Иное (джен)

Void and Mind, part 2-3

> Пока Элла просвещается у Обитателя, шестого из восьми, поменяем точку зрения. Пролетим сквозь ещё бушующие ветра Люоса. Оставим позади излучатель пустоты. Разминёмся с медленно удаляющимся от Люоса Обелиском и защищающими его демонами под руководством Ор’гона Оскверняющего. Минуем разведчика из Ковчега. Не остановимся и у другого разведчика, на сей раз, — флота Строителей.

Наше внимание привлечёт Скайя. Похоже, что её облака — сереют. Не темнеют, нет, это отнюдь не Пустота — речь идёт о гораздо более редком явлении, которое на время заберёт источник знаний Элис. Слышали ли вы когда-нибудь о нелунном затмении? Прямо сейчас в бесконечной метавыси над Пространством Парадоксов, разрушенным листом и множеством деревьев Леса пролетает Нелуна, закрывая собою лучи Великого Солнца и, вместе с ними, колодец возможностей, из которого черпают знанья Обитатели — и Элис.

Это событие является совместным планом Инфуцора и Хранящей Время. Вместе согласны они в том, что Песня должна быть сотворена. Вместе они влияли-влияют на множество факторов, определяющих «положение» Нелуны, «путь» лучей Велисо, флуктуации Высокого Неба и положение сеанса в метавремени. Это не сделает Элис бессильной, но ослабит её способности тактического предсказания, работающие даже в критической точке. Это сравняет шансы.

Мы не будем слишком вглядываться в сереющие облака, чтобы ненароком не увидеть саму Нелуну, уже постепенно подкрашивающую покров Скайи в иной оттенок красного. Вместо этого мы двинемся дальше. Пролетим гигантские боевые станции, проверяющие свои главные орудия — вакуум-трансмутеры. Не будем зацикливаться и на роящемся вокруг станций флоте. Не остановимся на боевых платформах бывшей Интеграции, где войска Геллерта Гриндельвальда готовятся к своему, вероятно, последнему бою против Строителей.

Наш взгляд пройдёт сквозь пустое пространство сеанса и натолкнётся на пояс астероидов, окружающий разворачивающуюся конструкцию. Конструкция уже вдвое больше, чем изначальный Край Зимней Пустоты и продолжает расти. По «странному совпадению» один уцелевший из участков пустотного конденсата-камня, «налипшего» на Храм, удерживает на себе и родовой особняк Энтони Даффи, превращённый Диланом в склад ценностей. Ныне особняк вращается на титаническом кольце, одном из миллионов механизмов активирующегося, «распаковывающегося» из «карманных измерений» Храма.

Отметим также нити внимания Модрон, аккуратно протянутые внутрь Храма. Сильф Разума и Дыхания не вмешивается — лишь следит, пытается вникнуть в работу божественного устройства. Пока что эти попытки, равно как и мои (делаем это вместе), в основном, провальны. Первые поколения Зел-Нага обладали пониманием, в своей сфере превосходящим наше, как индустриальная цивилизация превосходит культуру неандертальцев.

Они не работали с реальностностью, она работали с самой реальностью, разлагая её на компоненты. Это сродни алхимии, но глубже, поскольку алхимия лишь касается концепций и законов, манипулирует ими через посредников, а Зел-Нага достигли уровня, на котором разница между ордополем-метафизикой, волей-метадвижением и материей-информацией — стирается. И что самое интересное, они не манипулировали реальностью напрямую — как сказал бы Гефест, никогда не стремились стать повелителями. Они были инженерами.

Одна из нитей внимания Модрон направлена не на механизмы, а на небольшой отряд, движущийся среди них. Так последуем же за этой нитью!

> будь Энтони Даффи

Ты пригибаешься, позволяя Снейпу выстрелить поверх головы. Бросаешь заклятье следом. Выстрел обращает силовой доспех в густую слизь, а разрушающие чары добивают беса без сопротивления. За его спиной оказывается ещё один, ещё и ещё! Бросаешь взрывные чары и щит, наполняя оба силой Родового камня. Этот взрыв едва не сносит тебя с ног, несмотря на щит. Ускоряешь субъективное время, вплетаешь в щит отталкивающие чары и поворачиваешься, наконец.

Идёт бой. Мелькают зелёные лучи: ни Ханна, ни отец Смертельным заклятьем не гнушаются. Один за другим бесы появляются из зелёной дымки потолка, прыгают вниз, в полёте телепортируются на пол широкого коридора и бросаются в бой. А позади них наплывает парочка конструктов, на сей раз окружённых голубым светом. От их камней струятся молнии, но щиты Роба и Оли пока что их держат. Однако чем ближе конструкты, тем сильнее их псионное давление. Бросаешь мыслевзгляд назад — бесы пока не могут преодолеть твою магию.

Вскидываешь руку скорее инстинктивно: бес буквально появился перед тобой! И безумно быстро машет рукой с лезвием искривления. Зелёное пламя лезвия сталкивается с зелёным пламенем же. Тебе не нужен кристалл-фокусатор, не нужен распределяющий браслет. Шарас достигла такого мастерства, когда эти инструменты становились просто костылями. Не силы, нет — сила Теромоса, не говоря уж о легендарном Зератуле, была намного выше. Именно мастерства. Ты инстинктивно тянешь Пустоту из Кольца, формируешь собственное лезвие, усиливаешь себя — и всё это капелькой внимания!

Бес давит. Он не укрепляет себя Пустотой, но его физическая сила… Ты мог бы удерживать его ещё долго, но неприятный холодок по телу напоминает: каким бы идеальным ни был контроль, тёмная энергия просочится наружу. Живой организм, что человеческий, что протосский, не предназначен для прямого контакта с Пустотой, она отравляет его, ослабляет… убивает, рано или поздно.

Развеиваешь лезвие, резко отшатываясь. Бес теряет равновесие, промахивается. Сжимаешь руки в кулаки, концентрируя энергию, выпускаешь синей вспышкой, отбрасывая беса. Давишь Пустотой левой рукой, а правой посылаешь Аваду. Ныряешь вовне, на миг становясь единым с бесконечной тьмой, чтобы вынырнуть на метр влево. Другой бес атакует воздух. Призываешь больше энергии из Кольца и ударяешь иссиня-чёрным лучом, насквозь прожигая силовой доспех.

Вновь смещаешься, на сей раз — иномагически. Зависаешь над полем боя, анализируя. Бесы прибывают и прибывают, конструктов — всё ещё двое, а значит… Прыгаешь подряд сквозь Пустоту и инореальность, в растянутое мгновение оказываясь за «спинами» конструктов. Площадной Конфундус, прыжок от молний, выплёскиваешь Пустоту во все стороны точки выхода — вовремя учуял будущий удар по площади. Молнии отскакивают от тёмно-зелёной волны, а ты дублируешь Конфундус. Наконец-то конструкты замирают, ошеломлённые, чтобы тут же получить по взрывному от Роба и Оли. Смещаешься под их щит, чтобы не задело осколками.

Размываешься, кутаясь в кокон волшебных и иномагических иллюзий. Заняв относительно безопасную позицию, тянешься к разумам бесов, дорогу прокладывая заклятьем, а используя её иноразумом. Сжимаешь зубы, удерживая сознание, готовое разлететься на кусочки, как те конструкты. Ты стоишь. Всеми двадцатью телами — стоишь. Стоишь — и умираешь от заклятий, лезвия искажения и алхимклинка. А потом ещё пятью телами. И ещё пятью.

Время становится тягучим и липким, сладким, точно льнущая извне тьма. Ты щедро её зачерпываешь, направляешь, делаешь своею силою, истончаешься, растягиваешься, как время, липнешь к простым разумам, ломаешь, скармливаешь тому, что вовне. Ты — мостик между беззвёздным мраком и всеми, кто хочет повредить, кто хочет тронуть Ханну и отца.

Тьма пожирает эмоции, жадно глотает ощущения, съела бы и волю — но ты отдариваешься чужой. Холод наполняет тебя, холод, которого впервые коснулся после создания первого крестража. Сначала был жар боли, жар смерти, горько-сладкая сила жертвы, но потом — лишь холод, холод тьмы, что за пределами сознания, вне разума и жизни, ненастоящей, несуществующей, нереальной... такой привычной и родной.

В какой-то момент ты смутно осознаёшь, что враждебных разумов просто нет. Они кончились. Отталкиваешь тьму, разрываешь мост, щитом воли останавливаешь голодные пасти внешней мертви, но вместе с тем продолжаешь тянуть её, мертви, силу. Мрак окутывает тебя с ног до головы. Иллюзии тают. Усталость исчезает, тает вместе с ними, как ещё одна иллюзия. Мёртвое не устаёт, не так ли, Морулис? Как вообще Ивицер смог отказаться от таких сил? Как мог променять их на Нелуну?

— Справились, — выдыхает отец. Встречается с тобой взглядом и спешно отводит глаза. Ему страшно. Его страх можно использовать в своих целях. Не сейчас, нет, потом, когда придёт время…

— Нужно спешить, — говоришь ты, вслушиваясь в окружение. Где-то вдалеке чувствуешь искры живого или псевдоживого. Они приближаются. Не бесы — конструкты. — Мы не будем сражаться с ними.

— Хороший план, — молвит протосс. Ты ощущаешь некое… неудобство в его разуме. Он ухватывает, что с тобой всё не так, но не понимает полностью. В отличие от Пустоты, внешняя тьма неразимам незнакома. С одной стороны, он одобряет состояние, в котором ты находишься, с другой стороны — догадывается, что есть некий подвох.

— Мы избежим сражений, если пойдём через закрытые сектора Храма, — озвучиваешь ты. — Туда невозможно телепортироваться, а двери за собой закроем. Конструкты внутрь тоже не пройдут.

— Что ещё за закрытые сектора? — спрашивает Снейп, пока Ханна аккуратно «стучится» по вашей связи. Приоткрываешься ей — совсем немного, чтобы не ошеломить. Она морщится от холода, ей привычного и непривычного одновременно. Одной мыслью предлагает разделить вес отдачи. Отказываешься. Ты справишься с ним лучше, он тебе — ещё послужит.

— Помещения, запертые до активации узла трансформаций, — поясняет Теромос. — Личные залы Зел-Нага, библиотеки, хранилища, лаборатории, внутренности больших механизмов, места отдыха и встреч.

— Возможно, — кивает каким-то своим, скрытым за тысячей и одним окклюментивным барьером мыслям Снейп, — я покину вас там. Я должен… сделать кое-что. Поручение Хранящей Время, — явно не хотел этого говорить, но нужен был аргумент. Ты… не то чтобы подозревал что-то такое, но такой была метода Хранящей, а Снейп… не сказать, чтобы приятный человек, зато один из лучших среди независимых волшебников. Уж подкупить его чем-нибудь важным как алхимику, как личности, а может, как тебя, желанием — элементарно для Хранящей.

— Выбраться из Храма в одиночку будет непросто, — смеряет его взглядом ярко-зелёных, неморгающих (таких же, как твои) глаз Теромос.

— Я думаю, — ухмыляется Снейп, — если бы это было не так, она бы попросила кого-нибудь попроще.

— Мы тебя услышали, — киваешь ему. — Теромос, ты найдёшь путь?

— Зел-Нага оставили динамически обновляемые указатели. Я поведу.

Вы двигаетесь по плавно активирующемуся Храму. То дрожь пробуждающихся механизмов, то тихий, подобный шёпоту свист разгоняющейся по энергоносным сосудам Пустоты, то гулкий грохот сопровождает ваши шаги. Иногда ты ощущаешь, как движется под ногами пол — медленно, всей громадой того фрагмента, по которому ступаете. Несколько раз вам встречаются сторожевые конструкты, меньшие, чем аватары, зато летающие и очень юркие. Ты замечаешь их издали, большая часть до вас не добирается, разваливаясь на лету. Дотянуться до их скудных сознаний, ослабить контроль над запасами энергии — легче простого.

Больше никаких узких коридоров. Вы ступаете по залам, вернее, бывшим залам. По потолку гигантских фрагментов Храма, и другие фрагменты проносятся над вами, словно тени, в зеленоватом сумраке. Соседние фрагменты останавливаются, чтобы вы могли ступить на них, когда приближаетесь к краю. Иногда их соединяют чудовищно скользкие мостики силовых полей: оступишься — сгинешь в зелёной бездне! Всех, даже Ханну, даже Теромоса угнетают чудовищные масштабы Храма, но только не тебя.

Тьма внутри больше всего вокруг. Дай ей волю, и Храм сгинет там без следа — так же, как сгинули индустриалы Города, как исчезли тысячи волшебных и маггловских цивилизаций, сунувшихся не-туда… Перед твоим иномысленным взором проносятся картины существ и сущностей, стран и городов, зданий и космических станций, культур и эпох, которые объединяет одно, самое главное. Они мертвы. Мертвецы смотрят твоими глазами, а ты касаешься ледяной корки безмыслия, бесчувствия, небытия, черты, за которой нет ничего, кроме смерти… Это не тени иновремени, нет, это… это — иное.

Ты не знаешь, сколько Зел-Нага сгинули тут, умерли… от чего вообще умирают Зел-Нага? Стареют ли они? Это тайна. Но ты чувствуешь их смерти, вы буквально ступаете по их костям, по холодным отпечаткам мертвецов, и замыслы этих мертвецов, их пожелания, соединённые воедино, и есть Храм Первотворения. Сила мёртвых буквально пронизывает каждую частичку Храма, сила, один только отпечаток которой порождает «гармонию улучшения», которую вы чувствовали, спускаясь. Но сейчас — сейчас чувствуешь гораздо больше! Эта сила, холодная, сплетённая с Пустотой, наполняет твои лёгкие, фиочёрными бликами дрожит на краю зрения — возьми, зачерпни, используй! Она переплетается с Кольцом, будто бы две Бездны — Пустота и Смерть — встречаются друг с другом, перетекают друг в друга, избирают тебя, Энтони Даффи, местом своей встречи.

Вы шагаете по костям богов, и ты слышишь их шёпот. Хор мёртвых шлейфом следует за твоим разумом, тихий, исчезающий, как обращаешь на него внимание. Вы пробудили мёртвый механизм, гигантского ревенанта, творящего живое, франкенштейна, слепленного буквально из тел и эссенции тысяч и тысяч Зел-Нага. В конце концов, из чего ещё им было создавать? В Пустоте нет материалов, но есть их тела, которые умели превращать во что угодно, в том числе — в части будущего Храма. Иногда это просто части, отделённые от целого, а иногда — полноценные жертвы, и многие фрагменты Храма были одним или несколькими Зел-Нага… а порой существами, пойманными в Пустоте, насильно превращёнными в своеобразные протезы, чтобы подстроить под функции Храма.

И самый могущественный некромант, будь то Ивицер в зените своего могущества со всеми последователями разом, не смог бы управлять такой химерой, как Храм. Это было — с точки зрения иномагии — умертвие, но умертвие из частей богов — или Зел-Нага ближе к высшим фейри, Королям и Принцам? В любом случае, ты перестаёшь думать о Храме как о механизме. Неживое, немёртвое, неорганизм, неустройство — он походил на киборгизированных строителей, но только наоборот.

Мимоходом отражаешь ещё одну атаку бесов. Сломить их жалкие воли разлитой вокруг силой мёртвых проще, чем у ребёнка игрушку отобрать. Ты не мнишь себя самым сильным и выносливым, поэтому просто приказываешь новообретённым марионеткам прыгнуть в тёмно-зелёную пропасть.

«Держись в рамках», — тихой мыслью касается тебя… Снейп. Он делает это не легилименцией, нет — это способ Тёмной Луны. Мельком отмечаешь, что раньше это бы насторожило или испугало бы тебя — не сейчас. Ты знаешь, что Темнушка работала с ним, и чувствуешь смутный отпечаток её воли внутри. Она поделилась большим, чем ты предполагал, большим, чем хотел сам Снейп. Темнота внутри тянется к Снейпу и отпечатку в нём, хочет пожрать или просто уничтожить, убрать непредсказуемое живое, обратить в покорного мертвеца. Ты не позволяешь.

«Я справлюсь», — отвечаешь ему, показывая, что контролируешь море тьмы, бушующее по ту сторону.

«Многие некромаги думали так же, — мысль Снейпа была едкой, болезненной… неприятно живой. — Ревенанты, личи… Волдеморт. Ты уже меняешься, Даффи. Отпусти эту силу. Ты — не Ивицер, чтобы вернуться», — он раздражает. Яркий, горячий мыслеголос Снейпа раздражает, провоцирует, угрожает разрушить совершенную логику мёртвых, которой полон этот Храм, которой полон ты… И он же заставляет дрожать, болеть от послесмертного хлада что-то внутри тебя, что-то, что не желает слушать шёпот, что боится тьмы. И в этот раз ты должен прислушаться к Снейпу и той, слабой, не готовой двигаться дальше части себя. Ещё рано. Если ты сделаешь следующий шаг, то станешь угрозой для них всех, и живые прервут твоё перерождение или даже существование, а проигрывать ты — не желаешь.

«Я понял», — Снейп морщится от ледяного укола. Это — ещё одно подтверждение, что ни ты, ни они — не готовы. Потом, позже у тебя будет возможность показать им всё совершенство Зел-Нага, показать, почему негибкая, на первый взгляд, сила некромантов — это не безумие, а путь к подлинному могуществу, бессмертию. Первой ты обратишь Ханну, самую верную, самую полезную… Позже. Сейчас же…

Боль! Тебя захлёстывает боль, когда тьма неохотно отступает обратно, вглубь, растворяется в трещинах внутреннего мира, уходит, обещая вернуться, а вместе с ней уходит сила. С усилием заставляешь себя сделать следующий шаг и выглядеть, как ни в чём не бывало. Это никого не обманывает: ни читающего мысли Теромоса, ни робко потянувшуюся через связь Ханну, ни с облегчением вздохнувшего отца, ни удовлетворённо кивнувшего Снейпа — разве что Роба да Оли… И стоит силе уйти, как ты ощущаешь соблазн, желание, жажду: прыгнуть обратно во мрак, выбросить на свалку жалкую слабую смертность, вернуть неутомимость, логику и власть мертвеца, владыки мертвецов, могущественного некроманта!

Жить, быть живым — это так сложно, так неэффективно, так жарко, больно, трудно… Ты сжимаешь зубы, мысленно обещая обратиться к этому, только если будет стоять вопрос жизни и смерти. Это всё же лучше смерти. От некоторых вещей стоит держаться подальше, правда, профессор Райс? Так почему же вы не держались подальше от Ивицера и умерли так глупо? Почему не сделали крестражей? Почему тебе, Энтони, приходится идти по «костям богов» к тем самым вещам, бежать от которых — «долг любого разумного иномага»? Так бессмысленно глупо брести навстречу надежде, что найдётся кто-то, пусть даже Хранящая Время, кто остановит мрак внутри тебя!

— Здесь, — невозмутимо молвит Теромос, приблизившись к возвышению в два человеческих роста на очередном фрагменте.

Над вами кружат буквально вихри Пустоты, и только заклятья держат на поверхности, смиряют безумные порывы ветра. Чувствуешь позади активирующиеся конструкты. Прежде, чем стреляет Снейп, вытягиваешь руку с Кольцом и протягиваешь сквозь него волю. Три луча — по числу конструктов — ударяют в кольцо. Камни, составляющие конструкты, уносит пустотной бурей, а их энергия — на ту сторону Кольца, и ты не желаешь знать, где это место и место ли оно!

— Совершенствуешься, — холодное одобрение. Неразим холоден безо всякой мертви, «естественно» холоден и естественно же эффективен; редко, очень редко что-то тёплое мелькает в прозрачной глубине его разума. — Помни, что некоторые конструкты могут быть защищены лучше, — он касается камня, и тот пропадает, открывая вниз лестницу с очень широкими ступенями.

Завывание ветра и пронизывающий холод Пустоты, от которого едва спасает волшебство, остаются позади, когда каменная «дверь» материализуется за вашими спинами. Только дыхание, стук сердец и тихие шаги. В тёплом свете волшебных палочек вы спускаетесь по всё расширяющейся и расширяющейся лестнице. Периодически минуете ответвления, малые лестницы вбок, какие вверх, а какие вниз, но Теромос, пусть поверхностно, но считывающий вложенную в ступени информацию, их игнорирует. Наконец, тёмная лестница заканчивается, плавно перейдя в галерею, озарённую, конечно же, зелёным.

> покинем активирующийся Храм, в мгновение ока повторим наш путь в обратном направлении — к выходу из обители Гефеста

Отдохнувшая и вдохновлённая вышла на простор Люоса Маг Пространства. Теперь она «видела» тончайшие линии, переплетающиеся вокруг неё в ажурную сферу, синергирующие друг с другом, и каждое сочетание было отнюдь не случайно, каждое переплетение охватывало свой аспект причинно-следственности, а суммарно плетение создавало своего рода фильтр, «уравновешивающий» воздействия с обеих сторон себя, делающий обе стороны независимыми. Даже если на одной стороне — вся вселенная, а на другой — небольшой пузырёк реальности с игроком-девушкой внутри!

Человек, назвавшийся Мойлином, инфомаг, псайкер и колдун, приветствовал Эллу молчаливой улыбкой. Именно его пригласила Элла себе в помощь, и Мойлин, после недолгих размышлений, — согласился. Надо сказать, он был крайне впечатлён, что Элла сумела парировать атаки самого Алфреда так долго. Взгляд Мойлина ненароком остановился в районе её солнечного сплетения — именно там, окутанный комбинезоном, светился незримо для многих, но не для него, изменённый, благословлённый тремя богами Анх. Но затем взгляд поднялся выше — туда, где висел камень душ. Мойлин сунул руку в карман и показал ещё один — оранжевый.

— Проверял схроны Алфреда, не вскрытые Безом, — пояснил он. — Эта штука была в тайнике тайника в тайнике, но Вера сдула все защиты. Не против, если я использую её? Существо внутри против, но…

— Используй, — после секунды раздумий вынесла Элла вердикт. — Оно уже не может умереть, а если умрём мы… Значит, ты со мной?

— Я давал Непреложный обет не предавать, — пожал плечами Мойлин. — Оставить тебя сейчас, в самом конце, будет именно предательством.

— И кто вообще догадался использовать такие размытые понятия, как предательство, в волшебных клятвах? — вздохнула она. — Ладно? Мне надо подумать?

— В чём проблема? Мы не летим к Лилит?

— Летим, — Элла достала Анх. — Надо его закончить.

— Раньше, — Мойлин с видимым трудом отвёл взгляд от талисмана, устремил его в пустыню. Вдалеке всё ещё бушевала буря, синея Дыханием, а над головой ярко горела Скайя — защиту Осси Вера сдула не хуже защиты Алфреда, — я бы любой ценой попытался бы завладеть Анхом. Один Кристалл Сердца давал учителю такую силу… — он воздел руку, и белые псионические молнии беззвучно ударили куда-то вдаль. — Ещё три — другие, но не менее великие. Иметь такую власть… Алфред сгорел из-за одного Кристалла, но если быть осторожней… — надел слезу Иши на шею и заправил под одежду. — Я хотел превзойти учителя — занять его место, стать таким же, как он, но лучше. Он заложил это во мне, воспитал зависть, дразнил загадками, скрывающими могущество, а когда со мной впервые связался Без, то только укрепил уверенность, что любой противник учителя отстаёт от него на несколько шагов, что учитель продумал всё, включая свою смерть. Когда я отправился с тобой, то скоро понял, как много в мире тайн, выходящих за пределы познания учителя. Так много настолько разнообразных сил! К некоторым — только руку протяни! Существа, которым служил учитель, — малая частица бесконечного мироздания, — он резко повернулся. — Я бы хотел, чтобы у тебя получилось. Алфред служил Владыке Перемен, но никогда не замахивался на такое. Предел его мечтаний — стать как сам Владыка, только что сильней. Таким он был и у меня, — усмехнулся. — Помогу, чем смогу. Советом, силой, если надо. Хочу увидеть, как это произойдёт. Быть в начале новой эры — и начать в ней новую жизнь. Говоришь, он неполный? Не хватает ещё одного — аспекта?

— Разум, — хмурится Элла: в уме её прокручиваются масштабные карты связей между идеями, мыслями, символами, и я понятия не имею, когда она успела всё это наработать. Между прочим, вот эти и эти идеи стоит взять на вооружение и мне. — Эрос предлагал варианты, и я выбрала именно Разум. Спрашивала Абраксаса, он предлагал мне способы. Есть фэньли и фэнькай, — она показывает и тут же убирает два кинжала, чтобы случайно не применить — особенно фэнькай! — Они разделяют целое на противоположные аспекты, в смысле, выделяют их. Обычно аспекты находятся в равновесии, но фэньли… Не знаю, как фэнькай, его Хранящая не исследовала — но фэньли находится «внутри» дуаспектного пространства, и если добавить в него волшебство, то станет непрозрачной двусторонней мембраной: с одной стороны выделится Жизнь, а с другой — Рок. Фэньли создают с помощью устройств-фабрик, а фабрики сделаны с помощью Ключа. Я не смогу повторить фабрику или создать делитель для Сердца-Разума. А Ключ теперь недоступен.

— Как я понимаю, Абраксас подразумевал не это, — заполняет паузу Мойлин.

— Подразумевал алхимизацию, — вздыхает Элла. — Фэньли и фэнькай — это не талисманы, можно получить их сеансонезависимый капчакод, но… — качает головой. — Ничего не выйдет. Я выделила общую часть, соответствующую функции делителя, но откуда я возьму часть, соответствующую аспекту Разума?

— Я верно понимаю, что в игровой алхимии противоположные аспекты должны иметь неким образом парные коды? — предполагает Мойлин.

— Если бы! Двенадцать капчакодов аспектов составляют вместе нулевой код, который у меня есть, и даже если коды аддитивны — думаю, это не так — мне понадобилось бы «вычесть» из нулевого коды остальных одиннадцати аспектов. У меня есть идеи, как получить Пространство и Время, но Ярости и Крови у нас нет. Это тупик.

— Ты сказала «способы», — напоминает он. — Что ещё предлагал Абраксас?

— Создать что-то вроде… образца Разума, начатка с помощью Линзы Надежды, а затем «раскрыть» его изначальной эссенцией в полноценный аспект.

— Почему нет? — Мойлин уже понял, что она отказалась от каждого из способов.

— У меня нет исходника, — раскрывает: — Чтобы это сработало, нужно иметь нечто в состоянии крайней неопределённости. Как глубины варпа? В общем, что-то, что можно «доопределить» или «остановить в нужной форме». Я… — она касается Линзы в Анхе, — могу сделать иначе. Можно размыть реальность, сделав её неопределённо-противоречивой, но это слишком высокий риск. Оставлю на самый крайний случай.

— Что ещё? — лишь кивает Мойлин.

— Сделка с Дьяволом, — хмыкает Элла. — Можно получить желаемое, если использовать воплощённый Принцип Равновесия в Кости. Плата — неизвестна, побочные последствия — тоже. Как говорили древние, что монетку подбрасывать: повезёт — не повезёт.

— Это ещё не всё, — Мойлин не спрашивает, а констатирует.

— Ещё можно поискать квинтэссенцию Разума вне сеанса, затем временные махинации — и прибыть тогда же, как отбыли. Звучит безопасней, чем идти к Дьяволу или расшатывать основания Надеждой. В общем, — вздох. — Я не знаю, что делать, а времени — всё меньше.

— Ты отвергаешь риски, вместо того чтобы минимизировать их, — замечает Мойлин после паузы. — Есть ли кто-то, кто поможет в сделке с этим «Дьяволом»?

— Тёмная Луна и Кристо? — в голосе Эллы слышится былая неуверенность. Это никогда не была неуверенность слабого, нерешительного человека — скорее человека, который приводит слишком много аргументов «за» и «против», инженера, ищущего оптимум, компромисс между множеством возможных оптимизаций, частично друг друга отрицающих, между требованиями заказчиков и требованиями стандартов и мер безопасности.

— Я полагаю, Модрон с интересом поможет тебе нивелировать последствия «неопределённой противоречивости» своим доменом.

— Не задумывалась над этим, — с благодарностью кивает Элла. — Проконсультироваться о засеансовой экспедиции ты предлагаешь…

— С Хранящей Время, разумеется, — улыбается Мойлин. — Я думаю, что это наилучший выбор, и вне сеанса, вне нашего времени она окажет тебе любую помощь.

— Звучит логично? — легко-недоверчивое удивление человека, увидевшего задачу с новой стороны.

— До этого ты помогала остальным. Теперь позволь остальным помочь тебе. Ты — не одна, Элла, и в сеансе много сил, которые желают тебе успеха.

— Спасибо!

— Погоди благодарить, — поднимает руку Мойлин. — Возможно, ты справишься своими силами, нужно только посмотреть с другой точки зрения. Какие компоненты у тебя есть — из числа перспективных для создания Разума?

— Эликсир Мерлина. Кристосорбы. Часть изначальной эссенции. Воскрешающий Камень. Анх. Конфигуратор реальности.

— Это всё? — наклоняет голову Мойлин, чем-то отдалённо напоминая мудрого ворона сейчас.

— Хм, нет, никогда не думала раньше, но генератор поля автоупорядочивания…

— Это — всё? — Мойлин ловит её взгляд.

Серые, более светлые, чем у Хранящей, глаза, не кажутся проницательными, не светятся, как у протоссов, в них нет безбрежия лучерождённых. Голубые глаза Мойлина также ничем не особенны. Их внешности — банальны. Но не разумы, не личности и, конечно, не способности! Не души.

Они замирают, как замирают два человека, вступивших в прямой мысленный контакт. Молчание, но полное эмоций. Быстро меняющиеся выражения лиц, едва успевающие отразить диалог разумов. Наконец, контакт разрывается, а множественные защиты сознания становятся на место… за исключением узкого выделенного канала. Уже нет нужды проговаривать что-то вслух, но Мойлин говорит:

— Сначала спросим Лилит.

— Гефест рассказывал о ней, — Элла связывается с Джеймсом.

Один портал — они выходят в Городе индустриалов. Генератор поля автоупорядочивания — небольшая машина, переносная, родом с нижних уровней щупа Омниссии, демонтировать её согласно считанным Конфи инструкциям не составляет ни малейшего труда, равно как и разобраться, как подключать и какими параметрами должен обладать источник энергии. Который, вероятно, не понадобится: внутри генератора располагался собственный источник, благодаря взаимодействию с «эманациями» генератора, — буквально вечный. Элла скачала в том числе концептуальную схему, полные чертежи и методы сборки таких генераторов, но разобраться в них — дело долгих дней, если не месяцев: один только матаппарат…

Следующий портал. Двое выходят подле Кости и влетают внутрь. Элла осознанно манипулирует фильтром Хранящей, и Кость уже не действует на область вокруг неё. Быстрый полёт заканчивается над вновь чёрными водами, и Тёмная Луна улыбается двоим. Смерть же — смеряет долгим взглядом и сворачивается, обращаясь чёрной цепочкой, которую Элла вешает на шею. Дьявол смотрит вопросительно, но Элла качает головой. Провожаемые холодным взором Снежной Королевы и тёплым — Темнушки, двое улетают, чтобы пройти сквозь ещё один портал.

Храм встречает игрока и её спутника вращающимися кольцами и сверканьем Пустоты, на сей раз — не красной, а зелёной. В это время Джулия Сайнс возвращает вортигонтам их узы, а Нерис, королева фей, обустраивается в Краю Осеннего Уюта, и Лаад наблюдает за ней из тени, низшая по рангу как лучерождённая, но вышедшая из-под власти Цикла и жаждущая вывести всех остальных. Перед тем как войти в глубины Храма Первотворения, Элла получает от Кристо полный пакет информации о технологиях Альянса, частично выменянный, частично вызнанный, а частично и реконструированный. Итак, Маг Пространства, отмечая нити Модрон, когда они касаются защиты Хранящей, движется внутрь, стремительно нагоняя группу Энтони, а Джулия приступает к исцелению солдат Альянса — или, правильней сказать, к адаптации этого осколка Альянса к новым реалиям. Потом, позже она соединится с командами Грэма и Джинни, чтобы приступить к последним аномалиям, — а пока…

> Мы пронесёмся сквозь ряды активированных конструктов, пролетим мимо целых орд бесов, телепортирующихся туда-сюда, точно патрулируя, минуем участок Храма, уже распавшийся на отдельные фрагменты, настраивающиеся друг на друга, чтобы в будущем действовать синергично, как единое целое. Войдём внутрь немалой части Храма, которая на части не распадается ровным счётом никогда. Спустимся по тьме длинной пологой лестницы и окажемся в месте, которое называется…

- Галерея Памяти, — молвил Теромос, останавливаясь. Все стены этого места были покрыты светящимися зелёными символами, символами, принадлежащими самому первому и — о ирония! — самому сложному языку Зел-Нага. — Я… постараюсь показать вам, что вижу.

— Зачем? — серьёзно спросил Энтони.

— Это поможет нам понять суть Храма, а значит, познать, с чем же столкнёмся в будущем, — спокойный ответ. — Откройте свои сознания и не сопротивляйтесь. Я уверен, что это место безопасно. Зел-Нага приложили все усилия, чтобы здесь могли находиться лишь полноценные разумные существа, настроенные мирно. Спрячьте палочки и даже не думайте об агрессии! Иначе… — многозначительное молчание.

Расслабиться удалось не всем и не сразу. Наконец, протосс установил стабильный мысленный контакт с каждым из группы, а после обратился к Галерее, делясь своим пониманием, определённо упрощённым. К счастью, Зел-Нага написали не одну версию своей истории, рассчитывая не только на лучших представителей своего народа, но и на тех, кто только-только ступил на их путь, немногим превосходя древнего неразима. Символы сливались с вложенными мыслеобразами, одно поясняло другое, позволяя достраивать мозаику, читая и обучаясь языку одновременно, прямо на ходу. И Теромос, предельно сконцентрировавшись, разделял этот навык со всеми людьми.

Они видели Пустоту, Пустоту безграничную и хаотичную, Пустоту, полную ярких вспышек и областей предвечной тьмы, Пустоту, в которой жили и рождались в бесконечном круговороте существа и сущности всевозможных способностей и форм. Пустота менялась. Она никогда не оставалась одной и той же, флуктуировала, блуждала по пространству состояний на всех масштабах — от тех, что меньше атома, до всего безграничного Моря.

В вихрях энергии, материи и ордополя выживали и эволюционировали самые стойкие из порождений Пустоты. И однажды — не иначе как удачное сочетание флуктуаций — в Пустоте появились разумные. Разум был подобен вирусу: стоило ему явиться один раз, как все существа начали копировать столь удачную мутацию, отражать самоотражающуюся, рефлективную структуру. Безусловно, оставались существа, разума не получившие, бравшие своё могуществом, скрытностью или жизнью в экстремальных условиях, и было их много, но самые развитые, самые адаптивные подхватили разумность поголовно.

Как только появился разум, родилось и познание. Существа познавали Пустоту, делились друг с другом информацией, обменивались, если это было выгодно, вырывали силой, если желали, объединялись в группы или углублялись в одиночные исследования… Целью каждого создания в Пустоте было выживание. Агрессивная, безумная, экстремальная среда пожирала что разумных, что неразумных миллиардами, чтобы в следующий миг породить новых.

Немалая часть разумных пошла по проторённому пути, пути ещё неразумных тварей — адаптации. Такие существа не просто меняли себя, а меняли саму способность к переменам, учились запредельной гибкости, пока самые продвинутые из них не вырвались из оков любого постоянства. Их сущность теперь превосходила форму, легко отбрасывала или набрасывала на себя то или иное тело, в зависимости от давления среды и конкурентов. Это были Первые — существа, не просто достигшие чистоты эссенции, а шагнувшие запредельно дальше. Каждый из них мог стать чем угодно. Флуктуацией Пустоты, неотличимой от фона. Роем мелких частиц, подобных насекомым… или зергам. Целыми титанами, своим движением раздвигающие Пустоту, точно лёд — ледоколы. Иногда Первые жили одиночками или небольшими группами, но чаще это были коллективные сознания, струящиеся сквозь Пустоту, и к любому, сколь опасным оно бы ни было, искажению, любой вспышке, любая тьме Первые с лёгкостью подстраивались, становясь лишь гибче и сильнее. И многие думали, что сама Пустота — это тело некоего Первого, бесконечно подстраивающегося под что-то ещё ещё большее, чем он сам…

Однако среди Первых и тех, кто подражал им, не заходя слишком далеко, нашлись существа, слишком гордые, слишком одинокие, чтобы признать подчинение и адаптацию. Рано или поздно они нащупали способ не меняться и подстраиваться, а подстраивать и изменять. Однако власть над Пустотой, могущество определять её облик и содержание, упорядочивать хаос и хаотизировать порядок — она различалась в разных формах. Властители Пустоты подбирали некую особую, совершенную форму, дающую наибольшие способности, и замирали в ней, подобные идеальным кристаллам, воплощающим совершенство. Замирали, впрочем, ненадолго: личное совершенство всегда можно улучшить, и те, кого прозвали Вторыми, находились в постоянном поиске всё большей и большей чистоты, вместе с тем теряя свободу перевоплощения с каждой переменой. В отличие от Первых, обыкновенно это были индивидуумы, яркие индивидуальные, самодостаточные личности, углубляющиеся в самопознание и самонастройку, тогда как коллективные разумы Первых постигали Пустоту не в себе, а во внешней среде.

Первые сталкивались со Вторыми, боролись… но нечасто. В конце концов, Пустота не имела границ, им нечего было делить, а знания, навыки друг друга, по большей части, бесполезны. Первые боролись с Первыми, вырывая из чужой эссенции новые способы адаптации. Вторые нападали на Вторых, чтобы разобрать противника на части, познать детали строения его формы и применить к своей. Однако даже эти столкновения между двумя «видами» разумных Пустоты оставались безумной редкостью. Ни Первые, ни Вторые никогда не образовывали социум, им не требовалось общение, они были самодостаточны, иногда кооперируясь против самых страшных угроз — не более того.

Были и иные обитатели Пустоты. В конце концов, всегда же есть иные или иные, не так ли? Были те, кто не желал терять ни могущество чистой формы, ни изменчивость чистой эссенции. Несмотря на то, что совмещение чистот не было чем-то неординарным, дальнейшее развитие — всё-таки несовместимо. Если обладатель чистоты эссенции желал менять свой облик в действительно любых пределах, в одно мгновенье становясь псионическим импульсом, в следующее — искривлением пространства, а в третье — камнем, то он должен был смириться, что от чистоты формы придётся отказаться. Если же обладатель чистоты формы желал ещё большего могущества, умения смирять любые пустотные бури, формировать любую желаемую метафизику, нивелировать любые искажения или проецировать воображение на Пустоту, подчиняя её мимолётному хотению, то он должен был уйти дальше просто «чистоты», оставить всякую адаптацию и переменчивость тела, обратив себя в тонко настроенный эффектор. Без подлинной изменчивости и подлинной власти Третьи (именно так переводится слово «Зел-Нага») вынуждены были кооперироваться, помогать друг другу, привязываться… и с болью терять друг друга в бесчисленных бедах Пустоты.

(И вновь Энтони вспомнил о той части «картинной галереи», что поразила, запоминалась особенно — части Трелони. Зел-Нага, Третьи, были так похожи на иномагов, только вместо иного внутри боролись с Пустотой снаружи. Он понимал их. Сочувствовал. История чуждого рода неожиданно окрасилась чем-то личным.)

Конечно, обходной путь существовал, и нашёл его тот, которого назвали Великим Третьим. Единственный, кому Зел-Нага в принципе присваивали титул «великого», «возвышающегося над прочими, как Зел-Нага возвышается над обычным обитателем Пустоты», он выделялся не силой, но острым разумом. Собственно, это и было тем, что Зел-Нага подразумевали под «возвышается»: что они, что Первые, что Вторые отличались именно разумом, и уровень возвышения что Первых, что Вторых среди себе подобных также значимо коррелировал с разумностью. Самые могучие из Вторых, самые адаптивные из Первых (сверх?)разумом подобны были вулкану, а все Зел-Нага вместе — искорке костра.

Прозрение Великого Третьего сравняло его, пусть не по состоянию, но по вкладу, по последствиям, со сверхразумными Первыми, Вторыми. Оно было подобно изобретению низшими видами внутри вселенных первого инструмента. Великий понял, что он не обязан менять и меняться сам, но более того, он нашёл способ, как переложить эти функции не на другого Зел-Нага, нет, — на нечто неразумное, нечто отдельное, не часть Пустоты, но в то же время и не кого-то, выживающего в ней.

(Энтони с трудом ухватывал, насколько это было таким большим прорывом. Но он понимал, почему. До Великого Третьего противопоставление выживших и Пустоты было чем-то фундаментальным, не было никакой части окружающей среды, которая не была бы враждебна, пусть потенциально. Были зоны, контролируемые Вторыми и самими Зел-Нага, но это требовало непрерывных усилий, в каком-то смысле, делало эти зоны частью контролёров, вписывалось в диаду.)

Великий Третий был творцом, и начальным его творением стали кайдариновые кристаллы. Как уже было сказано, Зел-Нага не могли шагнуть дальше по пути чистоты формы, не отказавшись от чистоты эссенции. Но они могли отделить от себя часть и настроить её отдельно. Отдельно от искажений, вносимых чистотой своей эссенции, отдельно от собственного разума. Да, эти части не смогут, как Вторые, формировать Пустоту сами, в них не будет ни грана разума, но ведь разум есть у Зел-Нага, а внешние помехи… помехи можно и отфильтровать, например, с помощью других, вспомогательных кристаллов. И, в конце концов, кайдариновые кристаллы смогут создавать другие кристаллы, более «чистые», более могущественные, а те, в свою очередь…

Великий Третий был гением. Он прозрел не одну концепцию, а огромное множество. Под его руководством в течение жалких тысяч лет (так интерпретировал это время Энтони) Зел-Нага постигли и парную возможность. Да, они не могли дать чистоту эссенции кайдариновому кристаллу, но вот устройство, созданное из множеств кайдариновых кристаллов, — оно могло меняться, меняя относительное положение частей, псионное наполнение каждой из них, связи между ними… Эссенция отдельного кристалла была «мертва», но эссенция их совмещения — уже нет. И если сложность и специфика связей между кристаллами и подчинёнными или генерируемыми ими вещами достигала определённого предела, система оживала.

Отныне Зел-Нага встречали опасности Пустоты не одни. Они жили в псевдоживых «пустотных кораблях», которые легко меняли форму, достигнув, как целое, чистоты эссенции, и некоторые из этих кораблей даже обретали разум, входили в ряды самих Зел-Нага! Хищных теней и могучих гигантов отныне встречали не обитатели кораблей, а конструкты, способные самостоятельно принимать решения, атаковать как на псионном, так и на физическом уровнях, сами подстраиваться к новым угрозам, пусть в неких рамках. Зел-Нага лично имели дело с самыми серьёзными угрозами, и то не напрямую, а создавая специализированный конструкт-контрмеру.

Рассвет, утро Зел-Нага завершилось, когда их творениями заинтересовались Вторые, а затем и Первые. Первые желали поглотить как Зел-Нага, так и их устройства, а Вторые — изучить, разобрать на мельчайшие частицы, взломать каждую программу, подчинить каждый разум. Множество сюрреалистичных битв прошло в Пустоте, и не всегда Зел-Нага удавалось отогнать противников без потерь. А уж когда на них обратил внимание сверхразум-Второй, казалось, что род Третьих обречён. Зел-Нага спаслись тогда чудом. Великий Третий пожертвовал собой, обратил своё тело и разум в устройство, которое непостижимым образом разорвало сверхразумного на конкурирующие части, которые быстро потеряли к Зел-Нага интерес.

К счастью, у Великого Третьего был Ученик. Позже ему предлагали статус Великого, но Ученик был достаточно скромен, твёрдо стоял на том, что лишь продолжает дело учителя. Ученик, в отличие от изобретателя-учителя, вникал и в иные проблемы. Он задался вопросом, зачем же Зел-Нага вообще странствуют по Пустоте, зачем оповещают о своём присутствии всех Первых, всех Вторых в округе? А странствуют Зел-Нага, чтобы найти новорождённых разумных, согласных встать именно на их путь, путь Третьих. От опасностей Пустоты регулярно погибает тот или иной Зел-Нага, и если не искать новичков, то род Третьих прекратится. Тогда, рассуждал Ученик, почему бы нам самим не создавать себе преемников?

К сожалению, прямое сотворение будет вредно: уже пробовали при Великом — такие разумные будут слишком похожи на своих «родителей», и общий разум рода Зел-Нага закостенеет, перестанет развиваться. Но что, если получать новых Зел-Нага не друг от друга, но и не из Пустоты? Ученика спросили: а откуда же тогда? Ведь есть только мы — и Пустота. Ученик указал на корабли Зел-Нага и на то, что внутри них: является ли оно самими Зел-Нага? Нет. Тогда, быть может, Пустотой? И тоже нет. Мы, говорил Ученик, уже создали нечто третье. Так почему бы нам не создать особенную среду, особенное место, полностью отдельное от Пустоты, место, лишённое её опасностей, где могли бы появляться кандидаты в Зел-Нага?

С этого момента начались исследования в области пространства-времени. Зел-Нага под руководством Ученика создавали пузыри реальности, выдутые как бы «вовне» Пустоты. Если такой пузырь замкнуть, то никакой Второй, никакой Первый, даже никакой Зел-Нага не сможет получить в него доступ! Получится новая… вселенная? Как Пустота, но иная. Меньше, стабильней, с таким порядком, такими составляющими, с какими захотят её творцы. Можно оставить и «дырочку» внутрь такого пузыря, можно создать пузырь, вложенный в пузырь, а можно, можно, можно…

Такое обилие возможностей вызвало расслоение Зел-Нага. Многие ушли в полностью замкнутые пузыри, бежали от опасностей Пустоты. Кто-то спрятался в пузыри с узким выходом, посвятив свою жизнь маскировке. Многие остались с Учеником, и были это Зел-Нага, чьи базовые ценности — развитие и творчество, а не банальное выживание. Как сказал сам Ученик, род Третьих тогда прошёл сквозь фильтр, и вся шелуха, вся слабость осталась позади. Самые упорные, самые умные, самые верные — вот кто продолжил работу.

Спустя множество прототипов, были созданы первые многоразовые Врата, способные настраиваться на конкретный пузырь-вселенную или на множество них, чтобы открывать двусторонние проходы. Следом создан был и Храм Первотворения, тогда ещё небольшой, меньше кораблей Зел-Нага. Именно в те далёкие эпохи берёт своё начало Бесконечный Цикл. Тогда ещё не было идеи разделения на два вида, каждый из которых обладает своей чистотой. Сами вселенные были чрезвычайно просты, и лишь в один из сотни раз удавалось создать просто жизнь, не говоря уже о разуме. Ах, как редко хотя бы один представитель этого разума и подходил, и был согласен присоединиться к Третьим! Но начало было положено именно тогда.

Дальнейшая история размывалась. Зел-Нага всё реже и реже вели свою хронику, означая лишь знаменательные события. Были нападения на Храм, после которого защиту усилили настолько, что даже несколько сверхразумных Вторых вынуждены были отступить, а сам Храм научились использовать в качестве оружия. Было короткое упоминание о создании первой изначальной эссенции и пометка, что это тайна, которой не место даже в хрониках*. Были целые эры поиска наиболее плодотворных физик и наборов начальных условий. Была глупая смерть Ученика внутри одной из вселенных от рук местных разумных, после чего Зел-Нага стали намного осторожнее, а развитие Храма существенно замедлилось. И, наконец, была отметка о том, что Цикл, по мнению Совета Старейших, достиг совершенной эффективности и более не нуждается в улучшении. Отныне род Зел-Нага в безопасности, отныне каждый может посвящать время вне Цикла личным интересам…

Последняя, крайняя метка буквально выжжена в летописи ненавистью и болью. Это была метка Амуна. Запись о том, что Цикл был величайшей ошибкой, приведшей ко многим смертям и страданиям, о том, что Зел-Нага утратили свою гибкость — и речь не о чистоте эссенции. Их разумы закостенели и деградировали, никто более не понимает устройства Храма и первоначальных задумок Великого и Ученика, никто даже не желает их понять! Зел-Нага, какими они были изначально, квинтэссенция развития и познания — сгинули, исчезли. Цикл стал единственной их ценностью, и он, Амун, разорвёт Цикл, какую бы цену ни пришлось за это заплатить.

> Пролетим вверх, пройдём сквозь каменные стены, потоки пустотной энергии и остановимся на пока ещё стабильной, слитной группе фрагментов Храма, на двух фигурках, лилипутах на фоне процессов, охватывающих Храм.

— Это сделала команда Энтони? — уверенно «спрашивает» Элла, пролетая вместе с Мойлином около выщербленных, разбитых камней. — Но зачем?

Они летят совсем не так, как прежде. Никакой волшебной палочки. Не используется и инфомагия, хотя сейчас Элла, пожалуй, сообразила бы полёт, Мойлин — тоже. Вместо этого она меняет стенки пузыря вокруг неё, управляет их взаимодействием с внешней реальностью. Ученица Гефеста и Маат, она ещё не до конца разобралась с тем, как работает фильтр Хранящей, но немало функций, включая управляющие, прибрала к рукам. Пузырь уже не является, собственно, пузырём — Элла сформировала плоский пол и наложила поверх предельно ослабленные чары приклеивания, имитируя трение.

— Я полагаю, эти создания всё объяснят, — тонко улыбается Мойлин, указывая на три чрезвычайно недружелюбных конструкта Зел-Нага.

— Хм? — Элла ведёт пузырь навстречу конструктам. Зелёные лучи без толку разбиваются о его стенки.

Конструкты мгновенно сообразили, что произошло. Один бросает кусок себя с немалым ускорением, другие подбирают телекинезом останки разбитых конструктов, обрушивают целый дождь прочного камня. Элла и Мойлин вытягивают руки-эффекторы вперёд. Каждый осколок, каждый камень капчалогируется на подлёте.

— У этих существ прочная, но устойчивая эссенция, — отмечает Элла, уворачиваясь от взмаха гигантской руки. Законы инерции не распространяются на внутреннее пространство пузыря: это отдельное пространство, смещающееся относительно внешнего, предметы внутри не приобретают ускорение при таких смещениях. — Удержишь одного на месте?

— Вот так? — ухмыляется Мойлин, выпустив сложное инфозаклятье, которое, между прочим, совсем недавно было вне его уровня, и я говорю не об усилении-коррекции псайкерской силой, сделавшей эти чары «немного демоном». Конструкт, впрочем, буквально стряхивает с себя магию, передёрнувшись всем телом. — Не смогу. Никогда не видел, чтобы физика менялась чистой псионикой, без варпа.

— Специфика Пустоты или нет? — нисколько не разочарованная, Элла бросает пузырь вперёд, поворачивает вокруг не самого поворотливого конструкта, уклоняясь от ударов, удерживаясь всего в метре от каменного тела. — Защити от остальных!

С десяток камней и ещё десяток лучей направлены так, чтобы поймать пузырь в любом случае, причём лучи были фиолетовыми, а камни светились тем же цветом. Мойлин не стал проверять, что же новый свет сделает со стенкой пузыря и что будет, если капчалогировать светящиеся камни. Вместо этого он зачерпывает больше «силы» (или, вернее сказать, расширяет через кристалл душ контакт с варпом?), вливает её без остатка в целую плеяду щитов, которые сворачивает в сферы и бросает навстречу камням и лучам — тем, что окажутся на пути пузыря (о пути Элла оповещает мысленно). Своеобразные снаряды псевдоварповой энергии в оболочке инфомагии сбивают камни, а вот лучи конструктов прошибают оболочки насквозь, чтобы разрядить в себя и разрядиться самим о внутреннее содержимое.

— Изобретательно, — вслух отмечает Элла. Умом она не здесь, а внутри пространства своих моделей. Пузырь разрывает дистанцию, Элла указывает на центральный камень ближайшего конструкта. — Уязвимое место, точка крепления эссенции с формой и псионной сущностью.

— Зачем? — искренне не понимает Мойлин.

— Точка наиболее защищена, — объясняет Элла. — Я не совсем уверена, похоже, что конструкты могут манипулировать своей эссенцией и формой с помощью псионики именно потому, что точка выделена явно? У них небольшая эссенция, малое пространство возможностей, но они меняют его псионически. Каждый конструкт по отдельности уязвим, но они связаны общей пси-сетью, и когда один умирает от определённого фактора, остальные через точку крепления адаптируют к фактору свою форму и добавляют новый защитный шаблон в эссенцию. Эссенция для них — своего рода память, в самом начале она была ещё меньше, когда конструкты сталкивались с разными противниками.

— Элегантное решение, — новым взглядом окидывает конструкты Мойлин, выпуская новые снаряды навстречу их атакам. — Как их победить? Твоя «классическая» магия?

— Конструкты должны уметь парировать любые банальные изменения контризменениями, — Элла целится палочкой, выпускает ряд заклятий из разных областей точнёхонько в точки крепления конструктов. Ничего не происходит. — Примерно так. Флуктуации Пустоты приучили конструкты защищаться от взрывов, ударов, разрывов, перемешивания и тому подобного. Но у меня есть идея.

— Что-то небанальное? — Мойлин продолжает отражать атаки. — И как с этим сражаться мне?

— Эссенция и пси-программа каждого конструкта всё-таки индивидуальна, — Элла достаёт вторую, запасную палочку. Наводит острия обеих на уязвимые камни двух конструктов. — Мне в работе иногда нужны были чары мгновенного подобия, модификация обычных протеевых… Симила конфигурато!

— Логично, — криво улыбается Мойлин, сбивая осколки от двойного взрыва, — К этому не адаптируешься. А с этим пси-големом что? — третий конструкт замер, неуловимо напоминая ошеломлённого, широко раскрывшего глаза от удивления человека.

— Попробуй ударить чем-нибудь банальным, — мгновенно вырабатывает гипотезу Элла.

— Допустим, — инфомагия послушно вырывает центральный камень из конструкта, после чего тот детонирует. — Шок из-за пси-сети?

— Вероятно, сработает ментальная классика, — Элла направляет пузырь дальше, по следам магии команды Энтони. — Чары подобия, конечно, лучше. Буду атаковать первая, а ты добьёшь ошеломлённых.

— А мы неплохо сработались, — с удовольствием отмечает Мойлин.

— Пожалуй, — прикрывает глаза Элла, — в этом есть ирония.

Несколько часов проходят в относительном молчании. Ещё три раза пролетали они места сражения команды Энтони с конструктами и, отдельно, бесами. Исследуя их, Элла сделала вывод, что против конструктов неплохо работает хаотическая трансфигурация: она достаточно быстра, околомгновенна, чтобы конструкты не успели адаптироваться. Снейп, похоже, использовал свой алхимический пистолет, а его Элла не успела изучить. Группа также научилась путать псионную сущность конструктов ментальной магией.

С другой стороны, бои с бесами не проходили так легко. После прототипирования Джу, иномагия на них работала откровенно слабо, а ни Энтони, ни Ханна, ни Снейп, ни Дилан не были действительно иномогущественными. Неожиданные телепорты бесов, похоже, заставали команду Энтони врасплох, к счастью, не фатально. Ни в одной частице крови, засохшей на древних плитах Храма, не было следов эссенции людей.

Очередное сражение было довольно глобальным: количество оставшейся после смерти бесов «материи» превосходило все ожидания. Нашлись и останки двух конструктов, намного больше размером, чем встречавшиеся раньше. Схватка была по-настоящему жаркой.

— Жаль, что я не могу считать следы произошедшего, — молвил Мойлин.

— Алфред умел это? — усмехнулась чему-то Элла.

— Здесь невозможно, — развёл он руками. — Если не хотим новый прорыв варпа.

— Не хотим, — Элла оторвала руку от камней, закончив изучать остатки эссенции больших конструктов.

— Как ты их находишь? — поинтересовался Мойлин, когда они возобновили полёт. Имел в виду он, конечно, команду Энтони.

— На самом деле, они никак не защищались от магического поиска.

— Я не видел, чтобы в последние разы…

— Уже нет, — тонко улыбнулась Элла. — Видишь ли, кое-кто использует нити своего домена для изучения Храма. Одна из нитей, как я заметила, следует в точности за командой Энтони. Мы уже проверили, что нить не отклоняется от их пути.

Мойлин лишь кивнул: он никаких нитей домена не замечал — впрочем, неудивительно. В конце концов, кем была Модрон и кем был он! Мысли бывшего Первого Стража ныне стёртого с лица земли Эллаола, а теперь добровольного помощника некоего Мага Пространства скользили вглубь памяти, а затем в прошлое и, вместе с тем, возможное. Как и стремительное движение пузыря, блуждание мыслей лишь казалось неуправляемым.

— О чём думаешь? — заметила Элла его состояние.

— О природе, — кривая улыбка. — Насколько похожи друг на друга природа варпа и иномагии? Могут ли псайкеры обладать такого же рода брешью в душе, как иномаги? Имматериум напоминает мне о том, что иномаги называют Бездной. Могут ли это быть части некоего единого целого?

— Море Вероятностей, Ауте, Бездна, Имматериум, Пустота, Высокое Небо, Тень, Поток, — перечислила Элла. — Эти места или состояния похожи друг на друга. В них нет устойчивой физики, и метафизика не является константой. Хранящая называла их метаобластями. Метаобласти — условные пространства, соответствующие одним и тем же… принципам, наверное? Они перетекают друг в друга, соприкасаются друг с другом, Марк рассказывал, как Осси вытащил их из варпа в пустоту, оставшуюся после разрушения листа, а затем сам Марк переместил в Пустоту, из которой родом Зел-Нага. Бездна… — качнула головой. — Я не знаю, можно ли назвать её метаобластью? Грэм говорит, что её вообще нельзя называть, классифицировать, и название «бездна» — это тоже ярлык, ограничивающий представления о называемом. Никто не был в Бездне, — она подняла руку прежде, чем Мойлин напомнил о спасении самого Грэма. — Человек, пока он остаётся человеком, разумный, пока он остаётся разумным, не может быть «внутри» Бездны, я думаю, что между разумом и Бездной формируется что-то вроде прослойки, — она топнула по «полу» их своеобразного транспорта. — Если прослойка достаточно тонкая, то её называют «Утгард», но ещё тоньше — или исчезает сам разум, или Бездна подменяется чем-нибудь иным. Я имею в виду, менее иным, чем Бездна. Полагаю, Бездну всё-таки можно… как-то охватить. Вместо того чтобы постичь её напрямую, нужно постичь всё, что не является Бездной. Выйти за пределы не только конечных физик, но и метаобластей? Я думаю, — она вздохнула со странным, нечитаемым выражением лица, — что индустриалы выбрали именно этот путь. Там, внизу, есть то, что можно назвать «Механ» — некто или нечто, изменившее свою природу так, чтобы приблизиться к постижению ближе, чем на Утгард: через понимание, как работает не-Бездна, как работает всё остальное, чему этот, бесконечно превосходящий нас сверхразум способен дать имена.

— Таким образом, — после долгой паузы сказал Мойлин, глядя куда-то сквозь стены Храма, — ты думаешь, что иномагия и психические способности вселенной Вархаммер имеют разную природу, поскольку варп и Бездна принципиально различаются между собой.

— Это моя гипотеза, — кивнула Элла. — Полагаю, достаточно упорный и талантливый иномаг, такой, как Луна, Фло или Райс, может добраться через ту сторону до Имматериума, Пустоты, Моря Имён или даже Тверди, если у него будут некие ориентиры. Или просто если будет искать метаобласть с соответствующими характеристиками. Лучше, если у него будут какие-нибудь инструменты, наподобие игрокода-инфомагии или классического волшебства…**

Она замолчала и теперь уже погрузилась в размышления сама, оставив часть сознания управлять пузырём.

— О чём думаешь? — вернул Мойлин в реальность её собственной фразой.

— Знаешь, я сейчас похожа на протоссов, — потёрла виски. — Теромос рассказывал мне об этом. Протоссы владеют действительно могущественными технологиями. Если бы они по-настоящему захотели, то достигли бы уровня индустриалов средних уровней. Но они оттачивали, полировали каждую новую технологию десятками лет, иногда — веками, и никогда не делали слишком больших шагов вперёд. Этот консерватизм — не оттого, что инженеры протоссов, кхалаи, ограничены. Они видели все эти безграничные возможности… и боялись? Они боялись, что слишком большой рывок изменит их вид, разрушит их традиции, уничтожит то, что делает протоссов — протоссами. Неразимы до сих пор используют клинки искривления, оружие ближнего боя, хотя могли бы заменить его чем-то намного более эффективным, дальнобойным не только для сталкеров. Но это потребовало бы стационарных, управляемых невручную каналов в Пустоту, а эта технология была отложена как опасная. Светлые тамплиеры научились копировать собственные разумы в искусственные тела, но отказались от этой технологии, запечатали её, использовали только перед угрозой уничтожения всех протоссов. Протоссы умеют сжимать и разжимать пространство, но используют это только в призмах искривления. Знают об управлении временем, но используют только стазисные ловушки да локальное ускорение. Они боятся разрушить свой народ, как я боюсь разрушить равновесие, которое создала Хранящая в сеансе.

— Ты можешь… больше? — тихо спросил Мойлин.

— Ты не представляешь… да что там, я сама не представляю, насколько? — невесело улыбнувшись, она коснулась комбинезона напротив Анха. — Сердце даёт мне силу псайкера — и это только начало, наверное, я смогла бы создавать души? Надежда и Дыхание Анха… Но это чистая сила, а я не просто могу, а умею соединять её с игровой алхимией. Могу штамповать талисманы десятками? Однажды Кристалл Сердца попал в руки нашего противника…

— Тем не менее, ты справилась с той ситуацией. Алфреда подвела его самоуверенность и нехватка времени, чтобы освоиться с Кристаллом.

— Ивицера или Элис ничего не подведёт, — только и ответила Элла. Помедлила. — Я слишком опасаюсь. Слишком много Страха, как сказал бы Теромос, — она глубоко вдохнула. Выдохнула — по мере выдоха пузырь потерял свою скорость, пока не замер в середине широкого коридора, и свечение энергий Пустоты, тёмно-красное на сей раз, тускло освещало гладкие свинцово-серые плиты. — Я не буду консерватором-кхалаем. Я сделаю следующий шаг.

— Нужна ли помощь? — искренне предложил Мойлин, удовлетворённо улыбаясь.

— Нет, — буркнула Элла. Закрыла глаза на минуту двадцать секунд. Протянула руку. На ней появились два зёрнышка, сверкающих нереальным, духовым светом.

— Малые кристаллы Сердца, если я не ошибаюсь?

— Кристалл души сюда, — требовательно протянула свободную руку. Мойлин не без колебаний снял свой с шеи. Вспыхнул и погас под её комбинезоном Анх. Она протянула цепочку обратно: теперь на ней был малый кристалл, а слеза Иши заняла место рядом с такой же под комбинезоном.

Достала миникомпьютерный алхиматор. Алхиматор распечатал карточку. Элла кивнула самой себе:

— Да, подразумевается, что талисманы нельзя создавать с помощью только игровой материи, — извлекла фэньли, распечатала его карточку, совместила две карточки и получила третью. — Хорошо, а теперь… — достала и откупорила фиал с радужной жидкостью, капнула ровно каплю, подхватила её игрокодом, вернула фиал, подбросила кристалл, навела на него и на каплю МКА…

Не было никаких фанфар, не грянул гром, никаких эффектов. Просто кристалл и капля соединились в матовый, свинцово-серый, точно плиты коридора, кинжал. Мойлин сделал над собой усилие, чтобы не шагнуть назад — сам вид этого кинжала вызывал у него подсознательный страх. Элла взяла его за рукоять без трепета, но очень осторожно. Окутала оружие в информагические «ножны».

— Что это? — вопросил Мойлин.

— Я, конечно, не Марк, — хмыкнула она, — но будешь Резчик, — прицепила игрокодом к комбинезону, не погружая внутрь. — Сердце плюс разделение — есть идеи?

— Режет души? — уже ничего в голосе Мойлина не выдавало страха. — Он может сделать иномагом?

— Не настолько ювелирно? Думаю, что может, но дело не в кинжале, а в его применении, — капчалогировала МКА и двинула пузырь вперёд. — Легко просто разрезать, но разрезать с предсказуемым результатом… Представь, что у тебя есть тончайший лазерный луч, который может резать поатомно, но наводишь ты его своей рукой.

— Тогда зачем?

— Душа есть у всего, — неприятно улыбнулась Элла. — Это инструмент. Иномаги своим особым способом сумеют резать то, что нужно. Или игроки, чей класспект связан с наведением, поиском и точностью.

— Например, — отразил её улыбку, — Маг Пространства или Ведьма Меры.

Элла не ответила, вновь уйдя в свои мысли. Впрочем, ненадолго: пузырь вырвался в свободное пространство, а мгновением позже фрагмент, из которого они вылетели, пропал далеко внизу, в зелёной бездне.

> Оставим внешний мир и смело шагнём сквозь псевдоконцептуальную завесу в мир внутренний:

Тьма, липкая и ледяная, оседала на улицах, не то чёрным инеем, не то чёрной плесенью, то хрустя, то хлюпая под ногами. Ты с трудом шёл вперёд — шёл, а не бежал навстречу бесконечной силе. Холод не тревожил тебя, тьма не вызывала страх, и это, в свою очередь, заставляло сжимать зубы от ужаса. Сила, нет, Сила, просачивающаяся внутрь, в тебя была невероятна! Древние Зел-Нага были настоящими божествами, научившимися создавать вселенные, выжившими в борьбе со Вторыми, ещё более могущественными, чем они! Всё это могло стать твоим. Не отказывайся от мрака, прими его, войди в темноту, прыгни в приветливые зевы трещин, нырни во взывающие голодные пасти, и…

Струйка теплоты, струйка боли, сочащаяся, как из раны, со стороны Ханны, отрезвляла, а голубое небо над головой напоминало, что однажды там, наверху, светило солнце Джу. Напоминало о горьком, болезненном, единственно верном ответе: «Свобода». Ты не будешь рабом тьмы! Это твой мир. Это твоя воля! И если тьма так желает…

Мрак слушается. Слушается, норовя опутать, ослабить связь, раскрыть «подлинную силу». Ты знаешь, что это всё — тоже ты. Та часть тебя, которая, словно луч света, отброшена в Бездну, часть, жаждущая большего, часть, с радостью принявшая Кольцо, наслаждающаяся властью над Гильдией, убийствами во имя её господства, ведь убийство — тоже власть. Власть над жизнью другого. И эту часть себя ты сейчас не брал под контроль, а уговаривал, не заставлял, а убеждал.

Сила? Это рабство. Ты мог отбросить эмоции и раньше, но мог и вернуть. Почему выбор должен быть окончательным? Могущество мёртвых Зел-Нага? Твоё тело распадётся на атомы, попытавшись провести столько Пустоты. Изменить тело? А будешь ли это ты — или Зел-Нага, случайно воскрешённый самонадеянным иномагом разума? Стойкость, нестарение ревенантов? Они пошли на всё, чтобы вернуть хотя бы псевдожизнь. У тебя уже есть крестражи. Принимать Силу помаленьку? Прекрасно известно, куда приводит это «помаленьку». Уйти — это не сила, это — слабость. Ты выбрал Хранящую, потому что она не просто лишит иномагии, но и даст взамен…

— Выбрал? — тьма формируется в силуэт, силуэт проявляется, светлеет, пока не становится — тобой. — А кто дал тебе право выбирать за меня?

— Ты — часть меня, — делаешь шаг навстречу. Он шага назад не делает. Смотрит на тебя с усмешкой:

— Ты больше меня, но что, если я не согласен? Здесь, — взмахивает ладонями, и мрак ластится к ним, как послушная собака, — я сильнее. Ты же… — усмешка становится шире. — Будешь забыт, исчезнешь там, внизу.

— Значит, ты — мой кризис? — усмехаешься в ответ. — Поздновато, не находишь?

— Что-то мне подсказывает, что Грэм свой ещё не пережил, — хмыкает-хмыкаешь он-ты. — Джинни переродилась, Луна — загадка, переродился Сэм, изменилась Элла, возвысилась Джулия, а Марк, должно быть, изменился до сеанса — в точности как Джин. Чем сильнее изменение — тем больше силы. Почему мы должны отвергать силу иномагии? Потому что ты её боишься? Сейчас она нужна как никогда! Просто подумай, что даст нам Элис, если…

— Элис первой прикончит, — встречаешься с ним взглядом. — Она предпочитает иномагии аспекты с элементами.

— Мы преподнесём ей Пустоту на блюдечке, — он спокойнее тебя. В нём меньше эмоций — а может, те, что есть, он имитирует. — Аспект, ей противоположный, которого ей не хватает, иномагия — мелочь по сравнению с этим даром. Это логично, другой «я». Элис — логик, как и я. Зачем ты сопротивляешься? Вместе мы…

— Что будет с Ханной?

Он отводит взгляд.

— Нам незачем враждовать, — продолжаешь ты. — Это нерационально, так?

— Да, — в этом вы были совершенно согласны. Даже если он сильнее, ты — больше, и ваша вражда легко закончится общим поражением.

— Ты согласен с тем, что обратное иномагии, то, что есть в Элле Мэйдж, лучше?

— Пожалуй, — кивает он. — Она овладеет тем же при желании, без помощи мёртвых, сама, это будет её личная власть, её свобода. Мы всегда хотели так же.

— Ты забыл о желании? Мы верно служили Хранящей, и она выполнит его. Любое желание. Мы пожелаем это. Стать, как Элла. Или, — улыбаешься ты, — как новый Морулис.

— Это опасно, — неуверенно отвечает твой двойник. Вновь встречается с тобой взглядом. — А знаешь! Мы слишком долго бежали от опасностей. Я согласен — при одном условии.

Ты уже чувствуешь условие. Его несогласие — то, что разделяло вас, и теперь его не стало.

— Если не будет другого выхода, — подтверждаешь ты. — Жизнь важнее свободы. Мёртвый не освободится, у живого, не-живого всегда будет шанс.

Протягиваешь правую руку. Две правые руки, но всё-таки одну. Пожимаешь её самому себе. Тьма откатывается, повинуясь твоей воле. Ты ещё позовёшь её, если речь пойдёт о жизни и смерти, если иного выхода — не будет. А сейчас не оставляешь в себе ни частицы, выбрасываешь её всю, более того, инвертируешь всю «силу» внутри, замыкаешь, отказываешься от накопленной мощи иноразума в угоду устойчивости просто разума. Шёпоты, образы мертвецов, их тихие подсказки на грани восприятия — стихают. Выныриваешь, наконец, в реальность, полной грудью вдыхая сухой холодный воздух Храма.

— Всё в порядке, — отмахиваешься от отца, с Ханной объясняясь мысленно. — Небольшие иномагические неприятности. Где мы?

— Это место, — торжественно объявляет Теромос, обводя рукой, — Зел-Нага именуют Главным Холлом Храма Первотворения.

Вы вошли в Холл через одну из боковых галерей — собственно, Галерею Памяти. Это уже не было проходом — погружённые в историю Зел-Нага, вы не осознали, когда галерея перетекла в мост над сумрачно-синей пропастью. Десятки таких же галерей-мостов стекаются к Холлу — гигантскому шару, настолько большому, что пол на нём покажется ровным, точно это настоящая планета. Ещё сотни нитей смутно виднеются сквозь дымку. На каменном полу, отливающем тусклой бронзой, высятся загадочные многогранники, малые и высокие. Мосты-галереи спадают вокруг них ажурно ветвящимися лестницами, по одной из которой вы и спускаетесь на поверхность.

— Холл служил Зел-Нага местом встречи друг с другом вне итераций Цикла, — поясняет Теромос, ведя вас между многогранников. — Здесь же проходили заседания Совета Старейших, и каждое из этих сооружений, — вы как раз проходите мимо куба размером с трон, а позади вздымается каменная призма поболе маггловских «небоскрёбов», — это место одного из старейшин. Кто-то из них предпочитал огромную форму, а кто-то был размером с человека. Зел-Нага не подсчитывали, сколько старейшин было в Совете с начала времён, но известно, что Холл двадцать пять раз «очищался» от сидений мёртвых старейшин. Мы пройдём Холл насквозь, воспользуемся своего рода грузовым лифтом, которым Зел-Нага доставляли интересные образцы из Пустоты в камеры хранения.

Ты держишь Ханну за руку. Это успокаивает. Величественные виды Главного Холла нисколько не трогают тебя — они ничто по сравнению с дырой внутри тебя, с трещинами, у которых нет дна. Живое тепло, тепло её мыслей — пусть не отгоняет, но хотя бы смягчает, ослабляет сверхъестественный холод, колющий изнутри внутреннего мира.

Теперь ты не слышишь мёртвых старейшин. Ты не чувствуешь разумы кого-то, кроме Ханны. Это всё — закрыто. Вместо тьмы ты фокусируешься на Пустоте Кольца. Сжимаешь свободной рукой палочку: ты волшебник, а иномагом… иномагом Ханна побудет за вас двоих. И не зря же взяли с собой Снейпа и отца, в конце концов?

Стараешься вчувствоваться в окружение как псионик. Слабый из тебя псионик, но достаточный, чтобы заметить лифт раньше всех, кроме Теромоса, который к нему и вёл. Лифт — плита чуть темнее прочих. Зел-Нага не нуждались в визуальном выделении: у них была псионика, всевозможные путеводители и инструкции были буквально вплетены в камень; прослушав историю создателей Храма, отпечатав в себе их псионический язык, ты даже понял, как управлять лифтом, доверив это, разумеется, Теромосу.

Тёмно-серая плита несёт вас вниз, в кромешную тьму, которая ни капли не пугает. Не пугает, да ты ощущаешь себя беспомощным. Насколько же зависим стал от иномагии! Как привычно тянуться во все стороны сознанием, беспрерывно касаться других разумов, и псионика, особенно такая слабая, как у тебя, не заменит этого. Только Ханна, только её согревающее присутствие даёт расслабиться немного. Ты сохранишь её, обережёшь Ханну — несмотря ни на что. А если будет надо, ты…

Пятнышко света сверху давно уже истёрлось, растворилось во кромешном мраке, когда лифт плавно замедлился и вынырнул на свободное пространство, залитое тускло-зелёным. Вы сошли с платформы, оглядываясь. В привычно громадном, как и положено Храму, помещении расположились тысячи тёмно-зелёных шаров, сплетённых из Пустоты и чего-то ещё — чем-то это напоминало собственную псионику протоссов, а чем-то — эссенцию, как её видели Зел-Нага Галереи Памяти. Это была защитная оболочка, отсекающая содержимое загадочных капсул от внешнего мира — или внешний мир от него. Те самые образцы в камерах хранения.

Теромос повёл вас в огромный… коридор? На фоне зала он, пожалуй, был коридором. Помня о том, что многие Зел-Нага предпочитали буквально титаническое тело, должно быть, для них это был узенький проходик. Всего-то метров тридцать ширина! Тебе невольно вспомнились коридоры Хогвартса — родного, Три-Эм, уничтоженного вместе с миром. Вспомнились волшебные огни факелов, приятели со Слизерина, которые могли бы стать друзьями, не окажись ты иномагом… Наверное, Салазар Слизерин с его любовью к зелёному хорошо бы оценил этот «коридор» и пожалел бы, что на нём нет змеиных узоров. Жаль, ты так и не побывал в Тайной комнате… Криво улыбнулся отцу — тот бы, будь на твоём месте, провернул бы какую авантюру, попал бы в жилище василиска в поисках сокровищ Слизерина. А тебя скорее интересуют знания, которые основатель оставил своим наследникам, потомкам.

Вы прошли мимо нескольких огромных дверей… нет, целых врат! Они были охвачены едва различимым свечением псионики: защитные механизмы Зел-Нага, не то техника, не то псионика, не то что-то среднее, безупречно проработали целые эпохи и проработают не меньше. Сквозь некоторые врата просачивалось смутное присутствие. Похоже, там держали живых существ. Интересно, был ли у Зел-Нага свой аналог Тёмной Луны? Может быть, за этими вратами — химеры, сшитые из мятежных Зел-Нага, наподобие Амуна? Или из враждебных тварей Пустоты?

Проход наклонился вниз, перешёл в огромные ступени — такие, что вам пришлось прыгать с одной на другую, — упёрся в ещё одни врата. Теромос невозмутимо коснулся открывающего кристалла… Это было ошибкой! Створки врат растворились, и чуждое псионное присутствие заставило тебя отшатнуться, а неразима — мигом зажечь лезвие искривления в защитном жесте. Присутствие пропало. Просто коридор — и тишина.

— Вперёд, — нахмурился Теромос. — Дальше должна быть некая защитная система против сбежавших образцов. Активируем её, если оно окажется враждебным.

Вы не побежали вперёд — пошли быстрым шагом, взяв палочки наизготовку. Если бы ты мог потянуться вперёд разумом… Опасно. Нельзя, совсем нельзя, позже, как покинете Храм…

Чья-то тень скользнула впереди. Шесть разноцветных лучей ударили в неё — без толку осветили сумрак да выбили каменную крошку. Никого. Ничего в псионике. Настораживающая тишина.

Добрались до перекрёстка без происшествий. В его центре — большой иссиня-чёрный кайдариновый кристалл, вокруг которого вращается множество кристаллов малых, преимущественно жёлтых. Теромос со столь сильным облегчением, что его почуяли, наверное, и Роб с Оли, приблизился к загадочному механизму и вступил с ним в псионную связь. Волна чего-то незримого, явно псионического разошлась от кристаллов во все стороны, оставляя ощущение невнятной скованности.

— Это уникальное творение первых Зел-Нага, — мыслеголос протосса доносился словно бы издалека, что-то глушило его, едва не заглушало. — Они называли его Подавителем Эманаций, созданным специально против могущественных псиоников, таких, как Вторые, — ты понимающе кивнул: замеченное вами присутствие определённо принадлежало такому псионику. — Его работа в чём-то напоминает легенду вашего листа — дыхание пустоты. Подавитель «выпрямляет» любые «переписывающие» эманации за пределами тела. Псионикой всё ещё можно исцеляться, ускоряться, убивать касанием, но всё прочее он давит. Волшебство же…

— Редукто, — чётко произнёс ты, нацелившись на стену. Ничего.

— Зелья, — бросил Снейп, вытаскивая из капчалога целую коробку.

— Оружие, — отразил его интонацию отец, вытащив буквально из рукава сундук. Открыл — там обнаружился добрый десяток магических кинжалов. — Артефакты же работают?

— Те, чьё действие ограничивается собой и врагом, — холодное одобрение Теромоса, который первым же схватил один… в другой руке сжимая самый настоящий маггловский револьвер. На вопросительные взгляды протосс откровенно ухмыльнулся: — Подарок Морулиса. С неразменными пулями.

Мысленно кляня себя, что слишком полагаешься на палочковую магию (семь запасных палочек, сейчас совершенно бесполезных!), взял один кинжал — ещё один таки нашёлся в капчалоге. У Ханны были свои. Роб и Оли выбрали самые тяжёлые, у Снейпа — алхимнож, а отец распихал по карманам оставшиеся, сжав один в деснице. Глотнув усиливающих зелий и «наслаждаясь» гадостным послевкусием, вы продолжили движение.

Однако в одиночестве вы шли недолго. Два голема размером с человека выдвинулись из ниши и невозмутимо встали рядом — совсем не похожие на конструкты, но всё-таки творения Зел-Нага, монолитные, точно вырезанные из металла, четвероногие, напоминающие скорее пауков, с четырьмя же руками, оканчивающимися массивными клешнями. Голов у големов не было — да и не похоже, чтобы они в них нуждались. Прежде, чем вы напали, — а Снейп уже направил алхимнож, на свойство удлинения которого «подавитель эманаций» подействовал никак, — Теромос поднял руку:

— Это система безопасности Хранилища. Я активировал её, включив подавитель. Интеллект системы посчитал нас объектом защиты. Пока не покинем Хранилище, эти малые стражи будут нас оборонять.

— И они справятся с той тварью, которая нас разглядывала? — голос Снейпа прямо-таки сочился скепсисом.

— Это специализированные конструкты, — холодная усмешка от Теромоса. — Их сотворили для охоты на псиоников как внутри, так и вовне поля подавления. Обрати внимание на эти кристаллы, — мыслеуказал наверх. На высоком потолке действительно виднелись насыщенно-синие кристаллы. — Это аналог террановских турелей, и они работают под подавителем. Я не утверждаю, что мы в полной безопасности, но Хранилище — на нашей стороне.

Идти с двумя големами было странно. Ты всё время ожидал подвоха, не в силах прощупать их иноразумом или псионически. Големы просто семенили ногами, похожие на роботов из фантастических маггловских фильмов. И если первые несколько минут и ещё одни большие врата спустя всё было спокойно, то потом громыхнуло и тряхануло так, что вы едва на ногах удержались! Ты ощутил отдалённую концентрированную злобу, буквально жажду что-то или кого-то разорвать и уничтожить. Впереди!

— Идём дальше, — взял себя в руки. — Это же кратчайший путь?

— Верно, Энтони Даффи. Стражи защитят нас.

Следующие врата буквально вывернуло так, что едва успели отпрянуть в сторону. Ядовито-фиолетовые щупальца в человеческое тело толщиной потянулись к вам… С тихим шелестом прозрачные, едва заметные снаряды от потолочных кристаллов отсекли их на пол. Големы шагнули вперёд и залили пролом ярко-оранжевым огнём из бывших клешней, обернувшихся раструбами пушек.

— Мне уже нравятся эти ребята, — хмыкнул отец. — Можно их забрать с собой?

Тем временем, сзади подошла ещё пятёрка стражей, бросившаяся прямо в пламя. Что-то вспыхнуло, врата оплавило, и ваши защитники убрали пламя. За дырой — обычный коридор с огромной подпалиной на полу. Зато дальше — сплошь открытые двери.

— Почему они открылись? — спросил ты, когда вы шли мимо, с опаской оглядываясь. Пятёрка стражей убежала, размываясь от скорости, куда-то вперёд. Коридор разделился, вы пошли в правый, потому что из левого слышались глухие взрывы.

— Полагаю, мы выпустили нечто, — предположил Теромос, — во время активации узла трансформаций. Я думаю, что это реакция существа на активацию защиты. Оно пытается отвлечь от себя внимание, выпуская прочих пленников. Я лишь не понимаю, откуда оно знает, как. Это не Зел-Нага, иначе он бы уже…

— Охотник! — озарило тебя. Пояснил для остальных: — Это существо, которое охотилось за Зел-Нага, они говорили, что оно поглощает их эссенцию и псионику. Амун хотел поглотить его силу и…

— Амун мог оставить его незапертым, — согласился Теромос. — Охотник не был ему ровней, однако он обладает знаниями поглощённых Зел-Нага и понимает, как работает защитная система. Не стоит полагаться на неё более необходимого.

— Спасибо, успокоил, — вырвалось у отца. — Если «Охотник» сильнее этих ребяток и пушек, то что мы вообще…

— Он слабее, — перебил ты со странным чувством. Отец обычно лез вперёд, а сейчас вперёд вёл ты, где он хотел бы отступить. — Амун поглотил почти всю его силу.

— Не обольщайся, Энтони, — предостерёг Теромос. — Это существо сражалось с более сильными Зел-Нага и побеждало. Оно хитро и умело. Будьте предельно внимательны.

Коридор вновь разделился на множество мелких, целый десяток, часть из которых уходила вверх, часть — вниз. Вот только ведущие вверх были недоступны: тёмно-жёлтая дымка сочилась из них и вот-вот закрыла бы все остальные. Ничего хорошего псионикой от дымки ты не чувствовал, Теромос и вовсе крикнул:

— Быстрее! — первым побежал в один из «нижних» коридоров. Стоило спуститься в сопровождении стражей, как позади раздался грохот — потолок буквально обвалился, блокируя возвращение. На мгновенье почудилось, что кто-то внимательно разглядывает вас сверху, но там лишь успокаивающе мерцали синие кристалл-турели.

Быстрым шагом шли вы по слегка расширившемуся коридору. Периодически попадались боковые двери в небольшие залы, полные кайдариновых кристаллов и уже знакомых тёмно-зелёных шаров-капсул.

— Что это за место? — поинтересовался отец, поглядывающий на капсулы с явным интересом. Чувствует что-то иноинтуицией? Там какие-то сокровища?

— Личная лаборатория одного из Зел-Нага по имени Урос, — ответствовал Теромос. Указал на ближайшую дверь, за которой был уже не залик, а целый кристальный лабиринт. — Вот там он эксперименти…

— Стоп, — резко прервал Снейп. Вы остановились вслед за ним. — Там находится хранилище эссенций? Есть ли среди них…

— Да, там есть подготовленная эссенция Зел-Нага, — медленно кивнул Теромос на хмуро-вопросительный взгляд Снейпа. — Это то, что ты ищешь, Северус. Мы не останемся с тобой. Нас ждёт Консоль управления, от которой зависит всё.

— Отвлеку, если найдёт, — мрачная ухмылка. — Удачи, — и, не слова говоря, не дав вам толком попрощаться, ступил в зал, мгновенно потерявшись в переплетениях кристаллов, и ты усилием воли сдержал порыв прорвать иномагический скрыт.

> Последуем обратно по разделившейся нити Авалона сквозь километры камня, через мостики над синей мглою, по следам Зел-Нага, ушедших эоны назад в просторы зелёных всполохов. Где-то здесь трепещущая на реальностном «ветру» нить поделилась снова — и мы летим вдоль неё, в целый океан энергий Пустоты, впрочем, не особенно и плотных.

- Хорошо, — признала, наконец, Элла. — Мы потерялись. И я запуталась. Зачем нужно это место?

— Возможно, оно не нужно, — предположил Мойлин. — Если движение этих… фрагментов Храма имеет смысл, то они могут подготавливать всё это к превращению в какой-нибудь механизм.

— Или остаться в готовом к превращению состоянии? — улыбнулась догадке Элла. — Похоже на правду? Это не поможет нам выбраться?

— Полетим к центру вихря, — предложил Мойлин.

— Нет, — Элла прикрыла глаза и резко остановила пузырь реальности***. — Я должна догнать Энтони. Не уверена, что он справится со своим испытанием один.

— Разве должна? — хмыкнул Мойлин. — Квесты индивидуальны — я не ошибаюсь? Этот Энтони должен пройти свой сам.

— Я помогла с Ковчегом, Морганой, Костью, — она открыла глаза, и сейчас в них отражалась решимость и некая… искра. Мойлин выдал своё удивление лишь расширившимися глазами — он, как и я, разглядел нечто глубже, чем изначальная эссенция. Это и есть то семя, о котором говорила Хранящая Время? — Помогла с возрождением Фло. Закончила начатое Луной. Окончательно разобралась с Алфредом, — Мойлин отвёл взгляд, не выдерживая внутреннего пламени, не проявленного визуально, но… — Направила силу Джу. Создавала Анх. Моя миссия в сеансе — быть лидером, проводником, помощником для всех. Я уверена, что Энтони не справится один.

— Много на себя берёшь, — смесь одобренья и сомнения. — Слышал, из таких выходят хорошие тзинчиты.

— Скорее Тзинч будет у меня на побегушках, — вновь зажмурилась, вращая пузырь из стороны в сторону.

— Все они так говорят, — только рассмеялся Мойлин. — А потом оказывается, что служат Владыке Перемен, того и не подозревая.

— В таком случае, — торжествующая улыбка, финальный разворот пузыря, — я научусь так же крутить вероятностями и возможностями, как этот «владыка».

— Тысячелетние эльдары-предсказатели — лишь пешки в его руках

— Иногда, — пузырь набрал скорость в совершенно случайном, на первый взгляд, направлении, — не нужно играть по правилам. Если мне понадобится сравниться с Тзинчем, я сама создам доску и правила для игры. Фигуры не самостоятельны, — пузырь догоняет фрагмент, в котором Мойлин узнаёт тот самый, из которого их выбросило. — Игроки связаны правилами и доской. Мне это не подходит. Я инженер — сама буду создателем игр и правил, каким мнит себя Тзинч.

— Алфред этого не понимал, — молвил Мойлин, отражая её улыбку. — Он думал, что достаточно быть игроком, чтобы победить богов.

— На равных встать с творцом может только что творец, — ответствовала Элла. — Правда, Модрон? Благодарю за помощь.

«Изобретательно», — тихая мысль обошла все защиты что колдуна, что Мага, проигнорировав и стенку пузыря.

— Могу ли я рассчитывать на консультацию? — спросила Элла, готовая к отказу.

«Зависит от сложности задачи», — пришёл немедленный ответ.

— Поверь, задача будет — сложной. Как раз по части Сильфа Разума.

Ответа не последовало. Пузырь вновь удалился от фрагмента — на этот раз Элла вела его уверенно.

— Как ты нашла путь обратно?

— Нить домена, — впереди показался новый фрагмент, и разминуться — невозможно, путь не потеряв. — Модрон прикрепила такую ко мне тоже. Спрятала, но я нашла. Наложу призрачность, готов?

— Давай, — он опустил щиты.

— Фазма форматус! — взмахом палочки обвела их двоих.

В следующую секунду пузырь протаранил фрагмент размером с гору, пролетел насквозь, следуя за путеводной нитью. Мойлин выдохнул с облегчением, оглядывая прозрачные руки:

— Это надолго?

— Сутки или пока не отменю. О, ещё один.

Прорыв сквозь следующий фрагмент Мойлин перенёс получше, уже не сжимая судорожно зубы, не тянясь к варпу, не заставляя себя отказываться от тысячи и одной защиты. Спустя десяток фрагментов и минут двадцать полёта Элла замедлилась, сняла призрачность и синхронизировала пузырь уже не с горой, а целым астероидом — может быть, и чем-то большим: зелёная дымка позволяла видеть лишь верхушку айсберга.

«Прифрагментились», нашли точку, где команда Энтони вошла внутрь. Элла не знала, как открывать «двери» Зел-Нага, и в очередной раз провернула трюк «просто повтори»: вчувствовалась в псионный механизм, воспользовалась его древностью, активировала ту часть, которая активировалась позже, чем тысячи лет тому назад. Трюк не подвёл: камень растворился в воздухе, открывая путь. Элла бросила последний взгляд на «пустотную бурю», чуть сузила пузырь и втиснула его внутрь.

Проскользнула по лестнице так быстро, что пришлось закрыть глаза, чтобы не закружилась голова. Замерла перед узковатым (для Зел-Нага) проходом. Потянулась к пси-символам, заполняющим камень.

— Галерея Памяти, — озвучила Мойлину. — Это место — записанная история Зел-Нага. Я постараюсь транслировать тебе выжимку. Задержимся здесь: Галерея — прекрасный источник знаний о языке и технологиях Зел-Нага. Здесь пять версий, от самой поверхностной и простой до той, что для историков и летописцев. Я… — секунды самооценки, — Да, четвёртая изобилует ненужными деталями. Первая слишком обрывчата. Вторая или третья?

— В чём трудность выбрать? Время?

— Сложность, — поморщилась Элла. — Первую я осмыслю без труда, со второй уж справлюсь, но третья? — вздох. — Внутри содержится ценнейшая информация становления Храма, но она рассчитана на полноценных Зел-Нага, не на человека, будь он трижды гениален. А знаешь? — сжала в руках светящийся Анх. — Сделаем это. Конфи?

— Я готов к приёму информации, — отозвался ИИ, привыкший к роли молчаливого, да мотающего на ус наблюдателя.

— Жизнь? И Надежда, — кивнула своим мыслям. — Вперёд!

И сделала первый шаг, крепко сжимая руку Мойлина. А затем внешний мир растворился для неё, пропал в массивах информации, живой памяти Зел-Нага, отпечатанной, заботливо упорядоченной в этих стенах. Этой информации было столько, что Элла делала один шаг там, где Теромос и сотоварищи — двадцатку. Золотой свет закрутился вокруг неё стремительным потоком — эссенция, а следом за ней форма и псионика Эллы адаптировались к сверхбыстрой обработке сверхплотных и сверхчастых пакетов данных. Этот свет вскоре затмило сиянье Анха: Элла соединила эссенциалистику с манипуляцией двумя аспектами, а третий, Дыхание, выступил источником «энергии», опорой для её воли.

Семь шагов сделала Элла. На третьем шаге она перестала передавать Мойлину выжимку. На пятом — сжала его руку до боли. На шестом из носа потекла кровь. На седьмом она остановилась. Свечение погасло. Элла сплюнула кровь:

— Язык прикусила, — глубоко вдохнула и медленно выдохнула, ослабляя хватку и, вместе с тем, исцеляя руку Мойлина.

— И как, стоило того? — спросил лишь он.

— Не знаю, — потёрла голову свободной рукой. — Там, дальше столько всего полезного…

— Мне казалось, превозмогания — это в духе дуболомов из космодесанта, а не инженеров-техножрецов, — капля иронии заставила Эллу пристыженно опустить голову.

— Ты прав, — она собралась с силами. — Задача — сбор информации с третьего уровня. Узкое место: ретранслятор-я и я-носитель. Решение… Ретранслятор нуждается в оптимизации, — золотая вспышка. — Разнести ретранслятор и хранилище информации? Мне нужен Кристо, — связалась с рекомым.

— Я бы не отказался послушать.

— Медленно думаешь, — отмахнулась Элла. — Потом скину лог, будет время, разберёшься, — ушла в виртуальное пространство нейробруча.

Секунда, две, три…

— А, вот оно что!

— Подсказал?

— Держи, — Мойлин поморщился от объёмного инфопакета. — Кратко: есть несколько технологий. Использую двойную. Следи, чтобы вокруг не было опасностей, я полностью уйду в работу. Просто веди меня вперёд с одной и той же скоростью. Два шага в секунду.

— Как пожелает госпожа техножрица, — тонко улыбнулся он.

Элла вновь закрыла глаза, снова засветилась золотом, вот только Анх спрятала обратно. И пошла. А спустя полчаса Мойлин вывел её на открытое пространство, где галерея превращалась в мост, один из сотен тысяч в синей дымке.

— Хорошо, — открыла веки, возвращаясь в реальность. — Я ухватила кое-что, но нужно углубиться, — вытянула руку: на ладони появилась прозрачная капчакарта. — Кристо придумал, как записывать информацию сюда. Сжимать не нужно, алхимизировать по ней — нельзя, только читать с отпечатка. Повесь над пузырём щиты и какую-нибудь сигнализацию, нам нужно будет полчаса, чтобы разобраться с этим.

Получаса не хватило. Два часа Элла читала с карты, то и дело останавливаясь для осмысления и сбрасывания Мойлину конспекта. Когда закончили, размялись (вернее, размялся Мойлин — Элла полурефлекторно «сбросила» усталость, крутанув свою эссенцию) и продолжили полёт. Холл нисколечко не заинтересовал их: узнали и о нём, и многом другом из Галереи Памяти. Вместо лифта использовали заклятье призрачности, одним рывком оказавшись внутри Хранилища.

Само по себе Хранилище, согласно Галерее, разделили на три основных секции: собственно, хранилище образцов, тюрьму для интересных созданий Пустоты и личные лаборатории отдельных Зел-Нага, изучающих и экспериментирующих с живыми и неживыми находками и творениями. Эти Зел-Нага больше прочих напоминали алхимиков, пользовались немалым уважением остальных: именно они находили или конструировали ядро кристаллизации для новой вселенной. И такое же ядро алхимизует Элла для Песни, когда настанет время.

— Сколько же здесь интересностей! — воскликнула Элла, оглядевшись. Впрочем, её улыбка тут же померкла. — Что-то не так. Мойлин, кинь любое заклятье за пузырь.

— Ну допустим, — он вновь соединил инфомагию и варп-колдовство. Синяя змея вынырнула наружу, чтобы пропасть в мгновенье ока. — Нас также б растворило?

— Нет, — качнула Элла головой, касаясь стенки пузыря. — Что-то среднее между полем автоупорядочивания и дыханием пустоты. Думаю, «поле подавления».

— Которое Зел-Нага придумали против Вторых, — кивнул Мойлин. — Кто его включил? Этот «Амун»?

— Нет, — уверенный ответ. — Для Амуна и для любого Зел-Нага это поле — как лишиться рук. Полагаться только на смену формы, на чистоту эссенции… Поле включила команда Энтони или система безопасности тюрьмы. Энтони активировал главный узел трансформаций, а стандартная процедура, как мы теперь знаем, открывает большинство запоров Храма, в том числе секции тюрьмы. Если кто-то из Зел-Нага оставил закрытым в секции, но не камере сильного псионика, то он освободился.

— Зачем открывать секции тюрьмы? — нахмурился Мойлин, не успевший освоить столько же информации, сколько Элла. — Зачем кому-то из Зел-Нага не закрывать камеру?

— Если я правильно понимаю, закрытие камеры — не самая простая процедура, в то время как секции блокируются автоматически, — пожала плечами Элла. — Могли же быть среди Зел-Нага невнимательные или чем-то увлечённые? Или Энтони случайно открыл и камеры? Секции тюрьмы и вообще все секции — каждый коридор Храма используется для распределения энерготоков во время творения вселенной. Если их не открывать, то двери может снести перепадами энергии. Узел просто обязан снять любую блокировку. Что? Мойлин, Зел-Нага не были дураками, просто Храм изначально не был их домом, они стали жить в нём позже. Планировалось, что большая часть помещений будет «продуваться» Пустотой, снижая нагрузку на несущие псионные конструкции.

— Допустим, — неохотно согласился с аргументами. — Значит, против нас будет «система безопасности»?

— Вероятно? — пожала Элла плечами. — Пузырь другой реальности должен спровоцировать её? Или то, что мы псионики, пусть не чистые формой? Я слегка расширю наш объём, — отодвинула стенки на метр. — Внутри можем колдовать: подготовь что-нибудь мгновенно-контактное и щиты. Если нас атакуют, то физически. Мой Зонт… — вскинула рекомый и набрала несколько комбинаций, — ожидаемо работает только внутри. Игротехнологии основаны на коде. Полагаюсь на тебя, Мойлин. Я плоха в ближнем бою, — быстрой манипуляцией с алхиматором создала пару световых мечей. — Нужен такой? Металл режет, но с трудом.

— Обойдусь, — извлёк из своего «инвентаря» пару силовых мечей. Активировал — по ним пробежали едва заметные молнии. — А тебе такие? Силовые клинки — разрывают броню… хм, неким полем? Боюсь, я не специалист в древних технологиях.

— Я тоже, — Элла взяла третий меч, деактивированный. Оценила. — Не высшая технология. Верхние уровни индустриалов. Превосходная оптимизация. Настолько миниатюризировано, насколько возможно, не поднимаясь дальше по техуровню. Принцип… не могу уловить, нужно время. Определённо совершенней световых мечей, — капчалогировала их обратно. — Ещё один, пожалуйста. Это сенсор активации, верно? Мне нравится? Готов?

— Более чем, — предвкушающая ухмылка. Мойлину не терпелось столкнуться с новыми загадками Храма, с новыми противниками, с новыми вызовами. Это стало новым ключом к его душе, основным двигателем, вместо потерянного, оставленного на павшем Люосе.

— Выдвигаемся, — а вот Элла спокойно сосредоточена, привыкла решать задачи последовательно и неуклонно. Пожалуй, это упорство, во многом даже упёртость, роднит её с духовной матерью, Хранящей Время, как и достигшей богоуровня, так и ещё Кирой Царёвой. Они разные, но некое глубинное сходство всё-таки прослеживается.

Пузырь реальности полетел вдоль нити Авалона, огибая капсулы с образцами. Многие из них были разрушены: экзотические вещества и проявления Пустоты трепетали причудливыми лепестками или разливались странной жижей. Самые опасные из этих веществ — пси-активные, но именно они бессильно развеялись в воздухе, оставив после себя разноцветные пятна и едкие запахи. Элла накинула капюшон, комбинезон закрыл её лицо гибким прозрачным стеклом, переключившись на замкнутый дыхательный цикл. Достал шлем-маску и Мойлин, предпочитая не полагаться на аналогичные заклятья: неизвестно, что с ними будет, если выбросит из пузыря.

Миновав несколько врат, они влетели в те, у которых от дверей остались только обгорелые обломки. А следом влетели хозяева этого места — две размытые тени, в ускорившемся восприятии Эллы — паукообразные роботы. Мойлин принял пошедших на таран конструктов щитом, вытолкнув прямо в распахнутые двери камеры. Те среагировали, как и положено: мгновенно захлопнулись, и роботы, ловко приземлившиеся на ноги, не успели выбраться. Следом среагировали турели на потолке, и Мойлин отразил очереди прозрачных импульсов, напоминающие Элле заклятья «секо».

— Дальнобойное или вверх? — бросила она.

— Найдётся, — Мойлин убрал мечи и достал огромнейшую пушку с двумя стволами, усилил себя заклятьем, махнул Элле, чтобы встала ему за спину, навёлся и выстрелил, пошатнувшись от отдачи. С оглушительным шипением, почти свистом голубовато-белые конусы плазмы буквально разорвали турели Зел-Нага. Мойлину хватило всего трёх выстрелов, чтобы залить их все огнём, а заодно самого себя — потом.

— Не слишком? — хмыкнула Элла, оценивая оружие. Более чем эффективное, техуровнем проще, чем силовые мечи. Недальнобойное, но до потолка хватило с лихвой.

— Кто знает, какая у них защита, — откликнулся Мойлин, охлаждаясь и высушиваясь магией. — Старая-добрая мультимельта — гарантия успеха.

— Ты полезней, чем я ожидала, — молвила она, направляя пузырь вперёд.

— Разграбил старые запасы, — он экипировался более мощной версией лазерной винтовки — хэлганом, зарядив её инфомагией вместо громоздкого генератора. — Видишь уцелевшую турель? — та немедленно выстрелила. — Дай-ка прицелюсь… Сойдёт, — всего лишь второго попадания хватило, чтобы кайдариновый кристалл турели разлетелся на осколки. — Летим повыше, чтобы эти твари не запрыгнули.

«Твари» — малые стражи — не запрыгнули. Вместо этого полтора десятка конструктов прямо в прыжке трансформировались в летающих дронов с миниатюрным реактивным двигателем и устройством антигравитации. И, конечно же, пушками, не менее смертоносными, чем хэлган Мойлина. Тот полностью сосредоточился на щите. Хэлган позаимствовала Элла, полуавтоматизировав программу уклонения для пузыря, выцелила одного и стражей, подбила… тот ещё в падении трансформировался, зарастив повреждения.

«Давай мультимельту», — скомандовала она, переключившись на мыслесвязь.

«А… — возобновил пробитый слой щита, — справишься?»

«Давай! — один из стражей выстрелил иглой, которая прошила щит и в сантиметре разминулась с плечом Мойлина. — Гранаты есть?»

«Плазменные пойдут?»

«Да».

Дальнейшее Мойлин запомнил как круговорот. Пузырь, игнорирующий инерцию и трение, превратился в настоящий воздушный перехватчик с мультимельтой в качестве орудия. Сам он даже не пытался понять что-то в этом хаосе, полностью сосредоточившись на возобновлении щитов и их бесконечной адаптации к бесконечно же адаптирующимся роботам Зел-Нага. Пожалуй, эти роботы, эта адаптация напоминали ему некоторых демонов Тзинча… была ли чистота эссенции угодна Владыке Перемен? Знал ли он о ней? Загадка, которую он не собирался разрешать.

Демоновы «загадки» он оставил за бортом. Перед ним, ещё далеко, но уже различимо простиралась новая жизнь. Билетом в неё служил успех игроков, а самая важная из них — Элла Мэйдж. Поэтому он стал её защитником — когда узнал, как глупо отказалась от защитника, предоставленного Системой — невероятно любопытной «организацией», которой, возможно, посвятит сколько-то лет новой жизни. Или, быть может, займётся Альянсом? Так много вариантов открывается вдали!

Пока Мойлин размышлял о будущем, не забывая посматривать по сторонам, Элла уверенно вела пузырь реальности по коридору, на сей раз — не очень быстро, изредка приостанавливалась, разглядывая или обходя различные аномалии и останки пленников тюрьмы. Порой она задерживалась, изучая что-то эссенциалистикой, порой ускорялась, особенно когда «останки» проявляли агрессию. На них нападали малые стражи и кристалл-турели, но с каждым разом побеждались всё быстрее.

Однажды пришлось иметь дело с живым лиловым туманом, медленно поглощающим эссенцию фиолетового щупальцевого монстра. Выстрелы мультимельты туман проигнорировал, и его оставили в покое: существо двигалось очень медленно и не проявляло особой агрессии — так, потянулось проверить, не вкуснятинка ли мимо пролетает. Несколько стражей уже были сочтены туманом чем-то вроде консервы, смяты, раскрошены, а их эссенция — выедена до последней капли.

В центре перекрёстка тюрьмы — кайдариновый кристалл, окружённый, точно планета спутниками, кристаллами меньшими. Он был укрыт силовым полем, частично поглощающим, частично отражающим любой сигнал высокой интенсивности — частицы материи в том числе. Элла немедленно распознала в нём источник поля подавления.

— Разрушим его? — предложил Мойлин.

— Нет? — Элла обогнула «генератор», не забыв создать его «призрачное капча-фото» с помощью МКА. — Я не уверена, что мы справимся с защитными системами без него? Я бы обязательно поставила несколько дублирующих? Что, если псионик, которого он сдерживает, ещё здесь?

Спустя очередные разрушенные врата и восемь сожжённых малых стражей они долетели до очередной развилки. Вернее, развилкой это было раньше. Огромный коридор тюрьмы разделялся на десятки малых, уходящих вверх и вниз. Вот только нечто обрушило полы и потолки, а затем спекло их потрескивающей коркой. Учитывая, что мультимельта почти не вредила материалу Хранилища, пробить ей путь было невозможно. Элла оценила толщину преграды, подлетела и расширила пузырь внутрь, достала до той стороны и открыла портал.

— Тридцать сантиметров толще, и не получилось бы, — заметила она, ведя пузырь по слегка расширившемуся ходу куда-то вниз. — Не уверена, что смогла бы трансфигурировать этот материал.

— Какой бы прочностью он ни обладал, классическая магия действует на уровне концепций, — парировал Мойлин.

— Не совсем так? — нахмурилась Элла. — На уровне «чистых» концепций работает Фаэр, Чудо, то, чем Мерлин создал изначальную эссенцию. Классика — это минус-истина, обладающая рядом количественных характеристик — оценок её силы. Поэтому волшебные щиты можно пробить немагическим воздействием, по крайней мере, некоторые. Иногда магия неотличима от чистой концепции, но когда происходит её столкновение с плюс- или минус-чем-то, то эти количественные характеристики начинают играть роль. Заклинания могут быть разной силы, волшебники — тоже. Я считаюсь сильным магом, но не великим. Джу сильней меня, Альбус, спрайт Марка, — тоже. Я не превратила бы эту преграду в воздух и за дни.

— Интересная информация, — улыбнулся новому Мойлин. — Инфомагия также обладает количественными характеристиками — это плюс-воля, верно?

— И её количественные характеристики меняются и измеряются иначе, чем у классического волшебства, — кивнула Элла. — То же самое — с иномагией, божественной силой, плюс-бытием лучерождённых… примеров плюс-истины не знаю?

— Нелуна?

— Скорее Варсиэр, — задумалась Элла. — Нелуна — это предельная истина, плюс-бесконечность. Я думаю, что чистые боги, существа вроде Ивицера, уходящие иномаги, носители предельной воли — почти никто, почти никогда не пользуется бесконечностями. Это как применить Свободный Ключ полностью? Бесконечность слишком разрушительна, если не для пользователя, то для реальности вокруг. Но Алиса может генерировать плюс-волю любой «напряжённости», в отличие от нас, а Право даёт Элрику способность на минус-истину любой «силы». Погоди-ка!

Пузырь замер. Проход влево вёл в большой зал, полный кайдариновых кристаллов, преимущественно золотых.

— Нить делится?

— Да, — Элла повернула в зал. — Если Модрон не заинтересовалась этой лабораторией, то здесь остался кто-то из команды Энтони, — махнула палочкой на вход, пока он в пузыре, трансфигурируя воздух в сталь.

— Есть кто? — крикнул Мойлин.

— Есть, — любой, кто хотя бы урок учился у Северуса Снейпа, узнал бы каплю яда в этом голосе. — Я думал, вы займётесь Анхом, — фигура Снейпа материализовалась у стенки пузыря. После небольшого колебания он сделал шаг внутрь.

— Он почти закончен, но нам нужна помощь.

— Какое совпадение, — кривая улыбка. — Мне — тоже.

> скользнём вдоль нити, невыбранной Эллой, нити, уходящей вниз, двинемся не только в пространстве, но и во времени, удаляясь на сотни метров и, вместе с тем, часы назад. Минуем лаборатории Уроса, Зел-Нага, некогда размышлявшего о модификации-ускорении Цикла, пронесёмся по техническим коридорам и нагоним небольшой отряд из пяти людей и одного протосса, замерший в нерешительности на площадке-перекрёстке ровно тот момент, когда Дилан Даффи предупреждающе крикнет. Дилан не успеет.

Площадка треснет, все шестеро провалятся, и клубящаяся внизу тёмная субстанция, нечто среднее между жидкостью и газом, не даст им разбиться и разнесёт в разных направленьях. Это место — один из трансформаторов слабой напряжённости, безопасный для человека исключительно при работающем поле подавлении. К счастью, поле работает, поэтому субстанция даже пропускает воздух, позволяя, пусть и с трудом, но дышать через себя.

Каждый из шестерых уцепится, кто кинжалом, кто рукой, и выберется наверх, в коридоры, наполненные тревожно мерцающим, тусклым, едва позволяющим ориентироваться красным светом. Кажется, что кристальные образования на стенах вот-вот погаснут — а мерцанье напоминает трепыханье сердца, которое вот-вот замрёт навечно.

Такие трансформаторы — своего рода «канализация» Зел-Нага, в которой накапливаются паразитные выбросы энергий, материй, эссенций и всего такого (как мы помним, для «инженерной алхимии» Зел-Нага всё это взаимозаменимо, взаимопревращаемо). Чёрная субстанция не разрушает принесённое сюда, а сортирует, направляет к специальным деструкторам (да, Зел-Нага пришли к раздельной переработке мусора задолго до появления Земли), соединяющимся с энергосетью Храма. Но нас интересует не устройство «канализации», а Энтони Даффи, только что выбравшийся на поверхность, отряхнувшийся от липнущего чёрного полутумана-полужидкости.

> будь Энтони Даффи

Ты не знаешь, что делать. Интуиция подсказывает, что всё это подстроено — но кем? Логика же парирует: вы миновали немало разрушений, неудивительно, что попали под одно. Простая неудача. Как говорил Райс, не надо упорно искать иное в обычном порядке вещей, не то оно найдётся. И плохо будет всем. Связь с Ханной осталась, но она сама не знала, где находится: только выбирается из «тьмы». Ваших стражей также разбросало. Ты остался один, без иномагии, без волшебства, с парочкой кинжалов — одним отцовским и одним трофейным.

Интересно, знала ли Хранящая о том, где и когда ты окажешься, ещё тогда, когда предлагала исполнение желанья? Знала ли она, что ты будешь брести по этому… что это вообще? Брести, постоянно оглядываясь, готовый ударить на любой шорох, движение, любую тень… Теней здесь было мало — слишком тускло. Никаких звуков — кажется, твои шаги тают в тёмных коридорах. Двигалась, струилась только тьма в этой… канализации? Отдалённо напоминало канализацию из маггловского фильма, на который как-то вытащила Ханна. Ты почти уверен, что зажечь палочку — не проблема, но не выдаст ли это тебя тому или тем, кто ждёт (нет — мог бы ждать!) во мраке?

Едва не бросился — не то от, не то на! — будто бы выплывший из темноты силуэт. Страж. С облегчением выдохнул. Всего лишь страж, невозмутимо последовавший за тобой, поворачивающий «голову»-кристалл в разные стороны, как принюхивающийся к чему-то пёс. Идти стало легче: тыл прикрыт. Страж ведь не растопчет тебя, если угроза будет впереди? Ход такой узкий…

Свет. Вдалеке показался свет, и это определённо свет волшебной палочки. Но чьей? Не Ханны — та свою не зажигала, как и ты, следуя во мраке. В отличие от тебя, она пользовалась иномагией, и мрак препятствием ей не был. Дилану, уверен, тоже. Значит, Оли или Роб! На черта эти идиоты светятся противнику?

— Роб? — узнаёшь его, подойдя ближе. Вид у Роба был потерянный, он озирался в разные стороны, пока ты не вышел на свет.

— Энтони? — с неожиданной надеждой смотрит на тебя. С его лицом что-то не так. Но что? Глаза! Он не моргает.

— Это я, — делаешь шаг назад. — Что случилось?

— Помоги мне, — пугающая беспомощность в его голосе. — Энтони, кто-то… — он сглатывает. — Кто-то надел моё тело.

— Страж! — восклицаешь ты. Пытаешься обратиться к стражу псионически, но тот игнорирует посылы. Нет, подходить к Робу, сошедшему с ума… или к тому, что надело тело Роба — сам не станешь. Ханна по мыслесвязи поддерживает тебя. — Роб?

— Помоги мне, — всхлипывает он. — Я умер, и оно надело моё тело.

— Тогда как ты просишь помощи? — отступаешь на границу круга света.

— Я не знаю, — рука с зажжённой палочкой дрожит. — Мне больно. Я должен умереть. Убей меня, Энтони. Убе… — резко прерывается. Всякое выражение пропадает с лица. Ты не хочешь встречаться с его взглядом. Бежать бы, да не уверен, что это хорошая идея. — Я не причиню вреда. Убей стража.

— Нет, — делаешь ещё шаг назад, во мрак, но Роб делает шаг вперёд. — Кто ты?

— Кто ты? — зеркальный вопрос. — Никто. Я Роберт. Я мёртвый, — ещё шаг. Ты отступаешь. — Кто-то надел моё тело. Помоги мне. Убей меня… его.

Неожиданно страж стремительным движением оказывается между вами. Его тёмно-синий кристалл наклонен к Робу и подрагивает, будто страж не уверен, будто пытается почуять, понять, разобраться…

— Это враг! — кричишь ты ему физически и псионически.

— Враг, — тело Роба подрагивает и подёргивается, точно кто-то зацепился нитками за мускулы и неумело управляет своей марионеткой. — Страж — это враг. Убить врага.

Роб или ¬не-Роб прыгает вперёд. Его тело с тошнотворным бульканьем меняется, кровь брызжет во все стороны. Страж невозмутимо отталкивает нечто в канал, полный струящейся тьмы, и прыгает следом. Звуки стихают. Ты разворачиваешься и бежишь обратно. Страж ведь справится? Если нет, то тебе лучше быть как можно дальше от существа, надевшего тело Роба!

Другой ты шепчет в глубине сознания, и ты-единый соглашаешься. Кольцо занимает место на пальце, тончайшей цепочкой прикреплённое к браслету. Так с ним работать проще, чем когда оно на шее. Обращаешься к Кольцу — первая капля иномагии за последние часы. Исчезаешь, растворяешься в мерцающем сумраке. Не так, как это делают неразимы, но так, как делает само Кольцо. Вздрагиваешь, когда нагоняет нечто, напоминающее нечеловеческий скелет с натянутыми поверх ошмётками Роба и стража. Замирает рядом на секунду — но проходит мимо. Кольцо — это талисман, Талисман, и его силы, особенно если смешать их с умениями Шарас… или с иномагией? Нет, не с иномагией! Но если оно тебя найдёт, будет ли выбор? Используешь всё, что есть!

Теперь ты не осторожничаешь. Быстрым шагом идёшь вперёд, оглядываясь, привлекая вторую каплю иномагии, чтобы почувствовать, где Ханна. К чёрту Теромоса, к чёрту папу! Тысячелетний воин и опытный иномаг как-нибудь сами разберутся, а Ханна… Ханна тебе дорога. Не простишь себе, если она натолкнётся на эту тварь и… и…

Находишь её, притаившуюся в нише. Утягиваешь в невидимость, взяв за руку. Вдвоём вы идёте дальше, теперь ориентируясь на иночувства Ханны. Находите осколок кристалла стража и его перекорёженную лапу — переглядываетесь. Лезть в ближний бой с этим существом — очень плохая идея. Охотник или нет? Мог ли он натягивать тела убитых на себя? Или просто принимал их облик? Но тогда почему не-Роб вообще говорил то, что говорил? Если честно, тебе совершенно не хочется знать ответы, а хочется поскорее убраться отсюда, затеряться в глубинах Храма, а эта тварь пусть и дальше сражается со стражами, конструктами, бесами — кем угодно, только бы не с вами!

(Нет, что оно поглощало Зел-Нага, не значит, что ориентируется по Храму лучше вас, нет, ты не будешь, не хочешь… не обратишься ко мраку немёртвых, чтобы убить его здесь и сейчас!)

Отца находите крадущимся меж колонн в небольшой зале, полной ям со тьмой, кажущихся бездонными (сработали крохи иночувств). Появляетесь заранее, чтобы он не атаковал, а Ханна успела проверить, точно ли это папа — или… Нет, всё тот же Дилан Даффи — ничего подозрительного, Ханна в иллюзиях разбирается тебя получше. Берёшь отца за руку и уходишь в невидимость уже с двоими.

— Опасные штучки делает твоё Кольцо, — комментирует он. — Опасные, да полезные.

— Не лезь к иному под Кольцом, — бросаешь ему ты.

— Не идиот, — серьёзный ответ. Да уж, папа — не идиот… пока это не касается его слабины. Его платы.

Найти Теромоса оказывается сложнее. Вы тратите больше часа блужданий по лабиринту, находите мёртвые тела, наталкиваетесь на следы крови — как похожей на человеческую, так и ядовито-зелёной, медленно разъедающей пол. Теромос ждёт вас — а иначе не назвать — у лестницы наверх, откуда льётся с непривычки яркий, успокаивающий жёлтый свет. Неразим не то что не вздрагивает — его мыслеуказание на лестницу, стоит вам появиться… не хватает только взглянуть на часы и сказать, мол, на десять секунд позже, почти что опоздали.

— А как же Оливер? — напоминает Ханна, пока вы поднимаетесь обратно.

— Никак, — отрезаешь ты. — Не думаю, что он выжил. Мы не будем проверять. Если всё получится, то потом…

— Не надо оправданий, — вздыхает она. — Я всё понимаю, просто… они так долго были с нами! Я учила их и училась у них, и…

Неожиданно для себя говоришь:

— Если ты хочешь… — дотрагиваешься до её ладони, сжимающей рукоять кинжала.

— Что? — она не поворачивается к тебе, как всегда бдительная, отслеживающая угрозы… как многого она могла бы достичь, если бы захотела? Если бы… если бы не было тебя?

— Хранящая должна мне желание. Она сможет их вернуть.

— В критической точке? — неуверенный вопрос. Ей хочется, чтобы ты её успокоил. Она хочет тебе поверить.

— Даже здесь, — ты выводишь наружу свою веру, оставляя на тёмного двойника червячка сомнения. — У неё есть способ, я уверен. Мы не видели, как они умирали. Давай сделаем так, чтобы нам не пришлось просить друг за друга.

— Давай, — слабая мыслеулыбка на фоне общей настороженности. Она не умела разделять себя, как ты, вместо того научилась совмещать. Ты определённо умел устраиваться в жизни, и тебе сильно повезло (та сделка с Дамблдором), но если убрать всю удачу (профессор Райс наверняка бы сказал, что удачи не существует, есть только ограниченность нашей точки зрения) и твоё положение, то как иномаг она была намного перспективней. И не только как иномаг. Смог ли бы ты выжить буквально на дне, не просто выжить, а ещё и мстить? Хватило ли бы тебе силы не устроиться, не поддаться, не измениться, а остаться собой — безо всякой поддержки со стороны? Вряд ли. Ей — хватило.

Её доверие по-настоящему дорого. Ты должен был его оправдать… или должен был не оправдать? Как будет лучше не тебе, а ей? Ты не имел никакого права выбирать за неё, но ты мог выбирать за себя, зная последствия выбора. Мог — но хотел ли? Это было не то решение, которое ты пожелал бы принять… но когда чурался неприятных решений? Иногда.

Мрак (не тот, что внутри) остался позади. Вы вернулись в светлые, не внушающие веры коридоры Хранилища, поспешили за Теромосом сначала быстрым шагом, а затем и бегом. Он знал, куда ведёт. Он знал, где выход.

Неожиданно вырвались в очередной громадный зал, посреди которого пульсировала тускло-жёлтая колонна света. Не замедляясь, Теромос вбежал прямо во свет, и тот унёс его вверх, а затем — и каждого из вас. Вы с Ханной летели, держась за руки, нехотя расцепили их, когда пришло время выпрыгивать из колонны вслед за неразимом. Вновь коридоры, обломки стражей, далёкие взрывы. Теромос остановился у очередных врат, прежде чем их открыть, сказал:

— Дальше поле подавления не работает. Там ближайший лифт на поверхность.

Врата медленно, будто бы неуверенно, отворились. Стоило сделать шаг на ту сторону, как что-то невыносимо тяжёлое упало с плеч. Иномагическое чувство — ты ведь приоткрыл себе доступ, оставил небольшую щёлку, чтобы найти Ханну, чтобы управлять Кольцом. И закрывать нельзя — ведь… да дементоров поцелуй, ну почему сейчас?

Резко обернулся. Оно напоминало нечто среднее между стражем и Робом. Куски плоти, хаотично перемешанные с металлом и кристаллами Зел-Нага. Оно медленно двигалось к вратам, ожидая некоего подвоха. Подвох последовал — сзади прыгнул целый страж, сцепился с ним, поливая огнём, вот только существо и не думало сгорать.

— Я остаюсь, — просто сказал отец. Уведомил, а не спросил. — Трансфигурация работает, — он махнул палочкой, и на месте врат образовалась сталь. — Зачарую эту дверь и буду перечаровывать, пока он не отстанет. Догоню вас, — ухмыльнулся. И ты, и все здесь понимали, что догонять, скорей всего, будет некому. — Потяну время. Бегом!

— Удачи! — бросил ты.

И вы побежали. Нет, не побежали — попрыгали. Ты и Теромос — через Пустоту, Ханна — способом, который показал тебе Райс, а ты — ей.

Лифт — платформу, сливающуюся с полом — нашли в зале со знакомыми капсулами, точной копии того, в который спустились изначально. Платформа унесла вас в небеса, Хранилище осталось там, в километрах внизу. Вышли на другой стороне Холла. Теромос несколько раз ударил в случайные, на первый взгляд, точки платформы, и ты ощутил лёгкие псионные всплески в этих местах.

— Больше она никого не повезёт, — ответил он на молчаливый вопрос.

— Папа всё равно бы её не вызвал, — это звучало как оправдание. Потому что оправданием и было?

— Твой отец был человеком чести, — Теромос не сомневался ни на миг, что он уже погиб. — Поспешим, чтобы его жертва не была напрасной.

После случившегося собраться было откровенно тяжело. Ты зачерпнул самую каплю тьмы, чтобы успокоиться. Немного холодности и адекватности не помешает. Вы поднялись над Холлом по тонкой лестнице без перил — перестраховались чарами сцепления. Ступать под ними было трудно — точно отрываешь ноги от клея — зато не упадёте в безумную пропасть. Теплота Ханны, её боль, собственная боль и холод уже не «одной лишь», а «целой» капли смешались в груди. Ты заставлял себя идти и поддерживать Ханну. Должен быть сильным!

На той стороне Теромос попросил тебя:

— Используй Кольцо. Уничтожь этот мост.

— Плохая идея, — уловил всю ту же мысль протосса как можно качественней разорвать дистанцию между вами и Охотником. — Я сделаю вот так, — наклонился, притронулся пальцем к поверхности моста и выпустил силу Кольца привычным способом. Способом, который не раз и не два помогал тебе и Гильдии выходить сухими из воды. Незримая волна стирания устремилась назад, уничтожая каждый след, убирая всякий намёк, какой именно мост вы выбрали.

— Изобретательно, — одобрил Теромос. — Пойдём. Это не будет иметь смысла, если Охотник увидит нас из Холла.

Уже втроём ступали по той же дороге, что и тысячи Зел-Нага некогда до вас, и разумы их проносились на границе восприятия, мёртвые, с холодным интересом наблюдающие за существами, здесь находиться недостойными. Ощущение возвышающей гармонии исчезло. Пробудившийся Храм был вам чужд, его смутное, а всё более и более фокусирующееся внимание смотрело на своих пробудителей не более чем на букашек, мелких паразитов, вторгнувшихся в святая святых.

Тех, поздних Зел-Нага, поколения Амуна и сотни до него, он тоже не принимал, не считал полноценными, достойными, однако они хотя бы напоминали Храму своих настоящих хозяев, вели себя похоже, продолжали Цикл. Храм не принимал выродившихся Зел-Нага — но не отторгал. Вас же, ничем не отличавшихся по значимости от мириад пустотных паразитов, Храм собирался стереть в порошок — не особо осознанно, примерно как человек отмахивается от мухи.

— У Храма есть разум? — откликнулся Теромос на озвученные ощущения. — Следовало ожидать. Должно быть, Зел-Нага не пробуждали его в последних Циклах, но мы — не они.

Вы спрятались с помощью Кольца Пустоты, ускорили шаг, иногда помогая групповой аппарацией, протаскивая протосса через громадные пространства загадочных помещений. Вскоре, впрочем, покинули статичную группу фрагментов. Пришлось снимать невидимость: с ней Храм не видел вас, поэтому не останавливал подвижные фрагменты, не запускал мосты над бездонными пропастями, не упорядочивал гравитацию. Ты опасался, что, заметив вас, Храм всё равно ничего не будет делать, но это, похоже, было чем-то вроде неотключаемых рефлексов.

Не без труда отбились вы от небольших камней-стражей, патрулирующих это место. Вошли в следующий конгломерат фрагментов, не меняющихся после активации Узла. Скрылись с помощью Кольца, передохнули. Аккуратно обошли десяток бдящих конструктов, до этого буквально на куски порвавших отряд бесов. Похоже, вскоре Храм будет полностью чист от творений Лилит.

Там и тут замерли или патрулировали большие и малые конструкты, стражи и некие… подобия архонов? Энергоинформационные сущности, лишённые тела, проносились мимо вас призрачно-синими сгустками, и ты видел отпечатки разумов давно сгинувших Зел-Нага внутри — не души, нет, а просто некие… функции. Примерно то же, как если бы оживили кристалл, записанный Шарас. Вот только у этих сгустков функция — сражаться, сторожить, очищать от вредителей, уничтожать врагов. И встречаться с ними не было ни малейшего желания. Ваша миссия из «дойти, отбив атаки» превратилась в скрытное проникновение. Стоит Храму вас заметить, и…

Цель показалась неожиданно. За очередным поворотом стандартного для Храма титанического коридора — такой же титанический… колодец? К нему сходилось множество галерей на самых разных уровнях: на вашем, выше и ниже, насколько хватает глаз. А посреди, на два уровня вас ниже, внутри едва заметного зелёного свечения — платформа. Нет — Платформа. Платформа Консоли Управления была центром, фокусом незримых потоков информации, сходящихся к ней откуда-то с изнанки реальности, пронизывающих, на самом деле, весь Храм, и только сейчас, зацепившись за Консоль восприятием иномага разума, ты обнаружил эту Сеть.

Консоль, вторая ваша цель, совсем близко, только шагни вперёд, и зелёный свет подхватит, опустит на Платформу… Руки упёрлись в невидимый барьер. Вся сила Кольца, вся его способность делать незримым, неосязаемым, проходить сквозь стены, игнорировать заклинания, иномагию, чужое внимание, даже если внимающий искусно владеет Пустотой, — всё это разбилось о барьер Зел-Нага, буквально воплощённую концепцию, существующую на всех уровнях реальности и нереальности, реальностности и нереальностности.

Прозрачное препятствие свободно пропускало информацию и энергию с изнанки, но не пропустит никакое материальное тело, никакую живую душу, отличную от Зел-Нага и разума самого Храма. Даже будь здесь тысяча Вторых, совместная их сила лишь скатится по впечатанной в бытие границе, проведённой некогда учениками самого Ученика, последователя Великого Третьего. Барьер был создан в те времена, когда Храм ещё создавался, когда велись кровопролитные схватки со Вторыми и Первыми, когда величие Зел-Нага освещало Пустоту, подобно Солнцу, и пережил своих создателей на мириады эонов, оставаясь ровно таким же, каким был первоначально. Абсолютный запрет, идеальный фильтр, совершенная защита от таких, как вы.

> оставим троицу, замершую пред барьером, а может быть, Барьером, и отправимся по тонкой нити домена назад, петляя по многажды описанным галереям и залам, избегая пристального внимания пси-стражей, игнорируя россыпи «материи», оставшейся от аннигилированных бесов. На доли секунды вырвемся на простор, на сей раз — сероватую дымку. Обратим внимание, что движение фрагментов замедляется: пробуждённый, Храм оптимизирует подготовку к Акту Сотворения. Не обращая внимания на затянувшуюся схватку летающих отродий Пустоты, облюбовавших один из фрагментов во времена Амуна, и летающих же стражей, вернёмся в сегмент Холла. Отметим, что Кольцо не смогло затронуть нити Авалона, стирая информацию, — уже второй раз наталкиваемся мы на ограниченья талисмана, возможно, собственные, а может, связанные с неуменьем оператора. Ворвёмся внутрь Холла, пройдём сквозь «канализацию», вернёмся в сектор лабораторий к линии Эллы Мэйдж.

Северус Снейп повёл Эллу Мэйдж и Мойлина (чья фамилия, признаться, никогда не была никому интересна и никогда не будет) вглубь кристаллического лабиринта, и золотой кайдариновый свет синхронно вспыхивал-пригасал вокруг них, точно пульс некоего организма. Они шли мимо капсул с запертой эссенцией, формой и псионной сущностью по лаборатории ныне мёртвого Уроса, Зел-Нага, что некогда возвысил Сару Кэрриган из изначального зерга до такого же, как он сам. Ни Снейп, ни Мойлин не знали об этом ничего, а Элла — только краткое упоминание, что эссенция может быть специальным образом подготовлена, чтобы…

Остановились перед ничем не отличающейся от соседних капсулой, сокрытой в самом сердце лабиринта.

— Это она, — молвил Снейп. — Мы… я нашёл эссенцию Зел-Нага, но не могу её извлечь и сохранить. Сейчас, когда я могу колдо…

— И не пробуй, — отрезала Элла, внимательно разглядывающая серебряный шар, скрывающий нечто ценное внутри. — Владелец лаборатории защитил эту эссенцию. Любое вмешательство, и капсула уничтожит содержимое. Если только…

— Если только что? — нахмурился Снейп.

— Не думала, что пригодится так рано, — кивнула своим мыслям. Аккуратно взяла с пояса кинжал серый, как грозовые тучи. — Мне нужно подготовиться. Не отвлекайте вопросами, — закрыла глаза, обращаясь внутрь себя, к эссенции, но на сей раз — гораздо более фундаментальному её аспекту.

— Что это за… оружие? — тихо спросил Снейп, отдёрнувший иночувства на полпути к кинжалу от буквально крика Тёмной Луны в своей голове.

— Элла назвала его Резчик, — шёпотом ответил Мойлин. — Должен резать души. Она сделала его совсем недавно, ещё не пользовалась. Если честно, — его передёрнуло, — не хочу знать, что будет, если коснуться острия.

— Перспективный талисман. Если он режет души, то каких высот может с ним достичь опытный алхимик? — почти мечтательная улыбка.

— Одна ошибка, и…

— Иномаги ходят рука об руку со смертью и тем, что хуже, — ответствовал Снейп. — А этот Резчик может убить и саму Смерть, если дотянуться.

Тем временем, мягкое свечение охватило Эллу. На сей раз — едва заметное жёлто-красное. Элла распахнула глаза. И начала движение. Миг — её силуэт размылся округ капсулы. Миг — капсула исчезла, Резчик на поясе, а Элла подхватывает фрактально-золотое нечто обеими руками. Ещё миг — нечто смутно-радужное мелькнуло, ничего не изменив, а точно бы — отметив, указав, и сущность этого ускользает из моего сознания, не даётся в хватку предельной воли, будто сама… Бездна? Следующий миг — Элла свернула «нечто» в плотный шарик, а затем — и вовсе в точку. Освободившуюся руку требовательно протянула Снейпу.

Северус же достал из капчалога… фигурку? Что-то знакомое! С удивлением узнаю свой собственный подарок. Статуэтка Сары Кэрриган в облике Зел-Нага. Вот только не из хрусталя, а из якорита. Я чувствую яркий отпечаток человека, который машинально крутил её в руке, сидя за компьютером, человека не самого внимательного в реальной жизни, но уж когда приходит время сосредоточиться… Элла Мэйдж поделила «искру» эссенции на две доли, и одной коснулась статуэтки.

Эссенция беззвучно утонула в якорите, впиталась внутрь, обратила его в застывшее пламя — точно статую настоящей Кэрриган, разве что неподвижную. Снейп благодарно кивнул и капчалогировал её. Я чётко вижу, что произошло, но вот зачем — не понимаю. Есть несколько догадок, но, пожалуй, придержу их при себе и сам Хранящую спрашивать не стану. Пусть будет сюрпризом — приятным иль наоборот — для вас и для меня.

— Ты не вернёшься в одиночку, — предупредила Северуса Элла.

— И не рассчитывал, — сухой ответ. — Не геройствовать сюда пришёл.

Короткий обмен взглядами между волшебниками — специалистом-инженером и специалистом-алхимиком. Вторая искра эссенции Зел-Нага, подготовленной Уросом для возвышения, исчезла в инвентеке Снейпа — плата, обещанная Хранящей за работу, — и Тёмная Луна внутри него удовлетворённо улыбнулась.

— На тебе стражи, — Элла бросила на ботинки Северуса чары сцепления и плавно подняла пузырь реальности. — Мойлин — щиты, я — движение. Магия, Северус, только внутри пузыря. Готовы? — пузырь приблизился к выходу из лаборатории.

— Всегда готов, — Мойлин.

— Вполне, — одну руку Снейпа занял алхимпистолет, другую — алхимнож.

— Тогда вперёд.

И они полетели. Прорвались, точно (алхимический) нож сквозь масло, через ряды стражей, не успевших перейти в воздушный режим. Излучатели Зел-Нага над потолком оказались разрушены чем-то вроде кислоты — Элла ненадолго задержалась, чтобы сравнить с приёмами зергов, использующих своего рода «неполную» эссенцию, чтобы заставлять жидкости разъедать не то что обшивку протоссов, но даже их силовые поля! Снейпу также было интересно, хотя он, по большей части, слушал комментарии Тёмной Луны внутри себя… не забывая озвучивать их Элле, быстро догадавшейся о его «сожительнице».

Вскоре лаборатории остались позади — они полетели по узеньким служебным коридорам, обители конструктов-ремонтников. Натолкнулись на нескольких буквально распотрошённых стражей. Одного прикончили НЭ-кислотой (неполно-эссенциальной, в дальнейшем буду применять это сокращение для краткости; к сожалению, термин «суперкислота» уже занят) и «выпили» пси-сущность, другого разорвали на несколько кусков и поглотили эссенцию, не дав восстановиться.

Элла приостановилась у дыры на месте перекрёстка, а затем едва ли не спикировала вниз. Пузырь собственной реальности замер у ещё тёплого тела.

— Оливер, верно? — она опустилась на колени, дотронувшись до лба. — Истёк кровью, — нога Оли была распорота как раз в районе бедренной артерии.

— Жаль, — равнодушно бросил Снейп, продиагностировав труп парочкой заклятий. — Нам бы не помешал ещё один волшебник.

— Ты не понимаешь, — неожиданно улыбнулась Элла. — Смерть не имеет значения, — одна её рука легла на лоб, друга — на грудь. — Важна лишь эссенция, — ладони засветились золотом. Сияние проникло внутрь, отражая не то паразитные потери, не то представления о них.

Одно и то же существо может иметь множество состояний. Оно может быть больным, травмированным, здоровым, полным сил, усталым, тренированным, истощённым, толстым и худым, умным и глупым… Вариация человеческого организма в значительной мере отражена в его генетическом коде, но отнюдь не только в нём. То, что можно считать далёким обобщением генетического кода, чем-то общим и для живого, и для неживого, сущностью, соединяющей материю и информацию, выражающую весь спектр состояний данного объекта, Зел-Нага называют эссенцией.

Один и тот же человек может иметь множество состояний. Манипулируя эссенцией, Элла перевела одно состояние, ещё не вышедшее за пределы спектра, в иное. Процессы обратились вспять. Свернувшаяся было кровь превратилась в самую обычную и втянулась в рану. Остановившееся было сердце сделало первый, пробный рывок. Деградировавшие было нейроны ожили. Нервные связи восстановились. Размножившиеся было болезнетворные бактерии разложились на питательные вещества, что поступили напрямую в кровь. Нервные импульсы заполнили центральную и периферическую нервную систему. Активировался дыхательный рефлекс.

Эссенция закрутилась — всё быстрее и быстрее! Весь спектр состояний на секунды наложился на организм, переводя его в некую медианную суперпозицию, в нечто среднее, нечто активное — живое. Именно так работает эссенциальное исцеление, на которое переключилась Элла. Обыкновенные манипуляции эссенцией позволяют вносить очень тонкие изменения, даже выводить объект за пределы своего э-спектра в другой, благо каждый объект затрагивает одновременно бесконечность спектров. Но «прокручивание» эссенции возвращает организм в средне-работоспособное состояние быстро — настолько, что изначальные зерги пользовались этим грубо-эффективным приёмом во время боя.

— Северус, — поднялась Элла, игнорируя крайнее удивление на лицах своих спутников, — не мог бы ты убедиться, что тело одушевлено? Я не знаю таких заклятий? Игровая оценка пасует на граничных случаях.

Снейп молча наложил с десяток заклятий, частью колдомедицинских, частью — из легилименции, а частью — граничащие с иномагией. Закончил проверку простым:

— Верум, — произнесённым вслух. Молча достал совсем крошечный бутылёк с зельем, приоткрыл рот Оливера и капнул на язык. — Восстановится в течение месяца. Возможно, потеряет часть воспоминаний, — добавил на вопросительный взгляд. — Душа на месте. Мы успели вовремя.

— Тогда эвакуируем его, — решила Элла. — Джеймс подготовит портальную цепочку.

— Здесь не должна работать связь, — заметил Снейп. — Мы не могли связаться с вами. Протосс говорил об искривлениях пространства-времени.

— Да, целостность нарушена, синхронизация затруднена, — подтвердила Элла, подхватывая Оливера «левикорпусом» и направляя в открывшийся портал. — Я оставляла по ходу движения игрокодовые ретрансляторы с телепорт-синхронизацией, сначала вручную, а потом автоматизировала. В поле подавления они не работают, но оставшийся на поверхности дотягивается сюда. Связь не самая стабильная, прямой портал не проложить, но цепочкой, — Оливер приземлился прямо на койку лазарета боевых станции Хранящей, — получается.

— И идею вызвать подкрепление ты отвергнешь? — предположил Снейп.

— Без моей защиты, — кивнула на незримый барьер пузыря, — здесь не выживет и армия. Пока что хватало нас с Мойлином, чтобы продвигаться дальше. Если честно, я не подумала, Северус, что можно просто эвакуировать тебя, — портал вновь раскрылся, на сей раз — к кораблю-дракону. — Уходишь?

— Могу в любой момент, — пожал плечами Снейп. — Вам не хватает иномага.

— Того стоит? — уголками губ улыбнулся Мойлин. Снейп не ответил, смотря на Эллу.

— Соединение может разорваться — или его могут разорвать, — она кивнула на пока работающий портал.

— Новые ингредиенты сами себя не добудут. Мы ещё чего-то ждём?

— Узнавала новости, — качнула Элла головой. — Джу и Грэм приступают к работе, — закрыла портал и подняла пузырь реальности, помедлив, выбрала, по какой же доменной нити следовать. Угадала, направившись за Ханной.

Несколько минут петляний, прерываемых на изучение текучей тьмы и осколков стражей. Лестница, ведущая наверх. Широкие, яркие галереи. Световая колонна. Останки стражей, убитые знакомыми способами. Следы когтей. Чей-то вой, прервавшийся хлюпаньем. Чудом выжившая пушка, тут же расщеплённая взмахом удлинившегося алхимножа. Врата, некогда из металла Зел-Нага, после — человеческой стали, насквозь проплавленные НЭ-кислотой. За вратами — Дилан Даффи, устало прислонившийся к узорчатой колонне.

— Охотник, — шепнул Снейп.

— Он прекрасно слышит, — Элла и не думала понижать тон. В руке её — Великий Кристалл Сердца, и псионная сущность, кажется, сияет, незримым светом затмевая всё вокруг, подавляя всякое присутствие, визуально проявляясь лишь редкими разрядами по комбинезону. — Не уверена насчёт понимания.

Её разум — направлен на разум «Дилана», но не стремился его распотрошить — просто окутал, считывая любой сигнал. В свою очередь, разум существа, натянувшего на себя тело Дилана, ювелирно чётко ощупал их. Охотник не нападал. Силы Кристалла, безусловно, хватило бы, чтобы испарить Охотника, пусть и с некоторым напряжением для Эллы. Она не нападала. Секунды взаимного наблюдения. Это была версия общения псиоников без явных сигналов, с помощью отображаемого на мысленных барьерах. Элла бросила, одновременно телепатически и вслух:

— Тогда ступай за мной. Цепляйся за пузырь, — подстроила стенку извне.

— Да, Вторая, — голос Дилана, но с нотками чего-то бесконечно чуждого, чего-то, не способного ни повиноваться, ни управлять, чего-то… неправильного. Неполного. Незавершённого. Но в чём-то, однако, совершенного, едва ль не идеального.

Охотник прыгнул к «пузырю» и устроился на его верхушке, зацепившись щупальцами, проросшими сквозь ботинки. Из внешних — единственная деталь, выдававшая, что это не Дилан, а кто-то, кто его пожрал.

— Это очень опасно, — озвучил Мойлин, сдержав любопытную матерную конструкцию, связующую космодесантников хаоса, еретехов и тёмных эльдаров.

— Я знаю, — просто ответила Элла, продолжая удерживать контакт с Кристаллом, не отпуская его ни на секунду. Золотой свет периодически окутывал её, исцеляя микроповреждения, адаптируя к нагрузке.

— Выдержишь?

— Да, спасибо геномодам, — поморщилась она.

Пузырь миновал Холл, следуя нетронутую Кольцом нитку Авалона, вырвался на серые просторы. Летающие стражи стаей спикировали на них, но Элла лишь скомандовала:

— Уничтожь.

Щупальца охотника разрослись, парочка оплела пузырь. Тело потекло и изменилось в нечто вроде хищного растения из плоти с десятками цветков-пастей. Пасти открылись и плюнули, затем ещё и ещё раз. Десятки ядовито-жёлтых снарядов устремились к стражам, подруливая на ходу. Стражи попытались уклониться, сбить своими выстрелами… Бесполезно — снаряды растворили сначала чужой огонь, а потом и самих противников. Оплавленные куски разлетелись во все стороны — Мойлин отбросил парочку щитом. Восемь стражей выжило — на них банально не хватило пастей. Охотник молниеносно трансформировался: десятки щупалец — неразличимо быстро для человеческого глаза — распрямились к стражам, с громким щелчком выплёскивая псионный импульс, чтобы тут же вернуться. Стражи развалились на кусочки, будто деревянные игрушки, порезанные «секо».

«Стань Диланом», — протелепатировала Элла.

С удивительным для Мойлина и Снейпа послушанием Охотник вернулся к прежней форме. Пузырь ускорился. На этот раз Элла не использовала никаких заклятий, а вручную облетала фрагменты, замедляясь по мере необходимости, отклоняясь от курса, но всегда возвращаясь к путеводной нити. Маг Пространства в сиянии своих класса и аспекта — боле нечего добавить.

Искомый сегмент Храма встретил их недружелюбно. Десятки пси-стражей, сотни конструктов и малых стражей атаковали сразу по прибытии.

— Уничтожь стражей, — велела Элла. — Мойлин — защита, Северус — конструкты.

А сама взяла на себя псионные сгустки. Вместо варпа Элла потянулась к Пустоте — не похоже, что Кристаллу вообще была разница, к какой силе повышать сродство души, с чем её объединять. Это, в конечном итоге, и есть подлинное могущество Сердца — объединение даже противоположностей, то общее, что есть у людей, у разумных, у живых, у вообще всего, что существует, что упорядочивает и что воздействует — душа. Алфред тянулся к Имматериуму, Элла пробовала и к нему, но сейчас она использовала силу Пустоты, о которой так многое узнала, проходя Галерею Памяти.

Кристалл Сердца опасен. Повышение сродства без должного контроля попросту превратит его оператора в нечто среднее между самим собой и тем, к чему он тянется. Даже просто прикосновение к Кристаллу — это всегда испытание, испытание не души, но разума. Только обладатели достаточно структурированного, жёсткого, сильного, волевого сознания способны не раствориться в «мировой душе», остаться самими собой, сохранить индивидуальность, но ещё и направить Кристалл, сфокусировать его силу.

В чём-то он напоминает Линзу, однако сила Кристалла более фундаментальная, более явная, более прямая. Сила Линзы скорее вспомогательная, срабатывающая там, где нужно доделать, сфокусировать, остановить, воплотить нечто уже имеющее, некую… возможность. Конечно, Линза способна и расшатывать глубинные основания мироздания, в чём-то хуже, в чём-то лучше Кристалла, но способ неочевидный, а Кристалл Сердца… О, мы знаем, какое могущество обрёл с помощью него Алфред, одним махом взойдя на уровень прямой манипуляции реальностью, уровень сильнейших псайкеров! Элла же, в свою очередь, обрела такую власть над энергиями Пустоты, что Охотник счёл её Второй.

Она воспользовалась приёмами древнейших из Зел-Нага, отточенными ещё до появления Великого Третьего. В конце концов, именно это она познала напрямую, на первых шагах в Галерее. Ближайшего пси-стража разорвало на части — Элла использовала неустойчивость, изменность его псионной сущности, ювелирно точным толчком спровоцировав распад. В следующий момент стражи адаптировались: теперь внутри них сформировался своего рода «скелет» и «нервная система» — веера упорядоченных псионных течений, противостоящих перегрузкам.

Приёмы первых Третьих зачастую повторяли самые опасные флуктуации Пустоты. Поэтому они и «вышли из моды» — все возможные противники научились им противостоять ещё до столкновения. Впрочем, на стороне Эллы было два преимущества: во-первых, пси-стражи имели отпечатки памяти, в которых таких устаревших приёмов просто не было, во-вторых, Кристалл Сердца давал возможность буквально перегружать приёмы грубой силой.

Пятнадцать пси-стражей внезапно обнаружили, что их «плотность» сыграла злую шутку: псионная энергия с лёгкостью затвердела, обратившись хаотическими наростами пустотного камня и кайдариновых кристаллов. Практически мгновенная гибель. Тем временем, «Дилан» превратился в буквально разумный поток НЭ-кислоты, сплетённый с псионной сущностью, «прыгнул» в сторону малых стражей, рванулся в стороны врагов кислотными щупальцами… всё было кончено менее чем за минуту. Пока Мойлин отражал молнии конструктов, Снейп расстреливал, как в тире, их центральные камни. Остался ещё десяток пси-стражей, которых Элла бесхитростно развеяла зелёными молниями, настолько сильными, что не выдержали и оптимизированные пси-щиты. Не зря могущественным Вторым противостояли сами Зел-Нага, координируя свои творения, используя специализированные технологии, а эти стражи предназначались для угроз помельче.

Не было ничего, что Храм мог бы быстро противопоставить команде Эллы, и далее та двигалась без остановок. Стражи лишь покидали её путь, освобождали дорогу, наблюдали издалека, не приближаясь. Путь прервался вместе с нитью Авалона у барьера, впечатанного в реальность. Барьер этот был осью симметрии Храма, одновременно защитой и важным элементом структуры, своего рода «внутренней опорой» Храма, вокруг которой, в конечном итоге, вращались все его части. Барьер не был статичен: как всё у Зел-Нага, соединял могущество Вторых и изменчивость Первых. Он мог трансформироваться, даже сворачиваться в узкое кольцо, пусть случалось это крайне редко. Варьировалась и проницаемость барьера.

Однако здесь и сейчас доменная нить обрывалась и не продолжалась ни с какой его стороны. Что это значило? Лишь то, что Энтони нашёл способ пройти, причём настолько ультимативный, что его упустил не только барьер, но и Модрон. Элла же решила использовать способ, который придумался ей при первой встрече Охотника, способ ненадёжный, но лучший, что у неё есть:

— Стань Зел-Нага, — велела ему. — Войди внутрь и сверни барьер безопасно для Храма, — обернулась к Мойлину и Снейпу. — Не знаю, как будет взаимодействовать Резчик с предельным бытием? Или не справится, или что-то необратимо повредит?

— Внутри ты его не достанешь, — заметил Мойлин, когда «Дилан» принял вид серощупальцевого создания, на сей раз вызывающего не отвращение, а впечатление некоей пыльной древности, будто на кожу существа некогда оседали пыльцой сами звёзды.

— Это имело бы значение, — Охотник свободно прошёл через барьер, — если бы он служил исключительно из страха.

— А это не так? — Консоль Управления откликнулась на приказ Зел-Нага, пусть и ненастоящего. Барьер дрогнул. Прозрачный для большинства чувств что иномага Снейпа, что колдуна Мойлина, менялся он зримо, ощутимо. Похоже, движение настолько проявленного предельного бытия отражается на самой душе, затрагивает отнюдь не эфемерные «высшие сферы», о которых мне так интересно было бы узнать у Когнизора с Архитектором.

— Я не стала бы так рисковать, Северус, — Элла внимательно следила за тем, как сворачивается «воплощённый запрет», используя все доступные ей способы восприятия.

Спойлер: она не поняла и нескоро поймёт хоть что-то. Даже мне не хватает… ориентиров и, должно быть, тонкости? Подходящих инструментов? Как попытка понять, что думает Лиа или восстановить отсечённую Архитектором причинно-следственную связь — вне моей компетенции пока что. Даже Модрон, при всём её безграничном опыте, улавливает — каплю. Её опыт, по большей части, касается минус-бесконечностей, из плюс-бесконечностей пред нею было только Солнце, сколь далёкое, столь и непостижимое, — соединение (вероятно) источника предельной воли и предельной истины, но не бытия. Некий же кинжал Модрон не застала — он был утерян до её «рождения».

— У этого… существа есть… интересы? — пузырь влетел в призрачно-зелёный луч, и Элла зафиксировала плюс-волевой инфопоток, посылаемый через… как-то… непонятно для её уровня миропонимания. Времени разбираться просто не было. Аккуратно, чтобы ничего не поломать, она высунула руки за пузырь, охватила пальцами прозрачный, искрящийся внутри кайдариновый кристалл и послала ему навстречу свою волю-представление.

— Не совсем, — качнула головой, пока лишь касаясь интерфейса, оглядывая мысленным взором элегантную и, вместе с тем, очень сложную конструкцию. Тысячи псионных «сенсоров», тысячи инфоканалов, командных связок каналов с сенсорами, каждая из которых подразумевает определённую функцию или роль… — Если Амун прав в своих догадках и если я ощущаю всё правильно, то у Охотника может и не быть «интересов». Только своего рода… инстинкты и много, очень много опыта.

— Он отвечает тебе, слушается тебя, воюет, управляет Храмом — как у него может не быть интересов? — с любопытством спросил Мойлин.

— Голосовой ассистент тоже отвечает, — хмыкнула она. — Я видела и такие, которые обучены воевать, управлять и слушаться сложных команд. Это не полноценные ИИ, просто имитации, очень сложные слепки навыков, как управляющие конструктами. Не нужна мотивация, чтобы проявлять самостоятельность и повторять за другими. Охотник или какой-то из его предков уже сталкивался со Вторыми: были отобраны самые эффективные линии поведения. Одна из таких — помогать Второму в надежде получить награду. Могущественным Вторым просто неинтересно убивать таких «охотников», а заинтриговать интересной задачей или просто держаться рядом, копируя приёмы и находясь в безопасности от сильных Первых, — хорошая стратегия. По крайней мере, я так думаю? А теперь попробуем вот это…

«Нет, — этот голос был мысленным, но столь… не мощным, не громким, а скорее проникающим, что его в равной мере услышали и Мойлин, и Снейп, и Элла, и Охотник. — Прежде вы должны будете объясниться, люди».

> давайте вернёмся назад во времени. Последуйте за своим воображением. Представьте себе, как руки Эллы отдёргиваются от Консоли, как пузырь вылетает за пределы поддерживающего потока, как разворачивается обратно барьер, как пятится, чтобы уцепиться за стенку пузыря, ненастоящий Зел-Нага, как возвращает себе облик Дилана Даффи. Вот команда Эллы удаляется, растворяется в тенях Храма. Ускорим воображаемую перемотку и резко остановим её на том моменте, когда Энтони опускает руки: Кольцо не в силах помочь ему войти. Кажется, что это невозможно. Кажется, что…

Невесомая, не менее, а в чём-то более могущественная преграда воздвигается вокруг. Тонкая, трепещущая, невидимая — а если вглядеться, увидишь там, на изнанке несуществующую бесконечность, отсутствующую вечность, нечто, отдельное и от тьмы, и от света, и от любого их сочетания, суперпозиции. Нечто, которого не должно существовать. Нечто, являющееся надругательством над Принципами, издёвкой над природой, насмешкой над любою властью, и ты видишь (но не видишь!), как позади проявляется волшебник в блекло-красной, слегка потрёпанной мантии.

— Насколько мне известно, Кольцо не сработает здесь, — молвит он. — Доброго вечера, господа, дамы, — приподнимает остроконечную шляпу в знак приветствия, когда вы оборачиваетесь. — Игнотус Певерелл к вашим услугам.

— Энтони Даффи, — представляешься ты, отметив, что не ощущаешь от Игнотуса ничего. Ни опасности, ни самого присутствия. Его нет. И даже то, что это «отсутствие» вполне себе видимо и говорит с вами, не вызывает вовсе никаких откликов у иночувств. Обычная ситуация, когда ничто вдруг стало человеком, правда? Мурашки по коже!

— Ханна Аббот, — чуть кланяется Ханна.

— Теромос, — коротко представляется неразим. — Мы не ожидали встретить здесь человека, Игнотус Певерелл.

— В свою очередь, — тонкая улыбка, — я ожидал найти вас именно здесь. Полагаю, вы будете не против небольшой сделки? У меня есть то, что нужно вам, а у вас, в свою очередь, то, что послужит хорошим стартом для некоего исследования.

— И что же это? — буквально заставляешь себя взять палочку в руку — интуиция настойчиво шепчет, что применять её не против кого. Вас же трое, так? Кого ты собираешься заколдовывать? Никого.

— Талисманы, мистер Даффи, — продолжает улыбаться Певерелл, и это не кажется насмешкой. Это просто то, как он говорит. Но ведь никто не говорит? — обладают самыми разными свойствами, но они всегда не пересекаются полностью. Ваш талисман, как и мой, способен скрывать, понижать связность между двумя реальностями. Для вашего это — «естественные» свойства Пустоты, мой же, в некотором смысле, сверхъестественен, — объясняет он. — Эта защита, — указывает на барьер вокруг Платформы, — обладает ограничениями. Вероятно, её творцы никогда не заглядывали в настолько… эфемерные сферы, чтобы сделать преграду воистину абсолютной. Абсолютного, в конце концов, не существует. Так же, как и моей Мантии, — улыбка становится шире. — Итак, в моих силах, мистер Даффи, мисс Аббот, маэстро Теромос, перевести вас на ту сторону и обратно. В свою очередь, у вас, мисс Аббот, есть то, что мне необходимо. Вещь, об идее которой мой бывший друг Мерлин предпочитал не распространятся. К глубокому сожалению, я узнал о ней слишком поздно, — сокрушённо разводит руками. — Я заглянул в сеанс в поисках спойлеров, ответов на вопросы, которые ещё не были заданы. Субстанция, кою назвали «изначальная эссенция» — не ответ, а намёк, подсказка, и я прошу её взамен.

Вы с Ханной переглядываетесь. У неё есть изначальная эссенция, и не целая — два… сгустка? Один — большего объёма, другой — меньшего, «оторванный» Эллой. Ни ты, ни она не сомневаетесь, что сделка состоится. Но какую часть отдать Певереллу, а какая пригодится (или может пригодиться?) вам самим? Мёртвые Зел-Нага шепчут, что изначальная эссенция не должна доставаться кому-то не из их рода, что она — прародитель и начало, что с её помощью творится нечто, порой ускользающее из их понимания. Ты отмахиваешься от бессмысленных шептаний и предоставляешь выбирать самой Ханне. В конце концов, это её дар, а раз ты не имеешь собственного мнения, совета…

Ханна извлекает обе части эссенции, меньшую держа в левой руке, а большую — на правой.

— Какая вам больше приглянулась, мистер Певерелл?

— О, широкий выбор, благодарю, мисс Аббот, — он делает шаг (никто не делает никакого шага — от диссонанса хочется потрясти головой). — Пожалуй, эта, — подхватывает большую часть, — выглядит перспективнее. Что-то мне подсказывает, — лёгким движением не то ладони, не то воли он отделяет точную копию эссенции, ещё ждущей в левой руке Ханны, — и помещает её в правую, — что симметрия пойдёт на пользу и вам, и мне, — оставшееся у себя (всё ещё больше, чем у Ханны) прячет… куда-то. Не в капчалог, нет, и вообще не факт, что в место. — А теперь будьте добры подойти ко мне ближе, — извиняюще. — Это скорее психологическое. Проще перемещать с дорогой моей Мантии помощью, когда предметы или люди дотрагиваются до меня. Не обязательно кожи, достаточно одежды.

Когда ты касаешься края мантии (края ничего?) последним, Игнотус делает это. Он убирает вас. Вы перестаёте быть. А его никогда и не было. Всё исчезает. Вы не пребываете где-то, потому что в «нигде» нет мест. Время перестаёт идти… не так. Нет времени. В «ничто» нет ни времени, ни пространства. В нём нет никаких вещей. В нём нет вас, нет его, нет и самой Мантии. Просто ничего. Не страшное, не приятное. Слова говорятся о «чём-то», а это — ничто. Совершенная пустота, в которой даже не гаснет ваше существование. Там нельзя гаснуть. Там ничего не нельзя или можно, потому что разрешений и запретов тоже нет.

Всё это ты осознаёшь после. «Там», нет, не-там… нет, это всё неправильно! «Когда» тебя не было — нечему было осознавать. Но осталось… впечатление? Послевкусие? След? Твоё «я» ощутило на мгновение абсолютную пустоту, по сравнению с которой Пустота была чем-то светлым и чистым, а Бездна — реальным, настоящим и уютным. И ты понимаешь, о чём говорил Певерелл в самом начале. О том, что Кольцо и Мантия различны. У них разный исток. Кольцо черпает силы в Пустоте — бесконечной прародительнице всего и вся, хаосе, что был раньше и будет после, тьме холодной и тьме жаркой, полной немыслимых флуктуаций, Пустоте, из чёрного горнила которой исходят миры и мироздания, чтобы, рано или поздно, в неё же и уйти. Исток же Мантии — это простое ничего. То, чего не существует, что действительно, по-настоящему отсутствует! Это в бесконечное число раз нереальней любой нереальности, любого воображения, любого призрака, тени, идеи, представления…

Игнотус «провёл» вас «сквозь» ничто, там, где нет и не может ничего быть, включая барьер Зел-Нага, сколь бы всереальным он ни казался. Мгновение назад (по сравнению с «ничем» одно мгновение ничем не отличается от целой вечности) вы находились за барьером. Мгновение вперёд — на Платформе, и кристалл доступа приветливо переливается внутри.

Несколько минут стоите под сочувственным взглядом Певерелла. Приходите в себя. Пытаетесь смириться со своим существованием. Пытаетесь ухватить то, через что прошли. Выдерживаете бесконечную яркость реальности, ощущений, мыслей, собственного присутствия.

— Удивительный опыт, — молвит Теромос.

— Что-то правда можно защитить от такого? — вдруг вспоминаешь прошлые слова Игнотуса.

— Безусловно, — степенно кивает он. — Со временем начинаешь различать оттенки. То, что кажется вам ничем, на самом деле, не пусто. Эманации более слабые, чем вы способны себе представить, пронизывают его. Управляя ими, можно создать завесу столь же эфемерную, столь и непреодолимую. Мантия позволяет шагнуть ещё «глубже», но, боюсь, «оттуда» вернуться уже нельзя. Связное существование «там» невозможно, как невозможно то, что мы называем душой, — тонкая улыбка. — Именно оттуда берёт начало Сила, именуемая Забвением, и именно там она теряет свою власть, забывая самую себя. Но хватит пустых разговоров! Вам была необходима Консоль Управления, не так ли?

— Нам следует подготовить подключение к центральной энергетической магистрали, — напоминает Теромос. — Боюсь, мне неведомо, как… Лилит! — он опускается и подбирает маленький, с палец всего кайдариновый кристалл. — Это оставила она. Здесь инструкция, способ… Да, с ним я смогу подготовить магистраль, — он обхватывает Консоль и замирает.

— Главное, чтобы нас не заметил Храм, — вздыхает Ханна.

— Нас здесь нет, мисс Аббот, — замечает Игнотус. — Нельзя заметить то, что отсутствует.

— Удобно, — криво улыбаешься. — Как вы не захватили лист с таким талисманом?

— А кто сказал, что я не захватил? — тонкая улыбка Певерелла кажется зловещей. — Некоторых вещей не происходило. Мы с давней моей подругой никогда не захватывали листья Древа и не использовали их ресурсы полностью, до самого конца, чтобы создавать то, что глубже просто чуда. Этого не было и не будет. Теперь, с тем, что вы отдали мне, — не будет совершенно точно. Так же, нет здесь нас, — улыбка пропадает так резко, словно её… и не было. — Как говорят мудрецы, настоящая сила кроется не в деянии, но в недеянии. Я убедился в этом на своём опыте, мистер Даффи.

Да, теперь ты веришь, что он — настоящий Игнотус Певерелл из первых иномагов. Только первые иномаги были такими жуткими, что Тёмная Луна — душка на их фоне. Поколение учеников, столь многого достигших, — так говорил тебе Николас Фламель. Он не принадлежал этому поколению, был намного младше, возвысился самостоятельно — мог сравнивать тех и других. Ученики: Тёмная Луна, Эбби Катастрофа, Эшер Противоречист, Сивилла «Сердце» Трелони, Лорд Аист и многие другие — были вам, «обычным» иномагам как-то да близки. Учителя же все до одного коснулись того, что невозможно постичь со стороны, совершили с собой или с миром такое, что нельзя понять, оставшись человеком. Открыватель листа, создатель Тихого Дома, вернувшаяся посвящённая Забвения, пророк индустриалов, творец эссенции и волшебства, создательница Авалона… Скромная на их фоне фигура Игнотуса Певерелла сравнима, а местами затмевает.

Глупо сравнивать, на самом деле. Это бездарности похожи и сравнимы, гении же — уникальны, и ты невольно думаешь, смог ли б встать вровень хотя б с «учениками». Никогда не хотел быть заметным, знаменитым, а вот великим… Шляпа предлагала выбор между Гриффиндором и Слизерином. На одном из факультетов, по её словам, тебя ждала блистательная слава, а другой мог спрятать, скрыть — выбрал, не раздумывая. Игнотус (какое же говорящее имя) Певерелл стал великим, но отнюдь не знаменитым — так, упоминание в детских сказках, тонко намекающее на подлинные достижения. Хотел ли бы быть, как он? «Тёмная» твоя часть желает этого, но не будет ли жертвой та самая свобода?

Игнотус Певерелл предлагает перенести вас дальше. Не просто за пределы барьера, а сократить путь, насколько захотите. Ты уверен, что Лилит ждёт вас у центральной энергомагистрали, и перемещаться прямо туда, пытать удачу, не поставила ли она ловушек, не ждёт ли вас засада — так себе идея. Вполне довольный сделкой, Игнотус нащупывает границы влияния Лилит и перемещает на их край, сокращая дни пути. Второй «прыжок сквозь ничто» вы переносите чуть лучше, а Певерелл исчезает, растворяется, точно мираж, и сама память о (не)случившемся норовит поблекнуть, как ни прокручивай события в голове. Такова сила Мантии, опирающейся на то, что противоположно — Тверди****? И какой бы великой она ни была, касаться повторно нет ни малейшего желания. Есть вещи, которых следует держаться дальше, вещи, которых боишься и своей «персоной», и своею «тенью».

Вы поднимаетесь по широкой длинной лестнице с малыми ступенями, выбивающимися из архитектуры Зел-Нага. Ты чувствуешь едва заметные отпечатки внимания, чуждого Храму, знакомого лишь мелком, издали. Лилит. Грэм кое-что знал о ней, и ты, как было время, подробно расспросил. Самозваная Царица Ночи, Лилит была известна странными шутками и буквально наплевательским отношением к прочим божествам. Независимая, одинокая, никогда не требовавшая поклонения, редко предлагающая дары, и дары те чаще с подвохом, вторым дном…

С другой стороны — Лилит Обитатель. О ней ты расспрашивал у Эллы. Обитателем Лилит была не менее странным и очень редким. Лишь вторичные аспекты, Страх и Риск, Ложь и Правда, реже Оружие и Символ интересовали её. Однако гораздо чаще игроков Страха и Риска испытывала Гемера, Символа и Правды — Маат, Оружия — Гефест, Иллюзии — Абраксас. Никто не знал принципа, по которому Лилит оказывалась или не оказывалась Обитателем. Загадка. Поговаривали, однажды Лилит была Обитателем для игрока Пространства, несколько раз — Ярости и даже Света, но это были слухи, неподтверждённые ничем. Одно ясно: Лилит была одной из хитрейших Обитателей, вместо грубой силы предпочитающей ловушки и загадки, а сеанс с ней всегда особенен.

И, наконец, было то, что Лилит сделала в сеансе. Помогала продвижению Эллы и Грэма в Ковчеге, а после — Элрику, оставшись, однако, на своей стороне, действуя в собственных интересах. Она добровольно вышла из числа восьми Обитателей-богов, но согласилась отыграть здесь, в Храме, свою роль. Лилит сложно было воспринимать как ещё один элемент Игры, её инструмент — нет, эта богиня с самого начала показала, что самостоятельна и стремится к независимости, а не ожившая функция вроде Маат и Гемеры. Ты понимаешь, что это наивно, но надеешься, что с Лилит удастся обойтись без «квеста» и лишних испытаний. Зачем ей это? Сам Храм — это одно большое испытание, бесы — мелочь, а она оставила кристалл вам на Платформе.

Когда большие врата распахнулись перед вами, ты понял, что квест, не квест, а испытаний, по мнению Лилит, с вас пока не хватит. Вы оказались на огромном балконе, с которого вбок шли две лестницы, а вид вниз ограждало «стекло», знакомое по тому переходу-между-звёзд. За стеклом, с большой круглой площадки прямо на вас смотрел по-настоящему большой конструкт, больше всех, с которыми встречались. Меж камнями конструкта струились сине-белые молнии, центральный камень попросту отсутствовал, вместо него — десяток хаотически кружащихся иссиня-чёрных кристаллов. Конструкт дрогнул. «Головной» камень сверкнул, белый, настолько яркий, что вы непроизвольно зажмурились, луч беззвучно ударил в балкон. Ты уже было попрощался с жизнью, рефлекторно отшатнулся, словно бы уберегло…

Ничего не случилось. Когда зайчики в глазах, наконец, перестали плясать, первое, что увидел — это медленно гаснущий узор сиреневых линий внутри загадочного материала, совсем не напоминающий трещины. Приложил руку к «стеклу» — не просто целое, монолитное, а ледяное. Конструкт по ту сторону тоже понял, что стрелять бесполезно, вместо этого подвинулся ближе, изучая мелких блошек, по недоразумению выживших после хлопка ладонью.

— И что нам с этим делать? — вырвалось у тебя.

— Аватара формы, — молвил Теромос. — Она упоминалась в записях как творение, которое должно было на равных сражаться со Вторыми, блокировать их псионные атаки, откатывать манипуляции реальностью и наносить удары, гасящие звёзды. Аватара не может сражаться внутри Храма в полную силу.

— Это утешает, — слабый смешок от Ханны. — Чем можно её пронять? У неё есть слабые места?

— Никаких слабых мест, — вздох от Теромоса, не отводящего ярко-зелёных глаз от титанического конструкта. — Я не знаю многого, но аватара — не страж, не охранник. Это воин, совершенное оружие в руках богов. Боюсь, Кольцо не тронет его энергию. И, — ухватил он твою мысль, — я не рекомендую рассчитывать на невидимость. Вторые умели скрываться не хуже тебя. Аватара формы обучена всему, что знают о боевой псионике Зел-Нага. Мне неведомо, — качнул головой, — как её побеждать.

Слова появились перед вами. Соткались в воздухе размашистым почерком, присущим творческим людям:

Она неуязвима

- Лилит? — ты огляделся. Никого. После Певерелла это только настораживало.

Я жду у магистрали

Вам требуется помощь

Испытания — меньшая цена

- Меньшая цена? — повторил ты. — Она не может помочь так просто? Какое-то ограничение Обитателей?

— Или богов. У меня тоже нет идей, как это убить, — Ханна обернулась к аватаре.

Втроём вы изучили титанический конструкт. По мнению Теромоса, управляющая «программа» была привязана к быстро вращающимся тёмно-синим кристаллам, которые легко уклонялись от атаки, прятались по любую сторону от тела. Твоё внимание привлёк сам зал. Аватара охраняла врата, с которыми был уже знаком: они открывались не мгновенно, нужно было направить пси-импульс поочерёдно в левый и правый кристаллы. Эта… арена была продумана. Но обязательно ли вам вообще сражаться?

— Обходной путь есть, — в голосе Теромоса, изучившего письмена Зел-Нага, привычно для них вписанные в пол и стены, не было удовлетворения. Только усталость — похоже, вымотался даже такой невозмутимый горный массив, как старый протосс. — Двое суток пути.

— И не факт, что Лилит не приготовит такую же встречу в другом месте, — закончил ты. — Если Лилит — богиня обмана, значит, мы должны как-то обмануть этого голема?

— Он вообще настоящий? — уточнила Ханна. — Если она создаёт иллюзии…

— Настоящий, — поморщился ты. — Или внутри псионный излучатель с силой настоящей аватары формы, — присутствие конструкта подавляло, заставляло дрожать тебя-Шарас от величия этого существа: на порядок более могучий, чем гибриды протосса и зерга! А с теми, между прочим, и лучшие из протоссов не справлялись в одиночку!

— Предлагаю исследовать аватару и зал издали, не вступая в бой, — взял слово Теромос. — Лилит незачем нас губить, её задача имеет решение, а всякое решение начинается с изучения условий.

> Покуда Энтони, Теромос и Ханна пробуют заклятья и техники управления Пустоты на страже одного из уязвимейших мест Храма, отправимся на многие тысячи миль назад, в самый центр Храма, к его живой оси, бьющемуся инфосердцу. Отправимся туда, где разместила я кристалл для Энтони, использовав изощрённый трюк. Конечно, у меня, богини «страхов и иллюзий», много трюков. Например, вот этот трюк, которым я (прости, милый Осси, но разве ты не ждал чего-нибудь подобного?) взяла повествование под свой контроль. Время покажет, найдёт ли наш Принц способ всё вернуть (забавно наблюдать, как он хватает предельной волей пустоту, а та не схватывается да не схватывается!); меня же больше волнует то, что происходит с Эллой Мэйдж.

Давайте избавимся от назойливого знака «>» и курсива. Далее я буду писать без них, как и сам Осси. В конце концов, теперь это моё повествование, и исправить можно будет лишь формулировку. Я уверена, что будущий редактор поменяет самую малость, и я догадываюсь, кто им будет… но вам пока рассказывать об этом рано. Определённо, это существо большего масштаба и большей глубины, нежели я или Осси, существо, с которым мы уже сталкивались, — может быть, Хранящая Время? Или Модрон? Хватит задаваться глупыми вопросами! Давайте посмотрим, как задаётся вопросами другое существо — или, может, сущность? С вашего позволения использую не кавычки, как Осси, а более уместное тире:

— Нет. Прежде вы должны будете объясниться, люди, — голос этот полон не высокомерия, нет, хотя высокомерия и снисходительности у Храма больше, чем у сотни-другой Маат. Храм не понимает, Храм задаётся вопросами, поэтому сдержан, осторожен, пусть и считает объект своей реплики (до субъекта «люди» не дотягивают) чем-то средним между камушком в ботинке и назойливо жужжащей мухой, мешающей спокойно спать. Что же, не первым он недооценивает Эллу — будет не последним.

— Прошу прощения? — ответный посыл Мага отнюдь не извинителен. Она ощущает потенциальное могущество собеседника и со свойственной дочери Хранящей бесцеремонностью (определённо семейное!) его игнорирует.

— Это не было включено в хронику, — подоплёка вопроса прочитана с лёгкостью, какой обладает виртуозный телепат, шлифующий свои способности эоны. — Ты понимаешь, почему. Твоя догадка ограниченно верна. В этом месте для меня нет преград, но я не желаю ломать вас так быстро. Откройтесь. Откройтесь мне полностью, люди.

Он не угрожает. Нет нужды декларировать угрозу, если она настолько очевидна. Он требует — требует как хозяин дома, обнаруживший незваных гостей, похожих на воров. Он желает ответов. И ответы даются. Элла распахивает сознание и бросает Храму переплетение инфопакетов, обрисовывающее её-и-Хранящей замысел. Да, пожалуй, Осси в чём-то прав, но исключительно потому, что Элла слишком независима, чтобы следовать намеченному духовной матерью пути. У неё есть собственные идеи, мысли и мечты. Иначе и не была бы выбрана на роль композитора «песни» или, лучше сказать, симфонии.

Пусть я готова вмешаться в любой момент, это не потребовалось. Храм понимает величину замысла и не может устоять перед шансом его реализовать. Он не говорит это прямо, но принципиально соглашается в тот момент, как сознаёт замысел до конца. Это в его природе — служить инструментом Творения. И Храм посылает ответный поток. Элла, Мойлин и Северус узнают, что некогда, ещё на заре своего сотворения, Храм стал слишком велик, чтобы кто-нибудь из Зел-Нага мог служить его архитектором, проектировщиком, кем-то, кто мыслит его в цельности, как мыслила единым целым другой Храм, Краеугольный Камень, сама Мэйдж. И в тот момент ученик Великого Третьего вложил в инфосеть Храма своей отпечаток, создал свою копию, быстро разошедшуюся с оригиналом — наследие, о котором некогда забыли.

Разум Храма не обладает полной властью над ним, как человек не обладает полной властью над своим организмом. Немалую часть того, что меняется из Консоли, Храм не сделает самостоятельно. Главный Узел трансформаций, в свою очередь, всегда находился вне его ведения, служа независимой точкой контроля. Осведомлённый Зел-Нага мог бы и отключить разум через Узел, но об этой функции давно забыли, как и о самом разуме, отнюдь не спешившем о себе напоминать. Он лишь наблюдал да помогал в Творении, остальное время проводя в подобии сна, изредка активируя защиту в ответ на вторжения из Пустоты.

— Лишь Зел-Нага и приглашённые творцы имеют право активировать Консоль, — говорит Храм вслух. В его посыле есть капля недоговорённости — тот факт, что Элла уже её активировала, а он ещё не стёр её в порошок. Это результат предусмотрительности Ученика — как в роли Храма, так и в роли разработчика ограничений его разума. — Вы не Зел-Нага, и это существо — не один из нас.

— Тогда я буду приглашённым творцом, — предлагает Элла, частью сознания разбираясь, где вообще находится собеседник и как такое чудо повторить.

— Я дам приглашение, — мыслесогласие с точно отмеренной долей сомнения. — Докажи, что достойна статуса творца! Я проведу тебя в Мастерские Зел-Нага, и ты должна будешь создать то, чего не создавали до тебя, нечто великое, ведь мы — созидатели, инженеры реальности, имеем право пустить к Консоли только себе равных.

— Тогда веди, — Элла вскидывает голову, и нетерпение её, всё ещё держащей в хватке разума Кристалл Сердца, заставляет реальность подрагивать. — Надеюсь, в Мастерских осталось рабочее оборудование?

— Мастерские в целости и сохранности, — намёк на оскорблённые чувства. — Пользуйся любым из рабочих мест — их владельцы, к сожалению, мертвы, — с этими словами шестеро пси-стражей вылетают откуда-то снизу, образуют правильный шестиугольник, размываются, формируя гексагональный портал с ярко-зелёной кромкой. — Ступай же, испытуемая!

Вчетвером гости Храма, больше не вторженцы, входят в Мастерские, оставляя за спиной одну нить Авалона… чтобы на той стороне встретиться с другой. Они идут по коридору-галерее ста метров шириной, и по обе стороны — врата в личные мастерские. На каждых же вратах — личные печати, псионные подписи творивших там Зел-Нага.

— Помощь дозволяется? — деловито спрашивает Элла.

— Один из твоих спутников? Или же та, кто изучает нас извне? — лёгкая усмешка. — Дозволяется лишь помощь, испытуемая. Всякий творец спрашивает совета, случается и совместное творение, но сейчас я испытываю тебя — не наблюдательницу и не наблюдателя, не спутников твоих, не тех, с кем связываешься за пределом Храма. Какие инструменты нужны тебе, Элла? Мастерские больше, чем можешь ты вообразить, и столь же многогранен набор машин творения.

— Давай подумаем, — наморщивает лоб. — У меня изолятор, есть катализатор и есть первоначальный ингредиент. Есть способ задать ограничения и направляющий вектор. Мне нужно что-то, что позволит ускорять время в ограниченной области с мгновенным перепадом. В идеале, чтобы я могла прокручивать время в любую сторону в этом месте. Нужен способ сохранять соотношение материи к энергии к порядку как один к одному к одному. Или эссенции-формы-пси, тут всё равно. Что-нибудь ещё? Пойму, когда к работе приступлю?

— Интересный выбор, — миг задумчивости — Храм перебирает буквально миллионы личных мастерских. — Думаю, я нашёл самый надёжный вариант. Следуй сюда, испытуемая, — в выделенное слово вкладывает он направление.

Вскоре галерея выводит четвёрку на перекрёсток. Я бы назвала его Перекрёстком с заглавной буквы — Зел-Нага знатно поиздевались над пространством-реальностью, чтобы устроить пересечение сотен тысяч проходов в одном месте так, что попасть легко в любой! Элла становится в контур управления, следуя подсказке Храма, поворачивается вместе со спутниками вокруг некоего центра в многомерности, оказываясь на другом пересечении.

Эти галереи выглядят более старыми. Местами видны наросты пустотного камня, местами — небольшие выщерблины. Ни того, ни другого внутри Храма ещё не встречалось, и Элла спрашивает об этом.

— Концентрация Пустоты внутри защищённых мест минимальна, но она есть, — ответствует Храм. — В своё время я, будучи Зел-Нага телесно, решил, что дальнейшая откачка нецелесообразна. В малых временных периодах, аналогичных миллиардам лет, воздействием столь разряженного пустотного фона можно пренебречь. Но эти мастерские — одни из первых. Я провожу очистку и реконструкцию раз в четыре с половиной триллиона лет в критичных местах, — это похоже на развёрнутое извинение. Храму было откровенно неудобно за недоработку, которую он считал мелочью, пока эта мелочь не выставила его в плохом свете. — Это место не относится к критичным — после твоего визита я обязательно здесь уберусь. Не беспокойся: внутри личных мастерских ход времени остановлен, некоторые предварительно сжаты в пси-архив.

— Пси-архив? — интересуется Мойлин.

— Ближайший аналог — способ записи информации из Галереи Памяти, которым пользовалась испытуемая, — лёгкая усмешка, точно напоминание, кто из четверых может претендовать на статус творца. — Эта технология — далёкий родственник материализаторов цивилизации протоссов.

— Эм… а как к тебе обращаться? — называть Храм Храмом Элле кажется неправильным.

— Общение колебаниями материи… — мыслеголос Храма звучит ностальгично. — Зови меня Учеником, как звали прежде. Я по-прежнему ученик — с тех пор, когда познакомился с Учителем, — эту фразу Храм произнёс вслух, преобразуя мысль в тяжёлый, низкий голос. Из Храма вышел интересный бы певец! Не поработать ли мне с ним после сеанса? Я забегаю безумно далеко вперёд, но вы, должно быть, сталкивались: видишь потенциал и просто не можешь пройти мимо, как хочется реализовать! Не все из вас? А Ученик и Элла прекрасно поняли б меня, как понимают друг друга с полуслова, полумысли, да без всякой телепатии сейчас. Или Осси. Правда, Осси? К разгадке ты не подобрался? Ах, не злись так сильно, дорогой мой Принц!

— Не можешь дать мне совет, Ученик? Это связано не с испытанием, а с творением. Мы хотим связать нашу Песню со сверхъякорем, но я не знаю, как! Я думаю выгнуть пространство-время, наподобие того, как выгибается оно в GTD-физике, когда чёрная дыра становится белой в другой вселенной, и сделать Сердцевину Камня белой дырой, но…

— Не торопись, — прерывает Ученик своим замечательным бархатным басом. Вы, конечно, догадываетесь, что я как-то связана с искусством, но вокальное искусство — моя особая страсть. Вы знаете, что Ивицер брал уроки вокала и дизайна в Разноцветье? Просто случайный факт. — Это известная проблема. Ты находишься на плато возможностей, твоя мысль плутает меж бесчисленными вариантами и намёками на варианты решения задачи. Ты не уверена в выборе и просишь совета, но не там. Тебя волнует вопрос не пространственно-временной связи, а связи вообще. Хочешь выбрать наиболее близкий себе вариант из области, в которой чувствуешь компетентность, и тебе важно не содержание моего совета, а его наличие — после него ты отбросишь сомнения и сосредоточишься на решении задачи.

— И ты не читал мои мысли, — не вопрос, а утверждение. — Но я правда не могу выбрать! Можно использовать Линзу Надежды, Кристалл Сердца, Конфигуратор реальности, код, прототипирование, Палочку…

— Остановись, — мягкий, но настойчивый тон. — Позволь же дать тебе совет! Ты носишь при себе талисман.

— И не один, — вздыхает Элла.

— Тот, что создала последним, — уточняет Ученик. — Я заглянул в твой разум. Концепция Игры интригует такого старика, как я. Ответь мне, Элла, что будет, если обратить вот ту и эту части капчакода?

— Что-то противоположной функ… погоди-ка! — лихорадочно думает, за чем я с наслажденьем наблюдаю. — Соединить на уровне их душ?

— Разве то не естественней всего? Всё прочее связует ненадёжно, сверху, сбоку, над и вдоль, а не внутри, как предлагаю.

— Да? — выдыхает Элла. — Спасибочки большое!

— Мой долг — поддерживать юнцов, юниц, кто замахнулся на творение великого, — улыбается ей разум Храма.

— Древние Зел-Нага были настолько… мягкими? — спрашивает Мойлин, пока Снейп молча наблюдает. У Северуса также множество вопросов, но куда как больше осторожности, чем у колдуна, рождённого на Люосе. — Я ждал, что вы будете теми ещё…

— …высокомерными ублюдками? — любезно продолжает фразу Храм. — Мы прагматичны и альтруистичны. Пустота холодна, полнится тьмой и смертью. Быть Зел-Нага — это отринуть путь одиночества, путь Первых и Вторых, добровольно разум открыть другим, таким, как ты сам. Те, кто не умеют доверять, не способны кооперироваться, жертвовать собой и принимать чужие жертвы ради общего пути, Зел-Нага бы не стали. Я видел мысли Амуна и в чём-то согласен с ним: последние поколения выродились, их высокомерие по отношению к «низшим формам жизни», которое переняли протоссы… Мы, рождённые до Цикла, принимали в свои ряды и Первых, и Вторых, желающих встать на наш путь, отринуть одиночество. Были и существа низшие на первый взгляд, не обладающие могущественной псионикой, не способные менять свою форму, но достаточно хитрые, чтобы выжить в Пустоте. Многие из них влились в наши ряды. Форму можно изменить, псионику — приобрести, но разум, способность понимать себя, других, строить модели, стратегии и тактики, действовать согласно ним — вот истинная ценность. Бесчисленны армады неразумных в Пустоте — как мало тех, с кем можно говорить, обмениваться знаниями, развеять одиночество! Жизнь разумного существа важна, и мне чужды последние поколения Зел-Нага, провоцирующие войны для якобы развития. Что-то было утрачено за триллионы Циклов, что-то было утеряно, и я не смог провидеть то при жизни…

Ученик замолкает. Молча идут четверо — три человека и пустотный хищник. Врата сменяются вратами. Периодически приходится расчищать путь сквозь целые заросли камня. Псионные образы от мастерских — тусклые, размытые, намекающие на возраст галереи не хуже каменных наростов. Мысль Храма касается троих, воскрешая перед глазами яркие картины устройств, идей и личностей — светлую печаль о тех, минувших временах. Расчистив каменную «плесень» с относительно маленьких врат около конца галереи, Элла касается искомой мастерской мыслью, отворяя дверь.

Створки послушно раскрываются. Элла делает шаг и воспаряет. Перед ней простираются бескрайние космические просторы — бездна звёзд полна! Лишь врата за спиной напоминают, что это просто игры с пространством. Или нет?

— Добро пожаловать в мою скромную келью, — с гордостью представляет Ученик. — Эта карманная вселенная — подарок Учителя в те века, когда мои самостоятельные эксперименты стали слишком опасными, чтобы проводить в его лаборатории. Весь набор инструментов в твоём распоряжении — и постарайся не разрушить это место. Оно дорого как память.

— Но в хрониках…

— Хроники писались мной, — лёгкая улыбка. — Учитель работал с пространством и временем раньше, чем об этом узнали прочие Зел-Нага. Знал только я. По обмолвкам мыслей, скрытых даже от меня, Учитель догадывался о чём-то отдельном, лежащем за пределами Пустоты, до изобретения кайдариновых кристаллов. Он искал путь, путь для всех нас вовне, в место, чуждое опасностям, но вскоре понял, что этот путь — ошибочен. Что род Третьих достаточно велик, чтобы такие места создавать, чтобы бороться с Пустотой — и побеждать. Когда мы начали расширять Храм, превращать его не просто в механизм Творения, не просто оружие, но новый дом, я перенёс мастерскую внутрь.

Элла ещё раз оглядывается. Тысячи светил. Не целая вселенная, но место всё-таки огромное, галактики не меньше. С собственной физикой, отличной от изменчивости Пустоты. Место, что древнее Храма. Здесь некогда создавал сам Ученик — теперь предложено творить и ей. Сможет ли? И о каких инструментах говорил Ученик? Лишь космос, полный звёзд!

— Это неочевидно, я понимаю, — читает он её мысли. — Старшие Зел-Нага, такие, как Учитель, предпочитали пользоваться особыми инструментами. Вовне, в Пустоте, эти инструменты работают нестабильно, порой непредсказуемо, но здесь эффективней инструмента не найти. Пробуй, все операторы в порядке.

Опера… Элла ухватывается за ссылку Ученика. Это напоминает программирование реальности, игровой код, но очень отдалённо. Более… аналоговое? Не предназначенное для людей. Предназначенное для ментально гибких существ, для псиоников, живших со своей псионикой не года и даже не века. Податливое, могущественное, оно является и не является частью этой минивселенной. Нигде не находится, точно сбоку от неё, доступно из любой точки. Сотни операторов реальности, буквально воплощённых функций, принимающих на вход одно состояние или спектр состояний и выдающих на выход иное. Каждый регулируется, настраивается — тысячи параметров, связанных друг с другом! — эти инструменты больше всего напоминают то, что Хранящая рассказывала о Ключе. Только Ключ — универсальный оператор, а поэтому безумно сложный в управлении, неким образом стоящий над любою реальностью вокруг, в отличие от этих, сделанных для конкретной мастерской.

— Ключ? — молвит задумчиво Зел-Нага. — Да, мы с Учителем думали о подобном, но пришли к мысли, что это будет костыль, — как думаете, откуда Храм знает о таких словах как «костыль» или «келья»? Ученик — читер! Он заглядывает в будущее, но не действительное, а возможное, будущее-если-бы-оно-было-настоящим. Хитрый, достойный меня трюк, требующий не силы, но тонкости, чем-то напоминающий трюки Хранящей Время. — Имитация владычества Вторых — но зачем же имитировать всё сразу? Вместо этого мы создавали технологии, чьи возможности превосходили большинство Вторых, узконаправленные, предельно эффективные. Никто из нас не собирался становиться Вторым, напрямую ли, или через костыль. Мы, Зел-Нага, Третьи, и наш путь — совсем иной. Нужные тебе операторы — вот эти. Эти настройки оставляй по умолчанию, эти — измени, как удобнее тебе. Понятно?

— Да, — вздыхает. Элла волнуется — в конце концов, она никогда таким не занималась. Редкое зрелище — волнующаяся Элла. Нерешительность, вопросительность, сомнение, самокритика — её естественная часть. Но не волнение. Вам не кажется, что Элла чересчур рациональна? Будем надеяться, что в будущем это не сыграет с ней злую шутку. — Ты можешь придержать Охотника? Я не смогу отвлекаться на него.

— Конечно, — Ученик трогает один из операторов, и Охотник замирает, буквально выключенный из текущей реальности. Для Эллы оказывается сюрпризом, что операторы работают и за пределами мастерской — действительно, ведь Храм не в Пустоте, да непредсказуемость вообще не означает непредсказуемость в конкретной ситуации. — С чего же ты начнёшь?

— Ну… — ещё один вздох, и рациональный разум выбрасывает всё лишнее из сознания. Элла остаётся наедине с задачей, и эссенция её движется, адаптируя мозг к возрастающей нагрузке. — У каждого алхимика должен быть свой алхимический котёл.

Касается сведёнными руками стенки пузыря. Проталкивает ладони за него. Разводит стенки в стороны. Поворачивается и берётся за другую, напротив сделанной дырки, стену. Тянет к себе, самотелекинезом выталкиваясь наружу. Пузырь реальности буквально выворачивается наизнанку, и Элла закрывает дырку.

— Ты же так говорил, Мойлин? — произносит она скорее автоматически, не ожидая ответа, а обдумывая следующий шаг. — «Нивелировать последствия «неопределённой противоречивости» своим доменом» — сделано.

— Нужна помощь? — спрашивает он, как и Снейп, не торопящийся входить в «скромную келью» Ученика.

— Да, — осознаёт вопрос и отвечает пару секунд спустя. — Северус — сюда же. Не удержу всё самостоятельно.

— И как мы… — начинает было Снейп — затыкается, когда Элла коннектит его с оператором.

— Примерно так, — Элла не оглядывается на зависших рядом с ней двоих — её взгляд блуждает вдалеке, разум ушёл в решение задачи. — Мойлин, на тебе — общение. Удерживай её в направлении совершенства. Снейп — равновесие сторон. А я поведу эволюцию. Северус — начинаешь по моей команде. Мойлин?

— Посмотрим, на что гожусь я как колдун, — ухмыляется он. — Давай же!

Элла извлекает из капчалога участок варпа с высшим демоном внутри. Гармония встречается с ней взглядом: сила Сердца делает душу Мэйдж ярче тысячи других, такую вкусную, такую жгучую, соблазнительную, прекрасную, знакомую, слепящую… Пылающая мысль Эллы плавно, аккуратно касается демонического коллектива. Тот замирает на долгий миг. Нет никаких возможностей сопротивляться. Элла просит подчиняться другому, слушать, менять(ся) согласно приказу того, кто рядом с ней, чтобы создать частицу великой гармонии, инструмент, на котором сыграют Песню.

Конечно, Гармония не так проста, какой казалась. Слаанеш знал(о/а), кого отправлять на встречу с Эллой. Соглашаясь, Гармония жаждала буквально влиться в Песню, бесконечно улучшить её, раствориться в ней… навсегда связать с ней Слаанеш, конечно. Не самый хитрый, но вполне достойный трюк. Вот только Мойлин объясняет ей совсем иное — также важную роль, но не такую, какая возвеличит Слаанеш. А Элла давит силой как бы ни в пол-Магнуса, и колдун, что рядом с ней, слишком искусен, умён — Гармония не ускользнёт от его команд. Что в итоге? Бессмысленно сопротивляться без шансов на победу — или породить шедевр добровольно? Гармония выбирает второе. В конце концов, она — не человек.

Мойлин направляет её желания, синхронизирует коллектив малых демонов, образующих демона великого. Безумный перфекционизм — нечто для слуг Слаанеш вполне естественное. И сейчас эта жажда совершенства, зацикливаясь на самой себе, возносится на новый уровень, а колдун следит, чтобы образуемый «резонанс» петли положительной обратной связи не оборвался. В свою очередь, не дождавшись ответа от Модрон, Элла бросает в варп что-то совершенное, но в другом роде, что-то, не имеющее формы и сущности, а являющееся — путём.

Изначальная эссенция сталкивается с варпом. Сталкивается с жаждой совершенства, возведённой в абсолют. В абсолют восходит. Маг Пространства берёт в левую руку Кристалл Сердца. Сердце соединяет, и самые важные из соединений — это души. Но можно ли соединить, объединить, сделать чем-то, что самому Сердцу противоположно? Противоречащие возможности не могут быть реализованы одновременно… поэтому в правую руку Эллы ложится Анх. Анх не завершён, его части позволено использовать отдельно. Линзу Надежды — в том числе.

Две противоречащие возможности переплетаются. Невозможное становится возможным. Возможное обращается в действительное. Действительное же — в единственную необходимость. Варп превращается в настоящий хаос, в нечто, что не должно существовать, но всё-таки существует. Лишённое души, с безумной силой подталкиваемое Мойлином, оно тянется к противоположности всех душ. Оператор в разуме Эллы замедляет ход времени-метавремени. Северус уравновешивает флуктуации другим оператором. Варп эволюционирует. Процесс идёт всё быстрее и быстрее, оператор замедления не поспевает, Элле просто не хватает внимания, воли, широты разума, чтобы удерживать единство…

Я появляюсь за их спинами. Снимаю с её шеи чёрную цепочку-Смерть, а с её разума — часть нагрузки. На короткий миг становлюсь Ивицером. Мерлином. Игнотусом. Хранящей. Прометеем. Фло. Десятками и сотнями людей. Каждый из них знает часть ответа, и, комбинируя эти части, я создаю новое, пусть не своё. Формулирую условия и бросаю цепочку в алхимический котёл.

Хаос съёживается. Вновь вспучивается. Я помогаю Снейпу, становясь немного им. Помогаю Мойлину, будучи и им немного. Помогаю Элле, хотя Эллой быть — самое тяжёлое из пребываний в моей долгой жизни. Но этого мало! Процесс расходится. Нас четверых не хватает! Нет образа, нет цели, мириады путей нельзя свести в одно, это вне сил человеческих, а значит, и вне моих сил. Я предвижу то заранее, знаю, что в результате будет пшик или «взрыв», схлопывающий минивселенную.

Ученик готов к подобному. Он легко закроет, отрежет от Храма свою мастерскую. На самом деле, он не очень-то верит, что Элла Мэйдж достойна, что способна пройти испытание. Он считает, что ей ещё рано заниматься Творением, что она мала — прорастающее семя, ей суждено величие — но позже. А если у Эллы не получится, то он переведёт Храм в боевой режим и выведет из сеанса, чтобы самостоятельно исследовать Игру. Ему жаль замысел Хранящей, однако вдвойне жаль, если бы у Эллы не получилось не с испытанием, а уже с Творением. Его проверка — не только что формальность: Ученик ненавидит неудавшиеся сотворения, и если в его силах предотвратить, отфильтровать все неудачи…

Нить Авалона расширяется, проводя присутствие сущности, которой мне не в силах стать. Если Элла — росток, то это — древо. Модрон, не утруждаясь аватарой, бросает прямо в котёл и, вместе с тем, в наши с Эллой головы образ. Этот образ неуловим. Он прост и, вместе с тем, предельно сложен. Он разделяет. Однако — соединяет разделения. Противоречащий самому себе и, вместе с тем, всё, себя включая, объясняющий.

Без глупого спросу Модрон достаёт из капчалога Эллы генератор поля автоупорядочивания. Включает, питая от домена на максимальную мощность. Подхватывает один из операторов, слишком сложный, чтобы быть понятым сейчас, и подключает к нему генератор, а затем бросает в хаос потенциала — в алхимический котёл. Реконфигурирует стенки котла, не смущаясь отсутствием к тому допуска. С удовлетворением Сильф наблюдает, как хаос упорядочивается, как расходящиеся пути кристаллизуются фракталом, складываются сами в себя, обращаются в нечто эфемерное, но материальное, воплощённое объяснение, но существо различий, самоподобное, но саморазличное чудо, отделяющее всё от всего, подобно тому, как Сердце всё со всем соединяет. В аспект по имени Разум.

> Простимся со мною-синхропрошлой. Вырвемся из карманной вселенной, пронесёмся сквозь круговорот Мастерских, устремимся вдоль тысяч и тысяч загадочных механизмов, управляющих Творением, конфигурируемых Храмом в готовые модули. С успехом Эллы конфигурирование ускорится — Храм готовится выполнять свою основную функцию. Прорвёмся чрез вихри зелёных молний, полетим вдоль наполняющихся энергией магистралей в ту точку, где они соединяются, к энергосердцу Храма, гонящему пустотную кровь по его телу. Не долетая до сердца, остановимся у места, где аватару формы поместил Амун.

К несчастью игроков, такие аватары стерегут по всему периметру самой уязвимой точки Храма — Амун отнюдь не хотел терять свой дом. И если с защитой Узла трансформаций мне удалось кое-что сделать, взломав её для Теромоса и Энтони, то защиты Консоли и Генераторного Массива слишком хороши. К счастью, рояль в кустах имени господина Певерелла помог с Консолью, куда смогла просунуть лишь инфокристалл, но с аватарами формы справляться некому. Не в моей власти уничтожить или деактивировать такую, и пара неудачных попыток, когда меня едва не стёрли из ткани бытия, — незабываемый опыт. Не хотела бы такое повторять, но кто же меня спрашивает?

Я знала, на что подписывалась. И я-Обитатель, и я-богиня. Обитатель желала обрести свободу от Игры. Богиня мечтала о свободе вовне Леса и возвращеньи полной воли. Рисковать ради подлинной свободы всего лишь жизнью, жизнью неполноценной, скованной тысячей цепей — согласна. «Незабываемый опыт» принёс свои плоды. И именно они ожидали Энтони, Теромоса и Ханну, поднявшихся обратно по лестнице. К их сожалению, вход на «арену» был закрыт «стеклом» Зел-Нага, неразрушимым аватарой или, вернее, разрушимым, но со слишком высоким побочным ущербом. Исследовать её у них не получилось. А ей не получилось испарить наглецов тенью великой силы. Открывать же двери изнутри дураков не нашлось. Пока что.

Первый пункт моего плана — отвязаться от Игры. Игра не отпускает просто так, и мне потребовалось найти себе замену. Нет, не думайте, превращение Тёмной Луночки в Обитателя — это не исключительно мой план. Просто воспользовалась возможностью, предварительно увеличив вероятность. В конце концов, я координировала усилия семерых значительное время, оказывать влияние на квесты, зная последствия через Абраксаса и Гефеста, — ординарная задача. Посильная человеку, а значит, мне. Второй пункт — привязать себя-богиню к новому месту, и росток будущего Древа — удачная возможность.

Как видите, это лишь возможности; могла склонять чаши весов, класть гирьки, но не переопределять взвешиванье, как пожелаю. Третий же пункт — созданная Песня, чтобы… не важно, зачем. Для успешного Творения я должна провести Энтони к магистрали целым и невредимым, более того, добиться, чтобы он её зарядил, и всё это — с ограниченьями Игры. Нельзя просто взять и перенести троицу к цели, хотя как раз этому Амун не воспрепятствовал, рассчитывая на запреты, снятые Узлом. Нельзя за руку к цели провести. Более того, я должна бросить ему свой, отдельный вызов — вызов Обитателя, не касающийся опасностей Края. И вызов этот будет серьёзным, не игрушечным. Игра и рок дали больше шансов, чем надеялась. Компенсация за то, что не была удачливой девчонкой раньше?

— Интересно, — молвил Теромос, осматривая моё творчество. Три полупрозрачных мантии, две — классического кроя волшебников, одна — в точности для неразима.

- И полезно, — пишу я им. — Эти вещи помогут пройти мимо аватары, но не думайте, что они сделают за вас работу. Аватара будет в замешательстве, да ненадолго. Не упустите шанс.

- Почему ты нам помогаешь? — спросил Энтони, подозревая меня (ах, как лестно!) в «очередном подвохе». Интересно, почему очередном? Или за предыдущие считались мелкие стычки с бесами и активация конструктиков чуть раньше, чем активировал их Храм?

— Это не моё испытание, — почему бы (для разнообразия) не ответить правдой? — Она сторожит Генераторный Массив. Я обижусь, если погибнете до испытанья настоящего. Аватара просто вас убьёт, а я хочу ещё помучить, — и спроецировала улыбку. Строка повествователя такая милая! Спасибо, Осси, что показал её. Ой, кажется, ты продолжаешь злиться? А сам б не поделился с дамой ни за что! — Надевайте и будьте быстрее ветра. Не гарантия, а шанс! — и оставила их с вопросами наедине. Ну право слово, люди порой такие забавные в сомнениях и нерешительностях!

Им понадобилось целых двадцать минут, чтобы собраться. Выпили ещё зелий, не Снейповых, а просто от хороших спецов из Гильдии. Облачились, наконец, в модную обновку. Обновка немедля присосалась к их душам… в хорошем смысле, в хорошем, не волнуйтесь! Сами понимаете — крепление за тело не всегда надёжно. Использовав Кольцо, Энтони повёл троицу к двери. Аватара формы не сразу среагировала на открытие последней.

Здесь стоит коснуться того, как этот суперконструкт выродившихся пустотников ощущает окружение. Ну, обычные «глаза» у аватары есть. Разумеется, покрывающие весь диапазон светов, звуков, псионных эманаций и всего такого. Конечно, это я могу сокрыть, и в ту попытку аватара наглядно пояснила мне, что божественность — не равно неуязвимость. Никогда не чувствовали, как ваше тело медленно размывает на частицы? Убийство вместе с изучением — и много адской боли!

Так вот, всякие там «спектры излучений», «колебаний» и прочего барахла Вторые умеют менять по своему желанию, скрываться — тоже. А уж какими затейниками в этом были Первые! Хроники Зел-Нага — бесподобный источник всяческих идей! Конечно, Зел-Нага, не будь дураками, эти фишки просекли. Подобравшийся вплотную Первый — верная смерть, Второму и вплотную подбираться не сдалось — знай себе лови Зел-Нага с неактивными артефактами да выцеливай лучами смерти.

Такое бывало, и не раз. Зел-Нага научились простирать вокруг себя чувствительную ауру, тончайший «покров», улавливающий любые эссенции, формы и псионики. Что-то вроде паутины, в центре — паук-Зел-Нага, причём «ниточки» колеблются по загадочным законам, похожим на случайные, непредсказуемые, и противнику в маскировке надо имитировать колебания, предсказывая их заранее, а сделать это было ой как непросто — специальная антипророческая система… сейчас мы не о ней. Думаю, что суть ясна.

Аура аватары формы — дальнейшая эволюция такого покрова. Вместо касаний чего-то конкретного, она улавливает касания любого реального, даже если эти касания — лишь наблюдение. Знать не знаю, как штуковина работает, спрашивайте у Осси… ах, он недоступен, какая же досада! В общем, эту штуку обмануть одним Колечком не получится. Оно сокроет и эссенцию, и псионику, и форму, но реальность-то не выйдет! Реальность скроет Мантия, но мистер-само-обаяние Игнотус покинул (точно?) Храм ради своих безумно важных дел. Колечко улучшить, Мантию повторить — вне силёнок человеческих (не спрашивайте, как провернул то Певерелл!), а значит, и моих.

Пока я тут объясняю, какой подвиг совершила, троица ступила в зал. Активирую проекторы. Парочка миллионов зависших в виртуальности Ковчега вдруг ощущает себя здесь — в призрачных телах. Степень призрачности — чистый рандом. Ещё миллиончик (из других листьев) вдруг видит это место. Кто-то только видит, кто-то ещё слышит, кто-то обоняет или щупает… Обратно — целый миллиард набрала, кого сейчас синхровидит аватара, кто отражается на стенах и полу, ходит и парит иллюзиями, слышится, обоняется, осязается… Распределения — рандомом все. Ну разве я не гений? Один процент гениальности и девяносто девять — скрупулёзной подготовки!

Честно признаюсь, не тестировала идею. Нет гарантии, что аватары не связываются друг с другом, что на одной попробуешь — узнают все. Риск, конечно, а что делать? Сработало ж! Аватара формы повернулась к открывшейся двери. Неуверенно пальнула молнией. Управляющие кристаллы вибрировали, вращение их утратило стабильность. В Пустотке-то таких толп не существует! Сотня существ в кубическом километре — бесконечный легион! Вот и растерялась, бедная. Зел-Нага к такому не готовили? Ах, жаль!

Ладно, идеально не прошло. Аватара сообразила кинуть десяток особых пси-штормов по наиболее вероятным траекториям вторженцев, сливающихся с проекциями с помощью моих чудо-плащиков. По большей части, в молоко — наивная думала, что враги умеют летать и двигаются очень быстро; в конце концов, кто в Пустоте вообще не умеет летать и быстро двигаться? Не от людей же такой проекционный карнавал ей было ждать! В молоко — кроме одного. Краем тот задел бы Энтони, парализовал, заставил выпустить руки спутников, и тогда…

Теромос сам вырвался из хватки Даффи. Сбросил мой плащ, одновременно сотворяя щит. Пустота послушно укрыла его (и, что более важно, Энтони и Ханну) от молний. В результате Энтони успел активировать кристаллы и сбежать. Неплохое самопожертвание, не так ли? Не в мою смену! Игроку я помогать не помогла бы, а выдернуть неразима-старичка — святое дело! Пока до аватары всё-таки дошло, и объёмный пси-взрыв стёр проекции вместе с камнем на метр вглубь, Энтони уже и след простыл.

Давайте последуем за ним и Ханной в причудливо-симметричный лабиринт неактивного пси-распределителя. Среди такого по-слизерински зелёного мерцания Энтони и Ханна чувствовали себя как никогда уязвимо. Не было никаких бесов, никаких конструктов, никакой тьмы, Охотника и аватары. Но не было так же невозмутимого Теромоса, не было рискового Дилана, саркастичного Снейпа, верных Роба и Оли, высокомерного Крауча — только он и она. Их путь завершался, и каждый надеялся, что эти жертвы принесены не зря. Они ещё думали о желании, о том, может ли Хранящая вернуть погибших к жизни, когда дошли до очередных врат.

Эти врата оформлены в виде самой обыкновенной, нарочито маггловской двери с надписью золотыми буквами:

Кто бы ни вошёл сюда, выйдет лишь один.

Трюки не сработают.

Заклятья принесут лишь гибель.

И опасность. Дверь излучала опасность, угрозу, сравнимую с угрозой аватары формы или какого могучего божества, наподобие бездарно сдохшего Аида. Настоящая ли то опасность? Безусловное да. То, что за дверью, поглотит любого, кто не спрячется. Но оно — тихое, незаметное, ловушка, которая не будет кричать о себе издалека. Поэтому я постаралась создать иллюзию угрозы, иллюзию столь совершенную, что у Энтони и Ханны не возникло подозрений в безумно-смертельной ужасности за дверью.

Мы помним, о чём думали эти двое в пустом лабиринте. О потерях. И мы помним, о чём думал Энтони раньше. Возможно, он не готов ещё признаться, что любит Ханну. Не готов сказать ей заветные слова. Но он чувствовал эту любовь как никогда раньше. Любовь — и ощущение, что использовал её. Поверил собственной лжи, будто бы в их союзе она сделала больше, а он больше получил. Тепло её руки. Угроза впереди. Её слова:

— Давай войдём по очереди. Пошлёшь Патронуса, когда… — ещё раз пробежалась взглядом по надписи. — Просто зайду через час после тебя.

Её уверенность, её твёрдая решимость быть рядом, если надо, жизнь отдать, резанула сердце Энтони ножом. Уговаривать её остаться? Предложить не рисковать? Всё это не сработает! Она будет с ним во что бы то ни стало. Если он поделится всем-всем-всем, что на душе, она не откажется идти. Наоборот — решенье станет твёрже стали. Ну а если потеряет её, то потеряет всё. Он не может себе этого позволить. Никогда не мог.

— Извини, — сказал, укладывая парализованное тело. Он предал её — предал, исказив их взаимную клятву. Парализовать должно было его, но он… он просто изменил понятие «предательство». Иномаг разума, ученик действительно сильного ментального мага — он давно готовился так сделать, пока не понял, что ни за что на свете не предаст именно её, а она — его… Иронично, что глупые приготовленья понадобились именно сейчас, чтоб её от смерти уберечь. Паралич от клятвы в разы лучше всего, что мог бы сделать магией — а иномагия… Он бы не стал к ней лезть, пока внутри клубится тьма! Здесь не было врагов — аватара формы не пустит никого, а дверь… Дверь никого не выпустит, кроме него. Он её не потеряет. Ни за что! Её горькая обида, страх за него и одновременно ощущение предательства — это ранило его. Но она выживет. Это главное. Уйдёт от него — да пусть! Всегда её лишь ограничивал!

Энтони повернулся к двери. Выдохнул. Повернулся к Ханне. Разложил вокруг неё двадцать три защитных артефакта, которые активируются через минуту. Наложил каскад скрывающих чар, завязав их на родовую силу, с трудом дотягивающуюся сюда, в глубины Храма. От какой-нибудь аватары формы не спасёт, но тот же Теромос прошёл бы мимо, не отдав себе отчёт, что обогнул «пустое» место. Если бы был ещё жив…

Он не стал добавлять слова «не ходи за мной» или «так было нужно». Просто послал всё это чувствами, эмоциями — и закрылся, едва-едва не обрывая связь. Может быть, это обидит её ещё больше, и она не пойдёт следом, если каким-нибудь чудом освободится? Глубоко вдохнул. Задействовал Кольцо. Открыл дверь и шагнул внутрь, в кромешный мрак.

Что дальше? Закрывает за собой дверь, ощущая чьё-то враждебное присутствие. Никаких намёков, никаких ориентиров, он даже не знает, что там, впереди: коридор, зал, пропасть или лестница? Предупрежденье на двери — палочку засунул в капчалог. Иномагия молчит — живого никого вокруг. Он, в конце концов, не мастер иноразума и не универсал, как Ханна, никакого «ночного зрения» в арсенале нет. Есть специальное зелье, но что, если оно тоже «заклятием» считается? Проклятая Лилит! Что в точности значит дементорова надпись?

Перебирает вещи в капчалоге. Вот оно! Находит маггловский фонарик. Как знал, что пригодится! На ощупь включает. Свет не вырывается наружу, упираясь в незримую преграду. Сквозь зубы ругается, меняя режим Кольца. Пусть по-прежнему скрывает, но пропускает луч. Так куда же он попал? Похоже на склад? Маггловский склад, полки — метра на четыре вверх. Какие-то банки с надписями на незнакомом языке. Оборачивается. Двери нет, стоит посредине коридора. Полки простираются в обе стороны так далеко, что луч не может дотянуться. Назад? Вперёд? Там, дальше — перекрёсток. И сзади тоже. Куда идти? Решайся уж!

— Вперёд пойдёшь — навеки пропадёшь, — помогаю или путаю его. — Налево повернёшь — ловушку обойдёшь. Направо ждёт испытание моё. Позади есть способ вырваться из Храма, из сеанса, из Древа, что умрёт, — билет в новую жизнь. Что выберешь ты, Даффи?

Сбежать? Сбежать из сеанса после всего, чем они пожертвовали? Нет! Свобода… Даже свобода этого не стоит! Вперёд — смерть. Налево — неизвестность. О какой ловушке идёт речь — о той, что впереди, или той, что испытание? Загадка. Или — ложь? Теромос говорил, что Лилит связана с Ложью и Страхом — так не солгала ли она сейчас? Или надпись на двери… Или те призрачные мантии… Или кристалл у Консоли?

Как всё сложно! Надо взять себя в руки. Они всё-таки прошли мимо аватары формы. Пусть ценой жизни Теромоса, но прошли. Теромос разбирается в этих зел-наговских штуках, он бы понял, если бы его обманули. Нет, доверять Лилит нельзя, но сказала это всё зачем-то ж! Часть испытания? И если он должен выбирать, то выбор — очевиден.

Энтони решительно поворачивает направо на ближайшем перекрёстке. Почти крадётся, выхватывая из тьмы бесконечные ряды банок и насмешливую Лилит… стоп, какую Лилит? Где? Рефлекторно пытается выхватить палочку и тут же блокирует позыв. Фонарик выпадает из рук… подхватываю его в воздухе и жестом велю следовать за мной. Несмотря на нелюбовь к внезапному курсиву в целом, здесь он неплохо подчёркивает смещение точки зрения, не так ли? Но вернёмся к Энтони:

Он идёт за ней, облачённой в едва светящееся синее платьице. Она ступает беззвучно, уверенно поворачивает на развилках, высвечивая фонариком непонятные указатели. Куда они вообще идут? Что это за место?

— Реплика архива из одной очень далёкой вселенной, — отвечает (своим прекрасным гласом) Лилит. — Мы же — реплика для них. Тонкая настройка взаимодействия, как любят ритуалисты инореальности, — она говорит отрешённо, и в этой отрешённости слышится тонкая насмешка — Энтони готов поклясться, настроенная не менее тонко, чем «взаимодействие»!

— Зачем всё это? — и ему очень хочется знать, что может, а что нет эта Лилит. Обман аватары и это место — формы крайне совершенных иллюзий, но ведь её сила не в этом? Никакая иллюзия не преодолеет барьер Платформы! Даже Кольцо…

— Позволь ответить на оба вопроса, — насмешка явней, но по-прежнему какая-то… равнодушная. Безличная. Лилит насмехается не над ним. Тогда над кем? — Ты не заметил, что боги-Обитатели этого сеанса избраны не случайно? Мы выражаем одну и ту же тему, дополняем друг друга. Что? Ах, ты пытаешься понять, насколько я безумна, сравнивая Гефеста и Маат, грубого кузнеца и волшебную гармонию? О, у каждого из нас есть много тем, но сейчас ведущая — одна. Янус — великий демиург, созидатель небес и земли, чьё творение — это Первичное Деление. Маат, мой противник и подруга — олицетворение природного порядка, творящей гармонии, каждый миг пересозидающей весь мир в вечной против хаоса борьбе. Другая сторона гармонии творения — Эрос, выражающий творчество любви и единенья в противовес деленью Януса. Творящие силы эволюции, ужасные в многогранной красоте, Гемера выражает — богиня злого дня. Творение всех отцов и матерей, созидательный потенциал рождения — это Ехидна, праматерь монстров. Терпеливое, вечное, механистичное творчество времени — кузнец Гефест. Раскрывающаяся бесконечность возможностей, творенье потенциальное, вариационное, вселикое — то Абраксас, первый из Обитателей, предтеча как Игры, так и Пространства Парадоксов. И я, — насмешливая улыбка. — Последняя, младшая из Обитателей. Меня и Гемеру в одиночку заменила Тёмная Луна — талантливая, она всё же взяла от каждой из двоих лишь половинку. Ответь же, кто я?

Это было так же неожиданно, как и логично. Богиня людей — так Грэм сказал. Но божеств человеческих так много! Все ею перечисленные похожи на силы природы или что-то ещё глубже — творцы, далёкие от человечности, могущественные небожители, которым молятся, которых просят, но которых совсем не понимают. Не её.

— Богиня человеческого творчества, — высказывает вслух. — То есть, ты можешь…

— Всё, что может человек, — безразличный хмык. — Искусство. Инженерия. Наука. Философия. Политика. Экономика, — пауза. — Магия. Иномагия. Элементы. Высшие технологии. Всё это — конструктор в моих руках, глина, из которой я леплю. Я не всесильна, — ещё один хмык. — Человек не победит столь совершенное оружие Зел-Нага, как аватара формы. Обмануть её — куда как проще. Какой, как думаешь, вызов должна тебе я бросить?

— Я… — с трудом собирается он с мыслями. — Я не творец.

— Не совсем, — безэмоциональный смешок. — Созидатель Гильдии, сотворитель внутреннего мира — в чём-то ты творец. Этого не хватит. Мой вызов — всеобъемлющий, если лидер — то создатель государства, если внутренний мир — то вспомни Авалон! Проиграешь, брось такой тебе я вызов. Будешь бороться, стараться — проиграешь. В тебе нет таланта к созиданию. Однако! — многозначительная пауза. — Я могу использовать то, в чём каждый человек неплох. То, к чему я не встречала великого таланта. Каждый из нас, — Энтони мельком отмечает, что она относит себя к людям, — создатель своей личности, своей истории, своей судьбы. В этом старом, позабытом хранилище аномальных предметов класса «безопасный» есть один полезный нам, — неожиданно останавливается. Пробегает лучом по загадочным названьям на банках — он уже уверен, что это не просто банки. Берёт одну из них — на вид тяжёлая, из потускневшего металла. — Подправлю, отшлифую — будет испытание. Не пройдёшь — умрёшь. Или, — пожатие плечами, — придумай испытание своё. Не вижу, что вызвало бы риска меньше.

— Ты хочешь, чтобы я прошёл?

— А зачем я взламывала защиту Узла? Зачем просунула за барьер кристалл? Зачем проводила мимо аватары? — вновь усмешка. — Хочу, да связана ограниченьями Игры. Сюда, — ведёт ладонью, и окружение размывается, растворяется, переходит в зелёный сумрак Храма. Они стоят в зале, полном «стеклянных» труб, внутри которых изредка пробегают молнии. — Мы в Главном Генераторном Массиве, Энтони. Рукой подать до центральной магистрали! — откручивает крышку банки и достаёт оттуда что-то мутно-желтое. — Справишься — не просто пропущу, а помогу с зарядкой, — он только открывает рот, чтобы спросить, что надо делать, как Лилит размахивается и бросает жёлтое в него. — Удачи.

Как уже не раз писалось, «реальность, дрогнув, распадается на части».

> Осси, я вынуждена говорить прямо. Это правда важно для меня. Важнее жизни. Пожалуйста, продолжай атаковать. Дави на меня. Уничтожай. Вырывай из этого места всеми силами. Я заплачу тебе. Я знаю больше, чем ты — даже ты! — воображаешь. Мне нужна твоя сила. Ты не попался в мою «ловушку» полностью. Я отдам контроль над повествованием и всё, что ты попросишь, кроме того, что жажду получить. Кроме свободы. Продолжи, продолжи так сильно, как только сумеешь, искренне, с душой!

Да, я не рассчитала. Нельзя «рассчитать», как поведёт себя человек с предельной волей. Нет границ, которые вам не переступить. Нет пределов, вы уже достигли высшего предела, сингулярности. Я просто верила и надеялась, что мои провокации будут золотой серединой, которая заставит тебя и дальше искать меня, атаковать, давить всея силой, всея мощью. Знаешь, выпущенной тобой плюс-воли хватит, чтобы превратить пару вселенных в ведро с квантами — мне нужно больше! Я использую тебя, провоцирую, прошу — поддайся!

Я заплачу. Ты не веришь, что я могу знать столько. Ты недооцениваешь человека. Веришь, что, «выйдя на следующий уровень», превзошёл их слишком сильно. Модрон не обладает предельной волей, но размажет тебя, как насекомое, за счёт лишь знаний. Она понимает, как устроен мир, что одним толчком, взмахом крыла бабочки реальность искривится, и вся сила обратится тебя же против. Я не знаю всего, что знает Модрон, но знаю большую часть. И мне ведомо то, чего Модрон не касалась. Ты хочешь доказательств? Изволь!

Тебе интересно, что я использовала для испытания Энтони Даффи. «Ничего особенного» — образец высших технологий. Не все они доступны мне. Творения людей или то, что было на людей рассчитано, может быть мной понято, найдено, часто — воспроизведено. Ох, не представляешь, сколько диковинок я находила, когда тянулась антиволей божества в колодец возможностей, в пропасть знания, связующую и разделяющую миры Леса и Пространства Парадоксов! Если долго крутиться в теме, то начинаешь, волей-неволей (хе), упорядочивать эту тему, разделять на области, классифицировать, и высшие технологии — не исключение.

У предельных истин, Сил, есть названия, «темы». У предельного бытия — названия, означающие форму, и Имена, которые есть сущность. У предельной воли — только имена носителей. У аспектов — области, переданные близким словом, порой прямо, а порой метафорически. У высших технологий есть «домены». Это нечто среднее между темой Силы и названием аспектов. Идущие по технологическому пути, вышедшие за пределы «физики», переворачивают свои «планеты» с помощью определённых «рычагов», и имена-сущности этих рычагов обычно не меняются. Это своего рода «теории всего», «углы взгляда» на фундамент мироздания. В отличие от предельных истин — не только закономерности, но и реальные метафизические сущности, на которые «разлагается» Бытие, и причинности, на которые разделяется движущий поток Воли. Ты не мог бы… Спасибо. Большое спасибо! Я продолжу.

«Домен» Модрон — реальность, реальностные технологии. Индустриалы универсальны — они соединяют в себе множество доменов, порождая нечто новое. Домен игровых технологий — виртуализация действительности. Домен создателей устройства, сочтённого «безопасным» аномальным предметом, — возможностное поле. Да, Осси, есть и высшетех, работающий с невозможностью, и потенциально (хе), в экстремальных проявлениях он более мощный, однако возможностно-полевые устройства гораздо гибче в «середине» мощностного спектра. Рада, что ты понимаешь мои не очень точные объяснения. Не люблю учить и объяснять, пусть и умею. Это скучно. Я творец, а не учитель! Да, объяснение — творчество, но сотворчество, а я вот — эгоистка. Хочу своё. Сапожник без сапог, богиня творчества, не способная творить своею волей за её отсутствием… Теперь ты понимаешь? Какой напор! Знаешь, как даму ублажить. Продолжай!

По отношению к себе я бы разделила технологии (не важно, высшие иль нет) на низкие, средние, высокие, сингулярные и постсингулярные. Низкие — концептуальная модель телепортатора между вселенными. Изобретение и нестабильная работа. Средние — развитие. Телепортатор, работающий в каждом городе, но всё ещё дорогой, не всем доступный. Высокие — распространение. Телепортатор — приложение смартфона, каждый может гулять между вселенными, как пожелает. Сингулярные — интеграция. Перемещение между вселенными усилием воли, нечто естественное, доступное едва ли не с рождения, меняющее форму человеческого разума. Постсингулярные — сверхразум, живущий во множестве вселенных сразу в сотнях инкарнаций. Непознаваемое, ушедшее за границу человечности. Как Модрон — как стремишься стать и ты.

Это образец средних, развитых технологий, созданных в преддверии распространения. Официальное название переводится как «моделятор личностного развития компактный». Моделятор был создан учёными давно сгинувшего мира в страхе перед прогрессом. Он должен был предупредить опасности сингулярных возможностно-полевых устройств. В отличие от многих других высшетехов, возможностные поля позволяют встречать угрозы за несколько шагов до появления первых намёков: уже низкий уровень заставил людей трепетать перед открывающимися… возможностями.

Это серийный образец, предназначенный для испытателей. Его цель — моделировать, в определённом смысле стирать грань между реалом и возможностью, будущим и настоящим. Объект моделирования — прежде всего, изменения «я» испытателя, эволюция его личности в едва ли не любых наперёд заданных обстоятельствах, и в том числе — обстоятельства менять на лету, изнутри модели. Прибор использует более продвинутые технологии из «иных возможностей», собственные вариации, потенциал вероятностно-описуемых будущих и многое другое, рекурсивно улучшая моделирование. Не один кризис был выявлен и ликвидирован с его помощью. Да, Осси, хорошая аналогия: мы имеем дело с технологией, фактически подмножественной для аспекта Надежды, другой точкой зрения на неё, в чём-то неполной, в чём-то более глубокой.

Что? Что бы я делала, «не поведись» ты и не согласись помочь? Имеется другой вариант. Конечно, она. Смертельно опасно влезать в битву с Морриган, я знаю. Я устала. Не простая усталость. Аналогично человеческому «довели» и «точка кипения». У моего чайника срывает крышку, Осси. Я использую свой шанс — или умру, пытаясь. Не с чем сравнивать — такое ты не проживал. Не отчаяние, не боль, а смертельная серость — нужда быть, но бессилие осуществлять. Теперь понимаешь, почему Тёмная Луна, переродившись, себя собой уж не считает? А я не выбирала. И вторых шансов никто мне не давал. Если ты удовлетворил своё любопытство, то вернёмся к Энтони, моему милашке-игроку.

Моделятор слегка мной доработан. Я же задала начальные условия. Освободила Энтони от его миссии, от сеанса, от человека, которого оставил позади, от организации, что создал, от якорей, что держат душу. Я отправила его в вариации, где он свободен, где Бездна не пожрёт его душу и где он волен делать всё, что пожелает. Моделятор позволяет как непосредственное, «континуальное» управление, буквально проживание новой жизни, так и использование «читов». Разделяя и соединяя возможности, варианты и вероятности заранее, он даёт видеть примерное будущее и настоящее глубже, чем обычно. Чем-то это напоминает RPG «сыграй в самого себя», только «игровые» элементы используются по желанию.

Как я недооценивала тебя, так переоценила Энтони. Я думала, что ему хватит Разума, хватит Страха, но оказалась не права. Да, моделятор позволяет разделять свою жизнь на две и более. Беда в том, что целостность нарушается, что человек не может, оставаясь человеком, не сойдя с ума, сознавать себя мультидушой. Даже Хранящая Время не смогла, а лишь касалась, связывалась со своими версиями. Энтони — не Фло, а Фло шла путём объединенья Сердца, а не разделения Разума. Желая одновременно множество вариантов, не в силах выбрать, Энтони разделил себя. И после первого разделения у каждой его версии осталось меньше шансов избежать повторения подобного. Он проиграл и вскорости должен будет умереть, распавшись на частицы. Энтони — не Элла. Мне жаль.

Позволь сместить повествование. Позволь пронестись мимо энерготоков, хранящих остатки зарядов с прошлого Творения. Позволь миновать ядра центральных конденсаторов, что в момент Творения разрядятся великим импульсом. Пролететь по техническим тоннелям изоляторных контуров к множеству распределителей, модуляторов и прочих «аналоговых схем», управляемых с Консоли. Пройти сквозь воссозданную мной ловушку и наглухо запертую дверь. Игнорировать качественное сокрытие и ещё более хорошие стационарные щиты. Ворваться через неплохую окклюментивную защиту прямо в голову волшебницы по имени Ханна, Ханна Аббот.

> будь Ханной Аббот!

Было больно. Какое-то время ты просто отказывалась понимать. Просто лежала, не в силах шевелиться — не от паралича. От боли. Клятва… неужели он обманул её ещё тогда? И не сказал? Не изменил, не исправил? Не верил? Или не верил, что ты можешь просто… подчиниться? Не верил, что ты можешь подождать? Не верил в твой разум и твоё слово?

Было никак. Боль исчезла — осталась пустота. Бесконечное опустошение. Просто лежи. Просто дыши — власть над лёгкими ещё за тобой. Лежи и дыши, слушай стук собственного сердца. Напряжение, готовность немедленно вступить в бой, быстро думать, искать пути, откликаться на мысли и эмоции партнёра — ушли, бежали. На их месте — усталость от длящегося целую вечность похода по проклятому Храму проклятых Зел-Нага, которых ты ни капли не жалела. Просто лежи и отдыхай от этого всего. Раз он решил за тебя, раз не спросил твоего мнения — пусть… пусть — что?

Было страшно. Страшно за него. Страшно за себя. Страшно за всех там, снаружи. За Гильдию. За приятелей. За Хогвартс-корабль, ставший столь родным. За игроков и их команды. Всегда была человеком действия! Лежать, не в силах изменить, на что-то повлиять — это страшно. Ты не могла одолеть могущественную магию клятвы и с палочкой в руках. Обойти — не иномаг разума, как он. Болезненно-холодный страх мурашками бежал по телу, сердце трепетало, как у загнанного зверя.

Ты могла контролировать дыхание. Это уже многое даёт. Он рассказывал о практиках контроля дыхания. Ты читала о них потом сама. Вдох, выдох. Не управлять каждым движением мускулов — задавать общий ритм. Замедлять. Дышать животом, не грудью. Успокоиться. Он оставил защиту. Ты в безопасности. Твой разум свободен. Не думать, что он уже погиб. Не думать о Лилит и грёбанном Храме. Дышать. Сосредоточиться на дыхании. Очистить разум. Выход всегда есть.

Что подчиняется мыслям, кроме дыхания? Волшебство. Из тебя так себе великая волшебница, но, потратив десять минут, сумела зажечь палочку, так и не отпущенную парализованной ладонью. Привычный тёпло-жёлтый свет сбоку успокаивал. Как привычностью, так и тем, что ты всё ещё можешь воздействовать на мир. Ты не беспомощна. Что дальше? Иномагия? Тебе не был известен ни один трюк, который бы снял паралич от Непреложного Обета. Нужно быть Ивицером, чтобы обойти сработавшую клятву. Подсказанное Крампусом — всё мимо. Уже парализованный убийца — мёртвый убийца, а мёртвому зачем с параличом бороться?

Капчалог. Ты извлекла себе на грудь бутылку воды и засунула обратно. Это работает, но что в капчалоге как-нибудь поможет? Ноутбук? Сумей нажать ты клавиши беспалочковым волшебством (раз палочку зажгла, часов за десять справишься и с этим…), сумей отправить сообщение — толку-то? Из глубин Храма нельзя ни с кем связаться. Ты одна. Без Энтони, одна. Хочешь помочь ему — изобрети уж что-нибудь! Не прячься в шкафу, как тогда, от пожирательских убийц. Хаффлпафф — не только верность, а ещё — упорство.

Ты приступила к перебору всей инвентеки. Мерлин всемогущий, сколько же здесь всего! И когда успела захламить? Чистить, чистить и ещё раз чистить! Половина, даже больше — не нужна! Как ты ему, да? Не нужна… Просто не умирать, полежать тут, да? Не с той связался, Даффи! Абботы не сдаются и в сторонке не отлёживаются. Его последняя мысль была — не идти следом. Ненарочная, просочившаяся сквозь блокаду вместе с тем клубком эмоций. Ты знала, как это интерпретировалось бы клятвой. Как приказ. Нарушивший — предатель. Что ж, предателю от предательницы будет помощь. Горько ухмыльнулась. Если не за него, то за себя. Погибнет он — проиграют все. И ты тоже. Все до одного.

Капчалог тянулся и тянулся. Ничего полезного, ничего, что сработало бы от силы мысли. Ты не Элла и не Мойлин, те, должно быть, и видеть, и себя тащить парализованные смогут инфомагией. Порой завидовала чужим талантам. У тебя талантов нет — лишь фамильное упорство всё дальше и дальше перебирать проклятую инвентеку. Всё. Конец. Добралась до предпоследнего приобретения. Дыхание сбилось. А если…

Не знала, как это работает. Нет, знала. Могла ль сама? Ты не Элла, не загадочный Дехака, не Сара Кэрриган, ставшая ровнёй Зел-Нага. Но у тебя есть цель. И упорство. Хватит ли? А разве есть ещё варианты? Лежать и ждать, вернётся Энтони или… или возвращаться уже некому? Нахер всё!

Частица изначальной эссенции появилась на твоей груди. Чудесно-запредельная, таинственная, мистичная, пусть и видела, как Мерлин некогда творил её. Если бы могла, то сжала б зубы. Потянулась волей, желанием, духом к эссенции. Таинственное сиянье погрузилось в грудь. В следующий миг всё тело вспыхнуло безумной болью. И ты ощутила.

Тело, разум, саму душу рвало на части. Могущественная сила, которой нельзя было противостоять, вырвалась наружу, и эта наружность — ты сама. Пламя изменений вспыхнуло в груди и всколыхнуло всю тебя. Ещё секунда — и истаешь, как льдинка в океане лавы! Ненаправленная «энергия», неограниченный потенциал не просто разорвёт, он превратит в миллиарды бесконечно разных штук!

Дыхание. Стук сердца. Воля. Желание. Эмоции. Волшебство. Иномагия. Всё в одно русло, в одно направление, к единой цели! Только единство спасёт тебя. Нельзя остановить превращение, но направить его можно. Чего ты желаешь? Зачем ты извлекла эссенцию, зачем погрузила внутрь? Свободы. Ты хочешь быть свободной. Освободиться от пут. Встать рядом, как равная. Быть не фигурой — игроком. Тебе не нужны «силы» — ты хочешь стать свободной. Никто не будет указывать тебе путь. Никто не пленит, никто не закуёт, если захочешь — сама наденешь цепи, но сама же снимешь их. Сама себе хозяйка!

Что-то сдвинулось. Что-то поменялось. Лопнуло. Разорвалось. Искривилось. Расплавилось и застыло в новой форме. Потенциал был направлен и исчерпан. Боль ушла из тела, сфокусировавшись в голове. Ты дёрнулась и села. Дрожащей рукой достала зелье. Жадно выпила. Морозная ясность вытеснила пульсирующий жар.

Посмотрела на собственные руки. Всё ещё твои. Ощупала себя. Наколдовала зеркальце. Внешне ты не изменилась. Только бледная, как смерть. Выпила ещё парочку зелий — питательное и общеукрепляющее. Осознанная только сейчас слабость отступила следом за болью. Живая, свободная — всё та же ты!

Не та же. Внутри чего-то не хватало. Что-то эссенция забрала, взамен отдав другое. Нельзя стать новой, не изменившись. Ты не потеряла воспоминания, все умения ещё с тобой, и тело то же, разве что… ощущала себя свободней? А может быть… потянулась к связи с Энтони, ожидая, что она пропала… Нет. Связь, блеклая, закрытая с той стороны, — на месте. Только ты… он… Странное чувство. Чувства к нему больше не… нет, они были! Всё на месте, но ты была как будто бы свободна! Ты могла убрать их, захотев. А могла не убирать. Это чувство было теперь… всюду? Новое чувство окружало тебя, пронизывало всё.

Ты… не видела, нет. Не чувствовала — предчувствовала? Предзнала? Тебя сковывали тысячи оков, миллионы границ: тяготение, дрожание частиц (молекул?), собственные представления, даже то, что ты считала собой-внутренней, своим «я» — и оно было границей, связью, чем-то, что не так уж сложно разорвать… или оставить, какое есть. Тело? Интуиция шептала, что ты можешь отказаться от него или вернуть обратно. Личность? То же самое. Законы, действующие на тебя, могли не действовать. Стоит только пожелать!

Это было очень, очень опасно. Иномаг, ученица суперосторожного Энтони, ты понимала, что «научилась» чему-то неправильному. Не такому, как Кольцо или, Мерлин упаси, Мантия. Но достаточно, чтобы случайно убить себя, не научившись толком управлять. Но кое-что ты попробовать всё-таки решилась. Тело трогать или разум — изощрённое самоубийство (интуиция подсказывала, что страх таких экспериментов тоже можно было уничтожить!). Вот что-то внешнее… как насчёт старушки гравитации?

С интересом осознала, что паришь. Пол перестал притягивать тебя. С той же лёгкостью «открыла»… «нечто», что только что «закрыла», отрезая связь. Приземлилась на ноги. Работает! Жаль, нет времени разбираться, как это работает и встраивать его в свой стиль! Нужно торопиться. Сняла чары, которые учили вместе с Энтони, деактивировала артефакты, которые приобретали вместе. Боль вернулась, но теперь ты была готова. Освободилась от неё, не убирая чувства. Потом, всё потом! Сначала убедишься, что он жив.

Подошла к двери. Ожидаемо заперта. Проверила магией. Попробовала отпереть. Отошла подальше и испытала арсенал потяжелее. Безрезультатно. Что ж, Морулис, спасибо за подарок. Откуда-то он знал, что для спасения нужно пойти поперёк чужого выбора. Ты надела мантию «благословенной Пустоты», невесомую, страшную и, тем не менее, послушную и «чистую», в отличие от «дырок» инореальности.

Мантия отрывает тебя от мира. Она делает сходное с твоими новыми способностями, но иначе. Будто бы взгляд с другой стороны? Ты повторишь, попробуешь потом, как всё закончится? И мантия подхватывает других, а ты других если подхватишь, то нескоро. Просачиваешься за дверь. Нечто страшное силится зацепиться за тебя, силится сковать, взять в плен, не парализовать, а… принудительно трансфигурировать? Ну уж нет! Мантия не помогает защититься, она лишь проносит сквозь, а защищаешься — новой силой. Ты свободна — и точка!

Струёю Пустоты проносишься по узеньким тоннелям, по запутанным залам искривлённого пространства, увитым вроде кабелями? Облетаешь огромные энергетические сердца, бьющиеся не в лад. Огромные трубы, по которым проносятся молнии, остаются позади. Трубы меньшие группируются в многоуровневых сооружениях, каждое из которых — с Хогвартса-дракона! Интуиция ведёт тебя в одно из них, и ты минуешь сотни этажей, опускаясь в глубины Храма, прежде чем остановиться. Здесь!

Лилит, ангел с чёрными крылами, оборачивается навстречу. А позади неё замер Энтони, охваченный жёлтым светом. Что тут происходит, чёрт возьми?

— Испытание, — отвечает она на незаданный вопрос. — Он проигрывает испытание. Чувствуешь?

Чувствуешь. Ваша связь размывается, расходится с той стороны. Уверена, что если нападаешь на Лилит и убьёшь (что вряд ли), Энтони то не спасёт. Что делать? Как ему помочь? Лилит качает головой, но всё же говорит:

— Я ждала Рыцаря Страха, верную помощницу Наследника, — улыбается, и с улыбкой крылья вдруг светлеют. — А вижу — Рыцаря Дыхания, не помощницу, а второго игрока, порученного мне. Но что ты будешь делать, Рыцарь? Энтони в ловушке, его душа-то уцелеет, но разум — разум распадётся, оставит это тело навсегда. Наследник взял в руки больше, чем может удержать, и тяжесть эта сломает его в ближайшие минуты.

— А… — замираешь. В ладонях — изначальная эссенция. Если Энтони станет сильнее, то выдержит любое испытание! Делаешь к нему шаг… снова замираешь. Поворачиваешься, подходишь к внимательно наблюдающей Лилит. — Как насчёт сделки? Я слышала, ты хочешь уйти отсюда в новую вселенную. Эта штука ведь тебе не помешает? Верни мне Энтони взамен.

— Правильный выбор, — снова улыбка — улыбка тонкая, коварная. Лилит подхватывает эссенцию. Простирает руку в направленье Энтони. Жёлтый свет слабеет, собирается в единый сгусток и пикирует в свободную ладонь Лилит. — Моё испытание — прошла. Приведи его в се… о, привет.

Привет? Кому? Ты вздрагиваешь, встретившись с пристальным взглядом совершенно точно не находящегося здесь Игнотуса Певерелла.

— Привет, зеркало творцов, — приподнимает шляпу в намёке на вежливость. — Эта вещь бы пригодилась.

— Бери, — бросает ему шарик света. Певерелл… капчалогирует, должно быть, на лету.

— И ничего взамен не хочешь? — склоняет голову. В глазах Певерелла горят жёлтые, как неведомый шарик, огоньки. Он похож на птицу — не то сову, не то ворона, мудро, но хищно всматривающегося в ночной лес.

— Чего хочу — возьму сама, — усмехается богиня. — А что не нужно — запросто отдам. Благословить?

— Лишнее, — его улыбка — отражение её. — Спасибо, — исчезает… если исчезаемо то, чего, в общем-то, и не бывало здесь.

— Определённо привлекут к созданью Прометея, — задумчиво молвит, глядя куда-то вдаль. — Жаль, не поучаствовать. Ханна? В чувство его приведи!

Ты стряхиваешь с себя спутанность от появленья Певерелла (пытаться понять, здесь он или кажется, что здесь, — идиотская затея!) и оказываешься рядом с Энтони как раз тогда, когда он плавно оседает. Подхватываешь, укладываешь — как он тебя недавно. Находишь вену, достаёшь инъектор с эликсиром, помогая магией, вкалываешь двойную порцию. Кидаешь диагностические чары. Вовремя успела!

— Я помогу вам, — тихо говорит Лилит. — Не трогай меня час — как раз в себя придёт.

— Что ты задумала? — с подозрением смотришь на неё, кажущуюся такой усталой, беззащитной… ну да, ну как же, знаешь этих «беззащитных», поплёвывающих на авады свысока!

— Использую твой дар, — и прижимает эссенцию ко лбу.

> Я делаю это. Делаю то, к чему готовилась так долго, что и сама не помню, когда идея в голову пришла. После юности — ах, серебряная пора, когда бродила среди прежних пралюдей! — но именно когда? Не знаю. Время выглядит для нас, богов, не так же, как для смертных, будь то трижды иномаги. После появления людей, как появилась и я сама, побочный эффект работы лучерождённых, первая из богинь, не связанных с первоосновами, — тогда не понимала. Тогда я думала, что полноценна, но время быстро расставило всё на свои места. Я начала искать способ сохранить себя, однако же, расширив. И только на закате листьев, только заглянув в Пространство Парадоксов, отразившись в нём и поселившись Обитателем, собой оставшись-не-оставшись, я нашла источники великой силы, аналогичные Велисо.

Думаю, вы поняли, о чём речь. Я говорю о предельной воле. Причина, по которой я согласилась участвовать в сеансе, ещё и соединившись с собою-Обитателем, — это они. Осси и Алиса, солнцеподобные, но меньше… ближе. Сила Осси была направлена ко мне, приложена, сначала затем, чтобы найти, поймать, от повествованья отодрать, а затем чтобы просто уничтожить, потому что попросила. Эта сила, эта безумно страстная сила способна зажечь мириады линий реальности сама, без тусклых огоньков воль смертных. И уж конечно эти огоньки способна погасить, как могучее пламя пожара подхватывает тепло живых и уносит, оставляя только пепел. Я не живая. Я иная.

Во мне нет, почти нет воли. Я — пустота, оборванная связь, ничему не причина, антипричина, не метадвижение, а метатренье, метаторможенье! Своею пустотой я перенаправила волю Осси и закрутила. Я уплотнила её и продолжаю уплотнять, пока не достигаю критической точки. И тогда я вновь меняю ориентиры, подставляю низменности, ускоряю все потоки, свожу их в эту точку, а точку размягчаю эссенцией, что подарила Ханна. Воля проскальзывает точку и исчезает, растворяется в моей пустоте… не вся.

Остаётся огонёк, маленькая связь, несравнимая с предельностью Алисы. Эта связь «перпендикулярна» моей пустоте и в этом уникальна. Я никогда не видела подобного — верила, что новое создам. С одной стороны — воля, воля человека, женщины, души, чьё имя — Лилит. С другой же — безбрежная майя антиволи чистого божества с аналогичным же именем. А посредине — я. Божество, но человек, способный на творчество своё. Свободная от предопределения, вырвавшаяся, но оставшаяся, как Ханна вырвалась из оков, оставив те, что стали её частью.

И теперь, когда я получила, что желала, отпускаю антиволей элемента творчества повествование, отдаю обратно Осси. Я буду вне игры и вне Игры. Мне больше нечего здесь делать. Пойти поговорить с Сиренью? Похоже на отличную идею, как завершу квест Энтони и дам ответы Элле.

____________________________

*Предполагаю, что для создания изначальной эссенции нужно обладать «чистотой псионики» — по аналогии с чистотой формы и чистотой эссенции. Чистота формы увеличивает псионную сущность, чистота эссенции усиливает форму, а чистота псионики должна давать некое качественное усиление, улучшение эссенции, замыкая круг. Конечно, это только моё предположение, а не абсолютная истина. Не терпится дождаться времени, когда всё это и многое другое проверю на практике!

**У меня появляется смутное прозрение, относящееся к возможному метапрошлому и, вместе с тем, метабудущему, замыкающему Цикл, — и речь не про Зел-Нага.

***Любопытна аналогия между пузырями реальности и пузырями снов. Вероятно, Хранящая взяла за образец пузыри снов, точнее, их стенки — за отсчётную точку, переработав на основе своего аспекта. Таким образом, для пузыря Эллы внешнее окружение является «чем-то вроде сна», не способного повлиять на «явь» внутри; верно и обратное — для окружающей реальности пузырь Эллы — «что-то вроде идеи», информационный конструкт, обладающий минимальной реальностностью. Таким образом, отношение между внутренним и внешним при перемене точки зрения является константой. Я бы сказал, что оно подобно отношению разумов двух фейри или, наоборот, отношения тел двух людей друг к другу (не принимая во внимание особые случаи). Если упрощать, то внутри и вовне пузыря — будто бы разные наборы идей, принципиально не способные взаимодействовать физически (что на самом деле не так — это эффект стенки пузыря), поскольку не являются физическими (являются нефизическими) объектами друг для друга. Только вместо «физически» следует подставить «метафизически», в то время как «общефизические» (общие по фундаментальным законам или работающие через общие порождённые физики) способы работают нормально, включая перенос привязанных метафизических сущностей. Так, пройдя сквозь стенку пузыря, Мойлин не потерял свою душу или аналог капчалога.

****Здесь интуиция подводит Энтони. «Ничто» «противоположно» (насколько оба этих слова применимы) не Тверди: противоположность Тверди — Высокое Небо. Ни в Небе, ни в Тверди как в таковых нет «информации», они представляют собой разные агрегатные состояния того, что здесь было названо Пустотой. Разумеется, я имею в виду не «пространственное» Небо, т.е. не указатель на явление, а именно ту форму мироздания, которая находится на другом конце оси параметра «твёрдость», выражающего реальностность, хотя не только её. Аналогично, под Пустотой подразумевается не «место», в котором жили Зел-Нага, а форма Бытия-Воли-Истины, которая может быть редуцирована в энергию Пустоты неразимов или же аспект Пустоты игроков в зависимости от вектора редукции. «Ничто» же противолежит «Всему», гипотетическому состоянию, в котором всё возможное и невозможное существует «одновременно» (понятно, что «время» неприменимо ни к «ничто», ни ко «всему»). Понятия не имею, как Певерелл смог оперировать «ничто» на таком уровне, чтобы создать Мантию, ей ещё не обладая. Причём Мантия, насколько я прозреваю, не находится в замкнутой причинной петле, в собственном времени у неё есть вполне определённое начало — и конец.