли, обнимая себя ещё крепче. — И не все из них были выдумками. Помните ту, про прадедушку и прабабушку, которые были родственниками?

Меня слегка передёрнуло.

— Спасибо за напоминание.

— Или про дуэль, на которой кто-то из предков кого-то убил? — продолжила Молли.

— Застрелил. Не думаю, что это считается убийством, если это происходит во время дуэли, — сказала Пэйдж

— Вопрос определения, — сказала Молли.

— Люблю спорить об определениях, — злорадно ухмыльнулась Пэйдж. — Не провоцируй меня.

Шум разговоров в противоположном конце коридора затих. Тишина и звук шагов. Из комнаты вышла Элли.

— Пэйдж и Питер, — сказал человек в халате.

Брови Пэйдж поползли вверх.

— Вместе с братом-близнецом, — отметил я.

— Я слегка напугана, — натянуто улыбнулась Пэйдж. — Что ж. Пожелайте мне удачи.

— Пэйдж, — обратилась к ней Молли, и Пэйдж повернулась к ней. — Не вздумай! Я не могу объяснить. И прозвучит глупо, если попытаюсь, но главное: не принимай предложение.

Пэйдж нахмурилась.

— Пэйдж? — повторил человек в халате. Питер уже стоял рядом с ним.

Блондин, как и Пэйдж, того же роста и комплекции, даже черты лица схожи. Но когда дядя Пол и тётя Стеф расстались, каждый из них взял одного из близнецов. Питер был чуть грубее сложен, и потому, каким-то образом, он казался старше Пэйдж. Он был чем-то неуловимо похож на Элли, которая тоже осталась жить с матерью. И в строгом костюме он выглядел столь же нелепо, как его старшая сестра.

Они с Пэйдж вошли вместе.

Мы с Молли остались одни в этом конце коридора. Гул разговоров с противоположного конца стремительно нарастал. Шёпот в уши союзников, колкости в сторону противников. Когда я заговорил, то и сам почти перешёл на шёпот:

— Эй, Молли... Что случилось?

— Не знаю, слышал ли ты, но моя мама устроила нам переезд. Чтобы мы были поближе. Пыталась получить преимущество. Так что Калан, я и Крис, мы часто бывали в этом доме. Обычно когда мама напрашивалась в гости.

— Я догадывался о чём-то подобном, — сказал я.

— Не думаю, что Калан это понимает, он ведь уехал несколько лет назад. А вот мы с Крисом ходили в местную школу. Здесь происходит что-то странное. Слишком много вещей не сходится. Незнакомые люди знают, кто я, и относятся недоброжелательно. И я не понимаю почему.

— Уверен, это всё из-за дома.

— Не только из-за него. Бабушки на улице провожают меня странным взглядом. Дети прогоняют Криса с детских площадок. И делают это так быстро и так подло, что мне кажется, в этом нет никакого смысла. Каждый раз, как я выхожу из дома, я чувствую, будто прорываюсь из окружения. Кажется, что каждый третий считает меня заклятым врагом.

На меня накатили воспоминания о ночёвках на улицах. Как я искал места, где можно было бы устроиться на ночлег подальше от чужих глаз. Даже при свете фонарей мне постоянно казалось, что где-то за пределами видимости таится опасность, и что на меня нападут, как только я засну. Даже в тех тихих районах, которых не достигал шум большого города, в глубоких тенях могло прятаться всё, что угодно. Чувство страха там было даже сильнее: и дважды оно оказалось вполне оправданно. Оба раза это были люди.

Худшие из людей. У меня до сих пор остались шрамы. Некоторые из них — физические.

Я понимал, что чувствует Молли, столкнувшись с таким же страхом, пусть и в меньшем масштабе. Когда тебя все презирают, когда любой без видимых причин может проявить к тебе агрессию. Или когда тебя начинают преследовать. Я вспомнил, как местные смотрели на меня, когда я парковался.

— Ты и есть их смертельный враг, Молли. Мы все их враги. Это маленький город, у людей от любой мелочи крыша едет, а мы — совсем не мелочь. И когда ты одна, быть уязвимой куда страшнее. Не хочу преуменьшать твои…

— Я о другом говорю! — перебила она.

— Но все именно так, Молли. Поверь мне. Маленькие общины часто творят страшные и бессмысленные вещи, для которых не нужен повод. Ты напугана, но у твоего страха есть причина. Это нормально. И не забывай о том, что стало первопричиной всех этих бед.

Молли, стоявшая рядом со мной, выглядела очень несчастной, беспокойной и нервной.

— Скоро всё закончится, — попытался утешить её я.

— Я только... — начала она и, оглянувшись, замолчала. — Мне надо присесть. Хочу привести мысли в порядок до того, как придёт мой черёд.

— Конечно, — сказал я.

— Я так рада, что у тебя всё хорошо, Блэйк, — продолжила она, выдавив из себя улыбку. — Спасибо.

Я проследил, как Молли возвращается на своё место.

К чёрту их. К чёрту это всё.

Я почувствовал, как во мне вновь закипает злость. Злость на дядю, на тёток, на родителей, на всё в этом доме. Пока я ждал, становилось только хуже.

Когда дверь открылась, и Пэйдж и Питер вышли, они немедленно начали ссориться.

— Паскуда ты ёбаная, Питер. Мудак проклятый! — орала Пэйдж. Даже с противоположного конца коридора были видны слёзы на её глазах.

Питер ухмыльнулся:

— Но всё, о чем я говорил — правда.

— Да ты ничего не знаешь, придурок! Гондон! Мне, мне это нужно!

— Элли всё это нужно больше.

— Потому что Элли — пиздоболка, которая ни дня в жизни не работала? Я пытаюсь получить образование, Питер! Ты наврал, чтобы меня подставить? Ты же мой брат-близнец! — в конце фразы Пэйдж почти сорвалась на визг.

— И что? Ты думала, я буду тебе подыгрывать? Тебе нужны деньги только потому, что Пол настрогал детей больше, чем способен обеспечить. Ведь так, папа?

— Я думаю, ты и Элли только что отлично продемонстрировали, что не оправдали затраченных на вас усилий, — ответил дядя Пол спокойным голосом. Он подошел к Пэйдж и положил руку ей на плечо.

Пэйдж отстранилась от отца. Сейчас она уже рыдала:

— Я думала, что ты, Питер, по крайней мере, будешь играть честно. Может быть, вы и заодно с Элли, раз уж выросли вместе. Но я надеялась, что ты будешь поступать со мной честно. Мы же должны быть связаны!

— Никогда не слышала про близнецов, которые поедают друг друга в утробе? — возразил Питер. — Может, я съел чуток твоих мозгов? Поэтому что это пиздец как тупо.

Пэйдж потрясенно уставилась на брата. А потом она ему врезала. Со всей силы.

Это словно послужило сигналом для начала всеобщей драки. Время язвительных колких комментариев и взаимных обвинений прошло. Тётя Стеф с криками попыталась схватить Пэйдж, но та ускользнула из захвата и побежала прочь.

Я бросился за ней, пытаясь догнать.

Человек в халате, безучастный до этого момента, шагнул вперёд, загораживая мне путь. Он выкрикнул всего одно слово:

— Стоп!

И в ту же секунду стало тихо. Слышен был лишь звук шагов Пэйдж, сбегающей вниз по лестнице.

Я вместе с Молли попытались пробраться сквозь толпу.

— Молли, — произнёс человек у двери. — Она приглашает тебя следующей.

Мы оба замерли. Молли побледнела ещё сильнее.

Пэйдж была раздавлена, Молли была смертельно напугана. Да и остальные тоже. Все были на взводе, доведены до предела.

— Сейчас моя очередь, — произнёс я. — Я Блэйк Торбёрн. Сходи пока за Пэйдж, Молли. Не думаю, что надолго там задержусь.

— Без очереди лезешь, Блэйк? — выпалил Калан. — Похоже, ты наврал, когда говорил, что тебе ничего не нужно.

Я показал ему средний палец. Молли посмотрела мне в глаза, кивнула и бросилась вдогонку за Пэйдж.

Человек в халате заглянул за дверь, чтобы что-то уточнить, потом повернулся ко мне:

— Она сказала, что примет тебя, Блэйк.

Я прошел в спальню, и дверь с грохотом захлопнулась за мной. Не намеренно — просто дверь была действительно тяжелая.

Бабушка не походила на человека при смерти. В комнате было свежо, из распахнутого окна с видом на сад пахло цветами.

Она сидела на кровати, опираясь на стопку подушек. На ней была старомодная ночная рубашка с рукавами, расширяющимися у тонких, как тросточки, запястий. Волосы она собрала в тугой пучок. Её взгляд, изучающий меня, оставался острым, а руки, которыми бабушка подносила чайную чашку к губам, были твёрдыми. Медбрат в халате стоял слева от кровати. Бабушкин юрист, индус в безупречном деловом костюме, расположился справа. Её серый холёный кот — наверное, самый большой кот из всех, что я когда-либо видел, — лежал на кровати, положив голову на бабушкины колени.

Она изучала меня. Оценивала. Холодно, расчётливо.

— О, хоть какое-то разнообразие, — наконец сказала она. Звучный голос. Совсем не старческий. И уж точно не голос девяностолетней старухи. — Остальные оделись так, будто дождаться не могут моих похорон. Или, может быть, они слишком скупы, чтобы приобрести несколько костюмов для разных поводов.

— При всём моём уважении, — начал я, осторожно выбирая слова, — Меня твоё мнение не ебёт, мерзкая, паршивая, злобная, вонючая пизда.

Я видел, как напрягся медбрат. Юрист же даже бровью не повёл. Притворная вежливость исчезла с лица моей бабули. Она поднесла чашку к губам и сделала глоток. Потом передала чашку медбрату, который с большой неохотой отправился к столику у окна, чтобы приготовить ещё чая.

— Всё сказал? — спросила она.

— Я думаю, нам обоим очень повезло, что тут есть двое этих мужиков, — ответил я, поставив ногу на деревянный сундук, стоящий перед кроватью. — Потому что я настолько зол, что мог бы вон тот графин швырнуть тебе в рожу.

Я кивнул в сторону столика.

— Мне кажется, это очень грубо, — ответила она. — Более воспитанный человек предпочёл бы напасть на меня при помощи слов.

— А есть такие слова, на которые тебе не плевать? Разве способен я сказать что-то, что сможет тебя задеть? Честно говоря, я и представить не могу, что такого можно сделать, чтобы ты хоть на секунду осознала ту боль, которую причинила стоящим за этой дверью людям.

— И ту боль, которую причинила тебе? — спросила она. — Полагаю, ты, по большей части, прав. На свете осталось мало слов, которые могут меня задеть.

— Ты не заслуживаешь достойной смерти, старая сука, — сказал я. — Никто из них тебе этого не скажет, потому что ты играешь с ними. Но, раз уж мне единственному насрать на эти деньги, выходит, только я и могу прийти и сказать всё, что о тебе думаю. Ты — мразь и единственная причина всего, что там происходит.

Я указал на дверь, из-за которой доносились глухие крики.

— Я бы сказала, что они сами — корень всех своих проблем. Не я сделала их жалкими, и не я сделала их жадными, — ответила она и с лёгким вздохом добавила: — Эти глупые денежные споры.

— Но ты использовала их слабости, вовлекла их жизни в свою ебучую игру. Это ты установила правило, что дом и миллионы с его продажи унаследует только один человек. И это ты потом сказала, что это будет кто-то из твоих внуков.

— Мои дети бесполезны, — заметила она буднично, с легким пренебрежением.

— А потом ты взорвала бомбу, заявив, что это должна быть девочка. Ты разрушила семью, и сделала это вполне сознательно. Ты стравила их между собой, а теперь наслаждаешься, растаптывая их, разрушая их надежды.

Она нахмурилась, но продолжала улыбаться. Мне почти захотелось ударить её. Я бы не стал её бить, но мне очень захотелось.

Медбрат передал ей чашку чая. Она улыбнулась ему:

— Спасибо, Рич.

Рич повернулся ко мне:

— Я могу предложить чаю и вам, если вы пообещаете не бросаться чашкой.

— Тогда не нужно мне ничего предлагать, спасибо, — ответил я и посмотрел на бабушку. — Мне от неё ничего не нужно. Ни чая, ни наследства.

— Для ясности, — сказала она, — я неоднократно подчёркивала, что моя наследница будет женского пола.

— Могу представить, что ты просто водишь нас за нос, бабуля. Думаю, ты уже что-то обещала Каллану — просто, чтобы посмотреть, как на это отреагируют остальные. Кроме того, у тебя херово получается изображать умирающую. Не уверен, что кто-то мог бы купиться.

Если я и мог сказать что-то, способное её задеть, то это, похоже, было оно. Я увидел, как напускное веселье исчезло с её лица:

— Ты обвиняешь меня во лжи, господин Блэйк?

Никогда прежде не слышал, чтобы кто-то говорил лукаво, но она справилась. Она даже назвала меня между делом «господин Блэйк», используя титул словно по старой привычке.

— Я хочу сказать, что от тебя можно ожидать чего угодно.

Она вздохнула. Еле слышно, но её кот отреагировал на вдох.

— Должна признать, что ты не так уж далёк от истины. Но, по крайней мере, сама я себя считаю честным человеком.

— А ты разве не была юристкой?

— Я и сейчас юристка, господин Блэйк, и останусь юристкой до самой смерти. Но я разочарована, что ты обвиняешь целую профессию.

Я не нашёлся, что ответить. Я взглянул на медбрата — тот нервно переминался с ноги на ногу. Ссоры ему, что ли, не нравятся?

— Что ж, — продолжила бабушка, — полагаю, извиняться ты не собираешься?

— Только после тебя, — ответил я. — А у тебя это займёт очень много времени, так что советую начать побыстрее.

Она отпила немного чая, поморщившись от жара, облизала кончиком языка свои тонкие губы и откинулась на стопку подушек.

— Ты напоминаешь мне моего отца, — ответила она. — Он всегда страстно жаждал справедливости.

— А ещё он свою кузину трахал, если я правильно помню.

Она слегка улыбнулась.

— Ты об этом слышал? Да. Это он.

— Зачем ты всё это делаешь, бабушка? Хочешь восстановить отношения? Всю жизнь нас игнорировала, а теперь хочешь подружиться?

— Я просто хочу прежде, чем приму решение, узнать своих наследников.

— Очень жаль, но ты не сможешь в нас разобраться за один день. Что тебе нужно сделать — так это продать дом. Пусть городские власти снесут его, сравняют холм, высушат болото и расширят территорию. Пусть город получит то, что хочет. Раздели деньги между детьми и внуками. Дай нам то, чего хотим мы. Хочешь посадить нас на сковородку и понаблюдать за реакцией? Вот так и поступи. И тогда, может быть, ты заслужишь хотя бы капельку прощения.

— Этот вариант неприемлем, — она гладила кота, почёсывая ему спину у хвоста. — Дом останется. Сейчас я выбираю девушку, которая сможет о нём позаботиться.

— Тогда выбери Пэйдж, — сказал я. — Она умна, трудолюбива и независима. Если ты ищешь в наследницы свою точную копию, которая станет следить за домом, я готов поспорить, она отлично подойдёт. Правда, Пэйдж — не стерва, но я думаю, на какие-то уступки всё-таки придётся пойти. Кроме того, если уж кто-то и сможет извлечь хоть какие-то деньги из этого куска камня, не нарушая твоих правил, то это именно Пэйдж. Взятки брать будет или придумает способ, как высушить болота, не снося дом — после того, как окончит юридическую школу.

— Пэйдж не подходит, — отозвалась моя бабушка. — Кто ещё?

Я уставился на неё. Просто взяла и отмахнулась от моих аргументов?

— Тебе это нравится. Играть нами, — наконец сказал я.

— Я бы не советовала спешить с выводами, Блэйк. Это опасно.

— Раз ты такая честная, посмотри мне в глаза и скажи, что я не прав. Что в тебе нет ни капли злорадства и ты не получаешь ни грамма удовольствия.

Она посмотрела мне прямо в глаза. И не сказала ни слова.

— Я так и думал, — сказал я. — Прощай, бабушка. Когда ты сдохнешь, надеюсь, это будет достаточно паршиво.

Я повернулся, чтобы уйти.

— Блэйк, — услышал я оклик.

Я замер, хотя уже и взялся за дверную ручку. Я сразу же пожалел об этом.

— В самом начале ты сказал «при всём моём уважении». Ты говорил серьёзно?

Я не стал оборачиваться.

— «При всём моём уважении, ты, гнилая старая пизда»? На все сто процентов.

Я открыл дверь, и захлопнул её за собой с такой силой, что на стенах закачались картины.

Родственнички прожигали меня взглядами.

— Если я кому-нибудь понадоблюсь, — сказал я, многозначительно взглянув на Пэйдж и Молли, стоявших рядом, — то я буду снаружи, у въезда.

Я вышел из дома, спустился по длинному проезду и присел, опершись спиной о стену рядом с мотоциклом.

Жаль, что я не мог вздремнуть. Даже ночью в квартире, с тщательно запертыми дверями и окнами, мне это не всегда удавалось. Но я все же расслабился и прикрыл глаза. Я словно сбросил с себя тяжёлую ношу.

* * *

Уже давно стемнело, когда за мной спустились. Я закрыл пазл, который собирал на телефоне. В глазах зайчиком белело пятно от яркого экрана.

Без десяти полночь.

— Она хочет собрать всех вместе, — сказала Пэйдж.

— Ты собираешься делать то, что она хочет? — спросил я, не вставая.

— Мне очень нужна чья-то поддержка, — ответила Пэйдж. Вся её прежняя уверенность исчезла. — А если бабушка выберет Молли, к ней я, сам понимаешь, обратиться не смогу.

— Понимаю, — я встал и потянулся. Наверняка, завтра всё тело болеть будет. — Можешь не объяснять.

— Спасибо, — ответила она.

Когда я обернулся, то увидел, что улица опустела. Странно, у меня осталось чувство, что на нас кто-то смотрит. Не стоит и сомневаться, весь город сейчас ждёт, чем всё закончится.

Мы поднялись обратно по подъездной дороге. Я хотел придумать тему для разговора, но в голову ничего не пришло. Пэйдж в каком-то смысле стала для меня совершенно чужой. Три года — долгий срок.

На этот раз в спальне собрались все. Мы с Пэйдж присоединились к Молли. Пэйдж и Молли взялись за руки.

— Должна сказать, что я ужасно разочарована, — начала моя бабушка.

Никто не нашёлся, что ответить.

— Не волнуйся. Эти чувства взаимны, — сказал я. Кто-то же должен был что-то сказать.

Мои тёти и дядя, как и некоторые из старших детей уставились на меня.

— Молли, — произнесла моя бабушка.

— Нет, — воскликнула Молли.

— До момента, когда тебе исполнится двадцать пять, это имение и всё сопутствующее имущество, мои счета, а также прочие активы, описанные в соответствующих документах, — моя бабушка постучала по бумагам, которые держал юрист, — переходит под управление мистера Бизли и его фирмы. До тех пор ты получаешь ограниченный контроль над этими активами, со свободным доступом ко всем средствам, довольно скудным, должна признать, а также полный контроль над недвижимостью — за исключением права на продажу. Когда же тебе исполнится двадцать пять, ты вольна распоряжаться всем как сочтёшь нужным.

— Мне это не нужно, — сказала Молли, шагнув вперёд.

— Молли! Не глупи! — одёрнула её тётя Ирэн.

— Мне это не нужно, — повторила она снова и схватилась за изножье кровати. — Нет.

— Молли, не болтай ерунды.

— Если ты ничего из этого не хочешь, у тебя есть право на отказ, — сказала бабушка. — Мистер Бизли? У вас всё готово? Условия, дополнительные соглашения?

— Всё подготовлено и подписано.

Моя бабушка кивнула.

— Рич, ты был бесподобен. Я уже отложила часть денег, чтобы поблагодарить тебя.

Медбрат выглядел ошарашенным. Он посмотрел на моих родственников.

— Нет. Это запрещено.

— Я настаиваю. Возьми их и, если уж не для себя, то пожертвуй на благотворительность.

Он всё ещё выглядел несколько ошеломлённым.

Наверное, думает, что, если он возьмёт деньги, то моя семья сведёт с ним счёты.

Возможно, бабушка сделала это специально. Оказывая такое расположение медбрату, она оскорбляла нас.

— Если Молли не хочет, то я возьму, — встрял Калан. — Она может переписать права на меня…

— Да хер тебе! — отозвалась Элли.

— Бабушка? Почему ты не выбрала меня? — подала голос маленькая Роксана. Самая младшая, не считая моей новой сестры Айви.

Я почувствовал, как Пэйдж вцепилась мне в руку.

— Ты в порядке? — прошептал я.

Она помрачнела, губы сжались в тонкую линию, взгляд упёрся в пол. Пэйдж кивнула.

— Бабушка! — Роксана почти визжала. — Ты так меня не любишь, что вообще ничего мне не подаришь?

Именно так она себе это и представляла. Каждый играл свою роль, а чем младше были внучки, уже способные говорить, тем «трогательнее» они выглядели. Или паршивее — это смотря как посмотреть. Совершенно неверный подход, с учётом того, кем была моя бабушка, но сейчас это уже вряд ли имело значение.

Бабуля никак не отреагировала. Я нахмурился.

— Блэйк? — ко мне подошел отец. — Где ты планируешь остановиться на ночь?

— Домой собираюсь, — ответил я.

— Если хочешь, можешь поужинать и переночевать у нас.

— Нет, — ответил я. — Не хочу.

— Как скажешь, — отозвался отец.

Я смотрел, как медбрат подходит к постели и прикасается к бабушкиной руке.

Мгновенно наступила тишина. Медбрат Рич взглянул на часы.

— Две минуты первого.

Его отвлёк наш спор. Он опоздал на две минуты. Моя бабушка и её кот — оба были мертвы.

— Мне нужно позвонить, — сказал медбрат и вышел из комнаты.

Тишину нарушал только звук его удаляющихся шагов и шелест бумаг, которые юрист укладывал в свой портфель.

— Послушайте, — начал мой дядя, прерывая молчание. — Мы должны сесть и спокойно поговорить о продаже собственности, когда это станет возможным, а также о разделении средств…

Тётя Ирэн залилась смехом:

— О, теперь ты заговорил про разделение средств? Помнится, всего пару часов назад ты сказал мне, что это неприемлемо.

Снова споры, снова этот идиотизм. И почему я думал, что со смертью бабушки всё закончится?

— Убирайтесь, — сказала Молли жестко.

— Ты слышал мою дочь, — сказала тётя Ирэн. — Убирайся. Теперь это её дом.

— И ты тоже, — продолжила Молли. — Все вон.

Казалось, тётю Ирэн хватил удар. Дядя Пол, напротив, усмехнулся.

Когда я обсуждал с подругой, стоит ли мне ехать, она спросила меня, не буду ли я потом жалеть, что не успел попрощаться. Но после смерти бабушки я чувствовал скорее злость, чем сожаление. Впрочем, всё же жаль, что у меня было мало времени высказать ей в лицо всё, что о я ней думаю.

Столько бессмысленного идиотизма.

— Она не может нас прогнать, — начал дядя Пол. — Нас сюда пригласили.

— Я могу вызвать полицию, мисс Торбёрн, — предложил юрист. — Отныне я к вашим услугам.

— Это не потребуется, — ответил дядя Пол.

— Просто уходите, — сказала Молли. — Идите. Вы не будете сводить тут свои счёты. Вы не будете планировать как лишить меня наследства. Не сегодня. Я устала говорить. Я устала слушать. Уходите, и оставьте меня в покое. Когда придумаете план как на меня наехать, сначала расскажите его моему юристу. Не мне.

Мои дяди и тёти, мама и папа, и все бабушкины внуки и внучки потянулись к выходу из комнаты.

Пэйдж, сжав и отпустив мою ладонь, направилась к выходу.

— Молли, — сказал я. — Послушай.

Она взглянула на меня. Даже сейчас она выглядела напуганной. Бледной, почти больной. Словно она так и не отошла от потрясения.

— Почему умер кот? — спросила она.

— Я не знаю, может, он уже давно сдох, а она просто пудрила нам мозги.

— Не похоже, — отозвалась она.

— Послушай, Молли, в семье все должны поддерживать друг друга. Мне кажется, я мог бы тебе помочь. Я не особо привязан к какому-то месту и у меня нет ни перед кем обязательств. Если ты волнуешься, что местные зададут тебе жару, если тебе нужна помощь, я могу остаться ненадолго.

— Ого, — вставил Калан от дверного проёма. — Умный ублюдок. Тебе не нужно наследство. Ты просто хочешь подлизаться к тому, кто его получит.

— Отъебись, Калан, — ответил я.

Но я заметил, как изменилось выражение лица Молли. Сомнение. Тусклая тень сомнения.

— Я не хочу с этим сейчас разбираться. Ни с чем. Совсем.

— Лады, — ответил я. — У юриста есть мой номер. Если тебе что-то понадобится, спроси его и позвони. Ладно?

Молли кивнула.

Я уходил последним. Молли проводила меня вниз и стояла в неловком молчании, пока я надевал ботинки.

— Пока, — сказал я. — Рад был тебя увидеть.

— Пока, Блэйк, — сказала она.

Я смотрел на её силуэт в сужающемся проёме, пока дверь не захлопнулась.

Я начал спускаться по подъездной аллее. Машина дяди проехала мимо, я заметил его младших детей, таращившихся на меня из окон. Я замер, когда увидел мотоцикл.

Он был опрокинут, на боку — отметины от удара о каменную стену. Передняя и задняя фары разбиты.

Судорожно вспоминая, не видел ли я где-то поблизости ремонтную мастерскую и будет ли вообще что-то открыто в такой час, я приступил к мучительно медленному путешествию к центру Якобс-Бэлл.

* * *

Прошло четыре месяца.

Я дёргался и ворочался в постели, пытаясь выпутаться из-под одеяла. У меня не получалось. Я чувствовал, как на меня что-то давит, прижимая к кровати. Мои движения были вялыми.

Я крепко спал, когда неумолимая тяжесть начала сдавливать меня со всех сторон, выталкивая на границу бодрствования, но не позволяя проснуться до конца.

Я открыл глаза, но не увидел своей спальни. Я ощущал своё тело, простыню, обмотавшуюся вокруг ноги, тяжело вздымающаяся грудь, но видел совершенно другое место.

Сидевшие по разные стороны стола обменивались взглядами. На одном конце — женщина и несколько разновозрастных девушек, все светловолосые, в однотипной одежде зеленого, белого и синего цветов. На противоположном — более разношерстная компания. Мужчины и женщины, старые и молодые. У них был разный цвет волос, и одеты они были совершенно по-разному, но чувствовалось, что это одна семья.

— Ха, — сказал один из мужчин. Член семьи. — Я надеялся, она всё-таки допустит ошибку, в её-то почтенном возрасте. К сожалению, она приняла дополнительные меры.

Блондинка, сидевшая напротив него, сложила перед собой ладони:

— Это событие… трудно было не заметить. Очень мило с её стороны дать нам подсказку, но её действия никогда не отличались простотой. Прежде, чем мы предпримем следующий шаг, нам нужно узнать, что именно она сделала.

— Согласен, — отозвался мужчина. Он открыл карманные часы и бросил взгляд на циферблат. — Пока пусть всё остаётся, как есть. На карту поставлено достаточно, чтобы вынудить кое-кого вступить в игру.

Светловолосая женщина кивнула. Она обратила своё внимание на пару, сидевшую по другую сторону стола, блондинку и черноволосого парня. Потянулась, чтобы взять их за руки:

— Думаю, теперь можно вернуться к планам на свадьбу?

Я осознал, что задержал дыхание, опасаясь, будто меня услышат. Когда же я наконец вдохнул, вдох оказался слабым и недостаточно глубоким, чтобы наполнить лёгкие воздухом.

Я закрыл глаза, пытаясь отвлечься. Когда я снова открыл их, то увидел комнату, словно лежащую на боку. Неряшливое жилище, повсюду валяются коробки из-под пиццы и другой мусор. Парень и девушка, обоим лет по двадцать. Они подошли ко мне так близко, что их лица закрыли всё остальное.

Я качнулся, и картинка стала вертикальной.

— Что с метрономом?

— Только что случилось что-то серьёзное, — ответила девушка. — Я же тебе говорила. Вот прямо сейчас говорила.

— В последнее время ты это постоянно повторяешь. Но это не значит, что мы должны сразу подрываться и куда-то бежать.

— Кто из нас двоих родился с яйцами? Нам нужно сходить на разведку, а чтобы обеспечить безопасность, возьмём оружие.

— Я не… Нет, Ева. Слишком опасно и...

— И что? Мы не должны ничего замечать?

— Это опасно.

— Мы тоже опасны, братишка. Мы тоже, — ответила она.

Девушка откинула крышку подоконника у окна гостиной и достала оттуда арбалет. Кинула его юноше.

— Блядь! — выпалил он. — Ева!

— Он не заряжен, дебил, — она взяла револьвер и крутанула барабан.

— Что нам брать? Серебряные пули, заговорённые пули, воспламеняющиеся пули…

— Хладное железо, — отозвался он тоскливо, — Кость, бумагу. Каждый Иной подчиняется своим законам. То, что выглядит как гоблин, может оказаться демоном, или призраком, или грёзами. Ты же помнишь тех западных «вампиров»?

— Которые оказались феями? Конечно.

— Ты не понимаешь, что я хочу сказать. Если они могут даже себя убедить, что они вампиры, если они верят в это так сильно, что в некоторой степени это становится правдой — ну, если забыть про светящуюся кожу — значит, они легко убедят в этом и нас. Вот что меня беспокоит. Никогда нельзя быть ни в чём уверенным, на них не получится навесить ярлыки. Поэтому мы и зовём их «иными». Ты не можешь описать...

— А мы попробуем. И раз мы смогли убить свихнувшихся фей, то мы сможем убить что угодно.

— Даже если это будет человек?

— Из нас двоих это же у тебя должен варить котелок? Всё, что может сбить метроном, уже не человек, ну или ему недолго осталось быть человеком. Предположим, я всё-таки пойду. Что мне взять?

Он сел, откинулся назад и тяжело вздохнул:

— Можешь взять всё. Можешь и меня с собой прихватить.

— Вот это другой разговор, — сказала Ева, улыбаясь.

Я повернул голову и схватился за матрац.

Я заставил себя выпрямиться, словно пытаясь вынырнуть, чтобы глотнуть немного воздуха. Но всё ещё ничего не видел. Когда зрение стало проясняться, увидел я уже новое место. На этот раз не помещение.

— Это ещё что за чепуха? — спросила девушка. Она стояла посреди заснеженного поля, и её клетчатый шарф затвердел на морозе в местах, где на него попадал пар от дыхания. — Я ощутила, будто что-то движется.

— Кто-то движется, — ответил молодой мужчина. — Ну, давай же. Ты сама знаешь. Всё имеет свою цену в этом мире, Мэгги. Даже ответы на тупые вопросы.

— Ясно. Спасибо, — сказала она. — Я сама это выясню, Падрик. Надеюсь, это новенький. Будет славно, если я перестану быть салагой среди дембелей.

— Забавная штука, Мэгги, — сказал Падрик. Чем шире он улыбался, тем неестественнее это выглядело. Улыбка слишком широкая, разрез глаз слишком длинный и узкий. — Когда случается что-то значительное, это похоже на молнию в ночном небе, разгоняющую туман и облака до самого горизонта. Твой взор проясняется… но когда ты смотришь, они тоже смотрят на тебя.

Мэгги застыла:

— Они смотрят. И слушают. Гадство! Теперь мне придётся что-то делать.

— Этот совет я дам тебе бесплатно. Ради того, чтобы увидеть выражение твоего лица.

Он протянул руку, чтобы прикоснуться к лицу девушки, но Мэгги резко отбросила её. Этот лёгкий толчок развеял сцену.

Без передышки, я сразу же увидел другую. Девушка или женщина, закутанная в зимнюю одежду. Она кричала, тыча во что-то пальцем.

Палец указывал на кролика, сидящего на покрытом снегом камне.

Кролик повернулся, и девушка повернулась вслед за ним.

Согнувшись, она пошарила под снегом и подняла небольшой булыжник. Она бросила его прямо в центр «картинки», прервав мое видение.

И сразу же новая сцена. Они начинались и заканчивались всё быстрее.

Индейская женщина с обветренным лицом, расчёсывающая гребнем с толстыми зубьями волосы молодой девушки. Сцена была бы обыденной, если бы не происходила глубокой ночью.

Женщина взяла в руки цепь, сковала девушке запястья, кивнула наблюдателю, и взмахом руки рассекла изображение.

Теперь мужчина. Он восседал на троне. Высокий, с вытянутым носом. У его ног сидела длинношерстная собака. Комната на вершине башни продувалась сильным ветром, и длинные волосы мужчины развевались, как и собачья шерсть.

Неподвижная сцена, тишина. Видения стали замедляться.

Под его ногами простиралось небольшое поселение. Якобс-Бэлл. Но не совсем. Кое-что было иным. Здания, вместе с их украшениями и отделкой, словно отражались в кривом зеркале. Арки, шатровые и остроугольные крыши выгибались в дуги и зигзаги. Всё это освещал багровый закат. Но с наступлением ночи декорации изменились.

Пёс взглянул наверх и произнес:

— Йоханнес.

— Ммм? — отозвался человек на троне. — Привет, незнакомец. Слушай, я бы не стал верить всему, что они про меня говорят. Если нужна помощь, я могу тебе её оказать.

— Не бесплатно, — добавил пёс.

— Не бесплатно. Сопротивляйся желанию несерьёзно отнестись к тому, что только что увидел. Ты и так сейчас в нелёгком положении. А теперь, сделай себе одолжение — проснись.

И я проснулся. Я сидел на краю кровати, задыхаясь.

Чувство, про которое Молли рассказывала четыре месяца назад? Ощущение западни? Теперь я её понимал. Так же плохо, как эти странные видения. Или что это вообще было? Меня напоили? Отравили? Может, я заболел?

У меня тряслись руки. Заметь я такую реакцию у кого-то другого, подумал бы, что он придуривается: настолько преувеличено это выглядело. Что-то почувствовав, я оглянулся через плечо. Но никого и ничего постороннего в моей квартире-студии. Ни галлюцинаций, ни странных незнакомцев. Ничего подозрительного.

Я чувствовал себя так, словно снова оказался бездомным, снова спал под мостом, где не было света, способного рассеять наступающую тьму.

«Сопротивляйся желанию несерьёзно отнестись к тому, что только что увидел».

Я поднялся с кровати, и, пошатываясь, побрёл в ванную. Когда я туда добрался, дрожь в руках прекратилась. Я замер, словно испуганный лесной олень при виде опасности.

Сердце забилось медленнее, взгляд перестал метаться по сторонам. Я посмотрел в зеркало.

В зеркале над раковиной отражалось не моё лицо. И не моё тело. На меня смотрела девушка. Лоб сморщен в тревоге. Из одежды на ней были только майка и пижамные штаны. И выглядела она до боли знакомо.

Я прикоснулся к собственной груди, чтобы убедиться, что в зеркале и правда не моё отражение. На мне не было футболки, и штаны были другими. Она не повторяла мои движения.

Более того, она ударила кулаком по противоположной стороне зеркала.

— Беги, — сказала девушка, голос казался слегка приглушенным. — Доберись до дома. Живо.

— До какого дома? Кто...

— Молли мертва, — перебила она меня. — Ты — следующий.

Уверенность в её голосе не оставила у меня сомнений в том, что девушка говорит правду.

— Молли мертва? — я ощутил, как срывается голос. — Она должна была позвонить, если у неё начнутся проблемы.

— Блэйк, я всё понимаю. Правда. Но ты — следующий, ясно? Бабушка подготовила дополнительные меры, и некоторые из них только что вступили в силу. Дом теперь твой, так же, как и все её враги. Ты понял? А у неё их много. В доме ты в безопасности. Молли погибла, потому что запаниковала и покинула безопасное место. Не повторяй ту же ошибку. Беги. Быстро.

— Но...

— Беги! — она ударила по зеркалу, и оно треснуло.

На столешницу и в раковину с моей стороны посыпались осколки.

Я побежал.

Я оделся и приготовился к выходу меньше чем через минуту. Надел на голову чёрную вязаную шапку. В спешке натянул куртку, не сразу отыскав рукава. Закинул на плечи рюкзак с комплектом сменных футболок, кофт и нижнего белья. Проверил ключи от квартиры.

Я выскочил на лестницу и побежал вниз, перепрыгивая через ступеньки, преодолевая каждый лестничный пролет в два прыжка.

Люди из зеркал, видения с говорящими собаками и неестественными улыбками, охотники то ли на вампиров, то ли на ведьм, или кем там они были. Это было невозможно, это просто не укладывалось в голове. Так что я даже и не пытался в это поверить или хоть как-то понять. Но и забыть об этом я тоже не мог. Я фиксировал происходящее, но не пытался осмыслить. Откладывал всё это на неопределённый срок.

Глупо, возможно, на грани безумия, не думать об этом. Ведь, судя по всему, моя картина мира должна была перевернуться с ног на голову.

Вот только сейчас моё внимание занимали более важные вещи, которые переворачивали с ног на голову мою собственную жизнь.

Молли мертва. Я поверил в это в ту же секунду, как услышал. Убедило меня не само сообщение — с того самого семейного собрания меня не покидало предчувствие чего-то зловещего. Здесь и сейчас я ощутил, как все события складываются в законченную картину. Мне этого совершенно не хотелось, но всё сходилось.

На собрании я увидел Молли впервые с тех пор, как мы были детьми. Я мог лишь гадать, каким человеком она стала теперь, уже практически взрослая... Вернее, каким человеком она была. Я ощутил внезапный укол беспокойства и гнева. Почему она не позвонила?

Пусть семья и определила мою жизнь, мало к кому из них я испытывал чувство родства. Не могу сказать, что со мной обращались плохо, но и особой любви там тоже не было. Когда я вернулся, лишь Молли и Пэйдж встретили меня улыбками и объятиями, а не отделались формальным рукопожатием. Когда-то мы вместе играли и веселились, и стали не просто родственниками, а настоящими друзьями.

Думая о Молли, я вспоминал не девушку, с которой разговаривал в конце лета, а девочку, которой она была десять лет назад. При мысли о том, что она, возможно, уже мертва, я ощущал, что потерял что-то из своего и так весьма скромного набора счастливых детских воспоминаний.

Лестница закончилась, и я бросился бежать по коридору мимо лифтов — слишком медленных в данной ситуации — продолжая попытки разложить всё у себя в голове.

Смерть Молли не могла быть случайностью. Должна была быть какая-то причина. Причина, объясняющая странные поступки бабушки, а также всё, что они породили: раскол в семье и враждебность, которая заставила меня уйти из дома в холодный недружелюбный мир. Трудно было сказать, что гнало меня вперёд сильнее: страх за свою жизнь или желание получить ответы.

Молли мертва. Я поверил в её смерть. Но чтобы мир снова стал логичным, мне нужно во всём разобраться. Если это в принципе возможно в мире с говорящими собаками и городами в кривых зеркалах.

Я затормозил у двери в конце вестибюля, помедлил мгновение, потом постучал.

Дверь отворилась далеко не сразу. Я успел поправить шарф, проверил, не забыл ли ключи и застёгнут ли рюкзак. Щёлкнул замок, и в дверном проёме появилась грузная фигура моего домовладельца, который хмуро уставился на меня. Он был в заляпанной на животе майке и пижамных штанах в розово-пурпурную полоску. Над очками в толстой оправе густились косматые брови, напоминающие гусениц. Другой растительности на голове не было.

— Блэйк? Сейчас пять утра, — у него был лёгкий квебекский акцент.

— Джоэл, у меня беда. Нужна твоя машина.

— Серьёзно? — его раздражение сменилось беспокойством. — Подвезти куда?

— Это не в городе. Мне нужно ненадолго позаимствовать у тебя машину. Пожалуйста.

— Надолго? — спросил он отворачиваясь от проёма.

На стене напротив висело большое зеркало, обрамлённое картинной рамой. Оттуда на меня пристально смотрела зазеркальная девушка.

— Я не знаю, — сказал я.

Джоэл вернулся к порогу, сжимая ключи в кулаке. Его объёмная фигура заслонила девушку в зеркале.

— Что случилось, Блэйк? Мне нужно знать хоть что-то, раз уж я даю тебе машину.

— Я не знаю, — повторил я, — но надо спешить. На мотоцикле в такую погоду не поедешь, а по-другому туда не добраться. Я в тупике, не знаю, что делать.

— Спокойно. Что случилось?

— Похоже, моя двоюродная сестра умерла. Тут ехать два часа, так что если тебе срочно понадобится машина, я смогу её сразу вернуть, или...

— Тс-с-с… — остановил он меня.

Я заставил себя замолчать.

— Всё в порядке, — очень спокойно, дружески продолжил он. — Мне жаль твою сестру, парень.

Я пожал плечами и отвёл взгляд. Я не привык к ситуациям, когда люди проявляют ко мне доброту. Всегда ищу какой-то подвох.

— Я не уверен, что информация достоверная. Это какая-то нелепица.

— Просто иди и сделай всё, что нужно, — он разжал кулак. Ключи свисали с кольца на его указательном пальце.

Я взял ключи, потом достал свои. Отцепил ключ от мотоцикла, взвесил его на ладони и протянул ему.

— Да брось, ерунда, — начал Джоэл.

— Не ерунда, — ответил я. — Для меня это важно. Я… так, я буду уверен, что не забуду вовремя вернуть тебе машину, потому что отсутствие ключей будет напоминать мне об этом.

— Понимаю, — он кивнул и взял ключи.

— Спасибо, Джоэл, — сказал я.

— Если что, мой номер ты знаешь.

— Ты — хороший друг, — кивнул я.

— Кстати об этом… разве ты не собирался помогать Гуш с постановкой выступления?

Я поморщился. Моя работа.

— Совсем забыл. Я ведь не… Вот блядь!

— Всё в порядке. Я объясню остальным. Попросим Сестёр.

— Гуш говорила мне, что в тот раз, когда она с ними связалась, она их едва не убила.

— Ну, я объясню в чём дело, как-нибудь договорятся. Не парься. Порешай свои вопросы, а мы прикроем тебе спину. Лады?

Я кивнул.

— Могу обнять на прощание, если хочешь или считаешь, что тебе это нужно.

Я колебался, но он понимал мою реакцию.

Погас свет. Мы погрузились в темноту. Коридор и вестибюль освещались только отражённым снегом светом луны.

Какое-то движение за спиной у Джоэла.

Девушка из зеркала показывала мне руками какие-то знаки.

— Свет, что ли, вырубило? — пробормотал он и вышел в коридор, чтобы оглядеться.

— Похоже на то, — ответил я, наблюдая за зеркалом. Если он обернётся, сможет ли он увидеть её?

— Надо сходить проверить, — продолжил он. — Наверно, пробки выбило.

Девушка из зеркала подняла руки, составив из них символ «Х».

— Можно тебя попросить ещё об одном одолжении? — спросил я.

— О каком?

Когда он посмотрел на меня, я с трудом встретил его взгляд. Не привык я скрывать правду от друзей.

— Не ходи никуда. Ложись спать. У меня дурное предчувствие. Кажется, будто должно случиться что-то ужасное, например, если ты сейчас уйдёшь, то уже никогда не вернёшься в кровать. Но мне нужно ехать, и я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что ты остался в квартире, а не блуждаешь где-то в одиночку по тёмному зданию.

— Дурное предчувствие? — спросил он. — Не похоже на тебя.

— Да, дурное предчувствие, — сказал я. — Чутьё.

— Ага, — сказал он. — Ладно. Ну раз уж настаиваешь, проявлю сегодня немного безответственности. Но только до первого звонка от недовольного жильца.

Я ответил кивком. А затем, приняв его предложение, протянул руки и крепко обнял его.

Девушка из зеркала нервничала, вышагивая взад-вперёд, периодически поглядывая куда-то в бок, словно она могла видеть что-то ещё. Затем она шагнула в сторону, заступив за пределы рамки зеркала.

Я воспринял это как сигнал к действию. Когда я разорвал объятия, Джоэл потрепал меня по макушке и легонько хлопнул по плечу в качестве дружеского напутствия.

И я пошёл.

Его машина стояла в гараже, совсем рядом, сразу за тяжёлой дверью. Я нажал на кнопку и, ожидая, пока поднимутся гаражные ворота, наблюдал, как ветер опрокидывает собравшийся снаружи сугроб и разбрасывает снег по влажному полу.

Я открыл дверь машины. Королла Джоэла была настолько древняя, что для этого понадобилось по старинке вставлять ключ в замок. Я сел на сиденье и замер.

Поправил зеркало заднего вида и взглянул на девушку на заднем сиденье.

— Мне нужны ответы, — сказал я.

— Поехали, и я дам тебе ответы, — сказала она, голос был слабее и приглушеннее, чем раньше. — Думаешь, свет случайно погас?

Когда мы поедем, она даст мне часть ответов. Добравшись до дома, я узнаю про Молли…

Ответы — это хорошо. Несколько секунду ушло, чтобы освоиться как с устройством этой машины, так и вспомнить устройство машин вообще — где что находится и как всем этим управлять.

Через минуту мы выехали на пустынные улицы города.

— Ну ладно, — сказала она.

— Твоё имя?

— Роуз.

— Роуз… ты кто такая? Ты моя бабушка?

— Нет. Думаю, что я — это ты. Твои… Наши родители назвали меня в её честь.

Я молча обдумал это заявление.

— Наверно, сейчас мне следовало бы вставить что-то остроумное или язвительное, но башка у меня совершенно не варит, — сказал я.

— Я — это ты с одним принципиальным отличием, — пояснила Роуз. — Я — девушка. Видимо, бабушка пыталась как-то обойти правила игры. Запасной план, или ловушка, или что там ещё, на случай смерти Молли и смены наследника.

Напоминание о смерти Молли ударило меня словно пощёчина.

— Откуда ты знаешь, что Молли мертва?

— Это сложно объяснить.

— Нам ехать два часа, Роуз. Достаточно времени на любые сложные объяснения.

— Тут не во времени дело. Я и сама знаю обо всём только с чужих слов. Когда я пришла в себя, то могла пойти лишь в определённые места. У меня есть воспоминания о своей жизни, но мне кажется, что я — подделка. Если бы я была настоящей, то не сидела бы сейчас здесь посреди темноты. И моё сердце билось бы как полагается, а не раз в десять секунд, не реагируя даже на смертельный испуг. Местами я вижу слабые отблески контуров предметов, когда с твоей стороны есть сильный свет. Но тут почти нет мест, куда я могла бы пойти, Блэйк. Лишь клочки света там, где он пробивается через зеркала. И только те зеркала, что находятся в доме, или вокруг тебя.

Я взглянул в зеркало заднего вида. Она выглядела подавленной, колени упирались в подбородок — она забралась с ногами на сиденье. Было ли ей холодно сидеть там босиком, в пижамных штанах и майке, в то время как у меня пар шел изо рта? Или отсутствие дыхания, невосприимчивость к холоду и замедленное сердцебиение говорили о чём-то одном? О чём-то фальшивом или упрощённом?

Я не мог глазеть на неё слишком долго, надо было следить за дорогой. Я выехал на шоссе, трижды проверив, что там нет машин. Роуз продолжила рассказ:

— Юрист, — его фамилия Бизли, — он делал уборку. Собирал книги и прочие вещи, которые Молли оставила где попало. Когда я спросила что происходит, он сказал, что ты следующий в очереди на попечительство над домом. После тебя идёт Кэти, потом Элли, потом Роксана, потом Айви, потом Пэйдж.

— Пэйдж — последняя? — переспросил я. То, что следующая Кэтрин, я ещё мог понять. Она была матерью, у неё была работа. Состоявшаяся личность. Возможно, излишне беспощадная, но с этим можно было смириться.

— Пэйдж последняя, — подтвердила она.

Поместить двухлетнюю и двенадцатилетнюю девочек в список раньше Пэйдж? Поместить туда меня?

— Бессмыслица, — сказал я.

— Ну да. Но я не знаю почему так. Не было времени слушать объяснения. Он сказал, что при определенных обстоятельствах, этот список очень быстро закончится. Всё зависит от того, как скоро наследники смогут добраться до дома, и как легко смогут взять дела под контроль. Он сказал, я должна найти тебя, и я тебя нашла.

Гораздо меньше ответов, чем я надеялся.

Пару минут мы ехали в тишине.

Ответы лишь породили новые вопросы. Что означало присутствие Пэйдж в списке? Что означало моё присутствие в нём? И самое непонятное… Роуз.

— Мне интересно насчёт… тебя, — сказал я.

— Мне это тоже интересно, — сказала она. — Если я кажусь тебе подозрительной, и если ты думаешь, не ловушка ли это, поверь мне — я и сама не знаю.

— Что именно ты помнишь? Когда выбрали Молли… ты тоже была там?

— Я была дома с мамой и папой. Они психовали, ну ты понимаешь, потому, что Дом-на-Холме достался не мне, а они считали, что мои шансы самые высокие. А больше всего они злились на меня. Я была в постели, уже почти заснула, и внезапно я оказываюсь в Доме. Я помню всё о своей жизни, но у меня нет чувства, что я это пережила. Понимаешь?

— Не особо, — сказал я, наблюдая, как впереди в снежном тумане прямого как стрела шоссе исчезают габаритные огни какого-то грузовика. Я ехал медленно, потому что у меня не было опыта зимнего вождения, и я не хотел повредить машину Джоэла. Ощутив, что после моей реплики повисло молчание, я попытался возобновить разговор: — Ты всё ещё живёшь с родителями?

— Ну да, я же в школу хожу, — сказала она.

— Ты не уходила из дома?

— Нет. Зачем? А ты когда съехал?

«Съехал». Она не знала о том, что я сбежал из дома.

— Не так давно, — сказал я уклончиво. Нет смысла давать лишнюю информацию.

Что это за лазейка в правилах?

Если Роуз была планом на экстренный случай, от кого или от чего он должен был защитить? Если это была ловушка, то кто должен был в неё угодить? Какой-то неясный враг? Или эта ловушка была уготована мне?

Могло ли быть так, что всё это — ложь?

Или может ли так случиться, что я схожу с ума? Но… размышлял я вроде бы связно.

Я понимал, что это не даёт никаких гарантий моего психического здоровья, но чувствовал, что рассуждаю логично, а без каких-то очевидных симптомов, мне сложно было принять всерьёз идею своего безумия.

У меня были видения, но была и возможность получить альтернативную точку зрения, взглянуть на всё с нового ракурса.

Я осознал, что руки так сильно сжимали руль, что стало больно. Мне пришлось сознательно расслабить их.

— Роуз, поговори со мной, — сказал я. — Информации слишком мало. У меня не получается сложить связную картину, а тем более в дороге, когда я остаюсь наедине с моими страхами и паранойей.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Кажется, ты знаешь, почему вырубился свет.

— Я чувствовала чьё-то присутствие. Словно… как если посреди темноты появилось что-то чуть более светлое, или как звук на грани слышимости, или движение воздуха — ведь с этой стороны воздух вообще не двигается. Там что-то было. Нечто.

— Не слишком хорошо помогает против паранойи, — заметил я.

— Я тоже не в восторге, — сказала она. — Если нас что-то преследует, ты сможешь убежать. А мне-то куда бежать? С этой стороны не так уж и много места.

— И всё же, ты разбила зеркало. Кстати, откуда ты знала, что у тебя получится?

— Я и не знала. Так вышло случайно, и лучше бы я этого не делала. Было больно, и я чувствую себя опустошённой и усталой. Я что-то отдала, и мне кажется, что осталось не так уж много.

— Роуз, ты понимаешь, к чему я сейчас веду? Происходят совершенно неправильные вещи. Бредовые галлюцинации, или как их ещё назвать.

— У тебя тоже были видения?

— Роуз, — сказал я несколько твёрже, чтобы удержать её внимание. — Чем больше я обо всём этом думаю, тем меньше ощущаю, что могу тебе доверять. Как ты смогла добраться от дома ко мне? Ты чертовски быстро управилась, учитывая, что всё произошло меньше часа назад.

— Это не… Нет. Блэйк. Юрист сказал мне идти. Он дал направление и сказал, что если хочу тебе помочь, то должна прыгнуть в пустоту. Я сделала, как он сказал, и теперь я здесь, прыгаю от зеркала к зеркалу, и каждый раз думаю: а что будет, если я прыгну и промахнусь? Я и понятия не имею что со мной станет.

— Ты об этом не говорила, — заметил я. — Про то, как он сказал тебе прыгать. Ты могла и раньше рассказать об этом.

— Я тебе не враг, Блэйк, — сказала она, её голос стал жестче, раздражённее.

Если я и планировал развивать эту тему, с этим пришлось подождать.

Впереди, прямо посреди шоссе возвышался силуэт.

Я сбросил скорость.

— Что там? — спросила Роуз.

Это был человек. Высокий, в длинном плаще или каких-то ещё многослойных одеяниях. Прямо посередине дороги. Одежда, судя по всему, когда-то белая, сейчас совершенно потеряла цвет. Он — или она — напялил на голову то ли маску, то ли ли шлем в форме огромного птичьего черепа с парой оленьих рогов.

У меня не было времени его рассматривать. Несмотря на то, что мы ехали медленно и я продолжал сбрасывать скорость, расстояние неуклонно сокращалась. Останавливаться у меня не было ни малейшего желания, но…

Я повернул машину и попытался объехать его по краю дороги, на максимальном расстоянии от существа. Оно осталось неподвижным, просто стояло на месте. Других машин на шоссе не было, ни встречных, ни попутных. С одной стороны лес, с другой поле. Впрочем, так далеко я не видел. Снегопад затруднял видимость.

— Я его чувствую, — сказала Роуз. Когда я взглянул на неё, она смотрела через плечо. — Я почти увидела его между пятнами света.

Мы промчались мимо. Я видел, как голова повернулась нам вслед. В его одеяниях не было рукавов. Это были звериные шкуры, почти белые в тех местах, где их не заляпала грязь.

Я поправил зеркало заднего вида, наблюдая за исчезающим вдали силуэтом. Знамение того, что ждёт нас впереди? Предвестник? Сердце бешено колотилось.

— Что это было? — спросила Роуз.

— Не знаю. Что-то завёрнутое в шкуры в маске из птичьего черепа.

— Что нам делать?! — в её голосе послышалась паника.

«Что мне делать, ты имела ввиду, — подумал я. — Ты-то по ту сторону зеркала».

— Оно осталось позади, — сказал я вслух.

— Что? Нет! Не осталось, — ответила она. Теперь паника усугубилась растерянностью и замешательством. — Оно близко.

Я посмотрел назад, но с трудом разглядел силуэт за стеной снегопада.

— Оно осталось далеко позади, — сказал я твёрже.

— Когда ты проезжал рядом, оно зацепилось, — сказала Роуз. — Поверь мне.

Я снова обернулся, пытаясь понять, что она имеет в виду. Но не увидел ничего ни в окнах, ни в зеркалах. Я снова сел прямо и взглянул в зеркало на Роуз.

— Оно зацепилось, — повторила Роуз. — Я чувствую его присутствие.

Я стиснул челюсти. Если и так, что я мог сделать? Если оно могло дотянуться и ухватиться за машину какой-то невидимой рукой, или если оно сделало ещё что-то настолько же неожиданное, то какие на самом деле у меня были варианты?

У меня не было оружия. У меня не было почти ничего. Даже информации. Что вообще можно было сделать с этим птичьим черепом?

Только когда я успокоился и вернулся к управлению машиной, то обнаружил проблему.

Уровень топлива быстро убывал.

Когда я выехал, бак был полон на три четверти. Сейчас он был на отметке двадцать процентов.

С каждой секундой оранжевая стрелка падала всё быстрее.

Оно зацепилось, но не физически. Как-то по-другому.

— Машина скоро сдохнет, — сказал я.

— Нужно заправиться? — спросила Роуз.

— Скоро должна быть остановка, — ответил я. — Кафешка, заправка, туалет, магазин. Там был знак, если я правильно помню. Осталось два километра. Может, немного больше.

Десять процентов.

— Ты дотянешь?

Восемь процентов.

— Нет, — сказал я, — на машине не дотяну.

Стрелка под моим взглядом прекратила снижение. Некуда дальше опускаться.

Машина дёрнулась, и педаль газа провалилась в пол. Свет приборной панели и магнитолы потускнел, а затем совсем потух.

Я переключился на нейтралку, в надежде проехать по инерции, но машина быстро теряла ход.

Тогда я выехал на обочину и остановился. Попробовал включить аварийку — безрезультатно.

Я вытащил свой сотовый — дешевый, не смартфон — и обнаружил, что в нём села батарейка.

По встречной полосе за отбойником пронеслась одинокая машина. Я высунулся наружу, размахивая руками — бесполезно. Слишком поздно. Не успел.

— Похоже, дальше я иду пешком, — сказал я.

Размышляя, я побарабанил пальцами по рулю. Снег впереди и позади машины был бледно голубым от лунного света, над ним вздымались тёмные силуэты деревьев. В темноте дорога казалось чёрной лентой, окружённой рыжыми конусами света дорожных фонарей.

— Возьми зеркало, — сказала Роуз. — Пожалуйста.

Я осмотрелся. Ничего подходящего. Джоэл держал салон в опрятности. Везде царил порядок — за исключением лишь вороха бумаг в бардачке и в промежутке между водительским и пассажирским сиденьем — а значит, легко было убедиться в том, что здесь не было ничего похожего на зеркало.

— Прости, Джоэл, — сказал я и взялся за зеркало на лобовом стекле. Нужно было как-то отжать пластиковые защёлки. Я снял перчатки, чтобы ухватиться получше. Попробовал ещё раз.

— Блэйк, — сказала Роуз. — Блэйк!

Я сдвинул зеркало, чтобы взглянуть на неё и увидел, что она куда-то показывает.

Я обернулся.

Позади нас, где-то за той границей, где дорога растворялась в снегопаде, слабо мерцал оранжевый свет фонаря. Затем он моргнул и погас, растворился в белом водовороте.

— Нет времени на зеркало, Роуз, — я проверил, что все мои вещи при мне. Шапка, шарф, перчатки, рюкзак, куртка…

— Отломай его!

Я ухватился и потянул. Оно не сдвинулось. Я ударил по нему ребром ладони. Без эффекта.

— Не получается, — сказал я.

— Ты не можешь бросить меня здесь! — в её тоне слышалась истерика.

Я достал свой мобильник. Старая модель — слайдер с выдвигающейся клавиатурой. От долгого пребывания в одном кармане с мелочью и ключами экран покрылся царапинами.

— Это сгодится? На экране есть отражение.

— Нет, — сказала она. — Оно почти ничего не пропускает.

Я задумался, потом достал рюкзак, набросил одну из лямок на зеркало и потянул вниз, вкладывая почти весь свой вес.

Оно отломилось.

— Отлично, — сказал я. — Ты со мной?

— С тобой, — отозвалась она.

Я вылез из машины и заглянул на заднее сиденье, надеясь найти там что-то полезное. Коньки, сумка с аккуратно сложенным деловым костюмом. Явно вещи Джоэла. В багажнике я обнаружил запаску и Г-образный баллонный ключ для неё, который решил прихватить с собой.

Несколько секунд ушло на то, чтобы запереть дверь, затем я бросил машину и поспешил вперёд. Я поддерживал быстрый шаг, но не переходил на бег. На ходу, я засунул зеркало в передний карман куртки так, чтобы один конец торчал наружу. Руки я спрятал в карманы. Баллонный ключ засунул туда же — концом на самое дно. Длинный конец выглядывал наружу. Чтобы спрятать лицо от снега я втянул голову и укрылся за воротником. Сберегая силы, сберегая тепло.

Темп ходьбы у меня высокий. Два километра — это сколько… двадцать минут?

Если идти слишком быстро, придётся остановиться на полпути. А тепло мне лишь пока я двигаюсь. Если остановлюсь — начну замерзать. Двадцать минут бодрой ходьбы.

Когда я наконец не выдержал и решил оглянуться, фонарей позади стало ещё меньше. Эта тварь шла за мной. Сложно было оценить её скорость, учитывая плохую видимость. Я даже не мог сказать, нагоняла ли она меня.

— Роуз, поговори со мной, — пробормотал я сквозь шарф и воротник куртки. — Как тебе кажется, оно приближается?

Ответа не было. Свободной рукой я достал зеркало из кармана.

Отражающая поверхность скрылась под крупными хлопья снега. Я протёр зеркало о штанину.

Водяные разводы всё ещё мешали обзору.

— Роуз? — попробовал я.

Нет ответа. Зеркало уже покрывалось замерзающим на глазах инеем.

Похоже, что оно не работало по той же причине, по которой мобильник не годился из-за царапин. Мне нужна была чистая отражающая поверхность.

Я немного ускорил шаг. Положил зеркало за пазуху, во внутренний карман куртки, куда обычно прятал телефон. Ближе к телу, где тепло должно растопить лёд, а одежда — впитать влагу. При ходьбе ручка зеркала царапала мою грудь.

Вся обочина между дорогой и канавой, после которой начиналось поле, была завалена снегом, так что я вынужден был шагать прямо по проезжей части. По сугробам быстро идти не получится, а мне нужно спешить. Но так я рисковал быть сбитым машиной, едущей по правой полосе.

Сердце громко стучало в груди. «Просто недолгая прогулка», — успокаивал я себя.

Я оглянулся, высматривая попутные машины и пытаясь понять, насколько близко подобралось существо. Оно оказалось уже достаточно близко, чтобы я мог его видеть.

Оно двигалось широкими быстрыми шагами со скоростью, которой я не смог бы развить без риска выбиться из сил. Шкуры, в которые оно было закутано, при ходьбе развевались, но самих ног не было видно.

Я ещё немного ускорил шаг, уже понимая, что толку от этого будет мало.

Всё ещё ни одной машины на дороге. Попутка сейчас пришлась бы очень кстати. Всего один человек, который согласится меня подвезти.

Вот только, я сомневался, что это сработает. Мой невольный спаситель может внезапно обнаружить необъяснимую утечку бензина. А потом этот добрый самаритянин столкнётся с этим существом.

Я обернулся. Оно приближалось, с каждым шагом сокращая дистанцию.

Поднялся встречный ветер, и мне пришлось зажмуриться. Когда я открыл глаза, в них стояли слёзы. Очевидно, от ветра. Снег скрипел под берцами, иногда под ногами хрустели хлопья наста.

Внезапно появился какой-то новый звук. Я оглянулся. Лоскут звериной шкуры развевался, хлопая на сильном ветру. И в то же время, звука его шагов было почти не было слышно.

Ни хруста, ни скрипа, ни треска наста под ногами, ни звука удара подошв по асфальту.

Я должен что-то услышать, оно было уже достаточно близко.

Сейчас или никогда. Я развернулся, выхватывая из кармана баллонный ключ.

— Ну ладно! — проорал я, перекрикивая ветер. Ключ я ухватил обеими руками. Даже через перчатки я чувствовал холод метала. — Я тебе нужен?

Существо приближалось. Оно оказалось на две головы выше меня, а ведь я сам был выше среднего. Я пригнулся и махнул ключом, целясь в колено и тут же ощутил пронесшийся в опасной близости клюв гигантской птичьей маски.

Сначала мне показалось, что существо не отреагирует на удар, однако в ту же секунду из-под шкур появилась рука. Серая ладонь с узловатыми суставами оканчивалась длиннющими ногтями, которые на концах изгибались почти под прямым углом. Грязные, неровные, обшарпанные.

Я замахнулся снова, целясь по этой ладони, вложив в удар всю силу.

Наверно, с таким же успехом я мог бы бить по наковальне. Оружие отскочило, едва не выпрыгнув из рук, а существо хлестнуло мне по лицу. Я успел немного увернуться — уберёг глаза — но щека вспыхнула болью. Попятившись, я обнаружил, что когтистая рука сорвала с меня шарф.

Теперь холодный ветер бил мне в лицо. Я начал было отступать в сторону заправки, но тварь обошла меня и встала на пути, отрезая дорогу.

Шарф бешено хлопал на ветру, затем оторвался и исчез за разделительной линией шоссе.

Сжимая ключ, я снова начал сближение. Тварь снова высунула из-под шкур руку. Я отступил на шаг, и через секунду рука спряталась под шкуры.

— Роуз, — позвал я. — Эй, Роуз. Мне нужна твоя помощь.

Зеркало молчало.

Я попятился, и тварь широкими шагами пошла за мной, длинные ноги позволяли ей двигаться невероятно быстро.

Я остановился — остановилась и она.

— Ты не даешь мне добрался до заправки, — пробормотал я, ощутив дрожь в собственном голосе. — И чтобы в машину я вернулся ты тоже не хочешь. Куда же мне идти? Сюда?

Я проверил, что на шоссе нет машин, и шагнул прямо на дорогу. Оно отреагировало, но слабо. Напряглось. Когда я сделал ещё один шаг, оно последовало за мной. Позволяя мне идти, но не позволяя убежать.

— Не пустишь? — заметил я, отступая в другую сторону — к рыхлому снегу, сваленному на обочине. — Я понял, чего ты хочешь. Хочешь, чтобы меня сбила машина или случилось что-то такое, да?

Тварь хранила молчание. Выжидала. На меня таращились две идеально круглые глазницы.

Я рванулся, рассчитывая на эффект неожиданности, целясь баллонным ключом прямо в череп.

Тварь на лету схватила ключ. Я попытался вырвать оружие, но она не отпускала.

Из-под шкур появилась вторая рука. Я отпустил оружие и отступил на шаг. Ни к чему подставляться под удар.

Тварь шагнула вслед за мной. Ключ она бросила на обочину, где железяка даже не звякнула в глубоком снегу.

Я неподвижно замер, ожидая, что станет делать эта тварь. Ноги конкретно замёрзли. Я не надел подштанники. Только в джинсах и в трусах — ноги оказались самой неутеплённой частью моего тела. Из-за холода напряжение в ногах стало ощущаться острее. Мышцы, разогретые моим недавним вынужденным рывком, теперь коченели.

— И чем всё это закончится? — спросил я. — Будем стоять здесь на обочине, пока я до смерти не замёрзну?

Я шагнул вперёд, наблюдая за поведением твари. Когда я оказался слишком близко к ней, снова появилась узловатая когтистая рука.

— Не могу идти назад, не могу идти вперёд! — в моём собственном голосе мне послышались истерические нотки. — Я не пойду налево. Пустишь меня направо?

Чтобы проверить, я подошел к сугробу. Сразу за ним была канава, а за той начинались поля. Сильный ветер сдувал большую часть снега. В поле не должно быть глубоких сугробов.

Я сделал ещё один шаг. Существо двинулось следом, однако позволило мне немного отдалиться от него.

Я неторопливо перебрался через сугроб. Расстояние от твари увеличилось ещё больше.

Я спустился по насыпи к канаве, где кое-где через снег пробивалась длинная пожухлая трава, и перепрыгнул её в самом узком месте, где ветер сдул снег и сквозь ледяную корку проглядывало дно.

Прыжок не побудил тварь к немедленному нападению, как и то, что я ненадолго повернулся к ней спиной. Похоже, сейчас я был в относительной безопасности.

Ощутив под ногами твёрдую поверхность, я побежал.

Поле было ровным, почва твёрдой, а снег совсем неглубоким. Рифлёная подошва ботинок давала достаточное сцепление, чтобы я мог набрать скорость. Даже когда на подошву налип снег и ботинки стали проскальзывать, я всё ещё мог держать неплохой темп.

Я поскользнулся и лишь чудом не упал. Пытаясь сохранить равновесие и удержать разъехавшиеся ноги, я почувствовал, как спину пронзило болью. Со мной такое уже бывало. Завтра спина будет болеть. Если доживу до завтра.

Преследователь двигался всё теми же, что и раньше, размеренными широкими шагами. И всё же бег помог мне слегка от него оторваться.

Через поле, подальше от шоссе, подальше от машин и заправки.

Я очень хорошо понимал, что сейчас происходит. Меня намеренно загоняли в ситуацию, где меня ждала смерть столь же обыденная и объяснимая, как и смерть под колёсами на шоссе.

Вот только дело было в том, что в минуты опасности я просто не мог оставаться на одном месте. Не мог я просто стоять и мёрзнуть на обочине дороги!

От страха сердцебиение ускорилось, а дыхание участилось, хотя это скорее мешало, чем помогало. После быстрого бега я задыхался, ноги болели, а мысли путались.

— Роуз, — судорожно выдохнул я, пытаясь достать зеркало окоченелыми пальцами. Я кое-как нащупал штырь, которым зеркало крепилось к потолку, и вытащил его из кармана.

—…здесь, — голос был слабым, тихим и приглушенным, словно кто-то зажимал ей рот.

Не кто-то, а что-то.

Изморозь снова покрыла стекло. Я протёр его перчаткой. Я лишь на мгновение успел заметить её.

Сначала зеркало было слишком мокрым, теперь оно слишком тёплое. Я оставил его в руках, надеясь, что так оно быстрее остынет, стараясь направлять поверхность к земле, чтобы на него опять не налип снег.

Я снова побежал, надеясь, что выберусь на дорогу или к чьему-нибудь дому. К спасению. Надеясь, обнаружить хоть что-то, что остановит мой забег в неизвестность раньше, чем кончатся силы. Я достиг подлеска. Снег стал глубже, а ветер — слабее. Я начал сдавать темп, но так и не обнаружил ничего, способного возродить надежду на спасение.

Живот скрутило от мерзкого ощущения, в котором смешались страх, отчаяние и изнеможение, вызванное бегом.

Впереди среди деревьев показался чей-то силуэт.

Быстрый взгляд через плечо дал понять, что тварь всё ещё преследовала меня. И сокращала расстояние.

— Эй! — заорал я, поражённый тем, насколько сорванным оказался мой голос. На бегу я наглотался морозного воздуха, и горло охрипло. — Помогите!

Силуэт вышел из-за деревьев.

Ещё один «птичий череп» одетый в белые, запачканные и выцветшие звериные шкуры. С большим венком из веток на плечах и вокруг шеи, весьма напоминавшим гнездо.

Я остановился. Оглянулся по сторонам. Всё плыло перед глазами, после взгляда под ноги с трудом удавалось сфокусироваться на пролеске на горизонте.

Там вдалеке, в просвете между деревьями. Третий силуэт с капюшоном из шкур, из-под которого торчал птичий клюв. Этот самый низкий из трёх.

Я двинулся в сторону, где расстояние между существами было максимальным, но они тоже пришли в движение, и не навстречу мне, а наперерез. Сугробы по колено глубиной их не замедляли. Да даже если и замедляли, они продолжали преследовать меня своими широкими шагами и не уставали.

Я снова заставил себя перейти на бег, направляясь в промежуток между существами. Они продолжали преследование, но мне удалось проскользнуть между тварью с рогами и тварью в венке.

Теперь я бежал уже почти в обратном направлении. Потребовалась пара секунд чтобы понять, где я, но даже это я сделал не снижая скорости.

— Роуз, — снова позвал я.

Вместо ответа лишь чуть слышный шепот. Я попытался на бегу протереть стекло о штанину.

И чуть не врезался в ещё одну тварь с птичьим черепом, возникшую у меня на пути. Белые шкуры не особо выделялись на фоне снега. Она ударила меня тыльной стороной ладони, выбив зеркало из рук. Удар, боль и неожиданность бросили меня на землю. Снег рядом окропило кровавыми брызгами. Перчатка была разрезана, а кожа вдоль пореза — разодрана. Из раны сочилась кровь. Я ошарашенно смотрел, как расходятся и сходятся лоскуты кожи, когда я сжимал и разжимал кулак.

Звериные шкуры хлопали на ветру. Другие преследователи подходили ближе.

У того, что меня ударил, из-под шкур торчали обрывки верёвок, к каждой из которых была привязана длинная тонкая кость.

Существа подходили ближе, некоторые издалека. Со всех сторон вокруг меня росли неплотные группы хвойных с ветвями, пригнутыми к земле весом налипшего льда и снега. Между ними тут и там пробивались пучки сухой травы. На одном участке травы не было, похоже, замёрзший пруд.

Я неторопливо поднялся на ноги.

Попробовал пройтись в разных направлениях, наблюдая за их реакцией.

Похоже, сейчас они хотели не дать мне выйти на открытую местность. Только в сторону леса, либо к пруду, либо туда, где снег становился глубже.

Что ж, пруд, так пруд. Я пошел, прижимая к груди раненую ладонь другой рукой.

Зеркала нет, а значит, нет Роуз.

Под ботинками хрустела замёрзшая земля. Идти было больно.

Они что, хотят, чтобы я рискнул перейти пруд? Это их план?

Я остановился и присел у берега, оглядываясь на существ, которые окружали меня широким полукругом.

— Эй, ублюдки! Всё путём? — крикнул я. — Я малёхо присяду? Не против?

Лишь только шкуры хлопали на ветру.

— Сукины дети, — я спрятал ладони в подмышки, ощутив боль в раненой руке. Щека, которую они поцарапали, распухла.

Я начал бить ногой по льду на пруду. Методично, аккуратно, нанося удары каблуками ботинок. Чтобы лёд пошел трещинами, понадобилось ударов пятнадцать.

Кончиком ботинка я поддел большой кусок льда и откинул его в сторону.

— Пожалуйста, скажи, что отражение в воде тоже годится.

— Ага, — отозвалась она.

— Ты видишь этих тварей?

— Ага.

— Я угробил кучу сил, чтобы с тобой поговорить, — сказал я, пытаясь не обращаться внимание на смутные силуэты, стоящие у меня за спиной. — Мне нужно что-то большее, чем просто «ага».

— Я не знаю, что сказать.

— Но тебе ведь не угрожает прямая опасность. И у тебя, вроде, ничего не болит. Они охотятся за мной, а не за тобой. Так что, я думаю, ты должна соображать чуть лучше, чем я.

— Нет… Не так уж и очень.

Я тяжело вздохнул. Прошло около минуты. Я почувствовал, как коченеет тело.

— Не думаю, что в этих черепах есть мозги, — заметил я. — Они выполняют чьи-то приказы.

— Логично. Чьи приказы?

— Да не пофиг, чьи? Но именно из-за этих приказов они так странно себя ведут. Они не позволяют добраться мне до определённых мест. Они не позволяют мне добраться до жилища. Пытаются вымотать меня.

— Они хотят, чтобы смерть выглядела естественной.

— Именно. Заметка в газете на седьмой странице про очередного идиота, у которого на шоссе сломалась машина и он решил срезать через поля, заблудился в лесу и замёрз насмерть. И ни строчки про жуткие упорные птичьи черепа. Они возьмут интервью у Джоэла, который вспомнит, что я вёл себя как-то странно. А через пару часов Кэтрин проснётся от кошмарных видений.

— А что, если попытаться умереть неестественно?

— Понятия не имею, как это можно было бы провернуть, — я снова тяжело вздохнул, у меня уже зубы начали постукивать от холода. — Единственное, что я понял — что они не собираются разодрать меня когтями до смерти.

— Молли задрали когтями до смерти, — вставила Роуз.

Я закрыл глаза.

— Они не хотят две одинаковых смерти подряд, — продолжила она. — Тело Молли было ещё изглодано, но не думаю, что это сделали эти ребята.

— Ты их видишь?

— С другого конца пруда, — ответила она. — Там есть отражение.

Я поднял голову.

Ещё один силуэт, появление которого я пропустил. Эта тварь была выше других. Она стояла на льду. На плечах висело ещё два птичьих черепа. Я снова склонился над полыньёй:

— Сколько их?

— Без понятия.

— Значит для меня всё так и закончится, Роуз? Я умру здесь, передав эстафетную палочку Кэтрин? А ты продолжишь жить?

— Типа как призрак?

— Типа как что угодно.

— Я не знаю. Мне кажется, наши жизни как-то связаны.

— Ну да, — я заставил себя подняться на ноги. Теперь я уже дрожал весь целиком.

— Ты что-то задумал? — спросила она.

— Не-а, — ответил я. — Просто ненавижу сидеть без дела.

— Тебе нужен план.

— А у тебя есть хоть одна сраная идея?

Ответа не последовало.

Я шагнул к ним, и они тоже начали движение. Организованно, рассредоточено. Я попятился, и они двинулись вперёд.

Я снова сел, тут же пожалев об этом. Вставать с каждым разом было всё сложнее. Тварь с тремя черепами медленно сняла с плеча одну из масок.

Внезапно до меня дошло.

Эта маска предназначалась мне.

Мой разум восстал против тела. Вся моя природа, которая испытывала отвращение к безвольному ожиданию, пришла в неистовство перед лицом угрозы. Но бренное тело уже начало подводить меня.

Я так устал, словно двое суток шел без отдыха и сна.

— Видишь где-то поблизости свет?

— Не совсем.

— Объясни.

— Я вижу только светлые пятна. Мне кажется… даже обычные поверхности в некоторой степени отражают свет.

— Понял. Слушай, мне нужно знать, в какую сторону бежать.

— Бежать?

— Укажи мне путь, даже если это только твои догадки. Просто солги достаточно убедительно. Если не поверю — то потеряю надежду.

— На три часа от тебя, — указала она.

И всё. Ни подробностей, ни объяснений почему это направление правильное.

Значит, направо.

Я должен прорваться, но между тварями больше не было широких зазоров.

Предположим, что они тупые, что они чётко следуют однажды полученным приказам. Допустим, им приказали не нападать на меня кроме как в целях самозащиты, и чтобы заставить меня двигаться…

Я оглянулся на ту, что стояла на льду.

Медленно, осторожно я шагнул ближе к замёрзшему пруду.

Лёд надломился. Я промочил один ботинок. Он был непромокаемым, так что вода просто стекла с него.

Слишком близко к полынье, через которую я разговаривал с Роуз.

— Блэйк?

Я прошёл чуть дальше вдоль берега. Крайняя левая от меня тварь широкими шагами двинулась мне наперерез.

На этот раз я ступил на пруд ещё осторожнее, на достаточном расстоянии от того места, где проломил лёд ранее.

Я попятился в сторону твари с тремя масками у дальнего конца пруда, наблюдая, как остальные двинулись за мной, сохраняя примерно равное между собой расстояние. Тварь с венком обогнула полынью.

Ступая с огромной осторожностью, я подошёл к середине пруда. Я неторопливо переносил вес с одной ноги на другую, делая всё возможное, чтобы избежать слишком большого давления в одной точке. Тварь с тремя масками двинулась мне наперерез, преграждая путь к берегу.

Я услышал слабый хруст. Рядом со мной, а не под ними!

Я пошел напрямую к твари с тремя масками.

Из-под шкур появились руки.

Женские, что выглядело странно. На одном из ногтей остались пятна от лака. Ногти были высохшие, стёртые, неухоженные, местами обломанные и отслаивающиеся, как если бы ими долго и ожесточённо о что-то скребли.

Слабый хруст льда теперь усилился. В любой момент лёд готов был проломиться лишь под одним моим весом.

Направо.

Я побежал, и твари бросились следом за мной.

Под их ногами лёд не трещал. У меня замерло сердце.

Я на полной скорости столкнулся с хозяйкой трёх черепов и ощутил удар в плечо. Когти без особых затруднений пронзили ткань. Удивительно, как её спокойная неподвижность почти мгновенно сменилась бешенством и яростью.

Я отпрыгнул так быстро, как только мог, и она двинулась ко мне. Я попытался найти способ, чтобы заставить её отступить, чтобы выиграть хотя бы пару секунд, но у меня не получилось.

Я наступил на лёд возле полыньи, и тот проломился. На этот раз я намочил штанину и зачерпнул воды в ботинок. Я бросил быстрый взгляд назад, обнаружив, что когда я начал драку, остальные остановились.

Хозяйка трёх черепов начала обходить меня по кругу, отрезая путь к отступлению.

Да наплевать. Я нагнулся, и с натугой ухватился за покрытый снегом валун размером с мою голову. Он наполовину вмёрз в землю. Когда мне, наконец, удалось его расшевелить, он скатился в воду. Чтобы его достать, пришлось окунуть в полынью мою неповреждённую руку.

Одним движением, вкладывая силу всего тела, мне удалось поднять его вверх примерно на метр. Он отскочил от поверхности льда и беспомощно покатился в сторону тварей.

Он лежал там секунд десять, пока, наконец, лёд не затрещал.

И твари провалились под воду.

Теперь лишь две из них угрожали мне.

Я побежал, и отчаяние придало мне сил.

Я бежал на адреналине, которым боль пропитала моё тело. Невзирая на смятение и страх. Не сберегая силы, не щадя себя.

Продираясь через ветки, и потеряв где-то шапку. Лицо и ступни пульсировали от холода, а раненая рука замёрзла так сильно, что я даже не мог разжать кулак.

Каждый шаг отдавался болью, и единственное, что заставляло меня передвигать ноги — это страх, что если я хотя бы немного замедлюсь, то впереди появиться одна из тварей и преградит мне путь.

Подлесок закончился. Полоса снега, а за ней дорога. Невысокие приземистые постройки, и указатель с надписью «Пункт досмотра грузового транспорта».

В лицо мне ударил ослепляюще яркий свет фар.

Я упал на колени, выставив вперёд руки. Услышал звук открывающейся двери автомобиля.

Блядь, блядь, блядь! Что, если они догонят…

Я оглянулся, но позади никого не было. Ветер закручивал снег в вихри, гоняя их вдоль дороги.

— Боже правый, парень! — услышал я звучный голос, — Где тебя так угораздило?

Я задумался над тем, что же можно говорить. Расскажи правду — примут за сумасшедшего.

Я подумал о каком-то правдоподобном объяснении, типа: «нарвался в лесу на банду подростков».

Но тогда вызовут полицию, а это меня задержит.

— Ма… машина сломалась, — с трудом проговорил я. — Думал пойти напрямик, заблудился. Я… я запаниковал. Побежал и порезался чем-то.

— Не волнуйся. Сейчас вызовем тебе врачей.

— Нет. Не надо. Раны не такие уж и серьёзные. Стыдно будет из-за такой мелочи… — соврал я. Мне было не очень понятно, как на самом обстоят дела. Что, если за мной придут, когда я буду в госпитале? Может быть, я не буду способен и на ногах стоять, не то что убежать.

— Выглядишь как зомби.

— Мне просто надо отогреться. Не более того, — ответил я, нервно оглядываясь.

Никаких птичьих черепов. К этому моменту они уже давно должны были меня нагнать.

— Если я не отвезу тебя в больницу, а ты умрёшь…

— Не умру, — сказал я, не вполне уверенный в том, что говорю правду. — Подвезите меня до заправки. Там я согреюсь, поем, поймаю попутку и доеду куда мне нужно.

— Ну, если настаиваешь, — сказал он.

— Мне не нужна какая-то особая забота. И я не хочу связываться бюрократией. Нет на это лишних денег.

— Ладно, — кивнул он. — Как скажешь. Тебе нужна помощь, чтобы встать?

— Не откажусь, — признал я.

Мы дошли до грузовика, и я забрался на пассажирское сиденье. В салоне было тепло, и я подставил руки под струю горячего воздуха.

Впереди на горизонте появилась окрашенная розовым цветом полоса светлого неба.

Это что-то вроде правила? Никаких монстров после рассвета? Или никаких монстров когда обычные люди могут их увидеть?

Грузовик тронулся с места. Вдалеке уже показалась заправочная станция.

Я поймал взгляд Роуз в боковом зеркале.

Она выглядела измотанной, истощенной. Чуть ли не хуже, чем я сам.

Когда она разбила зеркало, это стоило ей части своих сил. А её нынешний вид… она разбила лёд, или, по крайней мере, как-то этому посодействовала. Помогла ему разбиться.

Грузовик, повернув по широкой дуге, заехал на зону отдыха и занял свободное парковочное место для фур. Мы вылезли из кабины и направились к кафешке, где за столиками уже сидело несколько людей.

Пока водитель грузовика подошёл к работникам кафешки, пытаясь найти мне попутчиков. Мне бросился в глаза человек в углу, странно скрюченный и так сильно привалившийся к стене, будто ноги его совершенно не держали. Белки его глаз были какими-то слишком уж белыми. Он украдкой бросал на нас взгляды из своего угла, словно бы избегая чужого внимания или даже чужого взгляда.

Скоро у нас будет относительно безопасный способ добраться до дома. Там я найду убежище и ответы на свои вопросы.

Сложно было описать, что я ощутил в тот момент, когда фургон подъехал к Дому-на-Холме. Он должен был стать убежищем, но производил скорее противоположное впечатление. Ветви исполинских деревьев склонялись под тяжестью налипшего снега и льда, дом казался полупрозрачным на темно-сером фоне, а его светлые стены только усиливали эффект. Если смотреть слегка прищурившись, казалось, что окна парят прямо в воздухе.

Этот зловещий вид словно олицетворял собой весь тот ужас, который недавно приключился со мной. А может, и все беды, когда-либо случившиеся в моей жизни.

— С тобой всё будет в порядке? — поинтересовалась женщина, которая вызвалась меня подвезти. В её голосе сквозила усталость, свойственная людям, которые всю свою жизнь встают на работу в несусветную рань. И всё же она была любезна и чрезвычайно доброжелательна. Наша бессмысленная болтовня в дороге помогла мне снова почувствовать себя нормальным и отвлекла от мысли, что эти птицеголовые существа могут догнать и остановить эту машину так же, как они остановили мою. Из-за снегопада клиентов на заправке почти не было, и она отпросилась у шефа, чтобы подбросить меня.

— Не знаю. Наверное, нет, — честно ответил я. — Но это не имеет никакого отношения к тому, что я заблудился в лесу и получил несколько царапин.

Я чувствовал себя неописуемо усталым, и это не было связано с изнурительной пробежкой или с тем, что я спал всего четыре часа. Роуз в зеркале заднего обзора выглядела не лучше. Я полез за бумажником.

— Не надо денег, — сказала она, когда я протянул ей двадцатку.

— Тут только за бензин, — ответил я.

— Я вызвалась тебя подкинуть, чтобы улизнуть с работы — мне уже это в радость.

— Ну, тогда купи себе и своему шефу пиво после смены. И передай ему «спасибо» за то, что тебя отпустил, — сказал я и засунул купюру в захламлённое пространство на приборной панели, куда-то между чеками, крекерами и упаковкой влажных салфеток. Не дожидаясь споров или возражений, я схватил сумку и вылез из машины.

Она что-то сказала, когда я захлопывал дверь. Я снова открыл её и заглянул в салон:

— Не расслышал?

— Хочешь, я подожду? На случай, если не сможешь войти.

Смогу ли я попасть внутрь? Ключей у меня не было, как не было и уверенности, что на пути к входной двери со мной не случиться чего-то неожиданного.

— Да, пожалуйста, — ответил я.

Я захлопнул дверь и направился к парадному входу. На крыльце я обнаружил нечто вроде велосипедного замка со встроенным металлическим контейнером. Кодовый замок на четыре цифры.

Под ковриком нашёлся завёрнутый в полиэтилен большой почтовый конверт, с толстой пачкой документов внутри.

Первая страница пачки содержала лишь лишь одну надпись, сделанную настолько изящным каллиграфическим почерком, что я почувствовал укол зависти: «Дата рождения».

Я выставил на замке свой год рождения. Не подошло.

Может быть, день и месяц? Один-восемь-ноль-один.

Ящик открылся. Внутри было два ключа. Один ключ был очень старый, другой — обычный дверной ключ.

Я отпер входную дверь обычным ключом, потом помахал своей спасительнице.

С порога я проследил, как машина съезжает по длинному спуску. Когда она скрылась, я закрыл и запер дверь. Чувства защищенности не возникло.

— Молли! — крикнул я достаточно громко, чтобы наверняка быть услышанным в любой части дома. — Есть здесь кто?!

Нет ответа. Внезапно я осознал, что всё это время, невзирая на всю эту неразбериху и множество событий, которых я не понимал, в глубине души у меня теплилась надежда, что Молли жива.

Когда я в прошлый раз пришёл сюда, дом принадлежал бабушке. Каждая комната несла какой-то отпечаток её личности. Кажется, Молли пыталась систематически свести это ощущение на нет.

У книжных полок стояли коробки, заполненные книгами, между книгами были сложены завернутые в бумагу безделушки. Все картины были сняты со стен и аккуратно разложены по ещё большему количеству коробок. Несколько картин задвинуто за шкафы — за те немногие из них, что не были встроены в стены. Работа велась непоследовательно и была далека от завершения. Стопка книг тут, стопка книг там. Пара полок в одном шкафу, ещё полка в другом. Основная часть изменений пришлась на гостиную. На одном из диванов в центре гостиной Молли разложила одеяла и подушки.

— Блэйк, — голос был настолько тихим, что едва дотягивал до шепота.

Я поднял взгляд. В этой будничной домашней обстановке, далёкой от полуночных кошмаров, мне было несколько не по себе видеть на чёрном экране отражение Роуз вместо своего.

— Туалет в конце коридора, там есть зеркало, — сказала она.

Я скинул свой рюкзак на пол. Документы вместе с конвертом оставил на кофейном столике.

Стянул с себя новую шапку, которую мне одолжили, провел ладонью по мокрым от пота, немытым волосам. Прикоснулся к щеке, ощутив легкую щетину.

Ненавижу, когда приходится ходить грязным и небритым.

А ещё я ненавижу быть сбитым с толку. То мерзкое чувство, когда не можешь понять, что происходит. Мне предстояло разобраться со слишком уж многими вещами. Но сейчас я ощущал себя совершенно не в своей тарелке. Я вышел в коридор, соображая, куда мне нужно идти. Шел я не спеша, подмечая детали вокруг. Бабушкины вещи, которые Молли не стала убирать, вещи самой Молли. Эти предметы могли рассказать какие-то истории, и я не собирался упустить ни одной зацепки.

Расстановка книг на полках напоминала древние развалины. Тома лежали друг на друге словно отдельные кирпичи старинной кладки. Руины. И так же как руины могли поведать о людях и культуре, что создали их, так и вся обстановка хранила ускользающие следы индивидуальности, когда-то пропитавшей весь дом.

Обнаружив ванную комнату, я первым делом решил заняться ранами. Я нашёл шкафчик с лекарствами и вытащил всё, что было необходимо, чтобы обработать порезы. Роуз наблюдала за мной из зеркала над раковиной.

— Всё плохо? — спросила она.

— Бывало и хуже, — отозвался я.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Я медленно сжал и разжал кулак. При движении боль в ране стала сильнее.

— Пальцы двигаются. Меня беспокоит не сама рана. Те твари были грязными. Особенно их ногти. А они несколько раз до меня добрались.

— Я могу чем-то помочь? — уточнила она.

Я вытащил пакет с бинтами и распаковал его. Нашёл нитку и иголку, отложил их в сторону.

— Не знаю. Но ты ведь и так мне помогла? Со льдом?

— Я пыталась. Но, не уверена, что мои действия имели значение. Хотелось бы мне быть полезнее.

— Тогда сделай одолжение: присматривай за мной. Если у меня начнётся лихорадка, или если станет похоже, что я заболел — скажи мне об этом. Заставь меня поехать в больницу.

— Я только там поняла, — произнесла Роуз, — какие же мы всё-таки разные. Мне ведь даже ничего не угрожало напрямую, а я не могла нормально соображать.

— Раз уж я научился выбираться из неприятностей, значит научишься и ты.

Она промолчала. Я разорвал упаковку с бинтами.

— Ты умеешь накладывать швы? — спросила она.

— Один раз накладывал.

— Тебя так сильно ранило?

Мне не очень хотелось отвечать на этот вопрос.

— Не меня, а моего друга. Себя я буду штопать в первый раз.

Здоровая рука заметно тряслась, и попасть ниткой в иголку не получалось. Промахнувшись уже пятый раз подряд, я чертыхнулся себе под нос.

— Блэйк…

— Секунду! — от раздражения ответ получился более резким, чем я того хотел.

Наконец, я сумел унять дрожь в обоих ладонях, прижав их к краю раковины. И нить, и игла стали почти неподвижными.

Продев нитку, я принялся за дезинфекцию. Я безжалостно раздвинул края раны, чтобы очистить её от грязи. Мне хотелось уничтожить любые следы присутствия этой твари в моём теле и на коже. Порез отчаянно болел, а рука то и дело дёргалась от боли, но я мрачно утешал себя тем, что только так можно избежать инфекции.

Я сказал «секунду», но Роуз хранила молчание всё то время, пока я работал. Сам я же нарушал тишину лишь чтобы крепко выругаться, а происходило это часто. Я успел вспомнить все ругательства, какие только знал. Так было легче.

Я поднял руку.

— Как смотрится?

— Лучше, чем я когда-либо смогу.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал я.

— Ха-ха, — отозвалась она без тени улыбки. — Смотрится хорошо.

— Отлично, — сказал я. — Сейчас вернусь.

Я неторопливо обошёл все комнаты дома. На первом этаже были огромная гостиная, большая столовая, маленькая кухня с минимумом оборудования, коридор и туалет размером с ванную комнату в моей квартире.

Этажом выше была спальня бабушки, где с моего первого визита ничего не изменилось, разве что постельное бельё сняли с кровати. Ещё там обнаружились ванная комната и небольшая столовая, которая могла когда-то быть чьей-то спальней либо комнатой для гостей. Судя по обстановке, Молли редко поднималась на второй этаж. Если судить по предметам, которые я нашел на столике, она бывала в ванной комнате. Наверно, только потому, что это было единственное место в доме с ванной и душем.

Она заперлась в этом доме и почти ни к чему не прикасалась? Следы её присутствия несли только гостиная, кухня и эта ванная. Но как она здесь не свихнулась? Прошло ведь целых четыре месяца.

На третьем этаже было всего три небольшие комнаты. «Небольшие» впрочем, только если сравнивать с другими комнатами в доме. Две спальни по правую сторону — в каждой по кровати и платяному шкафу. И ещё одна комната для шитья, которая со временем превратилась в кладовую.

Оставшееся место занимала лестница, спиралью уходящая наверх, но дверь на четвёртый этаж оказалась заперта.

Пошарив в кармане, я достал старый ключ, и взвесил его на ладони. Я обошел уже весь дом, и только эта дверь оказалась заперта. Ключ был весьма архаичного вида: круглый в сечении стержень толщиной с мой палец, с изысканной головкой с одного конца и бородкой с зубьями с другого.

С первого взгляда было понятно, что к этому дверному замку он не подойдёт. На всякий случай я всё равно попробовал.

Ожидаемо безрезультатно. Ничего другого, что можно было бы открыть этим ключом, я не обнаружил, что было странно. Зачем в таком случае мне его дали, не снабдив замком?

Я спустился на первый этаж, заглянув по пути в ванную, чтобы снять со стены зеркало, которое затем установил в гостиной для Роуз. Немного повозился, пока не обнаружил, что его можно подвесить за крепления на книжный шкаф. Зеркало было достаточно большим, его поверхность оставалась на уровне моих глаз независимо от того, сижу я или стою. На случай падения, я вынул из кресла подушку и положил под ним.

Наконец, я ещё раз прошелся по первому этажу, вглядываясь в окна в поисках возможной опасности. Город постепенно просыпался: машины проезжали по дороге, дети с рюкзаками спешили в школу.

Вдоль ограды дома был тротуар, но пешеходы передвигались только по дальней стороне. Похоже, они привыкли держаться от дома подальше.

Ни птичьих черепов, ни скрюченных людей— ничего подозрительного. Завершая обход, я вернулся к окнам гостиной, чтобы взглянуть на улицу с другого ракурса.

— Ну как? — спросила Роуз.

— Слишком всё обыденно, — отозвался я. — Господи, как же я устал.

— Обыденно?

— Этот дом. Это простой обычный скучный дом, где моя бабушка прожила всю свою жизнь.

— Наша бабушка, — поправила она.

— Он какой-то безликий. Тут выросли наш папа, тётя Ирэн, и дядя Пол, но я не заметил ни одной игрушки, ни одного предмета, напоминавшего о них. Даже мои родители сохранили дома кое-что из моих вещей.

— Не хочу показаться назойливой, — вставила Роуз, — Но «наши родители».

— А они точно наши? — я откинулся назад, закинул ногу на журнальный столик и взглянул в зеркало. — Потому что мне кажется, мой отец совсем не похож на того, который достался тебе.

— Тот же человек, другие обстоятельства, — твёрдо сказала Роуз.

— Конечно. Ладно, предположим, что это так.

Я скинул ногу со стола и взял в руки конверт с документами.

— Что там? — спросила Роуз. — С моей стороны его нет.

— Юридические документы. Что тут у нас… сорок одна страница. Передача имущества покойной Розалин Д. Торбёрн от хранителя Молли Уокер, внучки наследодателя, хранителю Блэйку Торбёрну, внуку наследодателя. На первой странице описаны основные условия контракта. Имущество переходит в мою собственность только формально, оставаясь в управлении юристов до наступления моего двадцатипятилетия, после чего все ограничения снимаются, и я полностью вступаю в права наследования.

— Розалин Д. Торбёрн старшая, — поправила Роуз. — Я помню, он говорил на собрании что-то подобное.

— Я тоже помню. Следующая страница… начинается с предупреждения, что информация на ней «не является договором или соглашением»… похоже, вся оставшаяся часть наполовину юридическая хрень, а наполовину объяснения для простолюдинов вроде нас.

— Там что-нибудь есть? О тех тварях?

— Пока не нашел, — я перелистывал страницы и читая только заголовки. — Сроки действия, ограничения, особые условия…

— Особые условия?

Я отлистал обратно.

— Содержание дома, коммунальные платежи, расчистка подъездного пути, уход за газоном и садом, участие в собраниях с представителями фирмы… — я перелистнул страницу. — Ага, в самом конце говорится, что если наследник не отвечает требованиям, установленным миссис Торбёрн, права на владение могут быть отозваны.

— Что это за требования?

Я покачал головой.

— Без понятия. Пока просто запомним этот момент. После особых условий идёт раздел «Пособие», с указанием регулярных денежных выплат, описывается, как часто можно обращаться к юристам без возникновения задолженности. О! Вот оно! Упоминание о птичьих черепах-монстрах.

— Что? — Роуз подскочила и подошла к зеркалу.

— Это была шутка, — произнёс я мрачно: — Нихрена там нет. Несколько страниц с планом дома и картой земельного участка с куском леса и соседних болот, расписание встреч совета, какая-то чушь про контакты с юристами, и… — я замер.

— Что?

— Порядок отказа от наследства. На этот раз не шутка.

— Как-то мне не верится, что это может быть так просто, — сказала Роуз.

— Проще некуда. Позвонить или отправить емейл юристу, и опекунство передаётся следующему в очереди.

На всякий случай я ещё раз перечитал документы и комментарии к ним.

— Я немного про другое, — сказала Роуз. — Вся эта ситуация — типа ловушка, верно? Она с самого начала преследовала некую цель. Сначала весь город узнаёт, что она выбрала Молли, и её враги открывают сезон охоты… А теперь в той же самой ситуации оказываешься ты, плюс какая-то хитрость, чтобы ввести в действие меня… Она нарочно ставит нас в такое положение.

— Верно, — сказал я.

— Ну, и как тебе кажется, мы реально сейчас можем плюнуть на всё и уйти, или, как только попытаемся, ловушка захлопнется?

— Второе, — ответил я со вздохом. Слабая надежда испарилась, не успев родиться.

— Например, информация о вступлении в наследство является публичной, но информация об отказе от него не разглашается. А значит, охота за нами продолжится, но мы потеряем любую защиту и все ресурсы, которыми обладаем сейчас.

— Способ избавиться от наследников, которые слишком глупы, чтобы задуматься о последствиях.

— Или тех, кто слишком слаб, чтобы взять на себя ответственность, — добавила Роуз. — Это так на неё похоже.

— А ты её неплохо знаешь, верно? — спросил я. — Ты всё это время купалась в этом с головой.

— Всё это время, — сказала Роуз. — Вот только я ничего не знала про подобные тонкости. Слушай, я отойду на минуту. Как-то неприлично постоянно в пижаме ходить. Пойду, попробую переодеться.

С этими словами она ушла за рамку.

А я остался где был. Большой ключ, стопка документов…

Я пошарился по вещам Молли. Она оставила большую спортивную сумку, но в ней я нашел только одежду, наушники и пару кабелей от смартфона.

Было неприятно и немного стыдно рыться в её белье, так что я не стал продолжать.

Может быть я уже скомпрометировал себя, оставив на её вещах отпечатки пальцев? Полиция найдёт её мёртвой, а затем они обнаружат, что я уже въехал в дом, заранее зная о её смерти.

Пугающая мысль. Ещё одна ловушка? Проверка от бабушки?

Но тогда возникал другой вопрос. Зачем? Зачем она стравливала нас друг с другом, пытаясь найти среди нас кандидата, отвечающего каким-то безумным, однако весьма конкретным требованиям? Зачем проверять нас и бросать в лапы монстров, когда мы не успели ещё толком прийти в себя?

— Выглядишь задумчивым, — сказала Роуз.

Я посмотрел на неё в зеркало. На ней была явно вышедшая из моды блузка с перламутровыми пуговицами и кружевным воротником и плиссированная юбка. Волосы были по большей части распущены, две пряди убраны назад и закреплены чем-то на затылке.

Я приподнял бровь.

— Не говори ни слова! В этом доме острый дефицит зеркал. Так о чём ты думал, когда я вернулась?

— О ловушках. Проверках. Мне кажется, тут дело не только в том, чтобы присматривать за домом. Этим нельзя заработать столько врагов. Разве что, если бы мы жили в средневековье…

— Нельзя, но мы мы столкнулись с миром, в котором мало что понимаем.

— Блуждаем во тьме? — кивнул я. — Давай предположим, что это испытание… ты говорила, юристы собирали книги?

— Я это увидела только потому, что свет отражался от оконных стёкол. На столе стояли стопки книг.

— Опиши их.

— Старые книги. Вроде тех, что на нижней полке позади меня.

Я встал и взял одну. Твёрдый матерчатый переплёт. Истрёпанный, растрескавшийся, корешок давно выцвел.

— Те, что я видела, были не в таком плохом состоянии, — сказала Роуз. — Мне так кажется. Мне было плохо видно, но он заметил меня и подошел ближе. И я смогла рассмотреть одну. Но здесь в доме столько книг. Нам её тут искать как иголку в стоге сена.

— Зачем он складывал их на стол, если собирался расставить по полкам? — спросил я. — Он считал это важным. Давай вернёмся к предположению, что это какая-то проверка. Подсказок от бабушки ждать не стоит. Мне кажется, она и прежде не отличалась особой заботливостью по отношению к родным. В смысле, я никогда не ощущал, чтобы папа и мама меня поддерживали.

— Тут я с тобой не согласна, — ответила Роуз тихо. — Меня они поддерживают. Поддерживали. В прошедшем времени, наверное.

— Ладно, проехали, — сказал я, выкидывая эту идею из головы. — Просто хотел сказать, что бабушка не будет с нами нянчиться. Есть какие-то особенные книги, а дальше два варианта: либо они сейчас у юристов, и тогда нам просто нужно связаться с ними, либо они спрятаны.

— Спрятаны?

Я показал большой ключ:

— Обошел весь дом и не нашел к нему замка. Может, я просто не там ищу?

— Бабушка была строгая и суровая, но я бы не сказала, что она была несправедливой, — сказала Роуз. — Если она хочет, чтобы мы разгадали загадку, значит вся нужная информация у нас уже есть. И у Молли она тоже была.

Я обернулся к зеркалу, но Роуз смотрела вниз.

— Документы, — сказал я, как только понял, на что она смотрит.

— Думаешь, у Молли была своя копия? Вместе с этим ключом? Или копией ключа?

— Возможно, — ответила Роуз.

Я взял документы и пролистал до карты участка. Указание площади территории, схемы прокладки коммуникаций, ограничения на ремонтные работы…

На следующей странице был план здания. Расположение комнат.

Я вскочил из кресла с планом в руках:

— Сейчас вернусь. Не смогу с моей рукой одновременно нести зеркало и смотреть на план.

— Хорошо, — сказала она без особой радости.

Я поднялся на третий этаж и сверился с картой.

На карте было три комнаты слева. Комната и лестница справа.

Я же видел лишь две комнаты слева, комнату и лестницу справа.

Взглянул ещё раз на план этажа, затем измерил шагами длину коридора. Примерно шесть с половиной метров.

Мои друзья были художниками, людьми искусства, сам же я подобными талантами не обладал. Но с учётом того, сколько они для меня сделали, я пытался по мере сил помогать им — выполнял разные мелкие поручения. Сборка и установка их инсталляций, да и прочие работы, требующие грубой физической силы. Конечно, чтобы собирать стенды они могли нанять плотника. Но плотник не станет вникать в задумку художника.

Со временем я заработал неплохую репутацию среди местной богемы. Мастер на все руки, который в теме. Я знал владельцев галерей, людей из этой тусовки. Если не мог справиться сам, то знал, кому звонить.

Работа без изысков и оплата соответствующая, но здесь мои примитивные навыки могли пригодиться. Зная точную длину своего шага и своей руки — восемьдесят пять и восемьдесят два сантиметра соответственно — я мог измерять расстояния.

Кроме того у меня хорошо намётан глаз. Наверно, это и подстегнуло моё чутьё. Ещё в первый раз, когда я осматривал комнаты, у меня возникло ощущение, что помещения кажутся меньше, чем им следует быть. Согласно плану дома, расстояние между дальними стенами составляло одиннадцать метров. По моей оценке тут было шесть с половиной метров. Я попробовал снова, прошагав обратно и получив такие же цифры. От температуры дома могут сжиматься и расширяться, но блин, не настолько же! Ради эксперимента, я прошелся по коридору ещё дважды. Коридор имел форму прямоугольника, все углы прямые. Шесть с половиной метров вдоль северной стены, одиннадцать метров вдоль южной. Шириной в два метра на обоих концах.

Я направил взгляд вдоль коридора. Пол не был искривлён. И книжные полки вдоль стен каким-то образом стояли парами — напротив каждой на другой стороне располагалась полка таких же габаритов.

Я пошел вдоль «короткой» стены, сдвигая книги с полок.

Скважину удалось найти только со второй попытки. Она пряталась в углу сразу под полкой, на уровне пояса.

С некоторым трудом повернув ключ, я услышал отчётливый гулкий щелчок.

Тяжелый книжный стеллаж провернулся на огромных петлях назад и замер у внутренней стены.

— Охренеть, — вырвалось у меня.

Это был рабочий кабинет. Библиотека. Комната делилась на две части, и, похоже, занимала два этажа. Все стены верхней части комнаты были заставлены книжными полками, а вокруг круглого центрального отверстия в полу были установлены металлические перила. Из грязного окна на крыше неравномерными пятнами падал мягкий свет, освещая помещение лучше, чем лампочки в других комнатах дома.

Я неторопливо прошёлся по кабинету, осматривая обстановку. У каждой стены стояли затейливо украшенные стремянки. Встроенные колёсики позволяли катать их по рельсам, закреплённым у пола и на потолке. Пятая лестница спускалась через круглый проём на нижний этаж.

Взглянув на книги на полках, я сразу отметил что они не такие, как другие книги в доме. Эти были в хорошем состоянии и в основном не слишком толстые.

«Взгляд Кассандры».

«Друидизм». На корешке была инкрустация из слоновой кости в виде маски с вытаращенными глазами и очень кудрявой бородой.

«Куклы».

«Пагубные воздействия».

«Тени: Отблески и Отголоски».

«У-чжэнь: восточные практики вуду».

«Чары».

«Шаманизм: Animus» — тома с первого по шестой, и «Шаманизм: Umbra» — тома с седьмого по десятый".

Закончив читать названия вдоль одной из стен, я направился к следующей, перебирая корешки кончиками пальцев.

«Вакханки в современном обществе».

«Дети Лилит».

«Дриады, разновидности».

«Иные». Выпуски с 1964 по 2012 занимали целую полку, весьма увесистые фолианты.

«Ничтожный: расшифровки бесед с вампиром».

«Пути к безумию».

«Святые прегрешения».

«Шутки народа Фэй».

Остальные полки содержали сочинения схожей тематики. Со следующего книжного шкафа начиналась иностранная литература. Французский, немецкий и язык из символов, составленных будто из одних только треугольников.

Тут можно было ходить бесконечно, но языковой барьер вынудил меня остановиться.

Здесь, в этой библиотеке, были объяснения, которые я искал. Теоретически, это был ключ к пониманию всего происходящего. На практике, информации было так много, что невозможно было понять, за что хвататься. К примеру, я хочу узнать что-то про те птичьи черепа. Ну и откуда мне стоит начать? Сначала ответов нет совсем, а теперь их слишком много.

Хотя в комнате было тепло, по коже пробежал лёгкий озноб. Я обнял себя и потёр ладонями рукава.

В нервном возбуждении, я направился к ведущей вниз лестнице и спустился на первый этаж.

Стол и стул, на столе — одинокая книга на подставке, рядом мягкое кресло, кожаная кушетка, шкафы. В шкафах тоже были книжные полки, но маленькие и узкие, и располагались они над или под выдвижными ящиками. Какая-то литература для личного чтения. Рабочая доска на колёсиках, которую можно переворачивать, чтобы писать с обеих сторон.

Один из предметов интерьера был укрыт покрывалом. Можно было придумать миллион причин, чтобы к нему не прикасаться, но под покрывалом угадывалась форма. Это было что-то высокое и узкое, более тонкое, чем рабочая доска. Снизу из-под покрывала выглядывали металлические ножки…

Я обошел вокруг и с обратной стороны аккуратно приподнял краешек покрывала.

В такой ситуации, учитывая всё, что со мной недавно случилось, я от чего угодно ожидал подвоха.

— Роуз? — окликнул я.

— Да, — отозвалась она.

— Чувствуешь что-нибудь необычное?

— Нет. Кроме света, который появляется из ниоткуда.

— Здесь зеркало под тканью, — сказал я и скинул покрывало.

Я присел на стул, наблюдая, как она осматривается в зеркале, подходит к книжным шкафам, берет в руки книги.

Я отметил, что с моей стороны при этом ничего не происходило.

Я начал изучать стол. Столешница была обтянута коричневой кожей и закреплена по периметру гвоздями с крупными латунными шляпками. На столе лежали перья и чернильницы, обычные шариковые ручки, карандаши, калькулятор, кисточка, скальпель и другие инструменты в стаканах и пеналах по краям. В кружке был кофе или, может быть, чай. Вот только она простояла тут так долго, что высохшее молоко застыло на дне белёсой кляксой.

Здесь лежало ещё несколько книг и документы. Документы включали в себя толстую стопку бумаг, на первый взгляд идентичную той, что я оставил в гостиной, вот только текст обращался к Молли и содержал некоторые незначительные отличия в формулировках.

Но в первую очередь мой взгляд приковало письмо.

— Роуз, — позвал я.

— Что?

Я взял страницы письма и подошел к вплотную к зеркалу. Я держал текст так, чтобы мы могли читать одновременно.

Для Молли и остальных.

Пожалуйста прими мои неуклюжие извинения. Должно быть, ты сейчас растеряна и напугана. Скорее всего, остальные участники скоро начнут действовать. Возможно, уже начали, и тогда тебе будет проще поверить в серьёзность моих слов. Это поможет нам сразу перейти к делу. Если ты читаешь эту записку, будучи раненой телом, разумом, сердцем, духом или другим менее типичным образом, тебе следует сразу же обратиться к инструкции номер один из списка внизу. Пожертвуй сном, чтобы изучить её, а затем приступай к поискам. «Указатель» — это каталог всего содержимого библиотеки, составленный мной собственноручно. Он поможет тебе определить, в каком направлении искать спасение от твоей хвори.

Я бы могла попытаться предоставить объяснения, оправдания или извинения, но это было бы совсем не в моём духе. В качестве объяснений у тебя теперь есть целая библиотека. Возможно, изучив достаточно материалов, ты поймёшь, чем был оправдан мой поступок. А что касается извинений, давай обойдёмся и вовсе без них.

Буду краткой. Наш род обладает долгой историей. Уже в начале XIX века мы принимали определённое участие в изучении анагогических наук. Мы обладаем ресурсами, имеющими отношение к ремеслу, мистике, называй, как тебе угодно. К магии. Однако, всё имеет свою цену. Невозможно получить богатство, могущество, мудрость или силу, не отдав что-то взамен. По этой причине — как и по другим причинам — мало кому из практиков удаётся достичь величия и сохранить его надолго. Но наши предки попытались. Они заработали кармический долг, который перешёл к их детям, и к детям их детей, и так далее.

— Прочитала?

— Да, — сказала Роуз.

Я перевернул страницу.

Возможно, это кажется несправедливым, но это проблема современных стандартов справедливости: они современны. В этом мире, который я навязала тебе, обитают очень древние создания и существуют очень старые традиции. Здесь грехи передаются от отца к сыну. Или вернее, от матери к дочери. Существам, так долго живущим, как некоторые могущественные Иные, бывает трудно нас различать. Наша жизнь так коротка, и мы так похожи друг на друга, что им легче ориентироваться на родословную или на привычный шаблон. Одни используют инсигнии, другие передают силу седьмым сыновьям. Мы предпочитаем дочерей, и наша семья всегда остаётся небольшой. Если они будут обращаться к тебе по именам Роуз, Элизабет, Франческа, Эстер, Руфь, постарайся воспринять это как должное. Сейчас ты лишь ещё одно звено в длинной цепи.

Мои дневники лежат на полке за столом. Ты можешь прочесть их, чтобы пролить свет на часть возникших у тебя вопросов. Надеюсь, мои умозаключения помогут тебе составить свои собственные.

Сейчас я возлагаю на тебя задания. Чтобы ты понимала всю серьёзность этого, знай, что ты можешь потерять наследство, если не выполнишь их. Более того, потерпев неудачу, ты можешь обречь на погибель себя или весь наш род, в зависимости от того, как именно развернутся события.

1. Прочитай «Начала». Ты найдёшь эту книгу на столе на подставке. В ней рассказывается про самые основные вещи и описывается процесс пробуждения себя. Имей в виду, что пробуждение — это первый шаг на пути, где ты, в некоторых отношениях, станешь Иной. В задолго предшествующие нам времена, старейшие из них установили правила, гарантирующие безопасность и поддерживающие некое подобие мира. Важнейшее из этих правил — правда. Солги — и ты на время лишишься сил. Нарушь обещание или клятву — и станешь клятвопреступницей, лишишься всей защиты, которая есть даже у обычных, несведущих людей, которые украшают эту Землю. Прочитав «Начала», пробуди себя.

— Пиздец, — сказал я.

— Гадство, — эхом отозвалась Роуз.

Пройди оставшиеся шаги в любом порядке. Чем более значительными будут эти поступки, тем лучше они подготовят тебя к встрече с твоими врагами. Время от времени твои успехи будут проверять, и если в течение следующих пяти лет ты не продемонстрируешь достаточный прогресс в достижении поставленных целей, все твои права и доступ к этому дому будут аннулированы.

2. Изучи и исполни ритуал под названием «Фамулус». Фамильяр — это твой лучший союзник. Он станет орудием в твоих руках, источником сил, посланником для взаимодействия с более абстрактными сущностями, твоим спутником на всю жизнь. Отнесись к выбору столь же серьёзно, как к вступлению в брак, но учти, что развод невозможен. Фамильяр становится частью тебя до конца твоей жизни. Мы получаем их служение, а они получают возможность ненадолго стать смертными (пусть даже это ограниченная смертность), а также любые другие возможные условия, о которых вы договоритесь. Не позволяй своему фамильяру принимать форму крысы или собаки.

3. Изучи и исполни ритуал под названием «Имплементум». Выбор инструмента определит форму твоего взаимодействия с этим миром, форму твоего ремесла. В глазах многих он станет твоей визитной карточкой. Текст нудный. Страницы и страницы примеров. И всё же досконально изучи их, ибо в них скрыты многие смыслы, а неудачный выбор инструмента может серьёзно тебя ограничить.

4. Изучи и исполни ритуал, описанный в книге «Владение». У Бабы-Яги была избушка, у меня — моя комната. К несчастью, остальные помещения в доме уже заняты нашими предками, и пусть это и превращает дом в безопасное место, тебе придётся покинуть его, чтобы основать своё собственное владение, где всё будет подчиняться твоим законам, и где твоя сила будет максимальна. Три упомянутых здесь ритуала определят, как ты будешь получать, накапливать и направлять силу. Но учти, что твоя истинная сила — в том, как ты взаимодействуешь с другими и Иными.

5. Найди подходящего мужчину для замужества. Эти слова не означают, что он должен быть порядочным и добрым. Напротив, это даже может навредить. Тебе понадобится союзник — и мужчина, способный помочь тебе в мирских делах, даст тебе силы и в этом мире. Полагаю, самые продуктивные союзы в нашей семье получались, когда мы брали в мужья мерзавцев, а не джентльменов.

6. Посещай собрания совета. Они проходят во вторую субботу каждого месяца, в парке, в часы заката. В течение пяти лет будет шестьдесят таких собраний. Если пропустишь в сумме шесть из них ты будешь лишена собственности.

— Похоже, у нас намечается проблема, — сказал я.

— Ты не любишь сидеть на собраниях? — спросила Роуз.

Я бросил взгляд в её сторону.

Она хихикнула, но получилось нервно и неестественно:

— Я… просто не знаю, как на всё это реагировать. Пыталась выдать шутку. Тут ведь или смейся, или плачь, верно? А я и без этого письма весь день была готова заплакать.

— Тут сказано, что я должен вступить в брак с мужчиной. Что-то мне подсказывает, что это не самое большое затруднение, с которым мне предстоит столкнуться.

— Однополые браки сейчас легальны, — заметила она.

— Но я-то не гей, — сказал я. — Надо будет поинтересоваться у юристов, смогу ли я рассчитывать на поблажку в этом вопросе.

— У юристов? — она взглянула на меня, подняв одну бровь. — А если хорошенько подумать?

Я вздохнул, и последовал её совету.

— Они как-то во всё это замешаны, — произнёс я. — Прибирались за Молли, знали, куда класть книги… Они занимаются подготовкой дома для очередного наследника.

По мере того, как я продолжал говорить, я осознавал серьёзность ситуации.

— …и в документах на наследство были весьма конкретные упоминания о долгах.

— Они нам не друзья, Блэйк. Возможно, они окажут нам помощь, но не бескорыстно. Надо очень хорошо подумать о том, когда и с какой целью нам следует к ним обращаться.

Я задумался и несколько раз закусил губу. Но не желая зацикливаться на этом, продолжил читать дальше.

7. Прочти три четверти книг в этой библиотеке. Тебе потребуется помощь с иностранными языками. Я знаю, возможно, изучить шумерский посредством сделки с Иным может быть интересным опытом, но гораздо проще будет призвать или подчинить кого-то, кто сможет прочесть эти книги вслух.

8. По прошествии пяти лет, долг нашей семьи должен стать меньше, чем он был на момент, когда ты приняла наследство. Я надеюсь, что ты продолжишь эту работу до конца своей жизни, но я вынуждена думать только о следующих пяти годах, полагаясь в дальнейшем на твоё благоразумие.

Не появляйся в северной части Якобс-Бэлл пока не исполнишь хотя бы два ритуала и не заложишь надёжное основание. Возможно, не стоит туда заходить и после этого. С некоторыми персонами лучше не шутить.

Не заключай никаких крупных договоров или соглашений. До полного вступления в права наследства, все крупные сделки должны осуществляться через посредничество мистера Бизли (включая три главных ритуала). Он предостережет тебя от неверных решений, либо предоставит свою поддержку, но за это он назначит цену.

Мистер Бизли, как и прочие личности, с которыми ты встретишься в Якобс-Бэлл и окрестностях, описываются в маленькой чёрной книге, которой я в молодости дала игривое название «Действующие лица».

У нашей семьи много врагов, и должна признать, что из-за меня список врагов пополнили и союзники. Читать эту книгу я не принуждаю, но рекомендую. Возможно, это станет решающим фактором твоего выживания. Используй все средства, которые я тебе оставляю. Мы могущественны. Мы обладаем силой, которая заставляет с нами считаться. Во многом из-за этого у нас столько врагов. Весьма вероятно, чтобы остаться в живых, тебе придётся использовать весь наш арсенал.

И поскольку грехи матери переходят к её дочери, я передаю тебе своих врагов и свой долг. Я не прошу понимания или прощения.

Полагаю, ты поймёшь меня, когда придёт твоя пора взрастить наследницу и взвалить на неё это бремя.

Искренне твоя, Р.Д.Т.

Когда я нервничал, у меня никогда не получалась усидеть на месте. Сейчас, когда письмо было дочитано, я принялся расхаживать по комнате.

— Теперь у нас есть ответы, — сказала Роуз, словно пытаясь меня обнадёжить.

— Мне эти ответы не нравятся, — сказал я, слегка повышая голос. — Вот ведь старая сука!

— Мне кажется, у неё просто не было выбора, — возразила Роуз.

Я развернулся и встретился с ней взглядом:

— Ты проявляешь на удивление много сочувствия к этой старухе, носившей твоё имя, — начал я. — Я могу как-то удостовериться, что ты действительно моя женская версия?

Её лицо стало серьёзным, и в нём появилось столько же холода, сколько во мне было кипящей злости. Я тяжело дышал, и когда я сжал кулак, швы отозвались болью.

— Спроси меня о чём угодно, — сказала она. — Любой вопрос про детство с мамой и папой.

Я нахмурился, но ничего не сказал, только отвернулся и обхватил себя здоровой рукой. Она была права.

— Мы союзники, Блэйк. Союзники, понимаешь? Посмотри, в письме сказано, что тот, кто использует магию, не может лгать. Я единорог из открытого космоса, и я не умею разговаривать. Видишь?

В очередной раз пройдясь по комнате, я остановился у книжной подставки, взял лежащую на ней книгу и бросил её на стол.

«Начала».

Другие упомянутые книги лежали стопкой в углу, где их оставили юристы. «Фамулус», «Имплементум», «Владение». С оранжевой, фиолетовой и зелёной обложками. Во всём остальном они были похожи, как размером, так и шрифтами на корешках. Осмотрев каждую из них, я тоже бросил их на стол. Мне нравился звук, с которым они шлёпались о его поверхность.

Я нашел «Действующие лица». Пролистал. Там были закладки. Раздел «союзники» был практически пуст, лишь только номер для связи с юристами.

Враги… занимали почти весь остальной объём.

Упавшая в общую кучу книга не издала никаких звуков, а тем более удовлетворительного шлепка. Больше бросать туда было нечего. Во всяком случае, того, чем я хотел бы рискнуть.

— Ты злишься на меня? — спросила Роуз. — Мы не должны ссориться, Блэйк.

— Я… злюсь не на тебя, а на всю эту ситуацию, — сказал я. — Посмотри вокруг. Сколько книг нам придётся прочесть? Сколько книг нужно проглатывать за один день, просто чтобы не выбиться из графика?

— Может быть, можно как-то сжульничать? Если, технически, мы оба — один и тот же человек, можно ли сказать, что старший из детей Брэда и Кристины Торбёрн прочёл ровно половину книг?

— Не знаю, — ответил я.

— Но у нас есть ответы. Смотри…

Она отвернулась от зеркала и направилась к ближайшей книжной полке. И вдруг замерла, как громом поражённая.

— Роуз? — окликнул я.

Она не обернулась.

Ощущая тревогу, я направился к тому же шкафу с моей стороны зеркала.

«Худшие среди Иных»

«Дьяволы и мелочи»

«Тёмные контракты»

«Классификация Иных: демонические сущности и темнейшие существа»

«Адское пламя: связывания»

«Ярость преисподней»

«Пакты, договоры и цены»

У меня пересохло во рту. В голову закралось одно очень неприятное подозрение.

Эти книги занимали почётное место в бабушкином шкафу. Они были теми самыми средствами, которые она предлагала нам использовать.

Теперь ясно, почему у неё было так много врагов. Читать подобные книги…

Но у каждой на корешке были одинаковые инициалы: Р.Д.Т.

Их написала… она?!

Закончив вытираться, я обвязал вокруг бёдер полотенце и отодвинул занавеску душевой. Я откинул с лица влажные волосы, рукой пригладил их назад и только потом подошёл к зеркалу.

В нём была Роуз. Она стояла, прислонившись спиной к поверхности, так, что я видел лишь её волосы, прижатые к зеркалу, которое в ванной комнате было частью обрамлённой цветочками раковины.

Обстановка меня раздражала: чужие вещи на незнакомых местах. Присутствие рядом кого-то... чего-то вроде Роуз. Странные запахи, и, кажется, даже какой-то другой вкус у воды. Если верить Роуз, вода поступала в дом из скважины. Мне пришлось воспользоваться тем единственным шампунем, который здесь нашёлся, и сейчас комнату заполнял его тягучий и насыщенный аромат.

Теперь я прекрасно понимал отчаянное желание Молли опустошить полки и убрать со стен картины — присутствие бабушки чувствовалось в доме так сильно, что казалось, способно было затмить моё собственное.

Особенно, если учесть, что моё присутствие и так уже было несколько ограниченным. Когда я смотрел в зеркало, то видел там лишь ванную комнату и стоящую ко мне спиной Роуз.

Моего собственного отражения не было. Я пользовался чужими мылом и шампунем, придающими мне непривычный запах. Мне не хватало под рукой всяких мелких безделушек, которыми я оброс за последние пару лет. Я словно бы стал чуть менее собой.

А все вещи в доме несли отчётливый бабушкин отпечаток. За зеркалом было напоминание о бабушкином замысле, моё тело пропахло бабушкиными шампунем и мылом с лавандой, по всему дому мне попадались на глаза её вещи, и казалось, что она до сих пор не покинула это место. Её присутствие ощущалось во всём.

В каком-то смысле она и не покидала нас. Над нами висела постоянная угроза. Нам требовалось изучить написанные моей бабушкой книги, к которым мы так и не притронулись.

Насколько велика исходящая от них опасность?

— Эй, — окликнул я. — А вы с Пэйдж и Молли не рассказывали друг другу страшилки?

— Иногда, — ответила Роуз не оборачиваясь.

— Помнишь те истории, что мы рассказывали о доме? Настоящие и выдуманные?

— Немного, — сказала она. — Мы были не очень близки. В смысле, мы одного возраста, плюс-минус год, но мы не дружили.

— Серьёзно? — мой удивлённый возглас, похоже, испугал её.

Она повернула голову и столь же стремительно отвернулась, мельком увидев меня с полотенцем вокруг бёдер. Я поправил полотенце, убедившись, что всё в рамках приличия, а затем сказал:

— Всё в порядке. Я прикрыт, и мы вроде как не чужие, правда?

— Правда, — согласилась она, но повернулась далеко не сразу.

Она украдкой бросила взгляд, осмотрев меня с ног до головы, а затем нахмурилась.

— Вы перестали дружить когда бабушка объявила правило «только одна внучка», или...

— До этого, — ответила Роуз.

— До этого, — повторил я, прокручивая эту мысль в голове. — Мы с ними были настоящими друзьями. Обменивались емэйлами, радовались встречам друг с другом...

Я оборвал себя — Роуз уже мотала головой из стороны в сторону. Одна светлая прядь выбилась из стянутого на затылке пучка.

— Я знакома с Молли примерно настолько же, насколько с Калланом или Роксаной, то есть почти никак. А потом, когда появилась эта тема с «только одной внучкой», мы стали соперницами.

— Ты не расстроена её смертью?

— Конечно расстроена! — сказала она. — Правда расстроена. Но... если бы мне сказали, что умерла миссис Найлс, это расстроило бы меня примерно так же. Ушел из жизни кто-то, с кем я была немного знакома. Это грустно, это напоминает о том, что все мы смертны. Но с нами произошло много чего ещё. Ты стал наследником, а я стала... этим.

— А Молли в этих событиях значит не намного больше, чем пожилая соседка, с которой ты здороваешься, когда проходишь мимо, — сказал я.

— Мне жаль, — сказала Роуз. — Есть хорошие воспоминания, но плохих тоже много. Постоянно возникали какие-то ссоры. И если ты не участвуешь в очередной из них, то лишь потому, что приходишь в себя от предыдущей. Всё направлено на то, чтобы сделать тебя слабее, выбить из гонки. А мама и папа это только поощряли. И это вроде как испортило мои отношения с родственниками.

— Испортило? — уточнил я. Она бросила на меня странный взгляд.

— Тётя Ирэн подёргала за ниточки, чтобы обломать Пэйдж поступление в университет, и у неё почти получилось. Дядя Пол взбесился, Пэйдж взбесилась. И потом почти четыре месяца подряд я просто каждый день жила в постоянном страхе. Мою машину взломали, разлили под сиденья концентрат апельсинового сока. Такая густая штука, которую надо смешивать с водой в пропорции один к двум. Когда я это обнаружила, в ней стояла такая вонь, что ездить на ней стало невозможно, и даже чистка не помогла вывести запах.

— Непохоже на Пэйдж.

— Я почти уверена, что в тот раз это была Элли. Она ещё намекнула, что тормозам не стоит доверять, и я после этого больше не садилась за руль. Когда думаю о родственниках, первыми в голову приходят примерно такие вот воспоминания.

Попади я в такую ситуацию, ни за что б не бросил водить. Общение вроде бы должно сближать людей, но я ощущал лишь как всё отчётливее проступают различия между нами.

— Такие вот у меня воспоминания, — задумчиво продолжила она, — а это, очевидно, означает, что в реальности ничего такого не происходило. Но всё это часть того, кто я есть, чем бы там я ни была. Так что я не питаю особой любви к нашей родне, и не важно, настоящие это воспоминания или ложные.

Я кивнул.

— Помню, как мы рассказывали друг другу истории об этом доме. Я даже специально выискивал их, чтобы иметь запас для будущих встреч. Одни — смешные, другие — страшные, разные были. Я завидовал Молли и Пэйдж, потому что с ними делились историями их братья и сёстры. Вот к примеру... у меня была история про нашего прадедушку, одного из этих, баронов-разбойников. Помнишь что-нибудь такое?

Судя по лицу Роуз, она впервые об этом услышала.

— Он безжалостно устранял конкурентов, запугивал, избивал, грабил. Пока однажды не подрядил нескольких головорезов избить кого-то, а их повязали. Он ударился в бега и оказался в Канаде, где с ним познакомилась одна вдова — наша прабабушка. Это были родители бабушки Роуз.

— Не слышала этой истории.

— В письме, которое она нам оставила, говорилось, что на роль мужей больше подходят мерзавцы, чем джентльмены. И я не могу не задуматься... как давно начались эти дела с демонами и дьяволами? Вокруг этого дома и этой семьи столько кровавых историй. Стала ли наша бабушка первой, кто выбрал этот путь, или так всё и было с самого начала?

— Не знаю, — ответила Роуз. — Не хотелось бы такого варианта. Потому, что на нашей семье лежат какие-то долги, а я не хочу быть должна за подобные вещи.

Не желая развивать тему, я нагнулся к тумбочке под раковиной и принялся в ней рыться. В одном из выдвижных ящиков я обнаружил маленький тюбик с кремом для бритья с изображенным на нём женским силуэтом. Он пролежал там так долго, что прилип к поверхности. Ещё глубже нашёлся пакет с дешевыми одноразовыми бритвенными станками розового цвета.

Я решил побриться во что бы то ни стало и оторвал прилипший тюбик от дна ящика. В процессе бритья я порезался раз пять, не меньше. Станки пролежали там так долго, что от температуры лезвия искривились.

В любом случае, это было лучше, чем ходить небритым. Полагаться на отражение не приходилось, так что помочь могла лишь методичность.

Странно было, по привычке поглядывая в зеркало, встречать там взгляд изучающей меня Роуз. Я провёл ладонью по лицу в поисках несбритой щетины, затем умылся, смывая пену.

— Немного пены вот тут сзади, — сказала Роуз, указывая себе на шею.

Я смыл её.

— Не стоит пока заниматься ничем опасным, лучше вернёмся к чтению, — сказала она.

— Знай, с чем имеешь дело, — сказал я.

Я вытер лицо и обработал свежие порезы. Хотя с учётом вчерашней раны на скуле вряд ли это имело большое значение.

— Вот именно. Лишняя информация не повредит, ведь так? Ты в школе хорошо учился?

— Отвратительно, — сказал я, и она нахмурилась.

— Но я справлюсь. У меня прекрасная память. В школе мне не хватало усидчивости.

— Как сильно ты продвинулся в Началах?

— Прочитал вступление, — сказал я, выдавливая пасту на зубную щётку. На самом деле я успел лишь начать, а затем усталость взяла верх, и я уснул. Проснулся я после полудня, и, чтобы привести голову в порядок, решил принять душ. Не могу ничем заниматься, когда чувствую себя грязным и небритым.

— Только вступление? Я почти уже закончила, — ответила она.

Я взглянул на неё с удивлением.

— Похоже, я не нуждаюсь во сне, — сказала она задумчиво и как-то отрешённо. — Не испытываю голода, не дышу. Сердце еле бьётся.

— Ты читала всё то время, что я спал?

— Да, в основном. Сложно сосредоточиться, поскольку я ещё не до конца отошла после вчерашнего, но я прочитала сколько смогла, побродила по дому, просмотрела содержимое библиотеки, попыталась составить впечатление о книгах. По крайней мере, о тех, которые напротив зеркала.

Я кивнул, продолжая чистить зубы. Отчасти я был даже рад возможности промолчать. Меня раздражало, что она настолько вырвалась вперёд, и что, поскольку она не нуждалась во сне, этот разрыв в будущем станет лишь больше.

Я не был готов признать это вслух. С одной стороны, я хотел, чтобы мы были на одной волне, чтобы работали вместе, обменивались мыслями.

С другой стороны, ну... «Все самые глупые и свирепые Иные были пленены, повержены, поглощены, изгнаны или побеждены обманом. Не забывай, что из себя представляют Другие. Знай, что все они, в результате процесса истребления, тянущегося уже двадцать шесть веков, отличаются хитростью от природы, либо состоят в рабстве у хитрых, либо созданы хитрыми, чтобы лучше выполнять своё предназначение. Острый ум — лучшая защита и опаснейшее оружие на этом поле битвы».

«Начала», глава первая, введение, о Других. В этой главе описывались самые главные правила, самые простые понятия, которые нам следовало знать. Доверять Другим нельзя.

Кем была Роуз, если не Другой? Недостаточно древней, чтобы быть связанной старыми законами, которые запрещали лгать и нарушать клятвы, но всё равно Другой. Не одной из смертных, не принадлежащей миру смертных.

— Хорошо хоть ты проснулся, — заметила она. — Три часа в одиночестве в этом доме — это уже перебор. Не знаю, как я смогу выдержать всю ночь целиком, ощущая то, чем я теперь стала.

Сейчас, когда прошло достаточно времени, в ней не осталось никаких следов вчерашней измождённости, чувства стали проявляться ярче.

Что же касается моих чувств... может быть я и сумел бы понять, насколько сильно они проявляются, если бы мог видеть своё лицо.

— У тебя классные татуировки, — неожиданно сказала она, запнувшись на следующем слове. — Я... завидую, честно говоря. У меня не было такой возможности, но если бы я сделала татуировку, то выбрала бы что-то похожее.

Я посмотрел вниз. Маленькие птички, сидящие на ветвях, в серых, белых и жёлтых пастельных тонах на фоне красного акварельного пейзажа.

— Спасибо, — ответил я.

Может быть что-то общее у нас всё-таки было? Вкусы?

Или это всё коварные манипуляции Другой? Существовал ли способ проверить, что она — это действительно я, с единственным и не таким уж маленьким отличием?

Я вышел из ванной и направился в гостиную.

— Я так понимаю, до главы восемь ты пока не добрался? — спросила она из отражения на стекле в одной из картин на стене.

— Нет.

— Тебе стоит взглянуть, — заметила она.

По крайней мере, это всё, что она успела сказать до того, как я вышел из зоны слышимости отражающих поверхностей. Когда я вошел в гостиную, она уже стояла в зеркале, которое я вынес из туалета. Книга лежала на кофейном столике.

Начала, глава восемь. «Опасности, с которыми сталкивается практик».

Не снимая полотенца, я натянул трусы, склонившись над книгой и зачитывая вслух заголовки:

— Клятвопреступление, предательство внутри ковена, предательство фамильяра, ковены, крестовые походы, смерть, владения, казнь, эксквизиция...

— Ниже.

Я взял книгу в руки, чтобы удобнее было листать.

— Лорды, потеря инструмента, потеря взора, потеря души...

— Ближе к самому концу.

— У меня не хватит терпения. Просто скажи страницу, а ещё лучше, назови заголовок.

— Охотники на ведьм.

Я пролистал до нужного заголовка.

— Охотники на ведьм существенно отличаются от инквизиторов. В то время, как инквизиторы выступают от лица внешних сил, охотники на ведьм выполняют работу для практиков или Других. Их часто используют для укрепления власти Лордов, для поддержания равновесия и охоты на преступников. Правда и невинность не входят в набор их инструментов, но они используют средства, которые предоставляют им те, кому они служат. Помимо защиты, которой пользуются все непробуждённые, у них есть способности к обходу средств защиты, используемых практиками и Другими.

Роуз с ожиданием смотрела на меня.

— Пока я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Я хочу посмотреть, появятся ли у тебя те же мысли, что и у меня, — сказала она.

— Ты думаешь про тех брата с сестрой из видения, которые снаряжались, чтобы отправиться за нами?

— Я думаю не столько о них, сколько о роде их деятельности, — сказала она.

Я на минуту задумался.

— Тогда я не знаю, к каким мыслям ты хочешь, чтобы я пришел.

— Мы сами могли бы пойти по этому пути, — выпалила она. В ней сквозило нервное возбуждение. — Можно избежать самых отвратительных вещей, этих книг про демонов и чёрт-те знает чего ещё. Если в этом мире могут существовать охотники на ведьм и инквизиторы, может быть, и у нас получится?

— Одалживать силу вместо того, чтобы обладать ею?

Она кивнула, но как-то слишком резко и поспешно.

— Вроде того, — она начала говорить быстрее. — Не влезая в дебри. Приобретём навыки, которые научат нас выживать. Подойдём к решению с совершенно другой стороны.

— Не нарушив ни одно из её требований? Найти фамильяра, получить инструмент, отгородить для себя кусочек этого мира? Роуз, я понимаю, что именно ты хочешь сделать, и даже почти понимаю почему ты этого хочешь, но твой план не сработает.

Похоже, этот ответ сильно её расстроил.

Роуз наклонилась ближе к зеркалу.

— Почему нет? Мы можем сделать только это, но уйти от всего остального. Нам нужен обходной путь.

— Да, я понял, но ты помнишь самый первый шаг из того списка? Я должен пробудить себя... а за это нужно заплатить цену. Я потеряю способность лгать. Как там сказал тот парень из видения? В этом мире всё не бесплатно. Станешь охотником на ведьм — получишь их обязанности.

Роуз распалялась всё больше.

— Мы можем свести этот эффект к минимуму. Будем следовать букве закона, а не его духу. Возьмём фамильяра, но выберем самого слабого из всех духов. Что-то настолько маленькое, что оно не сможет ничего от нас потребовать, не сможет оспаривать наше главенство. Выберем какой-нибудь неагрессивный инструмент. Установим владение над максимально крохотным клочком земли. И тогда нам останется только чтение — чем стоит заняться в любом случае — и заключение брака.

— А что насчёт долга? Мы ведь должны его погасить. И что мы будем делать, если окажется, что мы сами связали себя по рукам и ногам?

— Если это единственная проблема, то думаю, мы легко найдём выход, когда лучше исследуем вопрос.

Нет, таким путём её не переубедить. Лучше зайти с другой стороны.

— А причём тут охотники на ведьм?

— Мы узнаем, как они себя защищают, и будем использовать те же методы. У них есть спонсоры, источники энергии и инструменты. В каком-то смысле, они есть и у нас. У нас есть наше наследство.

— Я правда не хочу тебя обламывать... — начал я.

— Но тебе и не нужно.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Когда я увидел в документах, что условием отказа может быть лишь наше желание, то почувствовал то же самое. Я поверил, что у нас есть выход. А сейчас я думаю, что то, что ты предлагаешь — тоже ловушка, но в другом смысле.

— Нет, Блэйк. Мы справимся. Просто нужно действовать аккуратно.

— У меня ощущение, что это не та ситуация, где сгодятся полумеры. Мы не сможем стать наполовину наследниками, а наполовину охотниками.

— А какие другие варианты? Ты действительно хочешь идти по пути, который для нас наметила бабушка? Расправляться с врагами, заключая сделки с дьяволом? Пытаться расплатиться с чёрт знает кем, кому задолжали наши предки?

Я встал и направился на кухню.

— Я не говорю, что хочу иметь дело с дьяволами или с чем-то подобным. Я хочу сказать, что не готов платить настолько высокую цену, как ту, что мы платим за «пробуждение», если мы даже не собираемся использовать то, за что платим.

Она заговорила со мной из отражения в тостере.

— Знаешь, у меня ведь тоже есть право голоса.

Я прошёлся по кухне, пытаясь обнаружить что-то, чем можно было бы перекусить. Желательно такое, чтобы потом не скрутило живот. Продолжая разговор, я открывал дверцы шкафов, выдвигал и задвигал ящики, хлопая несколько громче, чем было необходимо

— Да, оно у тебя есть. Но окончательные решения принимаю я, как я и разгребаю все последствия, разве не так?

— Если ты до сих пор не заметил, я привязана к тебе на каком-то метафизическом уровне. Если ты умрёшь — я тоже не жилец.

— Это ты так думаешь. И в любом случае, это я — тот, кто получает раны, — сказал я. — Это у меня сейчас порезано лицо и заштопана рука.

— Ты хотя бы живой, — возразила она.

Нас прервал продолжительный стук в дверь. Роуз повернула голову так резко, что свободные пряди волос разлетелись в стороны.

Я замер на месте, уставившись на дверь.

Стук повторился.

— Что бы там ни было, — сказал я, — мне может понадобиться помощь.

Она ничего не ответила.

В дверь постучали снова, на этот раз сильнее.

— Как я уже говорила, — сказала Роуз, — мы связаны друг с другом. Иди. Я тебя прикрою.

Я кивнул.

Я вытащил из рюкзака футболку и по пути к двери натянул её на себя. Остановился и взглянул в глазок.

На мгновение сердце ёкнуло, а затем нахлынуло облегчение.

Открыв дверь, я увидел на крыльце двух мужчин в форме.

Один из них был мне знаком.

Он был в том странном сне, который я увидел незадолго до встречи с Роуз.

Полиция.

— Меня зовут Пэт Макгуин, — первым заговорил второй мужчина, — офицер королевской конной полиции. Это шеф полиции Лейрд Бехайм.

— Здравствуйте, — настороженно ответил я.

— Не могли бы вы представиться? — попросил меня Лейрд, пристально рассматривая меня. Светло-голубые глаза в сочетании с очень тёмными прямыми волосами, лишь немного тронутыми сединой у висков.

Я видел его во сне. Мужчина с карманными часами, сидящий за столом со светловолосыми женщинами. Мне потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. Я попытался сообразить, что сказать.

— Ммм...

— Вопрос не такой уж и сложный, — заметил офицер.

— Я только что проснулся, — сказал я. — Простите. Мысли ещё путаются.

— Ваше имя? — спросил он.

Уклониться от вопроса не получится.

— Блэйк Торбёрн.

Лейрд поднял брови.

— Сын Пола? Нет, секунду, его же звали…

— Питер. Это мой двоюродный брат. А мой отец...

— Брэдли Торбёрн, методом исключения. Точно.

Офицер посмотрел на Лейрда.

— Я неплохо знаю его семью, — сказал Лейрд.

— Вы здесь один, мистер Торбёрн?

— Единственный человек в доме, — сказал я.

— Вы ранены, — заметил офицер. — Порез на щеке. Могу я узнать что случилось?

Внезапная смена темы застала меня врасплох. Пока офицер допрашивал меня, шеф полиции наблюдал за мной. Он будет очень внимательно оценивать, что я скажу.

Опасная ситуация. Я ощутил холод, и дело было не только в температуре на улице.

Надо избежать ареста, иначе меня заберут из дома, и я потеряю защиту, которую он мне даёт.

Но этот человек, Лейрд Бехайм — мой враг. Пожалуй, если он осознает, что я ещё не «пробуждён», моё положение станет только хуже.

Нельзя, чтобы меня поймали на лжи. И наверное так же нельзя, чтобы у них создалось впечатление, что я слишком уж осторожно подбираю слова.

— Машина сломалась на шоссе. Я попытался срезать через лес, потому что вдоль шоссе было опасно идти. По дороге обо что-то порезался.

— Где вы были сегодня в четыре часа утра?

— Думаю, ещё спал. Проснулся очень рано, поэтому не могу сказать наверняка. Могу я узнать причину расспросов?

— Позже. Кто-то может подтвердить ваши слова?

— Джоэл Монти, мой друг, он же хозяин дома, где я живу. Я разбудил его где-то около пяти, чтобы попросить машину. Он будет не рад узнать, что машина сломалась и мне пришлось её бросить. А у меня даже времени не было вызвать эвакуатор, если её уже не эвакуировали.

— Ясно. Его номер?

Я продиктовал номер. Офицер обменялся взглядами с шефом полиции, и тот направился вниз по лестнице приложив телефон к уху.

— Это иногородний номер телефона. Вы встали сегодня в несусветную рань, взяли у друга машину и решили съездить в другой город, чтобы..?

Лейрд находился в пределах слышимости. Кроме того, я не был уверен, что могу доверять офицеру полиции.

— Моя двоюродная сестра Молли унаследовала этот дом. Сейчас её тут нет. И я не знаю где она.

— Вы должны понимать, что меня смущает эта последовательность событий, — сказал он. Похоже, мой рассказ не произвёл на него впечатления. — Какова была цель вашего визита?

У меня не было готового ответа.

— Я могу сначала узнать что случилось?

— Сначала ответьте на мой вопрос, — он был настроен серьёзно.

Что, чёрт возьми, я должен был сказать? Времени на раздумья не было.

Если сомневаешься… постарайся говорить правду.

— Машина сломалась, и я пришел сюда, потому что мне больше некуда было идти. Молли здесь не было. Я решил, что мне лучше остаться здесь.

Ни слова лжи.

— Это не объясняет причину вашей поездки.

— Прозвучит глупо, но мне приснился кошмар. И я решил проехаться на машине, попытаться от всего этого убежать.

Он наградил меня взглядом, подтверждающим мои слова: это действительно прозвучало глупо. Но вежливость не позволила ему высказать мне это в лицо. Оценив абсурдность моих действий, он, должно быть, пришёл к выводу, что я был под кайфом.

Лейрд вернулся на крыльцо. Меня нервировало то, как он на меня смотрит: слишком спокойно и как-то чересчур обыденно.

— Арендодатель подтверждает время, — сказал он. — И машину нашли на обочине шоссе.

Я ощутил, что пальцы окоченели. Не вынимая рук из карманов, я сжал ладони в кулак.

— Если вы заедете на заправку чуть дальше того места, где я бросил машину, то менеджер забегаловки и блондинка средних лет, которая там работает, могут подтвердить, что видели меня. Это она подвезла меня сюда.

— Мы проверим, — ответил офицер.

— А что случилось-то? — снова спросил я. Ответ был мне известен, но они этого не знали.

— Мы можем войти внутрь? — спросил Лейрд.— Кажется, вы продрогли.

— Можете, если у вас есть ордер, — ответил я. — В чём дело?

Лучше показаться неприветливым параноиком, чем разрешить врагу проникнуть на безопасную территорию.

На мой вопрос ответил офицер.

— В лесу было найдено растерзанное тело Молли Уокер, хозяйки этого дома.

Если я и опасался, что моя реакция на эту новость покажется неискренней, то сомнения пропали, как только я осознал сказанное.

— Р… растерзанное?

— Она стала жертвой зверского нападения злоумышленника, если судить по следам, — сказал офицер. — В настоящий момент мы не разглашаем других подробностей.

— Я... — начал я, и замолчал, потом попытался снова, но так и не сумел ничего сказать. Я и сам не понимал, что я хочу сказать.

Я уже знал о смерти Молли. Но услышать это так, от реальных людей, безо всякой мистической чертовщины...

— Вы... что? — спросил офицер.

— У неё есть семья в городе. Они переехали сюда, чтобы быть поближе к бабушке.

— Мы знаем. Мы уже их опросили, — ответил офицер. — Это они направили нас сюда. Мы бы хотели зайти внутрь, чтобы попытаться установить причину нападения.

— Нет, — я отрицательно замотал головой.

— Ирэн Уокер дала нам разрешение на досмотр помещения.

Я не мог позволить Лейрду Бехайму войти в этот дом.

— Нет. У неё нет прав раздавать подобные разрешения, — сказал я. — Мне жаль. Я могу дать вам номер юриста. Как я понимаю, если Молли мертва, то права на владение домом перешли ко мне. Это моя собственность, и таково моё решение. Без ордера в дом я вас не пущу.

— Это может плохо отразиться на вас, мистер Торбёрн, — сказал офицер полиции.

— Понимаю, — сказал я. Во рту пересохло, и глаза слезились как от холода, так и из-за недавних новостей. — Я... мне жаль. Мне нужно время, чтобы всё осознать. Я устал и растерян, и наверное, мне не стоит принимать серьёзных решений в таком состоянии. Лучше будет, если сначала вы поговорите с юристом.

— С мистером Бизли? — спросил Лейрд.

— Да, с мистером Бизли, — сказал я.

— Я его знаю, — сказал он в ответ на взгляд офицера. — Местная общественность уделяет этому дому большое внимание. Город переживает интенсивный рост. У нас появилась железнодорожная станция, мы недалеко от Торонто. Цены на собственность взлетели до небес, а количество пригодных для застройки территорий сильно ограничивается особенностями местности и расположением этого поместья. В последний раз, когда я этим интересовался, дом стоил двадцать миллионов долларов.

— Сейчас он стоит дороже, — заметил я.

— Могу себе представить. На нём сходятся жизненные интересы довольно многих людей, — сказал Лейрд, не отрывая от меня своего взгляда. — Мистер Бизли вёл большую часть дел по урегулированию споров этой семьи. Я знаю его. Если хочешь, я могу побеседовать с ним и попробовать договориться.

— Буду признателен, — ответил офицер.

— И если не возражаешь, я потом задержусь и побеседую с мистером Торбёрном. Если он говорит правду и действительно унаследовал собственность, я хотел бы обсудить этот вопрос.

Похоже, офицер полиции был не в восторге.

— Ты помнишь о сроках?

— Само собой. Я поговорю с мистером Торбёрном, потом встречусь с юристом. А во время обеда введу тебя в курс дел.

— Хорошо, — офицера устроил такой ответ. — Мне нужно сделать пару звонков. Позвони, когда освободишься.

Лейрд кивнул.

Вместе мы смотрели вслед уходящему офицеру. Снег тяжело скрипел под его ботинками. Когда он ушел, Лейрд достал из куртки карманные часы. Он откинул крышку, бросил взгляд, и закрыл их, не убирая обратно.

Его инструмент?

— Признаюсь честно, я ожидал встретить девушку.

— Увы, — ответил я. — Для меня это неожиданно в той же степени, что и для вас.

— Если тебе станет от этого легче, я считаю, что ты невиновен, — сказал он.

— Вот как? — спросил я.

— Чистая правда. И я не лгал, когда сказал, что мне нужно обсудить с тобой несколько вещей.

— А вы очень честный парень, как я погляжу, — сказал я.

Блин, какая тупая реплика.

— Думаю, мы оба знаем почему, — сказал он. — Давай обойдёмся без притворства?

— Как угодно, — пожал плечами я.

— Я считаю, что ты невиновен потому, что я знаю, кто убил Молли Уокер.

— Кто? — спросил я.

На улице становилось по-настоящему холодно.

— Не могу сказать, — он лишь мотнул головой. — Дело останется нераскрытым, случай получит огласку в СМИ, но не станет сенсацией. Полиция, скорее всего, добросовестно постарается раскрыть это преступление, но потерпит неудачу.

— Разве это не противоречит клятвам, которые вы давали, когда вступали в должность? Или вы не настоящий полицейский?

Он улыбнулся.

— Могу тебя уверить, я прошел необходимое обучение, заслужил этот пост и добросовестно выполняю свои обязанности. Но мне бы хотелось поговорить о тебе. Не хочешь немного прогуляться?

— Прогуляться? — спросил я.

— Если ты боишься, я могу обещать обеспечить тебе защиту на всё время, пока ты находишься рядом со мной. Мы прогуляемся до одного места, где сможем спокойно поговорить, затем я приведу тебя назад, настолько безопасно, насколько смогу.

— И в какой именно степени это безопасно? — спросил я. — Я не знаю, насколько хороша ваша защита.

— Думаешь, я каким-то образом себя ограничил? — спросил он с явным удивлением.

— Я думаю, возможно всё что угодно.

— Если бы мы поменялись ролями, то кому-то, настолько же сильному, как я, я бы доверил своих дочерей, о которых очень забочусь.

— Это какая-то ловушка? — спросил я.

Его улыбка немного дрогнула.

— Эти расспросы начинают мне надоедать.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Это — не ловушка, — сказал он. — Сейчас моя главная цель — понять что ты за человек. Ты — неизвестная величина в очень тонко сбалансированной системе. Но мы могли бы поговорить об этом позже. Подозреваю, что ты извлечёшь из предстоящей беседы куда больше информации, чем получу от тебя я.

— Прямо сейчас, учитывая всё, что я недавно пережил, я бы предпочёл не информацию, а тепло и безопасность, — сказал я. — И мне нужно время, чтобы осознать смерть Молли.

— Что, если я предложу тебе помощь со стороны закона? В доме тебе будет и теплее, и безопаснее, чем в камере в ожидании суда, — сказал он.

Я обдумал эту мысль.

— Теперь ваше предложение стало гораздо более заманчивым, — признал я.

— Если ты согласен, то я подожду здесь, а ты захвати куртку и всё остальное, что считаешь нужным.

— Дайте мне минуту, — сказал я, захлопнул дверь и направился в гостиную.

— Откажись, — сказала Роуз.

— Мы получим ответы, — возразил я.

— Это в самом деле опасно, — ответила она. — Мы можем пойти безопасным путём. Как я уже говорила, мы слишком многого не знаем.

Я нашёл куртку.

— Они были в той маленькой чёрной книге. Бехаймы. Это один из ковенов.

— Это не совсем ковен, но да. Одна из семей. Возможно, самая старая из местных. Именно поэтому ты не должен с ним идти.

— Он поможет нам избежать проблем с законом, а это сейчас волнует меня больше всего. Не знаю, сможем ли мы что-то противопоставить обычным людям, если, например, полиция решит выбить дверь.

— Блэйк! У меня что, нет права голоса?

— Есть, — сказал я. — Но... помнишь, ты говорила, что сходишь с ума, когда остаёшься в одиночестве? А я вот не выношу находиться взаперти. Мне нужно продолжать двигаться. Я был таким ещё до того, как сбежал из дома, а потом эта черта только усилилось. Если есть возможность размять ноги и получить информацию, и нет явной опасности, то я ей воспользуюсь.

— Блэйк, не надо.

— Надо, — сказал я. — Пошли со мной. Мне может понадобиться помощь.

Я натянул куртку, затем покопался в шкафу в поисках шарфа и шапки. Нашёл их, и даже подходящего размера. Остались от медбрата?

Я был готов к тому, что как только переступлю порог, меня застрелят или случиться что-нибудь столь же скверное. Но ничего такого не произошло. Поэтому я запер дверь и замер, не выпуская из руки дверную ручку.

— Вы обещаете оказать поддержку со стороны закона?

— Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты не столкнулся с проблемами подобного рода. Я приму меры, чтобы никто не проник в дом. Обещаю тебе это.

— В доме я в безопасности? — спросил я.

Он вздохнул.

— Вижу, ты знаешь не очень много.

— Да, но я быстро учусь, хотя и не настолько, как хотелось бы.

— Уверяю тебя, дом безопасен. Я не знаю никого, кто мог бы или стал бы наносить ущерб дому или собственности. Если бы это было так просто, мы бы давно его снесли.

Я повернулся и пошёл рядом с ним вдоль по занесённому снегом спуску.

— Позволь сразу перейти к делу. Я бы хотел поговорить с тобой об одном гипотетическом сценарии, — сказал он.

— Конечно, — сказал я.

— Глобальная политика, если не возражаешь.

— Не возражаю.

— В этом сценарии участвует несколько стран. К примеру, Америка. В рамках этой аналогии у меня есть интересы, связанные с Америкой, но это справедливо только для меня. Сильная, возможно, излишне гордая, большая страна, хранители мира.

Я взглянул на его форму

— Ясно.

— Далее есть европейская страна. Я бы сказал, что она очень традиционна, обольстительна, красива и очень хорошо помнит обиды. Долгая история, установившиеся традиции.

Я вспомнил сидевших напротив него светловолосых женщин.

— Могу себе представить.

— Есть и другие страны. Представь себе немногочисленную, очень старую и в каком-то смысле отсталую нацию. Затем, есть обширные дикие пустоши с редкими поселениями. Ещё есть очень амбициозное государство, только что необъяснимым путём стремительно разбогатевшее, но способное с той же стремительностью потерять своё богатство. Кроме того, есть ещё множество не столь крупных игроков, которых не стоит игнорировать, однако можно опустить в рамках нашего разговора.

Я пытался сопоставить информацию с описаниями, но это было непросто. Может, человек в башне с говорящей собакой — амбициозная страна? Девушка в клетчатом шарфе... методом исключения...

— Я представляю себе женщину из индейцев, — сказал я.

— Верно, такая женщина могла бы возглавить ту старую нацию.

— Девушка в тёплой одежде с кроликом — относится к диким пустошам.

— Ммм. Да, ты абсолютно прав.

— И длинноволосый молодой мужчина — это богатое государство?

— Да.

— Если расширить этот сценарий, найдётся ли там место для девушки-подростка в клетчатом шарфе?

— Я в растерянности, — нахмурился он.

— Как и я, — сказал я.

Девушка, ведущая беседу с Другим, улыбка которого растягивалась слишком широко.

Он задумался на мгновение, затем кивнул и улыбнулся какому-то своему знакомому, шедшему навстречу.

— Ах да, — сказал он, когда мы прошли мимо, — возможно, она та, кто врывается на собрания. Новичок в этом мире.

— Неужели?

— Слишком юная и небольшая, чтобы стать серьёзной угрозой. Пребывает в самообмане, работает с вещами, которые не вполне понимает. Сложная ситуация. Я бы не назвал её суверенным субъектом, скорее отнёс бы к террористам.

— Как скажете. Можем ли мы называть её Мэгги, или это разрушит метафору?

— Полагаю, мы могли бы называть её Мэгги Холт.

Я кивнул.

Он глубоко вздохнул, откинул крышку часов, затем, не взглянув, захлопнул.

— В этом воображаемом сценарии, у нас есть страна, скажем, некий эквивалент Южной Америки. Эта гипотетическая страна непредсказуема, за ней числятся неоднократные акты агрессии, и так уж получилось в нашем сценарии, что она единственная, кто располагает ядерным оружием.

Ядерное оружие. Похоже, это была отсылка к тем книгам, которые я видел в библиотеке. Опасно хранить, опасно использовать. Если кто-то пустит их в ход, проиграют все.

— В нашей гипотетической истории, диктатор умер, а его преемник в скором времени был ликвидирован наёмным убийцей. Теперь к власти пришёл очередной преемник, и никто не знает, что он за человек... а это может иметь большое значение, учитывая какое оружие находится в его руках. Он может оказаться отчаянным, или рассудительным, или торгашом, или политиком, или школяром. Но он остаётся неизвестной величиной. Внешность может быть обманчивой.

— Могу себе представить, — сказал я.

— Если эта маленькая южная страна исчезнет как угроза, все останутся при выгоде. И дело тут даже не в ядерных бомбах. Другие страны стоят на пороге новой эры... и страна, сильнейшая из всех, станет абсолютным лидером, возможно навсегда.

Если Дом-на-Холме — это маленькая страна, а Якобс-Бэлл — регион...

— Почему это так важно? — спросил я. — Это... ресурсы, или что там ещё вы хотите получить? Всего лишь несколько акров земли.

— Когда дело заходит так далеко, всё принимает новый оборот. Размер населения, богатство, и прочие вещи, они привлекают всеобщее внимание. Сейчас наш городок достаточно мал, и может оставаться незамеченным. Должен признать, начиная с этого момента, если мы продолжим говорить о более далёких областях, скажем, в радиусе тысячи километров отсюда, моя аналогия начнёт трещать по швам. Чтобы сохранить нарратив, мне пришлось бы завести речь о других планетах с их собственной геополитикой. Но эти вещи выходят за рамки нашей беседы.

— Понимаю, — сказал я. Кроме того, я понимал, что «нарратив» позволял ему обойти запрет на ложь, но это и так было ясно.

— Когда наш маленький мир начнёт расти, оседлать волну прилива сможет любое государство, обладающее властью. Престиж, богатство, статус. Приток других, готовых заплатить хорошую цену за возможность разделить успех.

— Ясно, — сказал я. — Похоже, я начал улавливать смысл.

— Проблема лишь в том, что если последняя преграда, — он полуобернулся и махнул в сторону дома, — исчезнет, и начнётся стремительный рост, будет очень короткий временной промежуток, в течение которого среди всех тех сил, которые я тебе только что описал, должен определиться лидер. Если никто из нас не займёт это место, его захватит одна из более отдалённых сущностей, которой, вероятно, мы все не сможем и надеяться противостоять.

«Отдалённый» в этом контексте видимо означало «кто-то не из Якобс-Бэлл?» Другая, более могущественная сила.

Семьи города были невелики в глобальном масштабе. Они хотели укрепить свои позиции прежде, чем город разрастётся и привлечёт к себе внимание.

Он открыл свои карманные часы, и захлопнул крышку, не взглянув на циферблат, словно по навязчивой привычке, а затем продолжил:

— Америку устраивает текущее положение вещей. И если эта гипотетическая южная страна исчезнет прямо сейчас, для Америки это будет крайне невыгодно. Ни Америка, ни европейское государство не получат лидерства. Лидером станет новичок, преисполненный богатством, достатком и высокомерием.

Я вспомнил письмо бабушки. Предупреждение держаться подальше от северной части города.

— Эта воображаемая богатая страна случайно не располагается на севере?

— Верно, мистер Торбёрн, на севере. Я бы предпочёл, чтобы маленькая южная страна с ядерным оружием оставалась пока стабильной и спокойной. Америка окажет ей поддержку, а мир и спокойствие будут длиться достаточно долго, чтобы величие богатой страны померкло.

— Но мир не будет продолжаться вечно, верно? Это просто... оттягивание времени. И потом ничего не будет мешать Америке уничтожить маленькую страну.

— Боюсь, этот альянс будет временным. Иного пути я не вижу.

— Что, если ядерные бомбы будут... переданы другим странам?

— А кому бы ты доверил распоряжаться ими? Как южная страна, так и страна, которая примет такое предложение, немедленно станут для всех мишенями. Потому что ядерное оружие, меняющее владельца, намного, намного опаснее, чем оружие, покоящееся в одном месте.

— Что, если оружие будет уничтожено? В обмен на некоторые уступки в пользу южной страны?

— Невозможно. В рамках нашей истории, я назвал бы это радиацией. На свободу вырвется загрязнение. Химические вещества, надёжно изолированные лишь до тех пор, пока бомбы невредимы. Не знаю, возможно ли их в принципе уничтожить. Мастер, создавший их, был очень искусен.

— Их нельзя отдать, потому что они слишком опасны. Их нельзя уничтожить потому, что они слишком опасны, — сказал я.

— В самом лучшем для нашего гипотетического мира исходе, — сказал он, — эта маленькая южная страна некоторое время держится пассивно, а затем в течение следующих нескольких недель, месяцев или лет исчезает с лица земли. Мне жаль.

Без метафор и аналогий. Он не пытался подсластить пилюлю. Неожиданно, мне стало легче.

Не вынимая рук из карманов, я прижал их крепче к телу.

— А что с бомбами?

— Бомбы останутся нетронуты, будут погребены под слоем асфальта. А множественные меры гарантируют, чтобы они остались там навсегда.

Мне было холодно, сам не знаю, оттого ли, что я потерял много тепла, стоя без верхней одежды в дверном проёме, или это было результатом моего текущего физического и эмоционального состояния.

Мы прошли ещё немного. Встречавшиеся нам люди приветствовали «шефа Бехайма». Он добродушно приветствовал каждого в ответ.

— И никакого снисхождения к бедному ублюдку, который даже не хотел получать это наследство?

— Боюсь, что бедный ублюдок в любом случае уже почти покойник, — ответил Лейрд Бехайм. — Мне правда жаль. Если это поможет, не думаю, что мне понравится та роль, которую я в этом сыграю.

В его голосе и правда слышалось сожаление.

— Как насчёт кофе, мистер Торбёрн? — предложил шеф Бехайм.

Я поискал глазами зеркала, и в одном из них встретился взглядом с Роуз. Я всё ещё чувствовал холод и оцепенение, отчего мне казалось, что я стал менее полноценным человеком, чем раньше. Постепенно, но неотвратимо ситуация начинала меня подтачивать. Немного тепла и кружка хорошего кофе мне не повредят.

— Почему бы и нет, — сказал я.

Я ожидал увидеть маленькую уютную кофейню, но вместо этого Лейрд привел меня в местный фастфуд. Внутри было людно: тут прятались от холода подростки после школьных занятий и взрослые после работы.

От меня не укрылось, что большинство посетителей уставилось на меня, когда я вошел в компании местного шефа полиции.

— Привет, Лейрд, — приветствовал молодой человек, стоящий за стойкой из лакированной древесины. Тощий парень в фартуке и фланелевой рубашке с закатанными рукавами.

— Привет, Джеймс.

— Кто это? — спросила прилично одетая женщина средних лет с глубокими морщинами на лице. — Гость на свадьбу?

— Он не из наших, — заметила одна из двух юных светловолосых девушек, сидящих у стойки, — да и у Бехаймов в семье нет никого с такими волосами.

Я коснулся волос рукой. Вьющиеся и светло-русые, в отличие от прямых и светлых волос, которыми щеголяли девушки.

Мне не составило труда сложить два и два. Девушки-блондинки... они вполне могли быть среди тех, кого я видел, ворочаясь и метаясь в кровати, перед тем как всё это началось.

— До свадьбы ещё несколько месяцев, — сказал Лейрд. — Что же касается этого молодого человека...

Он повернулся ко мне, позволяя мне самому представить себя.

— Я Блэйк Торбёрн. Один из внуков Роуз.

Не было никакого потрясения или удивления, никаких возгласов и вообще никакой конкретной реакции. Однако я заметил, как что-то изменилось. Женщина средних лет сложила руки на груди и расставила ноги шире. Несколько человек, ранее едва взглянувших на меня, теперь смотрели пристально.

— Кое-что произошло с его кузиной, Молли Уокер, — сказал Лейрд. — Дело расследует королевская конная полиция.

— Девчонка Уокеров мертва? — спросил Джеймс.

— Убийство? — уточнила одна из блондинок.

— Жестокое нападение на поляне за супермаркетом. Есть следы укусов, раны от когтей, а также свидетельства использования инструментов. Другие подробности станут известны вечером, когда вернётся коронер.

Инструментов?

— О Господи, — воскликнул побледневший грузный мужчина у дальнего конца стойки.

— Значит, это всё-таки было убийство? — спросила старшая из блондинок.

Я не был уверен, какой именно цвет приобрело моё лицо, однако к горлу подступила тошнота. Запах кофе стал сильнее. Слишком сильным.

Я знал, что её тело изуродовали. Я знал, что на неё напали, и что она была напугана, но всё оказалось ещё хуже. Инструменты? Зачем кому-то понадобилось использовать инструменты?

— Тебе не нужно в туалет? — поинтересовался Лейрд.

— Нет, — сказал я. — Дайте мне секунду.

— Кого-то убили? В Якобс-Бэлл? — спросил полный мужчина.

— Мы не знаем, было ли это преднамеренное убийство, — сказал Лейрд. — Нам известно только, что на неё напали, и в ту же ночь она умерла, вероятно от холода и кровопотери. Сейчас лучше всего соблюдать осторожность. Не задерживайтесь на улице допоздна и не забывайте следить за вечерними новостями. Я сделаю официальное заявление и сообщу всю известную информацию.

— А что насчёт него? — спросила блондинка.

— Полагаю, причина, по которой кто-то мог замыслить недоброе по отношению к Молли Уокер достаточно очевидна, — сказал Лейрд. — Он может стать следующей целью. Мы как раз обсуждали вопросы его безопасности. Возможно, мы коснёмся и вопроса недвижимости.

— Ты продаёшь дом? — спросил меня парень за стойкой.

— Господи, Джеймс, — воскликнула женщина. — У него сестра умерла, а ты задаёшь такие вопросы.

— Все будут спрашивать, — ответил Джеймс. — Люди влезли в долги, а когда дом будет продан, цены на собственность...

— Я не говорю, что ты не прав, — сказала она. — Просто говорю, что сейчас это не вовремя.

— Что-нибудь предложить, Лейрд? — спросил Джеймс.

— Кофе, чёрный.

Джеймс тут же выполнил заказ.

— Ты же Блэйк, да? Закажешь что-нибудь?

— Нет, спасибо, — ответил я, всё ещё чувствуя себя немного дурно. Они использовали инструменты? Что это могло означать? Ножи и скальпели? Или молотки и пилы?

Лейрд полез за бумажником, но Джеймс отказался принимать деньги. Лёгкость, с которой Лейрд принял этот отказ, подсказала мне, что это происходит не впервые.

— Столик в углу? — предложил Лейрд. Я ответил кивком.

Угловой столик позволил нам сесть подальше от прочих посетителей. Лейрд первым выбрал место у стены, вынуждая меня разместиться спиной к остальной части помещения. Я уселся, поправил держатель для салфеток, чтобы отражающая поверхность смотрела в мою сторону и, чтобы быстрее согреться, сложил руки на груди.

Роуз в держателе для салфеток не было.

Лейрд открыл и захлопнул карманные часы. Я успел немного их рассмотреть: в циферблате имелось множество отверстий, через которые был виден сложный внутренний механизм. Сами часы, похоже, были из золота и слоновой кости.

Лейрд взял три маленьких пакетика с сахаром, разорвал два из них и под моим взглядом опорожнил. В чашку ничего не попало. Весь сахар высыпался прямиком на стол, образовав небольшой холмик. Несколько сахарных крупинок покатились по гладкой, немного грязной поверхности стола.

Он сдвинул кружку по столу по направлению к центру горки, затем поднял её. Сахарный песок теперь лежал полумесяцем, повторяя форму дна. Он вскрыл третий пакетик и высыпал немного сахара в центр полумесяца, а при помощи остатка провёл три дорожки, направленные во внешнюю сторону. Краем бумажного пакетика он поправил форму линий.

Рисунок напоминал половинку «солнышка», каким его обычно рисовали дети. Кружок с точкой в центре и отходящие от него лучи.

Девушки блондинки одновременно повернулись в нашу сторону и взглянули на Лейрда.

— Какой-то сигнал? — спросил я. Сердце забилось быстрее. Я понятия не имел, что происходит.

— Совсем наоборот. Следи за посетителями.

Я последовал его совету. Прошло двадцать или тридцать секунд. Я уже собирался спросить, в чём дело, как увидел, что люди поднимаются со своих мест. Столик рядом с нами освободился. Группа посетителей зашла в кафе, повернула и расположилась в противоположном от нас конце.

— Это обеспечит нам некоторую приватность, — сказал Лейрд, отпив из своей кружки. — Мы учимся таким трюкам, потому что они полезны. Вот это — небольшой пример шаманизма. Многие группы практиков смотрят свысока на тех, кто пробуют силы в разных областях. Это считается опасным, поскольку так проще допустить ошибку. Многие полагают, что лучше придерживаться узкой специализации. Семья Дюшан разделяет эти убеждения. Семья Бехаймов — нет.

— А моя бабушка? Я знаю, что у неё была специализация, но и библиотека весьма обширна.

— Думаю, твоя догадка верна. Полагаю, можно сказать, что она являла собой редкий талант, чему способствовали щедрые вложения времени. Я выбрал практику, сделал её заметной частью своей жизни. Порой погружался в неё с головой, но зачастую она отступала на второй план, ведь у меня есть семья и дети. Полагаю, твоя бабушка посвятила этому всю свою жизнь без остатка. Весьма впечатляет, если забыть о некоторых подробностях.

— Мне сложно представить её такой.

— Наверно, у тебя есть много вопросов. О ней. И в целом обо всём этом.

— Много. Но совсем немногие я готов озвучить.

— Возможно, ты боишься показать, насколько мало ты знаешь? Тебе не о чем беспокоиться. Большинство из нас начинали с нуля.

— Большинство? — спросил я.

— Большинство. Даже среди местных есть одно исключение. Наверняка существуют и другие. Вредная привычка — употреблять абсолютные обобщения, даже за пределами определённых кругов. «Никто», «все», «каждый», «всегда» и тому подобное.

— Конечно, — сказал я.

— Ты попал в опасную ситуацию, Блэйк. В твоём положении вполне естественно вести себя как загнанная в угол крыса: беситься, огрызаться и кусаться. Многие поймут, если ты решишь отбросить осторожность и напасть на нас.

— Говоря гипотетически, — сказал я. — Есть причины, по которым мне не стоит этого делать?

— Кроме очевидных? — он приподнял свои густые брови.

— Кроме очевидных.

— Ты знаешь, почему мы не рекомендуем людям владеть огнестрельным оружием?

— Оружие опасно, — сказал я, отметив, что в кафе зашли ещё несколько человек. Несколько подростков сначала направились к свободным столикам рядом с нами, затем передумали и направились на выход, забрав кофе и закуски с собой.

— Что ж, мы об опасных вещах и говорим. Огнестрельное оружие становится ещё опаснее в руках того, кто не умеет с ним обращаться. Опаснее даже не для того, против кого направлено, а для самого владельца и его близких. Здесь примерно то же самое.

— Но если я в любом случае погибну, — спросил я, — то что я теряю, если пытаюсь себя защитить?

— Нападающий может отобрать у тебя пистолет и использовать против тебя. Принцип тут такой же. Когда мы работаем, мы заключаем сделки с третьими сторонами. Если они не справятся со своей задачей, твой оппонент может сделать им более выгодное предложение или разозлить настолько, чтобы тот, кого ты послал, вернулся к тебе в гневе и обвинил тебя в своей неудаче.

Я медленно кивнул.

— Этот шаблон, — он указал на рисунок из сахара, — характерен для любых взаимодействий с Иными. Всегда есть риск. Я делаю скромное подношение пищи, создаю знак, описывающий мою просьбу и полагаюсь на репутацию, которой я обладаю среди духов города. Преимущество моей должности. Духи помогают мне, поскольку верят, что я забочусь о безопасности людей и города, а также потому, что они знают — позднее я сделаю более щедрое подношение, это давно вошло у меня в привычку. В результате они удерживают людей от желания сесть рядом с нами, и мы можем беседовать, не опасаясь, что наш разговор будет подслушан.

— И эти добрые духи могут обратиться против вас?

— Такой риск всегда есть, когда имеешь дело с Иными. Если что-то пойдёт не так, если слишком много людей будет вынуждено выйти из помещения на мороз и кто-то из них пострадает, или если из-за нехватки клиентов заведение потерпит значительный убыток, то я потеряю благосклонность этих духов и столкнусь с проблемами. В лучшем случае, стану получать меньше бесплатного кофе. В худшем — начнут происходить события, неуклонно ведущие к моему увольнению. А может быть, разъярённая толпа вытащит меня из дома и четвертует посреди улицы.

До чего нелепый образ. Это напомнило мне о том, что случилось с Молли.

Я откинулся на спинку стула.

— Разве практики не должны допускать подобные ошибки сплошь и рядом? Почему я об этом никогда не слышал?

— Такое периодически случается. Несколько раз за год на близлежащих территориях. Но подобные случаи редко бывают неожиданными, и, с другой стороны, они могут принимать самую разнообразную форму. Почти всегда это не результат одной определяющей ошибки, а совокупный эффект нескольких промахов, запускающих цепочки связанных друг с другом событий и складывающиеся в весьма будничные истории. Нарастающие проявления расизма или нетерпимости со стороны соседей приводят к нападению толпы. Все высокорисковые активы из портфеля инвестора одновременно становятся убыточными и приводят его к финансовому краху. Ты мог бы удивиться, как правдоподобно всё выглядит со стороны, и как легко допустить подобные ошибки. Попытка добиться расположения одного подмножества Иных может непреднамеренно оскорбить прочие. Либо можно просто случайно исчерпать отпущенный тебе кредит доверия.

Я кивнул.

— А что насчёт... более серьёзных событий? Мы только что обсуждали ядерное оружие.

— Большинство территорий подконтрольно лордам, которые поддерживают стабильность своей властью. Ничего серьёзного не случается чаще, чем раз в пятьдесят или сто лет, если не реже. В небольших поселениях поддержание стабильности ложится на плечи местных семей. А идти против их воли — огромные усилия и большой риск, которые вряд ли что-либо принесут. Ожидать каких-то серьёзных событий можно лишь в тех местах, которые уже начали меняться или которые ещё только стоят на пороге значительных перемен. Люди видят возможность завоевать лучшее положение или укрепить статус. А перемены позволяют спрятать происходящее.

— Типа как списать девушку, которую избили и запытали до смерти в лесу, на распри вокруг Дома-на-Холме, — сказал я. Тон получился более резким, чем я ожидал. И хотя я произнёс эти слова негромко, я заметил, что блондинки покосились в мою сторону.

— Верно, — сказал Лейрд, оставаясь таким же спокойным, как и раньше. — Продолжая отвечать на твой вопрос, я бы сказал, что события, которые не вписываются в обыденный ход вещей, обычно оканчиваются не трупами людей, а их бесследным исчезновением. В любом случае, уборка ложится на плечи местных, и они останутся недовольны виновником из-за причинённых неудобств и риска.

— Зачем вы мне всё это рассказываете?

— Я хочу, чтобы ты доверял мне, Блэйк. Возможно, мы с тобой враги, но это не исключает доверия и уважения, или хотя бы возможности вести диалог.

Я вновь бросил взгляд на держатель салфеток. Роуз всё ещё не было.

Лейрд допил свой кофе и поставил чашку на стол. Он откинул крышку карманных часов и захлопнул её.

— Я так понимаю, это ваш инструмент? — спросил я.

— И мой фамильяр, — ответил он. — В некотором роде.

Он открыл часы и показал мне. Как и раньше, через отверстия в циферблате я сумел разглядеть внутренний механизм. Затем, спустя короткое мгновение, из-под часовой, минутной и секундной стрелок показались другие. Одна из них шла назад, ещё одна — вперёд, но в замедленном темпе. Он положил часы на стол, и я ощутил равномерное тиканье, напоминающее сердечный ритм. Вибрации, которые распространялись по поверхности стола.

— Инструменты могут быть фамильярами? — спросил я.

— Это совсем нетипично, но полицейская собака была неприемлема. Мне бы не хотелось провести остаток жизни в компании Иного, принявшего такую крупную и неудобную смертную форму. Впрочем, это не означает, что этот так уж слаб.

— Он… разговаривает с вами?

— Иногда, но прямо сейчас он всего лишь позволяет мне узнать точное время. Я не могу надолго задерживаться, мне нужно принять звонок от коронера и встретиться с Макгуином, — сказал он. — Возможно, мы успеем ещё немного поболтать, но сначала я схожу возьму ещё кофе. Тебе что-нибудь захватить?

Я покачал головой.

— Думаю, мы можем обсудить сделку. Что-то, что обеспечит безопасность и спокойствие для всех вовлечённых лиц. Если мы придём к соглашению, то я смогу предоставить тебе защиту, а значит, у тебя будет время на поиски выхода из положения, в которое ты попал, если такой выход в принципе возможен. Можешь пока обдумать эту перспективу, чтобы мы могли сразу перейти к обсуждению.

— Хорошо, — сказал я.

Он встал из-за стула с пустой чашкой в руках.

Я проследил за тем, как Лейрд занял место в очереди. Люди входили и выходили из заведения. Сахарный рисунок на столе заставлял всех толпиться в противоположном конце помещения. Часть из них стояла в ожидании своей порции кофе, другие бродили в поиске свободных мест. Всего человек около двадцати, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы образовать толпу.

— Я ему не доверяю, — сказала Роуз, её голос был искажен.

Я взглянул на держатель салфеток. В нём отражалось её размытое лицо.

— Я тоже, — ответил я тихо.

Кажется, недостаточно тихо. Люди вокруг Лейрда поглядывали в мою сторону. Я достал мобильник и поднёс его к уху. Если буду разговаривать сам с собой, взглядов станет только больше.

— Я сходила за маленькой чёрной книгой, — продолжила Роуз. — «Действующие лица». Захватила с собой ещё пару книг в сумке. Успела немного почитать. Пыталась закрыть пробелы в наших знаниях. Семья Бехаймов — это круг, такой гендерно нейтральный вариант ковена. Они специализируются на хрономантии со вторичной специализацией в предсказании.

Я вспомнил, что что-то читал об этом, но я просто бегло просмотрел эту книгу, чтобы составить впечатление об угрозах. Я занимался в основном Началами.

— Хроно... то есть время?

— И предзнаменования.

— Тогда понятно, почему карманные часы, — ответил я.

— Согласно чёрной книге, бабушка думала, что часы — это дух времени. Не в том смысле, каким его понимает популярная культура. Это zeitgeist, в буквальном смысле, дух времени. Это его инструмент, привычное ему средство. Значит, если он попробует что-то провернуть, это будет как-то связано с часами. В прямом или переносном смысле.

— Продолжай, — сказал я.

— Характер работы практика определяется тем, как выглядит его инструмент. Жезл — это прямое воздействие, указание цели, направленное действие. Посох — нечто более эффектное, но и громоздкое. Веер — что-то более личное, аксессуар, воздействие направлено скорее вовнутрь, чем вовне. Перьевая ручка предназначена для создания символов и даёт больше преимуществ при подготовке.

— Символизм, — сказал я, наблюдая как Лейрд, заказывает себе кофе. — Абстракция. Знакомые вещи. Я достаточно много времени тусовался с художниками. Мне кажется, я чертовски хорош в вопросах, где нужно состряпать какую-нибудь интерпретацию.

— Часы. Воздействие менее направленное, чем любой из примеров в Началах. Они не указывают ни на что конкретное.

— Это... способ видеть мир на одном из базовых уровней. Мне кажется, это хорошо согласуется с его специализацией на предзнаменованиях.

— Да. Но что он хочет провернуть? И хочет ли вообще?

— Возможно, с их помощью он больше узнаёт о нас, чем мы от него. Меня это устраивает.

— У меня плохое предчувствие, — сказала Роуз. — Он словно играет с нами. Понимаешь?

— Да, — сказал я, не отводя взгляда от Лейрда. — Не похоже, что это просто сбор информации.

— Да, — откликнулась Роуз, соглашаясь со мной. — Не похоже.

— Значит, что-то ещё, — сказал я. — Время... я всё пытаюсь понять, что можно провернуть, используя манипуляции со временем, но в голову ничего такого не приходит. У нас ведь нет никаких назначенных встреч… ничего такого.

Блондинки встали со своих мест, и я напрягся. Не зная чего ожидать, я пытался быть готовым одновременно ко всему.

Они недобро посмотрели в мою сторону, подошли к Лейрду, обменялись с ним парой слов и вышли. Слишком короткий разговор, чтобы успеть о чём-то договориться.

— У него могут быть и другие трюки, — сказала Роуз. — Специализация не мешает совершенствоваться в других областях.

— Он сказал, что пробовал силы во многих вещах, — сказал я. — Но мы так многого не знаем. Если пытаться представить все возможные варианты, немудрено и свихнуться.

— Вариантов не должно быть много, — ответила Роуз. — Просто мы их не знаем.

Карманные часы, фамильяр и инструмент. Что он за человек? Что можно от него ожидать?

Хранитель правопорядка, офицер полиции, семейный человек, имеющий уважение среди людей. Публичная фигура, опора общества.

Я взглянул на символ из сахарного песка.

— Есть идеи? — спросила Роуз.

— Я тут подумал, он ведь мог использовать этих своих духов, чтобы заставить людей напасть на меня и убить.

— Думаешь?

— Не знаю, — сказал я. — Вот только... это бы ему не подошло. Я имею в виду, да, совершенно очевидно, что он зачем-то заманил меня сюда. Но... он слишком «законопослушный».

— Может, это всё — притворство? — спросила Роуз. — Уловка.

— Возможно, — согласился я. — Вот только часы воплощают именно упорядоченность. Возможно, они переусложнённые, но это — порядок. Учитывая, что это его символ, его визитная карточка… как-то не вяжется, чтобы человек с таким инструментом вдруг стал провоцировать массовые беспорядки.

— Верно, — сказала Роуз.

Лейрд отошел к дальнему концу стойки — наверное, за пакетиками с сахаром. Люди обступили его, видимо, с вопросами про убийство, про дом, ну и про меня, без всяких сомнений.

— Визитная карточка, — продолжал я рассуждать вслух. — Эти часы очень качественные. Возможно в этом скрыто что-то ещё? Какие-то нюансы? Они старомодные, и это согласуется со всеми этими заигрываниями со временем. Они красивые, привлекают внимание, символ статуса.

— Хорошо, — сказала Роуз. — Как это отразится на проявлениях его магии?

Я ещё раз взглянул на сахар на столе.

— Способен оказывать влияние на толпу, на людей, на восприятие, — сказал я, поднимаясь со своего стула. — И в основе всего этого — время, как основная его специализация.

— Если бы прочла подобное объяснение в одной из тех книг, я бы поверила.

Я встал и направился в сторону Лейрда. Мне пришлось протискиваться мимо посетителей. Группа девушек с рюкзаками, в уггах и в жилетках. Наверное, студентки одного из колледжей Торонто. Парни во фланелевых рубашках. Пара дальнобойщиков в бейсболках, которых нисколько не смущало то, что их головные уборы не соответствуют сезону. Компания немолодых женщин с прокуренными лицами.

— Эй! — крикнул Джеймс из-за стойки.

Я обернулся.

— Сделаешь мне одолжение? — спросил он. — Может освободишь уже место?

Та самая агрессивность, о которой рассказывала Молли.

— Вы меня выгоняете?

— Да. Иди куда шёл. Я и остальных скоро попрошу, но эти ребята хотя бы что-то заказывают.

— Ты выгонишь всех? — я всё ещё чувствовал себя потерянным. Я лишь наполовину слушал Джеймса, поскольку искал среди толпы Лейрда.

— Мы закрываемся, — сказал он.

Я прекратил поиски. Этими двумя словами он завладел моим вниманием целиком.

— Не рановато ли, чтобы закрываться? — осторожно уточнил я.

— Город маленький, — ответил он. — Восемь — уже поздно.

Восемь.

Мой взгляд скользнул по толпе. Студентки и дальнобойщики. Совершенно не те люди, что раньше.

Из моей жизни только что пропало четыре или пять часов.

Лейрда нигде не было видно.

Он бросил меня.

Я вытащил из карманов шапку и шарф, надел их и поспешил к выходу.

За окнами меня встретил свет фонарей, а не солнца. Когда я посмотрел на фонарь, он, кажется, немного угас под моим взглядом, словно извиняясь за то, что ввёл меня в заблуждение. Или как если бы свет был последней из вещей, уступивших новому порядку. На улице была уже ночь.

Это не был мгновенный скачок. Скорее больше похоже на размытое перетекание. Я, другие люди, окружающее пространство и вещи — все они со своей собственной скоростью постепенно подстраивались под новое время. Никто никак не прокомментировал моё пятичасовое пребывание в кафе.

Снег скрипел под ботинками.

Непонятно. Он же обещал, что это не ловушка. Хотя... что он сказал в точности?

Стоило ли вообще сейчас беспокоиться об этом? Если он соврал, ему же хуже. В любом случае, из этой ситуации придётся выпутываться мне.

По пути попадались прохожие. Какой-то курящий мужчина пялился на меня всё то время, пока я шел вдоль одного из кварталов. Женщина на крылечке — тоже не сводила с меня глаз.

Недружелюбные взгляды. Среди них были Иные? Или практики?

Несмотря на волнение, я ощутил голод. И во рту пересохло. Запоздалая синхронизация организма с ходом часов?

Впереди, в конце квартала, прямо посреди тротуара стоял человек, закутанный в зимнюю одежду: шапка, шарф, жилетка, брюки и ботинки — всё чёрное. Он неподвижно уставился на сугроб перед собой. Изо рта с неторопливой ритмичностью исходили облачка пара.

Он не обращал на меня внимания. На всякий случай я перешел на другую сторону улицы, трижды проверив, что машин нет.

— По запаху, — провозгласил мужской голос, — и красоте своей оно подобно розе. Осмелюсь ли сказать, что хрупок сей цветок, коль избежать шипов его тебе удастся. Но право, стоит усомниться, действительно ли Роза перед нами?

Я обернулся.

За мной шли трое молодых людей. Лет двадцати с небольшим, если судить по внешности. Возможно, они просто шли за мной. У каждого в руке было по бутылке чего-то алкогольного, завёрнутого в бумажный пакет.

Но я узнал одного из них. Я видел его в видении. Именно он только что прервал тишину, разведя руки в стороны, словно подчёркивая драматизм момента.

— Падрик, — сказал я. Это он разговаривал с девушкой в клетчатом шарфе.

Он был Иным.

— В достойной компании предпочитаю Патрик, — сказал Падрик. — Боже правый, маленькая роза, где же твои шипы? Ты совсем беззащитна.

Они продолжали идти в мою сторону, не сбавляя шага по мере приближения. Я отступил назад, затем ещё.

Падрика сопровождали красивая изящная молодая женщина в длинной чёрной куртке и мужчина с очень тонкими чертами лица. Каштановые волосы мужчины были искусно уложены и блестели от осевших на них снежинок.

В их внешности не было бы ничего необычного, вот только кожа на их лицах не покраснела от холода.

— У розы нет глаз, и это вполне естественно, но нет шипов, а это неожиданно, — сказал Падрик. Я сделал ещё один шаг назад. — Её здесь бросили. Оставили нагой.

Мои инстинкты кричали, требовали действия. Проблема была в том, что если я буду действовать необдуманно, всё станет для меня намного, намного хуже.

— Такая уязвимая, — заговорила женщина. Опьянение сделало её голос более мелодичным, проникновенным. — Словно король без одежд. Словно актриса, рыдающая от подлинного ужаса. Словно храбрый вождь, цепляющийся за жизнь как последний трус.

— Чистая красота, лишённая всяческих покровов, — продолжил Патрик. Он снял шапку и словно от переизбытка чувств прижал её к груди. Его рыжие волосы были коротко острижены. Лицо обрамляли аккуратные бакенбарды.

— Кроме кожи, — прошептал ранее молчавший мужчина.

— Чудесно, чудесно, — сказала женщина. — Такая беззащитная. Потанцуешь с нами?

Она с робкой улыбкой протянула мне руку. Этот жест выглядел очень искренним, и мне стало жутко от осознания, что он таким не был.

— Отъебись от меня! — сказал я, отбрасывая её руку.

Я с такой ясностью осознал, насколько плох был мой рефлекторный ответ, что у меня даже появилось ощущение, что я сделал это намеренно.

И всё равно, ненавижу, когда ко мне прикасаются.

— Меня отвергли, — сказала она и, направив взгляд к небу, коснулась тыльной стороной ладони своего лба. Эта наигранность не сочеталась с гневом, который я увидел в её глазах, когда она посмотрела на меня, оценивая мою реакцию.

— Обычно роза искуснее в словесных поединках, — сказал Патрик. Он слегка покачнулся, потом восстановил равновесие, оперевшись ладонью на плечо женщины. Она вскинула руку и накрыла его ладонь своей, словно это всё было частью какого-то сложного танца. — А опускаться до физического насилия — это так грубо.

— Смотреть на то, как существо, столь похожее на нас, ведёт себя так примитивно — это словно оскорбление, — сказала женщина.

— Так и есть, разве нет, Эв? Оскорбление.

Его спутник обошел меня, ступая по сугробу, который не смог бы выдержать мой вес, и остановился за моим левым плечом.

Когда я оглянулся, Патрик уже стоял справа, прислонившись к стене.

— От поколения к поколению нравы так сильно меняются, — продолжил Патрик. — Это вселяет веселье в ход вещей, разрушает шаблоны, к которым мы так быстро привыкаем. За это мы и любим тебя, моя роза.

Мне хотелось прервать его разглагольствования, но я не знал, что сказать. Я ещё не до конца пришёл в себя после потери пяти часов моей жизни, да и, к тому же, был окружен. Но нужно было что-то делать, иначе какое-нибудь моё рефлекторное действие и в самом деле оскорбит их.

— Мне жаль, что так получилось, — я посмотрел женщине в глаза. — Это было грубо. Я сожалею об этом.

— Значит, я могу до тебя дотронуться? — спросила она.

— Нет, — сказал я.

Она слегка надула губы.

— Ты боишься? Это нормально. Такой маленький, такой хрупкий цветок. Лепесток на ветру, который вскоре засохнет, станет пищей для насекомых, горсткой праха. Я могу помочь тебе. Дать тебе жизнь, которую ты не сможешь даже представить. Всё лучшее, что ты только можешь испытать среди вкусов, прикосновений, музыки и песен.

— Это словно обмануть судьбу, — сказал Патрик. — Ты же знаешь, что в конце тебя не ждёт ничего хорошего, моя роза. Ничего, пока тебя тянет вниз твоё наследие. Ты, и твои дети, и дети твоих детей — исход всегда будет один. Но мы можем дать тебе рай, куда заказан путь тебе и тебе подобным. Двести лет, а может быть триста... Нечто грандиозное. Всё, что ты только мечтаешь попробовать. И всё то, на что у тебя не хватало фантазии. Когда всё закончится, моя роза, останется так мало от тебя прежней, что это даже не важно, куда ты отправишься потом.

— Я могу содрать с тебя кожу, — сказал мужчина. — Но без боли. Ты будешь выгибать спину и скулить от предвкушения дуновения воздуха, когда кто-то будет входить в комнату.

— Боюсь, что мне придётся отказаться, — сказал я, безуспешно пытаясь скрыть дрожь в голосе. Сейчас меня даже не просто загнали в угол. Меня окружили со всех сторон.

— Подумай об этом, — усилил натиск Патрик, ощутив мою слабость. — Больше никакого страха, никаких забот. Если ты беспокоишься о продолжении рода, уверен, мы могли бы найти кого-нибудь, чтобы помочь тебе исполнить свой долг. Мы учтём твои предпочтения. Телосложение, цвет волос, склад характера. Я думаю, Келлеру даже понравится на них охотиться.

Келлер, его спутник, чем-то напоминал птицу. Тонкие черты лица, угловатое телосложение и пристальный взгляд.

Не сложно было представить, как он на кого-то охотится.

— Мы даже можем сделать роды безболезненными. Исполненными ликования, а не боли. Никакой крови, пота или слёз, — сказала Эв. — Что-то великолепное, что может стать кульминацией праздника. Украшения, танцы и музыка — всё вокруг одного события, и в момент пика…

— Эта роза — мужчина, — прервал её Келлер. — Мужчины не рожают.

— Мужчина? — удивилась Эв, присматриваясь ко мне внимательнее.

Уверен, ни одно человеческое существо не совершало подобной ошибки с тех пор, как мне исполнилось пять.

Патрик задумался.

— Эта деталь от меня ускользнула. Я убеждён, мы сможем это как-нибудь осуществить. Ты хочешь попробовать, моя роза?

Их секундное замешательство позволило мне вставить свою реплику:

— У меня другие обязательства.

— Что ж, — начал Патрик. Он подошёл так близко, что почти прижался ко мне. — В таком случае, у нас остаётся нерешенная проблема. Ты оскорбил Эв, а правила этикета требуют, чтобы всё было сделано правильно. Если ты не примешь наше приглашение, то как загладишь вину?

— Всё в порядке, — сказала Эв. Она немного качнулась и отступила в сторону. Затем прислонилась к стене, и сделала глоток из своей бутылки. — Меня устроит, если он отдаст мне свои извинения. Быть может, поцелуй в щёку?

Сердце гулко стучало в груди.

Поцелуй? В чём может быть подвох?

— Нет.

Это был не мой голос. Роуз.

Плотные занавески делали окно достаточно тёмным, чтобы в свете фонарей на стекле появилось отражение Роуз. Чтобы взглянуть на неё, Патрику вместе со спутниками пришлось отойти в сторону от стены.

— Ах, — сказал Патрик, переводя взгляд с неё на меня. — Это мне нравится.

— Мы не можем принять твоё предложение, Эссилт. Я надеюсь, мы сможем решить вопрос как-то по-другому, — сказала Роуз.

— Конечно, конечно. Но сначала, если позволишь... — Патрик запрыгнул с земли прямо на оконный отлив, присел на колено, каким-то образом не упав и не коснувшись стекла. Затем он протянул руку сквозь поверхность, положил свою ладонь на затылок Роуз и потянул её к себе. Его голова погрузилась в стекло, лишь слегка обозначив прикосновение губ к её лбу.

Он спрыгнул на землю, позволяя мне увидеть в окне ошарашенную Роуз.

Эв, или Эссилт, как называла её Роуз, в каком-то опьянённом восхищении переводила взгляд с меня на Роуз. Её движения были чрезвычайно медлительны.

— Поразительно! — сказал Патрик. — Теперь у нас есть две розы, но они обе так уязвимы. Лишены шипов.

— Так беззащитны, что просто дразнят нас желанием сломать их, — продолжила Эв. — Чтобы увидеть всю красоту их последних мгновений.

— И всю грязь, — вставила Роуз.

— Грязь можно убрать, — сказала Эв. — Воспоминания — вечны. А вечность — это очень, очень долго.

— Истинно так, — сказал Патрик. Все трое отхлебнули из своих бутылок. Патрик облизнул языком краешек рта.

— Прежде чем ломать нас, — сказала Роуз, — нам следует закрыть вопрос о манерах Блэйка. Боюсь, он не может отдать тебе свои извинения. Эта цена слишком высока. Что, если в будущем ему потребуется просить прощения у кого-нибудь ещё?

— Но в этом же и заключается вся забава, — сказала Эв. — Наблюдать за танцем, который последует за обменом.

— Мы сейчас в неловком положении, — сказала Роуз. — Мы не собирались выходить на улицу после захода солнца, но Лейрд Бехайм обманул нас. Он пообещал нам свою защиту на время, пока мы пребываем в его компании, а затем он бросил нас и сдвинул стрелки часов вперёд.

— Компания смертных и дневной свет дают розе защиту. Совместно, они защищают её надёжнее. Роза, лишенная обоих — обречена, — сказал Патрик и сделал ещё глоток.

— Я не думаю, что мы будем в безопасности даже в полдень посреди толпы, — ответила Роуз. — Сейчас плохие времена.

— Времена, наполненные интересными событиями, — сказал Патрик. — Боюсь, что сейчас нам придётся уйти.

— Уйти? — спросила Роуз. — Мы всё ещё не решили вопрос, как нам загладить свой поступок. Что, если мы что-то пообещаем? Не заключить сделку, но рассмотреть возможность сделки в будущем? Это сохранит вам возможность остаться.

Патрик, кажется, проигнорировал заданный вопрос, словно бы не расслышал. Но от моего внимания не укрылось, как напряглись в ожидании его спутники.

— Видишь ли, тут есть одна проблема, — сказал Патрик. — Мне и моей маленькой банде запрещено заключать сделки.

— Но ты заключил сделку с Мэгги Холт, — сказал я. — Разве нет?

— Это, — он поднял палец вверх, однако затем позволил руке упасть, — не входило в число вещей, которые ты видел. Я уверен.

— Но? — уточнил я.

— Но да, маленькая Мэгги и я, мы нарушали правила, моя милая роза.

— Значит, ты можешь нарушить их и с нами тоже, — сказала моя альтер эго. — Если ты примешь наше предложение, и если то, что ты предложишь, покажется нам разумным. Мы даже готовы пообещать, что сохраним твой секрет.

— Такая сделка меня устроит, — сказал он. — Вы не пробуждены, так что я поверю вам на слово. Если вы разочаруете меня, я уверен, что сумею найти достойное наказание.

— Мы приложим все усилия, чтобы не давать тебе повода, — ответила Роуз.

— Тогда я забираю долг Блэйка у моей Эв и делаю его своим.

— У меня есть идеи, как ты мог бы его возместить, — сказала Эв. — Как насчёт лисьей охоты?

Патрик скорчил мученическую гримасу, но ничего не ответил. Эв снова улыбнулась своей фальшивой застенчивой улыбкой.

— Тогда до встречи, милые розы, — сказал Патрик, в то время как Эв провела рукой по его коротко стриженным волосам. — Мы ещё увидимся.

Я продолжил свой путь. Снег скрипел под подошвами. Роуз шла по левую сторону, отражаясь в стёклах окон, где не горел свет.

Лишь спустя пять или десять минут стук моего сердца перестал отдаваться в ушах.

— Спасибо, — сказал я.

— Наконец-то я оказалась полезной, — отозвалась Роуз.

— Охренеть, сколько же книг ты успела прочитать?

— Про них — ни одной. У меня была пара минут, чтобы прочитать, что о них написано в чёрной книге. Но я читала через строчку.

— Ты здорово справилась.

— Надеюсь, — ответила Роуз.

Когда мы повернули за угол, в пределах видимости показался дом.

Невдалеке от перекрёстка я услышал чьи-то шаги. Когда я остановился, затихли и они.

Я оглянулся и увидел Лейрда.

— Ах ты ублюдок, — сказал я.

— Да, я немного ублюдок, — признал Лейрд.

Я сжал кулаки.

— А кроме того, я полицейский. Я согласился проводить тебя домой, но не уточнил откуда. От тебя зависит, провожу я тебя до дома и уйду, или провожу до дома, а затем отвезу в участок. Который, к твоему сведению, не является убежищем.

Я засунул руки обратно в карманы.

— Тогда почему ты меня сразу не арестовал? — спросил я. В голосе всё ещё звенела злость. — Раз ты собирался бросить меня одного на растерзание Иным?

— Потому что я говорил тебе правду. Я хотел узнать о тебе побольше. Можешь ли ты стать для нас угрозой, или я могу рассчитывать на твою пассивность в течение необходимого нам времени. Возможно, нам пришлось бы убирать вас по очереди, пока мы не добрались бы до самых младших. Быть может, Роксана, двенадцать лет? Или даже твоя сестра Айви, если Роксана окажется несговорчивой.

— А все эти разговоры о мирном соглашении?

— Я ничего не обещал. Просто обозначил свой интерес.

— А то, что ты говорил про своих дочерей? Что оказавшись в моей ситуации доверил бы их кому-то вроде себя?

— Кому-то столь же сильному, прошу заметить. Если бы мы поменялись местами, то я по определению не смог бы оценить ситуацию лучше тебя. Я заранее убедился в твоей незрелости.

— А обещание, что это не ловушка?

— Я сказал, что это не ловушка. И на тот момент так всё и было. Я придумал ловушку позднее, когда мы шли к кафе.

Лучше бы на моём месте была Пэйдж. Она обожала подобные игры с искажением смысла слов.

Что, если я нападу на него прямо здесь? Что, если я лишу его возможности проводить меня обратно и исполнить своё обещание? Станет ли он клятвопреступником? Потеряет ли свою силу?

Он открыл свои часы, снова захлопнул крышку и тяжело вздохнул. Пар от его дыхания собрался в облако вокруг него.

— У тебя есть защитники, — сказал он. — Падрик, принц в изгнании.

— Я не просил о защите.

— В любом случае, от такой защиты мало толку, — сказал Лейрд. — Они легко отвлекаются.

Мне не хотелось вступать с ним в диалог, но любопытство одержало верх.

— Фэйри? — предположил я, продолжая смотреть прямо перед собой.

— Было время, когда они попадали под эту категорию. Думаю, они проводили время при том самом дворе, который теперь фактически изгнал их. Они даже не утратили всех своих прежних умений. Но классифицировать Иных — опасное занятие. Лучше просто называть их теми, кем они являются.

— А именно?

— Мужчины и женщины, обречённые развлекать себя на протяжении очень, очень долгого времени, — ответил он. — Скуке они подвержены в той же степени, что ты или я.

Мы миновали ворота и начали подъём на холм. Всю дорогу до двери мы хранили молчание.

— Если тебя это утешит, — сказал Лейрд, — я позволил тебе пройти большую часть пути до дома в одиночестве по единственной причине: я подозревал, что ты можешь быть опасен.

— Что не помешало тебе обмануть меня и сделать своим врагом.

— Полагаю, что обо мне и моём круге тебе следует беспокоиться в последнюю очередь. Я дал клятву не причинять никому прямого вреда, и я не буду её нарушать. Моя семья нуждается в укреплении своего положения, а потому мы заинтересованы в том, чтобы ты или один из ваших оставались в доме, пока мы не сместим Северного Волшебника. Столкновение со мной сделает тебя уязвимым перед другими. Кроме того, я лучше, чем кто-либо ещё в городе подготовлен к тому, что ты можешь наслать на меня, если осмелишься избрать подобный путь. К противостоянию с Роуз я готовился всю свою жизнь.

— И сказав мне всё это, ты просто развернёшься и уйдёшь? Видимо, вежливо распрощаемся?

— На твоём месте, зная то, что известно мне, я бы так и поступил, — ответил он. — Кроме того, я бы как можно быстрее совершил пробуждение.

Я постарался скрыть потрясение. Он указал пальцем на свой глаз.

— Пробуждённые могут видеть то, что скрыто от глаз обычных людей. Передай привет своей спутнице. Ей нет нужды прятаться. Собрание совета будет послезавтра. Три часа до и три часа после него действует перемирие. Я надеюсь увидеть тебя там.

Я вошел в дом и захлопнул за собой дверь.

Роуз ожидала меня в гостиной.

— Эй, похоже, мы хорошо справились.

— Недостаточно хорошо, — сказал я. — А могло выйти и ещё хуже.

Я пнул подставку для ног. Она пролетела вперёд и с грохотом врезалась в каминную решетку.

— Нельзя так психовать, — сказала она. — Успокойся. Нам нужны холодный ум и трезвый расчёт.

— Нет, — я подошёл к кофейному столику и взял одну из книг. — Злость — это хорошо.

— Хорошо?

— Она заставляет двигаться вперёд. Когда закончу Начала, примусь за фамильяров. А ты — читай книгу про инструменты.

— Хорошо, — ответила она.

Тихая ярость дала мне силы читать всю ночь.

Я расхаживал по комнате с книгой о владениях в руке. От одной стены гостиной я шел к другой, затем поворачивал обратно и повторял всё по новой.

Я пересёк комнату ещё несколько раз, остановился у окна и краем книги отодвинул занавеску. Солнце только что село, и на улице сгущались сумерки. На второй день моего пребывания появился кое-кто из местных.

Даже если бы я ничего не знал, то уже давно понял бы, что они пытаются оказать на меня давление. Вдоль ограды стояли мужчины, женщины и несколько детей. Некоторые из них, как и я, расхаживали взад-вперёд, словно тигры в клетках. Другие сохраняли спокойствие, курили или держали возле ушей телефонные трубки. Некоторые «дети» забрались на каменную стену, и, держась руками за железные прутья и шипы ограды, не отводили от дома своих взглядов. Кто-то разговаривал, другие хранили молчание.

Большинство из них выглядели настолько нормально, что в другой ситуации я бы и не обратил на них внимания. Но некоторые — нет. Один маленький мальчик, который держался поодаль от остальных, непрерывно царапал ногтями свои голову, лицо, шею и руки. Его пальцы были измазаны его собственной кровью, по крайней мере, так это выглядело в сумерках. Я видел следы от царапин, тёмными линиями покрывающие всю его кожу. Но стоило мне потерять их из виду, когда он отворачивался, как они исчезали. Ещё там была женщина, чьё лицо скрывали волосы, воротник куртки и шапка. Но когда мне всё-таки удалось мельком увидеть его, оказалось, что на месте глаз и рта зияли бесформенные чёрные пятна. Она держала рядом с лицом сигарету, но ни разу от неё не затянулась. Остальные явно старались держаться от неё подальше, заранее уступая дорогу, когда она проходила мимо них.

Вдоль улицы проехал автомобиль. Я надеялся, что в свете фар сумею разглядеть больше, но луч скользнул по практически пустому тротуару. Никаких Иных, всего лишь небольшая группа детей, которые, спрыгнув с ограды, шли кучкой вдоль дороги. Лица спрятаны под шапки и в капюшоны. Ничего такого, на чём мог бы задержаться взгляд.

Несколько секунд ушло, чтобы глаза снова привыкли к полумраку. Иные вышли из теней, выступили из-за колонн, стоящих слева и справа от ворот.

Я отпустил занавеску и продолжил мерять шагами комнату. Уже в шестой раз я пытался прочитать одну и ту же страницу.

— Я из-за тебя начинаю нервничать, — голос Роуз заставил меня вздрогнуть. — Ты что, расхаживал здесь всё время, пока меня не было?

У неё были мокрые волосы. Она уходила, чтобы принять душ, но переодеваться не стала. Очевидно, водопровод с её стороны работал как ему и положено. Странно, ведь вода должна же была откуда-то поступать?

— Я и сам нервничаю, — сказал я. — Заказал пиццу, но не ожидал, что Иные понаползут сюда изо всех щелей. Там их уже с десяток стоит.

— А зачем ты заказывал пиццу? — спросила она.

— Голод — недостаточный повод? — спросил я в ответ. — У нас на кухне только самые основные продукты. А мне скоро уже дурно станет от сухих хлебцов, консервированной фасоли и тунца. Рано или поздно продукты всё равно придётся докупать, почему бы не начать уже сейчас?

— Но пицца — это не продукты.

— Пицца — это просто прощупывание почвы, — сказал я. — Захочет ли кто-то в городе иметь со мной дело? Если не получится заказать пиццу, значит, могут быть проблемы и с доставкой продуктов. А если я не смогу заказывать продукты, то надо будет искать надёжный, безопасный способ выходить наружу.

— А степень этой безопасности ты решил проверить на разносчике пиццы?

— Когда я звонил, их там ещё не было, — сказал я, и снова посмотрел за занавеску. — Мне сейчас сложно следить за временем. Распорядок сна нарушен, режим питания сбился, да и световой день сейчас короткий. Это опасно, и наверняка мне это ещё аукнется. Надо заново привыкать вовремя есть и ложиться спать. В общем, я просто не ожидал, что так быстро стемнеет, и уж тем более не мог представить, что Иные появятся таким вот образом.

— Понимаю, — сказала она. — У меня, правда, нет никаких физических потребностей, по которым можно судить о времени, и с моей стороны всё время жутко темно.

Я выглянул наружу.

К группе Иных присоединились ещё двое, и один из них непрерывно что-то говорил. Он направился к безглазой и безротой женщине с сигаретой и даже подошёл к ней ближе, чем на полтора метра, чего остальные всеми силами старались избежать.

Я пошёл к телефону. Обойдусь сегодня без пиццы.

— Бэлл-Пицца. Чем могу помочь?

— Я бы хотел отменить свой заказ, — сказал я.

— Ваш заказ уже оплачен. Пицца уже приготовлена и курьер выехал. Возврат средств невозможен.

— Всё в порядке. Оставьте деньги. Просто отзовите курьера, чтобы парень не терял своё время.

Недолгое молчание.

— Мне жаль, но возврат средств невозможен, пицца уже приготовлена. Её доставят в течение нескольких минут.

Судя по всему он строил из себя дурака, в голосе сквозило самодовольство.

— Вы специально не хотите меня понять? — начал я.

Но парень на том конце уже повесил трубку.

— Чёрт! — сказал я.

— Ну... и что теперь? — спросила Роуз.

— Не знаю, — ответил я. — Сомневаюсь, что он станет меня слушать, если я перезвоню. Не представляю, чего стоит ожидать, когда курьер приедет. Из того, что я уже прочитал, никаких выводов сделать нельзя.

Роуз кивнула.

— «Начала» и «Фамулус» раскрывают в основном вопросы взаимоотношений между Иными и практиками, а не между Иными и обычными людьми.

Со стороны было заметно, что она не находит себе места. Я подался немного вперёд.

— Ты только что говорила, что нервничаешь. Как именно это работает? Дыхание не учащается, потому что ты не дышишь. Ускоряется пульс? Или гормоны стресса в кровь выбрасываются и заставляют тебя ёрзать?

— «Нет» на оба вопроса, — сказала она.

Я отвернулся от окна и взглянул на неё.

— Моё тело не меняется, — продолжила она. — Стабильное, постоянное, застывшее. Но оно не делает ничего, кроме как... не знаю. Обеспечивает моё присутствие?

— И всё же ты нервничаешь.

— Мой мозг нервничает, — сказала она.

— Звучит как какая-то бессмыслица, но ладно, — отозвался я, взглянул на ту самую страницу, которую перечитывал последние двадцать минут, и затем бросил книгу на журнальный столик.

— Ты читаешь «Владения», — она склонила голову, рассматривая обложку. — Я тоже.

— Очень подходящая книга в нашей ситуации, — сказал я. — Читать про создание своего собственного убежища, когда враги толпятся у ворот. Кажется, что ритуал очень прост.

— Обманчиво прост, — сказала Роуз.

— Да, обманчиво прост, — согласился я. — Ты помечаешь территорию — типа проводишь границу и втыкаешь флаг, в магическом смысле. Затем произносишь несколько слов, которыми приглашаешь кого угодно и что угодно прийти и оспорить твои права. Испытание поединком, отгадывание загадок, откупные дары — можешь делать что пожелаешь. Чем больше территория, тем больше у тебя будет гостей. Каждый из них испытает тебя единожды, и ритуал завершится, когда не останется никого, либо когда наступит установленный заранее срок. Заяви права на пространство размером с чулан, и получишь от пяти до десяти вызовов. Заяви права на целый дом, и получишь полсотни.

— Мне кажется, этим стоит заниматься в последнюю очередь, — сказала Роуз. — Когда уже добудем фамильяра и инструмент, а значит, сможем худо-бедно сражаться.

— Вот только, — сказал я, — это типа уловка двадцать два, ведь так? Владение даёт постоянный приток силы, и чем оно больше, тем больше получаем энергии. Оно служит убежищем, и в нём можно менять правила, по которым работает мир, верно? Значит, чтобы заявить права на максимально возможное пространство, нам нужен инструмент или фамильяр.

— Да.

— Инструмент нужно напитывать силой, — продолжил я. — Вот только...

— Основной источник силы практика — его владение, — закончила за меня Роуз.

— Или фамильяр, — согласился я, — который может обеспечить как силу, так и помощь в работе с инструментом. Но мы не способны убедительно предлагать Иным возможность стать нашим фамильяром, пока не обладаем хоть каким-то источником силы…

— …в виде инструмента и владения, — закончила за меня Роуз. — Каждый из трёх требует двух оставшихся.

Я кивнул.

— Либо нужно идти на компромисс. Выбираем что-то одно, и делаем ритуал простым, как ты тогда и предлагала, выполняем минимально возможные требования. Завершив первый ритуал кое-как, используем полученные средства, чтобы средненько выполнить второй. И тогда, опираясь на результаты предыдущих двух, проводим третий ритуал по-настоящему хорошо.

Я снова начал расхаживать по комнате. Теперь руки были свободны, и я засунул их в карманы толстовки.

— А как с этим справляются другие практики? — спросила Роуз. — Бехаймы, Дюшаны?

— Думаю, у них есть поддержка, — сказал я. — Мама и папа, которые готовы поучаствовать в переговорах с фамильяром, готовы поручиться за своих отпрысков. Или договор с фамильярами заключается вовсе без участия детей, возможно даже до их рождения. А потом они просто приходят на всё готовое.

— Магические мажоры, — заметила Роуз.

— Типа того, — отозвался я.

— А что насчёт Северного Волшебника?

— А что с ним не так?

— Вижу, ты не читал чёрную книгу от корки до корки. Посмотри, что там про него написано.

Я начал рыться среди томов, пытаясь найти, куда же я засунул эту книгу.

— Я планировал прочитать её позже, перед собранием совета, когда закончу с основными четырьмя.

— Тебе не нужно передо мной оправдываться, — сказала Роуз. У неё в руках была собственная копия. — Так, посмотрим... Страница тридцать два.

Я открыл книгу.

Йоханнес Лиллегард, имя, вероятно, не родное. Практик. Прибыл в Якобс-Бэлл не позднее 13 августа 2009 г, в указанную дату появился на встрече совета. Йоханнес внешне выглядит не старше двадцати пяти, но все факты указывают, что он заявил права на своё владение шесть лет назад или ранее. Указанные владения охватывают большую часть города к западу и к северу от больницы, и включают также все новые кварталы к северу от моста.

— Что ещё за мост? — уточнил я, прервав чтение.

— Шоссе, — ответила Роуз. — Оно превращается в мост, когда пересекает болота.

Я попытался себе это представить и обомлел.

— Погоди, это же коммерческая зона к северу от шоссе? Там где железнодорожная станция, магазины...

— ...многоэтажки, торговый центр, коттеджная застройка — да.

— И это всё — его владение? В книге речь идёт о комнатах. В лучшем случае — о домах.

Роуз не ответила. Я встретил её взгляд, и она кивнула мне. Серьёзные уставшие глаза на измождённом лице.

— Тут должен быть какой-то подвох, — сказал я. — Такое нельзя получить просто так.

— Ну да, ты же ещё не дочитал книгу, — сказала Роуз. — Владения — они как торговые марки. Время от времени окружающие проверяют их на прочность. Ты обязан отреагировать, но у тебя будет преимущество обороняющегося. Законы мира на твоей стороне. Но если владения столь обширны, и кто-то преступает границы, а ты не можешь или не пытаешься их защищать — это ослабит тебя. Но свои владения Северный Волшебник защищает.

— Как?

Она лишь снова указала на чёрную книгу.

Я возобновил чтение.

В обсуждении с Эймоном Бехаймом и Сандрой Дюшан, мы единодушно согласились, что Йоханнес завладел территорией ещё до начала застройки, хотя мы и не уверены в том, когда именно это случилось, и как ему удалось сделать это в возрасте тринадцати или четырнадцати лет. Мара отклонила все наши вопросы, проявив даже большую, чем обычно, неразговорчивость.

Похоже, что тело Йоханнеса изувечено, что вне всяких сомнений является расплатой за его амбициозные притязания. У него не функционируют один глаз, одна рука и одна нога, хотя с виду они не выглядят повреждёнными. В качестве инструмента он использует старинную многоствольную флейту. Его фамильяр — Привратник Седьмого Круга (см. Астральные Воплощения: том 3, и Первичные Движители), по имени Фейсал Анвар, принявший облик очень крупной афганской гончей.

Дополнено:

6 февраля 2010 г Йоханнес во второй раз посетил собрание совета. Появилась возможность уточнить мои ранние наблюдения. Он высокомерен, хотя и небезосновательно. Загадочен. Большую часть времени проводит в пределах своего владения. Покидает его только ради защиты территории, либо редких посещений собрания совета. Это затрудняет сбор информации. Предпочитает использовать пространственные искажения.

Дополнено:

Вычитываю записи для своей будущей наследницы. Йоханнес — манипулятор. Он дразнит людей, играет на их желаниях и заманивает их навстречу погибели. С этим согласуется и выбор его инструмента. Он поддерживает власть над владением, разбив его на части, каждой из которых управляет Иной или более слабый практик. Избегай его. У тебя нет необходимости противостоять этой угрозе.

Я посмотрел на Роуз.

— Выходит, он очень силён.

— У него нет семьи, — сказала она. — Насколько мы знаем, он начинал с нуля. Но достиг многого.

— Ладно, — сказал я. — Судя по всему, выходит, что есть и другие варианты. Прямой подход связан с кучей трудностей и препятствий. Но может нам удастся найти обходной путь, которым воспользовался Йоханнис?

— Вот примерно это я и предлагала, когда говорила про охотников на ведьм, — сказала Роуз.

Опять она за своё. Я тряхнул головой.

— Ты слишком быстро отбрасываешь мои предложения! — воскликнула она, и эмоции в её голосе застали меня врасплох. Она была рассержена, раздражена. — Ты вообще хотя бы читал про них, Блэйк?

— Нет, — сказал я. — А ты?

— А я не могу. Мне нужно, чтобы ты повернул зеркало в кабинете. К чёрту, слушай. Мы можем изучить что-то и помимо фамильяров, инструментов и владений. Помнишь шаманистские трюки Лейрда?

— Да, — сказал я. — Тут я с тобой полностью согласен.

— Но когда я говорю про охотников на ведьм, ты не хочешь даже и слушать? Нам нужны их средства защиты! Если нас что-то и убьёт, то это будут такие вот необдуманные импульсивные поступки и идиотские умозаключения.

— Я не говорил, что мне не нравится идея защиты, — сказал я. — Но слова «охотники на ведьм» подразумевают, что они на кого-то охотятся. Нападают, а не защищаются. И мне кажется, способы защиты, подходящие практикам, мы найдём именно в книгах для практиков. Нам и так чтения выше крыши, так зачем ещё так всё усложнять — копаться в куче бесполезного мусора ради пары трюков, на которые мы и так всё равно где-нибудь наткнёмся? Давай компромисс? Сначала разгребём всё это магическое дерьмо, а охотников на ведьм оставим на потом, в качестве побочного проекта?

Я посмотрел на Роуз. Она нахмурилась — брови сошлись вместе — и нервно постукивала пальцами по какой-то поверхности перед собой.

Ещё одна наша общая черта — вспыльчивость. Однако что-то мне подсказывало, что Роуз не из тех, кто даёт волю своему гневу.

Если она собирается держать всё в себе, наверное нужно за этим следить. Как она будет выпускать пар? А если никак, то не приведёт ли это к кризису?

— Прекрасно, — сказала она с интонацией, которая так хорошо получается у всех девушек. Она глубоко вдохнула и выдохнула. Исключительно ради драматизма, как мне показалось. И продолжила уже почти совершенно спокойно: — Хорошо, мы отложим этот вопрос. Для выполнения первого из трёх ритуалов, в качестве первого шага нам доступны обман, коварство и манипуляция.

— Согласен, — сказал я. — Но это сложнее, чем кажется. Ведь Иные и сами от природы очень коварны. Будет непросто их перехитрить.

— Что ещё? Мы можем попробовать использовать наёмные силы, как это сделал он. Нам так или иначе придётся обзавестись какими-то связями среди Иных, чтобы выбрать из них подходящего фамильяра, верно?

— Тут есть одна проблема, — я подошёл к ней, взялся за зеркало, но затем остановился. — Можно?

— Да.

Я поднял зеркало с того места на книжной полке, где оно висело. Затем поднёс его к окну, раздвинул в стороны занавески, и поставил зеркало на подоконник.

Появилось пять новых Иных. Все толпились возле ограды. Оставшиеся никуда не делись. Они чего-то ждали.

Роуз была повёрнута к окну, и я не видел её лица. Она молчала. Я стоял, придерживая зеркало, и позволяя ей увидеть всё собственными глазами.

— Вот — наша главная проблема. Как в плане ритуалов, так и во всём остальном. Похоже, кто-то назначил за наши головы что-то типа награды. Или может быть, для меня или для нас отменили правила, которые защищают обычных людей, — сказал я мрачно. — Пока вот эти ребята пытаются испортить нам жизнь, мы не сможем провести ни одного ритуала.

— Всё это... — начала Роуз.

Но она замолчала, увидев, как на противоположной стороне улицы припарковалась машина. На крыше автомобиля был установлен какой-то знак.

На этот раз я сумел разглядеть, как Иные ускользают от луча света фар, буквально растворяясь в тенях или отступая за пределы видимости. Они прятались и от моего взгляда тоже, укрывались за оградой и за колоннами, стоящими по бокам от ворот. Но у меня возникло чувство, что они прячутся одновременно ото всех, кто мог их увидеть. Находили универсальное слепое пятно.

Парень вышел из машины с коробкой пиццы в руках, перешел улицу и направился к воротам.

— Останови его, Блэйк, — сказала Роуз.

— Я бы хотел, но как?

— Не знаю. Крикни ему.

Я подошел ко входной двери, распахнул её и проорал что есть мочи:

— Эй!

Из теней у ворот выступили Иные. Один из «детей», скрытый за каменной колонной, бросил взгляд в мою сторону. Я видел, как чуть дальше по улице женщина без лица приближается к парню со спины.

Он продолжал идти. Лишь крикнул что-то в ответ, но я не сумел разобрать слов.

— Поворачивай! Я отменил заказ! Возвращайся в машину! — ещё раз крикнул я.

И снова я не смог понять его ответ.

Я наблюдал, как Иные подбираются ближе.

«Маленький мальчик», ещё недавно царапавший своё лицо, шел вдоль улицы ему навстречу. Такой низкий, что я едва видел его за каменной стеной ограды.

Он шёл прямо прямо на курьера, не сворачивая в сторону ни на шаг, и когда казалось уже, что они вот-вот столкнутся, «мальчик» схватил парня за запястье и вскочил на каменную стену.

Мгновением позже, так быстро, что я не успел уследить, он ударил рукой курьера по перилам. Человек закричал, роняя коробку с пиццей на землю. Его ладонь оказалась насажена на острый штырь, торчащий из металлической ограды. Он пытался высвободиться, но «мальчик» всё ещё крепко держал его за руку.

— Эй! — крикнул я и шагнул через порог на крыльцо.

Одна из девочек оттолкнулась от коленей курьера, подпрыгнула, схватила его челюсть, и с каким-то нечеловеческим обезьяньим движением швырнула его в забор. Голова парня с размахом стукнулась о металлические прутья.

Я даже отсюда мог слышать звук удара, и это говорило о многом — чуть раньше я ведь даже слов его не смог разобрать. Непонятно было, слышал ли я звук, с которым сломался верхний ряд зубов, или это челюсть хрустнула под неожиданно большим весом существа, принявшего облик маленькой девочки.

Девочка оставила его и сейчас шла по верхней кромке ограды, раскинув руки в стороны. Косички болтались по бокам головы. Её слишком широкая для человеческого рта оскаленная улыбка — единственная черта лица, которую я мог разглядеть с такого расстояния — состояла из неестественно белых зубов, не совпадающих друг с другом по размеру.

Всё это время человек продолжал кричать. Вопли стали более сдавленными.

Ужас парализовал меня. Я что, только что убил этого парня, просто пригласив его сюда?

К нему подошла женщина без лица. Свою не занятую сигаретой руку она положила ему на затылок, и я увидел, как пальцы прямо под кожей продвигаются по его лицу. Она добралась до одного из глаз и сжала пальцы в кулак. Почти сразу ладонь продолжила движение, но на месте глаза кожа превратилась в завязанный узлом бесформенный комок плоти. Со вторым глазом она поступила так же.

Ещё одно движение пальцев возле горла и рта, и крики словно отрезало.

Плоть под её руками сминалась как пластилин.

Я уже не боялся, что он умер. Теперь я боялся, что он мог быть ещё жив.

— Блэйк! — доносился из гостиной голос Роуз. — Помоги ему!

Я сделал шаг вперёд, затем остановился, наблюдая за работой женщины без лица. Её пальцы извивались и ползали под кожей на черепе парня, выворачивая её наизнанку, затягивая внутрь клоки волос, сминая уши, укрывая его голову в складках его же собственной плоти.

— Блэйк!

Я вспомнил о случайной мысли, пришедшей мне в голову несколько часов назад.

Дом защищал как от Иных, так и от практиков.

Я оглянулся по сторонам и очень осторожно шагнул через порог за дверь, обратно внутрь дома.

Вчера Лейрд подошел прямо к двери.

— Он умирает!

Существовали определенные правила. Я не знал, какие из них продолжают действовать, местные могли отменить некоторые из них ради того, чтобы достать меня, и всё же правила существовали.

Я остался стоять на месте, продолжая наблюдать.

Она держала сигарету на уровне рта, словно собираясь в любой момент сделать затяжку. Она высвободила свою вторую руку, затем вновь погрузила её теперь уже в грудную клетку курьера.

Последовавшие следом сдавленное мычание и конвульсии были даже хуже, чем крики.

Болтливый Иной что-то бормотал не переставая. «Дети» издавали восторженные возгласы, смех и урчание. Остальные стояли вокруг в молчании, словно наслаждаясь зрелищем.

На улицу выехала машина, следуя в направлении, противоположному тому, откуда приехал курьер. Болтун подскочил к безликой женщине и заключал её в объятья. Он развернул её, чуть подался вперёд, одновременно откидывая её назад и прижимая к себе. Их жертва оказалась надёжно скрыта за их телами. Голова болтуна замерла в каком-то сантиметре от бесформенного лица женщины.

Машина проехала мимо, скользнув фарами по силуэтам, в которых пассажиры могли распознать влюблённую пару, целующуюся, стоя на тротуаре. Прочее осталось для них невидимым. Я наблюдал, как машина притормозила в конце улицы у стоп-знака.

— Блэйк, соль — это очищающее вещество. Она может быть использована против некоторых Иных, — сказала Роуз. — В кабинете её полно, если не сможешь найти на кухне. Иди брось в них солью!

Я не сдвинулся с места.

— Блэйк! Пожалуйста! — я услышал в её голосе отчаяние.

Машина повернула на перекрёстке и исчезла из виду. Двое Иных разжали объятья, и безликая женщина ударила болтуна. Жестоко, с яростью, с настоящим бешенством. Он лишь хихикнул, уворачиваясь от удара.

Женщина без лица не стала повторять попытку, и снова вернулась к своей жертве. Её рука прошла сквозь его грудную клетку и сжалась вокруг прута ограды. Плоть стала нераздельной с металлом.

— Проклятье! — кричала Роуз. — Сделай что-нибудь! Блэйк! Господи! Блядь!

Она ударила в зеркало.

Каким-то образом этот звук привлёк их внимание. Болтун посмотрел на меня.

Я медленно покачал головой. Я чувствовал себя дурно. Все фразы, все слова, которые я мог произнести, встали в горле комом.

Но я ни за что не выйду наружу.

Болтун сказал что-то остальным.

Я увидел, как курьер дёрнулся и выпрямился, брызгая кровью и разрывая собственную кожу и плоть. Из его наполовину оторванной свисающей нижней челюсти торчали осколки зубов.

Он рассмеялся, и это был не человеческий смех.

Когда он присоединился к веселящимся «детям», я позволил себе поверить в это. Он — не человек. И никогда им не был.

Просто ещё один Иной, провернувший вместе с женщиной без лица психологическую атаку.

Они всё ещё хохотали, когда я захлопнул дверь.

— Они… дурачили нас? — спросила Роуз, пока я шел к окну, к которому прислонил зеркало. — Они...

Я заметил движение за мгновение до того, как Роуз вскрикнула. Подхватив зеркало, я отступил в глубину комнаты.

По другую сторону окна стояла маленькая «девочка» с зубастым ртом и косичками, торчащими из под натянутой на глаза шапки. Она заскребла по стеклу своими длинными ногтями.

— Они хотели, чтобы я вышел наружу, — сказал я. — Дом это убежище. А территория вокруг — нет. Они специально держались за оградой, чтобы одурачить нас. Я чуть было на это не купился, но ведь Лейрд сумел подойти прямо к двери.

— Они умные.

— Книга предупреждала нас об этом.

— Насколько сильно ты был уверен? — спросила она. — Что он не человек?

Я не ответил. Роуз посмотрела на меня, и я отвёл взгляд.

Теперь Иные скреблись и стучали в оконные стёкла. Какой-то скрежет раздался около двери — кто-то из них стоял прямо на крыльце.

— Господи, — сказала Роуз.

— И вот с этим Молли сталкивалась каждый день, — сказал я тихо. Сердце бешено колотилось. Во рту было так сухо, что вновь заговорить у меня получилось лишь с третьей попытки. Но сейчас я испытывал не страх и не отчаяние. Я сжал руку в кулак. — В полном одиночестве. Слушая, как по ночам шумят эти твари. И ей некого было позвать на помощь.

— Нам сейчас тоже несладко, — сказала Роуз.

— Да, но у нас есть мы, — сказал я. — Ты меня спасла вчера ночью. Тот разговор с Падриком — если бы не ты, я мог бы и не вернуться. Кстати, спасибо за это. Не помню, благодарил ли тебя уже.

— Благодарил, дважды, но всё в порядке. Мы в одной команде.

Я кивнул. Мои мысли неслись с бешеной скоростью, но мне сложно было понять, в каком направлении.

— О чём думаешь? — спросила Роуз.

— Думаю... — сказал я, пытаясь собрать мысли в кучу. — Думаю, что мы почти готовы.

— Готовы?

— Мы видели, в какие игры играют практики. Мы немного видели, как действуют Иные. У нас есть понимание, чего мы хотим достичь, и теоретически мы даже знаем как. А ещё дело, возможно, в том, что я сейчас малость напуган и очень, очень сильно разозлён.

— Ты говоришь о пробуждении, — сказала она.

Я кивнул.

— Завтра будет собрание совета. Фамильяра, инструмент и владение можно отложить на потом.

— Да, — согласилась она. — Думаю, уже пора. Начнём прямо сейчас, или сначала перекусишь?

— Сначала надо решить два вопроса, — сказал я. — И еда к ним не относится.

Я вновь набрал номер пиццерии.

— Бэлл-Пицца, чем могу помочь?

— Я...

— Нет, — сказал он. — Тебя мы не обслуживаем.

— Я по поводу курьера.

— Мы никого не отправляли. Я спросил водителя, повезёт ли он заказ. И он сказал, что к дому с привидениями он не поедет.

Ирония заключалась в том, что этот дом наверняка был защищён от привидений лучше, чем любое другое место в Якобс-Бэлл.

— А я сказал ему, что там нет привидений, просто дом принадлежит семейству уёбков.

— Только одному из семейства, — поправил я.

— Это вы, мудаки, вы все, срать хотели на весь остальной город. Мой брат, знаешь ли, купил здесь дом, потому что он должен был подорожать. Да вот только вы нихуя не продаёте, а цена каждый год падает! А ещё платить нужно за ремонт. А вы...

— Я просто хотел убедиться, что курьер не приедет, — начал я, но он продолжал говорить, не слушая меня.

— ...уели там и издеваетесь над нами! Это из-за вас мы все сидим по уши в долгах. А ты, блядь, ещё, сука, пиццу хочешь?!

— Я несколько минут назад отменил свой заказ, не забыл?

— Иди в жопу! Я уже позвонил во вторую пиццерию. Хочешь пиццу — продай сначала дом. Мудак.

— Ладно, — сказал я. — Это всего лишь пицца.

Но он уже повесил трубку.

«Всего лишь пицца», — мысленно повторил я.

— Блядь, — сказал я, раздражение вырвалось на поверхность.

— Ничего удивительного. В смысле, ты же знал, что местные тебя не любят.

— Та женщина в кафе проявила толику уважения к моему горю, — сказал я.

— Можно оставаться приличным человеком, и одновременно всем сердцем нас ненавидеть, — сказала Роуз.

— Блядь, — повторил я. Раздражение никуда не исчезло.

— Разве это так важно? По сравнению с тем, что только что случилось на улице.

— Ты же принимала душ, да? — спросил я.

— Да?

— Извини за вопрос, но я так понимаю, твоё тело с той стороны не особо-то пачкается?

— Нет, — ответила она. — Уверена, что нет. Тут есть немного пыли, но я не потею.

— Можно ли сказать, что ты приняла душ ради того, чтобы испытать простую мирскую радость? — продолжил я. — Чтобы ненадолго почувствовать себя обычным человеком?

— Ладно, я поняла, — сказала Роуз. — Извини, что наезжала.

Я молча пожал плечами.

— Мне и самой не хватает таких простых вещей, — сказала она.

Я кивнул.

— Мы что-нибудь придумаем. Я помогу тебе всем, чем только смогу. Но сначала...

— Пробуждение, — сказала Роуз.

— Встретимся в кабинете, — кивнул я.

Я побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Ранее я открыл вторую секретную дверь на втором этаже, что значительно сокращало путь к нижней части кабинета. Сейчас, когда солнечного света не было и в комнате было куда темнее, чем днём, я зажег две масляные лампы на столе и возле стола, а когда этого оказалось недостаточно, то ещё четыре, стоящие по углам. Каждая из ламп освещала некоторую часть книжных полок и шкафчиков вокруг себя. Надписи на корешках отдельных книг, вытесненные фольгой или каким-то другим блестящим материалом, светились в лучах ламп мягким жёлто-оранжевым светом, особенно заметным на фоне тёмных обложек.

Когда я закончил, Роуз уже зажгла все лампы со своей стороны. Свет за её спиной создавал ореол вокруг её одежды и волос.

Она держала в руках циркуль из кованного железа, с шипом на одном конце и куском мела на другом. Я смотрел как она вонзает шип в пол, затем проворачивает его, очерчивая на полу большой круг.

Она отмерила рулеткой нужное расстояние, затем обозначила точку. Снова взялась за циркуль, и поймала мой взгляд.

— Блэйк?

— Ты тоже собираешься проводить ритуал?

— Если получится, — сказала она. — А ты ещё не начал?

— Я говорил, что сначала нужно решить два вопроса, — ответил я.

— Позвонить в пиццерию и...

Я пересёк комнату, взял с полки одну из книг, а затем вернулся в поле зрения Роуз.

— Нет, Блэйк.

Я взвесил книгу на руке. «Демонология», Р. Д. Т. Чёрный переплёт оказался на удивление гибким и мягким. Буквы на корешке и обложке были вытеснены золотом и переливались в свете ламп.

— Нет, — сказала она, словно повторяя это слово вновь и вновь с нарастающей силой, она могла загнать его мне прямо в мозг.

— Как ты там говорила? — спросил я. — Идиотские импульсивные умозаключения загонят нас в могилу?

— Если это — твоя альтернатива, то я голосую за идиотские импульсивные умозаключения. Лейрд говорил, что эти книги — магический эквивалент ядерных бомб.

— Я вовсе не предлагаю их использовать. Но я хочу знать, с чем мы имеем дело.

— Блэйк. Тебе ведь знаком тот момент в фильмах ужасов, когда ты кричишь на актёров: «Не поднимайся по лестнице!», «Не трогай светящийся череп!» Блэйк, не читай эту книгу!

Я нахмурился.

— О чём ты вообще думаешь? — спросила она.

— Об этих жутких тварях на улице. О женщине без лица, о тех псевдо-фэйри, на которых мы напоролись. И... чем эти вещи могут быть так сильно хуже них? Что делает их «ядерными»? Мы готовимся к собранию совета, и я не могу перестать думать о том, что каждый, кто придёт туда, будет совершенно точно знать, что происходит, а мы опять будем тупить. Нельзя, чтобы нас посчитали слабыми или глупыми.

— Но мы такие и есть: слабые и глупые, — сказала Роуз. — Мы необученные, невежественные новички, и у нас нет ресурсов, которые есть у других практиков. Ни инструмента, ни фамильяра, ни владения, никаких трюков или чего-то подобного.

— Нельзя показывать, что мы в настолько плохой форме. Лишь один крохотный кусочек информации, на который мы сумеем намекнуть, и мы напугаем их до усрачки. Я хочу, чтобы они поняли, что нас нельзя...

— ...оставлять в живых, — закончила за меня Роуз. — Я понимаю, ты хочешь знать, чего они все боятся, но ковыряться отвёрткой в пульте запуска ядерных ракет — это очень плохая идея.

Я поднял книгу повыше, взвешивая в руке.

— Ну давай же, — сказала она тише и мягче. — Недавно я согласилась на твой компромисс. Ты можешь ответить мне тем же?

— Чёрт, — пробормотал я.

— Это был утвердительный «чёрт» или отрицательный «чёрт»?

— Сделаем по-твоему, — ответил я.

Я направился к полке, чтобы положить книгу на место. Между страниц выглядывал листок бумаги, который помешал задвинуть книгу на место. Когда я потянул книгу на себя, чтобы его поправить, листок выскользнул из книги. Рядом с ним на пол упали кусочки засохшего сургуча и маленький ключ. Листок был сложен втрое и скреплён печатью. Судя по всему, ключ был вплавлен в сургуч, чтобы его можно было достать, лишь надломив печать.

— Не поднимай, — сказала Роуз. — Из этого не выйдет ничего хорошего. Замети под стол и не обращай внимания. Пожалуйста!

— Я бы так и сделал, — сказал я. — Но там была сургучная печать. И она только что сломалась.

— Звучит как отмазка.

— Может быть, — сказал я. — Но скажи мне, что ты не можешь представить, что рисунок какого-то монстра на этом листке оживает и выползает наружу.

— Ну вот, теперь ты мной манипулируешь, — сказала Роуз. — Играешь на моём страхе.

— Ты не ответила на вопрос.

— Да, я могу это представить. Теперь ты доволен?

Я не был доволен. Я взял в руки выпавшую страницу. Снаружи было лишь два слова.

Моей наследнице.

Я развернул листок.

Моя наследница,

Раз ты зашла так далеко, то на это у тебя должна была быть серьёзная причина. Тебя загнали в угол, или у тебя не оказалось иных альтернатив. Могу себе представить, что сейчас ты ограничена во времени. Ступая на этот путь, помни, что любая спешка губительна. С этого момента ты должна действовать чрезвычайно аккуратно.

Я оставила тебе кое-что. Или может правильнее было бы сказать, кое-кого. Я назвала его Барбаторум — каламбур, который показался мне забавным. Он является одним из древних, обладающим определенной репутацией и несколькими упоминаниями в легендах о былом, но память о его имени была утрачена. Ты сможешь найти эти легенды и примечания к ним в Тёмных Именах, стр. 38.

Ты найдёшь его в комнате в башне, для входа в которую необходим ключ. Не входить в круг — первое из правил твоей безопасности, список которых я привожу здесь, так как не вижу для них более подходящего места. Смею надеяться, что упоминать о таких очевидных вещах не требуется.

Забудь о вежливости. Не приветствуй его, никогда не проси его и не благодари. Не спрашивай его о том, может ли он или хочет ли сделать что-то. Не давай ему пищи. Не предлагай никакой помощи. У этих слов и поступков в прошлом были иные значения. Они либо освободят его, либо дадут ему власть над тобой. Иногда это совсем небольшая власть, но порой лишь её ему не хватает чтобы достичь своих целей.

Прежде чем войдёшь в комнату в башне, сними с себя все металлические и отражающие вещи и убедись, что помещение остаётся неосвещённым. Какую бы физическую форму он не принимал, он существует в более абстрактном качестве. И если на какой-то поверхности появится его отражение, он сможет воплотиться в этой поверхности, а затем шагнуть из неё наружу, покинув круг. По этой же причине никогда не смотри прямо на него, даже на мгновение, иначе он отразится в твоих глазах. Будь уверена, если ты не нарушишь эти правила, он никогда не сможет покинуть круг самостоятельно.

Он воспринимает течение времени иначе, чем мы. Он будет сидеть в круге, в который я его заключила, пока не погаснет Солнце. Разговор для него никогда не прекращался, поэтому прежде, чем вступить в диалог, ты должна прочитать заметки о нём в Тёмных Именах, чтобы продолжить с того места, на котором остановилась я или кто-то другой из нашей семьи. Иначе твоя реплика может смутить или разгневать его. Ты можешь начать или прервать беседу с ним в любой момент, и он не заметит паузы. Он не разговаривает, а потому в общении с ним я использую стенографию жестов, список которых ты найдёшь на последней странице записей о нём. Прошу тебя поддерживать актуальность этих заметок для тех, кто придёт после тебя.

Если ты намерена заключить с ним сделку, воспользуйся одним из шаблонов, приведённых в «Тёмных контрактах», которые ты найдёшь справа от стола. Если ты ограничена во времени, советую начать со страниц 15, 17, 29 и 77. Не импровизируй: слова необходимо выбирать с большой осторожностью. В последней трети книги ты найдёшь список рекомендованных терминов с примерами, которые ты при необходимости можешь подставлять в шаблоны. Не прибегай в этом к помощи мистера Бизли или его фирмы. По вполне очевидным причинам, им не стоит доверять в подобных вещах.

Ещё раз о самом важном: не отводи взгляда от круга, храни молчание и работай по контрактам из моих книг. Ответы на любые возникшие у тебя вопросы ищи в моих записях. Мне жаль, что не могу лично помочь тебе в этом,

Р.Д.Т.

— Что там? — спросила Роуз. — У тебя такое лицо, что мне страшно.

Моё лицо? Я коснулся щеки.

— Ты выглядишь так, будто кто-то только что умер.

— Нет, — сказал я. — Нет.

Я положил письмо на стол, и оно соскользнуло на пол. Я поднял его с пола и снова попытался положить на стол, но край бумаги выскользнул у меня из пальцев, и письмо снова оказалось на полу.

На третий раз я поднял его и развернул, чтобы рассмотреть при свете лампы. Небесно-голубыми чернилами, едва различимыми на белой бумаге, на лист был нанесён рисунок, напоминающий руну, которую Лейрд рисовал сахаром.

Держа листок обеими руками, я положил его на стол, прижав к поверхности. Он остался на месте.

Когда я обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на книгу, которую брал с полки, порыв воздуха, вызванный моим движением, снова сдул письмо на пол.

Однажды потревоженное, оно стремилось остаться потревоженным.

В качестве эксперимента я немного надорвал лист с края, нарушив одну из небесно-голубых линий рисунка. На этот раз, когда я положил листок на стол, он остался лежать там.

— Блэйк, ты меня пугаешь.

— Она оставила нам кое-что, — сказал я.

— Кое-что?

— Кое-что Иное. По основной её специализации. Оно в комнате в башне.

— Нет! — Роуз теперь выглядела так, как наверно совсем недавно выглядел я сам.

— Я должен проверить, — сказал я.

На этот раз возражений не последовало. Скорее всего, она просто была так потрясена, что потеряла дар речи.

С матово-чёрным ключом в руке, я направился к стремянке, оттуда на третий этаж, а затем наверх по винтовой лестнице к комнате в башне.

Я осмотрел себя, затем снял джемпер на случай, если застёжка молнии могла что-то отражать. Я ещё раз проверил, что ничего не упустил, ощупав руками всё тело с ног до головы.

Ключ щёлкнул в замке. Позволив двери распахнуться настежь, я очень осторожно направил взгляд в угол комнаты и начал медленно осматривать помещение, избегая центра. Справа от меня располагалось круглое окно с мягкой кушеткой под ним. Наверное, когда-то давно это было отличное место для чтения. Сейчас окно было заколочено плотными ставнями. Старые книги на кушетке напоминали груду кирпичей. Слева от меня стояли стол со стулом. Все бумаги на столе были надёжно прижаты к поверхности тяжелыми предметами.

На полу... на полу виднелся круг, нарисованный чем-то белым. «Круг», впрочем, было не вполне подходящее слово, учитывая всю сложность концентрических колец и линий, покрывающих пол, обрамлённых узорами, надписями и геометрическими фигурами, а также другие меньшие круги, вложенные в первый и столь же причудливо украшенные.

Почти сразу я заметил неладное.

Ножницы, по-видимому, упавшие со стола, пересекали линии самого внутреннего из кругов построения.

Внутри никого не было.

Чёрт.

Очень медленно, с предельной осторожностью я потянул за дверную ручку. Мой взгляд был прикован к самому внешнему краю круга. Ножницы и обстановка комнаты оставались на периферии зрения до того момента, пока дверь, наконец, не закрылась, отсекая мне обзор.

Не знаю почему, но с закрытой дверью я почувствовал себя в относительной безопасности. Кем бы ни был обитатель круга, вряд ли дверь могла его остановить. Но от страха, который я испытывал, когда открывал комнату, теперь осталось лишь смутное ощущение тревоги. Сердце не колотилось — его удары были медленными и тяжёлыми. По пути с лестницы я подобрал брошенный джемпер.

Роуз перехватила меня на третьем этаже.

— Блэйк! У тебя совсем крыша поехала?!

У меня не было желания это выслушивать.

— Плохо слышно. Встречаемся в кабинете.

Я вошёл в секретную комнату, обошел по кругу вдоль перил к дальнему краю, спустился по лестнице вниз, и подошёл к зеркалу.

— Какого чёрта ты творишь?

— Я так понимаю, ты успела прочитать письмо, — сказал я. Возможность поговорить с Роуз и отвлечься от раздумий ощущалась как облегчение. Я думал о круге, и о том, что из этого могло вытекать. Но я ни малейшего понятия не имел, что нам теперь делать. У меня даже мысли связно строить не получалось, не то что читать.

— Вверх ногами, но да, прочитала. Нельзя идти общаться с демонами или с кем бы то ни было,не подготовившись и нихрена про него них разузнав!

— Я узнал всё, что нужно, — сказал я, повернул письмо и указал пальцем. — Этот демон — средство на случай чрезвычайной ситуации. Из тех, когда «ты в полной жопе и тебе срочно нужна большая пушка». Бабушка составила очень подробную инструкцию.

— Но нельзя убегать и что-то там проверять без досконального изучения вопроса. Ты хоть представляешь, сколько историй о нём собрано? — с каждым словом она всё сильнее повышала голос.

— Я обязан был проверить, — сказал я чуть более настойчиво. Затем, ощутив уверенность в своей правоте, добавил: — Подумал, вдруг оно могло убить Молли.

— Что?

— Слова Лейрда… Мне показалось, именно эта тварь и могла убить Молли, а Лейрд специально направлял нас на ложный след, утверждая, что знает, что именно её убило. Сказав это, он хотел заставить нас расслабиться, ожидая, что опасность исходит извне, в то время, как угроза исходит именно изнутри.

— И что? Всё равно нужно изучить записи об этой твари. Нужно знать, что ей говорить...

— Я не собирался с ней разговаривать, если бы она была там. Нет нужды читать предыдущие реплики, если мы не вступаем в диалог. Мне просто нужно было проверить, и моя проверка показала, что круг пуст.

— Я... Что? В каком смысле пуст?

— Ножницы упали на круг и нарушили одну из линий.

— Оно сбежало!?

— Я не знаю, — сказал я. — Дверь была заперта. Молли не пользовалась этим конкретным ключом, если только юристы не вплавили его снова в печать, когда расставили книги. Но мне так не кажется. Получается, прежде чем закрыть комнату, бабушка сама нарушила свои собственные правила и принесла туда что-то блестящее, да ещё и положила в таком месте, откуда оно могло упасть. Но это просто безумие. Если эта тварь может прыгнуть в чьи-то глаза, то она может запрыгнуть и в металл ножниц.

— Ты прав. Я не могу это представить.

— Вот именно, — сказал я. — И теперь, когда я произнёс всё это вслух, мне всё-таки кажется, что оно по-прежнему находится в той комнате.

— Не знаю, как ты пришел к такому выводу, — сказала Роуз. — Разве это не лучше для нас, если его там нет?

— Не знаю. Поэтому, сейчас я предлагаю заняться чтением, — сказал я, ощущая себя более собранным. Разговор с Роуз позволил мне успокоиться, разложить всё у себя в голове по полочкам. Что-то среднее между «лучший способ что-то понять — объяснить это другому» и «легче страдать в компании». — Давай узнаем побольше про этого Барба-как-его-там.

Я отыскал на полке Тёмные Имена.

— Такими вещами надо заниматься как раз до встречи с демонами.

— Роуз, — сказал я. Собранности хватило ненадолго.

— Раз уж возник такой повод, то я не хочу упускать его, и нам уже давно следует поговорить об этом. Сначала ты уходишь с Лейрдом, и я должна спасать твою задницу, а теперь ты просто...

— Роуз! — сказал я ещё громче.

Она замолчала.

— Дальше так продолжаться не может, — сказал я. — Ты ставишь под сомнение каждый мой шаг. Эти споры… Я через столько дерьма прошёл…

— Ну так и я тоже, если ты не заметил, — сказала она язвительно.

— Тебя пытались убить? — спросил я.

— Я же была там с тобой! Мы связаны, Блэйк. Если ты умрёшь, то я тоже наверняка умру.

— До этого, — сказал я. — До того, как всё это началось. Я говорю о времени, когда мне было семнадцать, когда я только стал бездомным. Тебя когда-нибудь избивали толпой из шести-семи человек только потому, что ты выбрала неправильное место для ночлега, и местная уличная банда решила, что ты украла их заначку? Может быть, ты убегала от группы подростков с травматами? По живой мишени стрелять ведь гораздо прикольнее, а тебя они вообще за человека не считают. Пули от травматов не проникают глубоко под кожу, но одна из них куда-то всё-таки попала, и рука у меня стала фиолетовой от плеча до ладони.

— Ты об этом не рассказывал, — сказала Роуз.

— Бывало кое-что и похуже. Есть вещи, о которых я не расскажу никому и никогда. Может быть, те, которые меня хорошо знают, о чём-то и догадываются, но даже с ними я не буду этого обсуждать. Я не пытаюсь вызвать жалость к себе — мне она не нужна. Я не пытаюсь использовать это, как аргумент в споре. Я только хочу сказать, что я и раньше попадал в передряги. И я до сих пор не сдох только благодаря своим инстинктам. Я не хочу, не могу и не буду идти против них.

— Сейчас я немного побуду стервой, — сказала Роуз, — но мне кажется, твои инстинкты не настолько хороши.

— Когда я оказался на улице, они были ещё хуже. Но я совершенствовал их, и остался жив и по большей части здоров, потому что оттачивал свои инстинкты. А затем нашел людей, которым смог довериться. И с их помощью я пришёл к состоянию, когда могу выживать самостоятельно. На самом деле я этим горжусь. И здесь я могу пройти этот путь ещё раз. Мне просто нужно время, чтобы во всём разобраться.

— У нас нет на это времени, — сказала она. — Такими темпами рано или поздно ты допустишь ошибку, а мы не можем себе позволить ни единой ошибки.

— Тогда помоги мне. Продолжай помогать. Пожалуйста. Мы одинаковые. Единственная разница в том, что когда-то давно я свернул на другую дорогу.

— И ты всё ещё идёшь по ней, — сказала Роуз. — Ты многого просишь, когда говоришь, что мне нужно довериться тебе, как расширенной версии меня самой. Я не уверена, что самой себе доверяю.

— Я всё равно прошу тебя об этом, — сказал я. — Прошу довериться и мне, и себе самой. Я готов с тобой всё обсуждать, но мне важно, чтобы это был диалог. Не надо критиковать каждый мой поступок, иначе это всё превратится в шум, а сомнения лишь заставят меня сделать ошибку. Мне нужна твоя помощь, твоё содействие.

— Хочешь, чтобы я удовлетворяла твои уникальные потребности? А обо мне ты вообще подумал? Я жила целые годы... то есть, я думаю, что помню о целых годах жизни в нашей семье. Это, если хочешь знать, не способствует развитию навыков работы в команде.

— Мой опыт этому тем более не способствует, — сказал я. Не считая последних пары лет. — Но я попытаюсь, если и ты попробуешь. Пожалуйста.

Она буквально буравила меня взглядом. Вид у неё был измученный. Мне пришло в голову, что, вероятно, со стороны я и сам сейчас выглядел не очень счастливым.

Не говоря больше ни слова, я раскрыл книгу и стал листать, пока не нашел нужную страницу.

Никаких картинок. Только текст.

Когда я посмотрел в зеркало, Роуз уже исчезла за рамой. Вскоре она появилась там со своей копией в руках. С глухим стуком её книга ударилась о поверхность стола.

— Страница тридцать восемь, — сказал я.

— Спасибо, — ответила она.

Существо, названное мной Барбаторум, относится к категории Insolitus Nex. Автор этого текста скептически относится к более строгой классификации, предоставляя читателям возможность самостоятельно определить степень его принадлежности к демонам или гоблинам, если они того пожелают. Доподлинно установить его происхождение представляется мне невозможным, но могу предположить, что оно имело место уже после зарождения человеческой цивилизации, учитывая общие черты принимаемых им обличий.

Существо было впервые связано автором этих строк 23 апреля 1953 года. Связать его было нелегко, и действовать приходилось практически наугад, учитывая всю скудность имеющихся по нему материалов. В итоге, автор использовал подход Ut Vires из методологии Contrarium. Абстрактная сущность связывается устанавливающим условия геометрическим построением в византийской нотации. Сейчас, спустя двадцать лет, эта методика всё ещё кажется автору наиболее предпочтительной.

Если другой практик решит приманить его, ему следует знать, что автор использовал следующее: груду свиных туш в одинаковой стадии разложения высотой в два метра, на каждой туше уже в разложившемся состоянии вырезано его имя, туши были подвергнуты охлаждению, чтобы синхронизировать процессы гниения; семь сосудов с горящими волосами, постоянно подкладываемыми, чтобы поддерживать непрерывный огонь; венцом даров был девственный и невинный годовалый младенец, помещенный на вершину груды. Чтобы ознакомиться с моими комментариями по данной методологии, читайте другую мою работу, «Тёмные контракты», глава четыре.

Автор не знает, какое свойство жертвы является ключевым — невинность или девственность. К счастью, у автора был доступ к ресурсу, отвечающему обоим этим параметрам. Ребёнок не пострадал и по большей части остался в неведении относительно происходящего.

Учитывая природу Барбаторума, автор рекомендует не использовать схожие методы для привлечения его внимания, потому что он запоминает, предугадывает и адаптируется ко всем применённым против него средствам. Он поддался связыванию печатью Сулеймана ибн Давуда спустя четыре месяца после первоначального пленения. Чтобы ознакомиться с печатью, см. «Иные», том первый, глава первая. Схема использованного автором построения, которое можно запирать или открывать одной единственной линией, может быть найдена в настоящей книге на странице пять вместе с перечислением условий вызова и рекомендуемым построением для заключения.

Принуждение Барбаторума к Стандартной клятве остаётся как дебютом на этом поприще, так и, на момент, когда автор пишет эти строки, самым выдающимся её достижением.

Тому, кто собирается любым образом взаимодействовать с Барбаторумом, следует ознакомиться с мерами предосторожности против абстрактных сущностей из книги «Классификация Иных: демонические сущности и темнейшие существа», глава четвёртая и с инструкциями по средствам атаки и защиты против Иных, представленными в работе «Ярость преисподней», глава вторая.

Когда я закончил, Роуз уже смотрела на меня. С чтением она справлялась быстрее.

— Младенец? — спросила она.

— Доступный ресурс, — сказал я, переворачивая страницу. — Похоже, дядя Чарльз или тётя Ирэн невольно стали героями нескольких бабушкиных книг.

— Я всё ещё ненавижу их, но теперь хотя бы начинаю понимать, почему они малость долбанутые, — сказала Роуз.

— На моей памяти это уже второй раз, когда упоминается этот Сулейман.

— Сулейман ибн Давуд, — поправила она.

— Могла бы ты поискать что-нибудь про него, пока я читаю про Барбаторума? Посмотри в оглавлениях других книг. Может, найдётся и что-нибудь про эту печать.

— Хорошо, — сказала Роуз. — Работаем в команде?

Я кивнул, а затем взглянул на этаж выше, где вдоль всех стен стояли шкафы. Чтобы лучше припомнить, я озвучивал свои мысли, показывая по очереди на стеллажи.

— Виды магии, шкафы первый и второй. Дальше идут книги с тематикой про Иных; это следующие два или три шкафа. Можно, я поверну зеркало?

— Да, конечно.

Я повернул зеркало, чтобы Роуз стали доступны нужные шкафы и лестница.

Затем вернулся к чтению.

Цирюльники, помимо основных своих занятий, когда-то также выполняли функции хирургов. Красный цвет на столбах парикмахерских является отсылкой к кровопусканию. Барбаторуму присущи качества обеих этих профессий. В некотором смысле это воин, способный с хирургической точностью поражать цели, против которых направлен. Повторяющийся сюжет самых ранних записей о нём повествует о том, как призвавший посылал его против своих врагов, почти всегда влиятельных и сильных, и которых он приводил к краху худшим из возможных способов. Он не помышляет зла против тех, кто его призвал, но получив возможность, извлекает максимальную для себя выгоду. По этой причине, он относительно безопасен для призыва при условии, что практик строго следует инструкциям. Он более полезен как оружие против врага, чем в качестве исполнителя желаний. Автор этих строк и трое её знакомых призывали и использовали его без каких-либо проблем.

До наложения печати Барбаторум был склонен посещать небольшие поселения и места, где идут войны, как во время, так и после сражений. Учитывая его природу, сложно получить свидетельства очевидцев о его участии в этих событиях. Непробуждённые в его присутствии чувствуют запах гнили, крови или жжёных волос. Иногда в месте, которое он посетил, находят грубо изготовленный, но чрезвычайно острый и прочный режущий инструмент, который по прошествии одного или двух дней безвозвратно исчезает.

На физическом уровне он разрезает своих жертв. Способности хирурга проявляются в его манере наносить максимально возможный урон, не приводящий при этом к немедленной смерти, хотя конкретные методы могут меняться одновременно с его физическим обличием. Если это требуется, чтобы продлить им жизнь, он может исцелять раны своих жертв, проявляя мастерство, выходящее за пределы современных медицинских стандартов. Вместо кровопотери, как можно было бы предположить, причинами смерти его жертв чаще всего становятся голод и обезвоживание, наступившие ввиду последующей за нападением изоляции и неспособности самостоятельно передвигаться либо позвать на помощь по причине отсутствия конечностей, зубов и языка либо повреждения органов чувств.

На абстрактном уровне Барбаторум наносит более серьёзный ущерб, который с трудом можно выразить в словесном описании. Вместо того, чтобы перечислять бесчисленное количество способов, которыми он способен навредить своей жертве, автор этих строк предпочитает обозначить несколько ключевых направлений, оставляя за скобками всё многообразие их сочетаний и вариаций. Есть основания полагать, что он способен отрезать свою жертву от высших сфер, навсегда и необратимо препятствуя получению любого хорошего воздаяния, что могло ждать её после смерти. Кроме того, он может лишить практика любых его способностей. Он может проникать во владения, не спрашивая разрешения. Тем не менее, он не может войти в дом, хозяином которого является непробуждённый (см. «Классификация Иных», глава четыре). Он способен преодолевать барьеры и стандартные средства защиты практиков. Как следствие, он является превосходным оружием против других практиков.

У Барбаторума нет постоянного облика, но он склонен сохранять одну и ту же физическую форму в течение нескольких лет, пока обстоятельства неизвестного характера не заставят его сменить её. Среди его предыдущих форм были: двуногая овца с облезлой шкурой и редкими клочками шерсти, толстый чудовищно обезображенный ранами от кнута мужчина, двое держащихся за руки детей, а также безногий человек на лошади. В каждом из принимаемых обличий он носит с собой какой-то инструмент с режущей кромкой. Более чем в половине задокументированных случаев он использовал парикмахерские, садовые или канцелярские ножницы. В каждом из его обликов в том или ином виде присутствуют отсылки к смерти, увечьям или недостатку волос (подробные описания конкретных обликов даны отдельно). Отсюда и отсылка к брадобрею.

— Ножницы — его часть, — сказал я больше для себя, чем для Роуз. Взглянув на зеркало, я увидел, что она листает книгу, облокотившись о перила на верхнем ярусе. Он оставил их там? Возможно ли это?

Барбаторум — немой, что несколько усложняет заключение сделок. Он примет к рассмотрению вплоть до семи ваших предложений и откажется от дальнейшего диалога. В этом случае его можно отпустить и призвать снова, но тогда ему необходимо предложить что-то другое. Среди прочего, он может предложить свои выдающиеся способности в медицине в обмен на кровь практика в объёме достаточном, чтобы потерять сознание (примите меры, чтобы случайно не пролить её на круг). Он может предложить увеличить отпущенный практику срок жизни в полтора раза, но не более, чем на двадцать пять лет, ценой за это будет запах гнили, крови и жженых волос, который практик будет чувствовать постоянно. Он может предложить сделать так, чтобы ваши режущие инструменты никогда не затупились, в обмен на содранную кожу практика в объёме двух полных пригоршней.

Следом шли две нарисованные чёрными линиями схемы построений с указанием размеров элементов и описание ритуала призыва. Всю оставшуюся часть занимали задокументированные истории. Изувеченные, доведённые до безумия люди. Человек, лишенный конечностей, который безнадёжно пытался напиться из вымени домашнего скота. Слепец, лихорадочно царапающий на камне бесконечные послания своим близким, ставшим жертвами этого «брадобрея», сначала камешком, затем ногтями, когда не осталось других инструментов, потом кровью и оголёнными костями собственных пальцев. Эта последняя история описывала практика, который попытался связать брадобрея и потерпел неудачу.

Я дошел до последней страницы. Каждая строка начиналась с реплики и заканчивалась аббревиатурой. «Я меняю условия контракта». ctuvag. «Я меняю условия контракта». cvtuaa.

— Ну что? — донёсся из-за моей спины голос Роуз.

— Я думаю, он всё ещё в круге, — сказал я. — Иначе я бы сейчас с тобой не разговаривал. Похоже, мы не можем воспринимать его, пока не пробуждены, поэтому я его и не видел. Жуткий парень.

Роуз кивнула в знак согласия.

— Отсылка к абстрактным сущностям — фактически уточнение той информации, которая была в её письме. Инструкции по атаке и защите могут быть актуальны только, если он покинет круг. Ещё тут куча графиков и схем. Описание, чему стоит уделить особое внимание, какие элементы и предметы против него эффективны.

— Кровь, жженые волосы, гниль, — сказал я.

— Тут немного про другое. Вроде как в Началах, зловредные Иные будут болезненно реагировать на очищающие субстанции и символы, вроде соли и проточной воды. Свежая древесина помогает против мёртвых.

— Железо против созданий природы, — сказал я.

— Верно. Но он не вполне материален; к нему нужно готовиться заранее, выполнив сразу несколько требований. Это как нарисовать узор на бейсбольной бите и врезать ей по нему. Очень грубая аналогия, но принцип тот же.

— Чтобы суметь поразить его абстрактную суть, — сказал я. — Понял.

Она подняла ещё одну книгу и показала мне рисунок смуглого мужчины в нелепой маленькой золотистой шапочке и с роскошной бородой.

— Сулейман, — объяснила Роуз. — Царь и волшебник. Он был первым из практиков, кто по-настоящему работал на благо человечества и достиг в этом значительных успехов. Он устанавливал правила и заключал договора, планомерно бросая вызов самым сильным и могущественным Иным, каких только мог найти; связав их, он использовал их против остальных. Он положил начало целой эпохе, когда люди перестали быть игрушками Иных и смогли основать цивилизацию.

— Ясно, — сказал я. — А что на счёт печати?

— Формальное признание со стороны Иных, что они не будут вмешиваться в дела людей без серьёзных причин, будут соблюдать определенные правила, а практики оставят их в покое. Иные обычно носят на себе символ или предмет, символизирующий эти соглашения. С течением времени этот символ обрёл силу сам по себе. Печать физически меняет Иных, но и даёт им определённую защиту против нас.

— В Началах были какие-то упоминания об этом соглашении. Очень расплывчатые.

— Потому что само соглашение расплывчатое, — сказала Роуз.

Я взглянул на неё, ожидая пояснений, но она лишь пожала плечами.

— Теперь мы знаем, чем занималась наша бабушка, — сказал я, удержавшись, чтобы не добавить «и я хотел узнать об этом с самого начала, но ты запретила мне открывать ту книгу». Вслух я добавил: — Мы не сможем узнать, остался ли он в круге, пока не пробудимся. Что мы в любом случае должны будем сделать.

— Готов приступить к следующему шагу из списка?

Я кивнул.

— Мой круг уже готов, — сказала она. — Нужна помощь?

Я бы справился и сам, но мне было приятно, что она готова мне помочь.

— Да, пожалуйста.

Вместе мы проанализировали все шаги. Сначала круг, затем замеры и построение ещё пяти малых кругов, расположенных по окружности на равном расстоянии друг от друга. Влажной тряпкой я аккуратно стёр линию большого круга, которая пересекала малые посередине, затем вписал в каждый из них по символу.

Ещё один круг, значительно больше предыдущего, охватывающий всё начерченное ранее. Шесть нанизанных на него малых кругов на рассчитанных мной расстояниях. Я аккуратно обвёл каждый из них.

И, наконец, третий круг, включающий все остальные, и семь малых кругов на нём.

— Ты справился гораздо быстрее, чем я, — сказала Роуз.

Я пожал плечами.

— Зато ты читаешь быстрее. Что дальше?

— Шкафчик, — сказала Роуз. — Нижняя полка, в самом левом углу.

Я открыл шкафчик. Нижняя полка, левый угол... Пусто.

Я снова взглянул в зеркало и покачал головой.

— С моей стороны они были, — Роуз держала в руке чашку с кристаллами.

Теперь, когда она показала, что искать, я смог найти их. Чашка, кристаллы... ага, мешочки с другими ингредиентами. Всё на средней полке, сдвинуто к одной из боковых стенок. Кто-то собрал их вместе.

В каждый из малых кругов внешнего и внутреннего кольца я поставил по позолоченной чаше. Раскладывая ингредиенты по местам, я проговаривал вслух каждый свой шаг.

— Кристаллы... мирра... елей... специи...

— Остролист и ягоды остролиста, — сказала Роуз в ту же секунду, когда я произнёс:

— Сырое железо.

Мы обменялись взглядами. Я встал и сверился с книгой.

— Странно — сказала Роуз. — У меня написано «остролист».

Я подошел к зеркалу с раскрытой книгой в руках. Мы показали друг другу страницы. Они выглядели почти как идентичные отражения. Тем не менее, текст инструкции и символ, относящийся к одному из малых кругов, отличались.

— Проделки бабушки?

— Не знаю, — сказал я. — Молли могла поменять местами ингредиенты в шкафчике, но... не думаю, что она переписала целую книгу.

— Вопрос в том, что нам теперь с этим делать, — сказала Роуз. — Провести разные ритуалы? Или мне лучше использовать твой ритуал, считая, что он правильный? Или наоборот?

— Если это какая-то подстава, — озвучил я свои мысли, — то кого из нас двоих подставили?

Ещё около минуты мы просидели в раздумьях. Затем мы начали вместе пролистывать страницы наших книг в поисках других несоответствий.

Во всём остальном книги были идентичны.

Ненавижу, когда утыкаешься в тупик и не можешь двигаться дальше. В такие моменты я испытывал чувство, словно проблема начинала душить меня.

Я вернулся к мешочкам и стал осматривать их. Не содержимое, а сами мешочки. Остролист... Железо...

Узел на мешочке с остролистом отличался от других. Затянут туже и аккуратнее остальных. Мешочек был полным.

— Покажи-ка мне свои ингредиенты, — попросил я. — Те, которые ты не трогала.

Роуз показала.

Её мешочек с железной рудой был завязан так же туго, как и мой с остролистом.

— Молли использовала железо, — сказал я. — Думаю, что я сделаю так же.

— Слепая вера? — спросила Роуз.

— Бабушка... — сказал я и замолчал, пытаясь подобрать правильные слова. — У меня нет ощущения, что она активно пытается нагадить. Это скорее... ненамеренный подъёб.

— Ненамеренный подъёб, — повторила Роуз.

— Она не стала бы нас подставлять. И я не могу представить, кто ещё имел возможность и стал бы это делать.

— Ты веришь женщине, которая призвала демона, способного прыгнуть людям в глаза, и которая заперла его для нас на чердаке, на всякий пожарный случай?

— Я не хочу верить, но мне кажется, придётся. Тебя я ни к чему не принуждаю, — сказал я, переставил лампы из углов поближе к кругу и зажёг от них большие свечи.

— Ну, значит я использую остролист, — сказала Роуз.

Я услышал приглушенный звук, с которым ягоды остролиста упали в её чашу. Мои куски железа громко звякнули.

— Для среднего кольца — более абстрактные вещи, — сказал я. Роуз помогла мне найти предметы, которые она сама уже нашла.

Кинжал. Песочные часы. Ловец снов. Маленький серебряный череп. Монета.

— Вот ты меня и догнал, — сказала Роуз. — У меня тут проблема. Дальше по списку идут роза и личная вещь.

— Первое я видел на кухне. Ну а второе ты должна выбрать сама.

— Ещё нужны символические подношения для Иных. Надо, чтобы ты отнёс зеркало на кухню. Я заберу и розу, и всё остальное.

Это заняло у нас немало времени. Мелисса, молоко, овощ, сожжённый до состояния золы, мёд, мясо и алкоголь. Я вынул розу из воды. Она уже увяла и высохла, но это не имело значения.

— Моя еда выглядит скверно, — сказала она. — Примут ли моё подношение, если им не понравится молоко?

— Оно что, испортилось? — спросил я.

— Нет, но я даже не уверена, что это молоко. Может, это просто иллюзия.

— Но ведь главное — это намерение, верно? — спросил я.

— Не уверена, — сказала она. — Здесь это может оказаться важным.

Я отставил вино, чтобы спуститься за ним позже. Руки и так были заняты. Пока же я просто скинул всё, кроме розы, в одну чашу.

Основные предметы во внутреннее кольцо. Кинжал, песочные часы и всё остальное в среднее... Остался один пустой круг. Предмет, характеризующий мою личность.

Я не привёз с собой много вещей. Наверно, где-то в кабинете можно было найти кисточку для рисования, но... я почувствовал, что она мне не подойдёт.

Я пошарил по карманам, и вытащил брелок с ключами. Среди них были и ключи Джоэла.

Я взвесил их на ладони. Тут не было моих ключей от мотоцикла, — их я бы выбрал в первую очередь — но... похоже, мне это подходит. Ключи открывают двери. Они дают свободу, воплощают права на собственность, защищают её. И кроме того, среди них были и ключи моего друга...

Я не любил оставаться кому-то должен. Вот почему я настоял, чтобы взяла деньги женщина, которая меня подвозила. И по той же причине взамен на его ключи я отдал Джоэлу ключи от мотоцикла. Это было очень важно для меня — возвращать такие долги.

Да, они подойдут. Я положил ключи в пустой круг.

Затем я разместил еду. По одному подношению для каждой из чаш во внешнем кольце.

— О! Следующий пункт забавный, — сказала Роуз.

Я сверился с книгой.

Проводить ритуал следовало обнаженным.

— По очереди или одновременно? — спросила Роуз.

Я не знал. Уже открыл рот, чтобы сказать об этом, но почувствовал, что один из вариантов мне нравится больше:

— Одновременно.

Мы сняли одежду и сели в центры своих кругов, спиной друг к другу; зеркало стояло посередине. Мне пришлось ещё раз встать, чтобы взять книгу и положить её у своих скрещенных ног.

Остался только сам ритуал. Я оглянулся по сторонам и отметил, насколько темнее стало в комнате, когда масляные лампы переместились ближе к центру. Я нагрел воск в основании каждой свечи и по очереди расставил их на полу вокруг окружности. Взял ещё одну свечу и щипцы. Зажёг фимиам. Нагрел металлическую руду.

Подождал, пока она нагреется ещё сильнее.

Ну хорошо, чтобы руда стала ощутимо горячей, понадобилось немало времени. Я поспешно положил её на место и тихо вынес свечу за пределы круга.

Вот и всё. Я оглянулся через плечо и увидел Роуз. На фоне ламп были видны края её плеч, волосы и очертания лица. При наших позах трудно было разглядеть что-то ещё, но так и было задумано.

Я слегка кивнул.

Мы начали чтение одновременно. Каждая строка шла в трёх вариантах: один — на иностранном языке, который я не сумел определить, второй — фонетическая транскрипция, последний — перевод.

Когда мы делали заминки, наши голоса немного разбредались. Первые четыре или пять строк мы заканчивали несинхронно, и первый дожидался отстающего.

Следующую строку мы произнесли почти нараспев; в слогах начал проступать некий ритм.

Круг сдвинулся, чаши заскользили по полу. Вместе с ними смещались и построения. Передо мной оказалась другая чаша.

Ещё одна строчка.

Круг снова сдвинулся. Я не посмел оглянуться на Роуз. Похоже, мы поймали ритм, и читать теперь стало легче. Темнота за пределами круга сгущалась. Я сконцентрировал внимание на внутреннем пространстве.

Я чувствовал, будто бы мир сжался до размеров круга, в центре которого я сидел. Взгляд скользил по фонетическому подстрочнику, но периферическим зрением мне удавалось выхватывать отдельные куски перевода из нижних строчек; значение произносимых фраз прояснялось. Не каждое слово, но общий смысл, ключевые акценты.

Простые вещи, основополагающие понятия.

Чаша с благовониями скользнула куда-то вправо и вниз, словно погружаясь в пол. Я не стал смотреть, убеждённый в том, что если отведу взгляд от текста, то собьюсь с темпа и разрушу иллюзию.

Кинжал занял место чаши с благовониями.

Я хотел продолжить чтение, но в книге не было слов. Я готов был поклясться, что они там только что были. Наступило гнетущее молчание.

— Война, — сказал я, просто чтобы нарушить тишину.

Я услышал, что Роуз за моей спиной поняла мою идею.

— Война.

Круг возобновил движение. Я почувствовал облегчение. Передо мной оказались песочные часы.

— Время, — сказал я одновременно с Роуз. Что-то, чего нам постоянно не хватает, о чём мы постоянно думаем. Что-то представляющее для нас опасность. Специализация Лейрда.

Ловец снов — обруч с переплетёнными нитями.

— Сон, — сказал я.

Но Роуз одновременно со мной сказала:

— Судьба.

Круг сдвинулся. Небольшой серебряный череп. Обманчиво маленький. Несомненно, очень дорогой. Он блестел на свету.

— Рок, — сказал я.

— Смерть, — сказала Роуз.

Старая монета из тех далёких времён, когда на них ещё не чеканили стандартных изображений.

— Удача, — сказал я.

— Раздор, — сказала Роуз.

Увядшая роза.

— Семья, — сказал я.

— Я, — заключила Роуз.

Затем шёл личный предмет.

Почему-то этот этап казался мне самым важным. Весомее всего остального.

Здесь не нужно было называть первую пришедшую в голову ассоциацию. Сейчас от меня требовалось что-то совершенно другое.

— Для всех и всего, что слушает, — сказал я и услышал, как Роуз тоже начала что-то говорить за моей спиной, но её слова заглушались моими. — Для самого себя, а не для кого-то конкретно, я должен сказать, что не выбирал этого пути. Я делаю это для своей семьи, из уважения к прошлому, когда мои сёстры ещё были моими друзьями. Чтобы уберечь их от судьбы Молли. Я делаю это также из уважения к настоящему. Ведь даже если я не люблю своих сестёр, я не хочу, чтобы они попали в такую ситуацию и были убиты. Я делаю это для своей будущей семьи, чтобы мои дети и их потомки были свободны от бремени нашего семейного долга, который лёг на наши плечи. Кроме того, думаю, что я делаю это для своей настоящей семьи. Для друзей, которые появились у меня и поддержали в то время, когда я больше всего нуждался в помощи. Чтобы я мог показать, что их старания были не напрасными. Ради прошлого, настоящего, будущего и… более абстрактного.

Помедлив секунду, я продолжил:

— Я делаю это для себя и для Роуз. Потому что это несправедливо — то, что случилось со мной, а с ней — тем более.

Круг продолжил движение. Связка ключей сместилась дальше в сторону или, если быть точнее, скорее не по кругу, а вниз по спирали, в середине которой сидел я. Сейчас я уже не мог разглядеть поверхности пола. Только линии и чаши.

За моей спиной Роуз ещё продолжала говорить, но её голос слышался будто в значительном отдалении. — ...а не тенью.

Передо мной оказался очередной круг. Мёд.

Я сверился с книгой и продолжил чтение фонетической транскрипции.

Пока я читал, передо мной прошла каждая из чаш с едой. Сейчас я сильнее, чем когда-либо, чувствовал смысл преломления хлеба. Это словно оставлять корзинки с подарками у дверей соседей, когда переезжаешь на новое место.

Движение круга унесло последнюю чашу. Остались только линии.

Я продолжил читать. Всё больше слов. Теперь мне было не сложно сопоставлять их с переводом.

«Слово моё связано и связывает. Отныне я прошу вас уважать его силу».

«Я волен в делах своих, но и дела мои имеют вес».

«Такова моя клятва».

Линия сместилась, и вот она уже не окружала меня, она тянулась мимо меня, как разделительная полоса на шоссе перед мотоциклом, который слегка уходит в сторону.

Полоса достигла меня, скользнула под коленом, а потом под ногами. За несколько секунд она прошла подо мной целиком. Я обернулся и увидел, что она замерла сразу за моей спиной.

Только темнота, прямая белая линия и я.

Затем из темноты начали проступать другие линии. Не те, что принадлежали исчезнувшим ранее кругам — они тянулись в других направлениях.

Когда я встал, мои ноги дрожали.

Я чуть не упал, когда одна из линий, двигаясь откуда-то сверху, прошла через плечо.

Я был рад, что мне удалось удержаться на ногах. Я не был уверен, есть ли за спиной пол, который мог остановить падение. Ступни не ощущали твердой поверхности.

Линии стали толще и более значительными. Теперь я мог видеть гораздо дальше. Я видел все круги, плывущие по линиям, словно планеты по орбитам вокруг чего-то, чего мне не было видно. Целая планетарная система вокруг меня. И я был её частью.

Мне стало понятно, что постоянно чувствует Роуз, что это значит — быть не вполне живым. Моё тело было тут лишь потому, что этого требовало моё чувство самоосознания.

Я открыл глаза и снова оказался в своём теле.

Линии от мела расчерчивали пол, образуя всё те же круги, что и раньше, но теперь они увеличились в размере и сдвинулись в сторону относительно меня. Линии в нескольких местах перекрещивались, а расстояние между чашами увеличилось в пять-десять раз. В результате все они оказались разбросаны по комнате, сохранив при этом вертикальное положение. Благовония все еще дымились, но еда исчезла.

Книга лежала на полу передо мной. Я потянулся, чтобы проверить, не осталось ли каких-то инструкций, но затем замер.

Я увидел, как птицы хлопают крыльями прямо на моей коже. Они двигались, а ветви, на которых они сидели, слегка покачивались. Акварельный пейзаж тоже ожил.

— Ты в порядке? — спросила Роуз.

Я начал было говорить, но осёкся. Мне следует быть осторожным.

— Кажется, у меня галлюцинации, — сказал я, взглянув в её сторону, и увидев её сидящую перед зеркалом. Она поджала ноги и обняла колени руками, прикрывая свою наготу. Я повернулся, отступил за стол, затем натянул на себя трусы и джинсы.

До меня донесся звук перелистываемых страниц.

— В книге говорится, что нужно научиться управлять своими новыми чувствами. Если не справишься, они могут поглотить тебя, и ты не сумеешь вернуться в реальность.

— Да, кажется, припоминаю.

— Тут предлагается несколько практических приёмов, можно выбрать то, что лучше всего тебе подходит. Закрыть глаза, но не двигая веками. Или нужно попытаться сфокусировать взгляд и найти такое состояние, когда ты не фокусируешь, а делаешь нечто иное. Со временем это станет так же естественно, как управлять своим телом. Кому-то это даётся легко, кому-то — сложно.

Я заметил, что чаши всё ещё двигаются. Линии продолжали блуждать по полу. Одна из чаш, скользившая в сторону стены, звякнула, натолкнувшись на ножку тумбочки.

— Как у тебя всё прошло? — спросил я, застёгивая джинсы.

Но Роуз уже не было в зеркале.

Я огляделся вокруг. Появились и другие вещи, которые изменили свой вид. Некоторые надписи на книгах, когда на них падал свет, слишком уж сильно поблёскивали. Текст на порванном письме выделялся ярко-синим цветом в месте разрыва, в то время как остальная половина оставалась почти невидимой.

Я закрыл глаза, выдохнул, а затем открыл их.

Теперь комната выглядела нормально, если не считать линий от мела и стоящих в странных местах чаш.

Я сделал наоборот: закрыл глаза, глубоко вдохнул и открыл их.

Вокруг снова были следы жизни. Там, где кончался кабинет и начинался коридор, в воздухе летало что-то почти невидимое, словно пылинки, парящие в рассеянном свете. Словно искривлённое пространство создавало что-то вроде преломления света.

Когда я сосредоточился на пылинках, они стали заметнее, и теперь я мог видеть, что они заполняли всю комнату.

Я протянул руку, чтобы поймать одну.

Она закружилась, сделав небольшой кувырок и пролетев между пальцами до того, как я успел сомкнуть их.

Я сделал то, что делал раньше, на этот раз не закрывая глаз.

Эффект померк.

Я снова вернул его, но теперь уже не используя фокусы с дыханием или открыванием глаз.

Всё получалось само собой.

Я ещё раз проверил, не появилась ли Роуз, и, убедившись в её отсутствии, взял в руки книгу. Ещё раз прочитал главу, посвящённую пробуждению и взору. Теперь, благодаря соглашению, давным-давно заключённому между первыми практиками и Иными, я мог видеть то, что было сокрыто от простых людей.

В зависимости от своей специализации практики делились на категории. Некоторые, встав на этот путь, учились воздействовать на мир способами, гармонирующими с их волей и телами. Кто-то управлял духами, подчиняя их и вселяя в предметы. Кто-то работал с Иными. Множество школ, долгая-долгая история создания и совершенствования искусных техник, бездна возможностей.

Теперь я не чувствовал себя беспомощным. Я ещё ничего не умел и мог только видеть, но уже это давало мне ощущение спокойствия, словно ноша на моих плечах стала чуть легче.

Когда я окажусь на совете, это чувство неизбежно исчезнет.

— Роуз, — спросил я. — Ты одеваешься?

Я подошел к зеркалу.

Её круг всё ещё был на полу. Линии, в отличие от моих, не сдвинулись. Рисунок не изменился.

Я вдруг понял, что не знаю, что она выбрала в качестве своего персонального предмета.

Я взглянул на её средний круг. Монета, череп, ловец снов...

— Мне кажется, у меня не получилось, — сказала Роза, выступая из-за края, раньше, чем я сумел увидеть последний предмет. Теперь она была одета.

— Не получилось? — спросил я. — Почему ты так думаешь?

— Что-то произошло. Я...

— Что ещё? — спросил я.

У неё был подавленный вид. Она бросила на меня быстрый взгляд и вновь опустила глаза.

— Я почувствовала что-то, когда произносила свою клятву. Я тоже могу видеть иное, но мне кажется, что в моём случае это сработало по-другому. Не так, как с тобой. Наверно, я облажалась. Я дала обет впустую. Я потеряла способность врать и не получила ничего взамен.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Я не уверена, но… мои подношения никто не взял, в отличии от твоих. Всё осталось неподвижным, насколько я могла заметить. Я… не думаю, что при помощи взора на этой стороне можно что-то увидеть, потому что тут вобщем-то не на что взирать.

— Давай проверим, — сказал я, переступил через кинжал и направился к столу. Положив книгу, я нашёл нужную страницу, половину которой занимал рисунок. Сложный символ со вспомогательными стрелками, подсказывающими, в каком направлении его лучше чертить. Спираль, проведённая снаружи вовнутрь, и треугольник, одна из вершин которого располагалась в центре спирали. Всё выполнялось в одно касание.

— Первые упражнения? — я услышал, как она тоже зашелестела страницами.

— Да, — сказал я. — Шаманизм, движение.

— Ты должен пролить кровь, — сказала она.

Я нагнулся и подобрал кинжал. Помедлив мгновение, я порезал подушечку своего среднего пальца.

— Господи, Блэйк.

Я нарисовал знак на кружке, в которой стояли ручки с карандашами.

Когда использовал взгляд, то увидел пылинки, летающие вокруг и сквозь неё.

Я сделал жест, и они среагировали на него. Кружка дёрнулась вперёд сантиметров на пять и упала на пол.

Я вернулся к зеркалу и посмотрел на Роуз.

Она сделала жест, но книга, которую она выбрала в качестве цели, осталась на месте.

— Попробуй что-то поменьше.

— Не важно, — сказала она тихо, — потому что это не кровь. Я не могу предложить ничего стоящего, и здесь нет никаких духов, которые могли бы отозваться на мой зов.

— Может, стоит попробовать что-нибудь другое?

— Это не важно, — сказала она снова. — Мне уже всё равно.

— Осторожней со словами, — сказал я. — Они теперь имеют силу.

Её голос звучал так, словно она вот-вот расплачется.

— На тот случай, если не увидимся до того, как ляжешь спать, желаю тебе спокойной ночи. Мне надо побыть немного в одиночестве.

Мне хотелось как-то утешить её, но я не знал, что сказать.

— Роуз, — начал я, но она уже ушла. Я повернул зеркало ей вслед. Она вздрогнула и, споткнувшись, чуть не врезалась в стену.

— Что? — спросила она в явном раздражении.

— Я собирался пойти ещё раз проверить брадобрея, если ты не возражаешь. Я не буду ничего делать или говорить. Просто мне кажется, что надо проверить.

Она, не говоря ни слова, кивнула.

— Мне жаль, — сказал я.

— Знаю, — отозвалась она и с усталой и безрадостной улыбкой добавила. — Ведь теперь ты не можешь врать.

Сказав это, она шагнула за раму.

Я тщательно проверил себя так же, как в прошлый раз, затем открыл дверь в башню. На этот раз я смотрел, используя взгляд. Я устремил глаза в пол и наблюдал за центром круга лишь периферическим зрением.

Он всё ещё был пуст.

Я почувствовал дрожь в животе — одно физиологических проявлений страха. Книги описывали его весьма туманно, но что если сейчас эта наводящая на меня ужас непонятная тварь, способная причинить мне разные невыразимые ужасы, была на свободе?

Опустив глаза, я пытался думать.

Когда он возник, это было так неожиданно, что я едва машинально не взглянул на него.

Он выполз наружу из ножниц. Из отражающей поверхности — в центр круга.

Смуглый мужчина с седыми растрёпанными длинными волосами и проплешинами повсюду. На его лысой голове было больше кожи, чем волос. Он был старый, высохший, со вздутым животом и с кожей, покрытой какими-то пятнами.

Других деталей разглядеть было нельзя, не взглянув прямо на него, а я смотреть не собирался.

Старый мужчина, индиец или араб, истощённый настолько, что у него вздулся живот.

Он нагнулся и поднял с пола ножницы. Нарисованный круг, который они пересекали, исчез, словно это был лишь солнечный зайчик, случайная игра света, созданная отражением от металла.

Он повернулся спиной ко мне и сел на пол своим костлявым задом, а затем воткнул ножницы себе в ногу. Так садовник мог воткнуть в землю садовую лопатку, чтобы она оставалась под рукой, когда снова ему понадобится.

Барбаторум наклонился и положил свою тощую руку между рукоятками ножниц, заставляя их разомкнуться и раздвинуть края раны на ноге. Комнату заполнило зловоние.

Он не обращал на меня внимания.

Я был этому только рад. Не отводя глаз от пола, я аккуратно закрыл дверь.

Нужно было готовиться к собранию совета.

6 февраля, 1931.

Эти слова предназначены лишь для меня одной, и ничто из написанного здесь не является договором или соглашением.

Дорогой Дневник

Я хотела с самого начала написать «дорогой Дневник», но папочка очень строг к тому что я пишу и как. Папуля сказал что когда ведёшь дневник учишься лучше писать и это очень важно, но я должна писать эту фразу в начале каждой новой записи. Папочка сказал что не будет читать мой дневник но если я не буду писать это в начале каждой записи он меня выпорет. Я спросила откуда он узнает если не будет читать а он ответил что просто узнает и всё. Я ему верю.

Я старалась быть очень очень очень осторожна, когда спросила папочку будет ли это обычная порка или серьёзная порка, и он спросил меня помню ли я тот раз, когда он выпорол меня, и я пи́сала с кровью. Я сказала, да я помню, и тогда папуля стал очень злой и сказал, что если я не буду каждый раз писать эту фразу он выпорет меня ещё сильнее. Потом он сказал что не уверен что это сработает и я не должна врать, даже если буду её писать.

Мне нужно объяснить, что случилось тогда, потому что ты мой дневник и ты не знаешь ничего, кроме того, что я уже написала. Тот случай был когда я играла с Перл, хотя мне было недвасмыслено сказано, что нельзя. Она сказала мне что знает одну хорошую игру, и она дала мне подержать одну из своих кукол, потом она взяла меня за руку, и мы пошли вместе. Она сказала, что часть её игры в том, что мы с ней должны зайти в сарай. Её сёстры и старшие кузины уже были там и у них у всех были палки и разные штуки. Они начали бить меня снова и снова не давали мне встать и не отпускали меня.

Мне повезло, что в семье Перл все кроме папы девочки, и они не очень сильные. Я поджала под себя руки и ноги, а потом я закричала то, что папочка сказал мне кричать, если кто-то нападёт на меня и я пойму что не смогу убежать. СВОЕЙ ПРОЛИТОЙ КРОВЬЮ Я ПЛАЧУ ТЕБЕ ФУРФУР. СВЕРШИ МОЮ МЕСТЬ. Папочка сказал, что это будет убедительно, а если Фурфур и услышит меня, то мне будет не намного хуже. Я запомнила это потому что Фурфур звучит как ужасно дурацкое имя.

После того, как я это сказала, Перл со своими сёстрами и кузинами убежала и я пошла домой. Я плакала всю дорогу до дома, и я падала много раз, потому что мои ноги болели. Я даже разбила свою нижнюю губу и щёку, пока шла по дороге к дому, потому что он стоит на холме, а подъём очень крутой.

Когда я пришла домой, я рассказала папочке, что случилось, и он стал очень очень очень злой. Я испугалась, что он выпорет меня, но он только помыл меня и вытер кровь. Он много меня спрашивал про то что случилось, играла ли я с Перл раньше и как я добралась до дома. Потом он спрашивал меня про Перл, и где мы играли, и видела ли я, чтобы Перл шла играть после воскресной школы. Потом он уложил меня в постель и сказал, что завтра я не пойду в воскресную школу.

Я забыла, что мне не нужно идти в воскресную школу, и я проснулась, а папочка сидел в гостиной с кружкой и смотрел в окно. Было страшно, потому что у него был такой злобный и сердитый взгляд, как иногда бывает, когда он меня бьёт, и он был в той же одежде, что и вчера, и он не побрился. Он не сказал ничего только ещё раз повторил, что я должна оставаться дома и ушел.

Потом он вернулся и потом переоделся и побрился и мы сели завтракать и папочка сказал мне, что бы ни случилось, дальше мне запрещается плакать.

Раздался стук в дверь и пришла мама Перл в своём лучшем воскресном платье. Папочка сделал чай и налил кружку маме Перл и налил мне кружку и налил чаю себе, а потом они говорили обо всём кроме меня и Перл. Он выглядел и вёл себя страшно, и она тоже только по-другому. Потом мама Перл спросила про волосы, и он засунул руку в карман и достал прядь светлых волос, завязанных в узел посередине, и положил их себе на колено.

Она попросила отдать их, и он сказал, чтобы она пообещала, что у него не будет проблем и что я больше не пострадаю от её дочери. Они пожали руки, и он отдал ей волосы. Она спросила, все ли это были волосы, и он сказал что да. Потом она спросила может ли она ему доверять и он улыбнулся и ответил что нет, но у неё нет другого выбора.

Я не знала откуда у него волосы, пока на следующий день не пошла в школу и не увидела, что у Перл волосы подстрижены короче, чем почти у всех мальчиков. Миссис Пакман сказала, что это из-за вшей, и нам нельзя смеяться, но я знала настоящую причину. Даже несмотря на то, что Перл и её сёстры побили меня палками, мне было очень её жалко, потому что Перл очень нравились её длинные волосы. Даже если их заплести в косу, они доставали ей до пояса. Теперь она даже не смотрела в мою сторону, и она выглядела напуганной.

И только когда всё закончилось, папочка меня выпорол. Это было почти так же больно, как когда меня колотили палками, потому что я уже была побита. После этого я пи́сала с кровью. Пи́сать было больно и я стучала ногами по скамейке перед унитазом, чтобы отвлечь себя, пока папочка не велел мне прекратить.

Он спросил, усвоила ли я урок и я сказала да. Он спросил, в чём заключался урок, и я сказала что мне нужно слушать то, что мне говорят. Он спросил, почему я должна слушать, и я сказала, что если я не буду слушаться, то все будут меня бить. Он сказал, что это достаточно близко к правде.

Если честно, то я бы сказала, что от обиды мне было почти так же больно. Хотелось бы мне понять, почему так случилось. Папочка сказал что меня обманули, но я сказала что не могу поверить, что кто-то из детей моего возраста может придумать такую хитрость и позвать других детей, чтобы ждали меня в сарае, как это сделала Перл.

Папочка сказал, что члены семьи Дюшан могут сделать и не такое, потому что они боятся меня, и поэтому я никогда никогда никогда не должна с ними дружить. Я спросила, даже когда я вырасту, и он сказал, что когда я стану взрослой, я сама буду знать, что мне делать, а если ошибусь, то буду сама виновата.

Я думаю, что с этого времени мне стали сниться плохие сны. Каждую ночь, много ночей подряд. Однажды ночью папочка пришел и взял меня на руки и отнёс в свою кровать. Он сказал, что мне можно плакать, но только ночью и только когда моя голова лежит на подушке. При свете дня мне нельзя плакать и нельзя проявлять слабость. Он держал меня, и он гладил мои волосы, пока я не начала засыпать, и теперь я чувствовала себя в безопасности. Я заснула в слезах, но потом мне стало лучше.

После того как плохие сны закончились, я вернулась спать в свою постель. Папочка сказал мне выбрать для себя важный мне предмет и посадил в центр круга, где я должна была читать текст из книги без одежды. Он сказал, что было бы лучше, если бы мама была здесь, но рано или поздно мне всё равно нужно будет научиться защищать себя.

Я пока не знаю, как себя защищать. Сейчас меня больше беспокоит, что у меня никогда больше не будет друзей. Мама уехала купить книгу, и она в отъезде ещё с зимы, но сейчас она уже должна была вернуться. И мне запрещено дружить с детьми из нескольких семей и запрещено дружить с теми, кто уже дружит с кем-то из них. Но это значит, что я не могу дружить вообще ни с кем, кто моего возраста.

Но рядом есть существа, которые не моего возраста и не возраста папочки и даже не возраста нашего дома и они хотят со мной дружить. Они хитрые и страшные, и некоторые из них предлагают мне подарки прямо как Перл предлагала мне подержать свою куклу чтобы заманить меня в сарай. Мне нужно быть очень-очень осторожной, но я больше не чувствую себя такой одинокой.

У меня заняло очень много времени всё это написать. Я всё ещё учусь, и мне постоянно приходится останавливаться и думать, прежде чем написать, чтобы быть уверенной, что все слова правдивы. Но это мне нравится, и я думаю, что это была хорошая идея.

Сейчас я собираюсь пойти обнять папу за то, что разрешил мне написать этот дневник, а потом я пойду поговорю с хитрыми созданиями.

Искренне твоя,

Роуз Торбёрн

* * *

9 марта, 1932

Эти слова предназначены лишь для меня одной, и ничто из написанного здесь не является договором или соглашением.

Дорогой Дневник

Задоблюдок полностью соответствует своему имени: грязный мерзкий ублюдок.

Сегодня я играла в игру с Задоблюдком и с его компанией и он сжульничал! Он потребовал от меня много чего, но только одну вещь я готова была дать ему, это был поцелуй. Я до сих пор чувствую вкус протухших яиц и отбросов, после того, как поцеловала его в щёку. А ещё он наговорил мне очень много гадостей.

Я попросила у папочки совета, и он ответил, что я должна одержать над ним победу, иначе никто из гоблинов в округе не будет меня уважать. Я спросила, как мне его победить, и он отвёл меня в библиотеку и помог выбрать книги.

Некоторые из этих книг такие толстые, что когда я ставлю свою ладонь вдоль корешка, то с обоих сторон от неё остаётся место. Я спросила папочку и он сказал, что уметь обращаться с книгами, это не всегда значит много читать, но иногда, это когда ты знаешь, где начать искать.

И ещё он сказал, что я должна перестать задавать ему столько вопросов. Он сказал, что у меня уже есть все ответы, и я должна сама в них разобраться.

Пожелай мне удачи мистер Дневник. Я буду рассказывать тебе о своих успехах.

Роуз Торбёрн

* * *

18 июня, 1932

Эти слова предназначены лишь для меня одной, и ничто из написанного здесь не является договором или соглашением.

Дорогой Дневник,

У меня получилось!

Победить было легко. Я посадила Задоблюдка в клетку. Мне нужно давать ему еду и воду один раз в день, иначе ему разрешается сбежать.

Его наказание это самая сложная часть. Как правильно наказывать Задоблюдков?

Сколько мне нужно будет продержать его в клетке, прежде чем он согласится сплясать и спеть о том, какой он жалкий и нечтожный по сравнению со мной? Я могла бы заставить его делать это каждый раз, когда ему кто-то встретится в течение целого года!

Ему это не понравится, но мне тоже не понравилось читать все эти книги. Это было так скучно, что я чуть не плакала.

Я говорила папочке об этом, но он похоже меня не понял. Он похлопал меня по голове и сказал, чтобы я читала ещё больше, чтобы узнать как ещё можно хорошо использовать Задоблюдка.

Твоя победоносная,

Роуз Торбёрн

* * *

15 сентября, 1939

Эти слова предназначены лишь для моих глаз, и ничто из написанного здесь не является договором или соглашением. Как же достала эта рутина.

Дорогой Дневник,

Я попала в переплёт. Мне так жаль, что я игнорировала тебя последние две недели, но тут столько всего случилось.

Я теперь в Монреале, хожу в частную школу. Меня сюда отправили, потому что здесь я смогу научиться нескольким более полезным иностранным языкам. Это очень религиозное заведение. Сейчас я могла бы как-нибудь иронично пошутить, но я слишком расстроена для этого.

Папочка разрешил мне взять с собой несколько книг и дал специальный чемодан, который способен был их скрыть. Тут всегда было так скучно, а правила в школе такие строгие, что мне постоянно нечем себя занять. Я могла бы побродить по школе, поискать по тёмным углам гоблинов и призраков, но тут с нас глаз не сводят.

Я здесь всего неделю, а уже создала себе проблемы. Другие девочки проводят время вместе. Все знают друг друга с детского сада. Навязаться к ним в компанию я не могла, а поэтому брала с собой одну из книг, чтобы почитать на свежем воздухе. Мне показалось, что будет приятно читать на улице, потому что, когда начнутся морозы, мы будем на целые месяцы запреты в помещении. Чтобы мне никто не мешал, я уходила подальше от школы. Однажды мне передали, что меня ищет кто-то из учителей, и мне пришлось спрятать книгу в дупле дерева, потому что тащить её в школу было плохой идеей. Я приняла меры, чтобы никто не увидел, как я её прячу, но её кто-то всё равно нашел.

Конечно же, это всё случилось из-за спешки. Я так опасалась проделок духов и гоблинов, что забыла подумать о защите против других людей. Книгу нашли и, как только поняли о чём она, сразу же сдали в дирекцию.

Я думала, что ситуация у меня под контролем. Я выследила всех девушек, через чьи руки она прошла, и с помощью угроз и чар позаботилась о том, чтобы никто не смог поймать их или меня. Но всё стало только хуже. Администрация школы отнеслась к этому очень серьёзно и начала охоту за владельцем книги. Они угрожают отнять все привилегии, хотят наказать всю школу целиком. Рано или поздно под их давлением одна из девчонок сломается и укажет на меня. Я использовала одну штуку, чтобы спрятать остальные книги, и я всегда могу прикинуться дурочкой, но я всё равно волнуюсь.

Мне нужно вернуть книгу, но в моём распоряжении лишь несколько трюков. Тут нет достойных существ, с кем можно было бы заключить сделку. Только старые призраки, почти потерявшие силу, и малые духи.

У нас есть часы для самостоятельной работы. Я использую их, чтобы собраться с мыслями и изложить всё на бумаге. Мне нужен план, но я не знаю границ, в которых мне позволено действовать. Некоторые религиозные места могут проявлять милость, но другие — опасны. Что, если кто-то отправит запрос по особым каналам и привлечёт внимание инквизитора?

И вся эта школьная атмосфера… Тут постоянно говорят о войне, и они все ужасно беспокоятся о защите чести школы. Администрация постоянно подчёркивает, что в это тёмное время они хотят всеми силами приблизить победу добра. Эта книга воплощает для них всё зло, с которым они борются.

Если они определят мою причастность и поймут, что я являюсь источником их позора и ущерба репутации, их ярость может оказаться даже сильнее, чем ярость инквизиторов.

Но больше всего я беспокоюсь из-за мамы. Она столько времени и сил потратила, чтобы добыть эти книги. Мне страшно и подумать, что случится, если я одну из них потеряю.

Я должна что-нибудь придумать. Если призраки тут такие слабые, значит их просто нужно много. Кроме того, тут есть малые духи. Я заставлю их стать своими союзниками.

Должна признаться, мне казалось, если я окажусь в школе, где меня никто не знает, всё станет проще. Но так даже хуже. Прошла всего неделя, а напряжение уже больше, чем когда-либо раньше. И здесь мне не к кому обратиться, даже не с кем поспорить или выпустить пар. Странно, но похоже, что когда тебя все ненавидят — это гораздо лучше, чем просто быть никем.

Роуз Д. Торбёрн

* * *

20 сентября, 1939

Эти слова предназначены лишь для моих глаз, и ничто из написанного здесь не является договором или соглашением.

Дорогой Дневник,

Это катастрофа, но совершенно иного рода, чем я ожидала.

Неугомонный интерес дирекции, их деликатные и не столь деликатные попытки расследования возбудили жаркий интерес среди учащихся. Про книгу пошли слухи, и это привело к тому, что помимо меня ещё как минимум две группы учениц поставили целью проникнуть в кабинет директора и познакомиться с содержимым книги поближе.

Чтобы отпугнуть их, я отправила призраков, но одна из групп оказалась не из пугливых. Минни, на класс старше меня, её друзья и её двоюродный брат Херб. Похоже, эти призраки лишь подстегнули их энтузиазм. Кажется, Херб был из таких, кто постоянно болтает о том, чтобы присоединиться к сражению и стать героем. Может быть, подобной бравадой он пытался отогнать свой страх. Или он просто идиот.

С небольшой помощью от своих союзников, я вселилась в тело кошки, чтобы шпионить за новыми владельцами книги. Я использовала один из выученных трюков, погрузилась в тени и проскользнула под дверью. Я думала, что схвачу книгу и убегу.

Я не ожидала увидеть там такое. Они делали вещи, которые порядочным девушкам нельзя делать с парнями, пока они не выйдут за них замуж. Херб с одной из подруг Минни, а Минни с одним из друзей Херба, и оставшиеся их друзья друг с другом.

Дорогой дневник, я не знаю как назвать или объяснить чувства, которые я тогда испытала. Это было как сильное волнение, жар глубоко в животе и очень резкое отвращение. Странно, ведь у меня никогда не было проблем в общении с самыми вульгарными из гоблинов.

Мой отец уделяет особое внимание вопросам справедливости, или если точнее, вопросам её отсутствия. Возможно, я, переняв его образ мыслей, увидела эту сцену его глазами. Я обнаружила что-то неправильное, и это возмутило меня, задело мою гордость, подтолкнуло к действию.

И мне стыдно это признавать, но действием в итоге оказалось бегство.

Прошлой ночью со мной связался Лорд Монреаля, который пришёл ко мне во сне. До него дошли кое-какие слухи (а чего ещё ждать от Лорда) и теперь мне дышит в затылок могущественный дух коммерции, обернувшийся смертным, который обернулся божеством. Он хочет, чтобы книга вернулась ко мне, он простит мою ошибку, если я получу книгу и позабочусь, чтобы те, кто у меня её забрал, больше никогда не делали ничего подобного.

Теперь я вынуждена разбираться с обычными людьми, но делая это, я ловлю себя на мысли, что для меня они непонятнее и непривычнее, чем многие создания, о которых я читала в книгах.

Я рождена для мира, о котором хорошо если один из тысячи людей имеет хотя бы отдалённое представление. Я знаю гоблинов и боггартов, призраков и элементалей, демонов и дриад. И тем обиднее, что в подобных вопросах, невежественной оказалась я сама, а они становятся теми, кто посвящен в грязные и запретные тайны.

Я всё это писала, чтобы лучше разобраться в своих мыслях, но понятнее мне не стало.

Роуз Д. Торбёрн.

* * *

25 сентября, 1939

Эти слова предназначены лишь для меня одной, и ничто из написанного здесь не является договором или соглашением.

Дорогой Дневник,

Я не знаю что мне теперь делать.

У меня не было возможности написать раньше, потому что за мной постоянно следили, и я ни на минуту не оставалась одна. Я сделала попытку, но они использовали книгу прежде, чем я успела вмешаться. Они призвали гоблина, а ритуал дал ему силу для нападения. Минни досталось больше всех, а потом всех нас поймали.

Похоже, полиция думает, что во всём виноваты Херб и его друзья. Сначала меня это смутило, но теперь, кажется, я поняла, в чём тут дело. Парни, которых вот-вот должны были забрать на войну проникли в частную школу для девочек, и теперь, когда Минни не реагирует на окружающих и лишь качается из стороны в сторону с опустошённым взглядом, они автоматически становились подозреваемыми номер один. Её тело осталось невредимым, но этого недостаточно, чтобы их оправдать.

В книгах так увлекательно пишут про злых созданий, вырвавшихся на свободу. Спасательная операция, гонка со временем. А здесь полностью разрушены жизни трёх или четырёх человек, и они даже никогда не узнают почему. У них не было ни единого шанса, разве что, если бы они не оставили в покое опасные вещи. Опытный практик мог бы оказать большую помощь, но я ещё только учусь, и не вступила в полную силу. Я поймала этого гоблина и уничтожила улики. Когда на крики приехала полиция, я всё ещё была там, и теперь я — свидетель.

Я до сих пор не понимаю, что сейчас происходит, и не знаю, какую роль должна во всём этом сыграть.

В книгах сказано, что несведущие люди могут подменять свои воспоминания. Возможно, они начнут винить в произошедшем самих себя. Может быть, Херб с друзьями станут считать, что они и правда что-то сделали. От этой мысли мне становится почти так же жутко, как от того, что случилось с Минни.

Хотя, возможно, они позволят померкнуть воспоминаниям о том, что произошло с Минни. Странный инцидент, о котором не стоит и вспоминать.

Я только что так долго сидела, склонившись над бумагой, что теперь мне пришлось снова обмакнуть перо в чернила, чтобы начать писать.

Этот вариант ужасает даже больше, и этот ужас связан с Минни. Мне кажется, это самое страшное, что я только могу себе представить. Ты умерла, исчезли все свидетельства твоего существования, ты стёрта из памяти, забыта.

Впервые в жизни я столкнулась с последствиями подобной ситуации. О таком не пишут в книгах. Случившееся терзало меня все дни, пока я была заперта с другими девушками на верхнем этаже общежития, когда ждала своей очереди в полиции, и всю дорогу до дома. Мысли об этом грызут меня до сих пор.

Хотя бы повезло, что это был всего лишь какой-то мелкий гоблин, не обладающий никаким особым статусом. Могло быть гораздо хуже.

Я ожидала, что отец как обычно накажет меня.

Я не ожидала, что на пороге меня встретит мать, которая вернулась из путешествия после года отсутствия.

Сначала она спросила, всё ли у меня хорошо. Я ответила, что у меня всё в порядке, но меня могут вызвать в полицию, если у них возникнут новые вопросы, и, возможно, мне придётся поехать в Монреаль на заседание суда.

Затем она спросила меня про Лорда Монреаля. Я заверила её, что все вопросы с ним улажены.

И конечно же, третьим вопросом она спросила меня про свои книги.

Я сказала, что с книгами всё в порядке, и показала ей по очереди каждую из тех, что брала с собой.

И затем она отправилась обратно к себе в кабинет, оставив меня в обществе своей отвратительной змеи и отца. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, в доме ещё чувствуется запах, очень похожий на аромат той сцены с Минни и остальными, которая так сильно меня смутила.

Ампелос глядел на меня, и даже несмотря на то, что змеиная морда не выражает никаких эмоций, я чувствовала, что он всё знает. Он словно читал мои мысли. Каждое его движение было пропитано издёвкой.

Где бы я ни оказалась, всегда есть все остальные, и есть я, стоящая в стороне.

Ампелос — фамильяр моей матери, а значит он её союзник. Отец, само собой, партнёр моей мамы.

И только я — всегда одна.

Когда пишу эти строки, я думаю, как лучше описать те чувства, которые я тогда испытывала. Раздавленная. Да, это слово подойдёт.

Мне нельзя совершать ошибок вроде этой, но почему я должна всё делать в одиночку? Я ещё слишком молода, чтобы завести фамильяра, и у меня нет друзей.

Я приехала домой, но и здесь я почувствовала себя чужой. И даже сейчас чувствую, когда пишу всё это.

Ампелос всё это знал и беззвучно смеялся надо мной. Отец был в хорошем настроении, но я не слушала, что он мне говорил, и, наверное, моё молчание раздражало его.

Он был не рад тому, что случилось с девушкой, на которую напал гоблин, и что я не уследила за книгой. Он сказал, что вся ответственность лежит на мне.

Я разозлилась, и думаю, мы оба удивились тому, сколько эмоций выплеснулось из меня наружу. Я сказала ему много вещей, и хотя я была осторожна в словах, я не помню в точности, о чём именно говорила.

Я обвиняла его, потому что если раньше мне было сложно заводить друзей, то это стало совершенно невозможно, когда я стала практиком.

Я сказала ему правду. Что на меня слишком рано свалилась подобная ответственность. В других семьях не дают силу детям. Мне шестнадцать, но я уже почти половину жизни практик.

А затем я поклялась. Я поклялась, что никогда не заставлю своих детей пройти через это. Я позволю им прожить свои жизни, не прикасаясь к практике.

Ещё никогда я не видела его таким. Словно он меня не просто выслушал, а по-настоящему услышал.

И Ампелос тоже был там, и он ухмылялся.

Не знаю, почему я это сделала, но я схватила Ампелоса и пригвоздила его хвост к подлокотнику кресла ножом для писем с ближайшей полки. Я убежала прежде, чем отец или мать успели меня остановить.

Как я уже писала, совершенно раздавленная. Я знаю, что на мне лежит ответственность. Я принесла клятву, отдавшись порыву чувств, я нанесла своей семье невосполнимый ущерб. И теперь мне придётся следовать своей клятве, иначе я стану клятвопреступницей.

Я знаю, что должна вернуться к ним, склонить голову и принять заслуженное наказание. Солнце уже давно село, и писать становится тяжело, поскольку, кажется, даже лунному свету становится труднее до меня добраться. Я сижу на своём рюкзаке с книгами, укрытая от чужих глаз, что наверняка не помешает появлению какой-нибудь новой беды. Я почти хочу, чтобы так и случилось.

Я не знаю, что мне делать,

Роуз Д. Торбёрн.

* * *

25 сентября, 1939

Дорогой Дневник,

Я больше не буду писать ту фразу про договоры. Я знаю, что в ней нет никакой пользы. Она ни на что не влияет и ни от чего меня не защитит. Я уже давно знала об этом, и сейчас, мне кажется, как раз подходящий момент, чтобы отказаться от этой привычки. Я абсолютно уверена, что не давала по этому поводу никаких обещаний. Не потому, что у меня хорошая память, а скорее потому, что отец никогда не стал бы этого требовать.

Не знаю, стоит ли мне об этом писать, но, когда я сижу тут, вся в грязи и в кровавых потёках, в ссадинах и ушибах, я думаю о Минни, и мне кажется, я хочу, чтобы обо мне осталось как можно больше памяти. Даже, если она будет грязной и кровавой.

Беда нашла меня. Эймон Бехайм. На несколько лет старше меня, вернулся домой на отдых после ранения. Мой враг.

Он насмехался надо мной, преследовал меня, и я не сразу поняла, почему он воздерживается от чего-то большего. Моя мама была в городе, и он боялся её.

Я так ему и сказала, и это задело его гордость. Чтобы досадить мне, он заставил духов сбивать капли с листьев надо мной, я же в отместку разбила глиняную куклу, в которой хранила Задоблюдка, и отдала ему приказ напасть на него. Пожалуй, несколько чрезмерный ответ.

Мне не пришло в голову, что у солдата может оказаться с собой пистолет.

Пришлось отозвать Задоблюдка, чтобы не позволить Эймону убить самого старого из моих слуг. Эймон подошёл вплотную и приставил пистолет к моей голове. Я плюнула ему в лицо, он схватил меня за волосы, и мы начали драться. Я царапала ногтями его бинты. Он попытался столкнуть меня со склона, чтобы я упала в пруд, но я потащила его за собой.

Как и в споре с моим отцом, я не могу объяснить всё, что случилось потом. Это было глупо, постыдно и грубо.

Сейчас я смотрю на него, лежащего рядом со мной, и думаю, что возможно Эймон был тогда так же напуган и в таком же отчаянии, как и я. Другая форма страха и отчаяния, но он их тоже испытывал.

В какой-то момент он решил дать мне себя победить. Я прижала его к земле.

Он не ожидал, что я вновь призову Задоблюдка, и что гоблин принесёт мне брошенный им пистолет.

Но он не сдался даже с приставленным к виску пистолетом. Не уступил мне ни в чём. Думаю, именно тогда я осознала, как мы с ним похожи. Там были только мы одни.

И Задоблюдок. Но он не считается.

Эймон поцеловал меня, и я поцеловала его в ответ.

И с этого момента всё встало на свои места.

Мне нравится сидеть здесь и наблюдать, как вздымается и опускается его грудь. Его нос разбит, и теперь он сопит, и мне это тоже нравится.

Когда я пишу это, дорогой Дневник, мне иногда приятно представлять, что ты общаешься со мной, и мысли становятся яснее, и в голову приходят новые идеи. Это грустно, что я тебя персонифицирую, ведь ты всего лишь одна из длинной вереницы тетрадок, но так гораздо удобнее излагать бумаге свои мысли.

Если бы ты мог говорить, то наверно, сейчас ты бы сказал, что наша с Эймоном связь определяется минутным порывом чувств. Возможно, ты сказал бы мне, что у меня появился шанс обрести союзника. Загладить тот ущерб, который я нанесла семье своей неосмотрительной клятвой.

Но сейчас я вспоминаю свой самый первый дневник, твоего далёкого предшественника. Думаю про Перл, которая притворилась моей подругой, чтобы заманить меня туда, где меня можно избить.

Доверие неправильному человеку — это ошибка, которая ярко характеризует человека, но также влечёт за собой серьёзные последствия и ущерб.

Я не знаю, что мне делать, но это приятные сомнения. При самом худшем раскладе, у меня есть враг, который мне известен. И это гораздо лучше, чем когда у тебя нет вообще никого и ничего. Моей семье придётся принять меня такой, какая я есть.

Р.Д.Т.

Ручка скользила по бумаге.

Оружие. Нож или, если получится, что-то посущественнее. Лучше всего что-то огнестрельное, но с этим могут быть проблемы. Каждый из Иных обладает своими слабостями и недостатками. В идеале мне следовало обзавестись целым набором оружия из самых разных материалов. Но вот где их взять, я и понятия не имел.

Это породило новые вопросы. Мне необходим хороший источник информации. Интернет. Нужно понять, как пополнять запасы, когда мои финансы иссякнут. Деньги.

Я взял другой листок, озаглавленный «Потребности». После списка одежды и необходимых продуктов, я добавил два новых пункта, касающихся доступа в интернет и консультации с адвокатом. Подумал немного и добавил ещё пару пунктов. Нужно было вернуть одолженную у Джоэла машину, если это ещё не сделано, и ключи. Роуз нужна была помощь. А мне нужны были союзники.

Собрание совета состоится сегодня во второй половине дня. Три часа до и три часа после заката мне не будут мешать. Нужно было придумать способ, как получить контроль над этой ситуацией. Враг у ворот, я бы сформулировал это так.

Я старался записать всё, что мне может понадобиться сделать или добыть. Когда в голову уже больше ничего не лезло, я отложил ручку, встал с дивана и потянулся. Всё это время я просидел, сгорбившись над кофейным столиком.

Зеркало рядом пустовало. Не было ни моего отражения, ни Роуз. С той стороны была лишь гостиная с меньшим количеством разбросанных по полу книг, которые там перекочевали на книжные полки. Там не было ни картонных коробок, ни горы посуды, которой я заставил угол стола. Овсянка, опять. Если я не схожу за покупками, то скоро перейду на дикий рис и консервы из чёрной фасоли.

Атмосфера в доме стала ещё более гнетущей. Насколько дом был огромным, настолько же он был и старомодным с максимально закрытой планировкой — каждая комната в нём отделялась от соседних стенами и дверьми. Будь это просто комнаты с мебелью, проблем бы с этим не было. Но многочисленные, брошенные на полпути попытки Молли разобрать бабушкины вещи сотворили здесь настоящий хаос, да ещё и её собственные вещи так и лежали нетронутыми. Передвигаясь между мебелью, коробками и стопками книг, я постоянно ощущал нехватку пространства вокруг себя.

Когда у меня появится свободное время, я потихоньку разгребу эти завалы. Сейчас же мне было не до этого. Мне нужна передышка.

Я стоял у окна, прислонившись к откосу и убрав за спину шторы и тюль.

При помощи моего новоприобретённого взора, я мог видеть населявших всё вокруг духов. Этот взор я мог фокусировать с той же легкостью, что и обычный взгляд. И я мог его тренировать. Согласно «Началам», некоторые практики были способны научиться фокусировать свой взор на вещах, наиболее соответствующих их умениям. Научиться удерживать нужные образы.

Духи были наиболее простым и древним способом манипулировать физическим миром при помощи эзотерики. Любой, даже самый простой объект, например обычный карандаш, может быть населён множеством духов, олицетворяющих назначение предмета, его природу, принадлежность стихиям, связь с владельцем и многие, многие другие качества.

Так, шаманы представляют из себя практиков, которые работают преимущественно с духами. Они обладают способностью находить и взаимодействовать с наиболее сильными из них: не просто с духом конкретного камня, а с духом всех камней в округе.

Мысли несли меня в этом направлении, так как, возможно, сейчас мне как раз довелось наблюдать работу одного из таких шаманов.

Город накрыло бурлящее облако то ли дымки, то ли тумана. Казалось, будто город скрылся в грозовой туче, которая временами становилась текучей, похожей на вышедшее из берегов и затопившее всё вокруг озеро. Его волны то вздымались, то опадали, и лишь изредка, опустившись достаточно низко, открывали вид на соседние здания.

Но это была не вода и не пар. Это были духи.

Я отключил взор.

Лишившийся магической завесы пейзаж оказался вполне обычным: облака — на положенном им месте — и ничем не примечательный снегопад. Соседние здания всё так же плохо просматривались, а иногда и вовсе скрывались из виду, но теперь уже за пеленой снега.

Снаружи опять что-то происходило, как и прошлой ночью. Дневной свет не гарантировал безопасность. Он лишь заставлял Иных, не имеющих человеческого облика, держаться подальше от людских глаз.

Я вздохнул. Планирование — это не для меня. Я не из тех, кто составляет списки и следует им. Безусловно, они помогают наводить порядок в голове, но это совсем не моё.

Уж лучше ставить большие цели и разбираться с деталями по ходу. А что купить в магазине я и без списка соображу.

Я сел и приступил к чтению маленькой чёрной книжки. Мне нужно было разобраться в местных практиках.

Однако, когда я дошёл до Иных, записи стали несколько запутаннее и короче. Классификация на латыни, сокращения, которые нужно было искать в словарях, сноски и отсылки к другим материалам вместо нормального объяснения.

Казалось, бабушка больше интересовалась Иными, чем людьми.

— Роуз! — позвал я.

Ответа не последовало.

Я прошёлся по дому, заглядывая в каждое из зеркал, пока, наконец, не нашёл её в библиотеке.

— Роуз, — повторил я.

Она сидела на полу с растрёпанными волосами в окружении книг. Чёрт. Она выглядела измученной. Не просто уставшей, а совершенно измождённой.

— Чего тебе надо, Блейк?

— Во-первых, хочу убедиться, всё ли у тебя в порядке.

— Допустим, нет, — сказала она, осторожно отложила книги и встала. Она будто бы избегала смотреть мне в глаза, покусывая губу и думая о чём-то своём.

— Я могу что-то сделать?

Это был простой вопрос, но, кажется, он вызвал у неё раздражение.

— Пережить собрание? Если справимся с этим, то, возможно, дела пойдут лучше.

— Согласен целиком и полностью, — сказал я.

Почему мне показалось, что этот ответ расстроил её ещё больше?

— Слушай, — продолжил я. — Я тут почитал немного. Раздел про Иных в той маленькой чёрной книжке слегка мудрёный, но суть я уловил, и, думаю, смогу опознать большинство важных лиц. И я знаю практиков, которые мне противостоят.

— Это хорошо, — сказала она. — Я тоже её прочитала.

— А ещё я выучил некоторые основные символы. Теперь я могу отводить людей, как Лейрд Бехайм в кофейне, передвигать предметы, как тогда, с кружкой, и защищать объекты. И если что, у меня есть соль и мел.

— Я бы на твоём месте на это не рассчитывала, — сказала она.

— Почему? — нахмурился я.

— В книгах сказано, что в большинстве своём духи не так уж и умны. Понимания в них не больше, чем в мелких животных, и подобно этим самым животным их можно выдрессировать или натаскать. В местах, где люди часто работают с духами, они, скорее всего, будут слушаться.

— Тут как раз такое место.

— Но кого именно они будут слушать? Помнишь, как Лейрд сказал, что духи сообщества подчиняются ему из-за его положения? Там снаружи, духи не станут так просто выполнять твои указания. Все духи уже поделены.

— Кажется, я понимаю, о чём ты, — ответил я. — И что тогда? Что будет, если окажется, что не все духи в одной команде?

— Думаю, тогда они будут медлительными или неуверенными. Возможно тебе не удастся заполучить ни одного из них, а может они и вовсе обратятся против тебя.

Мой энтузиазм несколько поугас.

— Я все так же беспомощен?

— Да, ты беспомощен, — сказала Роуз. — До тех пор, пока не наберёшь достаточно силы, чтобы запугать духов или убедить их тебе подыгрывать. Возможно, бабушкино имя и добавляет тебе немного необходимого веса, но взывать к их помощи в безвыходном положении...

— ...дохлый номер, — закончил я одновременно с ней.

Я слегка улыбнулся, но не Роуз. Её взгляд всё так же был направлен в пол.

Я вздохнул. Трудно винить её за отсутствие хорошего настроения. У Роуз полно своих переживаний. Таких, что у меня и в голове не укладываются. Мы практически ничего не знаем о том, что она такое, и для чего бабушка вообще заморочилась с её созданием.

Проблема была ясна, но я понятия не имел, как её решить. А когда не знаешь, чем помочь, сопереживай. Как правило, людям не столь важно решение самой проблемы, сколько чтобы их чувства были поняты.

— Не могу даже представить, каково тебе, — сказал я. И это была чистая правда. — Ты оказалась в ужасной ситуации с...

— Не надо, — сказала она. — Не нужно использовать на мне то, чему они тебя научили.

— Чего?

— Отец учил нас этому. Как оказаться у человека на хорошем счету. А он, возможно, перенял это у бабушки.

— У дедушки, — сказал я. — Больше похоже на него.

— Не манипулируй мной, Блэйк. Не применяй эти трюки, чтобы поладить со мной. Я прошла ту же школу, я знаю все эти фокусы.

— Роуз, мне правда не всё равно. Я хочу помочь тебе. Если я и использовал что-то из того, что знаю, так это только чтобы...

— Блэйк, — перебила Роуз. — Забей. Все роли ясны, ты главный — я на подхвате. Ты хотел, чтобы я воздержалась от критики в ключевых моментах? Хорошо. Хотел, чтобы я занималась исследованиями и обеспечивала поддержку всего, чем ты занимаешься? Принято. Ты выиграл.

— Я не хочу выигрывать. Я хочу, чтобы мы были наравне.

— Наравне? Ты получил силу, я же получила… это. Какое у нас может быть партнёрство, если всё так неравноценно? Давай признаем уже это. Посмотри, что произошло с Молли. Бабушка с самого начала намеревалась использовать нас как расходный материал. Я не более чем кусочек огромного пазла. Я исполню свою роль и всё, конец пути. Из нас двоих расходник скорее я.

— Не думаю, что она задумывала тебя как какой-то расходник, — сказал я.

— Я читала. Везде, где упоминаются дьяволисты — ну кроме бабушкиных текстов и текстов других дьяволистов — говорится, что они опасные психопаты. Соблазн обменять частицу себя на очевидные преимущества в конечном итоге высасывает из них всё человеческое. Те, кто выпускает на свободу самое худшее из всего возможного. Те, кого ожидает наихудший конец. Все они такие же как она. Как наша бабушка. Шаг за шагом, они превращаются в чудовищ. В прямом или переносном смысле. Они становятся чудовищами, которые используют своих детей или внуков в качестве разменных монет для достижения желаемого.

— Я и не отрицаю того, что они ёбнутые на всю голову. Но бабушка прожила долгую жизнь. Она дожила до восьмидесяти пяти, и сомневаюсь, что она смогла бы так долго протянуть, заигрывая с подобными силами и будучи при этом чокнутой. Более того, только тупоголовый идиот может потратить часть своей силы на создание разумных существ лишь для того, чтобы разбрасываться ими так, как ты об этом говоришь.

Кажется, это помогло. Не то, чтобы она воспряла духом, но, хотя бы уже не выглядела такой подавленной.

— Нет такой книги, где мы могли бы прочесть, зачем я была создана, — сказала Роуз, всё ещё не отрывая взгляд от пола. — Я пробежалась по ранним записям дневника и по наиболее свежим.

— Есть что-нибудь полезное в недавних записях? — спросил я.

Она покачала головой.

— Нет. Ничего. Что же до ранних... Я вроде как пролистала большую их часть, потому что читать детскую писанину в таких объёмах крайне утомительно. Там по большей части рассказывается о взаимоотношениях между различными местными группами. Но если тебя интересуют подсказки, на чём сосредоточить наше обучение, нужно смотреть более поздние записи.

— Взаимоотношения, — сказал я.

— В прошлом их тоже нельзя было назвать ни дружественными, ни мирными, хотя, судя по всему, существовало что-то вроде устойчивого равновесия.

— Как и говорил Лейрд, — размышлял я вслух, — всё меняется. Если продать дом, Якобс-Бэлл начнёт разрастаться и пересечёт порог, а значит, существующий баланс будет разрушен.

— Возможно два крупных семейства смогут восстановить баланс, объединившись посредством брачного союза.

— Звучит как статус-кво для семьи Дюшан, — сказал я и сразу вспомнил о более насущных делах. — Слушай, собрание начнется уже через три с половиной часа. Я хотел убедиться, что ты к нему готова.

— Я готова, — ответила Роуз, встретившись со мной взглядом, но это лишь дало мне понять, насколько она была разбита.

— Будь осторожна, — начал я. — Если ты солжёшь...

— Знаю. Могу лишиться сил или стать клятвопреступницей, — она начала нервно укладывать волосы, пытаясь привести их в порядок.— Не хотелось бы лишиться защиты, раз уж до меня могут добраться существа вроде Патрика. А больше мне особо терять нечего.

Я кивнул.

— Не переживай за меня, побеспокойся лучше о себе, — продолжила Роуз. — Ты выглядишь не менее уставшим чем я, а раз уж это ты у нас принимаешь все важные решения, типа, когда выходить наружу и...

— Стоп, стоп, стоп — прервал я её. — Это ты о чём сейчас?

— О том, как ты пошёл с Лейрдом.

— Мне казалось, у нас не было разногласий на этот счёт.

Я заметил, как изменилось её выражение. Раздражение и досада, которые она медленно, но уверенно скрыла под маской безразличия.

— Не было. Забей. Я отвлеклась. Давай встретимся чуть позже внизу и пойдем на собрание, хорошо?

Мне хотелось возразить. Настоять на обсуждении вопроса. Проговорить обиды и достичь взаимопонимания. Убедить её, что я не считаю её своей рабыней или слугой.

Однако сейчас у нас были вещи поважнее. Действия красноречивее слов, будет лучше доказать ей это позже на деле.

— Конечно, — сказал я.

* * *

Духи развеялись. Я понял, что наступило время перемирия уже по тому, как изменились окрестности. Наступил покой: снегопад поутих, духи успокоились, и вся местность практически очистилась на магическом плане. На взгляд обычного человека, просто немного улеглась метель. Было сумрачно, однако виной тому были затянувшие небо облака, а не время суток.

Я вышел из дома сразу же, как на фигуральном горизонте стало чисто, но направился я не на собрание.

С пустым рюкзаком и полными карманами я двинулся к центру города, чтобы приобрести всё, что, согласно моим предположениям, могло мне понадобиться.

«Камины и печи». Не то. Магазинчик «Всё за доллар?» Тоже не то. Старомодный магазин мороженого с лавочками и высокими стаканами, в которых подавали коктейли с мороженым и фондю.

Я остановил свой выбор на магазине «Охота и спорт».

В продаже имелись ножи, но я решил, что использовать их не самая лучшая идея. Слишком короткий радиус поражения против существ, которым мне придётся противостоять.

Моё внимание привлекли ледорубы и топоры. Ледоруб обошёлся бы мне в несколько сотен, а вот цена на топор была приятной — каких-то сорок баксов.

Деревянная бейсбольная бита стоила чуть дешевле.

К содержимому корзины я также добавил увесистую катушку с цепью.

Затем я направился в отдел товаров для велоспорта.

Самые дешёвые зеркала заднего вида продавались всего по четыре доллара за пару, они были округлой формы, около пятнадцати сантиметров в диаметре. Убедившись, что Роуз в них отражается, я взял сразу двадцать штук.

Мне показалось, что она даже улыбнулась, когда я взглянул на неё.

Я ещё раз обошел весь магазин. Здесь также продавались ружья и пистолеты, но цена начиналась от полутора сотен за штуку, к тому же я опасался, что в нужный момент они не сработают. Большинство Иных было либо очень сложно, либо невозможно убить огнестрельным оружием. Поэтому, учитывая соотношения цены и качества, разумнее было взять побольше зеркал.

Раз уж пистолет мне не подходил, неплохой альтернативой могли стать лук и стрелы. Такое оружие оказалось бы весьма кстати, учитывая, что некоторые Иные уязвимы для дерева, а пули при этом их не берут. Цена, правда, огорчала. Минимум девяносто баксов , что явно превышало сумму, которую я готов был заплатить.

К тому же, если подумать, тренировки с луком могли стать сущим кошмаром, учитывая, что моё свободное пространство ограничивается стенами Дома-на-холме. Обучение заняло бы слишком много времени.

Итак для самозащиты у меня было кое-какое простецкое оружие плюс некоторые инструменты. Должно хватить на первое время, пока не продвинусь в изучении магии.

На кассе на меня крайне недобро косились. Неужели процесс пробуждения как-то меня изменил? Или это были мои враги?

Я направился в следующий магазин. Обычный универсам, чуть приличнее того однодолларового, мимо которого я прошёл ранее. Покупка лишней пары джинсов весьма помогла бы мне сохранить здравый рассудок. А ещё нормальное мыло и шампунь. И новое средство для стирки. Я сгрёб в тележку всю эту химию, несколько футболок про запас, толстовку и джинсы за тридцать баксов, чтобы было что надеть помимо трусов.

Уже от осознания того, что у меня есть эти вещи, от ощущения их веса в корзине моё настроение заметно улучшилось. У меня оставалось примерно двадцать баксов на еду, но я знал, как растянуть эту сумму надолго. Обладание чем-то материальным, чем-то новым, пусть даже дешёвыми футболками, купленными на распродаже, делало меня по-настоящему счастливым. Если бы я имел постоянный приличный доход, я бы точно стал шопоголиком или барахольщиком.

Когда я уже шёл к выходу, дорогу мне преградил какой-то мальчишка. Почти подросток, бледный и тёмноволосый.

Сначала я решил, что это Иной. Воспоминания о тварях, напавших на подставного курьера были ещё слишком свежи в памяти. Но нет. Самый обыкновенный человек.

— Ты ведь Блэйк, да?

Я кивнул.

— Узнаешь меня?

Я опять кивнул. Младший братишка Молли.

— Кристоф, слушай, — сказал я, пока он молча сверлил меня убийственным взглядом. — Мне жаль, что так случилось с твоей сестрой.

— Почему тебе жаль? — спросил он. — Это ты сделал, а?

Чёрт, как он это произнёс… с таким нажимом в голосе... Должно быть он приобрёл этот навык благодаря многолетним внутрисемейным распрям, подхватил его как заразу. Его обвинение прозвучало с такой интонацией, что даже невиновный был бы сбит с толку и всерьёз призадумался.

— Нет, Кристоф. Полиция уже сняла с меня все подозрения.

— Это ещё ничего не значит. Это ты убил мою сестру?

— Нет, — сказал я. Если только не считать недосмотр убийством. — Я не убивал.

Я заметил, как ко мне приближался Калан, поглядывая на меня с некоторой опаской. Сразу за ним шла его мать.

Калану было почти тридцать. Его матери — далеко за сорок, но плохое состояние кожи и волос добавляли ей лишний десяток лет. В руках она держала охапку футболок с изображениями супергероев. Я не мог не понимать, что тётя Ирэн была одной из тех, кто ежедневно сталкивался с лишениями, и каждый последующий кризис лишь делал её слабее. Беспокойство о деньгах, работе и тому подобных вещах обычно понемногу съедает тебя изнутри. Я знал, каково это, пусть даже совсем недолго прожил в подобных условиях.

Несмотря на это, я не испытывал к ней ни капли симпатии.

Калан остановился позади Кристофа и, положив руки ему на плечи, хмуро уставился на меня.

— Я как раз говорил Кристофу, — начал я, — что очень сожалею о случившемся с Молли. Примите мои соболезнования.

— Тем не менее, ты не терял даром времени и сразу же прибрал дом к рукам, — ответил Калан. Он смотрел на меня с той же ненавистью, что и Кристоф, и тётя Ирэн.

— Вам уже сообщили?

— Узнали из газет, — процедил он. — Каждый день только и разговоров, что о Молли да о тебе. Кто теперь новый наследник и всё такое.

— Выбора у меня особо не было, — ответил я. — Мне не нужен ни этот дом, ни то, что идёт к нему в нагрузку. Честно говоря, будь я уверен, что никто не пострадает, я бы с удовольствием отказался от всех этих денег и свалил куда подальше.

— И всё же ты там живешь, — сказал Калан. — Так что, видно, не от всего ты готов отказаться.

— Всё не так просто, — ответил я.

— Твои родители говорили, что ты бездомный. Зуб даю, что ты в полной жопе и тебе тупо больше негде жить. Тело Молли ещё не успело остыть, а ты уже захватил её дом!

Я ожидал, что мать одёрнет его или хоть как-то отреагирует на эту злобную фразу о Молли.

«Её тело остыло раньше, чем она умерла», — подумал я.

Но вслух сказал:

— Она была одним из немногих членов нашей семьи, которые мне по-настоящему нравились. Она была моим другом. Именно это я имел ввиду, когда говорил, что мне жаль.

— Она не была твоим другом, — сказала тётя Ирэн тем веским, обвиняющим тоном, который позаимствовал у неё Кристоф. Её глаза сузились, так что выражение лица полностью соответствовало тону голоса: — И теперь я пытаюсь понять, насколько ты во всём этом замешан.

«Насколько», а не «замешан ли».

— Ты всё время повторяешь, что тебе жаль, а я с каждым разом всё меньше тебе верю, — сказал Калан. — Вот что я тебе скажу. Катись отсюда. Не смей больше никогда упоминать мою сестру, просто катись отсюда, если не хочешь проблем.

Я счёл лучшим промолчать, опасаясь, что ответом могу наложить на себя обязательство. Вместо этого я попытался обойти его.

Он шагнул в сторону, перегородив мне путь.

— Я не сказал: «Плати и катись». Я сказал: «Катись».

— Ты сказал, чтобы я уходил. Я ухожу.

— Так не пойдёт, — процедил он. — Я не позволю тебе тащить всё это дерьмо в дом моей сестры.

Окружающие начали оборачиваться. Теперь внимание всех посетителей и работников магазина было приковано к нам.

Мне вспомнился наш недавний разговор с Роуз и то, как она уступила в споре, чтобы не дать конфликту разрастись. Мне это не нравилось. И мне вовсе не хотелось так поступать... но и проблемы мне были не нужны. Особенно сейчас.

— Ладно, — уступил я. — Дай мне только вернуть корзину на кассу...

— Хрена с два, — отрезал Калан. — Иди и разложи всё обратно по местам.

— Нет, — я бросил корзину на пол. — Но я уйду. Уйду без покупок и без проблем. Ты выиграл, Калан.

По его лицу расплылась довольная ухмылка. Однако, когда я попытался обойти его, он тут же схватил меня за плечо. Вероятно для того, чтобы остановить меня и снова не дать пройти.

Я отпихнул его с такой силой, что он был вынужден отступить на три шага назад.

Не дожидаясь пока он опомнится, я развернулся и направился к выходу. Пытаясь избежать продолжения конфликта, я в первую очередь заботился о нём, а не о себе. К тому же я помнил и о последствиях неявки на собрание. Я был…

Звук быстро приближающихся шагов заставил меня остановится. Я понял, что происходит, по лицам кассиров справа.

Я почти успел развернуться и подставить руку. Полностью блокировать удар не получилось, но я всё же оказался более-менее готов к этой подлой атаке сзади. Было больно, но не более того. Ни потери сознания, ни дезориентации.

Далее я действовал на автомате. Сперва врезал ему кулаком по лицу — он пошатнулся и так сильно прогнулся назад, что казалось, сейчас опрокинется. Второй удар я нанёс в живот.

Он упал, перекатился на спину и так и замер, лёжа. Из губы сочилась кровь. Он беспомощно таращился в пустоту, открыв рот и часто моргая.

Блядь, как же адски болят руки.

К нам уже бежали сотрудники, а также ещё пара мужчин из числа покупателей. Я сделал шаг назад и примиряюще поднял руки.

Добежав до Калана, двое сотрудников опустились перед ним на колени. А ещё шестеро и где-то четырнадцать зевак встали между нами, образовав защитный полукруг.

— Он первый меня ударил, — заявил я.

— Ты толкнул его, — сказал один из покупателей, на вид лет примерно пятидесяти, но при этом на ходунках, что в его возрасте выглядело странно.

— Всё было не так, и вы это знаете, — возразил я.

— Я тебя знаю, — продолжил мужчина, — ты тот парень, который сейчас живет в Доме-на-холме. Ты собираешься его продавать?

— Нет, согласно контракту...

— Тогда я знаю, что мы скажем полиции, — сказал он и обвёл взглядом собравшихся, которые подтвердили его слова кивками.

Многовато совпадений. И как-то уж очень вовремя приключился весь этот пиздец. Я переключился на магическое зрение.

Ничего особенного я не увидел. Никаких подозрительных свечений или изображений, которым тут было бы не место. Да и Иных здесь не было.

Но когда я сфокусировал взор на более базовых составляющих, моё внимание привлекла излишняя активность духов. Вроде ничего необычного, однако мне впервые довелось видеть, как духи снуют туда-сюда между людьми, формируя связи. Я немного расфокусировал взгляд, и они стали похожи на ленточки или шнуры, соединяющие между собой присутствующих.

Три ленточки отличались от остальных — слишком прямые и слишком натянутые. Они как копья пронзали Калана, тетю Ирэн и Кристофа и вели прямиком ко мне.

Наведённые связи. Слишком целенаправленные, чтобы быть естественными. Кто-то натравливает на меня моих родственников.

Вот ведь гадство.

Ведь есть же правила — никаких вмешательств или нападений непосредственно до, во время и после собрания.

Или это было подготовлено заранее? И настроено так, чтобы сработать при первой подходящей возможности?

Или кто-то нашёл лазейку?

Но, похоже, поразмышлять об этом мне не удастся. Кассирша уже набирала номер, не спуская с меня глаз.

В эту самую секунду я увидел входящего в магазин Лейрда. Вместо формы сейчас на нём было длинное пальто, а щёки раскраснелись от мороза. Он осмотрел присутствующих, оценивая ситуацию.

— Мистер Торбёрн, — сказал он.

— Офицер, — ответил я, — Вы необычайно быстро прибыли на вызов, который ещё даже не был сделан.

— Ты, кажется, пытаешься умничать? — поинтересовался он.

Я покачал головой:

— Просто констатирую факт.

— Да уж, вижу, — он смерил меня оценивающим взглядом. — Кэти, можешь положить трубку. Он прав, в этом нет необходимости.

— Он нахамил вот этому парню, — заявил мужик с ходунками. — А потом толкнул его, и они подрались.

— Что, правда? — хмыкнул Лейрд. Он медленно обвёл взглядом присутствующих. Его глаза остановились на Кэти. — Я задал вопрос. Это правда, Кэти?

Она бросила взгляд на толпу.

— Кэти?

— Нет, сэр.

— Нет. Я так и думал. Вот что я вам скажу. Вы, ребята, идите по своим делам, а я прослежу, чтобы мистер Торбёрн добрался, куда ему нужно. Договорились?

— Да, сэр, — промямлили несколько стоящих поближе.

— Мистер Торбёрн? — спросил он, пронзительно глядя на меня.

— Звучит неплохо, — ответил я.

— Не уверен, что правильно вас расслышал, — сказал он и посмотрел на меня в упор.

Ага. Ясно. Вот во что он хочет поиграть.

Похоже, мне так и не удастся закончить покупки.

— Я пойду с вами, — ответил я.

— Вот и славно, — улыбнулся он.

Мы покинули магазин. Я ещё не отключил магическое зрение и мог наблюдать за движением духов. Тротуары были заполнены снующими туда-сюда людьми, из-за чего улица больше походила на разросшийся торговый центр, чем на центр города. Духи перенаправляли прохожих, заставляя их сторониться одной из боковых улиц.

На эту улицу мы и свернули. Вскоре к нам присоединились Энди и Ева — охотники на ведьм.

— Полагаю, эти двое не связаны никакими правилами нейтралитета, — сказал я.

— Нет, — сказал Лейрд. — Но если они захотят тебя убить, то войдут в твой дом и сделают это с закрытыми глазами.

Девушка улыбнулась и посмотрела на меня. Самоуверенная и дерзкая, если я правильно помню из видения. Её брат шёл, не отрывая взгляда от дороги, обходя скользкие участки и кучки снега, о которые мог споткнуться. Он был нагружен сумками с каким-то барахлом, сестра же шла налегке.

Я уже читал про местных. Что там говорилось о них в маленькой черной книжке? Охотники на ведьм, состоящие на службе у Якобс-Бэлл. Могут убить или наказать любого Иного или практика, если тот слишком пренебрегает правилами и доставляет неудобства. Половину оплаты берут наличными. Вторую половину либо побрякушками, которые могут пригодиться им для работы, либо знаниями.

Мы подошли к церкви. Вокруг было безлюдно.

У входа стояла женщина с размытым пятном вместо лица. Та самая, что терзала тогда плоть Иного, притворявшегося доставщиком пиццы. Она не торопилась входить, ожидая пока какой-нибудь мужчина не придержит для неё дверь. Я наблюдал, как она нарочито затушила свою никогда не гаснущую сигарету, прежде чем войти в здание.

Кто бы мог подумать, что местом встречи станет церковь.

Когда мы оказались внутри, Лейрд повёл меня к переднему ряду скамеек, на которых расположилось его семейство. Он задержался возле жены, чтобы перекинуться с ней парой слов, я же пошёл дальше, озираясь по сторонам.

Присутствующие один за одним поворачивались в мою сторону. Это доставляло определённый дискомфорт. Не самое приятное ощущение находиться в центре всеобщего внимания без возможности что-либо сказать или как-то исправить неудачное впечатление.

Круг Бехаймов, хрономанты. Они создавали владения внутри своих домов, разбросанных по всему городу. С этим семейством я уже достаточно знаком.

Через проход от Бехаймов расположился ковен Дюшан. В маленькой черной книжке говорилось, что их линия была чисто женской, и ремеслу обучались исключительно девочки. Проблем с этим не возникало, поскольку женщины Дюшан рожали только девочек. Большое семейство с обширными связями в окрестных территориях, заработавшее свой престиж и могущество, выдавая дочерей и двоюродных сестёр замуж за практиков Онтарио, Квебека и северо-восточных штатов. Чародейки.

Кто такие чародейки? Из «Начал» я получил некоторую общую информацию. Чародейки специализируются на изменении взаимоотношений, оказывая влияние на людей и на вещи. Так, у вещи можно подменить владельца, и тогда она найдёт способ перекочевать в чужие руки. Ещё вещь можно привязать к месту, и тогда она раз за разом будет в это место возвращаться. На более продвинутом уровне чародейка может в буквальном смысле украсть чью-то любовь, изменяя таким образом уже самого человека. А самые выдающиеся чародейки способны менять и извращать самые фундаментальные законы. К примеру, те из них, кто ещё не обзавелись своими фамильярами, способны подчинять чужих.

В общем, они были основными подозреваемыми среди тех, кто мог натравить на меня родственничков.

Женщина-индианка средних лет сидела одна, никто не изъявлял желания присесть с ней рядом. Мара Ангнакак. Она занимала среднее положение между практиком и Иным. Когда первые колонисты основали Якобс-Бэлл, она уже была здесь. Согласно записям, она отличалась чрезвычайной замкнутью и питала невероятно сильную ненависть ко всем нам. Бабушка предполагала, что Мара была неграмотной и что именно этим объяснялась ограниченность её таланта — она умела лишь то, чему смогла обучиться самостоятельно. Столетия самообучения и экспериментов, но у всего есть границы, и дальше продвинуться она не могла.

Быть практиком неизбежно означало потерять часть человеческой сущности и в некоторой степени стать Иным. Мой новый взор был лишь первым проявлением, первым шагом на этом возможно долгом пути. Мара Ангнакак почти дошла до конечной точки этого путешествия. По крайней мере должна бы, раз уж она такая старая.

Она была здесь задолго до прихода в Канаду европейцев, и велики шансы, что останется надолго после нас.

На скамейке, ссутулившись, сидела девушка. Её фамильяр не стал принимать телесную форму, а сохранил эфемерный вид. Спереди это был медведь гризли, а сзади свисал огромный рыбий хвост. Отдельные фрагменты этого создания представляли собой бессвязную помесь частей различных животных и растений, количество и разнообразие которых увеличивалось по мере того, как я продолжал смотреть. Девушка без какого-либо определённого ритма постукивала палкой по полу. Она предпочла сесть в задней части церкви поближе к Иным, а не к двум крупным семействам. Я узнал её, это она кричала на кролика.

Должно быть, это Шиповница. Других имён нет. Появилась в здешних краях не так давно — около шести лет назад. Постоянное место обитания — леса и болота позади Дома-на-Холме. Бабушка предполагала, что девчонка заключила сделку с фамильяром, который оказался слишком сильным, чтобы она могла с ним справиться. В результате она стала не партнёром, а слугой своего духа. Похоже, эфемерный медведь и есть тот самый фамильяр, а палка — её инструмент.

Йоханнес, волшебник из северных окраин, уже занял своё место. Он также предпочёл расположиться среди Иных в задней части помещения, подальше от двух семейств. Рядом сидел его пёс. Поразительно, как при такой довольно несуразной внешности этой псине удавалось выглядеть благородно.

Возможно, этому способствовало то, что свет позади собаки почему-то казался ярче, а помещение вокруг — темнее.

Иные продолжали прибывать, и похоже, это должно было занять ещё какое-то время. Они сторонились скамеек и выстраивались вдоль стен. Из-за того, что столпившиеся загораживали собой вмонтированные в стены светильники, в помещении стало заметно темнее.

Я нашёл свободный ряд и сел. Рюкзак поставил на скамью рядом с собой и выудил из него пару велосипедных зеркал. Я сдвинул молнию и застегнул её вокруг вилки, при помощи которой зеркало должно было крепиться к рулю. Зеркальце приняло устойчивое положение лицевой стороной вперёд.

Прошло не менее часа, прежде чем поток Иных начал иссякать. К этому времени во рту у меня пересохло, сердце стучало, а лицо, там куда пришёлся удар Калана, болело. Руки болели ещё сильнее.

Помимо прочего, до меня начало доходить, во что я ввязался. Это были уже не просто страницы из маленькой черной книжки. Это были мои враги. Буквально все присутствующие.

Многие из них готовы убить меня.

Некоторые были способны сделать нечто более ужасное, чем простое убийство.

Это было совсем не то, чего я ожидал. Я думал, здесь будет лишь несколько практиков. А не вообще все.

— Блейк, — прошептала Роуз.

— Что? — ответил я и наклонился ближе.

— Никому не говори, что я провела ритуал, — сказала она.

Я кивнул.

Прятать козыри в рукавах. Вот как мы должны были действовать.

Однако и роль беззащитных овечек, трясущихся от каждого недоброго взгляда, нам тоже не подходила. Так я мог вести себя с Каланом, но только не здесь.

Женщина из семьи Дюшан беседовала в сторонке с Лейрдом. Полагаю, это та самая женщина, которая вела переговоры в моём видении. Не самая старшая из присутствующих Дюшан, но властности в ней было достаточно. Время от времени они оба косились в мою сторону, что предельно ясно обозначало тему их разговора.

Я всеми силами старался не показать, насколько напуган.

Все эти люди были моими врагами.

— Прекрасная Роза, — промурлыкал Падрик. — Они обе здесь. Я уверен, будет дивная ночь.

Его сопровождали два уже известных нам компаньона, ещё двое Иных, столь же привлекательной наружности, а также Мэгги Холт, девушка в клетчатом шарфе. Последняя была ещё подростком, чуть младше Шиповницы. Изогнутые брови придавали ей постоянно сердитый вид, а быстрая и несколько неуклюжая манера ходьбы усиливала это впечатление.

Она села справа от меня, с другой стороны от прохода. Падрик и его группа разместились рядом с ней, тут же приняв нарочито вальяжные развалившиеся позы.

— Падрик, как обычно, пришёл последним, — сказал Лейрд. — Сегодня мы можем начать немного пораньше. Прошу вас, мистер Торбёрн. К вам приковано всеобщее внимание. Не могли бы вы выйти вперёд и представиться?

Глаза всех присутствующих обратились в мою сторону.

— Скажи нет, — потребовала Роуз.

— Ты говорила, что я живу импульсивными поступками, верно? — спросил я.

— Блэйк?

— Мистер Торбёрн? — повторил Лейрд, голос зазвенел под сводами церкви.

— Если бы у меня был способ отвлечь внимание наших врагов от нас и натравить их друг на друга? — спросил я. — Да или нет?

— Блейк, не можешь же ты ожидать, что я…

— Блэйк Торбёрн, внук миссис Роуз Д. Торбёрн, Дьяволист из Дома-на-холме, — прогремел голос Лейрда. — Я бы желал получить ответ.

Как правило, если кто-то вынужден повторять свою просьбу, он выглядел всё более и более глупо. Но только не Лейрд. С каждым повтором его голос звучал всё более устрашающе.

— Да, — сказала Роуз.

Я встал.

Когда я шёл по проходу, не было слышно ни малейшего шёпота. Здесь присутствовали сотни существ, но это были преимущественно Иные, а они чертовски хорошо умели соблюдать тишину. Гоблины. Совершенно омерзительные существа, внешность которых была своего рода выжимкой всех возможных человеческих уродств, приземистые и обвешанные собранным из хлама оружием. Призраки. Бестелесные, с гипертрофированной внешностью, изуродованные ранами, ставшими причиной их смерти, сплетенные из нечётких воспоминаний о том, как они выглядели и кем были раньше. Фейри. Способные представать в бесчисленном количестве образов, форм и сущностей. Оставшуюся часть Иных распознать было совершенно невозможно.

Забавно, как много Иных в облике детей окружало Йоханнеса.

Энди и Ева сидели на ступенях справа от сцены, лицом ко всем остальным. Словно судебные приставы или охрана, которые напоминали своим присутствием о необходимости соблюдать порядок. Ступени слева были скрыты за стоящей там толпой. Я встал перед сценой в начале прохода и взялся за ограждение.

Среди двух десятков членов ковена Дюшан, тридцати с чем-то членов семьи Лейрда и всех Иных, среди этого огромного количества лиц я должен был отыскать крохотное круглое зеркальце, из которого выглядывала Роуз.

— Моё имя Блейк Торбёрн, — начал я. — Сомневаюсь, что вам есть до этого дело, как и до того, кто я такой. Уверен, Молли Уокер также держала перед вами свою речь. Не могу даже предположить, как она справилась, или о чём говорила. Я — препятствие, от которого вам нужно избавиться, чтобы обрести власть. Я знаю об этом. Я знаю, что возможно, для вас я не более чем одно из чисел на часах, ведущих обратный отсчёт. Отсчёт к моменту, которого вы так жаждете — когда никого не останется, не будет больше наследников. Но вот что вам следует знать про ту самую тварь, которую вы так боитесь. Может быть, вы гадаете, достаточно ли я обучился, чтобы призвать нечто опасное? Так вот. Оно уже призвано.

Я видел, как на это отреагировал Лейрд. Как шевельнулась толпа. Как некоторые дети из семьи Дюшан побледнели.

Йоханнес лишь улыбался. Бессмертная Мара сохраняла невозмутимость. Большинство Иных не выказывали никакого интереса.

— Я не выбирал это, — продолжил я. — Как и не выбирал приготовления, доставшиеся мне от бабушки.

Я имел ввиду Роуз, но говорить об этом не стоило.

— Некоторые из вас пытались мной играть, пытались заставить меня мстить. Не знаю, для чего им это, но могу представить определённые замыслы. Я не собираюсь делать то, чего они хотят. Я собираюсь предложить вам сделку. Вот что я обещаю трём из вас: если вы придёте ко мне с предложением перемирия, если согласитесь не нападать на меня и не помогать тем, кто станет, если сделаете мне хорошее предложение, то я не стану использовать демона против вас и тех, кто связан с вами.

Я видел, как присутствующие начали обмениваться взглядами.

В этом же и заключался основной принцип, верно? Главное правило войны?

Разделяй и властвуй.

Я видел выражение их лиц. Взрослые отлично владели собой, но даже по ним было видно, что мои слова произвели эффект. Женщина из круга Бехаймов, не сводя с меня глаз, потянулась к руке мужа. Ей, видимо, казалось, что она одна пытается ощутить поддержку близкого человека. Вот только похожими жестами выдавали себя почти все присутствующие. В особенности дети.

Я должен буду обеспечить трём группам безопасность. Как-нибудь, в зависимости от достигнутых договоренностей, и только после того, как получу больше информации.

Крайне любопытно было наблюдать за их реакцией на моё заявление. Я пристально следил за присутствующими, пытаясь выявить наиболее сильные проявления эмоций. Кто больше всех нервничал? Кто считал себя в безопасности? Их поведение и степень эмоционального возбуждения многое мне рассказали.

Дюшаны превосходно скрывали эмоции. Даже девочки восьми-десяти лет, сидевшие рядом со своими матерями, отреагировали куда сдержаннее, чем многие взрослые Бехаймы по другую сторону прохода.

Йоханнес всё так же улыбался, а Мэгги подалась вперёд, демонстрируя явную заинтересованность.

Девушка, которую Лейрд назвал террористкой, и парень, с которым я не должен иметь дела ни при каких обстоятельствах.

— Эй, это как-то уж очень смахивает на угрозу, — послышался женский голос.

Я повернул голову и увидел охотницу на ведьм, с пистолетом в руке.

— Нет, Ева, — возразил ей юноша. — Это не угроза.

Она направила пистолет на меня. Я настолько был сосредоточен на толпе, стоящей вдоль скамей и по краям комнаты, что даже не сразу понял, что происходит. Лёгкое нажатие на спусковой крючок — и я покойник.

Чёрт, она как раз держала палец на спусковом крючке.

— Лишь слово, — продолжала Ева. — Угрозы нельзя спускать с рук. Одно лишь слово. Скажите, что он слишком опасен, чтобы оставлять его в живых.

— Нет, — отрезал Лейрд. — Мы не можем действовать, пока существует вероятность, что Роуз предусмотрела особые меры.

Ева опустила пистолет и широко мне улыбнулась, когда я взглянул на неё.

— Ты полагаешь, он говорит правду? — спросила лидер семьи Дюшан. Именно эта блондинка общалась с Лейрдом в моём видении. Даму с подобной внешностью легко было представить в роли стервозной мамаши из родительского комитета.

— Я не могу лгать, — заметил я.

— Это не означает, что ты говоришь правду, — сказала она.

— А я вот совершенно уверен, что именно это оно и значит,— ответил я.

— То, что ты говоришь и что ты нам рассказываешь — это совершенно разные вещи, — возразила она. — Почему ты так сосредоточен на своём сидении? Ты что-то там оставил.

Точно. Чародейка. Она могла видеть связи между вещами.

— У меня есть помощник,— сказал я. — Помощник, которого оставила мне бабушка.

Я видел, насколько внимательно она изучала меня. Её взгляд скользил по моему телу, одежде и пространству вокруг.

— Действительно, компаньон, — заключила она.

— Отпечаток,— добавил Лейрд.

Отпечаток?

— Отпечаток Роуз? — спросил колдун из северной части Якобс Бэлла, вскинув брови.

— Да,— громко произнес Падрик.

— Я так не думаю, — заметил Лейрд одновременно с ним.

Они обменялись неприязненными взглядами.

— И всё же в его доме действительно что-то есть,— сказала она. — Однако в данный момент оно с ним не сотрудничает.

Вот чёрт.

— Это не обнадёживает,— сказал Йоханнес. — Даже наоборот. Бешеная собака без привязи часто куда страшнее, чем собака на поводке, идущая по следу.

— Зависит от того, кто держит поводок, не так ли? — заметил я.

— Это так, — волшебник слегка наклонил голову. — Именно поэтому я сказал «часто». На данный момент, учитывая всё, что я про тебя знаю, я бы больше беспокоился о бешеной собаке, чем о той, что у тебя на поводке.

Я отлично понимал, что все взгляды сейчас были устремлены на меня. Многие из них были нечеловеческими. Всего одно уничижительное замечание, однако услышало его множество ушей.

— Я сказал почти всё, что хотел… — произнёс я и замолчал, пытаясь собраться с мыслями.

Я думал о том, что видел в своих видениях. Судя по словам Лейрда, получалось, что необходимости действовать у него не было. А значит, был кто-то ещё, кто натравил на меня этих тварей с птичьими черепами.

Присутствующие начали совещаться. Люди подходили к друг другу и что-то обсуждали.

Нужно было как-то остановить этот процесс. Или хотя бы внести раздор между его участниками. Кроме того, мне стоило вспомнить и о Молли.

— Я вношу другое предложение, — продолжил я. — Расширенную версию предыдущего. Я сделаю всё, чтобы защитить вас от бесчинств любого из демонов моей бабушки, за вами же остаётся право нападать на меня. Если мои условия будут выполнены, я готов обеспечить защиту даже своим врагам. Назовите имя того, кто убил мою кузину. Само собой, на виновных в её смерти сделка не распространяется.

Я часто видел подобное в фильмах про копов. Когда они сажали двух преступников в разные комнаты, заставляя их нервничать и сомневаться, не сдаст ли их подельник.

Я понимал, что, скорее всего, лишаю себя серьезного оружия, но демонов я всё равно не собирался использовать. Однако если мне удастся тем самым усилить их паранойю или настроить друг против друга, оно того стоило.

Я окинул взглядом толпу. Теперь, когда паника улеглась, возможность извлечь дополнительную информацию таяла на глазах. Мне стало невыгодно оставаться у всех на виду, поэтому я прошёл по проходу в зал и занял свое место на скамье.

Лейрд, так и не снявший своё длинное пальто, вышел вперёд и, не вынимая рук из карманов, опёрся на эту штуку — амвон, кафедру или алтарь, не знаю, как там она называлась.

— Итак, — сказал он. — Давайте уже с этим заканчивать. Кто заинтересован в этой сделке?

Погодите. Что?

— Не вижу поднятых рук,— сказал он. — Будет лучше, если мы покончим с этим до того, как всё полетит ко всем чертям.

Он собирается вести переговоры? Прямо сейчас? А я было надеялся, что мне удастся их рассорить, удастся посеять хоть немного хаоса.

— Мэгги, ты? Ты заметно оживилась, услышав его предложение.

— Типа да, — раздался её голос позади меня. В её взгляде читалось беспокойство. — Я видела, насколько плохо всё может кончиться, если каким-нибудь тварям дать волю. В тот раз это были просто гоблины, как мне кажется. А насколько всё плохо сейчас?

— Эти существа крайне неприятны,— сказал Лейрд. — Известны случаи, когда после утраты контроля лишь над одним из них исчезали небольшие города. Чтобы разобраться с неуправляемыми Иными, приходилось звать чужаков. Земли же были обречены. Впоследствии подобные районы помечались специальными знаками, отгоняющими уцелевших местных жителей и любых приезжих.Чтобы удалить любые упоминания об этих территориях, прилагались серьезные усилия, они превращались в города, мимо которых люди часто проезжают, но никогда к ним не сворачивают. Смотреть на них можно лишь издалека. Если же подобное происходит в крупных городах... что ж, большую часть свидетельств удаётся уничтожить при помощи пожаров или стихийных бедствий.

Всё это выглядело намного серьёзнее того, о чём я читал.

— Я уже видела нечто подобное,— сказала Мэгги. — Но всё были не… не те, о ком вы говорили. Небольшой квартал, крохотная катастрофа, всё зачищено. И теперь это целый район города, которого люди избегают.

— Думаю, многие понимают, о каких событиях ты говоришь.

— Почему в данном случае всё намного хуже? Это риторический вопрос. Я поняла что всё серьёзно, судя по вашей реакции, и я тоже ощущаю это. Но мне интересно знать, почему и как.

— Давай я тебе объясню, — начал Лейрд. — Многим из здесь присутствующих практически с рождения известно, чего можно ожидать от семьи Торбёрн. Известно, что могут сотворить твари, которые им служат. Я как раз только что обсуждал это со своей супругой, — он прервался на секунду и посмотрел на жену. Я заметил, как она обнимает своих детей или, может быть, племянников. Двух мальчиков и двух девочек.

Лейрд глубоко вздохнул и продолжил, глядя прямо на Мэгги:

— Так вот. Если предположить, что это всё-таки случится и Блэйк Торбёрн пошлёт против моей семьи подобное существо, и если у меня не будет никаких средств противодействия, или если я не буду до конца уверен, что этих средств достаточно, то я воспользуюсь пистолетом, ножом, дубинкой, чем угодно, чтобы убить своих родных прежде, чем эта тварь до них доберётся. Я слишком люблю их, чтобы поступить иначе.

В воздухе повисла тишина, прерываемая лишь хихиканьем существ, которые судя по их виду, относились к гоблинам.

— Значит всё серьёзно,— сказала Мэгги. — Почему же вы сами не принимаете его предложение?

— Потому, что эффективные средства у меня всё-таки есть. Как я и сказал мистеру Торбёрну. Если сейчас нам удастся договориться, удастся избежать конфликта, то под защитой окажется большинство игроков. Я могу позаботиться о себе и своей семье. Я также могу взять под защиту ковен Дюшан, в качестве предсвадебного подарка, если они того пожелают. Поэтому, если Старуха Мара, ты и лесная девушка примете сделку, то в безопасности окажется большинство из нас. При таком раскладе Блэйк Торбёрн либо просто лишится своего оружия, либо допустит ошибку и самоустранится как угроза.

— И уничтожит нас всех? — уточнила миссис Дюшан.

— У нас есть меры на этот случай, но да, такой риск определённо присутствует.

Мэгги откинулась на спинку и упёрлась сапогом в отсек впередистоящей скамьи, где лежали Библии, тексты с гимнами и прочая подобная литература.

— Уж очень это похоже на западню.

— Это и есть западня, — сказал Лейрд. — В первую очередь для мистера Торбёрна — это может лишить его всех возможных рычагов влияния. На мой взгляд, вы рискуете гораздо меньше, приняв его сделку, чем отказавшись от неё.

— Но для меня это всё равно в некотором роде ловушка. Для нас всех, — сказала Мэгги. — И готова поспорить, в конечном итоге это будет выгодно именно для вас.

— Да. Для меня и для ковена Дюшан, в соответствии с нашим союзом. Однако, от этого выиграют практически все, за исключением мистера Торбёрна. Он, по большому счёту, перестанет представлять опасность.

— Нет уж. Чепуха, — сказала Мэгги. — Иди в пень. Я не стану плясать под вашу дудку.

Её манера ругаться казалась странной. Как и в том видении, где я впервые увидел её. Наравне с беспокойством я почувствовал и некоторое облегчение. Она не была моим союзником, но, по крайней мере, и Лейрду она не подыгрывала.

— Мне показалось, что я был достаточно вежлив, в том числе и с тобой, — сказал Лейрд. — В таком случае, Йоханнес, Старуха Мара и девушка из леса, как насчёт вас?

— Похоже, из всех местных практиков меня выбрали последним, — сказал Йоханнес. Когда я повернул голову, чтобы взглянуть на него, он ухмылялся. — Даже немного обидно.

— Обидно или нет, тебе интересно это предложение? Нам стоит определиться с этим прямо сейчас.

— Прежде чем принять какое-либо решение, я хотел бы послушать, что скажут Шиповница и Мара.

Шиповница пошевелилась. Её внешность была невзрачной, волосы растрепаны, местами из них торчали сухие веточки. Её одежда состояла из нескольких слоев, края рукавов и штанин изрядно потрепаны. Из-под джинсов выглядывали пижамные штаны.

Дух с ногами койота прошёл вдоль задней скамьи, встал прямо позади неё, наклонился и прошептал своим птичьим клювом что-то ей на ухо.

— Когда все обитатели покинут этот дом, леса и болота перейдут ко мне, — сказала она.

— В каком смысле? — спросил Лейрд.

— Во всех смыслах. Я хочу так же, как Йоханнес в северной окраине.

— Ты имеешь ввиду, что хочешь получить их все целиком в качестве своих владений?

— Да.

— Полагаю, это слишком высокая цена. И кажется, ты не следила за текущей ситуацией. Нам нужно осушить болота, чтобы позволить городу расширяться. Это необходимо, исходя из всеобщих интересов, в том числе и из твоих.

— Я следила. Меня это не волнует, — сказала Шиповница. Приоткрытый клюв духа, обрамлённый мелкими острыми зубами, неподвижно застыл возле её уха. Большой жёлтый глаз уставился на Лейрда. — Город всё равно будет расширяться, просто не так быстро, и стоить это вам будет дороже. Город станет таким, каким ты хочешь. А я получу в своё владение леса и болота. Так или иначе.

— Понятно. Тогда нет смысла спрашивать остальных, — сказал Лейрд.

— В любом случае, сомневаюсь, что согласился бы на подобную сделку, — сказал Йоханнес. — Без обид.

Я взглянул на Мару. Она сидела в одиночестве, глядя перед собой и положив руки на колени. Совершенно неподвижная.

С ней так никто и не заговорил. Она вообще хоть что-то сказала или сделала за всё это время?

Лейрд нахмурился и кивнул.

— Моя роза сделала то, к чему стремилась, — сказал Падрик. — Ты оскорбил нас обоих, Эймон Бехайм. Йоханнеса и меня.

— Я не Эймон, меня зовут Лейрд, — ответил он.

Кажется, Падрик был раздражён тем, что его поправили.

— Эймон, Лейрд, Хромой Эйрхард — какая разница? Ты нанёс мне оскорбление тем, что в столь ответственный момент проигнорировал мои интересы. Я могу потерять гораздо больше, чем ты, не так ли? Моё бессмертие против скольки ещё там, тридцати твоих лет? Двадцати твоей жены? Шестидесяти двух лет жизни одной дочери, пятидесяти одного года — другой? И всего одного года жизни сына? Сложи это всё вместе, сколько у тебя получится?

Один из его спутников, которого я раньше не встречал, пробормотал себе что-то под нос. Цифры, которые назвал Падрик, были пугающе конкретны. Лейрд же, услышав их, даже не вздрогнул, даже не взглянул на своих детей.

— Восемьсот семь лет жизни, считая всё твоё семейство? Это ничто! — воскликнул Падрик и поморщился. — Учитывая количество лет, отведённых мне, я — гораздо важнее. И всё же ты пренебрегаешь мной.

— Прежде чем продолжить, я намеревался сделать несколько предложений, как тебе, так и многим оставшимся Иным, — сказал Лейрд, — чтобы убедиться в прочности достигнутых договорённостей.

— Так, — сказал Падрик и откинулся назад, — Что же ты собираешься мне предложить? Я буду оскорблён, если сейчас ты не предложишь мне что-то действительно стоящее.

— Несмотря на то, что мы больше не обсуждаем сделку?

— Именно. Это вопрос моей гордости. Достойно ли ты оцениваешь мою оставшуюся жизнь, Бехайм?

— Я мог бы попытаться убедить изгнавшую тебя Королеву сделать тебя фамильяром одного из моих внуков. Я мог бы предоставить в его или её распоряжение необходимые средства для путешествий, что на некоторое время избавило бы тебя от заточения.

— Она бы не согласилась, и твоё предложение в лучшем случае жалкое, — ответил Падрик. — Рисковать всей своей жизнью ради каких-то сорока с лишним лет посредственных приключений? Подумай ещё.

Я сжал кулаки. Неужели у меня получилось подставить Лейрда? Можно ли расценивать это как небольшую победу?

— Подобные тебе не входят в мою сферу познаний. Сандра? Прошу прощения, что спрашиваю, но...

Главная из семьи Дюшан кивнула и проследовала по проходу. Лейрд сел рядом с женой, а светловолосая стерва из родительского комитета заняла его место на возвышении. Она заговорила, превосходно контролируя голос:

— А чего бы ты сам пожелал, Падрик?

— Это нечестно.

— И всё же я спрашиваю. Постараюсь сделать тебе встречное предложение.

— Одно из поколений Лейрда. Внуки, внучатые племянницы и племянники, а также дети его двоюродных братьев и сестёр.

— Неприятным последствием этого условия будет то, что его род прервётся.

Падрик улыбнулся.

— Я мог бы вернуть их более или менее целыми. Взращивать их до двадцати или около того лет, обучать их. Это было бы просто восхитительно, держать их про запас и понемногу возвращать. Мы могли бы развлекаться сотни лет.

— Понятно,— сказала Сандра Дюшан. — Вот моё встречное предложение: а что, если я предложу назначить тебя гонцом?

— Королева и слушать не захочет, — вздохнул Падрик.

— К другим изгнанным феям, в другие города и поселения. Пока не прервётся наш род или новая Королева не взойдет на престол и не сменятся придворные порядки.

— Весна, — сказал Падрик. — Это было бы неплохим предложением. Готовая почва для своего рода восстания.

— Возможно, — сказала Сандра Дюшан. — Хотя это уже подвергло бы мою семью опасности. Я думала о том, чтобы поддерживать связь с королевским двором, в частном порядке.

— Тем не менее, я доволен и больше не чувствую себя оскорблённым.

— Значит, — сказала Сандра Дюшан, — предложение Торбёрна остаётся в силе. Я узнаю, кто его примет, если вообще кто-то примет. Давайте пока отложим этот вопрос и продолжим. Убийство Молли Уокер?

— Улик не обнаружено, — ответил Лейрд, не вставая с места. — Расследование само собой зайдёт в тупик.

— Нужна помощь?

— Нет. Я за всем прослежу.

— Хорошо, — сказала Сандра. Казалось, теперь уже она руководит всем происходящим. Когда она успела взять на себя лидерство? — Кстати, о более мирских делах… Торонто пока не в курсе. И если не случится никаких других эксцессов, то моя семья сможет на некоторое время отвлечь их внимание. Мне удалось связаться с Лордом Оттавы, она держит руку на пульсе и не позволяет своим подчинённым отбиваться от рук.

— Маленькие города в районе Большого Торонто? — спросила Шиповница.

— Стабильны, не проявляют особого интереса и не вмешиваются. Есть три-четыре группы или индивида, которые могли бы вступить в игру, но пока они не проявляют активности. Остальные могут продать нас Лорду Торонто или попытаются продать нас Оттаве и нам станет об этом известно. Так что на данный момент мы здесь единственные игроки.

Все вокруг одобрительно закивали. Часть Иных направились к выходу. Видимо, они уже узнали всё, что их интересовало.

— Следующий вопрос. Я обязана вынести его на голосование. Вопиющий случай публичного использования практики, а также действия против местных властей. Мэгги Холт.

Охотница на ведьм подалась вперёд. Мэгги подняла голову.

— Оправданное использование, — сказала Мэгги. — Никто даже не счёл это чем-то подозрительным.

— Разрешить охотникам на ведьм Якобс Бэлл казнить Мэгги Холт, прошу, голосуйте, — объявила Сандра Дюшан.

Шиповница подняла посох. Один из членов семьи Лейрда, юноша с тёмными волосами, поднял золотой диск, сжимая его между скрещенными указательным и средним пальцами. Он оглянулся на Мэгги, а та в ответ закатила глаза.

Больше никто не поднял своего инструмента. Даже сама Дюшан, призвавшая к голосованию. И как, интересно, следовало поступать нам, тем у кого не было инструмента? Достаточно поднять руку? Или нам в принципе не разрешалось голосовать?

— Два голоса за, остальные против. Казнь не одобрена, — сказала Сандра Дюшан. — Будь осмотрительней. У тебя здесь не так много друзей. Если бы с момента последней казни не прошло так мало времени, против тебя голосовали бы с большей охотой.

Я увидел, как Мэгги слегка откинулась назад. Кажется, она расслабилась или же просто хорошо скрывала свое напряжение.

Дальнейшая дискуссия продолжалась в том же духе: обсуждение внешних игроков, незначительные внутренние распри о том, кто что делал, разбор прочих мелочей, от которых зависело поддержание баланса сил.

* * *

— На этом призываю собрание к порядку, — сказал Лейрд Бэхайм, который снова взял правление в свои руки, когда голос Сандры начал сдавать. Лейрд открыл карманные часы. — Семь сорок четыре.

Похоже, это был конец. Оставшиеся повставали с мест и готовились уходить. Они натягивали зимнюю одежду, подбирали свои инструменты и приспособления. Я последовал их примеру. Надел куртку и закинул на плечи рюкзак с оружием и инструментами.

Почти все Иные уже ушли. Большинство же из тех, кто остался, сохраняли человеческое обличье.

Никто не выказывал желания заговорить со мной, поэтому я направился к выходу.

— Не совсем тот результат, на который ты рассчитывал, — пробормотала Роуз, когда мы оказались на улице. Зеркальце всё ещё торчало из моего рюкзака.

— Но и не такой уж плохой, — ответил я. — Ты не согласна? План никудышный?

— Нет, план не плохой. Я бы, конечно, предпочла иметь больше времени на обдумывание, но бывают идеи и похуже. А что это было в конце? Ты не станешь использовать демонов, чтобы нападать на принявших сделку врагов, но они сохраняют возможность нападать на тебя?

Я кивнул.

— Нужен был какой-то стимул. Не было времени на раздумья, так что я предложил самое очевидное.

— Понятно. Что теперь? Какие планы?

— Пойдём домой, будем продолжать чтение и ждать, не проявит ли кто свою заинтересованность.

— Покупки? Еда?

— Магазины закрываются через двенадцать минут, не хочу мотаться без толку. Если совсем прижмёт, смогу протянуть на имеющихся запасах до следующего месяца.

— Отстой, — сказала Роуз.

— И не говори, — сказал я. — Ещё напомни мне чуть позже о том идиотском звонке.

— Договорились.

— Нам нужно ещё кое-что обсудить, — сказал я. — Что за отпечаток? Уже… второй или третий раз слышу о нём, и я абсолютно уверен, что, по крайней мере, один раз о нём говорила именно ты.

— Разговариваете сами с собой, мистер Торбёрн?

Я резко обернулся, но не стал останавливаться и продолжил идти спиной вперед.

Йоханнес и Мэгги. Волшебник из северных окраин и девушка в клетчатом шарфе.

И, стоило также отметить, небольшой отряд гоблинов.

Рядом с Йоханнесом шёл его пёс. Шёл прямо по слякоти и снегу, хотя его длинная шерсть не промокала и не пачкалась. Сам Йоханнес был одет в белоснежное пальто, просто сияющее чистотой.

Леггинсы Мэгги, напротив, были покрыты пятнами серо-коричневой грязи, вокруг которых расползались мокрые круги. Юбка и волосы развевались на ветру. Она брела по рыхлому снегу, сгорбившись и засунув руки в карманы.

Большинство гоблинов были детьми. Они практически не обращали на нас внимания, увлечённые перескакиванием с близлежащих машин на стены и обратно. Пара гоблинов резко отличались от остальных — огромные, гориллоподобные, страшные как сам чёрт и абсолютно голые существа с перекошенными мордами. Мелкий гоблин вскочил на плечи самого крупного из этой парочки и был тут же размазан о ближайший столб мощным броском.

— Я говорю со своим компаньоном, — ответил я на вопрос Йоханесса. Пожалуй эту малость уже можно было признать.

— Да, так и есть, — заключил он. — Мне нравится, как быстро ты всё схватываешь. Язык, эти фразочки, которые так легко уводят в сторону и сбивают с толку. Ты говоришь со своим компаньоном, это верно, но ты и не отрицаешь того, что разговариваешь сам с собой.

Он знал? Даже Лейрд не успел этого понять.

— Вы следили за нами? — спросил я.

— Да,— ответил Йоханнес. — Все следят, в той или иной степени.

— Вы согласны на сделку? — спросил я.

— Разве ты не слышал? — ответил он вопросом на вопрос. — Бехайм именно этого и хочет. Тогда все козыри окажутся в руках двух сильнейших семейств Якобс Белл. Хаос будет сведён к минимуму, и они смогут использовать любые средства, чтобы избавиться от тебя.

— А почему просто не призвать к моей казни? — спросил я. — На первый взгляд, это не так уж и сложно.

— Лейрд обещал тебе безопасность, — ответил Йоханнес. — Он пытается балансировать на тонкой грани: с одной стороны, ему нужно, чтобы ты представлял угрозу для всех остальных, а с другой стороны он хочет сохранить возможность управлять тобой и сохранить ситуацию стабильной, — пояснил он. — Подобный расклад для него наиболее выгоден, так как позволяет устраивать ловушки для меня, Мэгги, Шиповницы и Мары, что он и попытался сегодня сделать. Он ощущает себя в безопасности и полагает, что любые созданные тобой проблемы, ударят больнее по всем нам, чем по нему. Если ты окажешься непригоден для этой роли, он просто избавится от тебя и переключится на следующего наследника.

— Может показаться, что он подобно своим часам живёт упорядоченной и размеренной жизнью, весь такой правильный, аккуратный и чистенький, — добавила Мэгги. — Однако по-настоящему он процветает лишь среди управляемого хаоса.

— Если… — прозвучал голос за моей спиной, который оборвался, когда я резко крутанулся в его направлении. Это всего лишь заговорила Роуз. — Если сегодня казнь не была вынесена на голосование лишь из-за данного им обещания, то что помешает ему сделать это в следующем месяце?

— Хороший вопрос, мисс… — Йоханнес сделал многозначительную паузу.

— Я не уверена, что мне стоит отвечать.

— Очень хороший вопрос, мисс Зеркало, — продолжил он. — Очевидный ответ — он не станет призывать к казни, если вы будете ему полезны. Очевидно, он может использовать угрозу, которую вы представляете, для отвлечения внимания или как собственный инструмент. Его самого эта угроза, судя по всему, не особо волнует, очевидно, он считает, что способен противостоять тому, что вы можете на него наслать. Почему так? Откуда ему знать, чем именно вы располагаете и как с этим справиться?

— Эймон? — сказала Роуз. — Одно время она была близка с ним.

— Да, это один из вариантов, — ответил Йоханнес. — Вокруг этого предположения можно построить несколько теорий. Допустим, в вашем распоряжении есть тёмный Иной чудовищной силы. При каких обстоятельствах Лейрд не сможет с ним совладать?

— Зависит от того, что конкретно он собирается использовать, — сказал я. — Это могут быть записи о её сделках с Иными. Или какой-нибудь инструмент. Или выдержки из её книг.

— Совершенно верно, — сказал Йоханнес. — А значит?

— А значит, — сказала Роуз. — Мне интересно, с чего это вы взялись нам помогать?

— Вам интересно? — ответил Йоханнес. — Мистер Блэйк Торбёрн, а как по вашему мнению, почему я вам помогаю?

— Вероятно потому, что это портит жизнь Лейрду. А если я и облажаюсь, вы всё равно ничего не потеряете.

— Если вы облажаетесь достаточно сильно, я потеряю всё, — возразил Йоханнес. — Ваш провал может привести к самым разным результатам в зависимости от того, терпите ли вы неудачу, позволяете себя убить или допускаете по-настоящему серьёзную ошибку, которая приводит к гибели нас всех. И всё же да. Помогая вам, я не теряю ничего существенного, но в то же самое время способствую созданию ситуации, в которой Лейрд Бехайм может быть смещён, обезврежен или хотя бы посрамлён. И мне это нравится.

— Что возвращает нас к вопросу, о котором мы говорили раньше, — сказала Мэгги. — Как добраться до Лейрда? Думаю, если у него есть средства защиты, то они либо защищают его лично — что маловероятно, ведь ему нужно защищать всю семью — либо оберегают его на каком-то абстрактном уровне, либо обеспечивают безопасность определённого места.

Я медленно кивнул:

— Абстрактный уровень — это что-то типа обещания, данного моей бабушкой Эймону, что все Бехаймы останутся в безопасности, либо договор, предполагающий подобный вариант.

Нет. Нелепо было бы оставлять нам оружие, которое не могло быть использовано против Лейрда. Но этого я вслух не сказал.

— И..? — спросил Йоханнес, прервав молчание, повисшее после моей фразы.

— Подготовленная защита, — сказала Роуз. — Защита, которую устанавливают заранее. Безопасная земля?

— Это может быть барьер, — кивнул Йоханнес, — оружие, чары или что-то другое. Всё должно быть подготовлено заранее, чтобы семья могла укрыться там сразу же, как только Лейрд заподозрит, что вы собираетесь атаковать. Место должно быть легкодоступным.

— Значит, я должен найти это место, — сказал я, — разрушить эту защиту и не дать создать новую. Так я лишу его преимущества.

— Вполне логичный вывод, — сказал Йоханнес. — Однако попасть в подобное место будет невероятно сложно. Его дом — это владение, а любая защита, способная задержать демонов, дьяволов или других адских существ, вполне может быть дополнена мерами против практиков, которые ими командуют.

Раз за разом мы упираемся в тупик. Не можем получить фамильяра, инструмент или владение, не обладая двумя другими. Не можем напасть на Лейрда.

— Ты же не думаешь всерьёз о том, чтобы сделать это? Ведь правда? — спросила Роуз. Она обращалась ко мне.

— Нет, — ответил я. — Не думаю, что это осуществимо.

— Я тоже так не думаю, — сказал Йоханнес. — Что возвращает нас к вопросу о том, как вам себя защитить. Как от голосования по поводу казни, так и от других опасностей. Скорее всего, у вас не получится запугать его достаточно, чтобы он подчинился вашей воле, да и поддерживать нужное ему равновесие бесконечно вы тоже не сможете. В любом случае это было бы лишь отсрочкой неизбежного. А значит, на мой взгляд, у вас остаётся два варианта.

Он придал голосу странную интонацию, будто приглашая меня спросить, что это за варианты.

Зачем ему это?

Если я спрошу, то он, вероятно…

— Вы хотите получить оплату за то, что поделитесь этими вариантами? — спросил я.

— Можешь и сам их озвучить. Я придираться не стану, — ответил он.

Какое-то время мы шли молча. Тишину нарушали лишь скрип ботинок да хруст снега под ногами.

— Когда мы впервые вас увидели, вы предлагаете нам помощь. За оплату, — сказала Роуз.

— Это один из двух вариантов, — ответил Йоханнес. — Подозреваю, что какую бы цену я ни запросил, моя помощь обойдётся вам значительно дешевле, чем помощь любого Иного из числа знакомых Роуз Торбёрн. Если вы понимаете, о чём я.

Несколько секунд мы размышляли над его словами. Сам Йоханнес, кажется, наслаждался тишиной. Мэгги просто помалкивала.

— Они объединились против меня? Круг Бехаймов и ковен Дюшан? — спросил я.

— Почти так. Они объединились путём предстоящего бракосочетания. Это сделает их могущественными. Не настолько могущественными, как я, но достаточно.

Я кивнул.

— И остановить этот брак мне не удастся? Чтобы разделить их?

— Не могу представить, чтобы тебе удалось. Мой вариант гораздо проще. Подумай. Какая основная проблема стоит перед тобой?

Проблема? Я представил, как стою на месте Мэгги, как поднимаются руки голосующих и как смотрит на меня охотница на ведьм, у которой руки чешутся нажать на спусковой крючок.

— Если опасность заключается в голосовании по поводу моей казни, — сказал я. — То теоретически мы могли бы собрать достаточное количество людей, чтобы у Бехайма не было большинства.

— А считаются все члены семьи? — спросила Роуз. — Если так, то без шансов.

— По одному голосу на каждого старшего члена семейства, — сказал Йоханнес. — Если сложить все, то три голоса у Дюшан и четыре у Бехаймов.

— Итого семь, — подытожил я.

— Я, Мэгги, Шиповница, Мара, Падрик и двое Иных — это минимум, — произнёс Йоханнес. — Возможно, потребуется больше на случай, если против тебя решит голосовать какой-нибудь Иной. Шансы невелики, но у тебя есть месяц.

— Вот только на протяжении этого месяца я не смогу высунуться наружу, — сказал я. — Если выйду, то наткнусь на всевозможные заклинания и ловушки, которые они для меня подготовили.

— Меня ненавидят, — сказал Йоханнес. — Почему же я могу разгуливать совершенно свободно?

— У вас есть сила, — сказал я и добавил, оглянувшись на гоблинов. — И у вас есть помощь.

Опять уловка двадцать два. Стань сильным, чтобы выйти наружу, но чтобы стать сильным, нужно выйти наружу.

Всё сводится к силе.

— Даже если не брать в расчёт голосование, вам может пригодиться помощь тех, кого я перечислил. Для защиты от семейств. Склоните каждого из нас, используйте нас.

— И будьте использованы в ответ, — заметила Роуз.

— Естественно, — сказал Йоханнес.

— Кстати об этом, — заметила Роуз. — У тебя ведь есть подготовленная мера.

Мера? Я повернул голову.

А. Она говорила о том, что я упомянул на собрании. Я говорил о Роуз, но заставил их поверить в то, что у меня есть что-то ещё. Что-то, способное освободить брадобрея в случае моего ранения либо гибели.

Сработает ли страх?

— Верно, — сказал я. — Но мне не слишком нравится вариант, который сработает только после того, как я буду безжалостно убит.

Заставим Йоханнеса и Мэгги поверить, что у меня действительно есть некая мера безопасности. На самом деле, мне просто не слишком нравились любые подобные варианты. В общем смысле.

— Пища для размышлений, — сказал Йоханнес и махнул рукой в сторону оживлённой улицы, хотя слово «оживлённая» создавало обманчивое впечатление, когда речь шла о сонном Якобс Белл. Одна машина каждую минуту или две. — Мне сюда.

— Вы не принимаете предложение? — снова спросил я.

— Посмотрим. Спешки нет, — сказал он. — Но нам совершенно точно необходимо ещё раз пообщаться. Ты знаешь, где меня найти. Вежливо попроси перед приходом, и проблем не будет. Мисс Зеркало?

— Да? — отозвалась Роуз.

— Если вы придёте, то найдёте для себя хорошую компанию, — сказал он и удалился в сопровождении своего фамильяра. Гоблины последовали за ним, то и дело ныряя в тень при появлении автомобилей.

Остались лишь я, Мэгги и два самых крупных гоблина.

— Хорошую компанию? — спросила Роуз.

— Ты же Иная, — сказала Мэгги. — Там что-то вроде парка развлечений для Иных. Типа как в старые времена, до Печати Соломона. До того, как человечество сумело постоять за себя.

— А это допускается? — спросил я. Трудно представить, что не было голосований против Йоханнеса.

— Нет, — сказала Мэгги. — Но какое это имеет значение? Территория принадлежит ему. Ему одному. Он единственный человек, чьё мнение имеет значение.

— Не похоже на то место, где я могу найти хорошую компанию, — сказала Роуз. — Убивать людей, охотиться…

— Может быть, он имел ввиду что-то другое? — спросила Мэгги и пожала плечами в ответ на собственный вопрос.

— Мы идём туда, — указал я. — А ты?

— Тоже. Прямо не сворачивая до самого озера.

— Значит нам по пути до следующего поворота, — сказал я.

Мэгги оглянулась на своих огромных гоблинов:

— Пошли.

Мы двинулись дальше.

— Вы с Йоханнесом друзья? — спросил я.

— Не совсем. В смысле, у нас есть общие интересы. Знакомые, но не друзья. Мы оба не большие поклонники старой гвардии. Но, знаешь ли, невозможно с кем-то общаться на равных при такой разнице в могуществе.

— Согласна, — сказала Роуз.

Я не нашёлся что добавить.

— Блэйк тоже член старой гвардии, — сказала Роуз. — Просто, для ясности. Старая семья, старые знания.

— Но вы двое просто беспомощны, — сказала Мэгги. — Вы не в теме. Вы только пробудились и впервые столкнулись со всей этой дребеденью.

— Дай нам время, — сказал я. — Мы над этим работаем.

— А как быть со всеми остальными? Они не хотят, чтобы у вас было время. Они собираются использовать вас, убить, а затем сделать то же самое с теми, кто займёт ваше место.

— А ты? — спросил я.

— А я? Возможно, если ты останешься в живых, мне будет лучше. Так больше возможностей тебя использовать. А от твоей гибели мне пользы никакой. Небольшой прирост в чистой силе, но в целом ничего хорошего. Крутые парни останутся крутыми, а мы, отбросы, останемся на дне. Какой смысл подниматься на пять ступеней вверх, если ты продолжишь смотреть в спину следующего плебея, который на три ступени выше тебя?

— Думаю, всё зависит от того, к чему ты на самом деле стремишься, — сказал я. — Если хочешь силы ради силы, тогда нет, это не поможет. Если ты пытаешься чего-то достичь, то тебе это будет на руку.

Мы подошли к перекрёстку, на котором мне нужно было сворачивать. Я остановился и Мэгги остановилась тоже.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

Я вспомнил о клятве, которую сделал во время пробуждения:

— Свободы, безопасности. Хочу помочь семье: прошлой, настоящей и будущей. Хочу помочь… своей компаньонке.

— Да? — уточнила Мэгги. — Ха.

— А чего хочешь ты? — спросила Роуз.

— Я не знаю, как это сформулировать. Когда говоришь об этом вслух, звучит глупо. Но сила помогает всему. Знания — это сила. Я хочу знаний и хочу силы.

— И откуда ты берёшь знания? — спросил я.

Она полезла в сумку, немного порылась и вытащила небольшую папку.

— Всё здесь, — ответила Мэгги. Она обхватила папку обеими руками и прижала её к животу.

Судя по торчащим листкам, в папке были собраны газетные вырезки вперемешку с распечатанными на принтере и рукописными страницами. Больше похоже на сборник рецептов, чем на книгу с заклинаниями.

— Где ты это взяла? — спросил я. — Или… как ты это собрала?

— Начала с небольшой части. Долгая история. Остальное собирала сама, кусочек за кусочком. Выменивала, торговалась, дралась за них.

— Хочешь больше? — спросил я.

Она приподняла бровь.

— У меня там целая библиотека, — сказал я. — Но мне нужна помощь.

— Хочешь заключить сделку? — спросила она.

— Возможно, — ответил я. — Если мой компаньон не станет возражать и…

— Я не возражаю, — заметила Роуз.

— …и если ты пояснишь, что имел в виду Лейрд, когда назвал тебя террористкой.

— Ненавижу это слово, — пробормотала Мэгги. — Им злоупотребляют.

— Оно неверное? — уточнил я.

— Нет, однако слишком расплывчатое. Тот, кто использует страх, чтобы достичь политических целей. Что такое «использует страх?» Что такое «политические цели?» Этот ваш Бехайм — террорист. Как и Сандра Дюшан. Как и Йоханнес. Как и ты.

— Я использую страх, чтобы остаться в живых, — заметил я.

— Люди начинают брать тебя в расчёт, твой статус повышается. Это политика.

— Ты пытаешься натянуть сову на глобус, — заметил я.

— Как и Лейрд! Ты хотел услышать, почему он меня так назвал? Вот, пожалуйста.

Я нахмурился.

— Что? — спросила Мэгги. — Это единственный нормальный вариант, который я могу предположить.

— Прежде чем принимать решение, мне нужно больше информации, — сказал я. — Но сейчас я пойду домой.

— Но ещё несколько часов безопасности, — заметила Мэгги.

— Ну да. Но у меня тяжёлые сумки, да и не уверен я, что могу доверять понятию «несколько часов», если вспомнить про Лейрда, как, впрочем, и понятию «безопасность», если вспомнить… ну, всех остальных, кого я видел сегодня.

— Ты так и бросишь меня без ответа? — воскликнула Мэгги. — Бросишь… Если бы я только могла сказать что-нибудь грубое… Но я не могу даже намекнуть на это! Подвешенной. Ты бросаешь меня подвешенной.

— Ты огорчена? — спросила Роуз.

Мэгги застонала от раздражения.

— Мы встретимся ещё раз, — сказал я. — Сейчас же прошу прощения за мою чрезмерную осторожность. Помнится, ты сама говорила, что новички представляют из себя лёгкую мишень.

— Ты это слышал, — произнесла Мэгги.

— Мы можем встретиться на неделе, возможно, обсудим сделку. После того, как я и… мой партнёр всё хорошенько обдумаем, — сказал я. — Моя информация взамен на твою поддержку. При условии, что я найду способ безопасно покидать Дом-на-холме и что я буду немного более уверен, что с тобой стоит работать.

— Чего я могу сделать такого плохого? — спросила Мэгги.

Я взглянул на неё, стоящую между двух чудовищных громил, которые неотступно следовали за ней.

— Не знаю, — сказал я. — Давай не будем выяснять. Поговорим позже?

— Возможно, — пожала плечами она.

Я направился к дому.

От главной улицы города до Дома-на-холме было совсем недалеко. Проблему составляло лишь то, что весь путь нужно было идти в гору.

— Прикроешь мне спину? — спросил я.

— Конечно, — ответила Роуз.

Я неторопливо брёл по подъёму. Скоро в отдалении показался дом.

— Мы в порядке? — спросил я.

— Не уверена, как на это отвечать, — сказала она. — Имеешь в виду вообще? Нет. Не думаю, что мы хоть в малейшей степени в порядке. Скорее всего, мы умрём.

— Ты знаешь, что я имел ввиду.

— Ты в порядке? Нет. Я в порядке? Нет.

— А теперь ты сознательно не хочешь меня понять, — сказал я и торопливо добавил: — Как мне кажется.

— Так и есть. В порядке ли мы как пара? Нет. Мы не в порядке.

— Ладно, — сказал я. — Это я понял.

— Зеркала классные. Ценю зеркала.

— Хорошо, — сказал я.

— Но они не делают нас равными. Мог ли когда-то давно чёрнокожий раб дружить со своим хозяином? Да, конечно. Я вполне могу представить рабовладельца, который ведёт себя вполне прилично, не бьёт и не наказывает раба, проявляет доброту и великодушие…

— Нечестно проводить такую аналогию, — сказал я. — Это не по моей воле ты стала такой.

— Ну, тогда сын рабовладельца?

Я мог напомнить ей, что она обещала сотрудничать. Но в то же самое время, я был рад, что она спорит со мной. Лучше так, чем эта беспросветная обречённость, в которую она погрузилась сегодня днём.

— Я хочу сделать всё возможное, чтобы освободить тебя из твоей тюрьмы, моя метафористическая рабыня, — сказал я. — Я поклялся сделать это, когда проводил ритуал, и я ещё раз сказал об этом Мэгги.

На этот раз Роуз промолчала. Я не услышал никакого ответа из зеркала.

— Так что насчёт отпечатков? Мы не договорили, — спросил я.

— Нас прервали, — тихо сказала она.

— Так что это? — снова спросил я, не желая менять тему разговора.

— Отпечатки. Они… как тени. К примеру, симулякр — это фактически двойник личности, почти совершенная симуляция. Ты получаешь двойника. Получаешь Иного, который скрывается внутри симулякра и идеально копирует внешность человека. Словно отражение человека, однако с некоторыми изменениями, часто злонамеренными по своей сути. Симулякр стремится стереть человека, чтобы захватить его жизнь. Что чаще всего кончается катастрофой и убийством.

— Ну, конечно, — сказал я.

— Есть ещё чары и иллюзии. Что-то вроде изображений, но более сложные. Живые, способные меняться, мимикрировать. Есть призраки, которые представляют из себя эмоциональный либо духовный след, оставленный в нашем мире. Травма, сильные переживания, все они оставляют что-то за собой. Что-то, что можно увидеть на краю поля зрения. Связанное к отблеском личности, стоящей на пороге смерти, искажённое временем и хранящее лишь тающие остатки воспоминаний.

— А отпечатки?

— Что-то среднее. Испорченный симулякр или призрак, которые оставили слишком уж сильный след в реальности, и этот след можно формировать. Воспоминания, сложные мысли — они податливы. В библиотеке есть книжка про отпечатки. С ними интересно работать, они достаточно прочные, однако податливые, а значит, их можно менять.

— Менять? — спросил я. — А можно ли изменить… пол? Воспоминания?

— Именно, — сказала Роуз.

— Значит, теперь тебе известно, что ты такое.

— Даже не копия. Хочешь знать, почему я пошла на попятный? Почему я признала свою участь играть роль простого инструмента. Вот почему. Я знаю, что я такое. Я знаю свои встроенные ограничения.

— Ограничения?

— Прочти книгу, — сказала она из зеркала. — Я не хочу об этом говорить.

У меня появилось неприятное предчувствие, что она могла иметь ввиду.

— Роуз, — сказал я.

— Я не хочу говорить об этом, — повторила она. — В другой раз, Блэйк.

— Я хотел спросить о… — начал я.

Однако понял, что её со мной уже не было. Не было слышно никаких звуков, кроме скрипа моих ботинок. Она ушла.

Я поднялся по подъездной дороге, вошёл в дом, закрыл дверь, проверил окна и затем направился в библиотеку. Ни в одном из зеркал Роуз не было.

Я прошёл вдоль шкафов, просматривая корешки, пока не обнаружил книгу, о которой она говорила.

«Отпечатки: отблески и отголоски».

Название лишь усилило нехорошее предчувствие.

Я пробежался по списку глав. Название одной из них многое прояснило.

«Время существования».

Я прочёл всю эту главу целиком. Поначалу я читал, опершись о перила, затем сел на пол, скрестив ноги.

Отпечатки были податливы, как и говорила Роуз. Их можно было изменять.

Однако отпечатки не обладали постоянством. Не в большей степени чем песчаные замки. Со временем под влиянием внешних воздействий они начинали деградировать. Чем дальше, тем деградация становилась сильнее, вплоть до того, что для поддержания их состояния требовалось всё больше и больше усилий и энергии.

Что служило источником энергии Роуз?

Сколько времени у неё осталось?

Я закончил читать главу и закрыл книгу. Обложку украшало тиснёное на коже изображение маски, одна половина которой была серебряной, другая — чёрной, без глаза, рта и носа. Наполовину реальна, наполовину призрачна.

Я поднял глаза, оглянулся по сторонам и обнаружил в зеркале Роуз, сидящую в кресле за столом.

Я спустился к ней на нижний этаж. Книгу я захватил с собой, её я прочту следующей.

— Мне показалось, перед тем, как отправиться на собрание, ты сказала, что нет книги, которая объясняла бы, что ты такое, — сказал я.

— Я сказала, что нет книги, которая объясняла бы, зачем бабушка призвала меня.

— Ясно. Почему же ты раньше об этом ничего не сказала?

— Может потому что ты был сосредоточен на подготовке к собранию? Или потому что на тот момент было лишь два варианта развития событий: ты бы расстроился и отвлёкся, что выбило бы тебя из колеи, либо не обратил на это внимания, что выбило бы из колеи меня.

— Если тебе от этого полегчает — сказал я. — Это и вправду выбило меня из колеи. Чувствую себя паршиво.

— Да? Ну значит теперь мы чувствуем себя одинаково, — сказала Роуз. — Вопрос в том, что нам с этим делать.

— А можно мне взять небольшой тайм аут, чтобы просто поощущать себя последним говнюком? — спросил я.

— Можно, но после этого нам нужно будет кое-что выяснить.

— Выясним, — согласился я. — Вот же блядь!

Я простоял так в центре комнаты около минуты, наблюдая за сидящей за столом Роуз и ощущая тяжесть книги в руке.

— Я здесь ради некой цели, Блэйк, — сказала Роуз. — И я здесь не надолго. Нам нужно выяснить, что это за цель.

— К чёрту это всё, — сказал я. — Я обещал, что помогу тебе. Это не значит, что я использую тебя и брошу распадаться на части.

И вот опять, взглянув на неё, я снова заметил следы раздражения на её лице. Как будто, на её взгляд, было бы лучше, чтобы я был полным мудаком, чем чтобы выступал в защиту её интересов.

Я не понимал почему.

— И что тогда? — спросила она. К этому моменту ей уже удалось прогнать выражение недовольства со своего лица. — Что будешь делать, раз уж так настроен помогать мне?

— Как и сказала Мэгги: знания и сила. Они неразделимы и идут рука об руку. Попробуем что-нибудь из этого извлечь.

— Я не нуждаюсь в спасении, Блэйк.

«Нуждаешься», — подумал я. Однако вслух произнёс со всей искренностью:

— Мне нужна помощь, Роуз. Я говорю серьёзно. И твоя помощь мне нужна в первую очередь. Я собираюсь сделать всё возможное, чтобы ты осталась рядом.

— Это достаточно эгоистично, чтобы я в это поверила, — сказала она.

— Хорошо, — сказал я. — Давай тогда поговорим о стратегии.

— Стратегии?

— Хочу услышать твоё мнение. Если идея тебе понравится, то мы засядем за книги и перепроверим, не выйдет ли она нам боком. Слушай: «Уважаемый господин офицер Королевской канадской конной полиции, довожу до Вашего сведения, что Лейрд Бехайм прошлым вечером присутствовал на собрании в церкви. В присутствии нескольких людей он заявил, что располагает данными, о том кто и как убил Молли Уокер».

— Есть сотня вариантов, как это может выйти нам боком.

— Значит дважды перепроверим каждый из них, — сказал я. — Что они могут нам сделать? Попытаются убить нас ещё сильнее? Он хотел использовать нас как рычаг давления? Ну а мы вместо жуткой твари из преисподней нашлём на него кое-что другое. Вопрос лишь в том, что ты об этом думаешь?

— Думаю, это неплохая идея. Разумеется, при условии, что мы перепроверим все правила и убедимся, что не навлечём на себя казнь. Хочешь пошатнуть его общественное положение?

— Хочу основательно его потрясти, — сказал я. — Начать можем с этого. Пусть полиция опросит тех, кто был на собрании. Привлечём к ним внимание, посмотрим, как они запоют на допросе, учитывая, что врать им нельзя.

— Дети, — сказала Роуз. — Нужно, чтобы допрашивали детей. У них ловкости поменьше будет. Что-нибудь да сболтнут.

Мне вспомнилось, как плохо у детей Бехаймов получалось скрывать своё изумление и страх.

— А вот это подло, — сказал я и улыбнулся. — Подлость — это хорошо.

— Ещё две книги в наш список чтения, — сказала Роуз.

Я глубоко вздохнул и взял одну из причудливых перьевых ручек со стола бабушки.

Снаружи всё ещё было темно.

— Для этого ещё слишком рано.

— Ты хотел перейти в наступление, пока он занят чем-то другим.

Пока Лейрд спит.

— Хотел. Названия?

— Название — «Стандарты», подзаголовок — «Практика взаимоотношений между одаренными. История».

— Какая полка?

— Эммм… Седьмой стеллаж, пятая полка.

Я посмотрел на лежащий передо мной черновой план библиотеки — два нарисованных от руки восьмиугольника с пронумерованными сторонами. Напротив сторон, соответствующих выходам в коридоры второго и третьего этажей, номера отсутствовали. Я определил местоположение стеллажа номер семь, взглянул на него, и понял, что почти наверняка знаю, о какой книге шла речь. Я внёс её в список.

— «Стандарты». Увлекательное чтиво, судя по названию.

— Вторая книга, шестой стеллаж, в самом низу. «Смерти в Восточном царстве белохвостых оленей».

— Не уверен, что улавливаю смысл, — сказал я, и всё же записал название и местоположение второй книги. Я положил бумагу и ручку рядом со сложенным письмом, которое мы с Роуз сочинили накануне вечером.

— Она не про оленей. Она более общая. Это перечень смертей практиков со времён начала колонизации Нового Света, точные даты и причины гибели. Издание не слишком свежее — две тысячи одиннадцатого года — но думаю, там можно найти список казнённых с указанием оснований для казни. Ты можешь пробежаться по этому списку и выяснить, нет ли каких-то общих тенденций.

— Я? — уточнил я.

— Что?

Я посмотрел на Роуз.

— Я? Ты сказала «Ты можешь пробежаться». Обычно ты используешь «ты» вместо «мы», только когда мы спорим. Ты считаешь, что этот список мёртвых должен быть на мне?

— Я собираюсь начать со «Стандартов», и раз уж ты приступил к изучению... что там у тебя?

Я взглянул на обложку книги, лежащей на моих коленях.

— «Выдающиеся междоусобицы».

— Вот. Ты читаешь её — я читаю «Стандарты». А когда закончишь с этой, перейдёшь к оленям.

— Я уже сыт по горло всей этой лабудой. И насколько велик этот твой реестр покойников?

— Большой, но, как я уже и сказала, для нас важен в нём лишь один столбец. Возьмёшься?

Я вытянул шею, но всё равно не смог разглядеть нужную полку.

— Покажешь?

— Могла бы, — ответила Роуз после короткой паузы.

Я повернулся к зеркалу, чтобы посмотреть на неё:

— Пожалуйста?

— Она слишком тяжёлая, чтобы я могла её поднять, — вздохнула Роуз.

— Вот же пройдоха, — сказал я. — Ты пыталась обманом вытащить из меня согласие читать какой-то до нелепого огромный том?

— Ну разве что чуть-чуть.

С учётом всех обстоятельств, ей удалось принять достаточно виноватый вид.

— Чёрт, Роуз, — сказал я, не сумев сдержать улыбку, хотя, конечно, весёлого тут было мало: ей почти удалось провести меня. — Мы не можем пакостить друг другу, нам вроде как следует прикрывать друг другу спину.

— Но я реально не хочу её читать, — воскликнула она. — Ну и подумала, что это было бы немного забавно.

— Здесь нет ничего, что мне хотелось бы читать, — сказал я и бросил «Выдающиеся междоусобицы» на пол. — Этот план никуда не годится.

— Мы обязательно что-нибудь найдем, — попыталась утешить меня Роуз.

— Мы не нашли ни одной книги, которая дала бы точный ответ, — сказал я. — И, скорее всего, не найдём... Здесь одно старьё. Обычно исследованиями занимаются ради того, чтобы исключить вероятности. Мы же перелопатили кучу книг, пересмотрели их вдоль и поперёк, и всё что сумели выяснить — что, если свяжемся с работой или семьёй Лейрда, то, скорее всего, не нарушим правил и не будем казнены. Не наверняка, а лишь «скорее всего».

— Местным игрокам, наверное, удобно, когда никто не знает наверняка, — заметила Роуз.

— Что ж, они должны быть довольны.

— Мы могли бы у кого-нибудь спросить. Вероятно, все остальные так об этом и узнают. Приходят на собрание, садятся и обсуждают, что делать можно, а что нет.

— Вот только если тебя хочет убить целый город, — заметил я, — на вариант «спроси у друга» можешь не рассчитывать.

— Ну да.

— А значит, возникает вопрос. У кого нам спросить?

Роуз подтащила стул к зеркалу, чтобы мы могли лучше друг друга видеть:

— У Мэгги?

— Я не доверяю Мэгги. Не скажу, что в чём-то её подозреваю, но у меня такое чувство, что если бы она могла обдурить нас ради собственной выгоды, она бы это сделала.

— Если ты будешь так придирчиво выбирать союзников, то мы так и будем совсем одни, — сказала Роуз.

— Может и так, — ответил я и вздохнул.

— А юристы?

— Возможно, — медленно кивнул я, делая всё возможное, чтобы не отвергнуть эту идею с ходу. — Но мне это не нравится.

— Мне не нравится тоже, но они есть, и нам рано или поздно придётся с ними пообщаться. Тебе нужно денежное пособие, ведь тебе нужно как-то ходить за покупками, и у нас есть вопросы, на которые они смогут ответить.

— Да, — сказал я. — Однако сразу возникают новые вопросы. Во-первых: как нам с ними связаться? Как отправить им письмо, чтобы никто не сумел понять, что мы это сделали?

— В документах были указаны номера юристов. А в маленькой чёрной книжке сказано, что нам достаточно трижды произнести название фирмы. Смысл, как мне кажется, тот же.

— Ни капельки не зловеще.

— Ни в малейшей степени, — серьёзно ответила Роуз.

— Ну что ж, может сразу покончим с этим? — спросил я.

— Нам всё равно без этого никак, — сказала она. — Может быть, спустимся вниз? Странно будет приглашать в это помещение кого-то ещё. Даже если мы знаем, что они приходили сюда, чтобы навести порядок после смерти Молли.

— Да, — сказал я. — Я понял, что ты имеешь в виду, это и вправду как-то неправильно. Пошли вниз? В гостиную?

— Конечно, — ответила Роуз и, о чём-то вспомнив, добавила: — Подожди! Ещё кое-что! Можешь захватить одну книгу?

— Какую книгу?

— Второй стеллаж, третья полка снизу. Это тот же автор, что написал книгу об отпечатках. «Валькирии».

Это означало, что мне придётся забраться по лестнице на верхний уровень, обойти по коридору третий этаж и затем вернуться на первый. Боль.

Я прикусил язык, прежде чем ответить.

— Конечно, — сказал я, взял все необходимые книги и направился к стеллажу, о котором шла речь.

Найти книгу оказалось довольно легко. Картинка на обложке очень походила на изображение на книге об отпечатках. Лицо женщины в профиль, дополненное крылатым шлемом.

— Я... — начала Роуз, но замолчала, заметив, как я вздрогнул, услышав её голос.

Я совершенно забыл, что у меня на шее висело велосипедное зеркало.

— Продолжай, — сказал я, продолжая спускаться по лестнице с книгами в руках.

— Я прочитала её, потому что подумала, что, возможно, там написано про таких, как я. Так оно и оказалось. Но она также рассказывает о призраках. Как о событиях прошлого, так и о практических приёмах. Оказывается, есть такие практики, что полностью специализируются на призраках и тенях. Что-то вроде некромантии.

— Магия смерти.

— Верно. Например, там описываются практики, которые убеждали воинов, как правило, умирающих солдат, что тех ожидает невероятная загробная жизнь, наполненная застольями и прославлением их подвигов. Эти рассказы помогали им заручиться согласием воинов на то, чтобы отказаться после смерти от своего духа. Согласие облегчало создание тени либо призрака, которые обладали знаниями, физической силой или какими-то другими качествами воинов, а также позволяло поместить призрака в сосуд.

— Ты бы хотела, чтобы тебя поместили в сосуд? — спросил я.

— Нет. Это было бы даже хуже, чем торчать внутри этих зеркал. Полное отсутствие движения.

— Верно, — сказал я. — Но?

— Но мне нравится сама идея. Мне нравится подход автора. В книге описывается техника работы с призраками, которая идеально подходит для практиков, у которых нет особых ресурсов, которые обитают в местах, где всё стоящее уже разобрано, или где местный Лорд запрещает использование определённых практик. Ты берёшь призрака, вселяешь его в некий предмет и получаешь…

— Магический артефакт? — спросил я.

— Да, орудие. Вообще говоря, сомневаюсь, что каждый Иной в Якобс Бэлл уже принадлежит тому или иному практику, да и Лорда, диктующего правила, у нас нет. И всё же в нашей ситуации вариантов не так уж и много.

— Значит, используем призраков? — спросил я.

— Это вариант. Они, конечно, бывают буйные, но это лишь одна из множества категорий. И мы знаем, как себя обезопасить.

— А что делает контакт с призраками более лёгким, чем с остальными Иными?

— Помнишь про леса позади дома? Болота? Всё это собственность бабушки. Призраки, как и любые другие отпечатки, не слишком-то устойчивы против внешних воздействий. Это лишь пережитки ужасных или ярких событий. Воплощение сильных эмоций, так?

— Как ты и сказала вчера вечером, — ответил я.

— Лучше всего они сохраняются в замкнутых пространствах, особенно в тех, которые как-то с ними связаны. Например внутри домов, в помещениях, где всё ещё лежат их трупы, где-то неподалеку от орудий убийств. Но не это главное. Они также сохраняются в местах, где очень мало людей, которые способны их потревожить. Например, в дикой местности.

— В лесах и болотах, — продолжил я.

— Именно! Мест, где можно найти нетронутых призраков на самом деле не так много, но их особо и не ищут, ведь призраки не так уж и надёжны, а ещё если черпать из них силу, то они быстро выгорают.

Как и отпечатки.

— Короче, много усилий ради крошечной выгоды, — закончила Роуз.

— То есть нам следует покинуть безопасный дом и отправиться в лес на поиски призраков? И ради этой крошечной выгоды рискнуть жизнью и здоровьем?

— Это один из вариантов. Но что, если у бабушки есть книга, куда она внесла всех примечательных призраков в округе и их точное местоположение? Тогда нам не потребуется идти к ним, мы сможем позвать их к себе.

Я остановился на середине лестницы, переложил книги в одну руку и взял самодельную подвеску-зеркальце, которую теперь носил на шее. Роуз стояла на несколько ступеней выше. Я с осуждением взглянул на неё.

— То есть, ты хочешь сказать, что теперь я должен вернуться в библиотеку, чтобы найти какую-то возможно несуществующую книгу с именами призраков?

— Нет, — ответила Роуз и подняла книгу так, чтобы я её увидел. — Видишь? Она у меня. Я уже нашла её. Здесь нет ничего такого, что я не смогла бы прочесть вслух.

— Ладно, — сказал я и продолжил спуск по лестнице. Роуз уже ждала меня в гостиной. — Звучит как план. Похоже, нам предстоит призвать несколько пугающих бездушных выродков мироздания. А когда покончим с этим, сделаем перерыв и призовём парочку призраков.

— В смысле?.. А, ну да. Ха-ха.

— А если серьёзно, что сначала: юристы или призраки? — спросил я.

— Юристы. Больше мы не можем это откладывать.

Я подошёл к телефону бабушки, но, когда поднял трубку, обнаружил, что гудков нет.

— Блядь! — вырвалось у меня.

— Не работает? — спросила Роуз.

Я покачал головой.

— Должно быть, кто-то недавно перерезал провода, или оператор отключил связь.

— Значит, будем трижды повторять название фирмы? Кажется, результат должен быть таким же.

— Сомневаюсь, — сказал я. — Не могу избавиться от ощущения, что зловещее повторение их названия обладает куда большим весом, чем телефонный звонок.

— Ты сам сказал, нельзя это откладывать.

Я кивнул, оглянулся по сторонам и вытащил из стопки книг маленькую чёрную книжку.

— Манн, Левин и Льюис.

На фоне переполненной гостиной с её книгами и вечным беспорядком мои слова показались пустыми и беспомощными.

— Манн, Левин и Льюис.

Взгляд блуждал по комнате в поисках признаков чего-то необычного.

— Манн, Левин и Льюис.

Третье повторение.

Мы так и стояли в полной тишине, ожидая ответа. Я не мог избавиться от мысли, что как только я расслаблюсь и с облегчением вздохну, то в это же мгновение меня испугает стук в дверь или звонок телефона.

Но когда прошло несколько минут, и я действительно расслабился, никто так и не постучал.

— Не работает? — спросила Роуз.

Я отрицательно покачал головой и добавил:

— Может быть, мне нужно быть снаружи.

— Один раз они точно вошли в дом. Юристы — единственные, от кого это здание не защищает. От них и от охотников на ведьм.

Я нахмурился.

— Спешки нет, Блэйк. Найдем другой способ как связаться с ними, или продолжим чтение и сами выясним, безопасно ли отправлять это письмо.

— Спешка есть, — возразил я. — Если не сделаем это в ближайшее время, они придумают, как нас одурачить. Найдут способ, как вытащить нас из дома, типа как они сделали с Молли, используют охотников на ведьм или кого-нибудь ещё. Что, если они начнут осаду, и у нас не будет возможности заниматься подобными вещами ещё несколько дней, а то и недель? Весь смысл перехода в наступление — это заставить их обороняться, отвлечь их силы, чтобы выиграть немного времени.

— Ладно, я не спорю. Я не против того, чтобы перейти в наступление, если мы будем подходить к этому с умом.

Я кивнул и положил руку на том «Валькирии»:

— Поскольку юристов мы больше не обсуждаем, а читать древние фолианты сегодня я больше не готов... Значит, призраки? Снаряжаемся всем необходимым и экспериментируем? Это подход с умом?

— Я надеюсь. Но если мы собираемся вызвать и поймать призрака, нам придётся выйти наружу. Захватишь соль по дороге?

Я кивнул:

— Ладно. Ладно насчёт призраков и ладно насчёт соли. Этим я готов заняться.

Она кивнула в ответ. Я увидел проблеск сомнения и гнева на её лице, но вслух она сказала:

— Спасибо.

Я взял свои зимние вещи, топорик и биту, а затем захватил на кухне пачку с солью. Натягивая пальто и перчатки, я прошёл под лестницей в заднюю часть дома и вышел наружу.

Светало. Солнце только начало подниматься, и было всё ещё темно. Ночью мне удалось немного вздремнуть, я проснулся в несусветную рань в надежде застать Лейрда врасплох, пока он крепко спал. Днём кто-нибудь мог отслеживать взаимосвязи, а раз так, сейчас самое подходящее время действовать.

Дом-на-Холме, как ему и положено, располагался на холме, однако форма этого холма никоим образом не напоминала окружность. Один из склонов холма, длинный и пологий, исчезал в редком пролеске, который, по мере удаления от дома, постепенно становился гуще.

Эта картина напомнила мне о бегстве от существ с птичьими черепами. Прятаться среди деревьев, оказаться в окружении, не знать куда идти.

Заднее крыльцо было покрыто снегом, песком и кучами листьев, которые никто не удосужился убрать. Вокруг невысокой стены, которая окружала территорию, собрались сугробы. Лестница вела вниз на заснеженный склон холма, плавно спускавшийся к деревьям.

Не так уж плавно, если подумать: учитывая снег и лёд, путь вниз мог оказаться опасным.

— Раз уж мы снаружи... Манн, Левин и Льюис, — сказал я. — Манн, Левин и Льюис. Манн, Левин и Льюис.

Ответом нам был лишь ветер, свистящий меж деревьев. И зловещая тишина.

Мы осмотрелись, но не обнаружили никаких признаков чьего-либо присутствия.

— Стоило попробовать, — сказал я. — Нам нужен телефон, а это очередная уловка двадцать два. Нужен телефон, чтобы связаться с юристами и выяснить, когда и где мы можем быть в достаточной безопасности чтобы получить доступ к телефону.

— Ну, что касается самообороны, если до этого дойдёт, то помощь призрака может оказаться очень кстати. Ты готов? — спросила Роуз.

— Непрерывный круг, полагаю, — ответил я.

— Да, круг из соли. Тебе нужно расчистить снег.

Я осмотрелся, почти уверенный в том, что как только повернусь к лесу спиной, на меня сразу же накинется какой-нибудь Иной. Однако уже светало, к тому же задняя часть дома просматривалась со стороны города. Если поблизости и были Иные, то разве что из тех, что умели хорошо скрываться. Я взял лопату, стоящую у задней двери, и начал расчищать внутренний дворик, обнаружив под снегом заледеневшую кирпичную плитку. Чтобы избавиться от льда, мне пришлось изрядно поскрести лопатой. Ладони ощутимо замёрзли — металлическая рукоятка лопаты даже через перчатки высасывала остатки тепла.

Я заметил, как что-то мелькнуло на краю участка.

Что доконает меня раньше? Коварный Иной или холод?

— Снаружи я чувствую себя куда менее уверенно, — заметил я.

— Мы в нескольких шагах от безопасности, — ответила она.

— Давай не будем тянуть, — нахмурился я.

— Дай мне пару секунд. Я пытаюсь разобраться с двумя разными книгами.

Я слышал, как она перелистывает страницы. Я потёр руки, пытаясь согреться.

— Соль, — сказала она. — Это чистое вещество, а любые призраки, которые могут попытаться причинить нам вред, вполне логично, будут нечистыми. Они запятнаны гневом и ненавистью.

— Это понятно.

— Самый простой способ — пустить кровь, — сказала Роуз. — Ты не против снова порезать себя?

Я взглянул на ладонь. Прошлый раз я пускал себе кровь, когда рисовал на кружке символ, проверяя вновь обретённые силы. Порез всё ещё не зажил. Собственно кровь меня не пугала, но и постоянно кромсать кончики пальцев желания не было.

— Мы повторяем имя духа. Это помогает установить слабую связь. Затем ты должен вложить в эту связь силу.

— Как? — спросил я.

— Кровью. Рисуешь символ, вроде того, что приведён в книге, а затем проводишь черту параллельно линии связи, которая появится между тобой и призраком. Кровь — это энергия. Наиболее чистая и непосредственная форма энергии из всех, что ты только можешь предложить. Однако, когда имеешь дело с Иными, следует быть осторожным: дашь им палец — они откусят всю руку. А тебе вряд ли нужно, чтобы они забрали всю твою кровь или всю энергию.

— Не нужно, — я покачал головой. — А призраки так умеют?

— Не должны уметь.

— Хорошо, — сказал я. — Что-нибудь ещё?

— Мы повторяем имя, ты чертишь линию, подпитываешь её достаточным количеством крови, чтобы призрак оказался в пределах слышимости. А затем можно попробовать с ним пообщаться.

— Пообщаться с призраком.

— Они не настоящие существа, а всего лишь отголоски значительных событий прошлого. Обычно связанных с мучениями, горем или яростью. Иногда с мгновениями абсолютного великолепия. А иногда чего-то другого. Вполне вероятно, что призрак будет ограничен сценарием. Его разум не способен думать ни о чём, кроме произошедшего события прошлого. Но договориться с ним будет скорее всего возможно. Помни, что каждую секунду, что ты используешь свою кровь, чтобы удержать его, ты понемногу ослабляешь себя. На эксперименты времени нет. Если он тебя не слушает, не пытайся его переубедить. Подыгрывай ему. Но если всё-таки найдёшь способ воздействия, то сразу пользуйся им.

Я кивнул.

— Ещё кое-что. Как говориться, несчастью нужен спутник, а потому призраки обычно пытаются низвести других до своего уровня. Что бы их ни тяготило, они излучают это на окружающих: гнев, боль, печаль, безумие...

— Чёрт, — сказал я.

— Воздействие не должно быть настолько сильным, чтобы захлестнуть тебя. Тем более через соляной круг. Но на всякий случай, я хочу, чтобы ты постоянно слушал, что я говорю, — сказала Роуз. — Даже если ты будешь настолько зол, что не сможешь рассуждать здраво. Даже если захочешь навредить себе.

— Ну да. Подыгрывай ему, кроме тех моментов, когда подыгрывать ему нельзя, — заметил я. «И постоянно слушай Роуз».

Роуз проигнорировала мою колкость.

— Давай начнём с призрака, который будет не слишком молодым и не слишком старым. Молодые обычно сильнее, а старые, как правило, продолжают существовать только лишь потому, что связаны с другими духами или источниками энергии, что сложно и опасно. Джун Бёрлисон. Она умерла в сороковых годах, где-то на тех полянах.

Джун Бёрлисон.

Я достал соль. Медленно и аккуратно рассыпал её по окружности вокруг себя. К тому времени, как я замкнул круг, лёд под первыми крупицами соли начал таять.

Теней на окраинах местности стало больше. Я был почти уверен, что сумею сбежать, если это понадобится. Дверь была всего в двух шагах позади, и у меня был топорик.

— Прикроешь мне спину? — спросил я и передвинул велосипедное зеркало назад, чтобы оно повисло у меня между лопаток.

— Договорились.

Порыв ветра, которому не помешала невысокая кирпичная стена, сдунул в мою сторону несколько крупинок соли.

Нужно было действовать быстро.

Я отложил сумку, топорик и биту в сторону.

— Привет, Джун, — сказал я. — Джун Бёрлисон.

Я переключился на другой взор.

— Джун Бёрлисон.

Теперь я видел связи. Духи взаимодействовали между мной и книгой, мной и Роуз, а также между мной и чем-то там, в лесу. Слишком общая, размытая и ускользающая связь, чтобы указать путь к чему-либо.

— Джун Бёрлисон, — сказала Роуз. Я увидел, как сформировалась ещё одна подобная связь, которая скользнула сначала ко мне, а затем к лесу, словно остаточный разряд молнии между проводниками.

Сработает ли этот метод для поиска людей? Предметов? Могу ли я, чтобы найти Лейрда, назвать его имя, а затем проследить за связью?

— Джун Бёрлисон, — повторил я. Разглядеть связь становилось всё проще. Может быть, она приближалась, даже без предложенной энергии крови?

Ну конечно. Связь не была односторонней. Это был обмен. Если я попробую создать слабую связь, чтобы найти Лейрда, он об этом узнает. И, вероятно, сможет использовать это против меня.

Здесь было то же самое, что и с юристами. Звать их по именам, пока они не заметят.

— Джун Бёрлисон, — сказал я.

Теперь линия стала достаточно четкой. Я выбрал палец, на котором ещё не было порезов, и полоснул его лезвием топорика. Затем я протянул руку за границу круга из соли и воспроизвёл символ с открытой страницы книги.

Я видел, как Иные подступили ближе, словно привлеченные кровью. Они перемещались в моей слепой зоне, высовывая головы из-за различных объектов местности. Каждый раз, когда я поворачивался к ним спиной, они сокращали расстояние. А поскольку они окружали меня со всех сторон, то каждую очередную секунду кто-то из них становился ближе.

— Возможно, придётся бежать, — заметила Роуз.

— Возможно, — ответил я, но всё же принялся чертить построение.

— Блэйк, — встревоженно сказала Роуз.

Я оглянулся назад и спросил:

— Круг из соли сможет его остановить?

— Не могу ничего обещать, — ответила Роуз.

Я стиснул зубы, и принялся рисовать оставшуюся часть построения. Когда я начертил линию из крови, коснувшись соленого круга, соль попала мне на рану.

— Ай, чёрт! — ругнулся я сквозь зубы.

Я почувствовал, как в ту же секунду связь вспыхнула.

Джун возникла на дальнем конце холма, рядом с границей леса.

Её образ не был размытым. И всё же он постоянно дёргался, словно в фильме, в котором не хватало кадров. Движения Джун были резкими и воспроизводили одни и те же фиксированные шаблоны: вот она ползёт ко мне, шарит одной рукой в снегу, хватается, подтягивается вперёд, отталкивается ногой и продвигается ещё на полметра. Она была наполовину раздета, и одежда её была старомодной. Чёрными неподвижными пальцами другой руки она сжимала воротник.

Я ощутил насколько замёрз. Она двигалась медленно, а я оделся не слишком-то тепло. Тем более для того, чтобы неподвижно торчать на холоде.

Вот только дело было не только в этом. Ощущение холода росло вместе с её приближением.

Когда Джун начала взбираться на крутой участок холма, где у неё не было «сценария» о том, как она должна была выглядеть или двигаться, она просто исчезла. Через секунду или две она появилась так, будто и не пропадала вовсе, однако за это время ей удалось приблизиться ближе метра на три.

Несмотря на то, что образ был несовершенным, он оставался на удивление чётким. Она не была полупрозрачной, как призраки в фильмах.

К моему облегчению, по мере приближения призрака Джун, тени остальных Иных отступали.

— Джун Бёрлисон, — сказал я.

Изображение снова дёрнулось, а затем Джун одним рывком преодолела половину оставшегося расстояния. В ту же секунду остальные Иные исчезли, сбежали.

Я ощутил прилив тепла, заставший меня врасплох, однако длилось это недолго. Тепло сменилось покалывающим жаром, который сопровождался чувством жжения в конечностях. Она преодолела половину расстояния, но интенсивность ощущений, которые я испытывал, увеличилась раз в десять.

— Она… воздействует на меня, — сказал я.

— На двух уровнях, — тихо пояснила Роуз. — Она черпает энергию из крови, которую ты используешь для установления связи, а также создаёт своего рода излучение, связанное с тем событием, благодаря которому она отпечаталась в мире.

— И одно усиливает другое, — пробормотал я и громче сказал: — Джун Бёрлисон, я хочу поговорить.

Жжение усиливалось. Оно стало настолько невыносимым, что я уже не мог стоять.

Джун, которая выглядела зрелой, взрослой женщиной, заговорила, как ни странно, детским голосом, который оказался едва ли громче хрипа:

— Я заснула слишком близко к огню. Я сожгла себя.

Что я вообще должен был ответить на это?

— Мне было холодно и я свернулась калачиком возле камина. Я горю. О боже, как горячо. Я горю, — Джун говорила слабым встревоженным голосом, который совершенно не соответствовал смыслу её слов.

Её пальцы, которые были настолько обмороженными, что их и пальцами едва ли можно было назвать, беспомощно царапали одежду.

Изображение дрогнуло, она исчезла на мгновение, а затем появилась снова. Когда её искалеченные непослушные пальцы коснулись порванной, грязной, измазанной одежды, с её губ сорвался тихий всхлип.

Я чувствовал жар. С каждой секундой становилось всё хуже.

— Мне тоже ж… — начал я, но остановился, чуть было не сказав «жарко». Это могло быть и ложью. Я не был уверен, действительно ли мне было жарко, или это была лишь иллюзия тепла. — Да, я чувствую жар.

Как будто мои слова стали своего рода топливом, жар немного усилился.

— Пусть это прекратится. С меня хватит. Пусть это прекратится, — сказала она.

Её слова произвели тот же эффект, жар стал ещё сильнее.

— Роуз, — пробормотал я слегка охрипшим голосом. — Я не уверен, готов ли к такому.

— Если это зайдёт слишком далеко, — начала Роуз, — разрушишь линию крови. Или ты можешь посыпать на неё солью. Всё закончится в тот же миг.

Джун Бёрлисон закричала, исчезнув в один миг и вновь появившись в следующий. Её движения можно было назвать отрывистыми, но они были также и вялыми. Она воспроизводила сейчас другой образ. Образ Джун в судорогах беспомощной агонии.

Когда волна жара пронеслась сквозь меня, я понял, что тоже кричу. Крик, похоже, только усугублял ситуацию.

Когда Джун снова начала мелькать и исчезать, я на мгновение почувствовал облегчение. Боли не осталось, однако сердце бешено колотилось. Я снова ощутил холод.

— Блэйк?

Я слегка встряхнул головой и напомнил себе, что со мной говорит Роуз.

— Получи ответы. Начни диалог, — сказала Роуз.

— Джун, — удалось произнести мне, хотя я всё ещё задыхался после крика. Я пытался сохранять спокойствие несмотря на то, что повторение её имени словно раздувало огонь. Но Джун не отвечала.

— Джун Бёрлисон. Ты помнишь, что случилось перед тем, как ты заснула у огня? — начала Роуз вместо меня.

Мгновение, и Джун стояла, обхватив своё тело руками. Её раны были уже не столь серьёзными, а одежда стала чище.

Теперь я почувствовал исходящую от неё волну холода. И всё же от воспоминания о только что накатившем на меня жаре лучше не стало.

— Ты помнишь, что случилось перед тем, как ты заснула? — спросила Роуз.

— Меня оставили в лесу. Я поссорилась с мужем и потребовала, чтобы он оставил меня у дороги. Я больше не могла находится с ним в машине. Теперь мне нужно идти домой.

— Здесь холодно, верно? — спросила Роуз.

— Очень холодно, — согласилась Джун.

— Вы часто ругаетесь? — спросила Роуз.

— Да. Все были против, но я вышла за него. Они были правы, я ошибалась. Я уверена, скоро я наберусь храбрости и признаюсь в этом матери с отцом. Стыдно, но мне надоели постоянные ссоры.

— Он ударил тебя? — спросила Роуз.

— Нет. Но мы так часто ссоримся. Мы такие разные. Как же холодно.

— Да, холодно, — ответила Роуз.

Джун всхлипнула, затем упала на четвереньки. Изображение снова мигнуло, и раны стали серьёзнее. Пальцы сожраны морозом.

— Я почти дома. Я больше не могу идти, но могу ползти.

Холод начал пробирать и меня. Достаточно, чтобы мне пришла мысль, что я и сам могу заработать обморожение.

Как много энергии она могла получить через связь посредством крови? Может быть, Роуз ошибалась? Может быть, на самом деле призрак мог мне серьёзно навредить?

Связано ли это с тем, что соль попала мне в рану? Может быть, моё построение было нарушено?

Или, вдруг осенило меня, кто-то другой высасывает из меня силы?

Когда я задумался о том, кто мог оказаться достаточно близко, то сумел вспомнить лишь о Роуз.

— Не теряй концентрацию, Блэйк, — сказала Роуз.

На мгновение мне показалось, что она читает мои мысли и отвечает на эту мысль. Но похоже, что нет.

— Холодно, ты почти дома, — сказал я.

Ничего.

— Это так? — спросила Роуз. — Ты почти дома?

— Я так замёрзла. Но муж будет ждать. Я попрошу прощения, он разожжёт камин, включит наш маленький электрообогреватель. В доме будет тепло, и я смогу отдохнуть.

— Но этого не случилось, верно? — спросила Роуз.

Лицо Джун исказилось в полнейшем замешательстве. Её переполняло чувство оглушающего предательства.

В течение нескольких долгих секунд я видел, как словно в замедленном повторе менялось выражение её лица. С такой медлительностью, на которую обыкновенные люди не были способны. Джун была раздавлена чувством невероятного отчаяния и предательства, настолько глубокого, что оно изменило всё её существо. И всё это время мне казалось, что виновником этого чувства был я.

Я видел её такой, какой она была в ту секунду, когда открыла дверь и осознала, что в доме холодно и пусто. Несовершенное воспроизведение ситуации.

Вокруг меня поднялся ветер. Пальцы пульсировали от боли и почти потеряли чувствительность.

— Джун, — мягко произнесла Роуз. — Так всё и случилось? Ты разожгла огонь в камине и легла спать?

Изображение мигнуло, сменилось, Джун Бёрлисон снова извивалась от боли, изувеченная и скорченная. Я вздрогнул и едва не шагнул назад, за пределы круга.

Жара и холод. Но почему разрыв? Почему повествование не было цельным?

Может быть оно включало в себя только моменты осознанности?

Я размял свои онемевшие пальцы.

Или здесь было что-то ещё?

— Камин горел? — спросил я.

Ответа не было. Я стиснул онемевшие пальцы в кулак.

— Камин горел, — сказала Роуз. — Ты заснула…

— Роуз, — заметил я. — Камин не горел. Мне кажется, что она не хочет говорить с мужчиной из-за своих проблем с мужем. Нужно, чтобы именно ты спросила её: сумела ли она разжечь камин перед тем, как заснула.

— Джун, — произнесла Роуз. — Ты разожгла огонь перед тем как заснула?

— Нет, — ответила Джун, — я задремала. В доме было холодно, но я не могла сосредоточиться. И моё сердце странно билось.

— А тело, — продолжил я, — в попытке спасти конечности качало в них всю доступную кровь. Неожиданный и крайне болезненный жар.

Но она меня не слышала. Не слышала по-настоящему.

— О чём ты говоришь? — спросила Роуз.

— Я читал об этом, после того как услышал один анекдот. Про некого идиота, который сел голой задницей в сугроб. Когда погибаешь от холода, в самом конце испытываешь интенсивное ощущение тепла. Джун не сгорела. Она была на последней стадии смерти от холода.

— Это был не жар, Джун, — повторила мои слова Роуз. — Это не твоя вина. То, что ты ощущала, то, что ощущаешь сейчас… это всего лишь только холод.

— Я горю!

Я снова ощутил жар, но он стал несколько меньше.

— Ты замерзаешь, а не горишь, — сказала Роуз. — Ты же меня слышишь, верно? Я думаю на каком-то уровне ты меня понимаешь. Это только холод.

— Как же холодно, — сказала Джун. Но её одежда сейчас соответствовала моменту, когда она испускала жар.

— Это не твоя вина, — сказала Роуз. — Это всё только холод. Ты заключишь с нами сделку?

— Как же холодно, — повторила Джун.

— Если ты согласишься, я гарантирую, что мой партнёр, который стоит внутри круга, будет согревать тебя, насколько он сможет.

Изображение Джун мигнуло, несколько секунд она извивалась в агонии, руки царапали землю, почерневшие пальцы пытались хоть за что-нибудь ухватиться.

Затем она снова стояла на ногах.

— Я не хочу всё время ругаться.

— У меня нет причин ругаться с тобой, — беспомощно произнёс я.

— Он не плохой человек, — сказала Роуз. — У него доброе сердце.

— Я не хочу всё время ругаться, — повторила Джун, словно не слыша.

Роуз попыталась убедить её ещё, но раз за разом получала одни и те же ответы. Я рассеянно слушал их диалог, одновременно прокручивая в уме всю нашу беседу. Несчастная жена, бредущая домой. Холод. Отказавшее тело.

Что сможет убедить её? Если учесть всё, кроме этой конкретной сцены?

— Спроси её, мечтала ли она, пока шла домой, встретить другого мужчину, — спросил я. — Нового мужа, которого она могла бы найти после того, как старый её бросил. Говори в настоящем времени.

Роуз задумалась на секунду, а затем сказала:

— Послушай, Джун. Представляешь ли ты себе сейчас мужчину, за которого хотела бы выйти замуж?

— Да. Я представляю, как он держит меня. Как согревает. Но потом я снова чувствую холод.

— Когда ты представляешь этого мужчину, — сказала Роуз. — Ты представляешь, как всё время с ним ругаешься?

— Нет. Я представляю, как он держит меня. И согревает.

— Если ты согласишься помочь, мой друг может взять тебя. И согревать. И тебе не нужно будет всё время ругаться.

Ответа не было. Джун неподвижно стояла, иногда мерцая.

Я больше не ощущал холода, разве что обыкновенный зимний холод.

Сердце бешено стучало, руки дрожали.

Я вышел за пределы круга.

И всё ещё не чувствовал холода.

Я развёл руки, собираясь обнять её.

— Блэйк, — сказала Роуз. — Нет!

Я замер.

— Если ты это сделаешь, ты, скорее всего, разрешишь её дилемму и сотрёшь отпечаток. Она недостаточно осознаёт себя, чтобы сопротивляться этому, а значит не сможет выполнить свою часть соглашения.

— Альтернатива? — спросил я.

— Альтернатива — это поместить её в некий сосуд. Ты сможешь выполнить сделку, согревая сосуд, а она будет помогать нам.

— Значит… она будет продолжать страдать? — спросил я.

— Она всегда будет страдать, — сказала Роуз. — Поскольку существо, на которое ты смотришь в данный момент, является воплощением страдания. Настоящая Джун отправилась в загробный мир. Перед тобой лишь эмоциональное событие, которое достаточно сильно ударило по миру, чтобы оставить след в виде «смерти от гипотермии». Если убрать страдание, то от неё не останется абсолютно ничего. Возможно миру станет немного легче, возможно, будет правильнее, если память об этом событии перестанет бродить по лесам, но именно нам от этого лучше не станет.

Я взглянул на Джун. Подавленную, дрожащую.

— Как-то это неправильно, — сказал я.

— Да, — признала Роуз. — Но это необходимо. И как бы это ни выглядело, ты не делаешь ей хуже. Это даже не личность. Это просто… впечатление.

— Я не готов в это поверить.

— Почему? Поэтому что она похожа на «деву в беде»?

— Поэтому что это призрак, который лишь на одну ступень отличается от отпечатка, не забыла? — сказал я возможно излишне резким тоном.

В наступившей тишине я слышал лишь звук собственных стучащих зубов.

— Мне кажется, — сказала Роуз более мягким голосом, — принять эту сделку будет более добрым поступком, чем упокоить её. Ты сможешь держать её рядом с собой и согревать её, за исключением тех моментов, когда ты захочешь, чтобы она стала воплощением смерти от холода. Она сможет существовать внутри тех фрагментов памяти, в которых она мечтала о том, как её обнимает мужчина.

— Ладно, — сказал я. — С этим я могу согласиться.

Я порылся в карманах, но не нашёл ничего полезного. Мне не хотелось, чтобы она вселилась в ключи, которые я уже использовал в ритуале пробуждения. А больше у меня особо ничего не было. Разве что лишний моток цепи и зеркальце на шее.

Я взглянул вниз, заметил торчащий из сумки топорик и вытащил его.

— Надеюсь, он нарубил достаточно дров для камина, — едва слышно пробормотала Джун.

Когда я повернулся, она исчезла, и нечто ударило в топорик.

Мои и так уже окоченевшие пальцы похолодели. По рукоятке поползли морозные узоры. Всего через пару секунд ладонь замёрзла настолько, что я оказался неспособен её разжать.

— Готово, — сказал я. — Теперь она внутри.

— Всё несколько сложнее, — сказала Роуз. — Если мы...

— Если не пойдём внутрь, я и сам скоро стану призраком, — сказал я, поднял биту, засунул книгу и соль в сумку и набросил её на плечо.

— Если она освободится внутри дома, то его защита нам не поможет.

— Однажды мы с ней уже справились, — сказал я, направляясь к двери. — Сейчас нам нужно лишь держать её в узде, верно?

— Нужно каким-то образом запечатать топорик.

— Мы запечатаем. Внутри, — сказал я, расстегнул куртку и засунул топорик под одежду, где разместил его между курткой и свитером. Мои онемевшие пальцы всё ещё сжимали рукоятку. — Так лучше, Джун?

Холод стал ощущаться уже не так сильно как раньше.

— Хорошо, — сказал я и кивнул Роуз: — Идём внутрь.

Я зашёл в дом.

Топорик был заметно холодным, но с каждой секундой это ощущалось всё слабее.

— Нам нужен способ нанести на рукоятку надпись, иначе она может выйти наружу в любую секунду, когда ей вздумается, и, скорее всего, она сделает это в тот самый момент, когда ты встретишься с реальным противником, — заметила Роуз, когда я вошёл в коридор.

— Это может оказаться полезным, — сказал я.

— Это почти наверняка тебя убьёт, — заметила Роуз.

— Тогда это не так уж и полезно, — признал я.

— Тебе следовало выбрать предмет поудобнее. На резиновой рукоятке с фактурной отделкой ничего не напишешь. И я не имею ни малейшего представления, как нанести надпись на сталь.

— Она выбрала его, а не я, — сказал я и осторожно отпустил рукоятку.

— Ну ладно, это подойдёт в качестве временной меры. Наполовину инструмент, наполовину фамильяр, — сказала Роуз. — Не уверена, как ты собираешься всё время незаметно таскать с собой топорик. Но, кажется, получилось.

— Получилось. Это шаг вперёд, — сказал я. Рука всё ещё дрожала. Казалось, что холод пробрал её до самой кости. — Нам нужно повторить это ещё несколько раз, разными способами, и тогда у нас появится сносный арсенал.

— Хороших вариантов не так много, — сказала Роуз.

— Значит используем не столь хорошие, — ответил я. — И будем надеяться, что я при этом не потеряю конечностей. Блин, больно-то как.

— Будем надеяться, — согласилась Роуз. — Давай я разберусь с надписями, а потом вместе сделаем всё необходимое.

— Я буду согревать нашу новую знакомую, как мы и обещали. Но не помешает немного согреться и самому, — сказал я. — Желательно как-нибудь с использованием плиты и чайника.

Я зашёл на кухню и заглянул в шкафчики. Раньше я пренебрегал пачкой горячего шоколада — мерзкая бурда из смеси шоколадного порошка и воды никогда особо мне не нравилась — однако сейчас этот вариант неожиданно показался лучшей за последнее время идеей.

Что касается горячей еды…

Я поморщился и вытащил овсянку. Это единственное, что я смогу относительно быстро приготовить.

— Чёртова овсянка, — пробормотал я под нос и добавил несколько громче. — Помнишь, что я говорил вчера вечером? Насчёт того, что ты должна мне напомнить о том, что я мог закупиться едой, но так этого и не сделал. Сейчас как раз время. Ещё немного и я заплачу.

— Блэйк? — окликнула меня Роуз.

Что-то в её голосе заставило меня насторожиться.

Я обернулся и увидел, что у нас появились гости.

На диване в гостиной сидели седовласый мужчина, двадцатилетний юноша и женщина чуть старше тридцати лет. Все в костюмах и с аккуратными деловыми причёсками.

Я видел в зеркале Роуз, видел выражение её лица. Даже учитывая их внезапное появление, этот отчаянный ужас, исказивший её черты, показался мне несколько чрезмерным.

Может быть, она видела что-то, недоступное мне? Или она успела что-то увидеть до того, как я повернулся?

— Полагаю, юристы из Манн, Левин и Льюис? — спросил я.

— Точнее говоря, мы и есть Манн, Левин и Льюис, — произнесла молодая женщина. Блондинка с аккуратным хвостиком и свисающей над бровью прядью. Она закинула ногу за ногу и сложила руки на колене. — Прошу вас, не нужно плакать в нашем присутствии. Не могу говорить за моих партнёров, но мне будет за вас стыдно.

— А вы не торопились, — заметил я.

— Мы действовали без промедления, — ответил пожилой мужчина. Возраст придавал его голосу резкие старческие нотки, которые совершенно отсутствовали у моей бабушки. Каким-то образом это делало его более человечным по сравнению с ней. — Но если хотите, мы можем начать отсчёт времени с того момента, как встретились с вами взглядами.

Молодой шатен, легко сошедший за актёра, если бы не едва заметный шрам на губе, взглянул на часы на запястье.

— У вас осталось двадцать девять минут и сорок секунд. Всё это время вы можете располагать нашими знаниями и нашими советами. Также вы можете обращаться с просьбами, однако мы не можем обещать, что они будут выполнены.

— Если хотите, — сказала женщина, — мы можем сэкономить время, отпущенное на этот месяц, и сделать встречу максимально короткой. Начиная со следующего месяца, продолжительность наших встреч будет ограничена лишь короткими разговорами.

— Вы дьяволы? — спросил я. — Демоны?

Старик усмехнулся.

— Некоторые могли бы так нас назвать, — его грубый голос в этот момент действительно прозвучал зловеще.

— А как бы вас назвали другие? — поинтересовался я и взглянул на Роуз в поисках поддержки. Но она ещё не пришла в себя и явно ощущала себя не в своей тарелке.

— Остальные назвали бы нас практиками, — ответила женщина. — Такими же практиками, как и вы.

— Ну, некоторая разница всё же есть, — заметил старик и поднял густую бровь. — Вопрос лишь в том, имеет ли это значение?

Я взглянул на Роуз, однако та не проронила ни слова.

— Думаю, имеет. Когда я пойму, чем вы занимаетесь, то смогу лучше понять, как себя с вами вести. Почему вы здесь?

— Этого пожелала ваша бабушка, — сказал парень.

— Почему? — спросил я.

— Потому что сама она не справлялась, её проблемы были слишком сложны для неё одной, — ответила женщина. — Это был наиболее практичный путь. Ей нужны были деньги и могущество, которыми она не хотела делиться. Мы предложили ей и то, и другое.

— Почему? — снова повторил я.

— Потому что наша фирма работает с дьяволистами, — ответил пожилой мужчина.

— Почему? — ещё раз спросил я. Не было никаких признаков того, что этот вопрос начал им надоедать.

— Потому что мы сами дьяволисты. Были дьяволистами. Когда-то давным-давно, — ответил парень. — В итоге нам предложили контракт. Можете назвать это банкротством. Этот термин подходит во многих смыслах. И это подводит разговор к вашей ситуации.

— С чего это? — спросил я.

— Мы надеемся включить в свои ряды наследника поместья Торнбёрн, — ответил старик.

— Вы хотите, чтобы я работал на вас? Моя бабушка приняла ваше предложение? — спросил я.

— Мадам Торнбёрн не стала этого делать, царствие ей небесное, — произнёс старик и улыбнулся, словно признавая, насколько странно для него произносить подобные слова. — Она не искала лёгких путей. Как мы уже говорили, она жаждала могущества. Не скажу, зачем, но, думаю, вы и сами способны догадаться.

— Думаю, способен, — ответил я.

Ей требовалась могущество, чтобы создать моё альтер эго, а значит, обойти правила и дать мне унаследовать поместье.

— Скажем так, — женщина наклонилась вперёд, — если бы она приняла предложение, то вас бы здесь не было. По крайней мере, в нынешнем качестве.

У меня болела рука. Топорик пульсировал и излучал холод, от которого не могла защитить даже одежда.

Возможно, боль и раздражение сделали мой тон более резким, чем я того хотел.

— Мир был бы низвергнут в пучину адского пламени и серы?

— Ничего подобного. Ещё до того, как была создана наша фирма, к нашим предшественникам обратилась некая Потусторонняя сущность. Условия сделки были просты. Мы получили бы шанс начать всё с начала. Во всех смыслах. Мы бы приняли новые роли, новые имена, новые обязанности. Наши старые жизни и всё, что их касалось, остались бы в прошлом. И что наиболее важно, наиболее актуально в контексте нашей беседы, наши долги были бы аннулированы.

— Кармические долги? — вдруг включилась в разговор Роуз.

— Кармические, — ответил старик. — Кое-что вы всё-таки прочли?

— Я начала, но... — сказала Роуз.

Я уже качал головой.

— Я объясню, чтобы не было недоразумений, — продолжил старик. — Мир во всех отношениях стремится к равновесию. Любая работа, произведённая практиком, должна быть оплачена. Иногда цена очевидна. Душа взамен на чью-то любовь. Один глаз взамен на служение могущественного духа. Жизнь ближнего взамен на победу над врагом. Иногда оплата отсрочена — услуга, которую однажды придётся вернуть. Либо наоборот, безвозмездная клятва.

— Это-то и вызывает проблемы, верно? — сказал парень.

— Но что, если не долг не уплачен? — произнёс старик и посмотрел мне в глаза. — Например, ты взял его, а потом умер, не успев вернуть? Или наоборот?

— Он переходит на детей?

— В некоторых случаях да, но этим детям приходится заплатить проценты. Со временем долг растёт. Бывает, двум поколениям удаётся уменьшить долг, а третье сводит их труды на нет и увеличивает бремя.

— И проблема так и не решается, пока не придут какие-нибудь практики-юристы и не предложат сделку, способную аннулировать все долги? — спросил я.

— Это один из вариантов, — согласилась женщина. — Однако я бы не сказала, что проблема никогда не решается. Вселенная исправляет себя сама.

— Как? — спросил я.

Почему топорик так взбесился? Сейчас его воздействие было почти таким же интенсивным, как тогда, снаружи.

— Шестерёнки мироздания начинают истирать вас, — ответил старик. — Деньги, ценные вещи, дружба, любовь — их становится легче потерять и сложнее найти. Враги, опасности, хаос и неразбериха встречаются куда чаще. Проще говоря, все Иные, духи и практики ощущают — прирожденным чутьём или как-то ещё — что они могут и должны препятствовать вашим интересам. Все замыслы рушатся, а их руины складываются наименее благоприятным для вас образом.

— Вселенная, — произнёс юноша, — устраивает против вас сговор.

— Вот чёрт! — воскликнул я. — Это уже кое-что объясняет.

— Если бы вселенная вмешивалась открыто, — продолжил объяснение старик, — это создавало бы столько же проблем, сколько и решало. Если бы каждый раз, когда вы бросаете монетку, она падала неблагоприятной стороной, если бы за каждым углом поджидал враг, это вызвало бы подозрения, нарушило бы естественный ход вещей.

— Это лишь полумера, — добавил юноша. — Её достаточно для обычных не связанных с практикой людей, которые оступились достаточно, чтобы заработать плохую карму.

— Однако, — продолжил старик, — бывает и так, что долг продолжает расти или даже достигает размера, который не может быть выплачен одним человеком, и всё же иногда мы видим, что выжившие остаются на плаву.

— Выжившие? — уточнила Роуз.

— Некоторым династиям удаётся преуспевать, несмотря на все несчастья, выпадающие на их долю. Встречаются отдельные личности, ведущие затворнический образ жизни или же просто достаточно упрямые, чтобы оставаться в живых. Вселенная не любит действовать открыто, поэтому может позволять монете падать наименее подходящей для вас стороной лишь до тех пор, пока вы не начнёте подсчитывать число выпадающих орлов и решек. Так или иначе, практик, если он осторожен и умён, может продолжать жить, а долг может продолжать расти. Вот тогда-то и начинаются настоящие проблемы.

— И в чём они заключаются? — переспросил я.

— На игральных костях начнут выпадать лишь единицы, а за каждым углом станут поджидать враги. Единожды или дважды, в общем-то говоря, но этого обычно хватает. Вселенная — словно струна. Ударите её — она ударит в ответ. Потянете на себя, она потянет в противоположном направлении. Если тянуть достаточно сильно и достаточно долго, она сорвётся и хлестнёт так, что мало не покажется.

Он замолчал, судя по всему, намеренно, предоставив нам возможность усвоить информацию.

— Хорошо, — сказал я. — Кажется, я более-менее понял, в чём заключается проблема. И как же нам её решить?

— Ну... — сказала женщина и улыбнулась мне. — Первый вариант наиболее простой, лёгкий и самый очевидный.

— Примкнуть к вам? — спросил я.

— Это второй вариант. Первый вариант — ваша смерть. Насильственная, — сказала она. Улыбка её не дрогнула ни на секунду. — Струна срывается, и вы двое обнаруживаете себя в крайне отчаянном положении. Если повезёт, вы успеете позвонить нам — мы приходим и быстро всё решаем.

— Вообще-то я невезучий, — сказал я. — А Молли и подавно не была… Она…

Я умолк. Они тоже молчали, очевидно, готовые дожидаться того момента, как шестерёнки в моей голове не начнут крутиться в нужную им сторону.

Я закончил предложение не так, как собирался.

— …немного смягчила кармическую отдачу и заплатила часть цены за то, что вселенная не получила того, чего хотела. И теперь эстафетная палочка перешла ко мне. Если погибну я, случится то же самое. Каждый из нас будет поглощать часть возмездия Вселенной, пока кто-то очередной не справится, не выдержит удар.

— Вероятно, именно так она и рассуждала, — сказал молодой адвокат. — Она была умна. Однако проблема в том, что в вашем случае отдача может быть достаточно велика, чтобы уничтожить всю вашу семью целиком. Это, скорее, запасной вариант или некоторое дополнительное преимущество, чем основной план.

— И... — добавила Роуз, — как вы и говорили, не может быть, чтобы она потратила столько усилий на то, чтобы упечь меня сюда, и всё ради такого вот плана.

— Верно, — сказал я.

— Карма почти не связана с добром и злом, — сказала блондинка. — Зато она тесно связана с правильными и неправильными поступками.

— А излишка кармы не бывает? — спросил я.

— Он возможен, однако сопровождается во многом схожими проблемами, — ответила женщина. — Таким людям везёт, сама жизнь нарушает правила, чтобы им помочь, пока какому-нибудь предприимчивому Иному не удаётся обмануть удачу везунчика и превратить везение в прах.

— Ну ладно… — задумчиво сказал я. — Но… если всё дело заключается в правильных и неправильных поступках… можно ли заработать негативную репутацию, скажем, за удар по благосостоянию местного практика?

— Как вы собираетесь это сделать? — спросил парень.

Я было потянулся за блокнотом, но понял, что не смогу его достать, не сдвинув топорик. Я кое-как вытащил блокнот другой рукой и передал его им.

— Он действовал против вас? — уточнила женщина, пока парень читал. — Он нанёс вам вред безо всякой причины?

— Прямыми действиями? Нет. Косвенно? Он обманул меня и бросил на растерзание чудовищам. Мы тогда только познакомились. Если, конечно, не считать достаточной причиной всю предыдущую историю моей семьи.

— Тогда эти действия безопасны. Они даже улучшат ваше положение. Вы должны были найти эту информацию в книгах из библиотеки.

— Я смотрел, — сказал я. — Мы оба смотрели. Там ничего не говорится о том, что именно может оправдать казнь.

— Казни — это лишь внешняя форма того, о чём мы только что говорили. Куда больше знаний вы сможете почерпнуть из книг о кармическом долге и о манипуляциях над ним.

Я тихо застонал. Мы искали совершенно не там.

— Чёрт! — донеслось до меня бормотание Роуз.

— Вы совершаете поступок против сообщества, а оно мстит, тем самым поддерживая равновесие. Если действия сообщества против вас несправедливы, равновесие нарушается, а это куда важнее, чем разногласия между отдельными людьми. Умные люди, осведомленные о том, как использовать карму, теоретически, могут выжить и противостоять удару.

Я почесал подбородок.

— А если я спровоцирую наказать меня за не совершённое мною преступление? Спровоцирую отдать приказ на собственную казнь?

— Блэйк! — воскликнула Роза.

— Теоретически, — добавил я.

— Здесь необходимо учесть множество факторов, — сказал старик. — Если вам дадут слово выступить в свою защиту, а вы откажетесь, вряд ли отдача по ним будет слишком уж сильна. Они действуют нахрапом? Достаточно глупы, чтобы допустить подобную ошибку?

Не стоило и думать об этом. Я слишком хорошо помнил, как им удалось остановить мою попытку разделить их прошлым вечером.

— Нет.

— Кроме того, на вас всё ещё висит долг, — сказал он. — Неоплаченный кармический долг, которого хватит почти на семь жизней. Даже если вы будете всю жизнь тяжело трудиться, этого хватит лишь на одну из них. Если целиком посвятите себя выполнению этой задачи, возможно, вам удастся отдать долг второй жизни. Вселенная не обязана помогать вам в восхождении к величию. Куда проще помочь вашей казни, а затем забрать всё, что останется.

— То есть, вселенная — это не более чем бездушный коллектор, вышибающий долги, — сказал я.

— Делайте с этим знанием всё, что пожелаете, — сказал он.

Топорик был уже не был таким холодным, как раньше, но по-прежнему излучал холод, и рука всё никак не могла согреться.

Боль отвлекала меня. Я не сразу вспомнил, что ещё мне следовало спросить.

— Я не нашёл прямого объяснения о том, почему всё это считается секретом. Иные придерживаются правил, поскольку для них есть жесткие санкции, а потому они охотятся в основном на тех, на кого им разрешают охотиться… но что помешает мне завтра заявиться на телевидение и продемонстрировать мою магию?

— Ответственность, — сказал старик. — Всё началось с этики; прежде чем пустить кого-то в этот мир, следует объяснить ему, как правильно себя вести. Этика стала правилом, а правило стало частью сути вещей. Если вы пригласите кого-то в этот мир, а он допустит ошибку, то некоторая часть кармического долга ляжет на ваши плечи.

Я медленно кивнул.

— Это самые основные знания, которым должна была научить вас Роуз. Ещё вопросы?

— Возможно, я и так потратил слишком много времени на вопросы, ответы на которые можно было найти в книгах, — сказал я. — И всё же это полезная информация.

— Может быть, на поиск нужных книг ушло бы несколько недель, — заметила Роуз.

— Верно. Однако я должен спросить и о других вещах. Начну с очевидного. Я могу вам доверять?

— Нет, — сказала адвокат. — Однако вы можете быть уверены, что мы не станем саботировать вас. Мы заинтересованы в том, чтобы наши ряды пополняли всё новые люди. Мы можем достичь этого путём оказания услуг надлежащего качества.

— Либо вы можете достичь этого, подстроив так, чтобы меня загнали в угол, — сказал я. — Чтобы я был вынужден использовать пункт договора о спасении, трижды повторив ваши имена?

— Мы вполне можем воспользоваться этой тактикой, — сказала она. — Однако пока мы не будем этого делать.

— Несколько расплывчато, — заметил я.

— Скажу более прямо. Прежде чем загнать вас в угол, мы предупредим вас.

— Явно? — переспросила Роуз.

— Прошу прощения? — уточнила женщина.

— Пожалуйста, сообщите нам об этом явно.

— Как пожелаете. Когда придет время, я или один из моих коллег встретимся с вами взглядом и сообщим, что именно мы делаем.

— Зачем я вам нужен?

— Вы нам не нужны. Откровенно говоря, в данный момент вы для нас бесполезны, — сказал молодой человек. — Но всё может измениться.

— И… ценой является сколько-то тысяч лет службы? За то, чтобы избавиться от долга моей семьи?

— Это часть цены, — сказал он. — Все следы вашего пребывания в этом мире стираются. Если вы захотите пойти на повышение и стать партнёром, то вам придётся отказаться от своего имени, что может отразиться на вашей личности. Это проще, чем звучит. Через несколько десятков, сотен лет долгих, долгих дней ваша прошлая жизнь останется далеко позади.

— Понятно, — сказал я.

— Ещё вопросы? — спросил старик.

Что-то меня беспокоило. Какое-то неясное ощущение, но я никак не мог понять, что именно меня смутило.

Ну ладно, причин для сомнений было хоть отбавляй, но один момент возник совсем недавно, и всё же постоянно ускользал от моего сознания.

— А деньги? — спросила Роуз. — Наши денежные выплаты?

— Если позволите, мы вычтем расходы на содержание поместья, — сказал молодой юрист.

— Подвох есть? — спросила Роза. — Если это не ловушка, тогда ладно.

— Нет, — сказал он. — Никакого подвоха.

Он вытащил из кармана костюма два конверта, проверил их, а затем бросил один на стол.

Отлично, одно дело было улажено. Я взял конверт и положил в карман.

— Хм, важный пункт номер два. Выход наружу, — сказала Роуз. — Как нам это сделать?

— Нужно знать, как защищать себя, — сказал старик. — Если хотите, мы можем нанять курьера для доставки еды и покупок, и тогда вы сможете всё время оставаться в доме.

Роуз взглянула на меня. Выглядела она всё ещё неважно, но теперь хотя бы начала думать. Это было очень кстати, потому что сам я был полностью поглощён мыслями.

Я рассеянно кивнул. Я никак не мог понять, что меня насторожило. Какая-то мелочь, буквально только что вскользь сказанная кем-то из них.

— Да, — ответила она.

— Тогда мы вычтем стоимость услуг курьера из денежной выплаты следующего месяца, — сказал молодой человек. — Договорились?

— Да, — ответила Роза. — Если только это не ловушка и не обман.

— Мы проследим, чтобы всё было в порядке.

— А что насчет пункта о свадьбе? — вспомнила Роуз.

Очень важный вопрос! А ведь я совсем забыл...

— О чём именно идет речь? — уточнил адвокат.

— Блэйк обязан заключить брак с мужчиной? — спросила Роуз.

— Мистер Торбёрн не обязан делать ничего подобного, — сказал старик. — Оценка его успехов и регулярная проверка соблюдения условий, установленных покойной миссис Торбёрн, была оставлена целиком на наше усмотрение. С учётом её намерений разумеется.

— Как-то слишком просто, — усомнился я.

— Это отнюдь не просто, — ответил он. — Уж будьте уверены. И всё же я бы настоятельно советовал вам вступить в брак, причём именно с мужчиной, поскольку выполнение обязательств даст вам преимущество, а это может помочь вам выжить. Но, полагаю, сейчас вы вряд ли готовы это обсуждать?

Я покачал головой.

— Тогда мы оставим этот вопрос для другой встречи в другое время. Кстати о времени…

— Осталось четырнадцать минут, — сообщил молодой человек.

— Ещё два вопроса, — сказал я. — И на этом, я думаю, закончим, если только Роуз не захочет что-нибудь добавить. Вы сказали, цена работы на вашу фирму… от нескольких сотен до нескольких десятков тысяч лет службы? Плюс утрата личности и имени?

— Если сумеете заработать себе статус, будет возможно даже взять себе имя Манн, Льюис или Левин, — сказал молодой человек, как будто пытаясь отвлечь меня.

— А что тогда будет с вами? — вмешалась Роуз.

Я прикусил язык, чтобы не сказать что-нибудь резкое. Она опять лезла и не давала мне задавать нужные вопросы.

— Мы получим свободу, — ответил молодой. — Досрочно. Это непросто, уверяю вас, но возможно.

— Так вот зачем вы хотите нас заполучить, — произнесла она.

— Отчасти да, — ответил он.

— Но это не всё, верно? — быстро спросил я, пока меня опять не перебили. — Придется работать тысячи лет, утратив имя и личность, но вы не сказали, что это всё.

— Верно, не сказали, — согласилась блондинка.

— Тогда в чем подвох? — спросил я.

— Подписав контракт, — нахмурилась она, — вы соглашаетесь предоставить им опору.

— Им? — переспросила Роуз.

— Да, им. Думаю, вы понимаете, о ком я. Вы предоставляете значимые объекты, а они используют их как точки опоры, которые позволяют им сделать очередной шаг из того места, куда они были изгнаны или где были заточены, либо позволяют более эффективно прилагать свои силы: комнату, дом, ручку, меч, компаньона.

Или ножницы.

— Я могла бы подробно рассказать о том, зачем это вам и какие выгоды это сулит, но тогда я зря потратила бы ваше время. Это информацию можно найти в библиотеке.

— Думаю, я и без книг всё поняла, — тихо сказала Роуз. — Мы заключаем эту сделку, чтобы спасти свою шкуру, а они набирают силу, и жизнь всего человечества становится труднее.

— Чисто теоретически, — начал я, — что бы случилось, если бы я прямо здесь и сейчас поклялся бы никогда в жизни не заключать эту сделку?

— Мы бы продолжили работать на условиях контракта с Роуз Д. Торбёрн, — ответил старик. — Но вы бы ощутили, что мы, подобно остальной Вселенной, перестали относиться к вам с расположением.

Я кивнул.

Блондинка наклонилась вперёд.

— Не могу говорить за других, — произнесла значительно более мягким тоном. — Но я бы поняла и я бы уважала вас за это. Но, к сожалению, бизнес есть бизнес, и у нас есть обязательства.

— Разумеется, — сказал я.

— Есть что-то ещё, что вы хотели бы узнать по данному вопросу? — спросила она.

— Нет, — покачал я головой. — Но я хотел бы попросить вас доставить это письмо. Если только в моем плане нет огрехов, которых я не учёл.

— Будут некоторые осложнения, — сказал молодой человек. — Но осложнения будут в любом случае, как бы вы ни поступили.

— Если бы вы взялись доставить его сами, — заметила женщина, — или приняли участие в его доставке, то и награда была бы больше.

— Лично восстановить баланс в мировом порядке вещей... Я почему-то думаю, что это слишком опасно. Кармическое возмездие. Поощрение принципа «око за око». Как понять, что баланс достигнут?

— Нужно быть внимательным, — ответил старик.

— Ну да, — пробормотал я и задумался: попросить мне доставить письмо юристов или пойти самому?

— Думаю, что я, пожалуй, всё-таки попрошу вас доставить это письмо, — сказал я, мне ни на секунду не удавалось забыть о топорике и о своей руке. — Я должен заняться кое-чем другим.

— Могу я предложить компромисс? — вмешалась молодая женщина. — Я работала уже несколько дней и мне полагается свободное время. Я могла бы выкроить часок, если вы закончите это ваше «кое-что» и найдёте время на доставку.

— В прошлый раз охрана не слишком-то нам помогла, — пробормотала Роуз. Только по тому, как изменился взгляд юристки, я понял, что та услышала, но не подала вида.

Я слегка покачал головой.

— Дело в том, что...

— Предмет, который вы держите под одеждой, требует вашего внимания. Можно взглянуть?

Я вытащил топорик, однако отдавать не стал.

— Я помогу вам, — сказала она. — Никаких обманов или диверсий. Я гарантирую, что так вам будет лучше, чем если бы вы занимались всем сами.

— Вы будете обеспечивать нашу безопасность всю дорогу туда и обратно? — уточнил я. — И всё время, пока мы будем на месте?

— Настолько, насколько вы позволите, — ответила она.

— И вы обещаете, что не будет никаких обманов и ловушек, по крайней мере, до нашей следующей встречи? — снова встряла Роуз.

— Да, — ответила она.

— И это ничего не будет нам стоить?

— Не будет, в той степени, в которой что-то может ничего не стоить.

Два других юриста встали. Молодой посмотрел на часы:

— Итак, мы закончили, осталось десять минут. Спасибо за гостеприимство.

— Пожалуйста, — ответил я настороженно.

Старик протянул руку. Я помедлил, затем пожал её онемевшей от холода ладонью. Он как будто бы и не заметил.

— Теперь, раз уж знакомство состоялось, на встречи будет приходить только один из нас, — сказал старик, отпуская мою руку. — За исключением форс-мажорных обстоятельств или заявления о желании работать в компании.

Я кивнул.

— Увидимся позже, мисс Льюис, — сказал он.

— Разумеется, — отозвалась та.

Я ждал, что они исчезнут, но они просто вышли через входную дверь, забрали по дороге куртки и надели их, спускаясь по ступенькам.

Я же остался в обществе мисс Льюис.

— Могу я взглянуть на одержимый предмет? — спросила она.

— Я обещал держать его в тепле, — возразил я.

— Но это ведь не вполне правда, не так ли? — уточнила она.

Я нахмурился.

— Я неплохо разбираюсь в тонкостях работы кармы, — продолжила она. — Несколько раз за короткое время вы очень близко подходили к тому, чтобы солгать, и, кроме того, каждый из вас явно солгал по крайней мере по одному разу за полчаса до нашего прихода.

— Вот чёрт, — только и сказал я.

— На первых порах легко оступиться, — продолжала она. — В данном случае вы балансируете на грани между правдой и ложью, хотя все ещё говорите правду. Это Роуз обещала, что вы будете держать предмет в тепле. Ваше обещание подразумевалось, поскольку Роуз — продолжение вас…

— А это уже на грани, — пробормотал я.

— Чем более вы честны, тем лучше к вам относится Вселенная, а также иные, кто встречается на вашем пути. Балансировать на грани лжи и правды бывает полезно, ложь при помощи недоговорок ещё полезнее, но лучше всего всё-таки абсолютная честность. Я не вполне понимаю, что там было, но, может быть, вы шутили? Использовали сарказм?

Я вспомнил.

— Вот чёрт, — пробормотал я. — И что теперь? Я потерял силу?

— Некоторую часть. А ещё вы стали уязвимым к воздействию заурядного призрака, даже запечатанного внутри предмета, даже внутри круга. Понадобится не менее недели, чтобы эффект исчез. К счастью, немногие могли услышать вас в этом доме, верно?

— А что будет со мной? — спросила Роуз.

— Вас это тоже коснётся, — сказала мисс Льюис. — В настоящее время вы связаны с Блэйком. Скажите, Блэйк, вы чувствуете себя слабее? Уязвимее?

— Я чувствую усталость, — ответил я. — В какой-то момент мне показалось, что это Роуз что-то сделала.

— Отпечаток— хрупкое создание. Стоит нарушить естественный ход вещей, и отпечаток страдает.

— А ослабевший отпечаток требует пополнения энергии, — сказал я, мельком взглянув на Роуз.

— Именно так.

— А я-то думал, будет… ну, раскат грома или типа того.

— За исключением случаев вопиющего идиотизма, нарушения клятвы например, ты осознаёшь что сделал, лишь когда пытаешься использовать силу и обнаруживаешь, что её нет.

— Как глупо с нашей стороны, — сказала Роуз.

Мисс Льюис улыбнулась и покачала головой.

— Я запечатаю призрака. В противном случае мой клиент подвергнется риску. Вы позволите?

Она протянула руку.

Я подал ей топорик. Она и глазом не моргнув, взялась за рукоять.

— А вам и раньше приходилось работать с инструментами, — заметила она.

— Что?

— Это видно по ладоням, кроме того, вы подали мне топорик рукояткой вперёд. Такие вещи узнают, когда много работают. Подобный жест, впрочем, может быть естественным и для джентльмена.

— А Блэйк — не джентльмен? — уточнила Роза.

— Это как раз тот вид сарказма, который допустимо использовать, — сказала мисс Льюис. — Джентльмен предложил бы гостье что-нибудь выпить. Леди, впрочем, тоже, мисс Торбёрн. Давайте уже пойдем займёмся вашим делом. Я разберусь с этой штукой по дороге.

Без особой уверенности я согласился.

Её зимнее пальто лежало поверх спинки стула внизу в холле. Она накинула его на плечи, не продевая руки в рукава.

Я энергично потер ладони — единственный доступный мне способ их согреть — и мы вышли на улицу.

— Главное правило: я не на работе, — предупредила мисс Льюис. — Всё, что я скажу или сделаю, следует воспринимать как помощь знакомого или учителя. Я не стану отвечать на вопросы, если мне покажется, что за ответы вам следует заплатить.

— Понимаю, — сказал я.

— Прекрасный ответ, — ответила она. — Без каких-либо обязательств. С учетом вышесказанного, я бы хотела помочь вам, если увижу подходящую возможность.

— Я ожидал, что вы все будете более пугающими, — сказал я. — Не хочу быть грубым, но как-то профессиональнее, что ли.

— Мы подстраиваемся под клиента, — ответила она, шагая по тротуару вдоль дороги. Казалось, что она не замечала холода. Эта мелочь выдавала в ней нечто Иное, так же как старика — его странный смех.

— Вы просто невероятно услужливы: отправились со мной по делу безо всякой оплаты. Или я что-то упускаю?

— Можно сказать, что я хочу установить хорошие отношения с потенциальным новым клиентом.

— Можно сказать и так, — заметила Роуз из зеркальца, висевшего в распахнутом воротнике моей куртки. — А на самом деле?

— Это по большей части эгоистично, — ответила мисс Льюис, набрала воздуха и вздохнула. — Вы намного более приятный клиент по сравнению с теми, на кого мы обычно работаем.

Она вытащила из внутреннего кармана куртки моток тонкой серебряной проволоки.

— Мне уже давно не приходилось заниматься подобными вещами. Обязанности не те. Ностальгия.

Мисс Льюис размотала проволоку, затем начала небрежно наматывать её на рукоятку.

— А кто ваши обычные клиенты? — полюбопытствовала Роуз.

— Они очень разные, и информация о них конфиденциальна, — ответила мисс Льюис. — В общих чертах, редкие единицы из них напоминают вашу бабушку. Большая часть не такие.

— А какие они тогда? — спросил я.

— Вы уже встречались с Цирюльником. Наши клиенты из тех, кто способен использовать его, а затем спокойно лечь спать.

— Ясно, — сказал я. — Вы используете взор, чтобы видеть связи между мной и им?

— Да. Я и вам советую пользоваться им почаще. Попробуй прямо сейчас.

Я переключился на взор. Связи выглядели совершенно нечёткими.

— Не поворачивая головы, посмотрите в направлении трёх часов, — подсказала она.

Я послушался.

С крыши гаража на дальнюю от нас сторону спрыгнуло нечто вроде енота. Вряд ли это был енот.

— Оно сбежало, — сказал я.

— Нет, оно там, просто скрылось от взора. Продолжайте смотреть.

Я так и сделал. Поискал связь, но мне удалось разглядеть не так много. Окружающий мир словно скрылся за пеленой, которую ветер гонял одновременно во множестве направлений.

— Проследите взглядом вдоль путей, где духи движутся параллельно, выбирайте самые прямые линии. Это неплохие точки, чтобы начать поиск, их же следует избегать, если считаете, что кто-то ищет вас.

Я присмотрелся получше. Насыщенность и контраст цветов были неестественными, мир казался нарисованным в стиле импасто — густыми сочными мазками, наполненными жизнью и постоянным движением. Я направил взгляд туда, где встречались мазки и линии, пытаясь ощутить поток, пытаясь найти области, в которых взгляд не замирал, а естественным образом скользил вдоль наиболее прямых путей, по которым танцевали частицы.

Если бы я фокусировался на какой-то другой области, то засёк бы его на секунду или две позже. Оно было похоже сгусток мусора, собравшегося в водосточной канаве после дождя. Листья, ветки, прутья и пригоршня грязи. На месте глаз были только тени, а там, где должен был находиться рот, — осколки камней, несколько зубов и птичий клюв.

Существо замерло, явно напуганное, мой взгляд будто пригвоздил его к месту.

Секундой позже оно рвануло прочь, скрывшись за углом Дома-на-Холме.

— Малый стихийный дух. Вы смотрели слишком пристально, — сказала она. — Вы создали связь, и он её ощутил. Теперь продолжайте искать. Мягче. Расслабьтесь и постарайтесь увидеть, где проходят самые длинные линии. Их будет легче найти, если не слишком сильно концентрироваться.

Я продолжал смотреть, пытаясь не концентрировать внимание на духах.

Теперь существо взгромоздилось на каменной части забора, старательно избегая касаться металлического ограждения и поглядывая в мою сторону. Ему явно не понравилось, что я опять его засёк. Листья и прутики вздыбились, словно шерсть у рассерженной кошки или оскалившей зубы собаки.

Мой взгляд скользнул по рою мелких духов, танцующих вокруг существа. Я пытался найти места, где они двигались по самым прямым линиям.

Вот одна прямая, проходящая через дом. Я на глаз прикинул направление, и нашёл её на другой стороне дома, едва различимую, исчезающую в лесах и полянах.

Шиповница, решил я. Иные, которых я видел незадолго до появления Джун… похоже, что они подчинялись ей.

— Ей нужно ваше внимание и, вполне вероятно, помощь.

— Знаете её? — спросил я мисс Льюис.

— Нет. Но это заметно. Чего она хочет?

— Леса и болота.

— Она не сможет получить леса и болота, мистер Торбёрн. Она расстроится, когда вы ей это скажете.

— Возможно, — сказал я.

Она приостановилась, пропустила проволоку через петлю, затем один за другим проверила натяжение каждого из сегментов. Проволока врезалась в мягкую рукоять, но не настолько, чтобы это выглядело уродливым или неестественным. Конечный результат напоминал нечто среднее между проволочной сеткой и кельтским узлом.

— Скоро вам предстоит несколько стычек. Вам необходимо стать сильнее.

— Я знаю, — сказал я.

— А известно ли вам, что опасность грозит вам прямо сейчас?

Я приподнял бровь.

— Как? От кого? — воскликнула Роуз.

— Из машины позади нас. Не обращайте на неё внимания. Мы свернём в переулок, где машина не сможет проехать. Заставим их кружить вокруг. Можем остановиться на полпути, и тогда им придётся развернуться или остановиться и ждать нашего появления. Тогда мы и решим, что делать потом.

— Не ожидал, что вы будете столь пассивны, — заметил я.

— Во-первых, у меня руки заняты, — ответила мисс Льюис. — Но есть и другие причины. Считайте, что это урок. Шаг первый — засечь их. Когда мы свернём в переулок, вы сможете бросить на них взгляд. Найдите связь и не отпускайте её. Держитесь за неё, но не позволяйте им обнаружить себя.

— Конечно, — пробурчал я. — Как будто это так просто.

— Машина движется. По прямой. Кроме того, она одна. Другого транспорта практически нет. Ещё очень рано, и дороги пустые. Легче найти машину на пустой дороге, чем в толпе, как взором, так и глазами.

— Ясно.

— Удержать связь будет труднее, чем найти её. Пошли.

Мы повернули. Машина проехала позади нас. Я только на мгновение увидел синий седан с кучей мягких игрушек на заднем стекле.

Как она и сказала, я обнаружил тонкую связь. Надо было удержать её... Я и понятия не имел, как это сделать. Я сосредоточился на ней.

— Машина поворачивает, поворачивает ещё раз, объезжает вокруг квартала, — комментировала мисс Льюис.

— Останавливаемся? — спросил я.

Мисс Льюис кивнула.

Мы остановились посередине переулка.

Я увидел, как машина замедлила ход, затем остановилась. Связь стала намного менее чёткой. Размытой на одном конце, но более плотной на другом.

— Сейчас возможны варианты, — сказала мисс Льюис. — Сначала следует понять, кто это. Я не буду подсказывать ответов. Найдите их самостоятельно.

У меня было немного зацепок: цвет и марка машины, ещё то, что она немного потрепана. Да ещё мягкие игрушки...

Не то. Недостаточно для идентификации.

Сама связь... Я рассмотрел её получше: ближайший ко мне конец продолжал разрушаться. Если бы у меня было чуть больше опыта в подобных вещах, я бы смог увидеть, на чём они сосредоточили своё внимание.

Это могло быть полезно — знать, куда направлено внимание твоего врага, чтобы ударить в другое место.

Интересно, получается, что Иные, избегая взглядов людей, делали то же самое.

Духи, составлявшие эту связь, принимали самые разнообразные формы. Я не мог сосредоточиться достаточно, чтобы разглядеть их. Казалось, что когда я пытался взглянуть на них, они прыгали в сторону, словно пылинки, прилипшие к поверхности глаза.

— Я не уверен, что смогу, — сказал я.

— Вы бы сумели достичь лучшей концентрации, если бы не солгали тогда, — сказала мисс Льюис. — Радуйтесь, что в тот момент вы были в доме, а то было бы ещё хуже. Старайтесь лучше.

Я попробовал ещё. Трудно было понять, форму чего принимали духи. Зачастую у них были руки и ноги, иногда они смутно напоминали людей, иногда нет, большинство были прозрачными. Формы, цвета, эстетика — каждая деталь подсказывала, какие идеи или элементы воплощал тот или иной дух.

Мне так и не удалось расшифровать людей в машине, когда я почувствовал, как что-то изменилось. Связь затвердела на одном конце. Через мгновение оба моих преследователя сосредоточили всё своё внимание на мне.

И всё же они не сдвинулись с места.

Секунду спустя они что-то предприняли, затем пришли в движение и весьма целенаправленно рассеяли моё восприятие их местонахождения. Они практически куда-то исчезли. Я ощущал, что по-прежнему у них на прицеле, но при этом без малейшего понятия о том, где они были.

Они очень ловко поменялись со мной местами.

— Дюшаны, — сказал я.

Мисс Льюис кивнула. Её внимание было поглощено топориком, она царапала металл чем-то похожим на иглу.

— Подробности?

— Чародейки, — сказал я. — Ковен.

— Одна из них звонит своей семье, — сказала она. — Пока не дозвонилась, возможно, потому что ещё слишком раннее утро, однако она использует Инструмент, чтобы фокусировать связь. Через минуту-другую она дозвонится, и тогда вам придется иметь дело с куда большим числом врагов. Очень может быть, что со всем ковеном.

— Как раз тот момент, когда вступает в игру обещание «безопасно доставить нас до места».

— Так и есть, — подтвердила она, продолжая царапать топорик. Заметив, что я смотрю, она добавила: — Мне понадобится ещё минута.

— Вы не собираетесь драться с ними? Или не дать им дозвониться?

— Нет. Мне это запрещено.

— Вам... что?

— Я могу использовать свою силу, только когда я на работе. Как я уже говорила, сейчас, когда у меня свободное время, я не более чем учитель или знакомый.

— Вы нас провели, — сказала Роуз.

— Я высказала всё предельно ясно. Так что нечего теперь ныть. Мы уже здесь. Сейчас пора встретиться с ними лицом к лицу. Вы заметили? Одна из них уже идёт сюда.

Я повернулся и увидел нечто.

По переулку летела птица. Не какая-то большая наподобие ястреба, а одна из тех, что не парят, не летают, а скорее трепыхаются вверх-вниз. Синица или воробей, что-то в этом роде.

Существо поменяло облик, перья взметнулись в стороны на пару метров в ширину, на мгновение скрыв птицу из виду.

И я оказался лицом к лицу с женщиной, настолько красивой, что это придавало ей неестественный вид. Уши её были слегка заострены, а в походке сквозила какая-то жутковатая самоуверенность. На её платиновых волосах и обнаженных плечах лежал снег. При взгляде на одежду становилось понятно, что единственное её предназначение — это украшение владелицы. Нечто среднее между японской юкатой и платьем французского или итальянского модельера, черпающего вдохновение в образе распустившихся цветов. Каждый раз, как мне казалось, что я понимал, к какой культуре можно его отнести, я обнаруживал деталь, которая опровергала мою догадку.

Глаза её были совершенно белыми без малейшего признака зрачка, а ресницы длинными и тёмными — такими ресницами мог бы гордиться любой визажист. Она улыбнулась, и между губ показалась полоска зубов.

Она начала неторопливо вытаскивать меч. Секунда за секундой, заполненные звуком оружия, покидающего ножны. Я понятия не имел, как назывался подобный вид меча.

Чёрт, да эта железяка была четырёх метров в длину! Ей пришлось поднять руки над головой и отвести их назад, метал выгнулся дугой. Когда меч наконец-то полностью покинул ножны, он, выпрямляясь, высек пучок искр, и лезвие заплясало, завибрировало. Воздух наполнился пением звенящего металла.

Она держала его вертикально, ожидая, пока тот замрёт, а затем опустила, нацелив остриё меча прямо мне в сердце, её поза очень напоминала позу фехтовальщика. Казалось, что порывы ветра должны покачивать столь длинный и широкий клинок, однако остриё было совершенно неподвижно.

Мисс Льюис положила руку мне на плечо, отчего я едва не подпрыгнул.

— А теперь расправьте плечи и поднимите голову, — прошептала она мне на ухо. — Сделайте глубокий вдох. Снабдите свой мозг кислородом.

— Что?.. зачем вы это говорите? — спросил я.

— Я собираюсь провести вас через это и буду надеяться, что вы станете предельно точно следовать моим указаниям. Теперь будьте внимательны. Чем меньше помощи вам понадобится, тем быстрее я смогу вернуть вам топорик.