Иное (джен)

Тьма исчезла. Развеялись тени. Затихло эхо. Вспыхнул свет. Нити отразились, вспыхнули в сиянии, и отраженья обратились в реальность. Лабиринт вывернулся наизнанку. Вместо прошлого в настоящем и прошлого в будущем, точно всё уже случилось и сбылось, — будущее всюду. Возможности вместо теней. Вероятности вместо эха. Связи вместо нитей. Одна нереальность заменила другую, но только эта замена оказалась более нереальной, чем предыдущая нереальность. Дотянуться до прошлого — нельзя. Будущее — дрожит, трепещет на ветру, не существует, а лишь может существовать, не произошло, не произойдёт — но может произойти.

Головоломная новизна! Там, где паутина угрожала тьмою и жутью между нитями, «антипаутина» путала бесчисленными оттенками, кружила вероятностями, слепила будущими, накладывающимися друг на друга до неразличимости. И каждый шаг, каждая мысль, каждый взгляд — рождали новую возможность, только дополняли, меняли общую картину, которая — по-настоящему была? Или это только иллюзия ограниченного разума?

— Он… остался? — спрашивает Марк.

— Не совсем, — отвечаешь ты, с трудом выныривая из океана возможностей. — Я могу заглядывать в отпечаток прошлого и в возможности будущего, — если это можно так назвать! Даже отпечаток — не отпечаток, а дрожащая… возможность? — теней и эха больше нет. Это похоже, но другое, — мотнул головой, будто бы она кружилась. Она не кружилась. Кружился ум, сами мысли казались не настоящими, а только потенциальными, как будто ты сам — это ещё одна возможность, которая перетекает в другую, в третью, в четвёртую, и каждое ощущение, каждое действие крутят калейдоскоп будущего-в-настоящем! — Непривычно. Спасибо за помощь, Марк. Значит, Песня — это и есть Поток? — это была константа. Довольно быстро ты научился находить в круговороте неизменное, константы. Но их всё равно было слишком много для маленького тебя! — Достаём Бет и связываемся с Эллой, — к несчастью, реальные решения не меняли переменчивости виденья-видения, не фиксировали его. Отрешиться от потока было не так уж просто. Это тебе не веки опустить!

— С Элизабет…

— С ней будет всё хорошо, — ещё одна константа. — Я посмотрел. Давай.

Легко и естественно коснулся ты водоворота. Тот следовал за волею и мыслью. Ты — его создатель, один из тех, кто Поток напел, и Поток с радостью подчинялся. Ты не знал никаких техник манипуляции Песнью, пусть некие основы отпечатались во время создания эффектора и позже, когда слушал Метапеснь. Но кое-что выходило совсем просто. Вернее, сложно, но этому не надо было учиться. Навыки, полученные от иномагии, сработали и здесь — быть может (возможность эта пульсировала несколькими вероятностями в разных контекстах, распадаясь на множество граней и соединяясь обратно в зависимости от точки зрения), потому, что большинство поющих — иномаги?

Это не было волшебством. Скорее метаволшебством. Поток мог принимать множество состояний. Агрегатных? Способов представления? Будучи волшебником Потока, ты мог конкретизировать течение его в отдельной области. Вспомнить ту безмятежную мелодию, которой модуль-эффектор начинался — спроецировать-позвать. Ты сосредоточился и сделал.

Движение затихло. Нет, не хаос возможностей (ты старался не вглядываться в них — если смотреть на общую картину, то голова не кружилась), а другое, более приземлённое — те колебания Потока, что отвечали за спонтанное волшебство. Какими там словечками пользовалась Фло? Оживление, трансформация, трансфоживление — за это. Ты запретил их, оставив возможностные флуктуации-отражения и чисто пространственное движение Потока. На них тоже можно было повлиять (эта возможность красовалась перед глазами, рассыпаясь калейдоскопом вариаций), но этого ты не умел. Погодите-ка…

— Стой! — прервал Марка. — Подожди.

Отпустил Поток. Ты осознал это в последнее мгновение: если заставить Песню замереть, то ты лишаешь Бет выбора. И этот выбор, в общем-то, безопасен. С Бет всё будет хорошо — это константа. Но как хорошо — это переменная. Ты не будешь решать за неё. Не вполне понимаешь, что именно мог дать Поток, но это — дар, а не проклятие какое. А вот тот, кто делал это константой — Марк, и его воздействие (в чём бы оно ни заключалось) прерывать было нельзя.

— Что-то случилось?

— Уже ничего, — вздохнул ты. — Едва не ошибся. Извлекай.

Серебряное тело Элизабет Миртл проявилось в кружении возможностей. На какой-то миг (для неё это было реальное время — осколок твоих способностей, сплавленных с силой Лома) эта вариация замерла, переливаясь, и многие из альтернатив были столь экзотическими, что не влезали в твоё понимание, да и в целом — удивительно их было много. Потом неопределённость схлопнулась — Бет сделала свой выбор.

— Привет, — она с лёгкостью восстановила равновесие. У тебя было тело богоуровневого игрока, но у неё — что-то сравнимое. Она не умела летать, зато выносливость… и красота. Это было не человеческое тело — но тело прекрасное после того, что вы с Эллой, Темнушкой, Джу и Аранией сделали совместно. Даже серебряная кожа ощущалась как человеческая, мягкая и тёплая. Ты ясно видел, что её тело могло быть другим, и с помощью Потока… или просто разобравшись, «как это работает», можно сделать её — человеком?

— Привет, — улыбка в ответ на улыбку. Ты не любил Бет. Ещё не любил? Но её чувства, искренние и яркие, будто бы отражались в тебе. Ты уверен, что она была ближе к иносфере разума — но это не было иномагией и не было способностью Потока. Ближе, чем друг, но не возлюбленная, нет, — а кто? В этом запутаться проще, чем в возможностях Потока! — Всё хорошо?

— Конечно! — оглянулась на Марка. — Спасибо большое! — тот молча кивнул, удовлетворённый. А ты кивнул своим мыслям — похоже, та… мрачность, которая порой находила на Марка, ушла. Что дала ему Песня? — Я теперь чувствую Фоукса. Я смогу нас всех вывести в сеанс! Если мы только не будем очень-очень далеко? И если Фоукс всё ещё в сеансе?

— Думаешь, он мог куда-то улететь? — поинтересовался Седрик. А ты про себя вздохнул: Поток не дал Бет что-то новое, а сохранил старое.

— Фоукс такой непоседа, когда я отпускаю его полетать! — хихикнула Бет. Осеклась, продолжила встревоженно: — Надеюсь, он не влип в какие-нибудь неприятности… Раньше, с профессором Дамблдором, он делал что-то сам очень редко, но важное, а со мной он немножечко как я: увидит попавшего в беду и полетит на помощь.

— Насколько… как именно ты чувствуешь его, Бет? — ты удержался от успокаивающего поглаживания: она была в тебя влюблена и… ты не хотел давать ей ложную надежду. На самом деле, тебе давно надо было поговорить с ней всерьёз, но вся эта круговерть событий… И тебе не хотелось делать ей больно. Ситуация без выхода.

— Ой, и правда! — её лицо посветлело. — Он неопределённо жив-здоров, он… мы с ним размыты во времени и не можем позвать друг друга. Но я знаю направление, по которому мы друг друга найдём. Заберём всех-всех-всех с собой обратно!

— Это замечательные новости, Бет, — поход в неизвестность без возможности вернуться неожиданно обернулся шансом на то, что всё закончится и вправду хорошо. Вот только… — Давай тогда разберёмся с тем, что происходит на станции.

Ты связался с Эллой. Разговор получился не вдохновляющий, напротив — словно чан ледяной воды за шиворот! Вортигонты (о которых ты почти ничего не знал) и та аномалия с четырьмя людьми — никаких сомнений, что Инфуцор использовал тебя, чтобы незаметно переместить их всех на Крак. Его мотивы — полная загадка. Что именно он сделает, чтобы изменить временную петлю? Быть может, передаст информацию себе в прошлом? Или как-то подействует на сам Поток здесь, в единственном месте, где он уязвим? Но это было не всё — здесь была Медуза и вот-вот будет Элис. И та, и другая — буквально смерть что для каждого из вас, что для всех вместе. Какой бы изобретательной ни была Элла, как бы хорошо ни колдовала Джу, ни сражалась Джинни, ни воспринимал возможности ты — как это поможет против чистого божества?

Но были другие возможности — ты вычислил их, а затем нащупал в Потоке. Инфуцор. Конечно, эти вторженцы отнюдь не радовали Инфуцора, поэтому неведомая четвёрка и вортигонты выступят против них. И наверняка помогут вам закончить начатое — Крак сокрыть. Создать и оградить Песню — в интересах Инфуцора. Вы снова будете временными союзниками. Вот только достаточно ли тех, кого послал Инфуцор, на Элис и Медузу? Про вторую вы знали совсем немного — то, что видели перед началом Творения, и явно Медуза не демонстрировала всего, что умеет — например, кристаллы совершенного порядка. С Элис совладать…

Нет, хватит этих мыслей! Ты недооцениваешь Инфуцора. И недооцениваешь Хранящую, которая, может, уступает ему в силе, но уж точно не в уме. Они если и не знали, что так будет, то, как минимум, предусмотрели этот вариант. У вас есть шансы, вы можете справиться — и эти шансы так велики, как могли обеспечить две величайшие сущности не листа, а ветви или даже Древа. С вами Эбби и Эшер — великие волшебники, перед которыми и Дамблдор — что мальчик. И Элис — а настолько ли она вам враг? Действительно ли хочет помешать? Ей незачем, ей нужно что-то другое — только что? Медуза тоже не занята разрушеньем Крака, как стоило бы ожидать от посланницы Морриган. Может, всё удастся закончить миром. Верить бы хотелось!

Вы выступили. Двигались по тихим коридорам с осторожностью. Могли бы избегать вортигонтов, но ты рискнул, опираясь на ощущение констант пространства возможностей Потока. Прикрываясь щитами, готовые отступать иль поливать огнём, вышли прямо на патруль из трёх вортов. Те безразлично прошли мимо. Похоже, их больше интересовало разрушение коммуникаций Крака (но зачем? У Эллы нет ответа) и поиск неведомо чего, нежели четыре ощетинившихся палочками мага.

Проводив нечеловелоческие фигуры взглядами, вы направились к метро напрямую. Технические лифты не работали, об этом ворты позаботились в первую очередь. Похоже, их целью было остановить, задержать — но кого? Элис? Об этом у Потока не было ответа. Или был, но ты не был настолько опытным чтецом, чтобы отыскать его.

У самого входа в метро — вспышки и характерные глухие удары: сражались вортигонты, выпуская нечто вроде электрического луча. Вы приблизились к месту боя, не торопясь, подождав, когда всё закончится. Возле трупов вортигонтов — незнакомец. Один из трупов левитировал. Не обращая внимания на вас, неизвестный взмахом палочки заставил этого мертвеца буквально распасться на составные части — отдельно повисли внутренние органы, кровь, кожа, скелет, мозг, мышцы… Когда-то давно это вызвало бы у любого из вас отвращение, а сейчас даже Марк уставился скорее с интересом.

— Кто вы? — окликнул ты, наплевав на вежливость.

— Вы прибыли, — женский голос. Незнакомка плавно повернулась к вам. — Приветствую в новом начале, — части вортигонта собрались обратно в целый труп за спиной волшебницы без единого взмаха палочкой. Труп опустился на пол. — Моё имя — Хельга, дорогие друзья. Я здесь, чтобы помочь на вашем пути.

Ты понял всё сразу. Четыре фигуры, и Хельга — одна из них. Какие вообще могли быть варианты? И Поток константой мыслям вторил.

— Хельга Хаффлпафф! — невольно воскликнул ты. — Я… прошу прощения, — она тепло улыбнулась, показав, что понимает твои чувства. — Я Грэм Фергюссон, — ты не знаток этикета, но постарался изобразить поклон. — Для меня всегда было честью учиться на вашем факультете.

— Элизабет Миртл… просто Бет, — выпалила подруга, непрерывно поправляя серебряные волосы. — Я с Рейвенкло, но Хаффлпафф — лучший!

— Седрик Диггори, — а вот Седрик поклонился изящно — и где только научился? — Я решительно поддерживаю мнение моих друзей насчёт нашего факультета.

— Марк Творцев, — чуть растерянно представился последний из вас. — Извините, госпожа Хаффлпафф, я ничего о вас не знаю.

— Ох, ничего страшного, Марк, — лишь качнула она головой, продолжая улыбаться — эта улыбка была не яркой или ослепительной — Хельга улыбалась больше губами — но было в этом что-то согревающее. И в улыбке, и во всей ней — слегка полной рыжеволосой и очень молодой на вид. Выдавали Хаффлпафф только голубые глаза, чуть потускневшие от времени. — Я никому не госпожа — мой корабль сгорел в лучах Велисо, а команда умерла от старости. Хогвартс я оставила, и наследники мои смогли раскрыть и преумножить его потенциал. Вы, должно быть, сомневаетесь, не замыслила ли я недоброе? Путь сюда открыт мне Исказителем, существом трансцендентным, чьи мысли вне нашего понимания.

— Эм… да? — ты и думать забыл об этом! Хельга держалась настолько открыто и искренне, что поднимать на неё палочку казалось глупостью. В своё время Гарри разрушал реликвии основателей — неужели вам придётся сражаться с ними самими? Это даже звучало кощунственно! — Не могли бы вы… не могла бы ты прояснить это, Хельга?

— Мы заключили договор, — молвила она, жестом подзывая вас ближе. Ты обратил внимание, что место боя — в подпалинах и вмятинах, но на самой Хельге — ни царапинки. — Фес-Ис предложил нам несколько задач и несколько наград. Как я понимаю сейчас, он схитрил, но не обманул. Помимо избавления от проклятья иномагии, мне было предложено возвращение в любое место, какое пожелаю, и весь потенциал, который набрал для меня Хогвартс. Я выбрала росток нового Древа, задуманного моим учителем, Мерлином. В обмен же буду защищать вас и помогать во всём.

— Звучит слишком хорошо, — с лёгким подозрением произнёс Седрик. — Инфу… Исказитель не мог быть таким щедрым. И что это за потенциал?

— Фес-Ис щедрее, чем вы думаете, — с задумчивостью произнесла она. — Мои условия, пожалуй, самые приятные. Договор с моими соратниками подвергает их большей опасности, но я не имею права об этом говорить. Что касается потенциала… это долгая история. Но ты любишь истории, Грэм? Что же, я расскажу её, но в дороге — если мне довериться решитесь.

— Как ты относишься к идеям Фес-Иса? — прямо спросил у неё, выбросив всё почтение из головы (немного окклюменции). — К Нелуне?

— Мне они не нравятся, — лишь пожала плечами Хельга. — Красота и ценность вещей познаются в сравнении, как сказал бы Салазар. Годрик добавил бы, что нет силы без слабости, как нет рисунка без фона, и если каждый получит всё, если каждый победит, то это обесценит саму идею достиженья. Ровена… — тень пробежала по её лицу. — Я же считаю, что путь важнее цели, а свобода пуще счастья, сколь бы великим оно ни было и как бы упорно Фес-Ис ни выдавал за свободу свой триумф.

— Она говорит правду про себя, — тихо сказал Марк.

— А про остальных? — уточнил чуть расслабившийся Седрик.

— Не знаю, — похоже, способность Марка, полученная от — трансфоживления? — заключается отнюдь не в проверке слов на ложь или правду, а в чём-то более глубоком. — Я бы ей поверил.

— Тогда пойдёмте, — ты не был до конца убеждён, в отличие от Седрика. И палочку убирать не собирался, как, неожиданно, и Бет. Вы переглянулись с ней. Не похоже, что Хельга собиралась на вас нападать, но вот что-нибудь другое… Спросить у неё Непреложный обет? Не даст, тем более если такой же, но Инфуцору, дан заранее — ты знаешь (пусть не из своей памяти), как тяжко чувствуется хотя бы один такой. Не говоря уж о том, насколько бы это оскорбило одну из основательниц Хогвартса! Или Инфуцор рассчитывал именно на такие рассуждения в твоей голове?

Вместо рассуждений ты оставил на «поверхности Потока», в реальности, лишь часть себя, а другую часть отправил шерстить возможности в поисках благоприятных и опаснейших констант.

— Я родилась давно, — начала рассказ Хаффлпафф. — Я поздний иномаг, и инореальность стала для меня шоком, сломавшим и перековавшим в новую Хельгу, которая с радостью ухватилась за возможность выбраться из клетки родного мира с расписанною наперёд судьбой. Я не представляла себе, как далеко зайду и как многое увижу. Моё путешествие заняло треть жизни — жизни свободной колдуньи, затем лидера собственной команды иномагов и, наконец, капитана корабля, странствующего меж листьями по зову ветра перемен. Мы потеряли родину, а многие и позабыли — тогда остановились в ИМ-листе, устав от изменчивых течений округ Мирового Древа. О, славные то были времена… метавремена, как сказали бы сейчас. Осыпанные звёздной пылью, но всё же не утратившие человечность, прибыли мы, вооружённые знаниями, силами и артефактами множества листьев.

Она помедлила, собираясь с мыслями. Вы шли неторопливо, и перед глазами невольно вставали картины, свидетелями которых стала или могла стать Хельга. О скольком же хотел её ты расспросить!

— Мы прибыли ко времени великих свершений и застали события столь великие, о каких и не мечтали листья остальные. Мой родной лист был болотцем тихим, — смешок. — Мы же остановились в отнюдь не мирной гавани, а в самом шторме — листе, открытом всем ветрам. Мы видели, как Морриган убивает последних чистых богов и лучерождённых. Мы застали эхо появленья Исказителя, Пророка невозможной истины, прибывшего из-за предела не Древа, а Леса самого. Кто-то из моей команды сгинул в бурях ИМ-листа. Кто-то прибился к величайшим иномагам: Ивицеру, Прометею, Игнотусу, Эжаку Су. Не буду скрывать, мы, странники, были поражены их могуществом, глубиной их знаний. Одним из даров моих долгих путешествий была стихия, прозванная Жизнью, и я стала второй ученицей Мерлина, внимая его мудрости — мудрости творца драконов и фениксов, сфинксов и единорогов.

— Гагана и Элрик не рассказывали о тебе, — заметил во время небольшой паузы.

— Эти двое — не самые откровенные существа, — тихо хмыкнула она. — Я рада, что Ковчег уцелел — последнее наследие учителя… Хотела бы я быть там, помогать Элрику до самого конца! Он отказал. Но позволь вернуться к моей истории, — ещё одна пауза — лицо Хельги омрачилось.

— Я увидела, как Ивицер создаёт Тихий Дом, наблюдала, оставаясь в стороне, за триумфом Тихой Империи. Помню всеобщий страх, когда впервые столкнулись с безумием Сирени, заглянувшей из метабудущего с Морриган вместе охотиться за фейри… и всеми, кому не повезло. Помню, как Мерлин беседовал с Модрон, перед тем как она выпускала в лист вейл и русалок. А потом мы вместе с Нимуэ, первой ученицей, собирали ингредиенты для величайшей алхимии. Мы сотворили чудеса и чудотворцев, и Нимуэ пожертвовала собой, чтобы заключить их в кокон-якорь, а молодая, разумная Сирень охотилась на опаснейших с одобрения учителя. Тёмные времена… — лёгкий вздох; продолжила — чуть тише, чуть быстрее:

— Ещё тогда я начала подозревать. Я была в тысяче листов, я знакома с тысячами видов, тысячами разумов, похожих и не похожих на людей. Среди них были действительно великие существа, сравнимые с богами. Я говорила с фейри, пока они были ещё живы: и с Леди, и с Принцами, и с Королевами. Иномаг реальностей, я встречалась с сущностями из-за грани воображения, из-за границ представления, чуждыми настолько, что слова о них любые ложью будут. Но люди — люди выделяются среди них всех. Наш многочисленный род был единственным, рождающим таких, как Мерлин, не единицами, а десятками; сотни других великих вождей, колдунов и учёных стоят не уж далеко от величайших. Ровена называет такое «статистической аномалией», и я изучала математику, чтобы понять, не пристрастна ли, будучи человеком от рожденья.

Это было аномалией. Мой ум более упорядочен, чем ум дорогого учителя, и менее равнодушен, чем ум Модрон, мне интересно не только творчество, как ученице её, Луне. Из всех иномагов-химерологов только я могла разобраться в аномалии. Для понимания недостаточно было разрозненной информации. Мне требовались определённым образом организованные данные. Предложение Салазара о великом якоре пришлось как нельзя кстати. Меня интересовал не якорь, а люди, которые будут к нему привязаны, вариативность, развитие популяции. И, — улыбка, — мне хотелось передать кому-нибудь крупицы мудрости. В конце концов, я искренне любила человеческий род; вложить частицу себя в его развитие — что может быть приятней?

Чуть позже к нам присоединился Годрик, ученик Морганы, — лёгкий вздох. — Годрика не так интересовало преподавание, как убежище и наследие. Он хотел сохранить себя на страницах истории как не великого воина, бросающего вызов небесам, а основателя великой школы. После всего, что он сделал, после всех, кого одолел, он обратился к мирному созданию, — тёплая улыбка. — Годрик часто покидал школу, но он был её первым стражем, и с какой бы опасностью мы ни сталкивались — его меч и палочки его учеников всегда встречали врага во всеоружии.

— А Ровена Рейвенкло? — спросила Бет. — Она же была с вами?

— Если Годрик сам присоединился к нам с Салазаром, то ученицу Прометея мы пригласили втроём, когда поняли, что не справимся. Как и Годрика, её не очень интересовала школа, но, в противоположность ему, создательницей она была, в чём-то похожей на Луну. Она приняла наше предложение как вызов своим способностям. Вчетвером мы сделали почти невозможное — искривили историю силой Годрика, иномага времени, многажды себя отразили силой Ровены, иномага отражений, сохраняя единую волю силой Салазара, иномага разума, и, наконец, соединили моею силой все Хогвартсы всех историй через Сердце. Ровена подарила Сердцу и Хогвартсу изменчивость, я дала ему способность сохранять потенциалы, отпечатки жизней всех учеников, туннели реальностей, Годрик защитил и Сердце, и Хогвартсы, а Салазар — о, Салазар нашёл ту единственную идеальную хранительницу Сердца — Сивиллу Трелони — и удостоверился, что к Сердцу никогда не попадёт тот, кто желает Хогвартсу зла иль разрушений. Мы сделали это.

Её улыбка стала шире.

— Хогвартс был прописан в листе, стал его естественной частью, перетянув на себя Велиры воды. Ровена продолжила свои проекты и эксперименты, пользуясь Сердцем и выискивая преемников среди учеников, если не успеет. Салазар продолжил свои игрища с социальными якорями, общую ткань Хогвартсов крепя. Годрик учил возможных наследников, бесчисленные подвиги верша. Быть может, вы знаете некоего Гилдероя Локонса?

— У него взяла пару уроков наша подруга Джинни, — ответил ты. Интересно, остался Гилдерой защищать Разноцветье от неведомых угроз (как Годрик — Сердце Хогвартса?) или не удержался и вмешался в битву, большую часть которой вы пропустили?

— По неведомой иронии Годрик оказался успешнее нас всех, — добродушная усмешка. — Но всё заканчивается. Первым ушёл именно он. Забрался слишком далеко, коснулся сил, которых не следует касаться. Мы знали, что такое возможно. Мы подготовили способ. Годрик первым занял своё место, остановил для себя время за считанные дни до ухода. Следующей стала Ровена, чей путь с Прометеем так драматично разошёлся. Она не достигла своей мечты и встала рядом с Годриком за часы пред неминуемым уходом. Я была третьей — не дожила до момента, когда информация будет собрана, не рискнула прыгать через метавремя, не воспитала достойного наследника… — капля горечи в её словах. — Последним был Салазар. Он всегда был прочнее нас, осторожнее, спокойнее. Я думаю, — мягкая улыбка, — он был самым адекватным, поэтому и продержался дольше всех. И всё же рядом встал — значит, цели своей он не достиг.

Исказитель предложил мне всё, что накопило Сердце до разрушения листа. Сердце уцелело; я чувствую его биение сейчас. Но я не стремлюсь возвращаться. Однажды я зашла слишком далеко, и Сердце — Сердце Хогвартса может не выдержать моей мечты. Мне нужна будет тихая гавань, чтобы разобрать архив судеб, собранный за метаэры. Чтобы постичь природу загадки человечества. Ковчег прекрасно подойдёт. Что скажете, игроки? Я знаю, что у вас есть связь, и я смогу провести по ней без иномагии.

— Мы согласны, — сказал ты прежде всех. Кивнул на вопросительный взгляд Бет. Нельзя быть абсолютно уверенным, но всё, что ты выловил в океане вариации, говорило о том, что Хельга — лучший союзник из возможных. А ещё с тобой связалась Элла. — Но с условием, что ты расскажешь всё, что можешь рассказать.

— О, ну конечно, — звонкий смешок. — Но и меня в неведеньи не оставляйте. Эти… существа — не люди. Эта преграда, — указала на барьер из кристалла совершенного порядка, сверкающий впереди. — Она что-то мне напоминает, но вот что? Эти ответы нужны, чтобы мне вам помогать, а кое-что, — она остановила взгляд на Бет, — мне просто интересно.