Иное (джен)

Двое летели под чёрным небом к тёмно-серому вулкану. Один — мужчина, всё ещё считающий себя наёмником, но в глубине души давно уже ставший героем. Другая — его возлюбленная, всё ещё не считающая себя настоящей, но давно уже заслужившая свободу и уважение со стороны своего создателя-оригинала. Двое — волшебники и иномаги, игроки и герои, Рыцарь Времени и Вор Оружия, сели они у подножия вулкана, понаблюдали, как первые клубы вулканического пепла извергаются в чёрное небо — к счастью, не в их сторону.

— Не нравится мне это, — сказал он.

— Чую подвох, — согласилась она.

Двое медленно, осторожно, оглядываясь и периодически посылая в разные стороны поисковые заклятья, поднялись по маленькой тропке. Они не отказались бы взлететь, но её «игровой» полёт здесь не работал, а иначе летать они и не могли. Вдвоём добрались они к огромному входу, чёрному и жаркому — много жарче, чем раскалённый воздух сей планеты. Наложив на себя охлаждающие чары, они вошли.

В ярком свете огней волшебных палочек блуждали они по подземному лабиринту — горячий ветер трепал их одежду. Резкие контуры всевозможных приборов, орудий и оружий сопровождали их путь — но ни Рыцарь, ни Вор не притронулись к брошенным своим создателем твореньям. Тяжёлый жар, просачивающийся сквозь любые чары, запах калёного металла и аура неповоротливой, но хитроумной силы придавливали их к тёмно-серому вулканическому камню. Они шли на встречу с богом, они взялись за руки, вместе преодолевая сгустившееся напряжение. Сжав зубы, сделали они последние шаги, проходя сквозь титаническую арку.

Сами собой погасли палочки. Огромный зал, полный загадочных механизмов, освещался рекой лавы, текущей в дальнем его конце и отражающейся от зеркально-чёрных сводов причудливыми красными бликами. Здесь было так жарко, что они не вспыхнули, точно спички, только потому, что вовремя были замечены богом. В мрачной тишине проследовали они к медленно выпрямляющейся фигуре у лавовой реки. Пятиметровый гигант, точно выточенный из камня, с грохочущим звоном водрузил свой молот на наковальню и обернулся.

— А, герои, избранники Плетельщицы! — громогласно хохотнул Гефест. — Вижу, добрались до меня, наконец.

И распрямила алые крылья Бета, и чистый свет их, некогда отражённый, а ныне её собственный, пещеру озарил, отталкивая давящую ауру бога-кузнеца. И ухмыльнулся Сэм.

— Некогда, — широко улыбнулся Гефест, — ко мне уже приходили полубоги. Человек и полубог — знаменательная пара. Чего же вы желаете, смертный и бессмертная?

— Вообще-то, это должно работать не так, — с вызовом бросила героиня. — Ты должен был предложить нам квест, а не мы спрашивать его.

— Ты мыслишь в категориях Игры, — качнул головой Гефест. В тёмных глазах его блеснуло пламя. — Наследница мойр вывела это место за пределы простых логик. Она ведёт нас к рождению и смерти, она использует нас, как молот использую я сам. Вы чувствуете, герои? Вы чувствуете, как жар настоящести пронизывает воздух? Я возвращаюсь к истокам, к истинной божественности, а вы — уже не просто игроки, но подлинные герои. Задание, квест — так ты говоришь, полубогиня. Что же нужно тебе и что нужно твоему любимому? Я, Гефест, могу дать вам не один квест, и то, какой я изберу, зависит от вашего выбора, благо ведомо вам, с кем и с чем предстоит столкнуться. Чего вы желаете, герои?

Ответ их был одновременным:

— Силу, — сказала Бета.

— Оружие, — сказал Сэм.

— Зачем они вам? — без осуждения и одобрения вопросил бог.

На сей раз ответ был одинаково-синхронным:

— Защитить.

— Сила и оружие, — повторил Гефест, и бурление лавы сопровождало его слова. — Да будет так, герои. Как и любой из нас, восьмерых божеств, я не отдам запасы материи — они нужны мне, а не вам. Но силу и оружие — божественную силу и оружие богов! — я даровать могу. Как и всякому кузнецу, мне нужны материалы и время. Вы слышали о Чемпионах, тех, кому я поручил доказать свой героизм? Они прошли долгий путь, эти люди. Победите, захватите, приведите сюда сих героев. Только когда все Чемпионы будут здесь, побеждённые одним, я дарую последнему победителю великую силу и великое оружие. Таково моё слово, люди. Ступайте и возвращайтесь же с победой!

Изгласив задание, бог-кузнец развернулся к наковальне и взял молот в одну руку, а в другую — заготовку, металлический крест в полтора человеческих роста. И при первых же ударах молота оба героя вынуждены были покинуть обитель Гефеста — даже разговор с ним подавлял, но работа бога точно обрушивала на плечи небеса.

— Бом! Бом! Бом! — вторило им эхо весь путь назад. Только снаружи, поодаль от горы бывший наёмник и бывшая слуга бессильно упали на горячий камень под чёрным небом Края Жаркой Ночи.

Долго ли, коротко ли, но оправились герои, воспряли духом и двинулись от вулкана прочь, поддерживая друг друга телесно и душевно. Стоило спуститься в синюю пустошь, как навстречу вышел их знакомец, единственный Чемпион без клана, Безымянный, отрёкшийся некогда от своего имени, своего клана, преданный, отомстивший и оставшийся один. И спросил их Безымянный Чемпион: то ли задание дал Гефест? готовы ли они всё ещё принять его помощь? И ответил Сэм, что не то, а сложнее.

Рассмеялся Безымянный, и чистой радостью был наполнен его смех. И возгласил он, что вызов этот принят, что он сдастся сам, если ему гарантируют жизнь, а до того — поможет героям победить остальных. Потому что он — Безымянный, что он бросает вызов судьбе, и если судьба велит сражаться друг с другом, то он отказывается делать так. Протянул ему руку Сэм, и пожал её Безымянный. Договор был заключён. Уже трое направились к устремившемуся в небеса дому-гаражу на машине, извлечённой из капчалога, а четвёртый, Осси Нуар, смотрел на них с небесной выси, записывая эти строки.

Гефест, божество кузнечного огня, выпустил на просторы планеты игровых прихвостней, наделив их доспехи истинной прочностью, а нрав — божественной гневливостью. Из синего песка выкапывались они, порождения великой Игры, и кланы схлестнулись с ними в смертельной битве, и Бета летела над машиной Сэма, выпуская в них алые молнии Миль, общаясь с Грэмом и громогласно ругаясь, и Сэм с Безымянным расстреливали врагов, освобождая путь. Втроём воины прибыли к гаражу и связались с помощником из-за пределов, Энтони Даффи.

После короткого разговора и длительного отдыха, перемежаемого стрельбой по бесам, ограм, гиклопам, личам и прочим тварям, закованным в доспехи космического десанта и вооружённым клинками искажения, выдвинулись воины дальше — навстречу собственной судьбе, куда провёл их тайными телепортами Безымянный.

(Пожалуй здесь я прерву столь пафосное повествование, поскольку и дальше удерживать такую атмосферу мне слишком тяжело — О.Н., и.о. повествователя)

(Попробуем, дан ли нам функционал переключения на доселе не представленных персонажей — О.Н.)

>Будь колдуном

Теперь тебя зовут Алфред. Твоё полное имя, твоя первая должность и большая часть твоего жизненного пути скрыты завесой мрака, которую ты старательно поддерживал, как только осознал себя. Ты колдун. Ты искренне считаешь себя мастером колдовства и верным служителем Его Безграничной Изменчивости. Тебе тысячи лет — с определённой точки зрения. Ты жил на Люосе — то подлинное, забытое многими название этой планеты! — задолго до прихода Врага. Ты помнишь этот изменчивый, чудесный край таким, каким он и должен был быть — островом в океане благословенного варпа, вокруг которого бушует бесконечная буря перемен, миром, полным чудес, полным веры, полным амбиций, возможностей, надежд! Миром самого Владыки Перемен, чьё имя вслух ты произносишь только во время величайших своих ритуалов. Миром Тзинча!

Ты родился здесь и вырос. Твоё взросление заняло пять месяцев, но это нормально в мире, глубоко погружённом в чудотворный Имматериум, мире, чуждом глупым ограничениям материальности. Тем не менее, в отличие от многих других обитателей этого мира, ты не был «нематериальным». Ты был соткан и из материи, и из тонких эфирных энергий; ты даже имел душу, которую ещё не продал Владыке Перемен или одному из его Изменчивых Вестников! Ты был… человеком. В определённом смысле этого слова.

Таким, как ты, людям хаоса, рождённым в варпе и ограждённым от быстрой смерти волей Владыки Перемен, было суждено нести его волю вовне, в мир грубого, мерзкого Материума, в мир, где столкнулись воля Владыки и других тёмных богов. Мир, который смел сопротивляться благословлению варпа, мир, который смел использовать варп всего лишь для перемещения и связи! Мир, полный настоящих еретиков — кем бы ни называли они таких, как Алфред! — отрёкшихся от даров тёмных богов, поклоняющихся мертвецу на золотом троне!

Это была твоя война. Война, ради которой ты был рождён. Ты прошёл через долгие столетия этой войны, прежде чем отбыл обратно на Люос — передохнуть, восстановить силы вдали от мерзкого Материума, решить, что делать с последней, воистину великой добычей… И именно тогда на Люос пришёл Осквернитель. Но прежде Осквернителя был шторм.

Этот варп-шторм, который, как шептали тебе Голоса Истины, мог бы называться Великой Бурей. Его сила исходила от чего-то равносильного, а то и более великого, чем один из Тёмной Четвёрки. Основная часть Великой Бури обошла миры Владыки Перемен стороной. Лишь Люос, наиболее отдалённый от «привычного» всем демонам варпа, спрятанный в тех безднах, где варп перерастает в нечто иное, нечто более тонкое и тайное, нечто, до чего пока не дотягивался Владыка Перемен — лишь Люос был захвачен этой Бурей.

Ты знал, что это произошло неспроста. И ты знал о своей миссии заранее. Сам Повелитель Перемен, Вестник Тзинча, сообщил об этом, прежде чем уничтожить свою память. Ты спрятался, скрылся, закопался, точно нурглов червь, в глубины Люоса, в его бесформенное ядро, по легендам, наполненное энергией самим Владыкой. Ты видел, как Люос пролетал сквозь субстанцию, всё менее и менее напоминающую варп, ощутил как он низвергся в Пустоту, зрел, как пришёл Осквернитель, как он уничтожил Вестника, точно раздавил букашку, как он начал Эпоху Обмана, подменяя подлинное колдовство ограниченной подделкой.

Деяния Осквернителя были достойны титула самого Чемпиона Владыки Перемен, но он не имел никакого отношения к Владыке. Тем не менее, Голоса Истины рассказали тебе, что Осквернитель именем Осси Нуар нанёс Владыке оскорбление, но вместе с тем, стал ключом от двери, сделав возможным отправить Люос сначала в Пустоту, а затем и в совсем иную реальность. Реальность, которую Владыка жаждал, реальность, которую ему принесёшь ты, Алфред! Голоса рассказали тебе о награде, и ты мог им верить — за такое достижение Владыка сделает тебя не просто своим чемпионом, он может возвысить тебя до самого демон-принца! Не потому, что Владыка щедр, но для того, чтобы показать остальным, какова награда за воистину великий дар.

Ты научился владеть силой, дарованной Осквернителем взамен подлинного колдовства. Но ты не ослаб как колдун! Отнюдь — несмотря на угасающее ядро планеты, несмотря на смерть всех демонов и многих мутантов, ты остался колдуном. Твоя последняя добыча стала источником твоих сил, благодаря ней ты сможешь, когда придёт время, открыть путь Владыке Перемен, дабы Люос ощутил на себе благословление Имматериума, вернулся в его лоно, стал вратами — вратами, контролировать которые будешь ты! Во славу Тзинча, разумеется.

>Колдун: займись хитрыми планами (во славу Тзинча, разумеется — О.Н.)

Сейчас, когда Люос, наконец, был выдернут из Пустоты в плотную, далёкую от Имматериума, но всё же относительно привычную реальность, ты был готов действовать. Для завершения плана было необходимо лишь одно — источник энергии, на порядок более могущественный, нежели имеющийся у тебя. И Голоса Истины шептали, что этот источник прибудет сюда сам. Тебе же оставалось только ждать — ждать и направлять события по нужному пути. Достойный слуга Владыки всегда контролирует всё, что считает важным, до чего только может дотянуться! И этот абсурд с «Чемпионами» и самозваным «богом» Гефестом — не исключение. Кроме того, полезно иметь альтернативный план в случае, если источника всё-таки не будет.

Конечно, ты можешь следить за происходящим с помощью псевдоколдовства Осквернителя (откуда столько пафоса в прозвище? «Вархаммер 40к» неисправим! — О.Н.), но гораздо приятнее и естественней использовать психические силы. Силы варпа! Не совсем варпа. Здесь варпа не существовало, вернее, отсюда он был слишком далёк. На его месте точно покоилась зияющая пустота, жаждущая быть заполненной, пустота — и иные места. Туда ты не лез. Как и любой достаточно долго проживший колдун, ты научился отличать риск, который себя окупает, от риска бессмысленного и смертельно опасного. О нет, туда ты не лез — но помимо демонов варпа, есть другой источник психической силы. Душа!

Нет, не твоя. Ты не собирался истощать свою душу, не говоря уж о том, что дотянуться до неё было невыразимо сложно. Души же твоих подчинённых… К сожалению, ритуалы, которыми ты мог бы их поработить, здесь не работали, а варпа, через который ты мог бы до них дотянуться, просто не было. Но была другая душа. Не человека. Душа существа, гордо именующего свой род эльдарами. Душа, заключённая в оболочку, максимально располагающую использовать её силы, душа, благодаря которой ты черпал энергию варпа и слышал Голоса Истины даже сейчас!

Эльдар называли это «слеза Иши» — рубиново-красный кристалл на подвеске, внутри которого точно клубится туман. Слеза досталась тебе после особенно кровавого боя во славу хаоса, который ты выиграл, оправляться от которого и отправился на Люос. Сам Тзинч вёл твой путь! Здесь, вдали от варпа, вдали от союзных сил хаоса, вдали от самого Владыки, слеза Иши была настоящим спасением. А проклятия, раздающиеся от эльдара внутри, были приятным дополнением к этому спасению.

Тебе не нужно касаться кристалла. Подвеска касается твоей кожи — этого достаточно. Ты направляешь её силу, энергию пленённой души на то, чтобы отделить собственную душу (её «ближайшую» часть, если быть точнее) от тела. Когда-то даже такие банальные вещи тебе приходилось делать с помощью ритуалов и жертв (в то время как некоторые псайкеры, родившиеся в Материуме делали это усилием воли, мерзкие еретики, не ценящие своего дара!), но один из даров Хаоса исправил ситуацию. Достаточно лишь направить психическую энергию, и плоть остаётся позади, а дух устремляется ввысь, оглядывая планету с орбиты.

Небо над Люосом всё ещё затянуто чёрным занавесом Осквернителя, ныне ненужным. Твой дух чувствует присутствие на планете других могущественных душ. Это Гефест, лжебог, чья мощь несопоставима с мощью Владыки, но всё же высока. Сила Гефеста непрерывно растёт; возможно, на пике он будет сравним с демон-принцем, но даже демон-принца можно убить, не говоря уж о том, что у тебя нет причин конфликтовать с Гефестом лично. Другая душа — Осквернитель. Его присутствие не локализуется — скрывается внутри своего псевдоколдовства.

На фоне этих двоих остальные души кажутся звёздочками рядом с солнцем. Впрочем, подстроить восприятие не составляет труда: конечно, ты не навигатор, способный провести корабль через варп, но твоя родина и битвы рядом с воистину могущественными демонами научили «не замечать» психические ореолы могучих. Следующими блистают души «Чемпионов» Гефеста, твоих учеников и этих вторженцев. На последних ты обращаешь пристальное внимание.

Ты не рискуешь пробиваться в их разум, но внимательно наблюдаешь за их общением и возможностями. Неплохо, весьма неплохо, а в чём-то и очень, чрезвычайно, смертельно опасно! Гефест дал им «особый квест», и эти двое вместе с Безымянным собираются его выполнить. Герои, как же! Гефест же выпустил этих бездушных тварей с энергоклинками развлекаться с местным… отребьем. Хаос! Ты любишь хаос. Впрочем, сейчас он тебе скорее безразличен: главное, чего ты должен ждать, — это прибытия источника психической энергии. Голоса Истины шепчут, что он прибудет в зависимости от того, что произойдёт на поверхности.

Но если Голоса ошибаются, как бывало не раз… Почему бы не поставить эту самую поверхность под контроль? Может ли так оказаться, что именно помощь этих слабаков или их невмешательство сыграет решающую роль в борьбе за источник? Может ли так статься, что источник ты не получишь в принципе? Посему ты направляешь свой дух по очереди к каждому из учеников и нашёптываешь им, что делать.

>Стань Энтони Даффи

Теперь ты Энтони. После долгих тренировок на «боевое сглаживание» у Морулиса, оказавшихся на удивление эффективными, а под хрономером занявших лишь несколько часов, после лекций от Теромоса о тёмных тамплиерах, Храме Зел-Нага и Пустоте — после всего этого настало, наконец, время действовать. Пока остальные передыхали, ты выпил бодрящее зелье, сделанное Снейпом из твоих уникальных компонентов (один раз в месяц — полное восстановление тела и разума без малейших побочных эффектов!) и, наслаждаясь бодростью и свежестью, отправился за Теромосом. Неутомимый протосс быстрым шагом вёл тебя к нему целый час, но о предназначении говорить отказывался, постоянно замирая, вслушиваясь во что-то. Вы постояли несколько минут у входа в очередной подземный комплекс Зел-Нага, и вот он, наконец, прервал молчание, которым будто бы испытывал тебя всю дорогу:

— Я не буду учить тебя пути тёмного тамплиера — ты слишком далёк от нас, чтобы понять и принять. Мой долг — обучить тебя управлению Пустотой, — медленно, мягко и вместе с тем чётко и весомо звучал мыслеголос Теромоса. — Пустота — это первооснова материи, то первородное, что лежит до всех частиц, энергий и полей. Она — идеальный субстрат для созидания; достаточно могущественный псионик способен облекать её в любую форму, создавая иллюзии, неотличимые от реальности. Вы уже столкнулись с иллюзиями зергов и одолели их. К их созданию приложил руку сам Амун, поэтому они были столь же реальны, сколь и «настоящие» зерги. Созидательный потенциал Пустоты безграничен, но не меньше и её разрушительный потенциал; тебе же, Энтони Даффи, не имеет смысла изучать ни тот, ни другой.

— Значит — изменение? — предположил ты, ёжась под внимательным, неморгающим взглядом зелёных глаз и ещё более внимательным разумом, изучающим каждую твою мысль.

— Изменение, искажение, искривление, — подтвердил Теромос. — Прежде чем перейти к манипуляциям с Пустотой, ты должен научиться проводить её. Сама по себе направленная Пустота может быть оружием — её энергия несёт в себе хаотическое начало, поток Пустоты способен парализовать, достаточно мощный — убивать, но использовать его опасно. Раньше, чем он парализует твоего противника, ты сам попадёшься в ту же ловушку, если не будешь сосредоточен. Пустота не прощает ошибок, и замахнувшийся на слишком многое псионик будет изувечен или обращён в пыль. Чтобы безопасно направлять Пустоту, ты должен отринуть всё лишнее: страхи и образы, страсти и мысли, оставив лишь волю и цель.

— Значит, в бою…

— Ты судишь поспешно, — Теромос будто бы не перебивал, а гармонично вклинивался в твои мысли. — В ходе обучения обращение с Пустотой становится рефлекторным, и ты сможешь использовать её в любой ситуации. Я бы сказал, что тебя ждут упражнения на концентрацию внимания и медитации — без них ты не продвинешься дальше — но вижу, ты не новичок на этом пути. Твои навыки управления сознанием сравнимы с навыками «призраков», элиты псиоников-людей. Этого недостаточно.

— Что я должен делать? — просто спросил ты. Кажется, ты нащупал нужный метод общения с протоссом — максимально прямой и открытый. — Я занимался окклюменцией годы.

— Верно, такого времени у нас нет, — подхватил твои мысли Теромос. — Мы используем более рискованный путь.

— Ненавижу рисковать, — признался ты. Всё равно он читает это в тебе — зачем скрывать?

— Наследник Страха, — прохладное согласие. — Такую роль определил ты себе.

— Я?

— В той же мере, в которой ты — продукт семьи и общества, роль в Игре — твой выбор, — философски ответил Теромос. — Можно рассуждать о том, что роль — лучший способ взаимодействия тебя и реальности или что она — о том, как и что ты хотел бы совершить. Мы, тёмные тамплиеры, убедились, что судьба и предопределённость в той же мере наше творение, что и космических сил. Особенно заметно это там, где космические силы и личности тесно переплетены — в Игре. Твоя роль — отражение тебя. Что такое аспект Страха, Энтони Даффи?

— Сам страх? — предположил ты. — Осторожность, интриги, манипуляции?

— И да, и нет, — гулким мыслеголосом отозвался Теромос, отвернувшись от тебя и устремив взгляд в красную пульсацию Пустоты. — О многом говорили мы с Морулисом, пока несли стражу у Храма, и аспекты были одной из тем. Мы, протоссы, всегда интересовались природой мироздания, тайными силами, что приводят его в движение. Твой аспект, Энтони Даффи, противопоставлен и дополнителен аспекту Риска, и дополнительность этой пары подобна дополнительности пары Жизни и Рока. Риск позволяет использовать сильные стороны, и тебе известно, что Элис, Сильф Риска, собрала лучшую армию в вашем районе мироздания. Она и её армия подобны самой Золотой Армаде, армии наших собратьев, светлых тамплиеров. Позволь сделать небольшое отступление, — пауза, в которую Теромос прочёл твоё согласие. — Некогда народ протоссов был разделён. Многие протоссы, пожелавшие создать общую псионную сеть, Кхалу, хотели даже уничтожить нас, тех, кто более ценил собственную индивидуальность. Но их посланник, могущественный воин Адун, не просто пощадил нас, а научил использовать псионную энергию в полной мере, поделился этим бесценным знанием.

Мы были изгнаны с Айура, нашей родины, эоны жили мы отдельно, найдя новый источник силы, Пустоту, назвавшись тёмными тамплиерами, воинами тени и сумрака. Там, где наши собратья направляли свою силу сокрушительным потоком, поддерживаемые через Кхалу своими товарищами, мы учились наносить удар из тени, избегать боя, пока не будет шанса закончить его одной атакой, скрываться с глаз противника и вносить страх и сумятицу в его ряды. Подобно тому как Элис использовала и развивала лучшие стороны своей армии, наши светлые собратья развивали свои технологии и псионные способности, чтобы сокрушать, развеивать по ветру прахом всякое препятствие. Мы, тёмные тамплиеры, отказались от преимуществ собственного вида и обратились к силе, позволяющей находить уязвимости в других. Мы были слабее наших собратьев в прямой схватке — но ты понимаешь, что бой может быть выигран ещё до неё, а самую страшную победу врага можно обратить его худшим кошмаром. Наши светлые собратья шли тропою Риска, мы же — путями Страха, освоить которые надлежит и тебе, Энтони Даффи.

Вы помолчали. Протосс не мешал думать, его мыслевнимание к тебе ослабло — он действительно был хорошим наставником, понимающим, когда надо дать ученику поразмыслить. Наконец, ты спросил:

— Лилит тоже использует Страх?

— Идёт тропою Страха, — поправил Теромос. — Это верно, но неполно — Лилит использует и путь родственного Страху аспекта, Лжи. Нам мало известно о Лилит: каждый раз она является в новом облике и показывает новые способности, чтобы умело поразить нас в уязвимую точку. Только благодаря отсутствию подлинной враждебности, это не привело к гибели моих братьев — по этой же причине и мы не стремились уничтожить её любой ценой. Это часть пути Страха, Энтони Даффи, — негласные договоры, взаимопонимание, сокрытое меж строк. Ты понимаешь это, верно?

— Да, — уверенно кивнул ты. Уж чего-чего, а интриг ты наелся! И всё чаще жалел, что вообще ввязался в это дело с Гильдией.

Да, ты оказался в полной, абсолютной безопасности, сильнейшие игроки корабля были с тобой в союзе, ты был им выгоден, а остальные стали просто мелочью на фоне твоей Гильдии. Но постоянно копящееся напряжение, работа без выходных, ответственность, усталость, ожидание удара в спину, о котором так некстати напомнил Теромос… Стоило ли оно того? Богатство, власть, защищённость — они того стоили? Ведь всё равно тебе придётся лично рисковать жизнью, как и остальным игрокам!

Ты видел Джинни, чьи настоящие мысли навсегда скрылись за завесой безумия, видел её жёсткий взгляд. Никто её не защищал, но ты был уверен: захоти Джинни, и любой, даже ты, будет вынужден сражаться с ней лицом к лицу. И ты был совсем не уверен, что смог бы устоять.

Ты видел Грэма. Спокойный, слегка отстранённый после всего произошедшего, он незаметно обрёл внутренний стержень и уважение окружающих, чистое от страха. Нарочито отстранившийся от иномагии, Грэм Фергюссон знал о ней больше тебя, и на любой твой вопрос отвечал легко и без запинки.

Ты видел Луну. Потерявшаяся в себе, не имеющая ни жёсткости Джинни, ни стержня Грэма, ни твоего упорства, она казалась беззащитной, но при этом была последней, на кого бы решился ты напасть. Непредсказуемая, странная, страшная и настолько иная, насколько и могущественная. Глядя на Луну, ты сомневался, а не зря ли осторожничаешь, а не стоит ли ступать по иномагической тропе быстрей?

— Какой… Риск ты придумал для меня? — спросил Теромоса.

— Страх или Риск — зависит от точки зрения, — молвил тот. — Мы не используем твои сильные стороны — твоё терпение и упорство, твою жажду достигнуть цели любой ценой, готовность идти на жертвы и убивать ради результата, — впервые он озвучил то, что ты убийца — озвучил без капли пиетета, точно что-то ординарное. Должно быть, для него, древнего протосса, принявшего бездну трудных решений, давно их пережившего, то, что ты сделал, было попросту игрой в песочнице. — Твои сильные стороны раскрываются, если у тебя есть время, но времени у нас нет. Вместо этого мы используем твою слабую сторону — уязвимость, брешь, рану, уже зажившую, но всё ещё обладающую… потенциалом.

Ты подавил желание напасть на Теромоса прямо сейчас — в том числе потому, что это бесполезно. Даже со всеми тренировками, со всеми уроками, в том числе, взятыми у самого Волдеморта, ты сомневался, что мог даже коснуться его заклинанием. Пустота… Её энергия окутывала протосса, пронизывала его, переливалась запредельными оттенками, видимыми только с помощью Кольца — и ты чувствовал, что Пустоту Теромоса взять под контроль нельзя. Пустота вокруг и внутри него была неотделима от воли протосса.

— Кто ещё знает? — прошептал ты, опуская рефлекторно поднятую палочку.

— Мы, тёмные тамплиеры, предпочитаем не распространяться о личном без особой нужды, — мягко ответил Теромос. И добавил: — Не важно, кого ты убивал, пока это не коснётся нашей общей цели, — встретился с тобой немигающим сверкающе-зелёным взглядом глаз — не угрожая, а акцентируя. Но сила этого акцента была не хуже иной угрозы! — Тобой занимаюсь я, Энтони Даффи, — никто более из моих собратьев не будет читать твою память. А теперь ступай за мной. Тебе предстоит увидеть то, что считаю личным я сам.

Ваши шаги гулко звучали в окружающей тишине, тишине плотной и даже липкой — она казалась тебе такой из-за Пустоты вокруг Теромоса? Или это было свойство храма Зел-Нага? Вы молча шли в зелёном полумраке по древней мозаике — Теромос, казалось, стелился вдоль земли, и Пустота периодически окутывала его ступни чёрной дымкой. Ты ощущал его мрачную решимость и понимал, что он действительно хочет поделиться чем-то… сокровенным.

Здесь не было ни протоссов, ни «войск Пустоты», бесконечно порождаемых по воле давно мёртвого Амуна. Стены этого тоннеля не хранили и знаний Зел-Нага. Чувства иномага, которым ты привык скорее доверять, чем опасаться, шептали, что здесь нет ничего. Совершенно ничего. Ничего? Пустота, ну конечно же! Пустота что-то скрывала там, дальше, и все твои чувства тонули в ней. И раз протосс двигается без опаски, то это Пустота тёмных тамплиеров, неразимов, а не Амуна или кого-нибудь ещё.

— В тебе шепчет Страх, — заметил на эти мысли Теромос. — Ты ищешь подвох и угрозу даже в отсутствии, пустоте. Усмири свои чувства — в отличие от энергии Кхалы, Пустота не может быть направлена «естественно», сама собой. Подобно тому, как светлая энергия податлива и послушна, отражает сами чувства, тёмная — строптива и агрессивна, её должно покорить. Неразимы охотятся за Пустотой, с помощью воли и концентрации принуждают её поделиться тёмной мощью. В кораблях, подобных моему, всегда требовался тёмный тамплиер для работы генератора поточных полей. Светлая энергия, соединяясь с тёмной и фокусируясь в единый луч, способна прожечь самую прочную защиту, но для работы такого устройства был нужен тот, кто её направит — искусный неразим.

— Ясно, — только сейчас ты почувствовал незаметно накопившееся внутри напряжение и постарался избавиться от него, глубоко вздохнув. — А как же эти… пустотные создания?

— Это лишь свидетельство моего тезиса. Некоторые существа способны продлевать свою волю во времени, вкладывать её в саму Пустоту, но все они — Зел-Нага. Мы, неразимы, веками исследовали Пустоту, но не смогли добиться подобного. Я полагаю, это исключительно вопрос качества силы — не мастерства.

— Тёмные архоны, — напомнил ты одну из лекций самого Теромоса.

— Они, безусловно, могущественней обычных неразимов, — согласился Теромос. — Но я рассказывал тебе — они недолговечны, а их могущество слишком… безудержно. Из этого правила есть исключения, которые мы не желаем вспоминать, и есть причины, по которым в эту экспедицию не был взят ни один тёмный архон, и ни один не был создан в Пустоте. В твоём сеансе нет неразима, способного надолго или навсегда придавать форму Пустоте, и чувства не подводят тебя. Здесь просто нет никого разумного, но есть кое-что иное.

— Иное, — ухватил ты. — Что-то подобное разумному, но не разумное, не-разумное?

— Что-то, подобное душе, но не душа, — поправил протосс. — Ступай за мной, Энтони Даффи. Ты увидишь.

Дверь, если можно назвать так растворяющийся в зелёном свете камень, пустила вас в небольшой зал. Он был пуст, и изумрудные узоры на потолке и полу едва разгоняли мрак. Теромос наклонился и поднял с пола тусклый кристалл, в мгновение ока вспыхнувший насыщенно-сиреневым. И только сейчас ты ощутил… не жизнь. Душу! В кристалле была заключена… душа? Нет, меньше, гораздо меньше — это же был… крестраж? Частица чужой души? Но как?

— Это сравнение оскорбляет её, — холодно заметил Теромос, подняв на тебя взгляд ослепительно-зелёных глаз.

— Кто она? — спросил ты, заворожённо разглядывая (если это можно так назвать!) душу. Это была душа, вернее, часть души протосса, кристально чистая, яркая, и твои крестражи были подобны серой гальке по сравнению с огранённым алмазом этой души. Она была чудесна! Теромос был трижды прав, посчитать такое крестражем — настоящее оскорбление! И уж точно эта частица не была отделена с помощью убийства — убийство слишком кощунственно, чтобы получить такую красоту! Тебе пришёл в голову единственный способ, как такое возможно, как частица души не утратила чистоты и стала ещё прекрасней. И это…

— Добровольная жертва, — кивнул Теромос. — Шарас была моей ученицей, одной из лучших, и волей судьбы оказалась хранительницей особого кайдаринового кристалла, наследия самих Зел-Нага. Такие кристаллы способны не просто хранить псионную энергию, тёмную или светлую, но и нечто большее. В одном из бесчисленных сражений с Амуном Шарас была ранена. Она умирала. Энергия кристалла не могла спасти её от телесных ран, но могла помочь в другом.

— Она заключила внутрь часть себя, — понял ты. — Она потеряла память?

— Нет, — второй раз ты ощутил от Теромоса улыбку, на сей раз — печальную. — Кристалл был слишком мал — перед ней стоял выбор. Она могла лишиться памяти и сохранить сознание, а могла оставить свою память, пусть не всю. Шарас поступила иначе. Она без колебаний отдала самое ценное, что у неё было, пожертвовав и личностью, и памятью. Оставила то, что нужно тебе.

— Навыки, — медленно произнёс ты. Так вот почему эта частица души не ощущалась живым и разумным — это были просто навыки! Нет. Не просто! Это был настоящий шедевр. Одна из лучших учениц — так сказал Теромос. Управление Пустотой требует воли и концентрации — об этом он говорил. Но смотря на кристалл души, ты видел нечто большее, чем просто волю или концентрацию. Способность, умение, мастерство, даже искусство, заключённое в нём, было сложным и многогранным, но его ясность, его чистота заставляла задуматься, как же Теромос хорош, если подобного достигла его ученица.

— Она не успела превзойти меня в мастерстве, — с сожалением заметил он. — Шарас была талантливей меня — ей не хватило лишь времени. Но и того, что она достигла, — он поднял на тебя взгляд, взгляд пронизывающий и холодный — должно быть, таким взглядом и обладала бы сама Пустота, — достаточно. Брешь в твоей душе будет заполнена её наследием. Ты станешь цельным и получишь мастерство, которого никогда не был достоин.

Тень возмущения этим «не был достоин» мелькнула и исчезла на фоне осознания предложенного. Вобрать в себя частицу чужой души — стать цельным. И лишиться могущества! Грэм черпал своё тонкое, прочим незаметное могущество из книг, Джинни — из странного безумия, Луна — из своей легкомысленной веры, а ты — расколотой души. Теромос предлагал обменять иномагическую силу на контроль Пустоты. Стоило ли оно того?

— Ты не пытался осознать уроки Этана Райса, — прервал протосс твои мысли, и мыслетон его был переполнен осуждением. — Брешь в душе меняет твою точку зрения, позволяет смотреть на мир иначе, открывает врата внутреннего мира вовне. Но теперь, когда ты уже открыт и привык быть таковым, брешь ничем не помогает, но служит уязвимостью, болящим шрамом.

— Почему Дамблдор… — и осёкся. А Дамблдор-то предупреждал! Он намекал, настойчиво намекал, что ни одно могущество не может быть бесплатным! Ты думал, что он говорит про эксперименты с Кольцом, и Дамблдор не захотел тебя разубеждать. И действительно — зачем ему? Ему-то это выгодно! — Что значит эта открытость?

— Тысячи барьеров сковывают душу каждого человека, — медленно, веско ответил Теромос. — Эти барьеры защищают её от иного, не позволяют его видеть, о нём думать, касаться его — не позволяют иному сделать то же самое. Откуда я это знаю? — прочитал он твои мысли. — Долгие годы я провёл вместе с Морулисом — был его наставником и его учеником. Мы обсуждали и тебя, Энтони Даффи, и тот способ, которым ты стал сильнее, и то, как нам обратить эту уязвимость в подлинную силу. Когда человек становится иномагом, падает первый, самый важный из барьеров, открывая его инореальному и открывая иное ему. Те иномаги, кто не желает риска, старательно укрепляют оставшиеся барьеры, а некоторые пытаются возвести тот, главный барьер — заново. Иногда у них получается — или они хотят верить, что получается. Те же, кто желает вкусить отравленной силы иномагии, открывают оставшиеся барьеры один за другим. Самые осторожные учатся лишь приоткрывать их, чтобы мочь вовремя закрыть.

Но ты, Энтони Даффи, в поисках силы выбрал самый жёсткий способ. Брешь в твоей душе одним разом сорвала все барьеры, кроме самых сокровенных, открыла тебя миру и открыла мир тебе. Твоё восприятие расширилось, тебе стало проще управлять иным: теперь ты видишь и можешь больше — ведь ты сам сорвал естественную защиту, мешавшую зайти столь далеко! Осторожность Наследника Страха уберегла тебя от действительных опасностей, но иное тянется к тебе: во сне, когда ты рассеян, когда ты один, когда вокруг темно, когда ты боишься, когда уязвим или думаешь, что уязвим.

— Да, — выдавил ты. — Я… я замечал. Я думал, что это плата, что моя сила привлекает, как сила Луны, и…

— Луна Лавгуд сильна своей чистотой, — оборвал твоё… лепетание, иначе не скажешь, Теромос, и ты был ему скорее благодарен. Протосс ничем не показывал, что осуждает тебя или что сочувствует — сейчас его прохладная невозмутимость была как никогда кстати. — Сила её веры и свет её взгляда таковы, что реальное следом за нереальным становится таким, каким она его видит или желает видеть. Ей хватает искренности менять изменное и честности не достраивать незнамое. Ты же, Энтони Даффи… — впервые расслышал нотку неприязни в его мыслеголосе. — Трижды ты коснулся своей души тенью ухода. Это оставляет отпечаток, о котором не расскажут ваши «невыразимцы», который не заметил твой наставник, профессор Райс, о котором тебя некому было предупредить. Смертная печать пятнает твою суть, и с каждым годом твоя кожа бледнеет, сердце холодеет и черствеет душа. Ты ищешь тепла у живого, неволшебного огня, твоя Гильдия удивляется, что ты так дорожишь настоящей древесиной. Ты ищешь тепла живого, смертного тела, но не решаешься предложить Ханне Аббот нечто большее, потому что сердце твоё шепчет, что умирающим негоже…

— Довольно! — не выдержал ты. — Хватит! Я понял. Я всё понял!

— Душа есть загадка, — мягко молвил Теромос. — Живая душа устроена не проще, чем тело. Подобно телу, душа способна на иммунную реакцию, способна адаптироваться к нагрузкам, восстанавливаться после болезней и перерастать ограничения. Твоя душа, ослабленная брешью, запятнанная смертью, борющаяся с иным, продолжает жить и расти, ищет средства исцеления, пусть ты и не сознаёшь того, — не желает умирать. Своим отчуждением, своим страхом и недоверием ты мешаешь исцелению, но даже так оно будет завершено — рано или поздно. Если ты не станешь воспринимать свою печать и свою рану как источник силы! Силу ты уже получил: отрава проросла в тебе, пустила корни вглубь. Пришло время избавиться от слабости, Энтони.

— Как? — наконец, собрался ты, дыхательным упражнением и усилием воли выбросив отвлекающие и ранящие мысли подальше. Потом с ними разберёшься! — Нельзя просто взять и вшить в себя часть чужой души!

— Это так. Мы, протоссы, не умеем работать с душами других видов. В этом игровом сеансе есть тот, кто может носить звание мастера иносферы сущности, и имя ему — Ивицер Творцев. Он способен вплести в тебя наше наследие.

— Ивицер? Ты сошёл с ума?! — не сдержался, про себя ругаясь на потерянный самоконтроль. Но… Но какой вообще самоконтроль!

— Он вошёл в сеанс вместе со своим братом Марком, твоим соигроком. Его цель сонаправлена с нашей. Он не повредит тебе, сейчас он — наш союзник и невольный помощник Хранящей Время, пусть их пути и разойдутся в скором будущем.

Марк. Ивицер. Ты вновь уложил факты в голове. Да, ты знал об этом, но абстрактно. Тебе предстояло выполнить миссию здесь, на этом древнем куске камня, ты рассчитывал на взаимопомощь с Сэмом — и только. Абстрактное на глазах превращалось в реальность, с которой придётся столкнуться лицом к лицу. Ты был уверен — увернуться от этой встречи не получится. А ещё ты помнил Варсиэра — и не только издали, с Хогвартса, но и вблизи — слишком близко, слишком бессильно! Ты ненавидел зависеть от других, а сейчас…

— Судьба и Игра, проводник её, преподносят испытания, которые закаляют или ломают игроков. Закалишься ты или сломаешься, Энтони Даффи? — он не улыбнулся, но тебе почудилась тень улыбки, спрятанная в холоде Пустоты, точно в снежном саване.

— Закалюсь, — отрезал ты. — Когда и в каком составе выдвигаемся?

— Время, предоставленное Хранящей, утекает сквозь пальцы, — будто нарочито медленно произнёс Теромос, засовывая сиреневый кайдариновый кристалл в паз своей брони (а ты-то гадал, почему он пуст!). — Ты можешь взять одного человека — через двадцать минут мы выдвигаемся.

>Будь Ханной Аббот

Тебя зовут Ханна Аббот. Тебе девятнадцать лет, три из которых ты провела вместе со своим новым… боссом. Другом? Партнёром? Господином? Или даже…

Твой отец умер до твоего рождения. Твой дом был разрушен в первую войну с Волдемортом, и вам с мамой пришлось переселяться в то место, что позже станет Сумеречным кварталом. Твою мать поймали людоловы в твои четырнадцать, дом буквально вычистили… ты вернулась в Хогвартс тем роковым летом и ограбила его. Выгребла книги о боевой магии и была такова! Всё равно платить за следующий курс было нечем, а в кабалу Министерства лезть… Ну уж нет!

Людоловам не поздоровилось. Ты позаботилась об этом. Двадцать три. Двадцать три ублюдка ты отправила прямиком в Ад! Лишь пару раз оставила следы — и эти пара раз стала роковыми. У каждого людолова с тех пор был при себе артефакт, реагирующий лично на тебя, завязанный на твою неаккуратно пролитую кровь. Пришлось залечь на дно, скрываться в толпе, надеясь, что очередной людолов — сколько же их в Сумеречном! — не поймёт, на кого указывает его амулет. Ни о каких заработках речь уже не шла, еду добывала у магглов — было мерзко, но ты воровала, чтобы есть, и не у людей, а в большущих магазинах — «супермаркетах». Дважды тебя едва не поймали авроры, и одного ты наградила неприятным проклятьем.

Всё закончилось внезапно. Сумеречный квартал решили… снести! Расселить! В кое-то веки жирные министерские задницы во главе с лицемеркой Макгонагалл и жирные аристократические задницы во главе с детоубийцей Волдемортом сделали хоть что-то полезное! Но для тебя это «полезное» чуть не оказалось последним в жизни. Как и все в Сумеречном, ты знала, как эвакуироваться. И по закону подлости ты попалась на парочку людоловов — из тех, кому не была безразлична судьба «коллег» по людоедскому цеху. Они хотели отомстить, а ты, парализованная и подвешенная заклятьем, корила себя, что не придумала способ быстро и надёжно уйти из жизни. Потому что банальным Круциатусом эти двое не ограничатся!

Он просто появился. Без хлопка, как от аппарации. Паренёк младше тебя на год-другой — прямо за спинами этих двоих. Паренёк? Было в нём что-то… неправильное. Ты не понимала, не могла в точности уловить, но было в нём что-то нетакое. Ты порой сталкивалась уже с нетаким, с чем-то, отчего интуиция шептала бежать что есть сил — именно поэтому не горела желанием эвакуироваться через подземелье, именно поэтому столкнулась с этими двумя. Но этот паренёк — в нём неправильное буквально шептало… и именно он тебя спас.

Действовал незваный гость без колебаний. Два заклинания, и палочки людоловов улетели в стороны. Впрочем, те не растерялись, а без слова ринулись на обидчика… Из-за спины мальчика вспыхнуло зелёным. Два тонких, слабых на вид зелёных лучика коснулись людоловов.

— Что тебя здесь заинтересовало, Энтони? — холодным, страшным показался голос выступившего из теней человека. Человека ли? А потом ты осознала, что за герб на его мантии и почему этот голос кажется знакомым. Волдеморт. Волдеморт неторопливо, величественно подошёл к тебе, и ты не могла не то что отвернуться, но даже отвести взгляд слезящихся глаз от его фигуры. Чёртова парализация! Песенка твоя была спета — сейчас прихлопнет как муху, как этих двоих, как папу, как…

— Она, — просто сказал паренёк.

— Забирай, — просто ответил Тёмный Лорд, небрежным взмахом даже не палочки, а руки снимая паралич и помогая тебе не упасть, а медленно опуститься на ноги. — Имей в виду, она боится меня и ненавидит. Она боится и ненавидит всех, почему-то считает, что я лично убил её отца. Но девочка перспективная, — тонкая, змеиная улыбка на его лице приковывала взгляд, не давала отвернуться. — Я отправлю её в камеру, чтоб не сбежала. Завтра разберёшься с этим зародышем иномага.

— Благодарю, мой лорд, — поклонился Энтони.

Волдеморт коснулся тебя палочкой, и всё закружилось, расплылось, понеслось…

Пришла в себя ты уже в камере. Ну как, камере. Больше эта «камера» напоминала рабочий кабинет папы, а уж богатое убранство… Аристократы. Чистокровные ублюдки! Папа твой был чистокровным, но не зазнавался и никакой «магией рода» не занимался, магглов не презирал и женился на магглорождённой. А мама… Ты отбросила глупые воспоминания и быстро проверила, что у тебя с собой. С собой была палочка, но ни одно из заклинаний не смогло открыть или разбить окно или дверь — разве что взрывные не попробовала, но так ты скорее себя саму прикончишь.

Еда появилась через пару часов, когда ты, от нечего делать, до середины прочитала «Проклятье демонического лорда» Локонса — наверное, лучшего писателя всего магического мира. Стоило тебе поесть, как книжная полка превратилась в дверь в небольшую уборную. Камера, не камера, но убивать или пытать тебя не собирались. Этот Энтони хотел себе наложницу? Живую игрушку, или чем там аристо балуются? Просто служанку? На последнее ты даже могла бы согласиться — в конце концов, это неплохой шанс однажды засадить Волдеморту авадой в спину! Кто этот Энтони Волдеморту — точно не сын, может быть, наследник близкого Слизерину рода? Или вообще кто-нибудь в оборотке? Или даже… ты поморщилась, но решила не отбрасывать версию, что Тёмному Лорду нравятся мальчики. Эти аристо — поголовно ненормальные, а Волдеморт там — главный.

Энтони явился поздним вечером, уставший и напряжённый. Тем не менее, тебя он разглядывал с искренним интересом, и, если это не совсем уж притворство, без агрессии, без презрения, без жалости. Просто интерес и капелька симпатии. Всё-таки — служанка? Или вызнает что о Сумеречном и выбросит на улицу? Последнее звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. А неправильности в нём, правда, стало будто бы меньше. Или она спряталась? Тебе уже не чудился шёпот, но с ним по-прежнему было что-то ¬не так.

— Привет, — на удивление просто поздоровался он. — Извини, что напугал и что держал взаперти так долго. Там… — он бросил взгляд на улицу, и ты отметила на мгновение проступивший страх, — проблемы. Большие проблемы. Меня зовут Энтони Даффи, — не поклонился, а скорее обозначил он поклон.

— Ханна Аббот, — всё-таки ответила ты. — Что тебе от меня нужно?

— Присядем, — когда он садился, ты отметила грязь на мантии. Чистить её заклинанием почистил, но небрежно. Торопился? — Видишь ли, Ханна, я один.

— Последний из рода? — быстро уточнила ты.

— Я не отсюда, — невесело ухмыльнулся Энтони. — Ты ведь чувствуешь? Все наши чувствуют, когда открываются.

— Неправильность… — почти прошептала ты. — Но ведь я…

— Ты иномаг. Как я, как Тёмный Лорд, — он хмуро, точно извиняюще улыбнулся. — Никогда не думал, что буду кому-то объяснять про иномагию, но в этом мире иномагов слишком мало, чтобы в Хогвартсе был отдельный предмет.

— В этом мире, — повторила ты, покатав слова на губах. Слова отдавали чем-то страшно далёким и, в то же время, пугающе-интригующим. Тайной, секретом, зовущим ветром вдаль! Когда-то, кажется, в какой-то прошлой жизни, ты очень любила тайны и загадки, могла зарываться в книги на целые недели, «в душе рейвенкловка» — порой говорили твои однокурсники, а Распределяющая Шляпа и впрямь предлагала и Рейвенкло… — Ты не про другую страну, культуру?

Он кивнул.

— Другой мир… — протянула ты, попытавшись представить. — И как там? Другой Хогвартс?

— Другой, но похожий, — улыбнулся он, видимо, вспоминая. — Думаю, мы разошлись с вашим миром в начале «первой магической», — он поморщился, — «войны».

Он заметил, что ты заметила, с какой интонацией он произносил «первой магической войны». Должно быть, на твоём лице мелькнуло что-то из тех лет, когда вы с мамой остались одни против всего мира, а ты впервые поняла, что такое быть сильной. А уж когда мама заболела, и ты должна была заботиться и о ней, и о себе… Наверное, тогда ты и выросла. Как многое ты бы отдала, чтобы мама осталась здоровой, чтобы у вас тогда нашлись деньги на лечение, чтобы не было никакого Сумеречного квартала, чтобы…

Энтони поднял руку и коснулся чего-то, что упрямо выскальзывало из сознания — какие-то скрывающие чары? — на груди. Что-то изменилось. Снова что-то неправильное! Оно окутало комнату, будто ядовитый газ, просочилось сквозь поры, в нос и уши, пропитало одежду, поселилось в глубине тебя скрежещущим холодком… Бр-р-р!

— Теперь нас никто не услышит и не увидит, и никакая иномагия им не поможет, — криво улыбнулся Энтони. Посерьёзнел. — Это не было войной. Ни с одной из сторон. Волдеморт… — ты вздрогнула, но он напомнил. — Нас не услышат, оповещающие ритуалы не сработают. Волдеморт немного сошёл с ума и решил запугать, а затем захватить Министерство сразу вместо терпеливого движения к власти, которое выбрал в этом мире. Там его проклинали за бессмысленные убийства, терроризм, Вальпургиевы Рыцари превратились в Пожирателей Смерти, чьи имена скрыты, а сами они сражались в масках, анонимно, из тени, и каждый мог оказаться осведомителем, врагом…

— Твоя семья была не с ним? — уточнила ты. — Почему «ваш» Лорд не использовал родовые ритуалы?

— Потому что он их не знал, — просто ответил Энтони. — Это ещё одно расхождение наших миров. Здесь он смог убить Дамблдора с помощью родовой магии, у нас — нет. Но и его победить было сложно, Дамблдор был вынужден сидеть в Хогвартсе, охраняя своим присутствием детей — наш Волдеморт никак не мог решиться с ним сразиться. Он умер, но скорее чудесным совпадением — напал на семью Поттеров, в которых, как оказалось, хранилась какая-то древняя магия для защиты детей: Поттеры погибли, но Смертельное заклинание отразилось от их сына и убило Лорда. Моя семья никогда не имела отношение к этому… террористу, сошедшему с ума. Теперь я лучше знаю, почему он стал неадекватным и что сохранило его адекватность у вас — родовая магия. Её наличие — ещё одно расхождение, и я не верю, что Волдеморт нашёл её в каком-то другом мире, пока этот не был закрыт для путешествий.

— Ты ему не доверяешь! — озарило тебя. — И его врагам не доверяешь тоже или они тебе не будут доверять. Так вот что ты имел в виду, когда говорил, что один!

— Верно, — сухой кивок и решительное выражение лица, которого совсем не ждёшь от… сколько ему? Лет четырнадцать, пятнадцать? От тебя, впрочем, людоловы тоже не ждали такой прыти — приятно им зажариться в адском пекле! — К тебе меня привела интуиция, чутьё, и теперь я понимаю, почему: ты тоже одна.

— Хочешь, чтобы я попросту взяла и стала тебе… кем? Слугой? — если скажет «да», то никакого доверия от тебя он не дождётся точно.

— Для начала мне нужен просто человек, с которым я могу обсудить некоторые странности вокруг. Союзник, партнёр. А тебе нужен кров и обучение иномагии.

— А потом «научишь» меня туфте какой и бросишь, как подобранную дворнягу, как надоем? — хмыкнула ты, поглаживая волшебную палочку. — Я так похожа на дурочку?

— Ты похожа на такого же недоверчивого человека, как я сам, — улыбнулся он. — Это подкупает, знаешь? Когда я слышу от Лу… какого-нибудь рейвенкловца что-то в духе «как ему можно не верить, он же мой друг!»…

— И? — прервала ты. — И что с того? Словами доверие не заслужишь.

— Смотря у кого, — усмехнулся Энтони. — И смотря какие слова. Как насчёт Непреложного обета?

— А ты умеешь брать дело за шкирку, — отзеркалила усмешку. — О чём обет, кто примет?

Он просто достал бумаги и протянул тебе. Договор на двух листах пергамента был одновременно подробным и простым. В нём не было ничего о служении, о союзе, даже о помощи не было! Все многочисленные пункты можно были свести к пяти: «не предавать», «врать только по мелочам», «не игнорировать партнёра», «не разглашать чужие тайны» и «как расторгать договор». А вот наказание… Энтони придумал весьма хитро, и главным наказанием подразумевался не банальный паралич на целый год, а само расторжение договора. Паралич был лишь страховкой и сигналом, что договор нарушен.

— Это… — не сразу нашла ты слов, когда, наконец, дочитала и осознала. — Это начало?

— Начало сотрудничества, — кивнул Энтони. — Немного обоюдного доверия, а дальше — как сложится. Обет скрепит мой однокурсник Грэм, он хаффлпаффец, в таких вещах ему можно доверять.

— «Можно доверять»? — ты демонстративно подняла бровь.

— Он не будет помнить о том, что скреплял наш Обет, — ухмыльнулся Энтони. — Это не магия и не иномагия — он не вспомнит никогда.

Вы встретились взглядами. Ты не знала, что он в тебе видит, слабо представляла — и боялась, чего уж там! — что такое иномагия; жутким, запредельным казалось то, чем он вас скрыл, как будто на Адском пламени поджарил бифштекс… Но ты видела в нём что-то знакомое, близкое самой себе. И то, чего у тебя не было — вот что ты видела в нём. Будущее. У него было будущее — если доживёт — и будущее если не великое, то всё равно… важное? особенное? И у тебя оно будет, если присоединишься. Сейчас ему нужна даже не помощь, а поддержка, и он готов принести Непреложный обет ради неё, а потом — потом он отплатит. Отплатит так, как ты и представить не можешь.

Ты кивнула. И согласилась тогда — чтобы ни капли не пожалеть впоследствии.

А потом было много чего. Была переброска — иначе и не скажешь! — на Марс, где ты вместе с боевиками аристо, аврорами и добровольцами кое-как пыталась не допустить всеобщего хаоса. Была клятва, данная впопыхах, но совершенно серьёзная. Была посадка на Хогвартс-дракона, было бдение у кровати Энтони — ты и вправду была единственной, кто мог быть рядом, кроме его вечно занятых наставников. Было невероятное, пугающее, завораживающее Внешнее Небо, были лекции по иномагии и была небесная рыбалка. Были уроки окклюменции и были грозы, которые Энтони создавал своим Кольцом. Было доверие, рождающееся из ничего, были два человека, которые привыкли жить одни, но были вынуждены опереться хоть на кого-нибудь в совершенно новой для себя обстановке.

И, наконец, была Гильдия — твоё дитя. Ты предложила её организовать. Главным стал Энтони, но если он был мозгом, то ты была сердцем Гильдии, связью между боссом и простыми работягами. Были первые проблемы, была конкуренция и были убийства. Ты ни о чём не жалела. Вы с Энтони много чем делились, но главное, что ты подарила ему — это решимость, а он тебе — безжалостность, в том числе и к себе. Ну а прагматизм с самого начала был общим для вас, но вы же понимали, что его недостаточно. Поэтому внутри Гильдии старались создать атмосферу доверия — подобно тому, как учились доверять друг другу.

…Когда ты осознала, что Энтони тебе больше, чем друг? Когда он осознал это? Почему тебе не хватало решимости сделать следующий шаг? Почему её не хватало ему? Вы спали в соседних кроватях в одной комнате, вы совершенно друг друга не стеснялись, но была граница, через которую так и не перешагнули. Вы не говорили об этом, но ведь были совместные тренировки в легилименции, окклюменции, иномагии — слов уже не требовалось. Вы ждали чего-то, и это что-то было сеансом. После него тебя ничто не будет держать, а во время — во время сеанса ты сделаешь всё, чтобы Энтони выжил. И Энтони сделает то же самое для тебя. Как бы это ни выглядело на людях, вы были командой, равными партнёрами, разными — но равными. И никакие крестражи Энтони, и никакие убитые тобой люди, и никакие преступления, никакие тайны не могли вас разделись! Напротив, они связывали вместе — и связали нерушимой цепью.

> Будь Морулисом

Теперь ты Морулис. Ты озарённый. Ты не ревенант. Больше нет. От человека в тебе, впрочем, ничего нового не появилось. Ты видел нечто за пределами твоего понимания. И ты его понял. Пределы понимания? Их больше не было. Сила, энергия, эссенция, сама сущность существования ныне струилась по твоим жилам, сама Бездна отступала перед твоим взглядом, не способная даже его осознать. Возвышенный, постигший, завершённый, ты не был уверен в будущем, но знал кое-что о нём, кое-что, до чего не способен дотянуться и этот «и.о. Хранящей». Ведь так, «повествователь»?

> Приветствую, Морулис. Поверхность твоего сознания всё ещё доступна мне.

Ты знаешь. Как знаешь и то, что объём этой поверхности при желании может быть сокращён до нуля. Тебе дарованы высшая сила и высшее провидение — но это не значит, что ты не заплатил за них. Ты заплатил. И эта плата вырвала из тебя, унесла, развеяла в прах саму нить судьбы. Ведомо ли тебе, что такое нить судьбы, Осси Нуар?

> Не совсем моя область, но у меня её нет.

Предельная воля — так называется это отсутствие у таких, как ты. Алиса Орлова, Осси Нуар… Кристо Орлов?

> Насколько я знаю, только близок. Что ты думаешь насчёт Хранящей Время?

«Что ты думаешь»? Что она выбрала другой путь! Встречался с ней в сеансе, Осси? Как ощущеньица, создатель мерзких тварей, недостойный краешек мантии её держать?

> Она гаснет. Мне жаль.

Жаль. Тебе жаль, прислужник Строителей! А не жаль ли тебе было совершать всю ту мерзость? Ты грязен, и предельная воля не значит ровным счётом ничего, кроме силы! Давай, скажи, что «ты просто не понимаешь»! Скажи, что не мог разрушить Пустоту в ней, пока не стало слишком поздно!

> Это не совсем так. И ты действительно не понимаешь. Попробуй посмотреть в перспективу. Задумайся над тем, к чему привели мои поступки. Рассчитай, что будет, если Элис проиграет сейчас, и что было бы, если бы она проиграла раньше. Почему Хранящая Время доверяет мне? Почему она назвала меня своим другом?

Ты подумаешь. Позже. Теперь хватит отвлекать, хочешь транслировать — транслируй. И задумайся, почему Хранящая никогда до этого не просила у тебя помощи, «друг»!

> Задумаюсь, несмотря на то, что у меня уже есть один ответ. Ты задумаешься, я задумаюсь — будем квиты. Теперь и впрямь стоит прекратить этот глупый, бессмысленный диалог через строку повествователя.

> Морулис: делай то, что должен сделать

Ты подходишь к Ханне Аббот. Она смотрит на плещущуюся вокруг Храма Пустоту — и смотрит в свою же душу, в своё прошлое, перебирая воспоминания, точно драгоценные камни, прекрасные на вид, но порой колющие острыми гранями. Не у каждого есть такая сокровищница. Не каждый понимает её подлинную ценность. Ханна Аббот — не каждая.

Редкого человека ты можешь уважать. Ханна прошла по самому краю твоего отношения. Ты не уважаешь её, но её деяния и внутренняя сила, некая глубинная схожесть с тобой, скорее тобой-прошлым, чем настоящим, вызывает подобие этих чувств. Ты ступаешь не бесшумно — чтобы дать Ханне осознать твой визит, обернуться и спросить:

— Тренировки?

— Хватит с вас пока, — качаешь ей головой. — Есть другая тема.

— Слушаю, — ещё одна вещь, которая тебе в ней нравилась — своевременная лаконичность. Ханна любила не говорить зря и умела не только слушать, но и слышать. Хватит ли этого? И Хранящей неведомо. Будущее за столь плотной пеленой, что никакому мастеру Пустоты взглядом не пробить насквозь. Но мастер Пустоты — это тот, кто привык странствовать во мраке, не разгонять его, а направлять, использовать тьму, неизвестность, неопределённость, творить из неё и ею разрушать, быть её проводником, слугой и властелином, верным братом и доблестным рыцарем, готовым защитить её честь её же силой. Мастер Пустоты — это ты, и звание, понимание, просветление высшего порядка было даровано тебе свыше.

> Стоп, что? Ты мастер Пустоты? Паж может стать мастером аспекта?

Неожиданно, не так ли? На самом деле, это не так сложно, как кажется Принцу, но именно Принцу — не достигнуть. Чтобы постигнуть, овладеть аспектом Пустоты в полной мере, требуется коснуться того, что ты мог бы назвать безначальной загадкой. И найти безответную отгадку. Осси слишком долго разрушал в себе Пустоту и слишком свыкся с ролью разрушителя, чтобы смочь принять её токи как само собой разумеющееся. Слишком ограничен и убог, чтобы осознать, каково это, когда покровы и пределы не спадают, а соединяются в одно целое. Лишь став мастером Пустоты, ты смог понять, как, на самом деле, мало знаешь и значишь, разорвал оковы собственного незнания, равно как и знания… Но главное, чему ты научился и что Осси вряд ли будет суждено освоить: иногда нужно держать язык за зубами, особенно если в твоей власти такой инструмент, как строка повествователя.

> Тут ты прав, прошу прощения у читателей за это вмешательство. Продолжим

— Придёт время, когда тебе надо будет совершить нечто неправильное, — смотришь ей в глаза, передавая тень понимания. Она резко кивает. — Что-то, что ты не захочешь делать, но сделать будешь вынуждена. И тогда придёт время выбирать, Ханна Аббот, кто ты. Границы, в которые мы заковываем себя — то, что Пустота размывает и разрушает, но не Пустота потребуется тебе, а нечто иное. Возьми.

Ты вытягиваешь волю в безбрежный океан неопределённости, в котором нет пределов, кроме тех, что задаст мастер, и берёшь нечто невесомое, почти незримое, не совсем настоящее, но в то же время весомее всякой материи вокруг. И протягиваешь это Ханне.

— Что я должна делать с…

— Т-ш-ш-ш, — твои губы непроизвольно искажаются лёгкой улыбкой. — Не всякая не-вещь может быть названа. Ты чувствуешь его силу? Чётко ощущаешь?

— Да, — уверенный ответ.

— Капчалогируй. Когда встретишь человека, способного с ним помочь — поймёшь.

— Но что он должен бу… — сама себя обрывает, понимая, что ты не ответишь.

— Хорошо, — вновь тянешь руку в бездну ты. На сей раз поиск затягивается, потому что ты не просто ищешь, но и — создаёшь? Сплетаешь? Потоки Пустоты увиваются в беспредельности, и творчество твоё безмолвно и невыразимо. Ты вытягиваешь тень и протягиваешь то, что она-человек воспринимает как чёрную, но в то же время полностью прозрачную мантию, а она-иномаг — как ожившую, зовущую в бездну дыру в реальности. — Ты наденешь её, когда настанет срок.

Её рука дрожит, когда она капчалогирует Мантию Благословенной Пустоты. Она смотрит на тебя широко раскрытыми глазами и впервые — видит. Видит твоё истинное могущество, но понимает, что у тебя есть причины не действовать. Молчит. Потом просто говорит:

— Спасибо.

— Теперь ступай, — отзываешься ты, отворачиваясь от неё и устремляя взгляд в Пустоту вокруг Храма — и Пустоту внутри-вовне тебя. — Энтони и Теромос ждут тебя у главного входа.

— Я… — а потом берёт себя в руки. — Я использую твои дары с умом, Морулис.

— Удачного боя, дочь рода Аббот, — тихо отзываешься ты, погружаясь в медитацию, становясь со всем вокруг единым, тем не менее, сохраняя «я».

> Будь Марком Творцевым

Теперь ты Марк Творцев. Втроём сидите вы у костра, ограждающего от мрачного покоя твоего края. Дамблдор задумчиво смотрит в языки пламени, сделавшись каким-то тихим и печальным после взгляда на Перо Маат. Ивицер же развлекает тебя разговором. Вы — ждёте. Ты чувствуешь, что вы должны ждать. Перо — это не просто символ, это ещё и помощь, незримая поддержка… Вестник самой Маат, ты буквально кожей чуешь, когда нужно спешить, а когда — ждать. И сейчас вы ждёте прибытия гостей. Ты не знаешь, кого, но догадываешься — предельный поиск с Пером проходит моментально, буквально толкая в голову нужное.

— …мы убили их, конечно, — вздыхает Ивицер, качая головой. — Ты не представляешь, как это страшно: видеть мир, испоганенный Жизнью. Любая Сила может быть применена так, что сам Инфуцор содрогнётся от ужаса и отвращения, и Жизнь, сколь она ни была бы близка к Нелуне, — не исключение. Но там, в глубине этой планеты, мы нашли то, что должно было компенсировать все страхи и страдания. Ростки. Их было три — три ростка, три новых начала, три великих потенциала, каждый из которых в руках действительно достойного может стать даже новой реальностью, новым листом, а то и ветвью… Ты ведь понимаешь, что такое — быть частью чего-то символически великого, частью мифа и легенды?

— Да, — гладишь ты Перо. — Поэтому вы не уничтожили их?

— Уничтожить?! — восклицает Ив. — Мы были некромантами, высшими некромагами, воплощениями холодного расчёта и бездушного, эффективного порядка… но мы были частью человечества, брат, несмотря ни на что, мы оставались людьми, для нас было что-то святое, что-то, заслуживающее уважения и преклонения. Разве мы имели право убить ростки? Они не были применимы в нашей империи, это верно, они могли бы её и разрушить, рискни кто из нас интегрировать хотя бы один… Но они были чудом, Марк. Возможно, не Чудом с большой буквы, но зародышем, ростком такого Чуда! В конце концов, целая планета заплатила своей чистотой, своей самостью за явление ростков, и даже деяния этих безумных культистов — они стали чем-то уравновешены в наших глазах. Наши сердца дрогнули. Мы не могли, не имели права ростки уничтожать, но должны были их хранить. И когда мы пали, брат, когда Морулис, избранный воин Гвориса, освобождённый, ненавидящий меня, вошёл в мою цитадель, отпинывая в стороны иссушенные трупы моих соратников, он нашёл меня в хранилище, что было в самом центре, сердцевине Тихого Дома. Хранилище было пустым, разграбленным… так казалось нашим врагам. Никакая иномагия, никакая Йатос не помогла Мерлину найти или даже узнать о существовании венца наших сокровищ. И я, выживший, растерянный и униженный, вернулся, чтобы убедиться в его сохранности.

На несколько секунд воцаряется молчание — лишь треск костра борется с накатывающей тишью. Будто наяву ты видишь вздымающиеся в бесконечную бездну колонны, держащие сам небесный свод, видишь потусторонние синие огни, освещающие сокровищницу некромантов, и видишь Ивицера, усталого Ива, ковыляющего в потрёпанной чёрной мантии по бесконечным плитам. И видишь идущего ему навстречу Морулиса, отвратительного и неотвратимого. Ледяной безвкусный ветер треплет тяжёлый плащ ревенанта, а в руках оказывается ржавый проклятый клинок. И ты знаешь, что брат не смог бы победить тогда.

— Мы встретились, — продолжает Ив. — Ему нечего было мне сказать, его единственным желанием было прервать мою жизнь. Он шёл к этому века, он жаждал моей смерти больше даже Гвориса, ведь именно Морулис был моим личным посланцем, именно я был его господином, человеком, убившим его-прежнего, чтобы создать себе послушного слугу. О, его ненависть пылала, как тысячи солнц! Но он не спешил. Он был самой смертью, медленной, неотвратимой и холодной. А я был разочарован, разочарован прежде всего самим собой и видел в нём — шанс. Я достал ростки — он остановился. Я рассказал ему, как мы добыли их, рассказал об их подлинном значении и отдал ему последний приказ: хранить, как зеницу ока, пуще самого себя, передать только поистине достойному и не иначе. Я не знаю, что он прочитал тогда по моему лицу, что увидел в моих глазах и моей душе. Молча принял он ростки, развернулся и ушёл.

— Они могут оживить ревенанта? — предполагаешь ты.

— Безусловно да, — встречается с тобой он взглядом глаз, в которых проглядывают не годы, но столетия. Не тысячи лет, нет — Ивицер уже рассказал об этом. — Одного ревенанта. Лишь троих можно было вернуть к живости таким способом — Морулис не был глупцом. И он был верен не только себе, но и своему народу в целом, верен Гворису, но достаточно умён, чтобы понимать, что и лучший из правителей может ошибаться. Он преподнёс ему два ростка, но один сохранил при себе как последний шанс. И как показывает время, сделал так не зря.

Один росток Гворис погубил в попытках распространить его силу на весь род ревенантов. Это возможно; но Гворис — не сумел. Эта неудача, гибель зародыша чуда, подорвала его авторитет, и многие ревенанты остались с Хранящей в том числе поэтому. Но остатков того ростка, его завядшего стебля хватило, чтобы обычный кристосорб вырос в нечто, способное содержать и аккумулировать неограниченное количество Жизни, вырос в Великий Кристалл, передав часть энергии роста и развития проекту «Осушитель».

Другой росток забрала Хранящая для целей, что сокрыты и от Инфуцора, и от меня; ходили лишь слухи, что она желала видеть сущность своего уровня в союзниках, пыталась её вырастить… Как мы видим — тщетно. Третий же росток остался у Морулиса за пазухой, тайный, сохранный, готовый подарить свой бесконечный потенциал. Именно он позволил Морулису стать сильнейшим из ревенантов, развиваться, даже когда остальные, кроме Гвориса, были в стазисе; но аура ростка — лишь тень, капля подлинных возможностей! И теперь, когда Морулис тут, не сомневаюсь, что последний дар увядшего листа — здесь тоже. Как будет, будет ли он применён? Не знаю. Теперь же, Марк, у тебя будет последняя возможность что-то у меня спросить — не личное, а знание, историю листа.

— Быть может, я спрошу? — ты вздрагиваешь — уж и забыл о Дамблдоре-спрайте!

— Если не хочет брат, — пожимает Ив плечами.

— Пусть спросит, — тебе было интересно, какой вопрос мог возникнуть у Дамблдора, как ты понял, старого, могучего волшебника и иномага.

— Скажи, Ивицер Творцев, — слова Дамблдора звучат весомо, веско, как бывает только у подлинно харизматичных личностей. — Ты застал приход волшебства, тебе подчинялись боги, ты был одним из первых сильных иномагов…

— Всё так, — хмыкает Ивицер. — И что с того?

— Знаешь ли ты, какова подлинная природа трёх граней волшебства: Йатос, Фаэр, Ноэли? — кажется, сам Дамблдор не был уверен, что услышит ответ.

— Знаю, — просто отвечает брат. — Знаю и могу сказать. Это не та тайна, которую можно использовать прямо, да и косвенно — нужно быть кем-то вроде Тёмной Луны, меня или Хранящей, чтоб смочь. Волшебное, мистическое, колдовское, сверхъестественное… — протягивает он. — О, как много же небылиц слышал я на эту тему! Истина проще многих слухов — поглубже, пострашнее них. Ты уверен, что хочешь знать?

— Да, — твёрдое решение.

— Марк?

— Я тоже, — ведь ты уверен, так? Интуиция подсказывала, что с волшебством всё далеко не так просто, как рассказывала тебе Бета. Да и сама она говорила, мол, упрощает, к некоторым вещам лучше не соваться, а то прибьёт мимоходом.

— Что же, слушайте. Слушайте и созерцайте то, что не увидите боле никогда, — и раскидывает руки, окидывает Край Вечернего Покоя сильным, властным взглядом, под которым он плавится, растворяется, исчезает — и только пламя костра горит меж вами. Исчезают, отступают куда-то ваши тела, остаются лишь сознания и воли, висящие в беспросветной тьме, которую разрывает Пламень. И берёт Ивицер Пламень, и оживляет его силою видения, которые не просто неотличимы от реальности — они сама реальность и есть! Только настоящая ли, ваша ли?

…ты висишь во мраке озарённом колыханием символов, круговоротом мыслей, тень самого себя, но эта же тень — твоя суть, твоё «я», легчайше отделённое Ивом от тела. Рядом, но в то же время бесконечно далеко висит звезда Дамблдора, переливающаяся вопросами и смыслами. Ивицер же раскинулся вокруг вас, он — само пространство этого места, а пространство — это его душа, его воображение, его безумие, его тихая песнь о вечном. Ты слышишь её, но не различаешь слова и даже звуки — только то, что эта песнь прекрасна и зовёт куда-то вдаль!

…щекотка любопытства и тепло поддержки Дамблдора касаются тебя, и ты улыбаешься. Это место-состояние странное, непонятное, но всё-таки невраждебное. А потом вы видите улыбку самого Ивицера, окутывающую вас сверхъестественным светом, улыбку того, кто видит Вечность и говорит с Бесконечностью на «ты». И никакой предельный поиск не работает здесь, где все смыслы, все символы и знаки подчинены силе высшего порядка. Силе, отрицающей вашу разность, силе, соединившей вас в одно целое на растянутое в вечность мгновение, силе, стёршей границы самого воображения, разрушившей понятие «квалиа», чтобы показать — что?

…ты видишь мироздание. Или — Мироздание? Ты видишь раскинувшиеся листы, ветви и корни Древа, а потом и прочие Деревья. Ты видишь, как трепещут они под ветром, ты видишь Солнце Идей и Высокое Небо, Почву и камень Тверди под ней, и видение это ошеломляет тебя. Мириады миров, лиц, вещей, границ, определений и предопределений проносятся перед твоим взором. Ты не в силах ухватить даже что-то одно, но увиденное накладывает на тебя неизгладимый отпечаток подлинной бесконечности, потрясающее до глубин души осознание размера и детальности мироздания. Или того кусочка мироздания, что познал Ивицер? Великий Светлый, как же оно огромно!

…ты видишь, как Пламень раскидывает вокруг свои протуберанцы. Огонь этот достигает каждого из вас, но не влияет. Вы — зрители, безмолвные зрители величайшего творения. Творения? О нет! Пламя это не создаёт! Оно разрушает! Или разрушает и создаёт?

…меняются миры. Вспышки пламени проносятся по ним, заставляя распадаться сам порядок вещей. Губительный Огонь трансформирует одни вещи в другие, одни энергии в другие, игнорируя законы сохранения, отрицая всякую симметрию, разрушая гармонию и внося во всемогущую симфонию мироздания редкие, но яркие диссонансы. Ты видишь, как в каком-то из миров диссонансов становится слишком много, как они накапливаются, расшатывают нечто незримое, но бесконечно важное, как линия реальности, само её прошлое и будущее начинают вести себя неправильно, накапливаются случайности, нарастает нечто пока ещё невыразимое, но безусловно смертоносное.

…всё завершается одним аккордом. Мир исчезает. Распадается! Это невозможно осознать в полной мере. Всего лишь один мир, целая вселенная потрясающих размеров — она просто перестаёт быть! Как будто кто-то усиленно давил на одну и ту же точку на воздушном шарике, пока тот не лопнул! И пусть давили только на одну точку, лопнул-то весь шарик, бесконечно больший этой точки, но не способный противостоять напору.

…так страшно! Тонкая оболочка шарика — это всё, что защищает мир от того, что даже не снаружи — того, что есть и внутри, ограниченное, направленное на пользу, но стремится вырваться наружу. То, что ограничивает, направляет, гармонизирует развитие мира, описывает, объединяет, являет существование линии реальности — у этого невыразимого, тончайшего нечта есть название. Короткое нечто, заставляющее тебя задуматься об истинной важности ордополя. Об истинной важности Порядка.

— Что такое классическая магия? — пронизывающе звучит тихий голос Ивицера на фоне катастрофы. Будь у тебя тело — пробрало б до мурашек! — Что такое Фаэр, так созвучное с «огонь»? Что за Пламя сжигает саму основу нашего существования? Хаос. «Дар», — так говорят глупые, слепые волшебники, не понимающие, что играют с огнём? Сила? Могущество? Власть? Понимаете ли вы, чего лишаетесь? Волшебное, будь то классическая магия, мистическая Ноэли, величественный Йатос — это не дар! Это утрата! Трещина в мироздании, маленькая смерть, великая жертва. И жертва эта — всегда душа. Душа, вытянутая в бесконечность, соединяющая мир идей с миром энергий и материй — единственный возможный проводник.

Но что, если соединение слегка нарушено? Что, если в нём есть трещина, если эта трещина касается самого плана идей, плана законов и смыслов, символов и сущностей? Переплетение значений и идей, не создающее, не определяющее, но упорядочивающее нижний план, направляющее его — строго определённым образом подчиняющее случайность, ставящее её на пользу целому… Ха! Душа волшебников треснута, и трещина эта подобна рваной ране, сквозь которую в упорядоченную реальность сочится чистейшая случайность, всемогущий Хаос! Пройти сквозь фильтр души он, впрочем, полностью не может. И когда трещина становится достаточно большой, маленький волшебник начинает своими желаниями Хаос фильтровать, направлять силу ничем не ограниченной случайности, чтобы нарушать устоявшийся Порядок вещей и движений.

Чем больше проходит времени, чем чаще обращается к Хаосу маг, тем сильнее расширяется трещина. В один прекрасный миг маг перестаёт удерживать Хаос в полной мере. Сначала его душа теряет упорядоченность, его поведение перестаёт подчиняться то одним, то иным законам, а затем и сам он начинает их игнорировать. Сперва чудачества, потом серьёзные отклонения, затем волшебника можно записывать в сумасшедший дом, а в конечном же итоге — живой провал в Хаос, рана в упорядоченной вселенной, в которую она втянется однажды вся. Лопнет, как воздушный шарик! Растворится в бесконечном Хаосе, исчезнет в том месте, состоянии, где само время, будучи продуктом Порядка, перестаёт иметь значение, где есть «существование» и есть «движение», но ни в первом, ни во втором нет закономерностей — ровным счётом никаких! Не в моих силах показать вам Хаос. Некоторые вещи таковы, что их нельзя показать — только указать. Я сделаю небольшое отступление, чтобы ты, Альбус, понял то, что Марк ощущает интуитивно, а ты, Марк — осознал в полной мере.

Чтобы имянаречение как таковое имело смысл, нужно, чтобы «нечто нарекаемое» было хоть сколько-то определённым. Максимум определённости — это точное ощущение. Условный первый уровень. Меньше определённости — представление ощущения, на которое, впрочем, организм может реагировать как на реальное. Классический пример, помнишь, Марк? Представь вкус жаркого — выступят и слюнки.

Третий уровень — это модель, с которой мы не взаимодействуем «реально». Это лишь упрощённое отражение явления в нашем мозге, разуме, душе, рисунок, соответствие которому ещё нужно провести, и научный метод предлагает для этого — эксперимент. Четвёртый уровень — это указание. «Если бы мы Икс, то Игрек». Правда, мы не Икс и понятия не имеем, что такое Игрек, но назовём его так.

Если мы не знаем даже примерного направления на загадочный Игрек… назвать его можно, например, по предположению, что это направление в принципе может быть найдено хоть кем-нибудь хоть как-нибудь хоть в какой-нибудь гипотетической реальности! Это уровень пятый, последний, на котором имянаречение ещё осмыслено. Всё, что ниже — то есть, мы уверены, что даже помыслить о том, как найти указание на нечто, не можем — это уже бессмысленно именовать: уровень шесть, неназываемое. У такого имени не будет смысла, с символом сопоставляется, сколь бы ни были окольны пути, ровным счётом ничего, пустое множество.

Прямое осознанное ощущение, подобное звуку моей речи — уровень один. Воспоминание, представление ощущения, из которых я тку эту псевдонереальность — уровень два. Понятиям и первого, и второго уровень не всегда имеет смысл давать имя — обычно объединяют множество ощущений в спектр и дают имя уже ему, например, «синий», «ощущение невесомости», «сексуальное желание» или «головная боль». Третий уровень — это уже абстракции. Науки, математика, философия, религия, культура — сюда. Часто смешивается с первыми двумя уровнями при именовании — для получения составных имён, например. «Синее яблоко» — это такое имя. Яблоко — абстракция со множеством значений, синее — спектр ощущений или представлений, вместе — составное имя.

Четвёртый уровень? Нелуна, Дао, всемогущий Бог, Абсолют, Единый Закон Всея Физики, душа в метафизическом понимании, бытие как таковое, движение как таковое — вот примеры. Это не может быть моделировано, но мы можем на него указать, к примеру, если собрать все возможные «изменения» (что невозможно для конечного разума, да и для бесконечного не всегда!), то это будет «движение». Область определения того, что мы философски называем «движением». Здесь «определение» движения даётся через «изменения» — тавтология по сути. На этом уровне мы не можем создать модель, жёсткую конструкцию, даже расплывчатую — нет! Большинство неопределимых понятий — именно оно. Но мы можем указать, что «в ту сторону — Игрек», и этого достаточно, чтобы сложить об Игреке математические аксиомы или использовать в философской речи. Хаос — это уровень четыре, поэтому я не могу определить его — лишь указать.

Мгновение молчания. Задумчивость Ивицера подобна переливам прекрасного кристалла. Ты пытаешься осмыслить сказанное. Магия — Хаос! Хаос неназываемый, грозящий уничтожить любой Порядок, если… Но почему он не уничтожил?

«Пятый уровень», — громко думает-посылает вам Дамблдор.

— Ах, пятый уровень, — вновь улыбается Ивицер, и улыбка эта темна и страшна. — Да, есть один пример. Ты ведь подозреваешь, о чём я? Что вы, иномаги, так упорно не поминаете вслух? Что выталкиваете из мыслей? Что не можете познать, на что не способны указать? Бездна. Но мы ещё поговорим о ней, если захотите, хе-хе-хе.

Что до магии, то магия есть Чудо. Что такое чудо, как не нарушение законов, подлинная невероятность, выходящее за всякий предел? Что, Марк? Предельная воля? О, её природа вне моего постижения, но догадки — есть. Она не магия, нет, она берёт начало в том же источнике, что и… Здесь я умолкаю, предоставляя понять самим. Магия же есть чудо, и избыток чудес, когда они подменяют собой всякие законы, есть совершенное разрушение и окончательная гибель. Но пока этого не произошло, магов предохраняет Принцип Равновесия, и каждый магический акт — равновесное преобразование, конверсия предопределённости того, что мы называем «закон» или «судьба» в невозможное изменение материи-движения. Именно поэтому говорят, что маги властны над вещами и энергиями, не упоминая, зачастую и не зная, что каждое такое колдовство — это размытие прошлого и будущего, перераспределение упорядоченности между текущим и нетекущим положением дел.

Вот она — сущность волшебства. Доволен ли ты, Альбус, этой истиной, тяготит ли она тебя, понимаешь ли теперь, почему мы, первые, величайшие из иномагов, вынуждены были ослабить потенциал магии, доупорядочить её, установить фильтры, создать иллюзию контроля и системы, слабоотличимую от реальности? Не задумывался, за счёт чего предсказывает твоя любимая Трелони и прочие пророки, гадалки да провидцы? Просто пытаются превратить какой-нибудь порядок будущего да прошлого в ничто, а если конвертация не удалась, то получают образ, отражение, эхо того, что пытались, но не смогли размыть.

Догадываешься теперь, почему столь чудаковаты волшебники, даже скованные нашей системой? Принцип разрушения! Рано или поздно система бы пала, рано или поздно всякий маг, если прожил долго, сбрасывает фильтр, и трещина превращается в дыру. Иномаги вынуждены были придумать Статут о секретности, чтобы ограничить волшебство ещё и социально, вынуждены были создать магические правительства, чтобы держать чародеев в узде, вынуждены устранять долгожителей, продолжающих колдовать без меры… Вольно ли, невольно ли, но Хранящая оказала огромную услугу Древу, уничтожив ИМ-лист прежде, чем волшебство сделало его вратами в Хаос.

> Будь Энтони Даффи

— Ханна? — невольно вздрогнул ты, когда каменные створки растворились, выпуская одинокую фигурку, кажущуюся такой беззащитной в этом месте… Конечно, это иллюзия — Ханна даст фору тебе в любом бою. — Что ты тут делаешь?

— Я с тобой, — просто сказала она, встретившись взглядом. Ну конечно. Ты и так собирался её позвать — а кого ещё? Кому ещё ты можешь довериться настолько? Должно быть, кто-то из протоссов направил её к выходу. — Куда идём?

— Летим, — ответил Теромос раньше, чем ты раскрыл рот. — Мы летим к Ивицеру Творцеву, человеку, который поможет привить Энтони навыки управления Пустотой.

Вы встретились с Ханной взглядом. Короткий мысленный контакт. Синхронный кивок друг другу. Едва заметная улыбка.

— Инолёт? — уточнила она у протосса.

— Я не иномаг, — сверкнул глазами, а за его спиной буквально из воздуха проявился небольшой космолёт, больше напоминающий хищную птицу. На мгновение у тебя мелькнуло перед глазами видение такого же, только не чёрно-зелёного, а золото-голубого, сражающегося с бесчисленной ордой зергов в космосе и высоких небесах. — Верно, Энтони Даффи, это «феникс», некогда принадлежавший Золотой Армаде, а ныне переоборудованный под энергию Пустоты и нужды тёмных тамплиеров.

Он сделал неуловимое движение мысли, послав и приняв пакет информации, после чего всё вокруг исчезло — и появилось вновь.

— Спокойствие, Ханна Аббот, — а Ханна-то подняла палочку, готовая отражать любую атаку! Ты же чувствовал разум протосса: опасности не было. — Это система транспортировки корабля, обычная технология протоссов, позволяющая телепортироваться с поля боя и обратно. Мой личный разведывательный корабль сочетает в себе технологии призмы искривления и феникса, адаптированные под псионику неразимов, — ты чувствовал в голосе Теромоса гордость и ни на мгновение не сомневался, что адаптацией он занимался лично. — К сожалению, здесь негде сесть.

Протоссы вообще редко сидели. Их богатые, вычурные, тонко выделанные доспехи и сложнейшие технологии, сплав техники и псионики, странным образом сочетались с почти аскетичной жизнью. Мебель? Личные предметы? Сексуальность? Простые человеческие желания? Всего этого ты не видел вокруг, не чувствовал в их открытых чистых разумах. О да, в чём-то более высоком, как и говорил некогда Теромос, протоссы были чрезвычайно похожи на людей. Честь, сила, предательство, страх, амбиции — всё это было протоссам не чуждо, и ты не раз улавливал намёки, что другие ветви этого вида во многом отличались от неразимов. Но, например, протоссы не испытывали неудобств, стоя часами, а то и днями подряд. Они порой отдыхали — предпочитали просто усаживаться на голый пол, скрещивая ноги, погружаться в медитацию, а некоторые, вроде того же Теромоса, зависали над полом, прикрыв глаза, занимались собственной псионикой, чем-то, неведомым «простым смертным». Не люди. Совсем не люди.

Вы огляделись. Маленький зал-кабина (вместиться который в этот «феникс» мог только за счёт неведомых технологий протоссов, подобных чарам незримого расширения) был полупрозрачным, демонстрируя снег и лёд Храма внизу и давящую красную Пустоту сверху. Теромос что-то быстро перебирал пальцами у единственного терминала — большая часть настройки, насколько ты улавливал, проходила псионически. Ты, а затем и Ханна, трансфигурировали себе кресла из воздуха и приклеили их к полу, перестраховали себя чарами, чтобы не улететь при резком манёвре.

— Пустое, — заметил Теромос, не отрываясь от настройки. — «Фениксы» работают на основе инерционного двигателя. Вы не почувствуете ускорения, пока двигатель цел. Здесь, в Храме, покров Пустоты помешает найти правильное направление, но я рассчитываю на вашу помощь в ориентации в сеансе, когда мы, — в тот же миг «феникс» рванул с места так быстро, что у тебя голова закружилась! — пробьём завесу.

«Феникс» с поразительной лёгкостью увернулся от сформированных из Пустоты летучих зергов — муталисков — и рванул прямо в красную завесу. В тот же миг вокруг высветилось бледно-голубое защитное поле, отражающее пассивный натиск Пустоты. Минута, другая, третья — и «феникс» вырвался из жадных ледяных объятий!

Вырвался — и куда? С пугающей чёткостью объёмная техноиллюзия вам демонстрировала сеанс. Прямо перед вами яркой звездою надежды сияла Скайя, и золотой спутник-со-спутником, Проспит, вращался около неё — где-то там пропало снобличье Луны, ждут своего часа снобличья Эллы, Джулии и Марка. Позади вас клубилось багровое облако, скрывающее Храм некогда Первотворения, а ныне — Зимней Пустоты. Другие Края? Реагируя на ваш с Ханной интерес, Теромос показал их, управляя техноиллюзией, точно в реальности перемещая корабль.

Зелёная планета, вокруг которой кружится сквозь оттенки сирени и фиолета рукотворная звезда — Край Летних Легенд Джинни Уизли. Слепящее солнышко, даже ярче, пусть и меньше Скайи — Край Весенних Холодов Луны Лавгуд. Белое же облако пара скрывало небеса Края Осеннего Уюта Грэма Фергюссона. Мысленно ты прошёлся по всем сокомандникам, по всем… друзьям? Мог ли ты дружить, как это делали другие? Даже и приятелями они не стали… Соратники? Это ближе.

Между тем, Теромос продолжил переключаться. Вот шар совершенной тьмы — это Край Жаркой Ночи Сэма Робера. Его ты с натяжкой мог назвать надёжным человеком — воин Хранящей, прошедший через такое, что твои приключения просто блекли. Хмурые тучи, сквозь которые пробиваются бледно-жёлтые лучи — Край Неверного Утра Джулии Сайнс. Её ты почти не знал, но опасался — влияние на разум, похожее скорее на псионику протоссов, к которой ты так уязвим… Успокаивали лишь данные о её характере: такой человек определённо не будет врагом, да и с решительностью у Сайнс — так себе.

Космическая станция, мерцающая аварийными красными огнями — Край Искусственного Дня Эллы Мэйдж — ещё одна незнакомка, только важная: она будет основным инженером того, на что уйдёт энергия Пустоты. Кажется, Элла что-то отписала тебе в чат? Не забыть проверить по пути к последнему из Краёв: погружённой в красный сумрак планете пирамид и мавзолеев — Краю Вечернего Покоя, бывшему Варсиэру, месту, где вас ждёт встреча с Марком и Ивицером Творцевыми. С ними нужно связаться тоже! Ты уже отправил Марку сообщение, но он не ответил — чем-то занят?

Видение систем «феникса» переместилось дальше. Ты осмотрел Пелену, множество астероидов, меж которыми сновали фиолетовые и золотые корабли Дерса и Проспита — кто вообще догадался делать летательные аппараты в форме водных суден? Игра такая алогичная… Ещё дальше — сам Дерс с луной, нелепейше прикреплённой к нему громадной цепью. Где-то там спрятаны ещё четыре снобличья: Грэма, Сэма, Джинни и твоё. Что характерно, любой из героев Дерса тебе был понятней героев Проспита, а уж, кому доверять, буде что… Полузнакомым Элле, Джулии, Марку, совершенно непредсказуемой Луне — или себе самому, Джин, Грэму и Сэму?

А Теромос сфокусировал волей сенсоры ещё дальше, так, что даже Дерс исчез далеко позади. Сквозь бескрайние пространства Дальнего Кольца, между фиочёрных щупалец страхоужасов провела вас воля протосса, пока белая точка вдалеке не выросла в гигантскую Дыру. Ты уже видел это! Ты видел, как сама реальность трескается и разлетается на куски! И теперь видел снова. Чёрные кусочки пространства-времени Дальнего Кольца устремлялись один за другим к чёрной дыре, окружённой нестерпимо-ярким зелёным ореолом. И туда же падали вы! Вот, значит, каким будет конец у сеанса? Хранящая вас — обманула? Вы просто без толку умрёте?

— Если не успеете, то да, — молвил Теромос. — Место, где умирает реальность, место, где рождается нечто иное… Друг мой Морулис говорил о нём, но посмотреть вблизи — бесценно. Пустота здесь будет мочь большее, чем раньше, вести себя, будто Зел-Нага вернулись и готовы приступить к Творению. Но хватит наблюдать за разрушением, соединённым с созиданием! — техноиллюзия удалённого присутствия пропала — вы вновь висели в чёрном пространстве сеанса, освещённом светом Скайи и Краёв, а Дыра стала лишь далёкой белой точкой. Точкой, от которой было так тяжело оторвать взгляд! — Нам должно выдвигаться. Направь же крылья «феникса», о Наследник Страха!

> Будь колдуном-наблюдателем

Ты снова Алфред. С высоты птичьего полёта наблюдал ты, как Безымянный проводит добытыми у Спецов телепортами Сэма и Бету на Вечную Ярмарку. Ярмарка — самое крупное место коммуникации жителей нового, осквернённого Люоса, который в скором времени будет перерождён. Голоса Истины уже шепчут о тёмных чудесах, которые Его Бесконечная Изменность уготовила в дар и наказание предателям и еретикам, не способным осознать не то что глубину, но и сам факт своей ереси! Ничего! Ты это изменишь.

Твои рабы и сервиторы уже закончили монтаж основных конструкций, осталась только калибровка, с которой ученики вполне справятся и сами. Жаль, твои знания как кузнеца варпа оставляли желать лучшего, но несколько предусмотрительно вручённых Повелителем Перемен одержимых манускриптов (чью волю было не так-то просто перебороть!) разрешали эту проблему, а парочка пленных Несущих Слово давным-давно скончались в мучениях, выдав до последней капли необходимое оккультное знание. И теперь с помощью твоей великой добычи, с помощью всего добытого знания, с помощью подсказок Голосов и собственных измышлений и прорицаний ты заканчивал с подготовкой к величайшему в своей жизни ритуалу. А выпущенные Гефестом бездушные твари — послужат твоим целям!

Ха! Всё служит твоим целям — в этом и смысл. Тебе никогда не перехитрить самого Архитектора Судеб, но вот этих… пешек и игрока по прозвищу Хранящая, который их двигает, — легко. Её саму? Ты не знаешь пределов её могущества, но они определённо выше Гефестовых, а значит, ты опосредствованно, но столкнулся с демоном того ранга, которых порой зовут «Великими» с прописной буквы. Большая их часть повинуется Тёмной Четвёрке, по своему ли желанию или не в силах сопротивляться… Но сущность по прозванию Хранящая определённо была свободна. Свободна и определённо в конфликте с другими сущностями её порядка, судя по тому, что ты слышишь от этих её слуг, Сэма и Беты — жаль, они так мало говорят! Ты не можешь быть уверен в подлинных возможностях местных «богов», а значит, должен быть предельно осторожен.

Забавно. Эти двое покупали… сети? И сетемёты? Серьёзно? Они понимают, насколько бесполезно ловить Чемпионов таким способом — или просто идиоты… Нет! Ни в коем случае нельзя считать своих противников или пешек идиотами! Ты уже так попадался — результат был плачевен, выжил только волею Владыки Искажений. Они не глупы, у них есть план — но и вариант глупости тоже нельзя упускать из рассмотрения. Усмехнувшись очередному потоку ругательств эльдара, ты переносишь свою проекцию ближе и вслушиваешься, благо «уши» проекции гораздо лучше человеческих.

— Ну что, погнали? — ухмыльнулся Сэм, пакуя в «капчалог» — а вот это проявление «неправильной» магии ты бы себе хотел! — очередную кучу бомб.

— С какого Чемпиона вы планируете начинать? — уточнил Безымянный.

— Упоротые берсерки или акробаты-неудачники? — хмыкнула Бета, вполне адекватно характеризуя кланы Благородной Ярости и Стремительных. — Против телепортёров наш план не сработает, убийцы скорее сами с нами «поиграют», псайкеры тоже наловчились в телепорт, а призыватели… обратный призыв друг друга, все дела?

— Всё верно, — подтвердил Безымянный. — Я предлагаю начать со Стремительных как менее опасных. Их Чемпион, Гораций, сейчас вместе с остальными воинами зачищает от этих… бесов территорию вокруг главной базы клана.

— А ты откуда в курсе-то, чувак? — с лёгким подозрением оглянулся на него Сэм.

— Глаза и уши всюду, — пожал плечами Безымянный. — Мои «медитации» — на самом деле, сеансы связи с агентами и прикосновение к следящим заклинаниям.

— Неплохо, чувак, — хлопнул его по плечу Сэм. — Теперь понятно, каким хреном выживал так долго, — до этого ты видел уже три покушения убийц различных кланов на досадившего им Безымянного. Разумеется, неудачных.

— Где искать этих Стремительных? — спросила Бета, «отращивая» крылья. Похвальная изменчивость! Возможно, из её тела выйдет неплохое вместилище для демона для Владыки Перемен? Если будет возможность, нужно будет принести её душу ему в жертву.

— Моя сеть телепортов доставит нас к окраине их базы.

Ты отвернулся от тройки Чемпионов — чем дальше, тем больше тебя снедало навязчивое желание всё проверять и перепроверять. Прежде всего, тебя интересовал основной проект. Переместив своё сознание в ядро планеты, пронизанное множеством тоннелей, образующих необходимые ритуальные символы, ты коснулся сознания управляющего работами ученика. Конечно, его разум был защищён… но не от тебя. Хм. Хм… Работы шли с опережением графика. Ты впечатал в мозг ученика приказ несколько замедлить темп, поэкономив силы, и переместился к агентам среди руководства шести кланов.

Чемпионы? Они никогда не были руководителями. Им это было неинтересно. Они были символами, воплощением силы кланов, порой главной боевой мощью, иногда послами или командирами, но править — править им было некогда. А главы кланов прислушивались к твоим людям или к тому, что ты вложил в их головы. Теперь оставалось только аккуратно подвести всех шестерых к тому, что выпущенные Гефестом твари и новые Чемпионы, появившиеся из ниоткуда, — это начало конца, начало королевской битвы, где выжить должен только один. И этот один — не Чемпион, но клан! Война всех против всех — что может быть лучше? А под конец… под конец у тебя будет возможность закончить план, даже если источник невероятной силы, о котором шепчут Голоса, так и не прибудет. В конце концов, Голоса, сколь бы они пафосно ни именовали себя Истинными, любят лгать, как и просто так, так и ради запутанных планов Владыки Перемен.

Ты вновь сместил внимание к троим ловцам, спрятавшимся меж дюн на территории Стремительных, и прислушался:

— Можешь ткнуть, где точно этот чувак, как там его, Граций?

— Граций? — улыбнулся Безымянный. — На одном из забытых языков это значит «грациозный», «красиво движущийся». Ему бы понравилось. Гораций — там, — и пальцем указал.

Дальнейшее ты рассматривал как можно внимательней — убедился уже, что хоть Бета и способна выпускать магические подделки Осквернителя в виде красных разрушительных щупалец, но эта пара владела и кое-чем другим. Ты не мог понять, но ты чувствовал тонкие изменения, расходящиеся от них после каждой такой «магии». В качестве усилителей использовались деревянные палочки — вернее, усилителями ты считал их раньше, проводя аналогию с нормальным колдовством. О нет, это были не усилители, а скорее резонаторы, ограничители, фокусаторы…

Игра с огнём! Это их «волшебство» отличалось и от болезненно правильной, упорядочивающей реальность, мешающей переменам магии Осквернителя, и от твоего колдовства, обращающегося к пучинам всеизменяющегося Имматериума, навязывая им и самой реальности свою точку зрения и волю. Эта «магия» была совсем не такой — не обращаясь ни к изменчивому варпу, ни к глубинным закономерностям реальности, она вместо того была вратами в… Хаос? Не тот Хаос, к которому ты привык, совсем не тот! Это был Хаос Разрушения, Хаос Бесконечной Смерти, Хаос Абсолютного Конца! Ты не понимал в деталях, что и как эти двое делают, но улавливал, что их души выступают чем-то вроде фильтров, образцов, ограничителей, сквозь которые Хаос Разрушения проникает в мир.

Именно поэтому их нужно убить. Просто убить. Не было других вариантов. С некоторыми силами заигрывать попросту нельзя. Самый страшный из демонов может только пожрать твою душу, разорвать её на куски, превратить всё, что тебе ценно, в прах или исказить так, что будь ты жив — убил бы себя сам. Но эта сила… Она была готова уничтожить сами основы бытия! И надёжнейший способ закрыть врата в Бесконечное Разрушение — убить этих двоих, разорвать их души на мельчайшие кусочки, и каждый скормить демонам Владыки Перемен, чтобы даже следа не осталось!

Ты не был хорошим человеком — отнюдь! Бесконечное число врагов назвали бы тебя злодеем и монстром, и даже Абаддон, от ярости которого ты едва сбежал, объединитель всего Имматериума против еретического Империума, был готов тебя свести пытками с ума. Но все они, от богомерзких имперцев и прочих обитателей Материума, до самых жутких демонов и даже Тёмных Богов — согласились бы с тобой. Такую опасность нужно остановить. Эти врата следует захлопнуть. Любой ценой. Пока то, что клубится за ними, сам антипод разума, антипод что Материума, что Имматериума, причём не важно, каких именно Материума и Имматериума, — пока оно не пожрало всё вокруг, пытаясь «просто» воплотится. И души каких-то людишек на пути него, души, одновременно являющиеся к нему мостом — такая ничтожная цена!

Ты заплатишь эту цену. Но не сразу. Один из этих двоих служит гарантом, что сюда прибудет источник энергии, а с ним ты выполнишь миссию. А вот другая… Ха! Голоса Истины плачут, уговаривают, заклинают, проклинают, убеждают, намекают, чтобы ты убил хотя б её. Почему нет? Это немного, а душа её достаточно сильная, чтобы демоны попировали от души. Но ты не бездумный кхорнит, чтобы взять и напасть! И ловушку ставить наобум не собираешься. О любом серьёзном противнике, будь он трижды пешкой, но вратами к ужаснейшему злу, нужно больше знать. Именно поэтому ты так внимательно смотрел и будешь всматриваться в то, что эти двое делают, чтобы вовремя ударить. Вовремя — и наверняка.

> Осси Нуар: повествуй более эпическим стилем от третьего лица

Под чёрным небосводом Бета Царёва и Сэм Робер извлекли из капчалога многочисленные сети. Направила свою магию Рыцарь Времени, и сети стали нерушимыми, неразрывными, способными любой удар сдержать. Заклинание опутывания наложила на них она, и усилил его Сэм. В инвентеке Беты нашлось всё необходимое для алхимизации, нашлись и ресурсы, собранные в бесконечных странствиях по Пространству Парадоксов.

И алхимия Игры соединилась с волшебством ныне мёртвого листа. И улыбнулся Сэм, вооружаясь винтовкой именем Сетемёт Пустоты. И занял он позицию на вершине холма. И ускорила его восприятие возлюбленная, и выцелил он Чемпиона Стремительных, и выстрелил точно в цель. Зачарованная сеть спутала Горацию конечности, точно живая, и силы его не хватило путы распутать, разорвать.

— Акцио сеть! — велела Бета. Хаос Изначальный прошёл чрез ограничения первых иномагов на её душе — и через её желания. Откатом ударил в законы Пространства Парадоксов. Законы, организованные некогда Лордом Пространства и Музой Времени, — выстояли, как и всегда. Другой же стороной Хаос явил Чудо, и Чудо то устремило сеть вместе с добычей к троим Чемпионам.

— Портус, — пропустил Хаос через душу и сфокусировал палочкой Сэм. Сеть стала портключом — Чудом, способным разрывать границы пространства, переносить из места в место, ограничения презрев.

— Петрификус тоталус, — приказала Бета, выхватывая из Хаоса состояние, в котором Чемпион Гораций будет парализован — и впечатывая его в многострадальную реальность. Та дрогнула и изменилась по слову её и воле её. Гораций замер, парализованный заклятьем.

Прикоснулись к сети с Чемпионом-Стремительным три других Чемпиона. Ключевое слово шепнула Бета, и сеть выдернула четверых из ложбинки меж дюн. Пространство услужливо раздвинулось перед Чудом, а Время дрогнуло, в очередной раз выдерживая давление Хаоса. Выдерживая ль? Здесь, на границе самой реальности, близ критической точки, законы Пространства Парадоксов слабли, всякая определённость таяла, как дым, и только сила восьмерых богов удерживала мирок сеанса, пока Хранящая Время самоустранилась, а Элис ещё не прибыла.

Янус держал реальность. Его сила, начинающая и завершающая, сила рассветов и закатов, разделения и разницы, дополняла бесконечную надёжность Сердцевины Камня, раз и навсегда устанавливая всякое начало и всякий конец. Непоколебимый, Янус держал сам небосвод, с которого смотрели боги.

Маат формировала реальность. Сила упорядочивания и нормализации, гармонии небесных и земных сфер, незримо пронизывала весь сеанс, не позволяя цепочкам событий разлетаться по случайным траекториям, но формируя из них прекраснейший рисунок.

Ехидна рождала реальность. Её яркая, безудержная, чудовищная сила делала полёт неотвратимым, но вместе с тем чудесно-благим, ведя к финалу, к Величайшей Алхимии, и с каждым мгновением власть Ехидны только возрастала, а каждое изменение, каждое появление и исчезновение было равным образом во власти Ехидны и Януса — двух сторон одной медали.

Гемера направляла реальность. Бесконечные силы эволюции дрожащими цепями дополняли гармонию Маат, оставляя среди всех причинностных цепочек лишь те, что побеждали в естественном отборе. Те, что были самими сильными, лучшими, экстремальными! Принцип наименьшего действия — так зовут его смертные; бритва Оккама — это тоже он, но с иной стороны.

Эрос улучшал реальность. Единство пространства и времени, стремление материи соединиться, преодоление самой энтропии, воплощение принципа притяжения и непрерывности, он легко объединял, включал в себя усилия всех богов, помогая частям стать целым.

Гефест продолжал реальность. Ударами невидимого молота по метафорической наковальне отмерялись такты всего и вся. Сам ход времени, его бесконечную созидательно-разрушительную работу формировал Кузнец, будучи огненным двигателем происходящего, отделяющим прошлое от будущего и толкающим настоящее вперёд.

Абраксас открывал реальность. Бесконечный сонм возможностей был открыт его взору, и Янус различал их друг от друга, и Маат отбирала лишь упорядоченное, отбрасывая Хаос прочь, и Ехидна помогала возможностям в сущее рождаться, и Гемера оставляла лишь сильнейшие из них, и Эрос соединял их в единую линию, и Гефест неустанно воплощал их за шагом шаг… Обычно божественный труд тянулся в мириады лет грядущего и прошедшего, формируя целостные пучки линий реальности, но сейчас он захватывал ближайшие секунды, лишь тенью, отсветом распространяясь дальше.

И Лилит улыбалась, глядя на работу семерых богов — главная из всех, дирижировала работой, слушая тишайшие для любого, но столь явные для неё мысли смертных и бессмертных. Ведь для чего-то, для кого-то эти семеро работали? Именно она была этим кем-то и чем-то! Она была замыслом, она была идеей, она была направлением, она была значением и сутью, символом и духом!

Всё шло так, как и должно идти. Но разве всё может идти всегда так, как должно? Нет, конечно же, нет! И каждую частицу Хаоса, каждую частицу Чуда, каждый отклик заклинания очередного самоуверенного волшебника Отвергнутая заботливо собирала ладошками, аккуратно складывала вместе сверкающие пылинки Безумия и Случайности. И смеялась, наблюдая, как клубится Невозможное в маленькой стеклянной колбе. Семеро идиотов считают, что полностью компенсируют всякий вред волшебств? Ах, глупые послушные собачки! Но она — она не такая. Она никогда не будет верной рабыней Судьбы, будь хоть трижды воплощена она чуждым божественным плетеньем! Она — свободна, она — отрицание концепции тюрьмы, само воплощение свободы воли, потому что она…

— Очень интересно. Давно ли ты наблюдаешь за мной, глупышка Осси?

> Твои мысли могут быть интересны читателям

— С чего ты взял, что видишь их, Нуарчик? — рассмеялась, кутаясь в вуаль из Страха и Обмана. — Ты уверен, что собственные мысли принадлежат тебе — не мне? Ты знаешь же, какая я богиня? Твоё сердце, каждое сердце — открыты мне!

> Ты называешь меня самоуверенным, в то время как самоуверенность проявляешь как бы ни больше всех

— Ах люди! — улыбнулась уголками губ. — Такие предсказуемые, такие неожиданные, такие удивительные, такие — смертные. Прошу, не отвлекайся на меня, вернись к повествованию и заверши главу. Придёт и моё время выступать, пока же — не видишь, как некрасиво к даме в мысли лезть?

> Здесь ты права. Прости за вторжение.

> Трое и пленник: прибудьте на место

Искривлённые на секунду законы реальности-богов вернулись на место, а Сэм Робер, Бета Царёва и Безымянный приземлились со своею ношей в пещере-кузнице божества великого терпенья и труда. Поднял Гефест на них очи, отрываясь от работы, коей не может быть конца. И улыбнулся, взглядом вдавливая в пол.

— Двоих Чемпионов вы привели, избранники Плетельщицы?

— Безымянный пока помогает нам, — с трудом молвил Сэм под пронзительным, всезнающим, титаническим взглядом самого Времени.

— Союзник? — поднял бровь Гефест. — Пожалуй, вижу я теперь, что вас избрала наследная предвестница всех мойр. Её искусство находить союзников и превращать в них ужаснейших своих врагов печально известно средь богов. Но владеете ли вы её даром находить общие цели или лишь искусственной удачей? Уверены ли вы, что союзник вас — не предаст?

— Уверены, — ответствовала Бета, с Безымянным взглядом встретившись и кивнув на непроизнесённый вопрос. — Мы тут не в доверялки играем, бог! Добычу-то примешь?

— Добычу, значит. Что ж, приму.

Под взглядом Гефеста сеть расползлась, истлела, осыпалась прахом! Чёрный камень пещеры, повинуясь воле божества, потёк, взметнулся вверх, чтобы застыть в подобии клетки округ Горация, клетки грубой, нерушимой.

— Ты же не будешь его убивать? — спросил Безымянный, обеспокоенный своей будущей судьбой.

— Убивать? О нет, — качнул главой Гефест, и отблески лавы играли на его лице. — Он уснёт, надёжно защищённый, проснётся, лишь когда я пожелаю. Будь убийство моею целью, я бы велел вам убивать. А теперь ступайте, герои, мне нельзя отвлекаться слишком долго.

Он замолчал, а трое, послушные его веленью, покинули подземный зал. И стоило им удалиться, как Гефест повернулся к пленнику. И молвил, прежде чем прервать ход времени в каменной клети:

— Рад, что ты стал столь сильным, творенье моей воли. Эти трое ещё не поняли, что лучшим оружием богов всегда был — человек.