Иное (джен)

Ты поднимался по серым ступеням внутреннего мира. Тонкие трещинки ползли по лестнице. Сквозь них просвечивала тьма. Тьма ткалась в твою тень. Тьма стелилась за пределами лестницы. Тьма смотрела на тебя. Твоё тёмное отражение дёрнуло за руку. Ты вновь перевёл взгляд на ступени, которые никак всё не заканчивались.

Это твой внутренний мир. В теории должен чувствовать каждую его частицу. Ты знал, что лестница там, (бесконечно?) далеко позади, осыпалась вниз. Это было страшно. Ты не хотел… падать. Твой двойник, ты-отражённый — тоже. Это было смертельно для вас обоих — настоящая Бездна, настоящая смерть.

Вы бежали по лестнице, через силу поднимали тяжелеющие ноги, цеплялись за выдуманные перила, подтягивая себя вверх и вверх. Холодный спёртый воздух мешал двигаться, запах тлена сопровождал каждый шаг, каждую оставленную позади ступеньку. Это был путь между двумя телами — совершенно точно мёртвым и потенциально живым. Путь, созданный поцелуем, созданный штатным механизмом Игры. Путь, который неиномаги проходили в мгновение ока. Ты был вынужден бежать, соревнуясь со смертью вместе с собственным безумием, которое не хотело уходить не меньше самого тебя.

Лестница рушится с оглушительным грохотом — вся, целиком. Ты выдумываешь замерзающий воздух, используешь частицу смертного хлада Кости, с которым познакомился заочно. Куски лестницы замирают в голубом льду. Ты поворачиваешь притяжение и прыгаешь по ним, стараясь не касаться льда. Вы с безумием не знаете, чем закончится контакт. Может быть, примёрзнете. Или провалитесь с концами.

Лёд трескается — голодная тьма вгрызается снизу. Ты отменяешь притяжение. Отталкиваясь то от одного, то от другого куска вмёрзшей ступеньки, летишь вперёд, надеясь, что успеешь прежде, чем голубой лёд станет чёрным. Игнорируешь коченеющие ладони, заставляешь пальцы сгибаться силой воображения. Позади — мрак. Не голодный, как Бездна, что внизу. Он собирается взять то, что принадлежит по праву. Твою жизнь. Ты умер. Мёртвые должны оставаться мёртвыми. Почему никто не упоминал о таком взаимодействии слишком сильных иномагов (слишком иномагов!) и Игры?

Ты должен жить. В твоём капчалоге — Ханна. Ты любишь Ханну. Ты не имеешь права умереть. И если надо… Иногда… Да. Если надо, иногда, когда нет иного выбора, надо ставить всё на одно столкновение. Один бой. Маг Риска, да, Джеймс? Вы с безумием переглядываетесь. Отталкиваетесь — вперёд и вверх! Ты отменяешь трение о воздух. Поворачиваешься, воображая себя повёрнутым. Выдумываешь притяжение назад. Держа безумие за руку, смотришь назад, на наступающий мрак, на хрустящий, темнеющий, исчезающий лёд.

Ты ускоряешься. Тяготение ускоряет тебя, но мрак ускоряется следом. Лицом к лицу со смертью. Ты мог бы вообразить мрак дементорами или кем-нибудь банальней, вроде ревенантов. Не будешь. Не время прятаться за иллюзиями. Надо принять (не)реальность такой, какая она есть. Ты встретишь смерть. В конце концов, ты умер.

Не первый раз. В прошлый раз тебя возродила Ханна. В этот раз пытается вернуть Игра и… кто там поцеловал? Вера Орлова. Ты улыбаешься. Вот уж кто никак не ассоциируется со смертью и смертностью! Что бы Вера, мастер Дыхания, сказала бы на этот счёт? Ты не знаешь, но точно что-то мотивирующее. Шутку, наверное? Ты не умеешь шутить. Или попросту не любишь?

Воспоминания крутятся и крутятся. Ты перебираешь их, выцеживая эмоции. Собираешь в кулак и делаешь, как учил Фламель. И атакуешь. Нападаешь первым, не давая смертному мраку права на удар. Свет разрывает тьму. Ясное голубое небо — над головой! Нет солнца. В твоём внутреннем (или твоём внешнем?) мире не бывает солнца. Небо — уже неплохо. Бездна внизу отступает ото льда, будто хищник от огня.

В спину бьёт ветер. С небом вернулся и воздух — ты не будешь ускоряться бесконечно. Край неба, к которому ты лицом, затягивают тучи. Ну конечно. За тучами — холодная тьма. Тучи движутся со всех сторон, пока не затягивают последний яркий пятачок ровно над тобой. Идёт снег. Тает на твоей коже. Стекает прощальными слезами. По тебе прощальными.

Всё холодней и холодней. Тяжело двигаться, тяжело мыслить. Ты по-прежнему летишь в верном направлении. Ты жив. Надолго ли? Сил вновь собрать эмоции и бросить навстречу смерти — уже нет. Конец? Ещё нет. Сосредотачиваешься, нагревая воздух вокруг. Несильно. Настолько, чтобы не замёрзнуть, настолько, чтобы занять сознанье целиком. Безумие прячется внутри, тенью равнодушной рациональности поддерживая волю. Тормозишь о воздух, ослабляешь тяготение. Ну же!

Тьма накатывает, разом смывая дождь, тучи и лёд. Прыгаешь внутрь, отталкиваясь неведомо от чего. Что происходит дальше, сложно объяснить — сложно будет вспомнить. Ты используешь силу своего прыжка и силу самого умирания, силу ухода, чтобы… вернуться. Делаешь полный круг. Разрезаешь и соединяешь ленту с самой собой — мёбиусова лента. Смерть и рождение так похожи друг на друга! Фламель научил тебя. Жизнь всегда со смертью сплетена. Это круговорот, душеворот. Ты поворачиваешь себя, проворачиваешь, как через маггловскую мясорубку, пересобираешь из кусочков, возвращаешь обратно, пользуясь бесконечно щедрой силой мрака.

В конце концов, это просто сила. Энергия. Использовать её против неё самой — почему б и нет? Магглы же используют гравитацию одних тел, чтобы вырваться из поля притяжения других? Звучит максимально странно — использовать «энергию» ухода для собственного возвращения. Безумно опасно, безумно рискованно… способ, который имеет смысл именно тогда, когда умираешь по независящим причинам.

Ты (вы?) делаешь (делаете?) это. Вырываешься из мрака, устремляешься с огромной скоростью вперёд. Бездна внизу требовательно рычит, но ты игнорируешь её. Ты не смотришь вниз. Не смотришь назад. Пользуясь остатками силы, ты всего себя вкладываешь в движение. В путь. Вперёд и вверх! Сквозь тучи в небеса! Навстречу ветру — свежему ветру (Вера, это твоя помощь?), ветру возрождения, ветру бытия и жизни.

Врываешься в снобличье вдохнуть настоящего, реального воздуха… но нет. Внутренний мир не отпускает. Ты смутно слышишь знакомые звуки. Ты понимаешь, что происходит. Песнь, Песня! Она здесь, вы выпустили её, она… Она — меняет.

Ветер усиливается. Не ветер — ураган! Ураган врывается в твою душу, врывается в щели, раздвигает их, освещает, достраивает, в мгновенье ока соединяя тебя с чем-то… неиным. И ты понимаешь, что время — выбирать. Ветер может дуть по-разному, в разные стороны, разными путями. Ты сам можешь быть разным! Ты чувствуешь — не то стремительно тающая иномагия, не то особенная связь с Песнью, свойственная тем, кто в неё себя вложил, — что достаточно изменённый иномаг воспринимается Песней иначе, чем простой. Что Песня стремится сохранить больше того, чем ты был, адаптировать иное к полноценному бытию. Она меняет минус-бытие на плюс! Выворачивает наизнанку, и этот выворот ты вправе донаправить!

Делаешь это! Делаешь, сжав мысленные зубы, вместе с тенью бросая единый посыл (сквозь модуль-интерфейс?). Сосредотачиваешь, вытягиваешь себя, своё «я» вверх. Навыворот! Верх и низ меняются местами. Лёд оказывается небом. Трескается. Во тьму внутри летят порывы Песни, светлейшие порывы, обращающие нереальность во сверхреальность. Ты отбросил всё вторичное, оставив от крестражей чистый смысл — это способ вернуться, возродиться после смерти через человека, которому ты значим. Твоё «я», отраженье в запределье — перерождается. Вы удерживаете его-твою суть — то неформализуемое, что соединяет сферу иноразума и ледяную мертвь.

Ветер дует всё сильнее и сильнее. Лёд окончательно трескается, рассыпается и уносится вверх. Но то, что было провалом в душе, что грозило поглотить, неожиданно оказывается лестницей, ведущей в небо. Лестницей из облаков — ты откуда-то знаешь, что каждый следующий шаг по ней делать всё сложней, а там, в бесконечной высоте, находится…

…выпал в реальность неожиданно быстро, неожиданно безболезненно. Открыл глаза, наслаждаясь собственной не целостностью даже, а большестью. Ты был здесь, в этом теле, живой — и был чуть выше. Одной ногой на первой из ступенек. И надо признать, оттуда открывается прекрасный вид! Ты ещё не полностью осознал, что и как, но улавливаемое отдалённо, очень-очень отдалённо напоминало иномагию разума. Потом ты разберёшься с этим — не сейчас.

Сейчас тебя интересовали… нити? Цепи? Может быть, пути? Нечто эфемерное, неразличимое и с полуступеньки. То, что связывало тебя и других людей. Чёткое ощущение, что отсюда не дотянешься, но как только будешь в… как только Крак покинешь, так сразу используешь своё… Свойство.

Это было не твоё слово. Это слово, прочитанное наверху, слово, принадлежащее среднему агенту Джеймсу и всей Системе целиком. Песнь… Поток. Так называла её Система, а позже и Корпорация Эллстар, включая свою потерянную колонию, Эстус. Вот значит, каков ты, полноценный Поток? Ты помнил, как он ощущался на Эстусе. Никакого сравнения! Там — осколок, остаток, медленно тающий в Бездне. Здесь — сила, хлещущая через край, сила, Бездну стирающая, освещающая, заливающая целиком!

Взяв себя в руки, осмотрелся. Всё в порядке, ты в безопасном месте, защита работает. «Уловка Эллы» вполне себе сработала: ты умер там, чтобы вернуться в Крак в момент перехода на сверхсвет. Вопрос в том, нужно ли это было? Элла предполагала, что Инфуцор или Ивицер захотят неким образом вмешаться в большой временной цикл именно здесь — в самом уязвимом месте. Она полагала, что Инфуцор ни в коем случае не использует чего-то, что цикл может разорвать, поэтому и сама не взяла ни одного богоуровневого игрока. Если честно, то ни она, ни ты, ни кто-то из вас не представлял, как вообще, кроме, собственно, уничтожения сверхъякоря, повлияет на метапрошлое отсюда. Разве что, выбросившись с Крака, некий посланник Инфуцора выйдет в этом самом метапрошлом и передаст Инфуцору какую-нибудь весть? Ну уж точно не помешает накрыть Крак Мантией! Это-то как раз в интересах Инфуцора — ему нужен Поток, ведь без Потока не будет и его.

Первым делом извлёк из капчалога Гарри и Гермиону.

— Всё в порядке? — тут же спросил Гарри, с Гермионою переглянувшись. — Где Ханна?

— С иномагом Песня-Поток может сделать… всякое, — криво усмехнулся ты. — Я извлеку её и… будьте готовы к чему-нибудь.

— Ты знала? — бросил Гарри своей спутнице.

— Что Песня есть Поток? Давно, — хладнокровно ответствовала та. — Осси рассказал. Нельзя делиться, только размышлять самой. С Ханной всё будет в порядке. Некритично инореальная.

— Пробую, — вздохнул и вернул подругу. Любимую? Даже в мыслях называть её так странно…

Ханна сгруппировалась и приземлилась на ноги — случайно извлёк на метровой высоте. Мгновенные изменения в Потоке! Не уловил, какие — чувствительность тебя-над-реалом слишком низкая, путаешься в ноосфере. Поток взвихрился, омыл Ханну жизневетром. Она улыбнулась.

— Как ты? — спросил её. Вашей мыслесвязи больше не было. Инореальное — ушло.

— Сойдёт, — хмыкнула она. — Ситуация?

— Песня — это Поток, я теперь трансфоживлённый, с остальными ещё не связывался.

— Тогда чего мы медлим? — она огляделась. — Думала, после Песни буду на последнем издыхании — а хочется, — повела рукою в воздухе, точно гладя невидимый Поток, — двигаться, сражаться, — встретилась с тобою взглядом. — Я люблю тебя, Энтони.

Ты вдруг понял, что шагнул к ней и обнял.

— Взаимно.

Долгое мгновение молчания. Первый поцелуй.