Иное (джен)

Было в этом особенное очарование — слушать лекцию по инореальности в совершенно инореальном месте — месте далеко за пределами привычного мира. Мерцание видений Велиры, пламя волшебного костра, отблесками жёлтого то тут, то там проявляющийся всполохами защитный купол Фло, отсекающий от отвлекающего шёпота Реки…

— В прошлый раз мы остановились на трёх основах нереальности, — взмах палочки — появились мерцающие слова «эфемерность», «чуждость», «субъективность». — Полагаю, стоит визуализировать эти связи, — ещё один взмах, и три слова усложнились до небольшой схемы:

Эфемерность — ветер перемен — кристальность — пассивный якорь

Чуждость — искажение — свойственность — активный якорь

Субъективность — ? — объективность — ?

— Эфемерность — важнейший и чаще всего встречающийся признак инореальности. Проще говоря, видишь эфемерное — подозревай инореальное. Противоположное эфемерности свойство называют кристальностью. Пассивный якорь увеличивает и удерживает кристальность, ветер перемен, с которыми мы ещё познакомимся, увеличивает и удерживает эфемерность.

Следующий признак — чуждость. Противоположное ей свойство — свойственность. Удерживает и возвращает свойственность активный якорь, разрушают же её бесчисленные искажения, которые настолько разные, которых настолько много, что иномагам так и не удалось выстроить их в систему. Что касается субъективности, то это очень… спорный признак. Она субъективна, — тонко улыбнулся Райс. — Для иных иномагов это самый верный признак, другие вообще им не пользуются. Субъективность тесно связана с чуждостью: что чуждое, а что своё, родственное — вопрос часто субъективный, зависящий от личности и настроя иномага. Связана она и с эфемерностью — то, что можно изменить, меняя лишь себя, эфемерно, мимолётно и изменчиво, поскольку все мы внутри изменчивы и мимолётны — мыслями, эмоциями и желаньями. Но в то же время некоторые чувства, отношения и мысли настолько устойчивы, что могут быть естественным якорем.

Почему я поставил субъективность на третье место? Ведь её значимость для магии вообще, не важно, классики, иномагии, элементов или даже изначальных, правящих мирозданием Сил кажется гораздо выше, чем эфемерность и чуждость! Нет, я не спрашиваю, мистер Грэм, не надо тянуть руку, мы не в классе. Это был риторический вопрос. Дело в том, что субъективность сопровождает всю магию и не только магию — все наши жизни, каждую их часть. В конечном итоге, объективную субъективность, субъективность самой реальности, всего, что вокруг, причём не просто ваше восприятие и мнение, а то, что ощущения, мысли и взгляды влияют на саму реальность — можно назвать сущностью волшебства.

Нет субъективности — нет магического, формула проста. Запишите, хм, в своей памяти следующее правило нашей дисциплины: «Всё субъективно, а потому относительно, индивидуально, уникально, символично и ограничено формой и сутью нашего разума». Это развёрнутый, подробный и в каждом месте важный практический принцип. Давайте разберёмся в нём.

Всё субъективно — что подразумевается под «всем»? Всё мыслимое и всё немыслимое, конечно же, кроме того, на что не распространяется этот принцип, но даже оно… Не буду углубляться в достаточно сложный вопрос. Всё — это сам маг и любой немаг тоже. Это Бог или боги, не важно, существуют они лишь в вашем воображении или на самом деле — зачастую достаточно даже не веры, а чёткого представления, чтобы сделать мыслимое действующим. Это мир, вселенная — её можно и частенько удобно осмыслять как живое, даже разумное существо, с которым можно говорить, договариваться, требовать, иногда и приказывать. Это сама магия в целом, живое и острое Чудо, как сказала бы Фло…

Фло ухмыльнулась, и ухмылка эта была… живой и будто бы острой.

— Обычно заклинание — это своего рода подпорка мага, нечто, помогающее направлять и трансфомировать его волю и силу, как палочка — но иначе. Но бывает, что заклинание или ритуал становится живым, даже одушевлённым — пусть это и высоты, которых вам не удастся достичь скоро, но это возможно, и об этом стоит помнить. Так же живым может быть артефакт. Он может иметь свою волю и свою судьбу, тяжесть которой может придавать или усиливать его особые свойства — я уже рассказывал вам об этом. От собственной судьбы лишь шаг до собственной жизни, а опытный иномаг может обращаться с любым предметом как с живым и даже разумным — и сказать, правда это или лишь его воображение — невозможно. Такого мага можно назвать шаманом вещей — это странная и редкая специализация, и я бы советовал обходить таких иномагов стороной.

Наконец, субъектом может быть часть мага, множество магов, даже целое общество или культура — позже мы поговорим о понятии коллективной души и эгрегора. Отдельно стоит упомянуть так называемые Высшие Силы и Принципы — если маг сумеет договориться с ними, то его может ждать немыслимое могущество. У меня есть подозрение, что Хранящая Время договорилась или обманула само Равновесие — не зря она упоминает его так часто.

— Хранящая — иномаг? — не выдержала Джинни.

— Разве я говорил, что договоры с Силами и Принципами — это только иномагия? — тонко улыбнулся профессор. — Разве я утверждал, что с иным не способен контактировать неиномаг? Хранящая манипулирует кое-чем фундаментальней любого волшебства, и это даёт огромные возможности — но и ограничивает её. Она воспринимает мир через свой аспект. Субъективность — обоюдоострый меч. Более объективный маг ограничен скорее законами природы, магии, теми самыми Принципами и Силами, а вот воистину субъективный чародей ограничен, прежде всего, самим собой. Это великие возможности и великая опасность, поэтому не устану вам повторять: будьте бдительны! И сравнивайте себя, свои возможности и поведение с собой в прошлом и с окружающими — это даст вам шанс обойти ограничения субъективности и превратить их в преимущества. Это, к слову, — усмехнулся Райс, — связано с особым образом, который выбирают себе иномаги, личным стилем. Посмотрите, например, на Фло…

— Как можно победить и удержать ту, кто меняется быстрее вашей мысли? — краем губ улыбнулась та, перетекая от облика к облику. — И никто не задаёт вопросов, иллюзия это, трансфигурация, настоящее превращение, зелье или талант к метаморфизму, — покачала головой. — Нет, я не скажу — ведь так интересней, не правда ли?

— Кхм, эксцентричность — важная составляющая силы субъективности. Не только иномаги, но и обычные маги чувствуют это и создают себе особую манеру поведения, — Райс сделал паузу, дав ученикам осознать сказанное… и уместить его в памяти, благо необходимое заклинание произносилось им невербально перед каждой лекцией. — А теперь поговорим о следующей части нового правила. Относительность — это значит, что форма и даже сущность явлений зависит от вашего взгляда. Не только от него, но порой бывает достаточно взглянуть на нечто иначе, чтобы она изменилась, и не обязательно только для вас. Индивидуальность — каждый маг мыслит и ощущает волшебство по-своему. В иномагии это особенно ярко выражено. Вот например… Инкарнус! — взмах палочки и свободной руки — точно у дирижёра.

— Что?..

— Как?..

Ученики оглядывались. Уроки инореальности приучили их к неожиданным превращениям — но ещё недостаточно, чтобы невозмутимо, как Фло или Райс, пожимать плечами, когда реальность рассыпается на кусочки и собирается вновь. Холодный пол. Река Времени, бесконечной прозрачно-кристальной плоскостью плещущейся рядом. Совсем не то, что было раньше.

— Что видели до этого вы, мисс Уизли? — спросил профессор.

— Ну, реку, — растерянно ответила та. — Мы сидели на траве на берегу реки, я даже сорвала красивый цветок… — она вздохнула — цветок и впрямь был прекрасным.

— Действительно, очень вам подходит, — кивнул Райс. — Мистер Фергюссон?

— Пустыня, — выдохнул тот. — Спасибо, здесь уютней — там было очень жарко, и Велира текла не водой, а красной… красным. Что-то вроде светящейся пыли. Она… шелестела.

— О, понимаю, не за что, вам следовало сразу же сказать о своих неудобствах, как только поняли, что другие ничего такого не ощущают. Мистер Даффи?

Энтони закрыл и открыл глаза.

— Вокруг было очень темно, но мы, предметы… всё было как-то видно, но будто мы в полной темноте двигаемся. Он, — Энтони поёжился, указав на огонь, — не освещал, просто выглядел ярко. А Велира… как будто бесконечная череда призраков. Если всматриваться, то они затягивают…

— Поэтому вы часто отворачивались, — понял Райс. — Очень хорошо. Мисс Лавгуд, что изменилось для вас?

— Мы повёрнуты одинаково, — рассеянно ответила Луна, не отрывая взгляда от глади Велиры.

— Что-то подобное стоило предположить, — задумчиво молвил Райс. — Как выглядит для вас Река?

— Я не знаю таких слов, — искренне расстроилась та. — Она большая и маленькая сразу, она течёт и стоит, я её слышу и не слышу, она здесь, — коснулась себя, — и там, — обвела рукой всё вокруг. — Она… очень красивая, но я её немножко боюсь.

— Великая Река Времени, Река Всегда и Никогда… — протянул профессор. — Хотел бы я видеть Велиру, как видите её вы, мисс Лавгуд, но опасаюсь, что сойду с ума, если попробую. Постарайтесь не углубляться в неё взглядом.

— Она везде, — просто ответила Луна.

Профессор лишь покачал головой.

— А это ваше виденье? — с интересом спросил Грэм.

— Не его, — нахмурилась Фло. — И не моё, и не Джека. Того, кто сейчас за нами наблюдает.

— Хранящая? — сжал палочку Грэм.

— Боюсь, восприятие Хранящей не проще ощущений Луны, — потёр лоб профессор Райс. — Или это её слуга, или кто-то совершенно посторонний. Не стоит подозревать Хранящую во всём — лист реальностей велик и сложен. Это может быть случайный дух, заинтересовавшаяся нами сущность или просто кто-то, похожий мышлением на людей. Это, — он обвёл палочкой обстановку, — представление явно человеческого разума, кем бы он ни был.

— Я чувствую его, — вдруг сказал Энтони. — И он почуял меня! Он там! — указал пальцем в полумрак вдали от Реки. — И убегает!

— Ациус! — воскликнула Фло, направив палочку в ту сторону. Яркая вспышка на мгновение осветила бесконечность каменных плит так далеко, как только ухватывал взгляд… Никого.

— Чего и следовало ожидать, — как ни в чём не бывало заметил профессор. — После теории мы с вами выучим это заклинание. «Ациус» позволяет видеть цель, если маг знает, что она есть. Но будьте осторожны — если цели на самом деле нет, а уверенность велика, вы можете создать не-вещь или нечто похуже! А теперь, пока Фло поддаётся паранойе, — рекомая отправляла в полумрак заклятие за заклятием, но безрезультатно, — мы закончим с новым правилом. Уникальность. Каждый магический акт уникален, каждый требует своего подхода, и чем более иная магия, тем ярче это проявляется. Например, патронус требует вызвать положительные эмоции — под влиянием момента это может быть не только воспоминание, но и воображаемое, желание, несбывшееся… Каждый случай вызова патронуса уникален. На самом деле, уникально и каждое заклинание классической магии — настрой и воля мага чуть-чуть, но отличают его — а в иномагии это проявляется гораздо чётче.

Следующая часть — символичность. О роли символов, смысле ритуалов и различных символических системах мы поговорим позже. Пока же достаточно знать, что, во-первых, всё может быть символом, во-вторых, символы субъективны. То есть, к символам относится всё наше правило — они относительны, индивидуальны, уникальны… и даже символичны, ограничены нашим разумом. Всё есть символ, и чем чётче осознаётся конкретный символ, тем большую силу он имеет… в вашей голове. Как эта сила превращается в силу заклинания, мы тоже поговорим позже, но помните, что можно обойтись без символов совсем… но для этого нужно быть, как минимум, божеством.

Последняя часть — ограниченность нашим разумом. Формой разума — тем, как мы думаем, сутью разума — и тем, какова природа нашей разумности. Второе ограничение нельзя преодолеть, не потеряв разум. Первое же пересиливается с трудом — для этого надо хорошо знать, как мы думаем, решаем, ощущаем, понимаем и считаем. Настолько хорошо, что даже Адольфу далеко до полного освобождения. Возможно, Фло…

— Нет, — усмехнулась та. — Я коснулась каждого из своих отражений и большинства их отражений — но всё ещё ограничена… собой. Пусть я и больше, чем Этан, — профессор на это улыбнулся краем губ, — но до божества мне далеко. Скорее уж запутаюсь в себе. Постарайтесь не запутаться, ученики, если повстречаетесь со своими отраженьями.

— Замечу, что то, о чём говорит Фло — очень опасно, — вставил Райс. — В каком-то смысле Фло — настоящий уникум — она не просто встречалась с отражениями без последствий, но и…

— Тш-ш-ш, — приложила та палец к губам. — Я проникла глубже многих в тайны сферы зеркал, но это всё равно лишь начало пути. А вы ещё только на подступах к нему, и от некоторых вещей вам стоит пока что держаться подальше. Где твоё чувство меры, Этан?

— Не думаю, что это как-то им повредит, — пожал плечами профессор. — Но если ты так считаешь…

— Ты никогда не разглашал что-то такое ученикам их возраста, — неодобрительно заметила Фло. Кажется, даже её тёмно-зелёное платье посветлело в тон недовольству в голосе. — Расскажи лучше про источник волшебства — интересней и познавательней.

— Источник волшебства? — заинтересовался Энтони.

— Это древняя легенда, — невозмутимо молвил Райс. — И если Фло желает… то расскажет её сама.

— Почему бы и нет? — тряхнула та волосами, меняющими цвет и форму. — Я уже рассказывала вам, что волшебство, магия ассоциируется с четырьмя стихиями. Первейшая, самая таинственная и могущественная из них — огонь, и о нём мало кому ведомо. Твердь, земля, элементы — это продолжение огня, словно его отвердевшая, непластичная форма, потерявшая внутренний жар. Напротив, иномагия — это тонкий и воздушный потенциал, ветер перемен, сокрытый в изначальной силе — столь же лёгкий, сколь и неспокойный, как дрожание языков пламени. Первые элементисты возникали сами по себе, естественно — говорят, будто это высшие силы, помянутые Этаном, выбирали своими избранниками смертных. Иномагия проникает в другие реальности с ветром перемен, блуждающим между мирами, когда он собирается в сильнейшие бури, проникающие сквозь своего рода капсулу, защиту, отделяющую один мир от другого, одну реальность от другой и от той бездны, что между. Тогда же возникают те, кто способен обуздать этот ветер и направить его на пользу… или вред. Но как появилась классическая магия?

Фло прикрыла глаза, вспоминая.

— Эту легенду рассказал мне мой учитель, индейский шаман. Он рассказывал о Волшебнике, иномаге, властном над элементом Жизнь. Это был могущественный чародей — настолько, что его знали во всех окрестных мирах и реальностях, к нему обращались за помощью и советом. Поговаривали, что тот Волшебник мог бы стать правителем, чья власть простирается сразу на множество миров — но это было ему неинтересно. Волшебник этот не был, как могло бы показаться, добрым человеком или альтруистом. Напротив, он был удивительно азартным, его страстью были сложные задачи, и если за простые он мог требовать услуги — золото Волшебнику было давно уже не интересно — то за настоящие вызовы себе мог и наградить. Впрочем, за тёмные дела и убийства Волшебник не брался — не то чтобы он был хорошим человеком — просто брезговал подобным. Много хорошего сделал Волшебник на своём веку — а он, управляющий самой Жизнью, не старел — творил шедевры живописи, прекрасные артефакты, исцелял болезни, останавливал войны, возрождал из руин замки и целые города, однажды даже бросал вызов самой смерти и возрождал умерших. Конечно, не всё он делал сам — у Волшебника было множество должников, организуя которых, он мог справиться с самым сложным вызовом.

Но вот однажды к Волшебнику пришла обычная смертная женщина, не маг и не дух. Говорят, многое ей пришлось пройти, прежде чем она узнала, где находится замок могучего чародея и как туда попасть. В знак уважения, Волшебник её принял, не рассчитывая ни на что особенное — его просто восхитила её настойчивость и упорство. Иметь такого человека в должниках оказало бы ему честь и принесло бы немало выгоды. Однако женщина удивила его своей просьбой — одной из тех, в которых он предпочитал отказывать. Она попросила дар магии — но не для себя, а для своего сына, оставшегося в её родном мире.

Замечу, что тогда, как и сейчас, считалось, что магию нельзя получить просто так. Иномагом нельзя просто родиться — нужны некие особые свойства личности — себя или родителей — или контакт с чем-то запредельным. С другой стороны, дар элементиста всегда уникален, случаен и не передаётся по наследству. И если иномаг может и чаще всего воспитывает своих детей в особой атмосфере, тем самым раскрывая их восприимчивость к неведомому, аккуратно сводя их с чуждыми чудесами, а в родах иномагов будто бы закрепляется кусочек иного, то обычному человеку, даже элементисту, такое не под силу. Женщина просила невозможного, но Волшебник уже долго скучал без серьёзного вызова и, объяснив, что не может ничего гарантировать, решился попробовать.

На мгновение на месте Фло появился старый Волшебник с нахмуренными кустистыми бровями, сосредоточенным взглядом, большущим посохом и совершенно не вяжущимся с остальным образом азартом в глазах. Остроконечную синюю шляпу сорвало невидимым ветром — и образ растаял без следа.

— Раньше Волшебник не раз и не два пытался передать магию обычному человеку, но ему это не удалось. Были элементисты, готовые пожертвовать своим даром — далеко не всегда он дар, подчас — проклятие. Но сила элементиста подобна тяжёлому камню — ветер иномагии её не поднимет, а если и найдётся такой элементист, кто сможет чужой камень ударить своим, то тот рассыплется на кусочки, оставив мага с осколками дара — так и не передав его другому. В противовес твёрдому, но хрупкому дару, иномагию никак не изгонишь из души чародея… но и задерживаться у другого она не спешит. Можно открыть обычному человеку глубины инореальности, но только на время — и разум такого человека может сдуть, сломить ветром перемен. Зная всё это, Волшебник решил пойти иным путём и создать новую магию — такую, что совмещала бы в себе тяжесть элемента и лёгкость иномагии — достаточно лёгкую, чтобы переместить её в новый сосуд, но слишком тяжёлую, чтобы из этого сосуда улетучиться. Он предположил, что если элемент — это твердь, а иномагия — воздух, то нужное ему волшебство будет водой. А раз вода, то это должно быть зелье, особенное зелье.

Много приключений пережил Волшебник, прежде чем добыть необходимые для задуманного ингредиенты. Сердце Пожирателя Миров — древнего дракона, питающегося самими звёздами — он получил в тяжёлой схватке. Иллюзорное знание о сущности ветра перемен, что является своеобразным источником иномагии, познал в результате долгой медитации. Столь долгой, что Волшебнику пришлось своей силой продлить жизни той женщины и её сына, иначе они бы постарели, а то и умерли. У друга он выменял на могущественный артефакт, легенда умалчивает, на какой, философский камень. Несколько рискованных заданий древней Ведьмы выполнил он, прежде чем та согласилась ассистировать в его эксперименте. Наконец, он потратил все услуги, чтобы собрать огромную армию и взять штурмом Тихий Дом, мир-цитадель некромагов и чернейших созданий, каких только можно представить. После победы, давшейся Волшебнику очень нелегко, он получил мифическое «дыхание пустоты», которое может нейтрализовать любую магию, любое чудо и обесценить любую драгоценность, обратив её в свинец.

Образы сменялись перед глазами слушателей. Огромный, сотканный из солнечного пламени Пожиратель Миров, одна лапа которого — больше планет — и Волшебник, из посоха которого бьёт ослепительный конус, охватывающий Пожирателя целиком. Волшебник, висящий, скрестив ноги, в переменчивой бездне, так и норовящей затянуть в себя. Его посох летал вокруг, отражая периодические атаки многоликих тварей. Волшебник, протягивающий фигуре в сером плаще шкатулку и принимающий от неё кроваво-красный камень, будто бы светящийся изнутри. Волшебник, о чём-то яростно спорящий с темноволосой красавицей, хитро улыбающейся ему. Наконец, огромная армия причудливых созданий, яростно бьющаяся с вызывающими омерзение созданиями — Энтони узнал среди них и ревенантов — под чёрным, беззвёздным небом и ярко-белой луной.

— Долгое время, — продолжала Фло, переведя дух, — Волшебник составлял идеальный рецепт — у него была только одна попытка и никакого права на ошибку. Его замок пришёл уже в запустение, только Ведьма, женщина и её сын обитали в жилой его части, а сам Волшебник продолжал собирать знания и заручаться поддержкой всевозможных духов, сил и сущностей. Но всякая работа подходит к концу — подошла и эта. Волшебник отправился вверх по берегу Велиры и достиг её легендарного Истока, родника, из которого берёт начало само Время. Там вместе с Ведьмой он соединил философский камень и сердце Пожирателя в одном котле, тем самым создав невероятно плотную волшебную субстанцию. Затем с помощью дыхания пустоты Волшебник отделил субстанцию от материи, алхимией не дал ей рассеяться, ритуалами сгустил в котле. Повинуясь ветру перемен, вода источника взбурлила и плеснулась в котёл, смешиваясь с пойманным чудом, и долгие часы происходило это смешивание — Волшебник и Ведьма бдили у котла. А потом, когда величайшее делание закончилось, Ведьме захотелось заполучить весь эликсир себе, и она кинула в Волшебника оставшееся дыхание пустоты. Пока дыхание рассеивалось, а он был лишён магических сил, Ведьма схватила котёл — но вот беда, в спешке споткнулась, и пролила большую часть в Исток, а саму её унесли куда-то воды Велиры.

Когда Волшебник пришёл в себя, на дне котла осталось совсем немного чудесного эликсира — но вполне достаточно для изначальной цели. Сын той женщины обрёл магические способности — для этого хватило всего капли эликсира, чуть больше — и любое существо просто разорвёт от избытка магии. Одарил Волшебник магией и женщину — просто так, в награду за долгое ожидание и сложную задачу. Выпил каплю и сам, а остальное слил в фиал и спрятал подле Истока.

Говорят, Волшебника того звали Мерлин, а Ведьма, после купания в Велире навечно связанная с водой, ныне зовётся Озёрной Девой, и она некогда была его ученицей. Так это или две легенды смешались в далёком прошлом — уж не знаю. Говорят, попавший в Воды Времени Эликсир Мерлина разнёсся по всем местам и временам нашего листа, и теперь в семье самых обычных людей может родиться волшебник — это капля эликсира коснулась его судьбы. Так это или нет — не знаю, но мой учитель искренне в это верил и сгинул, отправившись на поиски Эликсира.

Фло замолкла. Не спешили говорить и ученики, осмысляя услышанное. А Этан Райс смотрел в воды Великой Реки и видел там человека в чёрном, на губы которого падает радужная капля.