Иное (джен)

> Пока занавес закрыт, а я занимаюсь сдерживанием самоусиливающегося мрака, пользуясь подсказками Лилит и Сирени (большое спасибо, что откликнулись!), и напряжённо думаю, как же не усугубить ситуацию, давайте коснёмся тех частей повествования, которые тьмою не затронуты. Все они произошли в прошлом, а их действие не очень-то вписывалось в выбранной мной формат больших глав, поэтому перерыв на интерлюдию — отличный способ их осветить.

> предлагаю начать с событий чрезвычайно метапрошлых:

Втроём устроились они на лесной поляне в дебрях канадских лесов — подальше от цивилизации и особенно людей. Объясняться не было желания ни у кого: Бартемиус устал физически, Гвен — психически, а Лиа объясняться не то что не умела — не понимала, «а зачем?» Идея, что людей может быть больше нескольких и что количество переходит в качество, была Лиа известна разве что абстрактно.

В центре полянки разожгли волшебный костёр — Лиа со смутным интересом водила ладонями сквозь пламя. Конечно, огонь не вредил ни ей, ни её «одежде». Крауч нашёл в закромах инвентеки мясо и котелок, обеззаразил воду из родника неподалёку, и теперь запах мясной похлёбки будоражил аппетит (Барти, Гвен) и жуткий интерес (Лиа). Марья лежала неподалёку, по-прежнему «стиснутая» Лиа на уровне души. К сожалению, никаких идей, как «сшить» душу, не было ни у Крауча, ни, тем более, у Гвен. К счастью, Лиа буквально не умела уставать, и времени на подумать — хоть вся вечность.

— Это был ужасный день, — первой нарушила молчание Гвен. И Лиа, и Крауч чувствовали себя вполне комфортно в тишине. — Мы, наверно, так и не познакомились как следует… Барти? — полувопрос. Она не хотела называть его ни «Краучем», ни «Бартемиусом». Он был старше и опытней, но она очень давно выбросила пиетет перед авторитетом, возрастом и опытом прямёхонько в Темзу.

— Пожалуй, так, Гвен, — он поднял взгляд. — Что ты хочешь знать?

— Что-то, — неопределённо мазнула пальцем по воздуху, — общее. Я была героем на своей Земле, — натолкнулась на непонимание. — Как в комиксах. Ты не читал комиксы? У волшебников бывают комиксы? Ну такие картинки с репликами!

— Я знаком с этим понятием, — сухой ответ. — Ты ссылаешься на некую универсалию своей культуры, которая отсутствует у нас. Что такое «герой из комиксов»?

— У меня были суперспособности, — она хмыкнула. — Я не знала, что волшебница, на моей Земле волшебников не было… ну, я о них не слышала. Просто однажды я научилась левитации, сначала папин чайник подвешивала в воздух, а потом и сама «подвесилась». С каждым годом я становилась всё сильней, — отвела взгляд. — Я тогда решила, что буду героем. Как в мифах, комиксах, фэнтази, сказках! Я… плохо контролирую силу. Кристо кое-чему меня научил, что-то потом узнала из книжек Элизы, а тогда просто летала по планете и делала всякие добрые дела. Начала с пожаров и не смогла остановиться, — кривая улыбка. — Спасала всех, пыталась останавливать войны…

— И как, получалось? — ироничная полуулыбка.

— Иногда, — нахмурилась Гвен. — Если несколько раз подряд уничтожить боеприпасы и оружие, становится спокойней. Я была популярной, — вздохнула. — Потом была Игра, планету разрушили метеориты, и всё, что я делала, оказалось зря. Кира… Хранящая всех спасла, а я только убила Аркина.

— Винишь себя? — он не спрашивал, что именно произошло.

— Да, — качнула головой. — Кристо объяснял, что всё не могло пойти иначе. Если бы пошло, была бы обречённая линия и смерть. Я… просто не знаю, что думать. Я запуталась.

— Метавремя — сложная материя, а чувства просты, — как и она, Крауч смотрел куда-то вдаль. — Я своими руками убил сына, — поднял руку, не дав ей уточнить. — Грязная история. Прокручиваешь события в голове, думаешь, мог ли бы поступить иначе. Это не помогает. Хранящая говорит, что нужно просто отпустить, — потёр лоб. — Может, у неё это и просто. Если живёшь тысячи лет, всё «отпускается» само собой.

— Нет, — вдруг сказала Лиа.

— Что? — Гвен вздрогнула от её прохладного голоса.

— Больно навсегда, — сказала она. — Время не лечит.

— Людей иногда лечит, — качнул головой Крауч. — Ты не человек. Тебе…

— …Не понять? — внимательный взгляд карих глаз. — Я хочу понять. Я не хочу быть фейри или духом. Я хочу быть человеком. Люди меняются. Люди разные. Люди интересны.

— Фейри тоже меняются, я слышал, — прищурился Крауч. — Почему не фейри?

— Не хочу быть как мать, — всё такой же прохладно-равнодушный тон. Лиа ничем не выдавала, что её трогает или не трогает эта тема.

— А как… отец? — осторожно спросил Крауч.

— Не знаю.

— Не знаешь? — переспросила Гвен.

— Я не знаю отца, — уточнила Лиа. — Мать злая. Отца я не знаю. Мать не любит людей. Я люблю. Отец хочет изменить людей. Я не хочу. Хочу понять.

— А ещё что хочешь? — Гвен было немного не по себе. Одно дело считать Лиа просто «полуфейри» — хранительницей Оружия. Другое дело — говорить с существом, которое стало Оружия сильней и запросто убило одного Древнего фейри, заражённого Нелуной, а другого выбросило в Авалон, не посчитавшись с мнением Морганы. Она не была «девочкой» — но кем была?

— Быть с вами. Научиться делать чай по-человечески. Ощущать волшебство, — неожиданно улыбнулась, погрузив руки в пламя. — Щекотное! Хочу хотеть больше. Я большая здесь, — коснулась груди, — и маленькая здесь, — головы. — Люди называют это детством. А ты?

— Что? — не сразу уловила Гвен. — Чего я хочу? — Лиа кивнула. — Я хотела быть героем. Сейчас… — Гвен нахмурилась. — Хочу разобраться в себе. Хочу помочь Элизе, Вере и… Хранящей? Хочу вылечить Марью и Иниса.

— Чего хочешь ты? — повернулась Лиа к Краучу, видимо, удовлетворённая ответом Гвен.

— Верна желанию понять людей? — усмехнулся тот. — Хочу стать игроком и победить.

— Кто такой игрок? — и пояснила, похоже, сочтя, что её вопрос слишком общий. — Любой человек способен играть. Ты имеешь в виду игру, в которую не умеешь играть?

— В переносном смысле, — вновь усмешка. Крауч начинал видеть в Лиа не оружие, а самостоятельное существо. Ему предстоял долгий путь в этом направлении, и первый шаг был сделан, когда он увидел от неё не инициативу, но интерес. — Между людьми… — осёкся. — Между разумными идут особенные «игры», когда решаются судьбы и право определять, чьё виденье будущего — лучше и правей.

— Есть самое лучшее будущее? — склонила она голову, не сводя с Крауча безразличного вроде бы взгляда.

— Вряд ли, — глаза в глаза. Они не давили друг на друга: Бартемиус не пытался, а Лиа не знала, что так можно делать. — Лучше одному — хуже для другого. Отсюда конфликт и игра. Победитель получает власть.

— Мне не нравятся такие игры, — заметила она без всякого нажима.

— А это, — вновь ухмылка, — слова не обывателя, а игрока. Остановка игр — тоже результат игры. Хочешь поиграть?

— Конфликт вызывает смерти. Смерти — это плохо. Меньше людей, — после паузы сформулировала Лиа своё мнение.

— Остановить игроков — тоже конфликт, пусть меньший. Игроки интересней обычных людей. Хочешь выбирать, кто будет жить, а кто — умрёт?

— Барти! — воскликнула Гвен. — Она ещё не разбирается в этом!

— Почему б не научить? — едва заметно улыбнулся. — Что скажешь, Лиа?

— Я подумаю, — отвела взгляд. — Не знаю.

— Лучше, чем решать, когда не уверена сама, — одобрительно кивнул Бартемиус. Принюхался. — Готово.

— Наконец-то! — Гвен была рада отвлечься на еду от всех этих тяжёлых разговоров, уже и позабыв, что первой начала расспросы. — А тарелки есть? И ложки?

— Владеешь трансфигурацией? — спросил её.

— Хотелось бы, — развела руками. — Научишь?

— И меня, — вставила Лиа.

— Ты же умеешь «воплощать»?

— Не магия, — мотнула она головой. — Хочу магию. Можно?

— Не только от меня зависит, — сухо ответил Крауч. Присматривать за Марьей в коме, одновременно учить неопытную волшебницу Гвен и приглядывать за непонятно-кем-Лиа… будущее окрасилось мрачными тонами. — Но мы попробуем, — что делать, если вдруг Лиа попросит чего-то недопустимого? Кто вообще может её остановить? И теперь это исключительно его головная боль. Хотел оружие? Получи и распишись!

Конечно, сразу же учить трансфигурации Гвен Крауч не стал, зато подробно объяснил, что, как и почему делает, наколдовывая им ложки, вилки и тарелки. Лиа с интересом наблюдала, ощупывала сотворённые вещи, едва ли не лизала их. Затем они поужинали — с равным аппетитом. Несколько заклятий — вновь с подробными объяснениями — и сон.

Утром решали, что делать. И Крауч, и Гвен сошлись в том, что вылечить Марью в этом мире вряд ли можно. Им нужно двигаться дальше. Но куда? В межмировых путешествиях оба обладали нулевым опытом: Гвен в принципе знала об иных мирах и листьях, Крауч — кое-что о структуре ИМ-листа, и не более того. Что-то определённо знали местные, но обращаться к ним после всего, что произошло… Не факт, что им доверятся, и определённо, что ничего не понимающие в душах попытаются изъять Марью. Шпионить или читать чужие разумы — некому: Крауч на это не способен после получения ментального щита, а Гвен скорее расплескает мозги «легилименсом», чем прочтёт хоть мысль.

Решение нашлось. Лиа. Лиа смутно помнила путешествия между линий реальности, полёты меж миров. И была уверена, что переместить — переместит. Вопрос лишь в том, куда? В навигации не разбирались в равной мере трое. Несмотря на то, что Крауча это откровенно бесило, он был вынужден согласиться с путешествием наугад. В умениях защититься от неблагоприятной окружающей среды он был уверен, а против врагов есть Лиа.

Неделя ушла на отдых и сборы. Деньги Гвен оказались действительны и в этом мире, поэтому закупались вполне официально, не забывая затирать следы своего существования. Встречаться с местными спецслужбами желания не было. Лиа проявляла живой интерес ко всему связанному с людьми, и Гвен с Барти выматывались, объясняя то очевидные, то совершенно неожиданные вещи. Что такое деньги? Почему люди дерутся? Зачем нужна любовь? Что такое вера? Чем теория эволюции мешает религии? Почему нельзя жить без государства? Почему имена повторяются, а не у каждого своё уникальное? Зачем нужен кофе, если есть чай? Почему эмоций так много? Что такое президент? Зачем нужно рукопожатие? Зачем сардельки, если есть сосиски? Почему люди курят? Кто такой клоун и что такое семья?

Иногда Лиа устраивали простые ответы, порой она уточняла, в редких случаях (в основном, касающихся чая и человеческой мотивации) она могла задавать вопросы часами подряд. По её настоянию за эту неделю перепробовали несколько десятков разных чаёв, а заодно кофе, пепси, колу, лимонад и все напитки, какие Лиа попадались на глаза! Она с удовольствием ела, но пить… о, любые безалкогольные напитки были её страстью! Страстью по сравнению с обычным поведением, конечно, на фоне среднего человека Лиа «слегка интересовалась», не более того.

За пределы мира вышли по «протоптанной» Модрон дорожке. Оцепление вокруг никак не помешало подлететь на ковре-самолёте («Ох уж этот конфискат!», — ухмыльнулся Крауч) под чарами невидимости и, прежде чем внизу разберутся, что за аномалии выдают приборы, прорвать ткань реальности. Недолгий полёт сквозь обрывки миров и доменов, и они вырвались в Пустоту.

Здесь Лиа продемонстрировала своё могущество: воплотила путь до другого края. По её словам, воплощение (для неё) — это то же самое разделение, только разделяет она не что-то, а ничто. Воплощая чай или стул, Лиа просто разделяет воздух специфическим образом. Каждому такому специфическому разделению ей нужно долго учиться, а «просто» разделять — даже не освоенный, а интуитивно понятный во всех нюансах навык. Гвен припомнила фразочку Киры: «Ломать — не строить».

Переход через Пустоту занял целый месяц. По пути останавливались в воплощаемом Лиа домике, к которому Крауч добавлял защиту от холода и возобновление воздуха. Гвен училась колдовать палочкой — самой подходящей из запасных Бартемиуса. Лиа ни палочковая, ни беспалочковая магия не давалась, вместо этого она очень внимательно наблюдала и пробовала повторить. Сперва воплощением, а затем «просто» повторить — делала «что-то», ускользающее от понимания что Крауча, что Шепард. Получалось так себе, но было ясно, что «разделение-отталкивание-воплощение» — в сущности, одна многогранная способность — не единственная сила Лиа. Но что именно могла Лиа — полная загадка, подобных ей не было, учиться приходилось методом проб и ошибок.

В конце концов, путь привёл их в некую линию реальности. Войти в неё оказалось проще, чем опасался Крауч: Лиа просто… вошла, их двоих за собою утянув. Очутились в городском парке.

— Ещё одна Земля, — Крауч покосился на надписи. Китайский. Китайский он знал. Ну, официально-распространённый диалект. На чём общаются китайские магические кланы — одним Небесам известно!

— Ты жалуешься или испытываешь облегчение? — уточнила Гвен.

— Вместе, — огляделся внимательней. Ничего необычного: прохожие, не замечающие под чарами отвлечения внимания, магазинчики, гул машин, Лиа, спешащая к чаю… погодите-ка! — Нужно придумать чаеотталкивающее заклинание.

— Она опять? — улыбнулась Гвен.

Каждый раз, когда Лиа пробовала какой-нибудь способ перемещения из подсмотренных в Лабиринте пространственных манипуляций, её заносило к чаю. К чайным магазинчикам, к просто кафе с хорошим чаем, к чайным, на чайные плантации, даже на чайный склад! И Лиа тут же «залипала», по выражению Гвен, — не уходила, пока не узнавала хоть что-нибудь новое-интересное о любимом напитке. Барти много раз проклял про себя того любителя чая, чью душу вынесло к ней из Лабиринта. Ну хоть не какая-нибудь маггловская газировка!

Вздохнув, Барти сделал несколько шагов, прежде чем замереть. Что-то было не так. Невесомый, тихий ветер. Ненастоящий. Ощущение, что тебя подхватывает и несёт морским течением, а сам — стоишь на месте. Ещё раз огляделся. Гвен тоже чувствует? Где источник?

— Там, — она некультурно тычет пальцем в небо.

Поднимает голову. В вышине — серое пятнышко. И оно быстро расширяется. Не приближается — именно что расширяется! Барти цепляет на глаза чары дальнозрения. Похоже на объёмную воронку, в которую засасывает голубой цвет. По ощущениям напоминает дементоров, но хуже, гораздо, гораздо хуже! Что это вообще такое? Выглядит отвратительно.

Гвен, в отличие от него, не думает. Она наводит палочку в сторону серой воронки и шепчет:

— Дестракто.

Ярко-оранжевая молния заклятья ударяет в центр воронки и исчезает в нём без следа. Воронка продолжает неспешно расширяться. Неспешно — это так кажется. Практически же — через минуток десять этот город будет внутри. Барти уверен, что ничего хорошего после этого не будет. А затем обращает внимание на мелкие чёрно-серые точки, которые закружились сначала в глубине, а после — и на поверхности воронки. Похоже на неких… существ?

— Редукто, — не унимается Гвен. Заклятье ударяет ровнёхонько в смутное существо на поверхности воронки. Существо распадается на кусочки, каждый из которых вырастает в ещё десяток таких же.

— Замечательный результат, — бросает он Гвен. — Эти твари — результат «дестракто»? — на самом деле, его впечатляет, насколько просто у Гвен получается создавать самые могущественные боевые заклинания. Там, где Барти требуется время, концентрация, а порой и ритуалы, она просто говорит слово и колдует. По её словам — слишком часто видела, как их используют. Он не допытывался до того её прошлого, что разделяет героиню-Гвен и Гвен-на-Авалоне. А она, в свою очередь, не спрашивала, что с ним было до встречи с Хранящей Время. Молчаливое соглашение.

Сгустки тёмной серости, отдалённо похожие на дементоров, полетели вниз. Не только в город — хотя Моргана его знает (да уж она-то знает!), каких этот город размеров. Может, они на краю какого мегаполиса, вроде Пекина? В Китае больших городов — тьма, Поттер, помнится, ими ругаться начинает после той истории со статуями… Да и сам Крауч не любит Китай. Высокомерные японцы — и те получше будут. А эти запомнили всё, что магглы-англичане наделали их магглам, лучше, чем сами магглы. Не зря неклановые маги бегут отсюда, как только находят шанс. Кто-то даже выживает, кажется, в Хогвартс брали парочку таких…

— Что делать-то? — спрашивает Гвен.

— Сама как думаешь? — порой хочется сплюнуть, да не положено. Манеры, дементоры пожри! Вроде и нет уж перед кем держать себя, а всё одно…

— Ты сейчас предложишь что-то неприемлемое, — отрезает Гвен. Умная девочка!

— Забираем Лиа и уходим, — кивает он. — Мы в защитники линии не записывались, на героев тоже не тянем. Нам нужно добраться до сеанса живыми и здоровыми.

Одно из тёмно-серых пятен добралось до дома на том конце улицы. Немедленно дом начинает распадаться на стремительно сереющие частицы, поглощаемые этим… существом. Как миниворонка в небе, но подвижная. Это вообще существо или какое-то мобильное заклятье? Не заклятье, конечно. Заклятья подсказывают, что оно — иное.

— Тем более что это инореальный феномен, — добавляет Барти. — Мы — не иномаги, как видишь, магия делает лишь хуже.

— А если так? — всё никак не успокаивается Гвен. Как будто приглашает этих тварей ими пообедать! Колдует простейшее «протего», ограждая распадающийся дом от тёмно-серого пятна. Пятно замирает на секунды. «Съедает» невидимый щит, расщепляя на такие же серые частицы, и продолжает лакомиться домом.

— Ещё можно повесить табличку: «вкусные маги здесь»! Хватит, Гвен. Мы с ними не сразимся, и мало ли что эта гадость может сделать Лиа?

— Она ничего не сделает Лиа, — Барти согласен с этим, но вот сможет ли Лиа защитить их — большой вопрос. Она больше не по защите — вот наоборот…

— И как ты предлагаешь уговорить Лиа помочь китайцам? — вздыхает Крауч.

— Ну… — Гвен бросает выразительный взгляд. Смотришь на Лиа тоже. Лиа смотрит на существо. Смотрит вверх. Оборачивается к чайной лавке. Снова на существо. Снова вверх.

— Мой чай, — невыразительно, тихо, но слышно всем на улице.

— Теперь мне немного страшно, — признаётся Барти. На что похожа хотя бы раздражённая Лиа, если невозмутимая в мгновенье ока уничтожила одного древнего фейри, а другого выкинула в Авалон, как котёнка за шкирку?

— Надеюсь, она будет аккуратна, — Гвен не скрывает опасения.

Лиа внимательно смотрит на существо. На воронку. На дополнительных существ из воронки. На чайную лавку. Исчезает. Он готов поклясться, что это не перемещение и не работа с пространством — Лиа делает что-то ещё. Но что?

Невидимая волна прокатывается по городу. Крауч чувствует слабый позыв, влечение быть утянутым в воронку. Она пытается вытолкнуть их всех туда? Но существа не выталкиваются, они сопротивляются! Тогда вокруг инореальных монстров трескается пространство вместе с реальностью! Это настолько противоестественно, что Барти хочется заткнуть уши от не-звука! Лиа вырезает куски реальности с существами внутри и выбрасывает их в воронку. Заделывает получившиеся дырки — он понятия не имеет, как, желания смотреть, что по ту сторону, нет вовсе. Она готовится — он странным образом знает: Лиа, когда открывается, то декларирует свои намерения, их знают или все вообще, или те, кому, собственно, открылась, — готовится вырезать воронку, взбить пространственно-реальностным миксером всё, что внутри, и вывернуть наизнанку, после чего отправить прямо в Бездну — ту, которая с заглавной буквы.

— Что у нас тут? — перед Барти материализуется — опять проклятые иномагические перемещения! — высокая девушка. Волосы соломенного цвета, голубая футболка с надписью «я главная, и не ебёт», большие часы на запястье и ощущение скрытой силы. Могущественный иномаг. — Не угомоните того… ту, кто это делает?

— Лиа, подожди немного, — бросает он в воздух. Лиа сгущается около них и вопросительно смотрит:

— Мой чай? Люди защищают то, что им дорого.

— Вау, — неестественно улыбается ей пришелица. — Ты, вообще, что такое? В моём листе такого не водится!

— Мой. Чай, — с нажимом повторяет Лиа. — Должна защитить. Продолжу? — спрашивает… у Гвен. У Лиа сложилось странное впечатление, что каждый из них двоих обладает правом вето на решение другого относительно неё. Что у неё вообще в голове, учитывая, что голова, равно как и тело — это необязательное дополнение, прихоть существа, некогда удерживавшего Инфуцора в одиночку?

— Подожди, — хмурится та. — Вы имеете отношение к этому злу? — вновь тыкает пальцем в воронку. Сына Барти бы за такие жесты… М-да. Больше никогда. Пусть тыкает, как хочет. Он потерпит.

— Ну я же главная? — улыбается она. — Я Эбби, присматриваю за листом. Мы тут охоту на живца устроили, ловим очередную партию тленных, а тут кто-то реальность режет почём зря. Вы откуда и каких будете?

— Присматриваешь за… листом? — напрягается Крауч. — Я никогда о тебе не слышал.

— О, так вы из метабудущих? — улыбка становится лишь шире, искривляя лицо, точно то — не настоящее, а из какой-то глины. — Нет, ну не из прошлого, прошлые все борзые и быстрые на бой! Э-э-эй! Э-э-э-эшер! Земля вызывает Эшера, приё-о-о-ом! — звуки она тянет тоже неестественно, неправильно, не-так. А потом его спрашивают, за что не любит иномагию!

— Да-да? — высовывается голова парня тех же лет, что Эбби. — Мне это, чутка времени б, сейчас обратно раскручу, что незванцы накрутили!

— Это тленные? — кто-то же должен задать конструктивный вопрос? О тленных Барти самую малость, да читал. Согласно книгам, линии реальности, куда они попали, обречены. — Что вы собираетесь с ними делать?

— Эшер, побыстрее, — хлопает по голове парня Эбби, и та пропадает. — Вот растяпа! А вы… — щурится. Улыбка, к счастью, с лица исчезла вслед за Эшером. — Короче, Эшер приберёт, тленных скрутим, капсулируем и на продажу индустриальчикам отправим. Что? У нас хорошие деловые отношения! А вы своим проколом возмутили междуреальность, и вместо пустынной линии тленные вылезли сюда. Едва успели! Не хотелось бы перегружать, линия неплохонькая, в задницу скатится через две тыщи годиков — добрый середнячок. Что вам тут надо и почему сюда из метабудущего?

— Ты знаешь, что лист будет уничтожен? — отвечает Барти, переварив сказанное ей.

— Ну да, ну да, — отмахивается Эбби. — Мы все умрём, а кто не сдохнет, тому хуже. Я в курсе, все в курсе, но у нас тут очередная переходная эпоха, тленные ползут, как Сайик смылся, первое поколение, наконец, свалило и не мешает отжигать. Давайте так, — взмахивает рукой, распахивая вполне магический портал без палочки. — Пошли за мной, обсудим… хм, ты, Лиа, да? Пролезешь, врата не поломаешь?

— Пройду. Не поломаю, — привычно-бесцветно отвечает та, наблюдая, как серая воронка замирает, а затем нехотя, неторопливо уменьшается, а небо возвращает цвет. — У вас есть чай?

— Чай? — ухмыляется Эбби. — Да чтоб у Эбби Катастрофы не было чая для гостей? Всех расцветок, вкусов и раскрасок, какие только нарыла по листу! Ну что? Палочки скрещивать не будем? Мэйк ти, нот вар?

Переглядываются с Гвен. Кивают друг другу. И ступают в портал… следом за Эбби. Мало ли, вдруг всё-таки ловушка?

Оказались они во вполне уютной гостиной. За окном лил дождь и грохотал гром, а диванчики у массивного стола напоминали Бартемиусу факультетские гостиные. Эбби принесла поднос со сразу несколькими чайничками, сахаром, десятком чашек, блюдец и ложек. Втроём они уселись на диван, Лиа — посредине, а Эбби заняла место напротив.

— Как говаривал мой незабвенный учитель, туса тусой, а чай с тортиком — по расписанию.

— Интересный, должно быть, учитель, — качнул Барти головой. Эбби ему определённо не нравилась. Диссонанс между могуществом и поведением… Будь просто волшебником, подозревал бы в ней немного сумасшедшую или просто очень старую ведьму, а вот для иномагов такое — лёгкое отклонение, не больше.

— Серьёзный очень, — ярко улыбнулась она. — Всё говорил, будешь такой смурной и тихой, постареешь, минуя юность. А как я повеселела, так дёргал себя за усы да приговаривал, что вырастил, мол, на свою голову… Эм, Лиа? — Лиа сосредоточенно-вопросительно смотрела на Эбби, как и всегда, когда хотела задать очередной-очень-важный-вопрос-о-людях.

— Что такое тортик?

— Торт? Тортик? Тортецкий? Тортище? — повторила Эбби с явным недоумением. — Это штука к чаю! Без неё чай пьют только скучняшки вроде учителя. А? Не знаешь? Так-так-так-так-так, давайте-ка я налью вам самые подходящие под настроение чайки, и… Эшер, ты там вообще чем занимаешься? Через пять минут жду лучшие тортики, какие только разыщешь в этом драном универсуме! Невозможно возмутительно — знать о чае, но не знать о тортиках! Невыносимое недоразумение! Но не волнуйся, Лиа, дорогая, мы исправим! Начнём с теории. Тортик — это…

Спустя час разговора о тортах, плавно перешедшего на сладости вообще, а также дегустации (Эшер вынужден был доставлять каждый тип сладости, который упомянули, а Лиа могла буквально есть сколько угодно — Эбби предположила, что это её тайная суперспособность), разговор плавно перешёл на цели путешественников в метапрошлое. Эбби, конечно, уже встречала таких. Один из них — её старинный друг Лорд Аист, сейчас отбывший вместе с Леди Сиренью обратно в метабудущее. Эбби знала и о том, что лист будет разрушен — упомянула о проекте «Ковчег» самого Мерлина, в котором принимала участие, о загадочных конверторах Велисо «дядюшки Ива», ныне отошедшего от дел, о Сердце Хогвартса и о многом другом. Подготовка к гибели листа шла полным ходом, да только Эбби это нисколечки не волновало.

— Не доживу ж, — разводила руками она. — Это Элрик в своём Ковчеге отсидится, Сивиллушка дотерпит, небось, в обнимку с Сердцем Хогвартса, а старушке Моргане и вовсе давно плевать на всякие там листья, её, небось, и Убийца бессмертных не проймёт — схарчит бедного, как тортик, не поморщится, говаривала я Темнушке… Ах, в общем, мы с Эшером, Луной и остальными раньше сгинем. То тленные врываются, то Убийца буйствует, то бог какой с ума сойдёт, то все вместе устроят передел сфер влияния, а то художники чего-то начудят. Лист — это бурлящий котёл; мы живём, пока живётся, избегаем трансцендентностей, спасаем, кого можем, жертвуем, чем приходится, отрываемся на всю катушку и сгинем молодыми! Так если хотите вернуться ко времени разрушения листа, двигайте в Ковчег, там есть десяток метатемпоральных камер, забронирую одну для вас. Проснётесь, а лист уже тю-тю. К Моргане не советую, Темнушка говорит, она с ума сошла немного, Сивилла в своё Сердце никого не пустит, но в Разноцветье катастрофы вполне себе пережидаются, правда, Эшер? Дядюшка Ивицер конверторы туда вмонтировал по старой памяти. В принципе, конверторы есть и у меня, если надо, обустроите себе линию, отделите, как Аист с Сиренью собираются, только потом завернёте обратно… хм, а иномага-то среди вас нету. Тогда не выйдет.

— Я могу разрезать метавремя, — как бы походя сообщила Лиа.

— Не знать о тортиках и резать метавремя, — смешок от Эбби. — А ты хороша, подруга! В общем, с метавременем — пожалуйста, не в листе. Он мне пока что не приелся. Знаешь, сколько чинить пришлось, как кто-то отыскал один прикольный артефакт, воскрешающий за счёт разреза метавремени? Артефакт мы так и не нашли, к слову, затерялся вместе с загадочным создателем. И реальность резать тоже тут не надо, пожалуйста-препожалуйста? Она-то зарастает, да пока не заросла, всякое извне вылазит… опять же, разбираться с этим всяким — мне.

— Значит, Ковчег иль Разноцветье, — подытожил Крауч. — И нам требуется помощь целителя, работающего с душами. Лиа, не могла бы ты…

Лиа достала из «пространственно-временной свёртки» (по крайней мере, так это охарактеризовал Крауч после исследования волшебством и комментариев Гвен) тело Марьи, висящее в воздухе и окутанное самовозобновляющимся вариантом чар приостановки времени. Жуткое извращение, по словам Бартемиуса, но полноценной магии времени он не знал — так, осколки, из которых собрал хоть что-то.

— Ух ты вау, вывернули же! — воскликнула Эбби. — Это кто из вас стазис делал? Ты? Слушай, у тебя, Барти, натуральный талант, вы с Эшером споётесь, он тоже любит чаровать не напрямую, а через задний проход, причём желательно чужой. Что? Погоди, как так не знаешь временного базиса, а знаешь только… Серьёзно? Не, ну если так, то вас надо со спутницей Игнотуса свести… хм. И с Игнотусом. Это же разрез души? Не ты ли, Лиа… Ах, похоже, но не ты? Если честно, задачка уровня «убери иномагию из иномага» — если и решается, то глубоко индивидуально, в общем, тут только к Игнотусу на поклон, если сумеем отыскать. Говорят, он бывает в Разноцветье, так что вам — туда. Провести? Ну, это можно, и, конечно, небесплатно. Вы же понимаете, что это рай для Лиа? Почему? Да чай-то заваривать меня научили в Разноцветье! Парочка художников — специалисты в выращиваньи чая и чайных церемониях. Да, Лиа? Чайные церемонии? А ты не знаешь? О, такое — точно небесплатно. В общем, службу мне сослужите — и в Разноцветье провожу. Художники — народ самодостаточный, замкнутое сообщество, наружу высовываются только потворить да порой коллегу внутрь пригласить, мне туда дорога открыта, потому что лист оберегаю да с Сивиллой дружили раньше основанья Разноцветья. Ну что, сделка? Что конкретно? Да просто почикаем угрозы, вон, Эшер не соврёт — я не тиран какой, меня жизнь листа немного беспокоит, в отличие от всяких там… как и вас, не правда ль?

На том и порешили. Не сразу, конечно, порешили. Крауч всё норовил формализовать, вплоть до сложного договора с сопутствующим Непреложным Обетом, а Гвен, напротив, вполне себе поверила и была готова сотрудничать с «неправильной героиней» Эбби «хоть прямочки сейчас». Поэтому решающим неожиданно для них обоих стало слово Лиа. А Лиа попросила Эбби дать себя коснуться. И охватила её душу своей — недостаточно, чтобы ранить, но достаточно, чтобы предпонять, как Эбби будет поступать.

Это предпонимание — нечто эфемерное, чему Лиа научилась, анализируя обрывки душ, будучи пленницей Лабиринта. Она извлекала из душ всю информацию до капли, но этого — по её словам — было мало. Тогда она училась заглядывать дальше, заглядывать в то, что и есть, собственно, души. Это нельзя формализовать. В конце концов, каждая мультидуша, в некотором смысле, бесконечна, она есть проекция идеи на бренный мир, касание причины, обращающее объект субъектом, порядок-взгляд, разделяющий-объединяющий целое и части.

Пусть Лиа и осознавала две прочие части, но, обладая предельным бытием, по умолчанию получила доступ к первой. Она не могла читать мысли или видеть воспоминания. Не было у неё доступа и к будущему-прошлому, метабудущему-метапрошлому, события предвидеть — тоже не её, синхросейчас, по крайней мере. Связи также были скрыты от неё, она могла оценить крепость трети души, и то — наполовину наугад. Зато могла пройти вверх, подняться по тому единению, тому Сердцу, что душой зовётся. Она не познала Эбби. Вместо этого она познала идею Эбби. Не полностью — мы, люди, в конце концов, не познаём, что видим, непосредствованно, однако у Лиа были зачатки научного метода, она была способна реконструировать. И, реконструировав, вынесла вердикт:

— Я ей верю. Мы оплатим чай.

Затем было много ещё чего. Были тренировки, оценки возможностей — не в духе внешне хаотичной, а внутренне чрезвычайно собранной и педантичной Эбби использовать новый инструмент, как следует его не изучив. И обучив, конечно же. Бартемиус Крауч получил от неё доступ к лучшему (объективно) магическому образованию во всём листе — она была той, кто участвовал в составлении самой магической системы, а перед этим — воином в кризисе чудотворцев. Гвен Шепард также осваивала магию, но не только — её приоритетом были загадочные способности Рыцаря Власти, которые позволяли с помощью волшебства творить совсем невероятное, причём без отдачи, но не так, как если б обладала Правом, а совсем иначе.

Что касается Лиа, то она «училась» у Эшера. Не совсем «училась», а пробовала, искала, нащупывала новое. Не было в листе никого, кто бы обладал предельным бытием, кроме неё самой, и некому было научить. Зато как советник, генератор идей, Эшер — отличнейший вариант, дополняющий сухую и тяготеющую к шаблонам Лиа фейерверком, гейзером мыслей и вариаций, непрерывным мозговым штурмом, пробудившим в Лиа жажду новизны. Именно благодаря этой учёбе Лиа сделает, что должно, когда в сеанс вернётся.

Их будут ждать катастрофы. Тленные, с которыми научатся справляться без прорех в ткани существования. Сложный выбор, каким линиям быть, а каким — исчезнуть. Страшное наследие Тихого Дома. Охота за Убийцей бессмертных — ну как охота… задача найти его и маякнуть, а дальше уж Ивицер сам. Убийцу не поймают (как мы с вами знаем), но надолго отвадят лезть к бессмертным и «бессмертным» ИМ-листа. Будут существа из-за грани. Будут сумасшедшие волшебники. Будет ученик самой Эбби, чьё имя вычеркнуто из Библиотеки Судеб. Будет ссора и едва ли не война меж Эшером и Эбби, в которой так сложно будет сохранять нейтралитет. Будет сложное расследование страшных дел художников, в котором так поможет некто Крампус — Рисующий Кровью.

И после этого расследования, наконец, Эбби сочтёт, что уговор выполнен с одной стороны — время исполнять с другой. Она отведёт троицу в Разноцветье, где, к тому времени, окончательно воцарится Сивилла Трелони. Там они попадут на самый странный бал в жизни Барти (и первый в жизни Гвен), познакомятся с очень странными персонажами, часть из которых нам уже известна. Попозируют для парочки картин. Научатся десяти тысячам способов заваривать чай. Наконец, дождутся Игнотуса Певерелла и его загадочную спутницу.

Игнотус Певерелл разберётся, в чём же дело с Марьей. Придумает способ начать излечение, и сама Лиа поможет ему в этом, став скальпелем — скальпелем предельного существования. В свою очередь, спутница Игнотуса «доктора душ» Певерелла (одна из его спутниц — мне неизвестно, кем будет следующая и кем была предыдущая — одни догадки!), известная нам как Элиза Даттон, раскроется перед Гвен, и они вволю наговорятся, облегчат друг другу души. Элиза научит Гвен парочке трюков с её класспектом, а заодно подскажет, как же, всё-таки, попасть в сеанс, причём не когда-нибудь, а ровным счётом тогда, когда необходимо. Этим же способом воспользуется она сама — но позже.

> Пронесёмся сквозь эпохи и метаэпохи. Вместе с Краучем понаблюдаем за изменением множества Хогвартсов. Вместе с Гвен поищем линии с разумными драконами. Вместе с Марьей поищем способ вылечить её сына. Вместе с Лиа поищем новые сорта чая и тортиков к нему. Оставим Эшера и Эбби проживать вечности, так сильно поменявшие их. Углубимся в мерцание линий реальности, в живой узор сосудов листа. Понаблюдаем, как паутина нитей событий, рождающих и перерождающих в метавременной эволюции волшебный мир с Хогвартсом, Дурмстрангом и Шармбатоном стабилизируется одной из версий в РМ-линию, а другой — 3М-линию. Вспомним, как профессор Райс разбудил Ивицера Творцева в поисках ответа на вопросы. Прокрутим события, сформировавшие РМ-линию такой, какой она стала, и подумаем, почему же Сивилла Трелони отрезала её от Сердца — только ль из-за Волдеморта? Вместе с Минервой Макгонагалл проживём смерть Альбуса Дамблдора и реформируем сам Статут (почему это так просто удалось ей, но так сложно было Дамблдору в 3М-линии?). С ней и Кровавым Томом примем дары Ивицера, столкнёмся с гостями из иной реальности, застанем пробуждение Варсиэра, бежим в Хогвартсе-драконе сперва на Марс, а затем и во Внешнее Небо. С Ивицером на хвосте ворвёмся в уже 2М-линию. Спасём выживших и войдём в игровой сеанс, убегая от неминуемого разрушения листа, оставленные, брошенные Сердцем Хогвартса и его администратором Трелони. Наконец, соберёмся в кабинете, прозванном «капитанская рубка», чтобы…

— Что по ситуации икс? — никогда они не называли «ситуацию» как-то осмысленно. Волшебники Отдела Тайн — тоже. Им было это запрещено, запрещено любым способом упоминать, как магическим договором, так и Непреложным Обетом. Собственно, сами невыразимцы прекрасно понимали, почему даже о наличии некоей «особой» ситуации говорить — опасно. А уж если знать, какова её природа…

— Времени всё меньше, — вздохнул Роберт Бойл. — Ситуация ухудшается. Теперь я окончательно уверен, что Небо повредило нечто слишком… эфемерное. Денис подтверждает: якоря нереальности рушатся. Процесс медленный, но ускоряется. Если мы не придумаем ничего в течение трёх дней, то замедлить распад классической иномагией будет невозможно.

— Сколько ушедших? — бросил Том, глотнув чая. Хотел бы кофе, да колдомедики ему запретили вместе с алкоголем. Леди Слизерин из солидарности кофе тоже не пила. Вот потом, он слезет с бодрящих зелий…

— Десять, — поморщился Бойл. — Одному — пять лет. Дети… — вздохнул. — Дети уйдут первыми. Старики умрут раньше, чем скажется надорванность.

— Что скажешь насчёт сверхъякоря? — спросила Минерва, отвратительно свежая на фоне мужа.

— Буду честен: хреново там всё, — отхлебнул своего чая и Бойл. Они втроём старались выглядеть расслабленно. Выглядеть так, будто бы ничего не происходит. Ну очередной кризис, ну бывает. Это не исчезновение, уход за пределы реальности грозит едва ль не каждому из РМ-линии — просто ситуация икс. Случается. — Мы исследовали и Алатырь-камень, и Сердцевину Камня. Теоретически мы можем как-то «опереться» на них, но на практике… Я не знаю универсального способа. Боюсь, господа Слизерины, его не существует. Иномагия не зря считается глубоко индивидуальным искусством. При сильном желании и паре вложенных хрономеров я и десяток иномагов, вас включая, научат сотню человек. Проще будет взять детей. Остальные…

— Прежние иномаги — по-прежнему? — уточнила Минерва.

— Никаких свидетельств деструкции якоря нереальности, — пожал плечами Бойл. — Не знаю, почему. Я думаю… — отпил чаю. — Думаю, что Райс был прав, а Фло ошибалась. Нельзя делать иномагами так резко. Нельзя собирать столько иномагов в одном месте. Нельзя так долго контактировать с Небом.

— От некоторых вещей… — процитировала начало первого правила инореальности Минерва. — Есть идеи, Том? У меня — ни одной. Хорошо, что малышка в безопасности, — Светлая Леди продавила решение, что с Хоуп будет контактировать минимальный состав лиц. Хоуп никогда не видела Неба. Хоуп станет иномагом — но обычным. Хоуп не исчезнет, как неудачливые небесные путешественники. Её надежда, их дочь, которую тайно передали на Ковчег. Там она вместе с няньками и телохранителями выживет, даже если Хогвартс будет уничтожен.

— Я говорил с Элис, — качнул он головой. — Она ничего не придумает так быстро. После критической точки будет поздно. Хранящая отказывается говорить, настаивать я не решился. Ивицер и существо, стоящее за ним… — совершенно неаристократично сёрбнул чай. — Я вижу единственный выход. Я пригласил её сюда. Только что воскресила Энтони.

— Крестраж, — нахмурилась Минерва. — До сих пор не могу поверить, что ты молчал об этом.

— Сам узнал недавно, — Том устало потёр лоб. — Энтони… умеет преподносить сюрпризы. Надеюсь, что он использовал каких-нибудь отбросов.

В дверь постучали. Бойл открыл взмахом палочки. Элла Мэйдж, девушка родом из космического века в комбинезоне, диссонирующем с мантиями троих чародеев, быстрым шагом подошла к столу, извлекла из капчалога стул и бесцеремонно уселась. Они уже говорили через видеосвязь, поэтому не приветствовали друг друга.

— Томас, Минерва, Роберт? — после пары секунд напряжённого молчания обратилась Элла. — Что случилось? У меня мало времени. Зачем я вам?

— Могу ли я узнать, — аккуратно начал Роберт, — в каких рамках ты варьируешь свою… мелодию?

— Тогда уж симфонию, — хмыкнула Элла. — Давайте не ходить вокруг да около? Времени мало. Что-то случилось? Вы хотите исправить это с помощью Песни? Так?

— Ты знаешь, что все волшебники, контактировавшие с Небом, стали иномагами, если не были ими раньше?

— Грэм рассказывал? Что с того?

— Мы не знаем, почему именно, но души этих магов повреждены слишком неправильно даже для иномагов, — пока Роберт говорил, Минерва трансфигурировала из воздуха чашку и призвала в неё чай. Элла немедленно попробовала и одобрительно кивнула. — Они уйдут слишком рано.

— Насколько рано? — наклонила голову Элла. — Год? Месяц? Серьёзно?

— Да, — просто ответил Том. — Многие — раньше. Вчера — семь человек, из них двое детей. Сегодня — десять, включая пятилетнего ребёнка. У детей якорь нереальности наиболее слаб, они будут первыми.

— Кто был иномагами раньше Неба, эффекту не подвержены, — добавил Роберт. — Причины неизвестны. Боюсь, твоя Песня — наша единственная надежда.

— У меня уже просили подобное? — Элла оставалась невозмутимой и слабо читаемой. Минерва готова была поспорить, что сейчас лидер игроков нисколечко не встревожена. Её вообще мало что трогало. Лишь в глазах отражалось что-то ещё более эфемерное, чем якорь нереальности, — и, одновременно, более веское, тяжёлое. Что-то, подсказывающее Минерве, что их слова и услышаны, и приняты к сведению.

— Что решила? — не выдержав, уточнил Том. Нервы у него были определённо ни к чёрту. Её поддерживало Кольцо, но и им особо не попользуешься из-за проклятого баланса…

— Я попробую? — с вопросительной интонацией такой ответ выглядел издёвкой. И ею не являлся. Элла никогда не издевалась и никогда не шутила. Она вообще, насколько собрала информацию Минерва, была скучным человеком, хоть как-то оживавшим в разговорах с друзьями и старыми знакомыми — или когда касалась любимой работы. В работе она буквально вспыхивала, опережая мыслью лучших аналитиков не только своей родной станции, Крака, несмотря на отсутствие когнитивных усилений, но многие выдающиеся умы галактики.

— Раскрой, пожалуйста, — подавив раздражение, попросила Минерва.

— Да? — она сейчас на что-то в своём нейробруче отвлеклась? Минерва медленно выдохнула. Спокойствие, только спокойствие! Это они тут на нервах… да и вообще, откуда ей знать, какие именно задачи Элла в сеансе решает? Задачи Хранящей — не какие-нибудь жалкие тысячи жизней сохранить… — В смысле, я не могу обещать, — теперь уже вздохнула Элла. — Я создаю архитектуру того, что должно быть совместимо с бесконечностью вселенных. Добавить какое-нибудь конкретное свойство очень сложно. Тем более свойство настолько… неопределённое, чтобы исцелять иномагию. Я не понимаю иномагию? Никто не понимает?

— То есть, шансы на успех минимальны? — Бойл лишь на первый взгляд столь же спокоен, как Элла. Морщинка на лбу подсказывала Минерве, что и он на пределе, а потом опять будет отпиваться успокаивающими зельями. А Том — укрепляющими.

— Я не могу дать вероятностный прогноз, — непонятно ответила Элла. Поймала взгляд Минервы. — Слишком высокая степень неопределённости. Я не могу оценивать силу возможностей или сравнивать их между собой согласно аппаратам вероятностных теорий, которыми владею. Конечная математика принципиально ограничена в условиях, подобных критической точке или манипуляциям явлениями высших порядков. Вероятность — это группа понятий конечных математик, — качнула головой. — Не буду вас успокаивать, но я выстраивала Песнь с учётом ваших пожеланий до того, как их услышала. Я в прямом смысле не могу — совсем не могу, это невозможно? — оценить, с какой вероятностью у меня получится. Сам вопрос про вероятность не имеет смысла. Если очень хочется тешить себя надеждой, то сама Песня получится в двух из четырёх вариантов будущего. Если, — едва заметная улыбка, — Хранящая не ошиблась. Это всё, что вам было нужно? — большим глотком допила чай и привстала было…

— Не всё, — остановил её Том. — Мы решали, следует ли Хогвартсу так или иначе принимать участие в будущем сражении.

— Не решили? — вопрос, но утвердительный. Такие вопросоутверждения — мелкая странность, из тех, что свойственны неординарным людям. Элла не выглядела неординарной, Минерве даже казалось, что на эту странность она не имеет права… и почему-то думалось, что странность — исчезнет. Элла, несмотря на некую… «потенциально-избыточную реальность» (так это назвал Бойл), была — незавершённой. Ей чего-то не хватало, что-то должно было с ней произойти, чтобы — что?

— Мы хотели бы знать твою позицию, — молвила Минерва, добавляя себе чая.

— По адресу? — присела Элла. — Если не случится ничего катастрофического, я буду координировать боевые действия.

— Ты не полководец и не командир, — заметил Том.

— Конечно, нет? Я знаю больше всего о целях Хранящей и думаю быстрее всех. Я сказала — координировать, совмещать решения, организовывать, а не ставить и достигать военных целей. Для этого есть командующая флотом Хранящей и командиры армий. Но кроме армии и флота есть ещё Хогвартс-дракон и вы с настроенными друг на друга кристосорбами. Есть могущественные богоуровневые игроки. Есть Моргана и Морриган, Элис и Крис, талисманы и высшие технологии. И наша цель — не военная победа. Армией и флотом допустимо пожертвовать полностью. Наша цель — Песня. А Песню сочиняю я, поэтому последнее решение — за мной. В конце концов, — лёгкий вздох, — должен же кто-то это решение принять?

— Не Хранящая? — хмуро уточнил Том.

— Она… отказалась участвовать? — Элла определённо что-то хотела сказать, но передумала. — Есть причины, по которым она вмешается в самый последний момент — не раньше. Возможно, после Песни, а не до? Я не знаю? Предполагаю, что у нас будет своя алхимия, у неё — своя. Может быть, ей нужна критическая точка, чтобы создать оружие против Криса или Инфуцора? Я не могу утверждать, что Песня вам поможет, поэтому пойму ваш отказ участвовать во всём этом. Эвакуируйтесь на Ковчег. Я поговорю с Элриком, он даст разрешение. Ковчег тронет разве что Крис, но у него другая цель.

Минерва переглянулась с Томом.

— Ты сказала, что уже выстраивала Песню с учётом… лечения иномагов?

— Уничтожения, — отрезала Элла. — Мне не нравится иномагия. Меня просили помочь. И ещё попросят, я уверена. Я планирую ликвидировать иномагию как явление. Если Песня получится такой, какой я хочу, то одним из эффектов будет восстановление души на уровне бытия.

— Амбициозно, — прищурился Бойл. — Ты понимаешь, что иномагия — не только проклятие?

— Изучала статистику, — пожала Элла плечами. — Плюсы не компенсируют минусы. Думаю, что целостность души важнее любых сверхспособностей. Иномаги, которые обратили процесс разрушения души — исключение. Ивицер, Сирень, Моргана-Модрон-Морриган — больше никто этого не добился сам. Внешние способы также уникальны.

Вновь переглянулись с Томом.

— Мы выступим на твоей стороне, — озвучил он.

— Рекомендую эвакуировать всех магов, которые не будут сражаться, на Ковчег. Я включу вас в стратегические планы. Организую связь со штабом команды. Кристо свяжет со всеми, ждите, — встала. Замерла на миг. — Мне не хочется терять потенциал этого края. Я… хотела бы проектировать его развитие и рост? — теперь это были настоящие сомнения. — Мне не хотелось бы, чтобы вы погибли, но нам нужны все силы, любые союзники, какие согласятся воевать. Спасибо.

И чётко, по-военному, развернулась и вышла.

— Впечатляющая дама, не так ли? — заметил Бойл. Морщинка на его лбу пропала. Он… расслабился? — Что так смотришь, Минерва? Если она сказала, что «выстраивает Песню с учётом», то это значит, что Песня или будет такой, чтобы закрывать дыры, или её не будет вовсе. Вы с Томом интересовались, должно быть, больше её успехами и мнением о ней, а я расспрашивал, как она работала. Её метод называется «всех прибью, одна останусь», где «все» — это задачи. Очень методичный, взвешенный и крайне трудоёмкий подход. Элла известна среди архитекторов космических станцией как проектировщик, соблюдающий технические требований от и до. Если возможно, то с резервом. Она вгрызается в задачи и оптимизацию, известны случаи, когда не снимала нейробруч целую неделю, прерываясь только на сон, еду и стимуляторы. Не самый приятный в рабочих вопросах человек, но чрезвычайно надёжный. Песня будет работать, если Элле дадут довести её до конца — в этом нет сомнений.

— А значит, у нас нет выбора, — кивнула Минерва. — Мы обеспечим создание Песни — или умрём, пытаясь, — поймала взгляд Тома. — Я нужна Хоуп, но каким будет её будущее, если мы проиграем? Давай не будем поднимать старый разговор.

— Не будем, — отвёл взгляд в сторону. — Нужно созвать Совет в расширенном составе.

— Допьём сначала чай, — молвил Роберт. — И отдохнём. Особенно ты, Том. Пара часов ничего не решит, всё одно споров будет… — покачал головой.

— Радуешься, что разгребать их не тебе? — Минерва позволила себе улыбку.

— Каждому — свои завалы, — развёл руками Бойл. — Как насчёт дегустации? Заходил на днях я в Гильдию, смотрю — а там новые сорта чая появились.

— Давай, — криво улыбнулся Том, а Минерва поймала себя на мысли, что нужно узнать, можно ли придать укрепляющим и бодрящим вкус определённого напитка. Кофе, например. Тому было бы приятно.

> Давайте сдвинемся немного вперёд во времени и переместимся из капитанской каюты в каюту совсем иную, трёхкомнатную, занятую неким семейством, чья фамилия начинается на букву «У».

Их шестеро. Всего лишь шестеро, а когда-то… Мать, Молли Уизли, сидит во главе стола, взмахами палочки заставляя чайник разливать чай остальным. Она выглядит бодрой, но это только видимость. Все здесь знают, что Молли прилагает усилия настоящего титана, чтобы вести себя, как будто не случилось ничего. Как будто все её дети живы. Как будто она не плачет по ночам. Как будто её муж Артур всё ещё рядом, поддерживает, направляет.

Напротив Молли — Билл Уизли. Синяки под глазами — мало спит. Он мрачен, лицо его кажется погрубевшим, будто его обдули, обтесали ветра самого времени. Билл улыбается, когда смотрит направо. Ведь справа — Флёр Уизли, его жена, опора и поддержка, и красота её, красота на четверть вейлы совсем не потускнела, по-прежнему освещает лицо, на котором поселилась грусть. Если Билл потерял братьев и отца, то она потеряла всех — кроме Билла.

Перси Уизли разместились друг рядом с другом. Один Перси — родной Молли, другой — его версия из иномирья, прибывшая на корабле-драконе. Перси на удивление легко нашли друг с другом общий язык, вместе обустраивали теперь уже Объединённую Канцелярию. Молли приняла «другого» Перси — как родного, и порой даже путала «братьев», как некогда Фреда с Джорджем. Билл относился ко второму Перси с лёгким недоверием, однако с уважением — он не бросил их, помог в хаосе эвакуации занять неплохую каюту… и отношение Молли к нему — подкупало.

Дональд Уизли, никогда не существовавший в их реальности старший брат Артура, был вторым и последним, кроме Перси, кто уцелел из Уизли, да и Пруэттов, в РМ-линии. Дональд казался самодостаточным малым, напоминал Молли «лучшую», более добрую версию Перси — и, одновременно, Дамблдора. Как Дамблдор знал едва ли не каждого волшебника Англии, так и Дональд со всеми был знакомцем. Дон порой «вёл мутные делишки», но никогда не нарушал закон, работал вполне себе официально, был у начальства на хорошем счету… принял их, как давно потерянную семью. Из-за него к самой фамилии Уизли на корабле-драконе относились с уважением и лёгкой опаской. Молли казалось, что это чем-то напоминает Малфоев — на них смотрели порой так же, как на Люциуса и Нарциссу.

Джинни почти не общалась с РМ-Перси. Но Дональд стал ей дядей! И именно через «брата» Артура поднявшаяся на корабль Молли узнала, что Джинни жива! Жива — и как-то участвует в загадочных событиях, которые привели Хогвартс-дракон в их мир, а их — на борт.

— Ну об иномагах вы теперь знаете, — вздыхал Дональд. — Джинни — не простой иномаг, она — ученица самого Этана Райса. Профессор Райс — это, ух, величина! — он натолкнулся на непонимающие взгляды. — Как бы вам объяснить, дорогие мои? Наш капитан Томас, Лорд Слизерин, — он в своё время весь мир заставлял трепетать. Это, понимаете ль, мировая величина, как Дамблдор, — каждый в мире с ним считается. Профессор Райс — то величина межмировая. О нём слышали во всех Хогвартсах, сколько бы их ни было на нашем листе, и каждый знает, что Этан Райс готов помочь и всегда владеет ситуацией. Какая бы инореальная беда ни стряслась — профессор Райс тут как тут, и значит, всё будет в порядке! А Джинни — его и его коллеги Фло ученица, причём она с ним путешествовала по мирам, прежде чем к нам добраться. Джин не очень-то рассказывала об этом, слыхал, всякое мол там случалось, и чует моё сердце, Джинни замешена в чём-то побольше, чем один мир, будь то ваш или наш.

Дональд оказался прав. Джинни исчезла не куда-то, а в загадочный «игровой сеанс», и большего узнать не вышло. Что-то знал Грэм, друг Джинни, но найти его так и не удалось. Зато Гарри, с которым Молли общалась в последнее время самую малость, заглянул к ней и сказал, что присмотрит за Джинни, если будет шанс. Ему поручили помогать Грэму, и он вместе со всем Хогвартсом-кораблём попадут в сеанс. К Джинни. А способ Дональда связаться с Джинни через некие «связные шляпы» и с помощью записки с протеевыми чарами — не сработал.

Обустройство в новом месте, бесконечные заботы, горе и воспоминания о брошенном доме… Всё это заставило время пронестись в считанные мгновения, пока Хогвартс не «вошёл» — оказался в этом самом «игровом сеансе». Об Игре даже Дональд знал совсем немного: мол, несколько игроков должны пройти испытания, чтобы получить великую награду, и эта награда как-то поможет Хогвартсу и им всем найти свой новый дом. А временным домом оказался край, полный летучих островов! На некоторых из них скрывалось нечто опасное — оно стало целью Грэма, Гарри и их команды. А Джинни… Джинни всё-таки связалась с ними! Сначала попросила у Дональда зеркало, а потом, наконец, поговорила!

Кажется, Молли выучила все её фразы наизусть. Первый вопрос — всё ли с ней в порядке. И она писала, что лететь за ней опасно — в точности как Рон! Ну почему, почему Молли полетела тогда к нему? «Всё закончится очень скоро» вовсе не успокаивало, а пугало. Джинни… Джинни явно знала, что такое это «всё», что «закончится». Во что же она впуталась? А сама Джинни — в центре событий вместе со своими друзьями, должно быть, другими учениками Райса: библиотекарем Грэмом, Энтони, слухам о котором было сложно поверить, и Луной, Луной Лавгуд, немного странной, но очень милой девочкой, с которой дочка играла с детства.

У Молли сжималось сердце, когда она читала наказ оставаться в Хогвартсе, мол, там безопасно. Рон… Рон писал: «Оставайся в Норе, там должно быть безопасно»! Этими же самыми словами! А когда Молли уже не могла держать перо трясущимися руками, Джинни писала Биллу:

«Скоро будет финальная битва между Элис, Хранящей, Ивицером и всеми-всеми».

Билл поверил. Молли видела это по его лицу. У него не было ни малейшего сомнения, и это было страшно. Эта… финальная битва… Она думала, что та безумная оборона Хогвартса — финальная битва, но — нет! Что-то масштабное, что-то «межмировое», во что влезла Джинни, во что влезли они все… И это всё случится «очень скоро», «если политика капитана Слизерина не изменится»!

Билл без слов тогда дал перо Перси, и тот написал чистую правду, что Объединённая Канцелярия не пойдёт ни на какую битву! Ответ Джинни звучал столь же взросло, сколь тревожно. От битвы, мол, зависит их будущее, а Хогвартс встанет на сторону Хранящей или Элис. И просьба написать, на чью именно сторону, когда они узнают. Как будто… нет, не как будто. Сквозь слёзы Молли вдруг поняла, что Джинни и вправду могла что-то изменить. Повлиять на альтернативного Того-кого-нельзя-называть — Капитана Тома Слизерина. Или на его жену, альтернативную Макгонагалл (от этих иномирий кружится голова!).

Молли не видела, что писали дальше. Она перечитала всё потом. Совет «сделайте из них крепость» Билл принял очень близко к сердцу. И Дональд тоже. В считанные часы они организовали волшебников накладывать защиту на каждую комнату — снаружи и внутри! Вместе с Флёр Молли зачаровывала их комнаты, а потом Билл повесил сверху несколько своих изобретений.

А теперь Дональд снова собрал их всех. Молли догадывалась, зачем. «Напиши мне сразу, как узнаешь, на чьей стороне будет Хогвартс». Дон — узнал! Молли никогда не была политиком. Артур, глава отдела Министерства, волей-неволей разбирался во всём этом, но Молли… Молли просто верила мужу, как сейчас — Биллу, Дональду и Перси. Но никто из них не знал, что лучше — загадочная Хранящая Время, по могуществу не уступающая мифическим богам, или Элис, командующая некими Строителями — существами, подчинившими себе тысячи миров! А её Джинни пишет, что говорила с Элис, и многие видели, как сама Хранящая уводила Джинни вместе с профессором Райсом и Фло неведомо куда. Узнавая обо всём этом, обо всём, что творилось на корабле, что было раньше, Молли чувствовала бессилие. Джинни, малышка Джинни что-то делала там, на страшной высоте, где уже не политика, а — что?

— Хогвартс выберет сторону Хранящей, — сказал, наконец, Дон, маленькими глотками смакуя чай. Чай, специи, ингредиенты — вот что отвлекало от горестей и бед Молли. На корабле было столько всего! Гильдия (возглавляемая Даффи — должно быть, отцом Энтони) поставляла столько всего разного, порой уникального, что Молли полностью отдалась кулинарным экспериментам, как только обустроила быт. Каждый раз готовить что-нибудь новенькое на ужины, завтраки, обеды и слушать удивлённую похвалу детей — что может быть прекраснее?

— Знать бы ещё, что это значит? — нахмурился Билл.

— На нашей стороне будут СТБС… — ответил РМ-Перси. Поймав непонимающие взгляды, пояснил: — Сверхтяжёлые боевые станции. Те большие штуки с луну каждая, которые окружают Скайю.

— Это хорошо, но не имеет к нам отношения, — хмуро качнул головой Билл. — Что будет с Хогвартсом?

— Детей и всех, кто не хочет сражаться, эвакуируют на Ковчег, — степенно ответствовал Дональд. — Через несколько часов дадут объявление по колдорадио и вещанию. Можно собираться уже сейчас, — встретился взглядом с Биллом. — Что? Ты же не хочешь сказать…

— Флёр идёт с вами, — и на возмущённый взгляд последней: — Я не пущу тебя в положении.

— Флёр, ты беременна? — ахнула Молли. — Я… я… — она представила, что станет бабушкой, и сердце затопило тепло, а на глаза ненароком навернулись слёзы. — Я буду с тобой! Билл, ты уверен? — она не имела права просить Билла ни воевать, ни оставаться на Ковчеге, но не имела и права не просить его об этом.

— Да, мам, — в голосе её старшего не было ни капли сомнений. — Перси?

— Мы будем полезнее с дядей Доном, — Перси переглянулись меж собой, а ответил её Перси. То, как Перси «общались» меж собой без слов, напоминало ей Фреда и Джорджа — сердце каждый раз сжималось! — Нельзя допустить, чтобы эвакуация превратилась в свалку.

Молли не сдержала облегчённый выдох. Перси будут с ней, и Дон тоже, и Флёр. И у неё будет внук или внучка! Так вот почему у Флёр изменились вкусы! А она-то грешила на происхождение, мол, четверть-вейлам может нравиться не то же, что остальным, а оказалось…

— Мы должны связаться с Джинни, — напомнил Дон. Почти торжественно поставил на стол шкатулку, открыл заклятьем и вытащил длиннющий пергамент. Раскатал до последней строчки. Убористо написал:

Джинни, ты просила связаться, когда Хогвартс выберет сторону. Это сторона Хранящей Время.

Несколько секунд они ждали, пока не появится ответ. Молли уже начала подозревать, что Джинни снова «занята» (и не сметь представлять, что это значит!), но:

Спасибо, дядя Дон. Я догадывалась, что так будет.

Молли не выдержала и схватила протянутое перо:

Джинни, милая, у тебя всё хорошо?

И не знала, успокаиваться или бояться после ответа:

Восстанавливаюсь после неудачного боя. Элла с Верой разбираются с очередным злодейским колдуном. Вот и почему все злодейские колдуны такие придурки? Ой, извини, мам, но он правда придурок! В смысле, Элла уже разобралась с колдуном, но нужно разобраться со всем, что он нагадил. А мы пока что отдыхаем. У вас всё хорошо?

Теперь перо взял Билл:

У нас всё в порядке. Все, кроме меня, будут ждать на Ковчеге. Что будешь делать, когда восстановишься? Тебя серьёзно ранили?

Привет, Билл. Меня тяжело серьёзно ранить — долго объяснять, почему. Мы планируем создать один крутой артефакт, а потом… не знаю, я выполнила свою миссию, помогу Грэму.

Вам пригодится помощь? — написал Билл. — Я могу вылететь в сию же минуту.

Извини, но с артефактом ты не поможешь, он особенный. А потом… я напишу, если что-нибудь случится, хорошо? Будь на связи, оставь пергамент себе. Элла говорит, что в Ковчеге будет безопасно, даже если туда понесёт Криса. Береги себя, хорошо?

Я буду осторожен. Ты тоже береги себя, сестрёнка.

Конечно. Позаботься о маме. Я люблю вас всех! Даже зануду Перси, — Молли невольно улыбнулась на возмущённое синхронное фырканье. — Дядя Дон, если на Ковчеге будет плохо, разорви свою связную шляпу, я узнаю и приду. Я вернусь, как только всё закончится. Меня зовут. Всем удачи и пока!

Удачи, Джинни, — написал Билл. Отложил перо. Встретился с Молли взглядом:

— Джинни из того же теста, что и мы, — криво улыбнулся ей. — Она справится. Напишу ей перед битвой.

— Билл, только… — дыхание перехватило, но Молли справилась с собой. — Только не лезь на рожон, хорошо?

— Ну я же не «злодейский колдун-придурок», — рассмеялся он. Молли вдруг осознала, что засмеялась тоже — и все, даже Перси фыркнули со смеху! — Всё будет хорошо, мам. Мы с сестрёнкой этим колдунам ещё покажем!

> Давайте перенесёмся от семейства, в некотором роде ободрённого, но всё-таки взволнованного, в информационное пространство отнюдь не общего чата, а личного диалога. Диалога, который случится через час после переписки Уизли:

ТоП: привет

ТоП: ты выпал из моей области обзора

ТоП: не подскажешь

ТоП: как это произошло?

ДБ: Я обследовал старые тайники учителя. Алфред оставил богатое наследие. Он высокомерно изложил свои планы в дневниках. Сейчас я нахожусь в зоне действия скрывающих чар Обелиска.

ТоП: да, фиксирую тебя по сигналу

ТоП: спасибо за наводку

ТоП: я вижу, ты изгоняешь демонов

ТоП: зачем Алфреду был нужен этот «Обелиск»?

ДБ: Это стабильное сопряжение Пространства Парадоксов и Имматериума. Служа Владыке Перемен, Алфред желал дать доступ в эту реальность.

ТоП: он указал местоположение Обелиска?

ТоП: очень удобно

ДБ: Нет, я нашёл его сам.

ТоП: мои следящие системы его не видели

ТоП: как и системы Джеймса

ТоП: как ты это сделал?

ДБ: Небольшая импровизация на основе знаний бывшего учителя. Совместил инфомагию и манипуляции варпом.

ТоП: с помощью этого амулета на твоей шее?

ДБ: Ты удивительно догадлив, Кристо. Не думаешь, что разговор с тобой отвлекает меня от исправления всего, что натворил «учитель»?

ТоП: не думаю

ТоП: во-первых, ты бы написал это раньше

ТоП: во-вторых, «исправление» не составляет тебе никакого труда

ТоП: не мог бы ты мне позже объяснить

ТоП: как ты деактивируешь мост?

ТоП: или передать дневник со столь подробными описаниями?

ДМ: Возможно, когда всё закончится. Сейчас нет времени.

ТоП: не секрет, какие у тебя планы на «всё закончится»?

ДБ: Теперь я свободен от всех обязательств. Я не знаю. Чувствую себя на удивление чистым. Перерождённым. Мой разум работает ясно и чётко. Спасибо Джулии за это.

ТоП: изменяется тот, кто готов к переменам

ТоП: ты долго готовился к этому?

ДБ: У меня всегда есть резервный план. Если бы не сработала возможность уйти к вам, я бы использовал иную. Иметь запасные возможности — способствует выживанию. Алфред, например, не знал, каковы настоящие возможности Джеймса, и недооценил Эллу Мэйдж. Она — нечто большее, чем кажется.

ТоП: в дневнике не было описано

ТоП: как возрождается в новом теле Алфред?

ТоП: почему он не переродился в теле того нурглита?

ДБ: Потому что он умер, не выдержав энергии Кристалла Сердца?

ТоП: у меня есть достаточно продвинутые лексические анализаторы

ТоП: и программный код может детектировать

ТоП: изменения волесоставляющей человека

ТоП: я проверил всех людей в сеансе

ТоП: лексика ни одного не соответствует Алфреду

ТоП: насколько я получил ту из записей подземников

ТоП: однако интересно и то, что твоя лексика

ТоП: и волесоставляющая

ТоП: не соответствуют Мойлину

ДБ: Джулия провела невероятную работу. Я давно не чувствовал себя настолько обновлённым.

ТоП: я задал ей несколько вопросов

ТоП: она ссылается на врачебную этику

ТоП: и отказывается отвечать

ТоП: однако сами формулировки её отказов наводят на определённые мысли

ДБ: Могу понять. Для меня было потрясением осознать, на что способна Джулия. Моя душа была в состоянии крайней нестабильности из-за всего произошедшего. Она помогла мне понять, кто я таков, и теперь я могу с новыми силами искать себя в жизни.

ТоП: звучит вдохновляюще

ТоП: настолько же убедительно

ТоП: насколько колдун-тзинчит

ТоП: ведущий подробный дневник

ТоП: что скажешь насчёт более близких планов?

ДБ: Я останусь возле Эллы Мэйдж. Всегда стремился учиться у лучших. Полагаю, это будет взаимно полезное сотрудничество.

ТоП: да, об этом

ТоП: я скину наш разговор Элле

ДБ: Я не против. Но я хочу поговорить с ней сам.

ТоП: без проблем

ТоП: просто подготовлю её к разговору

ТоП: надеюсь, ты будешь надёжным союзником

ТоП: многие в сеансе предлагают «новую жизнь»

ДБ: Не думаю, что меня привлекает религия жреца Ивицера или богини Элис. Я помню, куда завело следование «голосам истины» моего «дорогого» учителя. Разрушение же не привлекало никогда.

ТоП: то есть, у тебя нет иных вариантов

ТоП: не подскажешь, Алфред не писал в своём дневнике

ТоП: как он узнал так многое об игроках

ТоП: и как нашёл меня

ДБ: Существуют ритуалы, буквально вырезаемые на костях людей микротелекинезом. Ещё живых людей, при желании — даже младенцев. Один из таких ритуалов служит маяком и подготавливает тело для вторжения одной конкретной души. Другой позволяет видеть глазами человека и слышать его ушами. Интересно, что эти ритуалы практически невозможно обнаружить. Только очень тщательное совместное обследование апотекария и псайкера, а лучше — колдуна-ритуалиста… и если знать, что именно искать. К счастью, вызванные Алфредом демоны уничтожили всех людей на Люосе и теперь ему негде переродиться.

ТоП: хм, вот оно как

ТоП: а насчёт меня?

ДБ: Думаю, он был инфомагом гораздо более высокого уровня, чем я. Возможно, что инфомагические связи можно обследовать с помощью варп-манипуляций и незаметно менять… до некоторой степени. А потом нанести удар. Я думаю, что Разбойник Света — это очень уязвимый для информационных угроз класспект. Ты не думал о защите? Не хотелось бы, чтобы кто-то другой воспользовался этой уязвимостью.

ТоП: спасибо за предупреждение

ТоП: я, в принципе, знал

ТоП: Алиса говорила

ТоП: недооценивал угрозу

ДБ: Точно так же, как Алфред недооценивал Джеймса и Эллу. Он недооценил дважды, мы — один раз, и это оказалось решающим. Главное — сделать выводы из ошибки и не позволить ей повториться.

ТоП: это непросто

ТоП: угроза экзотическая, я не понимаю её сути

ТоП: этот скрапкод

ДБ: Я могу помочь. Кое-что смыслю в сочетании колдовства и информации.

ТоП: несколько позже

ТоП: когда налажу контакт через большее число ретрансляторов и защитных программ.

ДБ: Большее, чем сейчас?

ТоП: обострилась паранойя

ТоП: сейчас ещё больше

ТоП: мер защиты мало не бывает

ДБ: Могу тебя понять.

ТоП: что ты будешь делать с нейтрализованным Обелиском?

ДБ: Спрячу в свой аналог капчалога. Согласно дневнику, ноктилит тяжело уничтожить. Если честно, жалко. Никогда не знаешь, где пригодится немного ноктилита.

ТоП: но не в нашем сеансе?

ТоП: не хотелось бы повторного демонического вторжения

ДБ: Нет, не в сеансе. Позже. Я хочу исследовать его на более глубоком уровне. Разобраться, как он соприкасает или отталкивает Имматериум. Возможно ли использовать этот эффект для чего-нибудь ещё.

ТоП: говорят, Тзинч отвечает и за любопытство

ДБ: Да, но только редко когда оно ведёт тзинчитов. Такие — не выживают. Минусы естественного отбора в силах Хаоса.

ТоП: хорошо, что ты не тзинчит

ТоП: спасибо за познавательный разговор

ДБ: Всегда пожалуйста. Обращайся, если будет нужна помощь.

ТоП: сообщу Элле, что ты прибудешь

ТоП: удачи

— точныйПрицел [ТоП] прекратил интересоваться демоноБорцем [ДБ] в 19:34 -

> Тем синхровременем в ином пространстве иной реальности, тем не менее, близком и доступном из сеанса:

Они собрались на вечерний чай на Утренней Веранде. Конечно, это была его идея — вечерний чай на олицетворении утра. Лишь она и он — боле никого. Он задумчиво смотрел на восходящее солнце. Слушал пение птиц. Кажется, сейчас встанет и отправится рисовать картину… обманчивое впечатление. Он давно уже не рисовал. Как и она. Иногда он пел. Она — занималась своим садом. Ни его вокал, ни её сад не считались шедеврами. Их шедевры остались в прошлом. Как и они сами, так?

— Вспоминаешь первую ученицу? — тихо спросила она, отпив буквально волшебного чая, этой самой ученицей выращенного. Она была в своём роде гением. Существом, выходящим за рамки и пределы. Странным, непонятным, милым, столь глубоким…

— Угу, — отозвался он. Чай заваривал именно он, его же был выбор сорта. Они редко пили этот сорт в последние века. — Я думаю: встретимся иль нет?

— А ты хочешь? — легко улыбнулась она. Тяжесть была у неё на душе. У него же — лёгкость. Она чувствовала, что он — выбрал. Ей выбрать только предстояло.

— Да, — никаких сомнений в его голосе. Она ощущала себя невыразимо старой и усталой. А ведь когда-то была совсем другой… Или это кажется, что так? Воспоминания медленно переваливались в голове, как шестерни загадочного механизма. Она могла бы ими управлять. Она могла бы управлять так многим, стоит только захотеть! Она попробует. Или нет. Она предложила помощь. Но так же легко заберёт своё слово обратно. Она так устала… Тягостное чувство — сколько же эпох она чувствует его? Всё не проходит, не проходит… — А ты?

— Вспоминаю, — это не ответ… или ответ? Он слишком хорошо её знал. Как и она его. Он понял, что она имела в виду.

— Похожа на Моргану, — неприятная улыбка. Наверное, это должно было её задеть. Не задело.

— А ты в будущее уж нацелился? — улыбнулась тоже. Он скривился. — Бросишь всё? Всё, что было создано тобой и мной? Всё, к чему руку приложили?

— «Не живи прошлым, не живи будущим — настоящим лишь живи», — процитировал ей давнее изречение, кажется, лучерождённого какого. — Сотворённое — сотворено. А впереди — загадка. Я люблю загадки.

— Творение разрушит всё, — подразумевая, что свидетельствовать момент никто не будет. Никто из прежних, как она.

— Я не останусь, — качнул он головой, совершенно вульгарным образом применяя чары восполнения на чай, а затем подогревая. Когда она прониклась местными настроями, что это кажется вульгарным?

— Не имею права вмешиваться, — а рассветы здесь всегда красивые. Всегда разные. Она никогда не спрашивала, кто создал Веранду. Может, он? Это в его духе. Посмотрела на часы. Не так много времени, чтобы решиться и решить. Перед глазами встали картины прошлых эр. Она делала выбор. Много раз. Судьбоносный — тоже. Тот, что определял её судьбу — не раз. И каждый раз — как в первый. Кое-что никогда не меняется…

— Ты дала слово, — заметил он.

— Подслушивал? — долила чаю. Он всегда пил с сахаром. Она же — без.

— Ну разве мимо мог пройти? — широкая улыбка. Он так же улыбался, когда сражался с ней. Так же улыбался, когда проиграл — и победил. — Он сомневается, что ты человек.

— А ты?

— Никогда.

Помолчали.

— Думала отправить отраженье, — не вопрос, а утвержденье.

— Кого ещё? — поморщилась. Это «кого ещё» звучало как-то мерзко. Скребло её душу. — Я же не брошу…

— Почему нет? — она подняла взгляд. Посмотрела в его чистые, яркие глаза. Её глаза всегда были тусклыми. Она знала, как выглядит, когда её называли «бездушной тварью без грана состраданья».

— Я дала слово. Первое моё слово, — напомнила она, рефлекторно скатав чайную ложку в шарик и закинув в рот. Вредные привычки!

— Учитель был бы тобой доволен, — кивнул он. — Но разве обещанье не исполнено? Это — не лист. Оставь хранить былое морганам и трелони.

— Это всё, что у меня осталось, — вздохнула она. — Всё, что я есть.

— Но не всё, чем можешь быть, — возразил он. — И у тебя есть я.

— Предлагаешь выбирать? — слабо улыбнулась, отпивая холодный уже чай. Невкусно. Отпила ещё.

— Чувствую себя должным, — насмешка. Он — и должным? Хотя… Но это было так давно! — Ты дала мне жизнь. Хочу дать тебе ещё одну.

— А потеряю сколько?

— Ну ты же посчитала баланс потерь-приобретений? — открыто ухмыльнулся он. — И как?

— Загадка, — выбросила кружку в Бездну и достала новую, с горячим чаем. И ложку. Ложки лучше вилок, уж она-то разбирается!

— Я люблю загадки.

— Ты — не я, — на миг ей показалось, что этот диалог идёт так долго… Просто диалог на окраине вечности. В месте, где пути расходятся. Диалог перед началом — и концом.

— Ты всегда сияла, освещала всех, — его облик тёк и менялся. Не по-настоящему. Ты видела, каким он был. Каким хотел бы быть. Каким быть мог. А каким он станет? Память не даст на то ответ.

— А ты — скрывался от всех глаз, — они обменивались этими характеристиками так долго, что выучили их наизусть во всех вариациях. И вариациями научились передавать друг другу настроение.

— Я не играю. Я живу.

— И в этом твоя сила, — покатала чай во рту, наслаждаясь тонким вкусом. Когда-то она заваривала его лучше. Потом оставила, забыла. Он продолжал расти. Возможно, не желая уступать своей ученице? На него похоже! — Всегда играла. Всегда хотела лучше.

— И не попробуешь иначе? — она покатала это слово в голове, как чай во рту. «Иначе». Ах, иначе! Ах, иначе… Иначе ли?

— Ты не мой учитель, — не то отмахнулась, не то возразила.

— А ты не ученица.

— Логично, — во всём этом не было логики. В возможностях вообще мало логики. Как и в Бездне. — Значит, ты вмешаешься?

— Типа да? — пожал плечами. — Я не буду тут сидеть в сторонке. Посмотрю, куда меня затянет. Поменяюсь, зарасту. А ты будешь небо тут коптить?

— Может быть, — не сомнения. Сомнений нет. Или это всё-таки сомнения? Нет сомнений на душе. Что же тогда есть? Этот день так долго длится…

— Здесь есть потенциал для нового начала, — вдруг сказал он. Подняла на него взгляд. — Как считаешь?

— Да, пожалуй, — выдавила она улыбку. — Есть неконсерваторы. Есть готовые пойти вперёд.

— И будущее их — в твоих руках, — широкая улыбка. Не такая, как её. Её кажется ей неискренней. Его же — не казалась никогда. — Любишь держать будущее на коротком поводке. С тобой бывало весело так ехать — и солнечные лучи в лицо! Не в закат — в рассвет.

Вновь посмотрела на рассвет. Ехать на карете, где она возница, — весело. Весело — в рассвет. В этом весь он. Она делала, что должно. Он ехал с ней в рассвет и наслаждался каждым бугорком, наслаждался встречным ветром, утренним туманом, первыми лучами. Она играла, а он жил. Они были хорошей парой. Многие думали, что они любовники. Или муж с женой! Однажды пробовали. Глупо получилось. Слишком разные они…

— А не хочешь наоборот? — спросила нежданно для самой себя. — Не хочешь поиграть? Не хочешь паутины поплести?

— Звучит заманчиво, — рассмеялся он. — Но сам я на такое не пойду! Мне нужен вдохновитель. Ну, как ты.

— Как я, — эхом откликнулась она. — А я уйду.

— Угу.

Помолчали. Веранда. Чай. Рассвет. Они. Не первый их рассвет. Последний? Ей было больно расставаться. Она умела расставаться. Жизнь научила. Хорошо понимала Моргану. Иногда хотелось — как она. Воплотить каждое воспоминание, каждую эмоцию, всю боль и всю любовь. Всё прошлое воплотить — страдать и любоваться вечно. Люди забывают. Она — не человек? Вечности проходят. Она ещё жива. Как та сгинувшая девочка в сгинувшем крае. «Ещё живая».

— Думаешь о глупостях, — разорвал он тишину.

— Как обычно, когда пью с тобою чай, — автоматически ответила она.

— Ты не умеешь отпускать, — заметил он.

— Умею, — слишком резко возразила. Надо же!

— Расставаться-то умеешь, — добрая усмешка. — Отпускать — не научилась.

— Не то, чему учиться бы хотела, — вздохнула она, признавая его правду.

— Говорю же — как Моргана.

— А ты умеешь? — вновь поймала его яркий взгляд.

— А я и не цепляюсь, — на удивление серьёзно. — Просто иду по одному пути. Порою прыгаю туда-сюда. Позволяю жить. Смотрю. Любуюсь. Улыбаюсь. Давай уже, расслабься, Эбби! Давай без прошлого, давай просто пофантазируем, как раньше. Помнишь? — противореча самому себе. — Помнишь, как придумывала сказки, когда я только вытащил себя?

— Хочешь сказку, милый Эшер? — а на душе — тепло.

— Вместе, — махнул рукой, выбрасывая антураж веранды и оставляя белое, девственное полотно. — Давай сочиним сказку и оставим её всем.

— Я в деле, — допила чай. — С чего начнём?

— С кружки, — хмыкнул он. — С тебя — пустая кружка, с меня же — море вдохновенья!

И они делают это. Создают шедевр, первую, единственную и неповторимую работу. Сказку Катастрофы и Противоречиста, облечённую в плоть реальности, как Сад Памяти Морганы, направленную в будущее, как взгляд Эбби, и при этом полную потенциала для вариаций, ответвлений, как желания Эшера. Работу, отпечатавшую их разговор. Работу, которую продолжат в бесконечность.