Пакт (джен)

Жилище Завоевателя выглядело так, будто это было — возможно, сейчас, а возможно, и пятьдесят, сто лет назад — какое-то государственное учреждение: министерство, суд или что-то типа того. Будь я обычным прохожим, я бы не задумываясь отнёс его к этой категории, а поскольку вывеска на нём отсутствовала, то и проверять его у меня не было бы никаких причин.

Белый фасад, массивные колонны вокруг центрального входа, к которому вела широкая каменная лестница.

Безымянный практик припарковался у здания. Со свёрнутой в трубку картиной я выбрался из машины. Первое, что бросилось мне в глаза — двое мужчин, стоящих по обе стороны от двойных дверей. Их отличала едва заметная военная выправка. Они были в гражданском, но у меня создалось впечатление, что именно такую одежду подобрал бы себе наёмник или отставной военный, не забросивший полностью свое прежнее занятие: сапоги, просторная верхняя одежда, под которой легко спрятать оружие, ну и стрижка «под ноль». На одном был бесформенный выцветший свитер, на другом — расстегнутое пальто, из-под которого виднелся то ли пиджак, то ли жилет с рядом блестящих медных пуговиц.

От них веяло враждебностью; было ощущение, что они в любую секунду готовы напасть на меня, по любому поводу или без. Они напоминали Иных, которые рыскали тогда вокруг Дома-на-Холме.

Трудно сказать наверняка, были ли они Иными или нет.

Безымянный практик махнул мне рукой, и я направился к двери. Пока я поднимался по лестнице, охранники оглядывали меня с ног до головы.

— С оружием нельзя, — сказал один.

— Простите?

— У вас на боку. Рубящее?

А, Джун.

— Я обещал заключённому в нём духу, что буду держать её рядом и согревать. Возможно ли компромиссное решение?

— Я присмотрю за ним, — вступился безымянный практик.

— Да, сэр, — ответил охранник и, повернувшись ко мне, добавил: — Не прикасайтесь к ней, не предупредив нас, иначе вас застрелят.

— Запомню, спасибо, — поблагодарил я. Меня несколько удивило, что он сразу стал называть топорик «она», но я решил, что в этом мире такое в порядке вещей.

— Запомните: как только, уходя, вы перешагнёте порог — всё, что вы оставите, будет для вас потеряно.

— Это правило перестанет действовать, когда я уйду? — спросил я.

— Да.

— А если я решу, что мне не нравится это правило?

— Ты вызовешь недовольство всех присутствующих, включая Лорда, — сказал практик. — И твоё пребывание в Торонто очень быстро закончится.

— Понятно, — кивнул я.

— Советую использовать Взор, чтобы смотреть, куда идёшь.

— Куда иду?

— Да.

Войдя в дверь, я сразу переключился на Взор и продолжал им пользоваться, шагая по вестибюлю. Смотри я обычным зрением, я и тогда мог бы решить, что в окружающей обстановке что-то не так. Мебель была старинная, и вроде всё выглядело вполне симпатично, но различные элементы плохо сочетались друг с другом. При поверхностном взгляде всё было хорошо, но стоило приглядеться, и становилось ясно, что столик или зеркало у входной двери не имеют ничего общего с обстановкой в конце вестибюля.

Если же пользоваться Взором, легко было заметить другую нестыковку. Предметы вообще не имели прочных связей. Ни с комнатой, ни с владельцами, ни с какими-либо событиями или идеями. Они были изолированными, разрозненными.

Там и сям я видел призраков, если их вообще можно было так назвать. Они были столь прозрачны, что их не всегда можно было заметить даже глядя в упор. Отзвуки душ людей, убитых или потерпевших поражение, привязанные к предметам обстановки, украшениям или оружию, висящему на стенах. У многих были заметны ужасные раны. Привязи были настолько короткими, что некоторые не могли стоять прямо, сгибаясь над столами или тщетно протягивая руки к мечам, закреплённым на стойках, часах и подсвечниках.

Наконец я понял. Дом не был жилищем, которое украшал любящий, пусть и эксцентричный хозяин. Это был огромный, продолжавший разрастаться склад трофеев. Сокрушив очередного соперника, Лорд что-то забирал у него — частицу дома и частицу души.

— Вверх по лестнице. Смотри под ноги.

Я поднялся по ступеням, перешагнув одну из них — она была расщеплена на две половины. В ступени зияло отверстие, будто что-то пронзило её насквозь.

Пройдя первый пролёт и развернувшись на лестничной площадке, я понял, что одной ступенькой дело не ограничится.

Лестница лежала в руинах. Чей-то череп был пробит насквозь посохом, вошедшим в открытый рот и пронзившим плитку, бетон и дерево. Кроме черепа, там ничего не было: плоть давно истлела, а тело куда-то унесли.

Старинную саблю эпохи колонизации вонзили в каменные перила настолько глубоко, что она так там и застряла.

Поднимаясь по ступеням, я едва не поскользнулся. На секунду остановился, восстанавливая равновесие, и поглядел под ноги — там была россыпь костей фаланг пальцев и стреляных гильз.

В воздухе был разлит аромат оружейного масла и пыльный, дымный запах чего-то вроде старого пороха. И крови.

Взойдя на верхнюю площадку, я увидел, что стены по обе стороны от меня разрушены. За ними простирались покрытые снегом равнины. Низко висящие облака не давали как следует рассмотреть окрестности. Небольшие горбики напоминали могилы, недавно засыпанные землёй, — хотя это могли быть и просто занесённые снегом тела. Самого разного рода оружие торчало из земли, словно какая-то жуткая трава. Между ними, что удивительно, встречалось немало религиозных символов — врытых в землю крестов.

Было темно, как и полагается ночью, но прямо над противоположным концом холла висело кроваво-красное солнце. Оно было таким огромным, что занимало добрую четверть неба.

Было холодно, а солнце давало тепла не больше, чем света. И всё же каким-то образом оно испарило влагу у меня во рту. Мне стало одновременно и жарко и холодно, при этом одно никак не компенсировало другого.

— Что за ерунда, — пробормотал я.

— Мы находимся во владении Лорда, и сейчас здесь время зимнего покоя.

Я повернулся к безымянному практику. Над его головой висела луна, гораздо меньшая по размеру, чем солнце, но всё равно выглядевшая совершенно неестественно в своей величине и представительности.

— Покоя?

— Будь добр, следи за дорогой и не останавливайся. Если промедлишь или оступишься, с тобой может что-нибудь произойти. То, что сломано здесь, не всегда можно починить. Наскоро перевязанная рана на всю жизнь останется незажившей, а иногда сломанное превращается во что-то совершенно иное. Сомневаюсь, что тебе понравится любой из этих вариантов, если случайно провалишься сквозь пол и сломаешь ногу.

— Понятно, — ответил я, тщательно выбирая путь между разбросанным повсюду оружием и обходя повреждённые, проломленные или сгоревшие участки пола.

Я решился снять куртку, поскольку холод был мне привычней, чем жара, а найти равновесие между ними не представлялось возможным.

— Находиться в вотчине Завоевателя — значит постоянно пребывать в состоянии перехода. Эмоции нарастают и успокаиваются; вспыльчивость и дух противоречия сменяет чувство гармонии со всем сущим. То, что сломано, рассыпается в прах, и остаётся только поражение. Но быть Завоевателем тоже непросто. Такие воплощения либо изменяют свою направленность, что в случае с моим владыкой невозможно, либо отыскивают новую территорию, которую можно завоевать, и новых людей, которых можно подчинить. Когда он захватывает новые земли, эта местность также меняется.

— Не знал, что владение может быть таким… как вот это. То есть я, например, читал о жилищах, целиком устланных плотью, но...

— Это не владение в том смысле, в каком ты понимаешь это слово, — ответил практик. — Некоторые существа достаточно сильны, чтобы влиять на окружающее пространство самим фактом пребывания в нём.

— Понятно.

Миновав разрушенные стены, я продолжал идти вперёд. Холл тянулся дальше, хотя снизу его ничто не поддерживало. Он представлял собой мост из разбитого камня и плитки, где мне приходилось выбирать дорогу среди остатков скелетов.

До земли было не так далеко — метров пять или чуть больше, если снег был глубже, чем выглядел. Но мне почему-то казалось, что если свалишься вниз, то назад попасть будет уже невозможно.

Мост достиг холма, опоясанного кольцом руин, которые отделяли его от окружающей местности. Солнце каким-то образом оказалось прямо надо мной и словно давило на макушку.

Свет при этом исходил будто бы от снега, запорошившего всё вокруг.

Завоеватель сидел на камне напротив меня. На нём был белый мундир колониального стиля с суконным воротом, грудь пересекали кожаные ремни, к ноге была прислонена винтовка с примкнутым штыком. Он носил причёску вроде маллета, мушкетёрскую бородку и завитые усы. У ног его стояли на коленях двое туземцев с обнажёнными торсами. К их тяжёлым ошейникам крепились цепи, конец которых Завоеватель держал в руке. Другую руку он, вытянув, положил на колено, и на открытой ладони копошились огромные зелёные жуки.

Глаза у него были не человеческие. Когда я об этом подумал, мне пришло на ум слово «нарисованные». Такие глаза можно было бы увидеть на тщательно прорисованной иллюстрации в книге — плоские и безжизненные, пусть даже каждая деталь занимала положенное ей место.

Взглянув ещё раз, я осознал, что всё, что его окружало, составляло цельный образ. Что-то подобное можно было увидеть на картах Таро — выверенная поза, крайне тщательный подбор атрибутов.

Он был похож на изображение, на оживший символ. А окружающая местность каким-то образом становилась его продолжением. Словно он был нарисован акварелью, а краски с него размывались и пропитывали собой окружающую бумагу, отчего и получалась эта... диорама. От него было невозможно отвести взгляд.

— Мой Лорд, — обратился к нему безымянный практик, — при нём находится оружие. Я разрешил ему принести его сюда.

Завоеватель медленно кивнул, затем обратил ко мне нарисованные глаза.

— Я бы предложил тебе сесть, — сказал он, — но сесть можно только на землю, а у меня нет причины подвергать тебя унижению. Можешь продолжать стоять.

— Значит, так я и поступлю... — я чуть не добавил «сэр», но передумал. — ...Лорд Торонто.

Такое признание его положения вроде бы оказалось приемлемым. По крайней мере, я был всё ещё жив.

— Привет, вкусняшка! — промурчал голос справа от меня.

Я отвёл взгляд от Лорда Торонто и чуть не выпрыгнул из штанов от неожиданности.

Она была огромна. Имей она человеческие пропорции, её рост был бы, наверно, вдвое-втрое больше моего — если судить по размеру головы и торса; но всё, что ниже, было кошачьим. Под короткой шерстью перекатывались бугры мускулов. Огромные крылья, покрытые перьями, были обёрнуты вокруг тела, и на них уже собрались холмики снега.

— Здравствуйте, — сказал я, заворожённый этим новым зрелищем. Она, наверно, была самым большим созданием, какое мне только доводилось видеть своими глазами.

Она не была красивой, но не была и безобразной. Её тщательно ухоженные волосы спускались тёмными завитками на грудь, прикрывая соски. Шерсть и оперение были чёрными как смоль. Какими были участки тела, на которых она лежала, понять было совершенно невозможно. Человеческие руки были скрещены под пышным бюстом, а одна из передних кошачьих лап лежала поверх другой. Вся она искрилась капельками воды от растаявших на ней снежинок.

Я поспешно отвёл взгляд, опасаясь нарушить какое-нибудь правило, и обратил своё внимание на остальных присутствующих. Первым был непрезентабельного вида мужичонка в помятой одежде, которого сопровождали двое привлекательных мужчин и две обольстительные женщины. Мужичок сидел на стволе дерева, росшего горизонтально, параллельно земле — ствол слева, крона с редкими ветвями веером справа. Он держал бутылку одними пальцами, и содержимое булькало, когда он наклонял её из стороны в сторону. Его взгляд был резким, пронзительным.

Ещё одна женщина из местных сидела, подобрав под себя ноги, на лежащем поблизости обломке кирпичной кладки. На вид ей было лет тридцать. У неё были светлые волосы, в руках она держала золотой волчок. Я едва не принял её за одну из Дюшан, но черты лица не соответствовали типу, с которым я встречался раньше.

— Позволь представить — Исадора, сокрытая, шестая дочь Фикс, — заговорил Завоеватель.

Сфинкс улыбнулась.

— Его Всепьянейшество Джереми Мит.

Джереми не пошевелился ни на йоту, но его свита склонила головы, с некоторым намёком на церемонность.

— И Диана Томпсон. Астролог.

— Я надеюсь, мы с вами поладим, — сказал я.

— Твоё имя? — спросил Лорд.

— Блэйк, — ответил я, не уверенный, возможен ли другой ответ.

— Блэйк, — повторила сфинкс. — Имя английского происхождения. Означает «бледный человек, блондин», и в то же время «чёрный». Подразумевает внутренние противоречия, намекает на двойственность.

— Помолчи, — сказала Диана, её взгляд метался между Исадорой и Лордом, имевшим слегка раздражённый вид.

— Отсутствуют в заседании: Сёстры Факела, Пастырь, Рыцари Подвала, Глаз Бури и Слуга Королевы, — заключил Завоеватель.

Оглядевшись, я заметил, что у границ площадки имеются и другие места, на которых можно было «заседать». Деревья и куски камня, которые при необходимости могли использоваться в качестве стульев. Всё лучше, чем сидеть на земле. Похоже, что здесь, как на заседании правительства, общее присутствие не требовалось, и в каждом отдельном случае занятой оказывалась лишь часть мест.

Стоя между Завоевателем и сфинксом, я начал смутно ощущать, что это несколько не мой уровень.

— Надеюсь, что не нарушаю никаких правил протокола, — сказал я. — Не в курсе всех частностей, касающихся подобного рода собраний. Но мне было сказано принести подношение, и я хотел бы вручить его вам, Лорд Торонто.

Я протянул скатанную в трубку картину.

Безымянный практик выступил из-за моей спины, выхватил картину из моих рук и преподнёс её Завоевателю.

Лорд неторопливо развернул картину. Странно было видеть, как потустороннее создание вроде Завоевателя скатывает резинку с рулона бумаги.

В середине листа был прорисован человек в длинном мундире, раскрашенный чернилами и акварелью. Края мундира, как и контуры непонятного оружия, которое он держал — это мог быть и меч, и винтовка — были нанесены направленными наружу брызгами краски.

— Чем ты расплатился за то, что принёс мне?

Ответ «пять сотен баксов» отчего-то показался мне неподходящим.

— Отдал больше, чем следовало.

— Вам стоит знать, Лорд, — вклинился безымянный практик, — что он искусственно увеличил цену, заплатив в два с половиной раза против запрошенного.

Чтоб тебя черти взяли, мистер-без-имени.

— Я бы не хотел, чтобы вы подумали, что это автоматически означает, будто истинная цена этой вещи невелика, — сказал я. — Людей искусства и само искусство в целом отличает непостоянство, художники часто склонны недооценивать собственные работы. Как только я увидел эту картину, я понял, что сделал верный выбор. Если бы я мог, то заплатил бы и больше.

— Тогда объясни мне, почему я должен ценить этот подарок.

Кое-кому не следовало бы смотреть дарёному коню в зубы. И как, блин, мне отвечать на такой вопрос? Искусство есть искусство.

— Искусство является частью культуры, — сказал я, произнося слова медленно, зато думая быстро. — Забрать себе часть культуры — это, насколько я могу судить, очень в вашем духе.

— Есть два способа отдавать, — ответил Завоеватель. — Когда кто-то отдаёт любовь, отданная часть не вычитается из целого. Любовь можно отдавать тысячи и миллионы раз, и, если это истинная любовь, у того, кто её отдаёт, она не убудет. Я забираю вещи иначе. Забрав, я не оставляю ничего дающему. Второй раз я спрашиваю тебя — почему я должен ценить этот подарок?

Сраное говно! Я не был готов к допросу. Мне же сказали, что подарок должен быть чисто символическим!

— Если кто-то забирает все предметы искусства, относящиеся к определённому периоду, месту или автору, то он ничего не оставляет миру, — ответил я. — Искусство уходит из него и целиком достаётся забравшему.

— Тогда этот дар становится обязывающим. Если я собираюсь следовать своей природе, я должен собрать все работы этого художника. Если у меня есть одна его картина, я должен забрать все остальные, чтобы отнять их у мира и общества. Целесообразно будет также убить автора, чтобы он ничего больше не нарисовал.

Я был настолько потрясён, что даже нервно хихикнул.

— Нет. Конечно же, нет.

— Тогда скажи мне, и я спрашиваю в третий и последний раз, почему я должен ценить этот подарок?

Я стоял в перекрестьи их взглядов, напряжённо размышляя.

Молчание опасно затягивалось, а я перебирал всё, что только могло прийти в голову. Деньги, деловые отношения, дружба... Я искал связь, зародыш идеи, на которой мог бы построить свои доводы.

Я подумал о Тиффани. О странной девушке, которая, похоже, неровно ко мне дышала. Покалеченная душа. Как и я. Как и Алексис.

— Потому что художник будет оплакивать потерю своего творения, даже если получит прибыль от его продажи. В будущем она захочет сверяться с ним, чтобы вспомнить прошлое или точнее воплотить последующие замыслы, а эта работа навеки станет недостающим звеном в её истории.

— Это если она не сфотографировала или не отсканировала её, — вставил безымянный практик.

«Да ебись ты конём!» — сейчас я уже с трудом сдержался. Я в красках вообразил, как отниму его жизнь, ведь по сути он подталкивал всё к тому, чтобы отняли мою.

Завоеватель посмотрел на меня, слегка приподняв брови, приглашая ответить или возразить.

— Ничто не сможет сравниться с оригиналом. Подобно многим другим художникам, она прошла через страдания и борьбу, и эти страдания и борьба дали форму её работам. Она вложила в них... часть себя самой. Нельзя создать настолько хорошее произведение и не сожалеть о нём, когда оно уйдёт. В будущем, когда и если она отыщет дорогу к счастью, она осознает, что эта работа и её продажа были шагом к этому счастью, и она почувствует боль. Уверен, что в этом заключена определённая сила. Я тоже буду чувствовать боль, поскольку мог бы потратить сбережения на что-то другое. Эта потеря повлияет на наше будущее — моё и художницы. Она будет творить без возможности сверить результаты по этому произведению, и наши судьбы изменятся.

— Если считать, что эта работа представляет для неё ценность, — снова влез безымяный практик, — и что она не была создана под влиянием мимолётного впечатления.

— Думаю, эта работа важна для неё, — ответил я, ухитрившись сохранить вежливый тон. — Я пробуждён, и я говорю правду. Я видел немало разных картин и других произведений искусства, так что могу с уверенностью делать такого рода предположения.

— Лучше подстраховаться, — резюмировал Завоеватель. — Исадора, твоё мнение? У себя в университете ты работала со студентами творческих специальностей.

Безымянный практик взял картину, развернул её и повернулся к Исадоре.

Она коротко кивнула.

— Хорошая работа.

— Джереми.

Безымянный практик повернул картину к пьянице.

Он также кивнул, но промолчал.

— Диана?

Диана склонила голову сперва в одну сторону, потом в другую.

— Не могу вынести суждение, поскольку не разбираюсь в искусстве. Но выглядит мило.

— В таком случае я удовлетворён, — сказал Лорд Торонто, обращаясь ко мне. — Дар принят, и я соглашаюсь с твоим присутствием в моих владениях до тех пор, пока ты не дашь мне причины изменить мнение.

— Рад слышать. Ценю ваше решение, Лорд Торонто, — сказал я, тщательно подбирая слова, чтобы не благодарить его.

— Тогда я разверзаю пол, — сказал Завоеватель.

— Воздерживаюсь, — прокомментировал пьяница.

— Да неужели? — отозвалась Диана.

— Ха-ха-ха, — засмеялся Завоеватель без малейшего намёка на веселье. — Двадцать лет прошло, а эта шутка всё не приедается.

— Нам, пожалуй, стоит прекратить разыгрывать это всякий раз, как появляется кто-то новенький, — сказала Диана. — Ты ведь новенький, Блэйк?

— Да, я начал совсем недавно.

— Ты пришёл с оружием, — заметил Завоеватель. — Ты сам его Изготовил?

Слово «изготовил» он произнёс так, что стало ясно, что оно начиналось с большой буквы.

— Если это никого не оскорбит и не нанесёт никакого вреда, я мог бы показать его вам, — предложил я.

Он кивнул.

Медленно, двумя пальцами, как будто под прицелом копов, я вытащил топорик из крепления.

Исадора улыбнулась.

— Новички такие трогательные. Сам топорик — дешёвый ширпотреб, а ты столько сил вложил в связывание духа.

— Не я лично. Кто-то, кто недолгое время был моим наставником, — ответил я.

— И тем не менее, — настояла она.

— Я хотел бы взглянуть на оружие, — сказал Лорд Торонто. — Дашь ли ты его мне?

Я открыл было рот, чтобы согласиться, но остановился.

— При всём уважении, Лорд Торонто, я дам его вам на время, — сказал я. — Этот предмет во многих отношениях подобен той картине. Один из первых моих успехов в том, что, смею надеяться, окажется долгой и скучной карьерой практика.

«Даже если все приметы говорят об обратном».

— Беру свою просьбу назад, — ответил он.

— Сообразительный для новичка, — заметила Диана.

— Обжёгшись на молоке, дую на воду, — ответил я.

— Ой-ёй-ёй, — с улыбкой сказала она. — Бедненький. Всё закончилось хорошо?

— Я же тут, — сказал я. — Не особо сильно обжёгся, фигурально выражаясь, но на воду дую.

Её улыбка стала немного шире.

— Осторожность — это хорошо. Начинающий водитель должен попасть в аварию, чтобы научиться с уважением относится к дороге. К практике это тоже относится.

Обалдеть, практики, которые не хотят меня убить. Я начинал понимать, как можно вести подобный образ жизни и при этом не быть отчаянно жалким. Клёвый антураж, симпатичные монстры, холодок опасности…

— И кто же тебя обжёг?

Вопрос был задан пьяницей.

— Из местных — никто, — ответил я.

— Тогда кто из не-местных? — допытывался он.

— Круг и ковен, — пояснил я, — которые заботились о том, чтобы расширить и укрепить свои границы.

— О, — оживилась Исадора, — теперь и мне стало любопытно...

Чёрт. Любопытство мне было ни к чему.

— ...и я перебираю в уме места, где одновременно присутствуют и круг, и ковен, причём недоброжелательно настроенные к новым практикам.

Получится ли у меня ответить ей?

— Тогда, с вашего позволения, — сказал я, — не стану уточнять, и вы насладитесь загадкой.

— Это... — начал пьяница.

— Что? — переспросил я.

— Это большая глупость — делать подобные заявления. Обещания, клятвы.

— Ой, — сказал я. — Я и в самом деле ещё новичок.

— Оно и видно, — ответил он. — Я надеялся услышать ответ. Это и в моих, и в твоих интересах.

В моих интересах?

— В интересах... моего благополучия? — уточнил я.

Он улыбнулся, но промолчал.

— Рискну заметить, Джереми, — вклинилась Диана, — что сегодня ты ведёшь себя более живо, чем за весь прошлый год. То есть само по себе то, что ты заявился, — уже подарок, но ты вдобавок ещё и участвуешь в беседе?

— Может, он находит мальчика достаточно привлекательным, — предположила Исадора.

— Я бы не возражал, если бы он посетил одну из моих вечеринок, — заметил Джереми, едва заметно улыбнувшись. Взгляд его, однако, всё ещё был направлен прямо на меня.

Если бы я уже позволил себе немного расслабиться, то его замечание и эта улыбка не оставили бы от этого и следа. Дело было не в гомосексуальности. Исходившее от него общее ощущение смутной враждебности не сочеталось с внешней приветливостью, его возрастом — ему было явно за шестьдесят — и отчётливым запахом бухла и травки, которые я ощущал даже стоя в шести метрах от него.

На поверхность внезапно выплеснулись дурные воспоминания. Я стиснул кулаки, смутно осознав, что всё ещё держу в руке топорик. Я постарался отвлечься, убирая его на место — для этого мне пришлось засунуть топорище в штанину, чтобы оно прилегало к ноге.

Завоеватель молча ожидал, пока я закончу, а остальные трое продолжали отпускать шуточки на мой счёт.

— Кто ты по гороскопу, Блэйк? — поинтересовалась Диана.

— Могу ли я сообщить это астрологу, не подвергая себя опасности? — спросил я.

— Можешь, — ответила она.

— Хорошо, — сказал я, — переформулирую вопрос. Подвергаю ли я себя какому-либо риску, поделившись этой информацией?

— Обещаю, что, используя это знание, ни я, ни те, кто со мной не причинят тебе вреда, — обнадёжила она. — Мне интересно узнать насчёт твоей совместимости, и только.

— Извините, — ответил я. — Мне потребовалось бы подобное обещание от каждого из присутствующих, а я не хочу нанести оскорбление Лорду Торонто.

— Мы всего лишь хотим узнать тебя поближе, но можем ограничиться и более невинными вопросами, — вмешалась Исадора. — Ответь тогда, кто ты такой?

Кто я такой?

Я задумался на несколько секунд, пытаясь составить ответ, который не вызвал бы их враждебности, не выдал бы мою принадлежность к Торбёрнам, выставил бы меня в хорошем свете и при этом не содержал прямой лжи.

— Я...

Я осёкся, заметив всеобщее молчание.

Они все сидели совершенно неподвижно, наблюдая за мной.

Неужели они меня каким-то образом разгадали?

Нет. Враждебности не было. Ни с чьей стороны, за исключением пьяницы.

Я посмотрел на сфинкса и увидел, что её неподвижность была даже большей, чем у всех остальных. На лице играла дружелюбная улыбка. Но её тело...

Чувствуя опасность, кролики замирают. Хищники тоже замирают, но они поступают так на охоте, перед тем как броситься на добычу.

Что происходит?

Она задала вопрос?

О нет.

Мне не стоило забывать, с кем я имею дело.

Сфинкс... и загадка.

Этот вопрос вообще может считаться загадкой?

Если я правильно помню, сфинксы в греческой и римской мифологии убивали тех, кто давал неверный ответ.

Кто я такой?

Насколько я был близок к тому, чтобы дать обычный, повседневный ответ? Было ли это ловушкой, в которую они сообща заманили меня, или Исадора просто следовала обычаям своего племени, подгадав с вопросом так, чтобы я оступился и дал неверный ответ?

Я задумался, подыскивая подходящий ответ.

— Я есть карта Дурака, вынутая правой рукой, и карта Верховной Жрицы, вытянутая левой, — произнёс я.

Миг, и общее напряжение спало. Все, кроме Завоевателя, изменили позу. Пьяница отхлебнул из своей бутылки, отчего-то приняв недовольный вид. Астролог свесила ноги с большого обломка кирпичной кладки, служившего ей стулом.

Исадора поменяла местами свои кошачьи лапы так, что та, которая раньше была снизу, теперь оказалась наверху.

— Тебе кто-то подсказал, — заявила она.

— Я сам догадался, честное слово, — ответил я.

— И дал ответ, подводящий итог тому, кто ты есть, но не дающий повода оспорить хоть один из пунктов.

— Честно говоря, — сказал я, — я выбрал самый бредовый ответ из тех, что пришли на ум. Решил, что даже если я ошибусь, это поможет мне выиграть время для обдумывания или спора.

Она расхохоталась. Громко и ужасающе по-человечески. Диана, как я заметил, тоже улыбнулась.

Лорд, однако, оставался всё таким же «нарисованным», а пьяница — ничуть не менее стрёмным.

— Когда она задаёт вопрос, большинство людей просто не отвечают, — сказала Диана.

— Зря подсказала, — процедила Исадора. Она поглядела на Диану, подняла лапу и с неожиданной силой ударила ею оземь, подняв клубы сухой пыли. — Я собиралась подкинуть ему ещё несколько вопросов, чтобы оценить, хорошо ли работает его генератор бреда.

— Спасибо за подсказку, Диана, — поблагодарил я.

— С тебя услуга, — ответила она.

— Небольшая, ладно? — предложил я. — Я бы и сам со временем сообразил, что можно и что нельзя.

— Как скажешь, — ответила Диана, пожав плечами.

— А какие ещё ответы ты собирался дать? — спросила Исадора.

Я открыл рот... и снова закрыл.

Исадора демонстративно надулась.

— Так неинтересно. Ладно, спрошу иначе. Я хотела бы узнать, какие ещё ответы приходили тебе на ум.

Я украдкой взглянул на Диану, которая ободряюще махнула мне рукой.

— В этот раз ты в безопасности, — добавила она.

— Я собирался в двух словах рассказать, кто я и откуда прибыл, — сказал я сфинксу.

— Ага. Но это же не ответ на вопрос, верно? — спросила астролог.

— Нет, — сказал я. — Думаю, нет.

— Никто не понимает себя по-настоящему, самопознание — это вечно изменяющийся путь без начала и конца, — пояснила Исадора. — А загадка — это просто вопрос, на который нужно дать глубокий или остроумный ответ. Понятно?

Я слегка улыбнулся.

— И ничего смешного, — она снова надулась.

— Сфинксы — природные создания. Иные естественного происхождения, тесно связанные с равновесием кармы, — сказала Диана. — Они часто исполняют обязанности божественных стражей при храмах и местах силы. Разные сфинксы следуют различным правилам, но все они опираются на карму и судьбу и получают определённые права и силы в случаях, если вторая сторона не придерживается уложений, отклоняется от правды, не следует традициям и тому подобное.

— Ну да, логично, — сказал я.

Выходило, что даже здесь, во владении Завоевателя, она была способна безнаказанно меня убить. Или, может быть, получить надо мной некую власть? Например, определить мою судьбу, обрекая меня на смерть от её рук и лап, если я хоть раз дам неверный ответ?

— Ты вроде достаточно шустрый, — сказала Исадора. — Расскажи, о чём ещё ты думал. Хочу понять, как работает твой разум.

Я взглянул на Диану, она кивнула. Кажется, я в безопасности.

— Второй ответ, который я собирался дать, был «человек». Но я решил, что лучше выдать бред, чем изображать умника.

— Верно, — сказала Исадора, и в её голосе, крепнущем по мере того, как она говорила, я расслышал опасные нотки. — Когда имеешь дело с такими, как я, всё что угодно будет лучше, чем изображать умника.

Пока она говорила, из подушечек её лап успели выдвинуться когти, а крылья развернулись. Я даже не заметил, как это произошло, поскольку всё внимание было сосредоточено на её лице и словах.

Погодите, что такое? Я что, её разозлил?

Вероятно, моё смятение отразилось на моём лице, поскольку Диана вынуждена была пояснить.

— Её матерью была Фикс, та самая сфинкс из греческих мифов. На самом деле слово «человек» в тот раз не было ответом на загадку, но оно напомнило ей о мифе, в котором Фикс обычно погибает.

Вот чёрт.

— Если бы я сама не спросила, о чём ты думаешь, то за такие слова я бы разорвала тебя на части, — сказала Исадора. — Я и сейчас едва сдерживаюсь.

Чёрт, чёрт.

— Я искренне сожалею, — произнёс я, как только почувствовал, что могу говорить, не перебив её. — Я не хотел проявить враждебность или неуважение. Принимая во внимание, что вы только что попытались завлечь меня в ситуацию, ведущую к моей гибели от ваших рук, я считаю, что для Иного вы очень классная.

Я следил за выражением её лица, за тем, как напряглось её тело, как двигались туда-сюда отдельные когти. Язык её тела будто подробно расписывал, насколько ей не терпится разорвать меня на клочки.

— Лесть немногого стоит, вкусняшка, — сказала она.

— Но на тебя она всё равно действует, ведь так? — учитывая ситуацию, слова Дианы прозвучали невероятно бесцеремонно.

Нарочито медленно, отчасти даже театрально Исадора сложила крылья и втянула когти. Одной лапой она словно в раздумьи постучала по снегу.

— Наверно, и впрямь действует. Он мне нравится, этот Блэйк. Достаточно умён, чтобы вызвать интерес. Достаточно беспечен, чтобы сгодиться на обед. Не стану возражать, если он будет где-нибудь под рукой.

— Аналогично, — добавила Диана.

Завоеватель взглянул на Джереми, пьяницу.

— Воздерживаюсь, — сказал он.

— Можешь дать неформальный комментарий? — попросила Диана.

— Я воздерживаюсь не просто так.

— И почему же? — спросила Исадора.

Я увидел, как он закатил глаза.

— Какое до него дело твоему жирному сраному богу? — добавила она.

Богу?

— На самом деле это мне есть до него дело, — ответил Джереми. — Этот Блэйк не дал нам ни одного прямого ответа. Да, он сообразителен, но мы так и не узнали, каким образом он получил силу, не так ли? В полусфере правой руки его карта имеет одновременно наименьшее и наивысшее значения. Вам не кажется это загадочным?

— Никогда особо не увлекалась Таро, — сказала Диана.

— Я думаю, что у нашего паренька есть своя история, а мадам профессор совершенно упустила это из вида, заинтересовавшись устройством его головы. Что до тебя, астролог, — ты хищница и запала на него лишь потому, что клюнула на его тело.

— Хищницами обычно называют только перезрелых дам, — парировала Диана.

— И где тут несоответствие? — поинтересовался Джереми. Оба его спутника захихикали в кулаки.

— Не могли бы мы вернуться к тем славным временам, когда ты не замечал нас, а мы могли не замечать тебя? — поморщилась Диана.

— Потерпи немного, сперва мне хотелось бы получить кое-какие ответы. У меня есть причины подозревать, что он не тот, кем кажется.

Завоеватель сменил позу и подался вперёд. Рабы, прикованные у его ног, уставились на меня такими же, как у него, нарисованными глазами. Они словно были его продолжением.

— На его руках раны, — сказал Завоеватель. — Как мужчина он мал и пуст. В храме его души за его троном стоит женщина.

— Двойственность, — добавила Исадора.

Так-так, и вот уже я в весьма недружелюбном окружении, против двух или даже трёх оппонентов, с которыми ни при каких обстоятельствах не хотел бы ссориться.

— Да, я склонен согласиться с тобой, жрец Диониса, — произнёс Лорд Торонто.

Диониса? Дионис... а, точно, греческий или римский бог. Я всегда их путал, а сейчас и подавно был слишком напуган, чтобы вспомнить.

— Мы могли бы его допросить, — предложил Джереми. — Или, если вы хотите взяться за дело всерьёз, можно сделать так, чтобы Исадора допросила его.

Я увидел, как Исадора выпустила когти.

— Я здесь не для того, чтобы следовать твоим прихотям, пьяница, и в особенности не для того, чтобы быть пешкой в играх твоего бога.

— Однако, — вмешался Лорд Торонто, — если я потребую, ты станешь пешкой в моей игре.

Исадора улыбнулась, но то была очень опасная улыбка. Такая улыбка могла оказаться на лице у того, кто распорол своей жертве живот и с наслаждением вытаскивает наружу кишки.

— Последние несколько лет у нас были прекрасные отношения, мой Лорд. Будет прискорбно, если они испортятся.

Пиздец. А теперь я в гуще драки.

Но могу ли я этим воспользоваться?

Не исключено.

Инстинкт подсказывал, что их можно столкнуть друг с другом, как я попытался сделать в Якобс-Бэлл. Однако, заглянув на два-три шага вперёд, я не обнаружил заметного числа сценариев, которые могли бы обернуться в мою пользу. А глядя всего на один шаг вперёд, я представил несколько вариантов, где всё заканчивалось совсем плохо.

Так что вопрос в конечном счёте сводился к тому, стоит ли пытаться этим воспользоваться.

Нет, вероятно, не стоит.

Но что тогда делать?

— Давайте не будем ссориться, — сказал я примирительно. — Некоторые из вас уже успели мне понравиться, и я... думаю, я уважаю каждого из вас.

Они все обернулись ко мне.

Я нервно сглотнул. Нужно постараться удержать контроль над ситуацией, поскольку если начнётся драка, мне определённо придётся туго, учитывая могущество противников.

— Я попытаюсь дать ответы на ваши вопросы, — сказал я. — Не могу обещать, что отвечу на все, но вы можете попробовать сначала разобраться, а уж затем переходить к драке.

— Младшенький переживает, что мама и папа ссорятся, — протянула Диана. — Такой милашка.

— Мы всё время немного цапаемся, — сказала Исадора. — Но большинство здесь присутствующих появились на свет раньше, чем человечество изобрело бумагу. Мы не станем портить отношения, тем более по пустякам вроде тебя, извини за прямоту.

Меня... слегка покоробило, ну да ладно. Я посмотрел на Завоевателя — тот был неподвижен, как скала. Непроницаем.

— Понятно, — сказал я.

— Теперь насчёт загадки, которую ты мне недавно задал. Место, где есть круг и ковен, и откуда ты, надо полагать, родом, так?

Я бы увёл разговор в сторону, попытался бы отвлёчь, но она сформулировала это как вопрос.

— Якобс-Белл, — сказала сфинкс.

— Вижу связь, — напевно протянула Диана. Потом добавила более естественным голосом: — И она даже замаскирована с помощью грёз. Думаю, ты абсолютно права.

— Отсюда мы можем перейти к следующей загадке, — продолжала сфинкс. — Где ты познакомился с практикой? В подобных городках круги хорошо стерегут свою силу. Или ты один из выживших после кровавого праздника гоблинов? Могу легко представить практика, который влез в эти дела и потерял всё своё имущество.

— Связей нет, — прокомментировала Диана.

Я поглядел на собравшихся. Пьяница откинулся назад, что-то вполголоса втолковывая одному из своих красавчиков-спутников. Когда он посмотрел на меня, я заметил, что он как будто бы доволен собой.

Выходит, всё это дерьмо он и подстроил. Он знал или догадывался, откуда я. Бросил меня волкам, даже руки не замарав.

А ведь эти ублюдки ещё те волчары.

— Значит, что-то другое, — добавила сфинкс. — Он слишком образован для самоучки. А Старуха Мара не стала бы учить даже такого забавного...

— Торбёрн, — произнёс Завоеватель. — Судя по всему, он из Торбёрнов. Она уже давно была в почтенном возрасте — вероятно, её время пришло.

— Есть связь, — прошептала Диана. Однако голос её разнёсся по всей площадке.

— В их роду наследуют только женщины, — сказала Исадора.

— Похититель? Хорошая маскировка? — предположила Диана.

— Ах, — вздохнула сфинкс, — а ведь ты мне и вправду нравился, вкусняшка. Какая жалость.

— Погодите минутку, — сказал я. Мелькнула мысль взглянуть каждому из них в глаза — но я решил, что это придаст мне отчаявшийся вид. Тогда я обратился к Лорду, пусть даже он, казалось, был меньше других склонен встать на мою сторону. — Я ещё ни разу не...

И осёкся. Я не мог, положа руку на сердце, утверждать, будто не имел никаких дел с демонами. Выходит, что имел, раз уж юристы представляли интересы демонов, дьяволов и других, более мрачных тварей. И прочесть эту чёртову книгу я сам согласился. И... да ёб же ж вашу мать!

— Я изо всех сил пытаюсь не следовать этой стезёй, — сказал я. — Из-за того, что мне в наследство досталась плохая карма, вселенная строит козни, чтобы подтолкнуть меня туда, ведь это самый верный способ вздрючить меня по полной... но я не хочу этого, я сопротивляюсь, и я с радостью приму любую помощь, которая помогла бы мне с этим справиться...

Сфинкс выпустила когти.

— ...если только эта помощь не подразумевает, что я буду убит или покалечен, в каком бы то ни было смысле.

Завоеватель поднялся с места. Хотя «поднялся» — это чертовски слабое описание того, что произошло.

Местность изменила вид, как будто всё вокруг было привязано к Завоевателю за ниточки. Одним плавным движением солнце опустилось к горизонту, став при этом белее и горячее, а алый закатный оттенок раскрасил небеса вокруг. Стены, окружавшие холм, опали, схлынули, словно прежде они были застывшими волнами, взлетевшими в воздух при ударе об утёс.

Сама кожа Завоевателя натянулась, придав ему зловещий вид. Он сделался больше, как будто такое простое действие, как встать на ноги, естественным образом означало для него увеличение в размере. Солнце, горящее белым огнём на кроваво-красном небе, казалось его продолжением, аксессуаром.

— Раз ты, — сказал он, и вибрации его голоса отдавались во всех нематериальных струнах, которые связывали его с окружающим миром, — с радостью принял бы любую помощь, которая удержит тебя от этого пути, то, следовательно, когда тебя на этот путь подтолкнут, тебе придётся принять это без радости. Создания, с которыми якшаются дьяволисты, разносят поражение и боль повсюду, где они появляются.

Все присутствующие были заметно напряжены. Даже Джереми, который заварил всю эту кашу.

— С некоторым количеством поражения и боли я мог бы справиться, — сказал мне Лорд Торонто. — Ты можешь оставаться здесь, надёжно укрытый от своих врагов, а я воспользуюсь твоими знаниями. Я могу завоевать тебя, поработить тебя, присвоить тебя, и, когда сдашься, ты обретёшь покой. Рано или поздно сдаются все.

Я ощутил отчаяние, зная, что оно не укроется от него.

Чёрт побери, как я мог угодить в такую ловушку?

— У меня не так уж много знаний, — сказал я. — К книгам я едва успел притронуться. И я... я не наследник женского пола. Мне не досталось авторитета, у меня нет силы над Иными, которая полагается представителям нашего рода. Доступа к книгам тоже нет.

— Тогда посмотри на меня, практик, взгляни мне прямо в глаза и поклянись, что ты не знаешь имени ни одной из тёмных сил. Что не знаешь никого, кого ты мог бы призвать.

Неужели юристы всё это подстроили?

Неужели тот момент, когда мисс Льюис объяснила мне, как можно вызвать Орниаса, определил всё, что произойдёт со мной после?

Я молчал, уставясь в пол.

— Значит, с этого мы и начнём. А потом придумаем способ добраться до остальной части знаний твоей семьи.

— Лорд, — произнесла сфинкс, — вы должны понимать, что это сделает вас и вашу новую зверушку моими противниками.

— Я поступаю согласно своей природе, — ответил Завоеватель. — И понимаю, что это делает тебя проблемой, но весьма незначительной в сравнении с тем, сколь многое я могу приобрести.

Сфинкс нахмурилась.

— Мы выступим против вас.

— Нет, — сказал Джереми, — выступишь против него только ты. Лорд, дайте обещание, что вы не станете трогать город, меня, тех, кто со мной, а также семейство Дюшан из Якобс-Белл, и я не буду вам мешать в этом деле.

— Пообещаю, — ответил Завоеватель, — в обмен на одну символическую услугу. Ты должен будешь мне помочь.

— Согласен, — произнёс Джереми.

— Предатель, — пробормотала себе под нос Диана.

— На этом мы откланяемся, — сказала Исадора.

Она расправила крылья и взмыла в воздух. Диана подняла свой волчок, и её затопил хлынувший с неба свет. Мгновением позже её не стало.

— Я бы тоже хотел уйти, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало смело. Но прозвучало жалко.

— Ты останешься, — ответил Завоеватель. Он протянул руку, и я увидел, как его широкие пальцы прикасаются к связям. — Ты...

Он ухватился за связи и потянул.

— ...и те, кто с тобой.

Натянувшиеся связи выволокли на свет Роуз.

Мгновение она болталась под рукой Завоевателя, затем он уронил её в пыль рядом со мной.

— Давайте начнём, — произнёс Завоеватель.