Иное (джен)

Он мечтал о могуществе и власти. Всегда. Невероятно долгий путь начался с того, что отца забрали колдуны, чтобы использовать в виде материала. Зарядить им ритуал. Им и ещё десятком «неудачников». Владыка Перемен ведает удачами и неудачами, поэтому на Люосе просто взять и использовать случайного прохожего было в порядке вещей. Никто не смеет покуситься на «порядок», выстроенный его слугами. В тот день он поклялся себе, что возвысится, несмотря ни на что! Он — не неудачник.

Оглядываясь назад, он понимал, что был таким же рабом, какими были те колдуны. Раб не желает свободы. Раб желает самому надсмотрщиком стать. О свободе раб имеет нулевое представление. Что же, надсмотрщиком Алфред стал. Затем и надсмотрщиком над надсмотрщиками. После — после он понял, что настоящая власть кроется не на Люосе. Вернее, на Люосе она есть, но взять её, оставаясь на планете, не получится. Не было на планете достижений, за которые его б признали. Разве что — свергнуть одного из высших слуг. Одного из высших рабов-надсмотрщиков — чтобы занять «освободившееся» место! Но где взять силы, чтобы это сделать? Он не был приближённым по рождению. Владыке и его слугам, впрочем, всегда было на это наплевать. Сфера Владыки — перемены. Возвыситься мог каждый, вопрос лишь в риске и цене.

И он отправился за властью. Тогда он не понимал, что это не настоящая власть, а иллюзия, на кои столь горазд Владыка. Заёмная власть — не собственная. Заёмная сила — не своя. У него был психический потенциал. Ха, да у половины планеты он был! Но, конечно, раздуть искру мог только какой-нибудь слуга, а многие за «раздувание» считали применение чужой силы, взывающие ритуалы, способности, даруемые демонами… Хоть в этом он не ошибался. И как только его по-настоящему заметили, то попросил раздуть свою искру. Его желание исполнили.

Он интриговал и воевал за Владыку столько, что счёт лет остановился где-то на тысяче. Или больше? Или меньше? Время в варпе идёт не так же, как в Материуме. Нет хороших точек отсчёта, а однажды воля Владыки и вовсе пробросила его в недалёкое прошлое. Он был хорошим агентом. Полагающимся больше на колдовство и сложные, черпающие силу из нейтрального варпа, не у конкретных сущностей, ритуалы. Как специфичный инструмент, его отправляли туда, где не срабатывали манипуляции людьми, будь то соблазнение, подкуп, шантаж или что-то более тонкое, как основание тайной секты. Туда, где и привычное другим слугам колдовство засекалось ещё на подходе. Именно там он плёл тончайшую сеть, и в лучшем случае искали нелицензированного псайкера, а не его, могучего и преданного «еретическому» божеству.

Со временем его выделили. Он стал слышать Голоса Истины напрямую — не через демонов-миньонов, не через артефакты и не от высших слуг. Он сам стал как высший слуга, сохраняя, однако, человеческую форму. Порой для этого приходилось менять тело, в конце концов, внимание Владыки «награждало» его мутациями, но его миссии — они требовали чистоты. Он должен был быть таким же, как люди. Со временем он научился находить в этом преимущество, а свой не такой уж великий, пусть и «раздутый» дар — применять всё более филигранно, незаметно… эффективно.

Однажды наивный псайкер, жаждущий продемонстрировать свою силу (признаться, много превышающую его дар) одному из высших слуг, взял — и атаковал на ровном месте. Сжал его разум хваткой своей воли, а тело — телекинезом. Дурачок даже не понял, от чего умер! Ментальный удар отвлёк внимание, и дотянуться до сердца недоумка было делом техники. Сильный — не значит, что искусный. Он выучил этот урок.

И много позже, заполучив Великий Кристалл Сердца, не использовал его как дурак, которому в руки сунули чудо-пушку. Поэтому он победил Фло. Поэтому он едва не убил Эллу. А стремление к власти было так велико, что он держался против самого Калдора Драйго. Держался — но не победил. В момент, когда тело рассыпалось прахом, а дух проводил уже не только «силу», но и «правду», он понял.

Его подвела собственная гордыня, как и многих прежде. Он мог уйти с Кристаллом. Никто не успел бы ему помешать. Люос был не нужен. Никто и ничто в сеансе не было нужно. Он мог вернуться в варп в любом месте. Он мог покорить любую планету. Он остался, ослеплённый ложным величием, и проиграл. Потому что он был рабом. Рабом, который стремился стать надсмотрщиком — просто другим, старшим рабом, звеном рабской цепи. Пусть даже на нём бы эта цепь заканчивалась — ну и что? Тзинч сковал его разум без капли колдовства, и Алфред даже помыслить не мог, каково это — быть свободным, свободным и от хозяев, и от слуг. Быть самим по себе. Быть — человеком?

Как и прежде, его дух уцелел. Мойлин, избранный ученик, а заодно источник всяческой информации об игроках и сеансе, стал его новым вместилищем. Но в этот раз Алфред не подавил разум ученика. Позволил ему влиться в свой. Соединиться. Потому что у Мойлина было то, чего Алфред никогда не имел. Мойлин был свободен. Не телом, внутри коего был высечен ритуал. Душой. Разумом. Имел то, чего Алфреду так не хватало! То, что он осознал перед вселением на жалкие секунды!

Он принял новое имя и новую судьбу. Он разделил не только память, но и эмоции, чувства и желания Мойлина. Он стал Мойлином. Конечно, это было непросто. Это было больно. Боль осознания от Алфреда — и боль принятия огромной памяти, искажения самой души у Мойлина. Возможно, он бы умер. К счастью, до того как «нестабильность» сопряжения души, разума и тела стала критической, его вылечили. Джулия Сайнс. Просто Джу.

Она не выдала его и помогла. Он никогда не встречался с такими людьми… если Джулия была человеком. Впрочем, все прочие, не люди, будь то демоны, альдари, орки… никто и никогда не относился к нему так. Исцелить, помочь найти новое равновесие, нащупать новый смысл, новую цель и новый путь. Или, лучше сказать, старый, ведь он оказался столь похож на выбор прошлого-сосуда Мойлина, чьё имя разделил? Он запомнил это навсегда — чистый, прекрасный, целительный свет чужой души, которая могла быть смертью, концом всех циклов, могла быть мучением и умиранием, борьбою быть могла, но обернулась к нему самой лучшей своею стороной. Настолько далеко от привычного Алфреду шаблона рабов-и-надсмотрщиков, что даже мыслью в тот шаблон возвращаться стало отвратительно и мерзко!

Окончательно придя в себя, он понял, что не может медлить. У него нет ни единой лишней ни секунды. Игроки занимаются Анхом — он займётся остальным. Тщательно защищённый тайник пополнил жалкий запас вооружения, которое Мойлин носил при себе. Заодно забрал запасную слезу Иши. Долго смотрел на неё, надел с неожиданным колебанием. Если верить легендам, Иша чем-то Джулию напоминала. Но его опыт был слишком велик, чтобы позволить ассоциациям заставить медлить, сомневаться. Есть дела, которые нужно завершить.

Найти ноктилитовый обелиск, ориентируясь на собственный маяк — легчайшее дело. Уничтожить демонов, используя оставленную лазейку во вроде бы разорванных оковах и частичное знанье их имён, — не менее просто. Кристо, въедливый парнишка, думал вывести его на чистую воду, но не то чтобы он скрывался. Джулия смотрела в его душу. Ему было нечего скрывать. Больше не раб, жаждущий попасть в главные надсмотрщики! Нет больше Голосов Истины, нет больше чужой воли, довлеющей над собственной. Есть только искренний, почти забытый детский интерес: а что же будет дальше? И долг. Элла и Джулия открыли ему глаза. Джулии, лучерождённой, помощь не требуется, а вот Элле, отказавшейся от защиты собственного спрайта…

Он забрал ноктилит в капчалог, не забыв обезопасить. Печати из крови демонов — не лучший метод, но если украсить их жертвоприношением этих же самых демонов и добавить их боль, бессильный гнев и собственную решимость… В конце концов, он был мастером ритуалов. И он познавал варп и саму варповость напрямую через Великий Кристалл Сердца. Сама по себе печать не была стабильной и спустя считанные минуты распалась бы, вновь открыв пока не дорогу, но тропку из Имматериума в сеанс. Однако время в привычном смысле не шло внутри инфомагического схрона — точно так же, как в инвентеке игроков. Он позаботился, чтобы при смерти обелиск в реальность не извлёкся, а остался висеть «около неё» незримой точкой.

Прибыл как раз вовремя, чтобы Элле дать подсказку и помощь предложить. Он открыл ей свой разум в качестве доказательства. Никаких барьеров — было удивительно открываться и при этом не испытывать жуткого страха. Так — смутная тревога. Быть искренним, быть откровенным, оказывается, вполне себе приятно! Он доверился Элле и заслужил её доверие взамен.

Следить за Эллой было — как там Бета говаривает? — круто, да. Элла была гением. В прошлых жизнях, сотнях поддельных жизней, прожитых в Империуме, чтобы проникнуть, вызнать, выкрасть, организовать диверсию, а то и демоническое вторжение, Мойлин уже встречался с гениями. Однажды — с гением-техножрецом. Все они меркли перед Эллой. Дело не в скорости мысли — за тем техножрецом Элла могла б и не поспеть. Дело не в псайкерской силе — в конце концов, тот же Драйго превосходил Эллу на порядок. И даже не в особых способностях, таких как эссенциалистика, инфопрограммирование или игровая алхимия. Дело в универсальности её мышления и способности понять и интегрировать совершенно разные, разнородные вещи в рабочий механизм.

На самом деле, это длинное описание было… неверным? Мойлин просто не мог сформулировать то полуинтуитивное ощущение, исходящее от Эллы. От того, кем она может стать. Станет, если ей не помешают, раньше не убьют. И махинации с границей реальностного пузыря, и творческое применение магии, и создание Резчика, и восприятие, а затем и запись истории Зел-Нага, и превращение пузыря в боевой истребитель, и воскрешение недавно умершего мага, и подчинение Охотника, и общение с Учеником, и испытание Зел-Нага с сотворением Разума и разума — всё это части мозаики. Того, что Мойлин интуитивно улавливал, но сформулировать — не смог. Да не особо и хотел! Ему нравилось быть вместе с Эллой, сражаться вместе, проблемы преодолевать.

Совсем не так, как прежде. Стоять рядом с той, кто был сильнее, но не рабом. Не слугой, союзником, пусть младшим. Элла — не надсмотрщик. И Снейп, присоединившийся к ним позже, не стал ей ни слугой, ни господином. Даже Храм, он же Ученик, не претендовал на эту роль! Так непривычно, так ново, странно так! Иное и иначе.

Иное, да. Это ведь и была тема сеанса? Живой разум прежнего Мойлина и огромный опыт Алфреда, уставшего взламывать головоломки Тзинча, соединились в сей догадке. Каждый из них изменился. И он сам, и Элла, и каждый из игроков, и даже Триликая Моргана-Модрон-Морриган! И Лиа, он уверен, и Ученик, и Лилит, и Хранящая — они все есть часть единой темы. Иное. Не изменение. Не так! Не только изменение. Выбор? Эволюция? Путь?

Иное. Иномаги и волшебники. Иномаги и люди. Индустриалы и люди, индустриалы и иномаги, индустриалы и волшебники. Лес и Солнце, Лес и Поток, Твердь и Небо. Альтернатива, но не совсем, а нечто, выскальзывающее из сознания, нечто, разум расширяющее, расширяющее пространство возможностей, нечто… иное. Десятки историй, о которых он знал, слышал или догадывался только. Лиа-оружие и Лиа-человек. Грэм-историк и Грэм-игрок. Бета-сестра и Бета-спрайт. Сэм-наёмник и Сэм-герой. Гвен-герой и Гвен — кто? Какой путь прошли Элиза, Марк, Эбби и Эшер, Алиса и Хранящая? Даже Вера, по словам Кристо, изменилась, умудрившись остаться такой же, как была, — словно в зеркале отражая само иное, саму тему преломляя.

Иное — это и путь, и результат. То, что создано в сеансе, и те, кто создавали. Всего лишь одна тема! Особенный, как говорила Элла, сеанс. Но один, один из миллиардов, из бесконечности сеансов. Что такое — Игра? Сравнима ли она с великой игрой между богами хаоса? Или она сама — как божество, равновеликое Владыке Перемен? Иное. Игра — это тоже иное, другое, не такое, как Лес, но и не такое, как Поток, и на Имматериум в равной мере непохожее. Как магия — иная для Игры, но влившаяся в неё, как иномагия, как…

Он читал старый чат с самого начала. Он читал все чаты, открытые ему, и Кристо не отказал поделиться кое-чем закрытым. В конце концов, Мойлин ведь стал иным. Научился… доверять? Доверять научились — и ему? Это было… иначе — ощущать себя одной из экстраординарных личностей, но вместе с тем — обычной экстраординарной личностью. На Люосе он был звездой первой величины. Он был на особом счету и у Владыки Перемен. Имперцы сколь угодно клеймили бы его еретиком, но он оставался особенным еретиком для них. Великим. Здесь он стал ординарным, одним из многих, при этом сохраняя, а не утрачивая особенность свою. Здесь всё было иначе.

Иначе было выражать свои чувства и желания, а не прятать под тысячами масок. Иначе было соединяться с молодым разумом, а не стирать его. Иначе было не просто не знать, что будет дальше, а не бояться этого незнания. И не надеяться, нет. Просто идти вперёд, без страха и надежды, с открытыми глазами и без далёкой цели. Иное — это новое ведь тоже. Будущее, к творению которого он приложил руку. Поток, в конце концов, выступивший альтернативой Бездне, стёрший прежнее иное, став иным иным. И сила инаковости этой была такова, что изменила Медузу, победительницу гонки, что та не стала Крак уничтожать, по загадочным причинам отказалась от плана Морриган, пусть Ориону не мешая.

Эта же сила столкнула его с Эбби и Эшером. Он сам выбрал этот путь — альтернативы были ведь. Иные пути. Обелиском можно было проломить ослабленную тогда ткань реальности, прыгнуть в варп, использовать одного из демонов в качестве навигатора и вернуться в демонические миры. Владыка Перемен, безусловно, будет разочарован его поражением, но за инфомагию — простит. Возможно, щедро одарит. Другая возможность — прочь, прочь из сеанса напрямую! В конце концов, Пространство Парадоксов, мультивселенная Игры — источник безграничного могущества и безумнейшей свободы. Как простой отдых, которого не видел очень, очень давно, так и понимание самих аспектов реальности — всё это Игра дарила. Он мог остаться в сеансе и вступить в бой с отродьями Морриган, а если б выжил — попытаться добыть знаний у Ученика или Модрон. Мог, наконец, с обшивки Крака спрыгнуть! Джеймс объяснил, что это пока что не смертельно, но вот куда вынесет прыжок через неопределённость, в какую вселенную или какую часть межвселенского потокового метапространства — полная случайность.

Он остался. Он остался, обсуждая с Джеймсом Игру. Оба они были чужды Пространству Парадоксов. Один — из Системы, другой — из мультивселенной, прозванной здесь «Warhammer 40000». Он не был уверен, почему остался. Из всех прежних мотиваций осталась та, которая и сформировала его прежнюю роль слуги Владыки — интерес к тому, как устроен мир. То, что прежде позволило ему достичь невероятного для других понимания ритуалов и сущности варп-колдовства. Мог ли он здесь удовлетворить свой интерес? Нет. Тогда почему он остался? Почему не в сеансе? Риск? А здесь риск разве меньше?

Он остался сейчас, потому что раньше не оставаться бы решил. Решил попробовать идти иначе. Решил идти до самого конца, а не сбегать, как делал это после выполнения очередного задания на службе у Владыки. Оставил Храм, оставил Модрон, оставил Алису и Осси, оставил все воистину глубокие источники знаний. Не предал ту, кому обещал помочь, ту, с кем план этот разрабатывал. Это была его идея — идея плана «Уловка Эллы». Уловка Мойлина, на самом деле. Она доработала детали, но на саму опасность и способ её исправить указал ведь он. Было что-то неправильное в том, чтобы указать на опасность, помочь с планом, но самому остаться в стороне. Что-то в нём от Мойлина и что-то от перерождённого Алфреда было против.

Встреча с Эбби была неожиданностью. Она напомнила ему самую первую жену — там, в Материуме, когда он был ещё молодым колдуном. Влезть в шкуру аристократа было тогда на удивленье сложно, а когда пришло время жениться, он выбрал человека не из своего круга. Забавно, но это отвело от него подозрения, когда на место прибыла инквизиция. Он бросал то место почти что с сожалением. Миссия закончилась успехом, его ждал Люос и… он не убил её. Она ведь ничего не знала. Но не нашёл сил в себе хотя бы попрощаться!

Много позже вспоминал тот случай с презрением к себе-прошлому, мол, как можно было вообще привязываться к чему-то из Материума, из проклятой Империи? А сейчас… сейчас это были грустные, но приятные воспоминания. У Эбби были такие же густые волосы, того же соломенного цвета, такие же ярко-зелёные глаза и даже лицо в чём-то напоминало Ирину, брошенную им! А вот суть была другой — в чём-то родственная его сути. Интуиция подсказывала, что из неё вышел бы идеальный агент Тзинча, и не такой, как он, а из тех, что держат сеть на полсегментума и организуют восстания, революции, в хаос падения планет, а сами остаются в тени, вовремя обрезая ниточки, ведущие к центру паутины.

Она была не только вот такой. Она была старой. Это не отражалось в её глазах, в её живой мимике, Мойлин просто это знал. Она была старше его, и оба они эту старость «заработали», живя в местах вне реальности. В междуреальности листа — она, в варпе — он. Они похожи были, и он ловил себя на ответных улыбках и искреннем интересе. И спутник её, Эшер, чем-то напоминал нерождённых из числа тех демонов, что не желают принимать постоянную форму даже в глазах смотрящего. Другой же спутник, несмотря на кажущуюся глупость, был из тех людей, которым культисты часто проигрывали, — такие вот, как Вил, упорные, смешные на первый взгляд, вели свои расследования непрерывно, методично и неуклонно, а на взятки и предложенья что культистов, что проплаченных людей отшучивались… Позже взяточники с хаоситами заканчивали свои дни на каторге или вовсе на помойке, с продырявленной башкой.

Когда появился флагман Элис «Зоркий», стало не до разглядывания друг друга — они торопливо готовились к бою не на жизнь, а на смерть. Эшер отбыл к появившейся, наконец, Элле, а к ним пришёл… Инфуцор. Тень Инфуцора в теле лучерождённой, тень, прозвавшая себя Ангелом, вестником. Мойлин сразу понял, что это значит. Пусть он имел не так много дел с временными парадоксами, но здесь всё было элементарно. Если Лаад переживёт встречу с Элис, если уцелеет после всего, что Крак на него бросит, то он вернётся во времени назад.

Вернётся и пошлёт весть. Даст Инфуцору всю возможную информацию и даже больше — всё, чему Инфуцор научился после. И тогда раньше/сейчас/потом (как вообще определить, где настоящее, где прошлое, где будущее, находясь на Краке?) Инфуцор, столкнувшись с Архитектором и Арбитром, — победит. Система будет обращена Нелуной, а Исказитель отправится в прошлобудущее, в Лес, переписывать и его. Или не перепишет, а оставит в точности, как было, стабилизирует Великую Петлю в новой форме — в той, в которой Поток станет переносчиком опасного заболевания — Нелуны.

Пока же вернулся Эшер. Он нашёл Эллу и связался с ней. А Элла, в свою очередь, сможет через него связаться со всеми, кто внутри. Мойлину стало немного спокойней, осталось только какое-то подспудное чувство, что с Эшером что-то не так. В смысле, с ним всегда было что-то не так! Постоянно менять свою форму в реальности — так никакой нормальный человек делать не будет, даже получи он силу от Потока! Но здесь… здесь было что-то ещё. Он не видел, никакие чувства, будь то телепатия псайкера, страшно сбоившая в присутствии Эбби, или вовсе неразвитая искра псионики, не различали разницу. Сенсорную инфомагию же ни он-Алфред, ни он-Мойлин особо не развивали. Нет, это была… интуиция? И интуиция подсказала ему не говорить. Молчать об этом.

— …стратегию, — тем временем, закончила Эбби перечисление длинного списка планов, иллюстрируемого прям в воздухе взмахами руки — похоже, для такой «мелкой» магии палочка столь опытной волшебнице не требовалась.

— А теперь убери это, — неожиданно влез Лаад, одним взглядом стерев иллюзию, причём Мойлин не ощутил дрожи Потока. Как Ангел это сделал? — Планы не имеют смысла.

— Знаешь что-то, чего не знаем мы, сосудик? — скептически прищурилась Эбби. — Я сражалась с богами и побеждала.

— Не с чистым богом Света, — Лаад встретил её тяжёлый взгляд своим твёрдым, безразличным. — И она, и мы способны, будем манипулировать концепциями. Это не «планируется». Сущности высшего порядка взаимно уязвимы — в особенности тогда, когда твоё Свойство затмит всякое провидение, что моё, что Элис. Бой решит первый удачный удар, и здесь важна твоя Функция — аура координации. Элис будет управлять своими ресурсами идеально, мы — тоже. Мы сделаем ставки, и кто-то проиграет, кто-то победит. Ты не можешь рассчитать, что сделает со Светом Элис, она не может рассчитать, что сделаем со своими Свойствами и Функциями мы.

— Алиса, — парировал Эшер одним словом.

— Не наш случай, — отмахнулся Лаад. — Силы Алисы и Элис — плюс и минус, при желании любой из сторон они взаимно нейтрализуют друг друга на общем поле игры. В нашем случае общего поля нет, плюс-бытие и минус-воля — разные аспекты реальности. Нам нужна ровно одна, стартовая комбинация, в которую мы вложимся полностью… соратники, — если бы Мойлин не встречал в жизни себя-Алфреда стольких идеальных лжецов, то даже поверил бы его искренности. Соратники, ха! Как искренне, как убедительно! — Дальше действуем по обстановке. Я буду защищать и парировать, но главное — провидеть её следующие ходы, Поток читая.

— Провидеть, да? — хмыкнула Эбби, не постучав по своему «Свойству» только потому, что его нельзя было физически коснуться.

— Вычислять, — поправился Лаад. — Будущее и прошлое закрыто, но твоё Свойство не действует на настоящее. Я буду читать действия Элис через Поток и предугадывать, а ты будешь командовать и направлять нас.

— Ну пойдёт, — легко согласилась Эбби. — Поштурмуем мозгом начальную атаку?

— Кому кофе? — влез Эшер, доставая чашки с горячим ароматным напитком прямо из воздуха. Мойлин подхватил, инфомагически создав стулья и столик:

— Ставь сюда.

— Но почему не чай? — возмутилась Эбби.

— Моя дорогая подруга, мы вступаем в новую жизнь — значит, вооружаемся новым напитком! Знала бы ты, как устал от бесконечных чаепитий! — воскликнул Эшер. — Следующую неделю — никакого чая. Или не веришь, что я готовлю божественный напиток из кофейных зёрен?

— Вера — удел слабых! — Лаад поморщился, а Джеймс одобрительно кивнул. — Наш путь — экспериментальный метод! — и первая за стол уселась.

Если Мойлин переживёт события на Краке, то наверняка будет вспоминать это кофепитие как самое странное в своей жизни. Они сидели за одним столом с величайшим врагом и планировали, как победить врага чуть меньшего потому, что враг чуть меньше угрожал вещам, одинаково ценимым что ими, что Исказителем — Потоку и Петле. Даже Инфуцор желал лишь модифицировать Петлю в свою пользу. Чего хотела Элис? То была загадка, но явно ничего хорошего. Могла ли она повлиять на Поток, а то и разрушить его? Ещё одна загадка, и посланник-тень Фес-Иса затруднялся дать ответ. Они сходились в том, что и она, и её армия были здесь лишними, как лишними были Орион и Медуза. Мойлин не был уверен, что будет после победы (о том, что будет после поражения, думать смысла нет) — немедленный бой с Лаад или совместная охота на Ориона? На Медузу? Столько неопределённостей!

— Элис — не человек, — объясняла Эбби больше для Вильгельма, но и для Мойлина это было… освежающе. Одно дело — абстрактное знание, другое — конкретное, возможно, проверенное и на практике? С кем сталкивалась Эбби за свою… эпоху жизни? — Чистое божество нельзя убить так же, как человека. Её тело и разум воплощаются и ревоплощаются природой её элемента…

— Она и есть Свет, — прервал Лаад. — Я видел это. Элис не «ревоплощается». Она — Свет. Мы можем убить аватару, но её нельзя «изгнать». Пока есть Свет, вокруг, внутри нас, пока есть определённость, точность, гармония и смысл — Элис продолжит быть и ревоплощаться. Нельзя уничтожить Свет.

— Но? — Мойлин почувствовал незавершённость, предложение уточнить в утвержденье Лаад. — Чистых богов убивали же и раньше.

— Убивали, — Лаад был… красив. Не как демоны Слаанеш — чарующей, но чуждой красотой. Не как эльдар, чьи движения и тела порой что завораживали. Не той брутальной, грубой силой, которую признавал в Империуме даже Тзинч. В красоте, в блеске глаз Лаад было что-то от искренне верующих в Императора… нет, тоже не оно. Потому что Лаад и был тем, в кого верил. Он верил в собственную правоту так же, как верил в неё сам Император. Красота могущества, сплетённого с верой и правом! Такой мог бы стать не хозяином очередным рабам, а первым среди равных, великим лидером, ведущим к свету. Свету Нелуны. — Слабое место, — усмешка, мол, «если это можно назвать слабым местом», — душа. Любое существо прекращает существование, если уничтожить его душу. Элис — не исключение.

— Я слышу ещё одно «но», — хмыкнул Мойлин.

— Подскажу, какое, — криво улыбнулась Эбби, отпив кофе. — Никто и никогда не сражался с чистыми богом Света или Тьмы в полной их силе. Никто и никогда их не побеждал. Твой, — взгляд на Лаад, — оригинал проиграл тот бой.

— Верно, — похоже, Лаад это нисколько не задело. — Мой оригинал не имел никаких ресурсов и был дезориентирован, в то время как божества и фейри имели возможности целого Древа. Мы в ином положении. Ресурсы Элис ограничены. У нас есть первый удар. Права ты и в том, что никто, даже мой оригинал, не сражался по-настоящему с чистым богом Света. Но мой оригинал сталкивался с Архитектором, — неожиданно Мойлин почувствовал тень… след… что-то веское за этим именем. Нет, он знал, кто такой Архитектор, но именно здесь и именно сейчас будто бы что-то… откликнулось. Срезонировало сквозь кристалл Сердца у него на шее? Или зашевелилось нечто огромное, откликаясь на толику внимания, в самом Потоке? — Сила Архитектора выше силы Элис, какова она сейчас, — кивнул несогласию Эбби. — Да, их силы имеют разную природу, но похожую направленность. И Архитектор, и Элис — это смысл, точность и гармония. Понимая одну из сущностей, поймёшь, как думает другая.

— Она хочет занять это место! — Эбби даже кофе расплескала от своей догадки! А когда Мойлин осознал, что имеется в виду…

— Да, — веско подтвердил Лаад. — Это её цель — пройти через Крак, через Поток, уничтожить всякого, кто мог бы сообщить о ней, и стать Архитектором самой. Изменить Петлю, не изменяя. Я её понимаю, — широкая улыбка. — Нет ничего желаннее Системы. Если она победит здесь, то повергнет меня и там — повергнет более полно, чем мой… «оригинал», как ты выразилась, может себе представить. Мы с Хранящей победили её по ту сторону Петли — и она придёт на другую, обесценив прежнюю победу.

— Но ты не собираешься так же поступать, — предположил Мойлин.

— Я мог бы попробовать, — протянул Лаад с мечтательной улыбкой. — Но не буду. Моя сила Ангела Нелуны, потенциал мой души, души лучерождённой Принцессы Вечной Осени, слишком мал. Здесь понадобилась бы душа, подобная той, с которой рождаются Драконы Судеб. И именно поэтому я должен устранить Медузу — в самом конце, в провидении последнем, мой творец узрел её источник. Дочь величайшей из лучерождённых, она способна место Архитектора занять. Но всё это, — поднял он руку, словно пытаясь остановить поток предположений в голове Мойлина и переглянувшейся с ним Эбби, — лишь гипотеза. Никому не известно происхождение Архитектора и то, как он попал в Систему. Был ли он рождён внутри, как эксперимент Когнизора и Арбитра? Был ли сам Когнизор рождён от Арбитра, известного как старейший из архонтов? Это спрятано, скрыто ото всех, и лишь сам Арбитр, Когнизор, которого творец мой не спросил, да высшая Система знают окончательный ответ. Быть может, попытка Элис столь же бессмысленна, как попытка Фес-Иса из ревенантов создать ядро формирования Системы? Однако в мотивации Элис я уверен, и разум её сравним с разумом моего оригинала, а значит, мы должны убить её и убить Медузу, чтобы обезопасить Великую петлю.

И в этом мнении все они сходились, поэтому оставили досужие разговоры и к делу перешли. Две чашки кофе спустя у них был набросок плана. Ещё спустя три кружки (если считать по Эшеру, который, похоже, кофе мог бочками что готовить, что употреблять) набросок превратился в нечто осязаемое. И тогда они, не медля боле, приступили к подготовке.

Не все они, на самом деле. Эшер обратился живым искривлением не то пространства, не то реальности, аккуратно опутывая нитями экзотической материи (своей плоти) место появленья корабля. Джеймс отправился расставлять фрагменты также по периметру, которые соединятся в одно целое заклинанье-ритуал. Ну и сам Мойлин — единственный пользователь инфомагии, он должен был развесить «маяки», на всякий случай — так, чтобы не совпадали с Джеймсовыми фрагментами. Когда придёт время, они позволят ему зачаровать зону корабля единым целым.

Остальные приступили к тренировкам. Вил — с духовным мечом. Эбби — с Функцией стазиса. Лаад — с обеими своими Функциями, одна из которых, как догадывался Мойлин, отраженье. Другая же… О другой Лаад сказал лишь, что она останавливает. Как и что? Неясно. В итоге все они ударят вместе, и любой из шести ударов (Эшер наносить не будет, зато Лаад — сразу два) должен стать фатальным. Если не смертельным, то настолько ослабляющим, что победа будет безболезненной и быстрой. В теории, конечно. Мойлин как никто знал, насколько такие «теории» отличаются от практики и как заканчивают уверовавшие в безукоризненность единственного плана. Ещё один момент, в котором они с Эбби были солидарны. Пожалуй… пожалуй, теперь он был уверен, что будет делать дальше, если они не проиграют. Немного хаотичный путь Эбби Катастрофы и Эшера Противоречиста — теперь и его путь тоже.

Так размышляя, Мойлин и сам не заметил, как закончил подготовку и как настало то самое время. Все заняли свои позиции. Вместе Эбби и Лаад — оба возле особого «изгиба» Эшера, позволяющего их Функциям обволакивать, действовать сразу со всех сторон на флагман Элис. С ними рядом и Вильгельм, только вместо Функции у него — духовный меч, принявший вид огромнейшей секиры. Джеймс разместился с другой стороны относительно корабля, а сам Мойлин — над ним.

Изображение, пока ещё иллюзия «Зоркого» дрогнула. Налилась плотностью и тяжестью. Они ждали. Ещё немного… чуток… капельку… пошли! Первыми — Эбби и Джеймс.

Пространство, обёрнутое Эшером, мгновенно затвердело вместе с кораблём. В следующий миг Поток буквально вывернуло наизнанку! Даже в нескольких метрах от эффекта, даже с учётом, что эффект был лишь частичной инверсией Потока, Мойлина едва не вывернуло тоже! Что должно было произойти с бедолагами внутри? Если — если! — Элис как-то бы смогла парировать прекращение физического и метафизического движения, связанного с затвердеванием пространственно-временного континуума, — то Поток, перешедший в твёрдую фазу, должен был убить всех строителей и ошеломить богиню.

Теперь — следующий ход. Вильгельм взмахнул секирой в единственно верном направлении, и та разделилась мириадами секир, отразившись в Эшере, чтобы разрезать затвердевшее пространство-время на духовном уровне. Параллельно этому Мойлин потянулся сквозь маяки, капчалогируя поражённую область как целое и тут же отделяя от себя и выбрасывая невидимым болидом в многоцветный занавес Потока, что за Краком. Всё. Всё? Лаад? Почему он не…

Мойлину не надо было спрашивать. Лаад не надо было отвечать. Связь черед ауру координации Эбби давала ответ на интуитивном уровне. Лаад не атаковал, потому что он в момент атаки понял, что они уже промахнулись. Не успел остановить других, но свои атаки — придержал. Потому что не было никакого корабля в том месте. Элис послала перед собой иллюзию, почти идеальный конструкт из Света, малость различающийся лишь в Потоке. А она сама пребывает… прямо вот сейчас.

«Зоркий» появился совсем недалеко, но достаточно, чтобы избежать эффектов, не будь вся зона свёрнута и выброшена Мойлином. Лаад нанёс двойной удар мгновенно. Раз — и у Мойлина поплыло в глазах. А вот строителей на корабле ждало не пригасание сознания на микросекунды, а разрушительная остановка разума на уровне концепции. Если Вильгельм атаковал душу, Джеймс, Мойлин и Эбби сосредоточились на самих свойствах континуума, или ставя его на паузу (Эбби), или превращая в такой, где невозможно жить (Джеймс), или просто отсекая от прочего континуума (он сам), то Лаад сосредоточился на третьей уязвимости богини — её мыслительном процессе.

Не только. Когда Мойлин собрался и сумел осознать, что происходит, то увидел следующую атаку, набирающую и набирающую мощь! Она походила на — спираль? Спираль, будто бы раскрывающуюся в тысячи измерений, разворачивающуюся, расходящуюся от воздетой десницы Лаад — чёрной тени на фоне ослепительной белизны спирали. Совершенный мрак и ярчайший свет переплетались в загадочной конструкции, одновременно движущейся и недвижимой, что кружилась, не кружась, у самых ног Мойлина. И флагман Элис отражался в этом свете и этой тьме искажёнными силуэтами, то протаивал насквозь, то тонул в бездонной бездне.

Что-то изменилось в плавно-резком не-движении. Глаза Лаад вспыхнули стерильно-белым в тон спирали. Тёплое жёлтое сияние редкими, а потом всё более и более частыми лучиками начало просвечивать сквозь не-спираль. И тогда Лаад простёр левую руку. Движение спирали прекратилось. Неправильно прекратилось! Точно наяву послышался треск ткани бытия. Ни Мойлин, ни один из них понятия не имел, что именно это была за атака, чем ответила Элис, но вот что сделал Лаад в ответ — это можно было уловить. Он втянул Элис в некий, предположительно смертельный процесс, она неким образом осталась жить, но теперь он резко прервал, сломал процесс, а вместе с тем и всё, что было втянуто!

Не-спираль взорвалась искрами осколков, отражающих несуществующее. Один из осколков прошёл сквозь триаду щитов и распорол рукав, чудом руку не отрезав. Мойлин мысленно нажал на кнопку инфочар, и исчез, растворился в цифрах на долгий миг, прежде чем конденсироваться за спиною Эбби. Рядом появился Джеймс.

Эбби смотрела на взрыв осколков, и те из них, что летели в их сторону, замирали, собираясь в своеобразный щит. Сверкнуло жёлтым в отдаленье. Осколки испарились с отвратительным шипением, напомнившим Мойлину пытки кислотой. Прежде, чем он осознал, Лаад жестом ладони отразил в сторону нечто. И атаковал в ответ, безмолвно требуя не вмешиваться, не мешать сделать — что?

«Зоркий» вывалился из пустоты поодаль, целый и невредимый, однако полностью пассивный. Лаад неожиданно пошатнулся, едва не упал, подхваченный Мойлином за плечи. Стало тихо — лишь дрейфующий корабль да далёкие искорки осколков не-спирали намекали, что что-то вообще происходило. И понимание. Понимание, которым поделился Лаад под самый конец. Он неким образом скомбинировал свои силы «прерывания» и «отражений», но вместо того, чтобы запереть лучи разума Элис навсегда в зеркальном лабиринте — лишь лишил её сознания на время, это лишение симметрично отразив в себе.

— Эшер? — тихо спросил Вильгельм. Мало того что Эшера не было видно — исчезла и связь с Эллой чрез него.

— Жив, но не здесь, — нахмурилась Эбби. — Не знаю, сколько у нас времени, но Элис сейчас телесна и уязвима, — очевидно, что их командир, будучи источником ауры координации, больше ухватила из посланья Лаад.

— Хотел бы я убить его сейчас… — Джеймс бросил на Лаад взгляд, исполненный в равной степени опаски и презрения.

— Понесём с собой, — предложил Мойлин, подхватывая Лаад инфомагической левитацией и распространяя на него свои щиты. — Если они очнутся одновременно…

— Принято, — сухо кивнула Эбби, оценивающим взглядом окидывая корабль. — Строители живы, приходят в себя. Мойлин, на тебе тыл и Лаад. Вил, ты второй и самый ценный наш актив, — потому что Вильгельму единственному хватит удачного взмаха меча, чтобы убить богиню. — Джеймс — идёшь рядом, на тебе защита, я — таран. Поспешим.

Словно в тон этому слову, на корабле, только что кажущемся мёртвым, зажглись огни. Эбби взмахнула палочкой, буквально протаскивая их сквозь искривлённое пространство на тёмно-серую поверхность «Зоркого». Джеймс, в свою очередь, сдвоенным искривлением пространства отклонил два ядовито-жёлтых луча от турелей близ. Одну из них разрезал Вильгельм удлинившимся мечом, другая вышла из строя после мимолётного касанья Функцией стазиса от Эбби. Затем Вил воткнул меч в корпус и прорезал дырку, а Мойлин убрал отрезанный кусок в капчалог — в плане скорости эта штука была быстрее самописных пространственных карманов, уступая им в настраиваемости и универсальности. В самописный карман же убрал Лаад, не забыв оставить привычный ход времени, не рискнув его подкручивать.

Они вошли. Эбби сколдовала засекающие богов чары и уверенно направила команду вглубь корабля. То и дело выскакивавшие навстречу служители-пауки отрубались от одного её лишь взгляда. Отряд киберскелетов на каком-то складе синхронная атака Вила и Эбби разметала так быстро, что Мойлин ощутил себя инквизитором с личным отрядом Адептус Астартес, расчищающим дорогу к истоку ереси.

Всё смешалось. Столкновения со строителями быстро превратились в нескончаемую мясорубку. Мелькали заклятья, грохотали взрывы, руку жёг перегретый болтер, другая устала проецировать попеременно щиты с волнами поиска-идентификации — на удивление, из всех именно Мойлин лучше всех контролировал объём поля боя, помогая остальным вовремя реагировать на угрозы. А уж Эбби с Вилом эти самые угрозы уничтожали на раз-два.

Была только пара опасных моментов в этой мясорубке. Импровизированная ловушка: строители пустили на неё целую ракету класса космос-космос, каким-то образом протащенную внутрь. Если бы не поисковая волна Мойлина… Этой штуке достаточно было взорваться метров за двадцать, по крайней мере, именно в таком радиусе взбесившаяся гравитация перемолола переборки и врагов, пока команда отсиживалась за сдвоенным пространственным щитом Эбби-Джеймса.

Другая неприятность — пара игроков, буквально оборачивающихся ветром (аспект Дыхания?). Стазис Эбби они игнорировали, духовный клинок Вила без толку сёк воздух, лучи заклятий пролетали насквозь, даже искривления пространства и потоковые чары Джеймса никак не могли поймать этих двоих! А они, между тем, то резали собою-ветром, то превращались по частям обратно — проявляли руки с лазганами или кинжалами, причём предсказать, когда, не удавалось. Одного Эбби поймала в хаотическую трансфигурацию, другого выбил из «ветряной формы» пси-ударом Мойлин, а прикончил — Вил. Отделались десятком резаных ран, которые наскоро залили лечебными эликсирами из запасов Эбби.

По законам жанра (и личному опыту Мойлина) по мере приближения к богине сопротивление должно было нарастать. Но на практике чем дальше, тем проще было — и ловушка, и ветряные парни нисколько не успокаивали. Что-то было тут не так! Мойлин думал о какой-то особенно хтоничной засаде или ловушке, но вместо этого их ожидала… команда. В большом напоминающем залы торжеств старой аристократии помещении, через которое пролегал кратчайший путь, ждали пятеро.

Двое бок о бок — классические ревенанты-строители, киборгизированные волшебники с глазами, светящимися сумрачной зеленью Рока — что-то среднее между техножрецами и некронами на вид. Каждый — с жезлом в деснице и кинжалом в левой руке и в гибкой чёрной броне, вокруг которой, кажется, сгущалась тень.

С другой стороны — пара очевидных игроков, в чьих богоуровневых одеяниях Мойлин вычислил Принца Ярости и Наследника Пространства. Принц был вооружён мечом и казался расслабленным, почти безмятежным, но к таким «безмятежным» подходить… помнил Мойлин-Алфред встретившегося невовремя Серого Рыцаря. Чудом ускользнул! Наследник Пространства вовсе закрыл глаза — и образ вокруг него подрагивал, искажался. Не образ! Дрожало само пространство, а следом — свет.

В центре же стояла женщина в светло-сером доспехе с простым, грубым даже копьём. Лидер. Мойлин поспешил свериться с игрозрением: Сильф Правды. Все три игрока — богоуровневые, разумеется. Оценка заняла полсекунды. Полсекунды, за которые Эбби и Джеймс перепробовали с десяток дальнобойных атак, каждая из которых без следа разбивалась о небрежно простёртую руку Сильфа.

— Меня зовут Лорен, — представилась Сильф, не спеша контратаковать. — Адъютант Её Императорского Величества Элис Орлофф, — она крутанула копьё в руке — никаких «спецэффектов», но в движении чувствовалась чистая мощь. — Правда заключается в том, что я остановлю вас — или умру, пытаясь.

— Эбби Катастрофа, — кривая улыбка от лидера их отряда. Неуловимое движение — в руке Эбби ярко-красный меч, тонкий, лёгкий, точно пёрышко на вид — и светящийся от вложенного внутрь волшебства. — Для меня честь сразиться с тобой, Лорен. Позволь узнать имена твоих соратников… чтобы мы знали, что писать на их могилах, — её улыбка превратилась в оскал.

— Самоуверенность губит, — хмыкнула внешне совершенно спокойная Лорен. — Любишь ритуалы, Эбби? Что же, Питер, — Принц Ярости легонько поклонился, оставаясь внешне беззаботным. — Игорь, — Наследник Пространства изволил открыть глаза и обвести их леденящим взглядом серых глаз. — Дора и Наина, — а по строителям и не скажешь, что они женщины! — Ответный жест не требуется. Моя Императрица поведала о вас, Мойлин, — он пожал плечами на её взгляд, — Джеймс, — ноль реакции от рекомого, — Вильгельм, — тот оскалился не хуже Эбби. — Поток стёр систему перерождения, — неожиданный тезис. — Думайте об этих секундах, как о последних в вашем последнем воплощении, — пафосная-то какая! В половинку ультрамарина.

Она подняла копьё. Мойлин прищурился, оглядывая строителей — его противников. Не было никаких устных договорённостей, но через Эбби они чувствовали общий негласный пакт. Это не свалка. Это групповая дуэль. И ни одна сторона не собиралась его нарушать… пока что, по крайней мере. Эбби, Принцесса Дыхания с Функцией стазиса, против Лорен, Сильфа Правды со способностью нивелировать сверхъестественные атаки. Дора и Наина против него. Игорь, Наследник Пространства, против Рыцаря Пространства Джеймса. Питер, Принц Ярости, против Наследника Ярости Вильгельма. Символично.

Мойлин с лёгкостью прочитал доводы в пользу такой «дуэли» с обеих сторон. Лорен узнала от Элис или вычислила сама ауру координации Эбби. В свою очередь, Эбби не желала боя, в котором Лорен будет стоять за спинами соратников, непредсказуемо нивелируя возможности их команды. Эбби желала избежать хаоса, а Лорен, в свою очередь, — не сталкиваться с порядком от противника. Кроме того, обе они были уверены в быстрой победе друг над другом, что означает, что бой можно будет превратить в групповой. Был ли Мойлин так уверен в Эбби? Нет. Слишком много неизвестных факторов, слишком много неопределённости, риска… Что же, за этим он и остался здесь, не так ли? Нет возможностей без риска, не так ли, бывший Наследник Надежды, бывший Рыцарь Разума и нынешний Разума Наследник?

Не сговариваясь, они чуть разошлись, благо выбор зала позволял. Первыми начали Джеймс с Игорем — их образы исказились следом за пространством вокруг них. Лорен сделала рывок с копьём в сторону Эбби. Вильгельм буквально напрыгнул на Питера. На этом Мойлин перестал следить остальными. Надо действовать. Строители, впрочем, опередили его на одно мгновенье.

Один исчезает и появляется за спиной. Другой посылает конус неизвестного заклятья, к счастью, немгновенного. И здесь, как при Лаад, Мойлин не собирается ограничиваться инфомагией. Не просто Мойлин — он и Алфред тоже! Грудь греет малый кристалл Сердца, связывая душу с измереньем варпа, и псайкерская сила бодряще-оскверняющим холодом разливается по телу. Имматериум шепчет свои секреты, но Мойлин не обращает внимания на этот фоновый шум — он контролирует поток энергии, усиливая собственное тело. В сторону!

Конус проходит мимо. Мимо и замах кинжалом, и зелёный луч Смертельных чар. Одной рукой Мойлин бросает капчалогированное некогда проклятое пламя в строителя номер один, другой стреляет из болтера в строителя номер два. Каждый из снарядов — активатор ритуала в миниатюре. Строитель-два наивно понадеялся на магический щит и ударил в ответ ярко-синим лучом. Болт взорвался о щит и обратил его содержимое в одну большую льдину. Луч, однако, прошил щит самого Мойлина, ослабнув, скользнул по груди, выбивая дух. В тот же миг Мойлин капчалогировал себя и извлёк, уворачиваясь тем самым от заклятья строителя-один и его кинжала Рока.

На жалкую секунду он и строитель-один замерли друг напротив друга. Там, в стороне, кружились в танце Эбби и Лорен, пульсировала пространственная аномалия на месте Игоря и Джеймса, скрестили клинки — у Питера духовный тоже — Принц и Наследник Ярости. Мойлин даже успел заметить имя своей противницы. Дора. Наина, значит, заморожена, до смерти иль нет — неясно.

Они встретились взглядами — Мойлин не различил ничего женского в лице, буквально изгаженном имплантами, как не у каждого техножреца-магуса встречалось. Стоит начать двигаться — она ответит. Стоит ей начать — ответит он. И любая атака может быть смертельной для противника — что Дорина для него, что его для Доры. Возможно, он успел научиться у Великого кристалла Сердца чему-то большему, чем ментальные удары, от которых строители прекрасно защищены. Время для проверки!

Выстрел. Вспышка. Перед глазами завертелось, помутнело. Боль. И тьма.

Беспроглядный мрак сменился едва брезжущим светом. Его сознание, пережившее изменение восприятия, потрясение самых основ «я», бесчисленные иллюзии Владыки Перемен, безумие открытого варпа, схватки с демонами на концептуальном поле, где на кону стояла сама душа, не говоря уж о свободе, — оно привыкло. Привыкло выбираться из ситуаций, которые оглушают, сводят с ума обывателя и шокируют самих Астартес. Его бессознательная воля буквально собрала сознание обратно по кусочкам, заставила заученными до рефлексов манипуляциями мозг восстановиться и очнуться.

Он резко открыл глаза, пошатываясь, поднялся, буквально заставляя нервную систему проводить команды мозга, а мозг — работать, как будто ничего и не произошло. Муть в глазах разошлась, открывая картину боя. Наина всё так же вморожена в голубой шар. Дора тоже замерла — вернее, замерло уродливое чёрное кристаллическое образование, напоминающее её силуэт. Эбби склонилась над Лорен, внешне целой, но явно в нокдауне. Хорошо. Джеймс? Игорь? Мойлин умел играть с пространством, но не так сильно, не так быстро, однако игровое зрение вновь помогло: медленно рассасывающаяся аномалия скрывала в себе два трупа. Жаль. В свою очередь, и Вильгельм, и Питер были живы — с совсем неглубокими ранениями, уже обработанными Эбби. Неглубокими-то неглубокими, но нанесёнными духовными клинками — тем, что режет даже душу.

— Думала, что не очнёшься сам, — слабо улыбнулась ему Эбби. — Не зря проклятие Агонии называли «круциатусом разума». — Она поднялась. Вздохнула. — Забери их всех. В обычный капчалог — нам не нужны случайности, — подразумевая, что будет, если он умрёт.

Лаад должен был жить — по крайней мере, пока им нужен был союзник против Элис, — а вот все остальные… Ни Вильгельма, ни Питера вылечить они вдвоём не могли, более того, неизвестно, не ухудшится ли их состояние, и остановка времени внутри капчалога будет как нельзя кстати. То же самое касалось Наины — она была ещё жива, но надолго ли? Он не совсем понимал, как именно сработал замораживающий ритуал в метафизике Потока. После истощения вложенной в снаряд варп-энергии от ледышки не тянуло Хаосом, но это всё, что он мог сказать без детально обследования. Ни он-Альфред, ни он-Мойлин не любили убивать без весомой причины, и после смерти Элис Питер или даже Наина могли стать ситуационными союзниками, как стал Лаад, или просто нейтралами — не тот у них типаж для мстителей. Но последняя?

— А, Лорен, — перехватила Эбби его сомневающийся взгляд. — Лорен думала, что десятилетья тренировок и превосходящее оружие — это весомый довод. Думала, что правда Элис единственна, что это лучшее решение. Я училась говорить клинками дольше, чем она жила на свете. Заронила в ней зерно сомненья. Если мы победим, это сомнение разрастётся буйным цветом. Если проиграем… — пожала плечами.

Пауза. Наконец, он кивнул, приняв её аргументы, и забрал всех четверых. Спросил:

— Что будем делать с Элис?

— Убить бога… — протянула Эбби. — Будь у меня иномагия — я бы сыграла с ней не хуже Лаад; а то и лучше — я, знаешь ли, убивала чистых богов, пусть не таких абстрактных. А сейчас лучшее, что можем сделать — в пространстве запечатать и выбросить из Крака. Хватит болтать — Элис сама на себя стазис не наложит.

— Пошли, — вновь кивнул.

Вдвоём поднялись они по широким ступеням в конце зала на возвышение с пустым троном. За троном — ещё одна лестница, коридор, заканчивающийся необычной дверью. Они ударили по ней одновременно, Мойлин — инфомагией, Эбби — классическим волшебством. Дверь выстояла. Ударили в стену рядом. Стена не шелохнулась. Здесь бы пригодился духовный меч, но он работает только в руках своего хозяина. Смешно! Победив войска строителей, победив особую стражу богини-императрицы (ах как названия напоминают ему об Анафеме!), они застряли перед просто дверью!

Не «просто». Мутно-зеркальной — и из чего бы она ни была сделана, но заклятья лишь стекали с её поверхности, будто несомые ими искривленья физики — струи воды, силящиеся пробить два метра керамита! Инфозаклятья проявляли себя не лучше — будто ветер, пытающийся сдвинуть многотонную глыбу. И ни Вила, который мог бы дверь разрушить, ни Джеймса с потоковой магией, ни Лаад с его безумными знаньями и провидением — только они вдвоём да неработающие чары. И загадочная тёмно-зелёная надпись точно издевалась им в лицо:

Shelter 53 — ID 548752938-CK — Complex Kappa

Конечно, они не сдавались. Трансфигурация, включая хаотическую, не работала на материал двери. Никаких пультов управления, никаких коммуникаций не нашли — просто куб из неведомого материала с ребром в три метра и дверью с одной стороны да вибрация элемента Света, исходящая из его центра, — больше ничего. Мойлин попробовал силовой меч и с десяток видов оружия, включая даже вихревую гранату, которой Эбби осталась весьма впечатлена. В свою очередь, Эбби попробовала все известные ей виды порталов и телепортации. Мойлин протестировал усиление инфомагии варп-энергией — без толку. Эбби протестировала алхимию — ни одно из разрушительных веществ в её запасниках не оставило ни следа на загадочной поверхности, будто бы издевающейся над ними!

— Есть у меня предположение, — сказала она устало. — Слышала, что кто-то пытался поляризовать якорит на антимагию. Не спрашивай, что за «античудеса» и как это работает, это глубины, в которых и Мерлин с Ивицером тонут! А Элис, значит, что-то такое отыскала, паршивка, мало я прочёсывала лист от всякой первобытной хтони, мало! Здесь не духовный клинок — здесь подошёл бы осколок Тверди или предельно сущее чего. Что думаешь? Ты со стороны, свежий взгляд бы мне не помешал.

— Тут не думать — экспериментировать надо, — нахмурился он. — Пробовать всё, что у нас есть, отслеживая реакцию заклятьями, а не глазами. Найти то, что воздействует хоть немного, а затем усилить воздей… есть идея!

— Слушаю? — иронично приподнятая бровь.

— Как насчёт ускорения времени? Протестируем воздействия под ним. Вода камень точит.

— Не со всем сработает, но идея… — теперь нахмурилась она, прикидывая в уме. — Лишь бы времени хватило!

— Установим временное ускорение и для себя, — предложил, пожав плечами.

— Как у тебя всё просто-то, а! А два вложенных времяускорения кто считать будет — Эбби Катастрофа, да? С хрономером эти штуки несовместны, разве что… Эх, Эбби-Эбби, говорил же старина Ивицер — однажды настанет время, когда одним разбитым хроноворотом ты не обойдёшься! Прав был старый чёрт, ох не зря училась темпоральной коллинеаризации! — перевела на него неожиданно серьёзный взгляд. — Рискованное дело, Мойлин. С внутренним временным полем я быстро разберусь, — достала из-за пазухи хроноворот, бросила прямо в дверь и взмахнула палочкой. Звон стекла. Невидимое нечто повисло перед дверью. Даже несмотря на тут же брошенные поверх чары, их обдало волной жара. Нарушенное термодинамическое равновесие?

— Ловко ты, — игры со временем — такое и в легендарную Тёмную эпоху технологий родной Алфреду мультивселенной считалось чем-то особенным, а уж сейчас — одни некроны, должно быть, и умеют. Если не считать сам Имматериум — одну большую пространственно-временную аномалию — и связанное с ним варп-колдовство. Что такое эти хроновороты — хотел бы он понять! А Эбби лишь усмехнулась:

— Теперь будет фокус-покус — темпоральная коллинеаризация изнутри хаотического потока, — достала ещё один хроноворот. Наложила ещё одни чары, как он понял, некую форму демона Максвелла. Если не наложить заранее, то их ждёт смерть от… переохлаждения? Ударной волны? Или от асфиксии, если игровые условности уже не действуют. — Если фокус не удастся, умру оригинальной смертью. А ты умрёшь со мной — или не поучаствуешь во взломе, если не утратила сноровки. Решай.

— С тобой, — просто улыбнулся и поймал ответную улыбку. А улыбается она красивей Ирины! Нет, не красивей. Иначе. Ирину улыбка будто озаряла изнутри. Эбби скорее озаряет окружающих задорным, тёплым пламенем. Ещё немного, и поэтом станет, Принц Удовольствий побери! Осталось только добавить одно: «с тобою навсегда»!

— Ты выбрал, — ухмылка. Это же не легилименция была? Ведь правда? — Посмотрим, прогадал ли! — и сделала сразу несколько вещей.

Подбросила хроноворот. Дёрнула палочкой, буквально толкнув к себе вплотную. Ещё один взмах. Звон разбитого стекла. Её рука цепко притянула, буквально вжимая — на удивление сильная для невысокой девушки, выглядящей скорее ловким, чем мощным бойцом, — танцовщицей и волшебницей, а не…

Ещё один взмах. Серебристая пыльца закружилась вокруг, и они вместе с ней. Они — или пыльца? — всё кружилось, и пси-чувства путались наравне с обычными. Сверкающие, однако невидимые пряди следовали за танцем, в котором невольно участвовал и Мойлин — пусть только в роли груза, который держат поближе к «центру масс», около которого вращаются, «распрямляются» потоки времени. В этот миг Эбби выглядела действительно прекрасно — её глаза блестели чистым вдохновением, а лицо было расслабленным, почти что безмятежным.

Она удерживала вихрь, высвобожденный из хроноворота, удерживала и не давала коснуться его неравномерностям ни себя, ни Мойлина. Одна ошибка, один неподхваченный поток, непогашенная флуктуация — и кто-нибудь из них лишится руки, ноги, головы или сразу половины тела. Он наверняка мог помочь: например, держать их инфомагией компактней, чтобы она не отвлекалась ещё на это. Мог помочь, да не сейчас: Эбби делала, как привыкла делать, и пусть делала так нечасто, но даже эти крупицы опыта в столь опасных обстоятельствах — на вес золота. Не было времени тренироваться — и именно время дать им собиралась.

Незримые, но пылающие скорее не энергией, а «метаэнергией» какой-то пряди расправлялись и расправлялись, одна за другой проходя уже сквозь них, и вместе с этим танец Эбби — кружение в хронотоках и линиях метафизического напряжения — замедлялся. Не становился проще, о, отнюдь! Ей нужно было поддерживать ровно ту скорость, которая требовалась после каждой расправленной пряди, после каждого акта «временного распрямления». Чуть больше, чуть меньше — равновесие нарушится, и их поглотит могущество, высвобожденное разбитым артефактом. Мойлин рискнул на ровно одно вмешательство: капчалогировал капли пота, стекающие по лбу предельно напряжённой чародейки.

Последний оборот. Они замерли, и Эбби с трудом разжала руку, которой прижимала.

— Спасибо, — выдохнула. — Говаривал учитель: дурочкой родилась — дурочкою и помрёшь. Вспомнить про повязку на лоб — не систему диффуров в голове решать!

— Бывает, — пожал плечами, с любопытством оглядывая изменившееся за «временным пузырём» окружение. Так вот ты какое, красное смещение! Помимо покраснения свет ощутимо мерк в целом, оставляя их в багровой полутьме и совершенной тишине. — Сколько выиграла нам темпа?

— Девяносто три и две десятых, — поморщилась она. — Знаю, знаю, мало, но я не спец по коллинеаризации!

— Звучишь, как будто я тебя виню, — хмыкнул он.

— Не хотелось бы спустить в бездну все усилия и все жертвы, — качнула головой. — Больше не рискнула. Девяносто три и две — мой предел. Бывало и сотни две, но с другим хроноворотом и Мерлином на подстраховке. Была бы иномагия — полторы бы потянула, а так… Работать будем после передыха.

— С учётом дикого коэффициента, пара часов у тебя есть точно, — «создал» инфомагические кресла. Внешне — кресла, на самом деле — подобие плотной иллюзии. Джеймс рассказывал, что с помощью Потока, операции под названьем «оживление» можно делать нечто подобное. Джеймс… Да, Эбби тут права: нельзя допустить, чтобы жертвы были зря. Он познакомился со средним агентом Системы совсем недавно, но уже мог назвать его другом. Жаль.

— Час, — отрезала она, бухаясь на стул. Потянулась палочкой, но и в этот раз он опередил, создав столик, извлёк на него пару чашек горячего рекафа такого качества, который только сумел культивировать в своём подземном королевстве Алфред. — Попробуй.

— С твоей родины? — она с любопытством отхлебнула. — М-м-м, любопытно, что-то среднее между чаем и кофе. Из чего готовится?

— О, рецептов рекафа столько же, сколько и миров в галактике! — рассмеялся он. — Этот — мой собственный, ты попала в точку: использовал и зёрна, и листья, но растение далеко от древних чайных и кофейных кустов, и, скажем так, пришлось постараться сделать его хоть сколько-то похожим. Чем только ни займёшься, пока нельзя вмешиваться в ход событий!

Следующий час они травили друг другу байки, делились рецептами и даже семенами растений, благо он потрудился положить и это в свой тайник. Труд десятков и десятков лет, в конце концов! Наравне с исследованиями ноктилита! Удивительно сидеть в компании человека, человека-неврага, который мог понять ценность этого труда. Демоны и слуги Тзинча с «всё — прах» или не могли, или отрицали, потому что отрицать положено. Одни лишь перемены — одно лишь разрушение, а ему, ещё ему-Алфреду нравилось и создавать. Да только толку в создании там, на Люосе, в глубинах варпа? Там оно и вправду — прах. Только сейчас он сделал логический переход и осознал, в чём ценность спокойного, стабильного Материума. Здесь можно создавать, а в варпе — в варпе и демонпринцево живёт недолго.

К слову о создании. Плавно перешли к обсуждению, что это за дверь и вообще «убежище-shelter» такое.

— Ходили слухи, — Эбби помедлила и неожиданно рассмеялась — искренне, чисто и освобождающе! — Знаешь, как круто быть неиномагом и мочь говорить о таких вещах свободно? Поток заткнул Бездну, и я могу «Бездна» без опаски говорить! Так вот — слушки ходили о всяких там наследьях метапрошлого. Элис эту штуку вряд ли создавала — нашла где-нибудь, куда дотянулись велисовы лучи. Бывало уже, что находили останки старых приборов, аномалии, а порой и помещения. В общем, их между собой связывал не только стиль, но и принадлежность к одному из комплексов, нумерованных буквами греческого алфавита. Я лично встречала огрызок Теты, учитель — что-то от Беты, в общем, кто что. Обычно штуки бессмысленные, но Прометей охотился за ними одно время. Уж очень технологически продвинутые вещицы попадались! А иногда… — она бросила долгий взгляд на дверь, надпись на которой в пузыре ускоренного времени выглядела скорее цвета морской волны, нежели тёмно-зелёной, — Иногда попадается весёленькая хтонь вроде цельноякоритовой антимагической камеры, ага.

— Якорит вряд ли бы стал антимагическим сам по себе, — заметил Мойлин. Он был недоволен. За греческими буквами скрывалась загадка, которую уже не отгадать. На мгновение ему захотелось оказаться в метапрошлом, за последним критическим моментом. Попутешествовать с Эбби по всевозможным запредельям, пусть даже куском души за это заплатить придётся — не впервой, в конце концов. Интуиция шептала, что все эти «комплексы на греческую букву» имели вполне себе материальное, измеримое последствие — и что оно как-то связано с происходящим на Краке. Только как?

— Ну, я ни в чём не уверена, — смешок. — Кто знает это обезумившее мироздание? Но ты же не так просто — идейка появилась?

— На самом деле, несколько, — молвил он задумчиво. — Самое напрашивающееся — это был обычный якорит, но Элис его… модифицировала. У неё была сила Сильфа Правды и «дыханье пустоты» в сеансе.

— Серьёзно? — Эбби встретилась с ним взглядом. — Серьёзно, Хранящая вытащила в сеанс Кость? Я больше по Библиотеке спец, но Кость… — качнула головой. — Нет, насколько мне известно, «дыхание пустоты» не поддаётся алхимическим манипуляциям… ладно, не то чтобы мне было многое известно! Не то чтобы нашлось много сумасшедших… А, тьфу, сумасшедших-то найдётся много — не то чтобы кто-то из них до Кости добраться мог! Но Элис не алхимик, а чистый бог света. Ладно, предположим, это может быть «дыханье» или сильфоправдовая штука.

— Ещё есть кристаллы подавления, — добавил он. — Встречался с ними в Храме Первотворения Зел-Нага. Блокирует любую магию, но как — не знаю. Думаю, их Элис скопировать бы не смогла: основаны на псионике, а псионика — это «воля» плюс «истина», сила Элис же — минус-истина и аспект Риска, который соединяет все три стороны частично. Но вот создатели этого убежища…

— Ага, бездна его знает, к чему и кому имели доступ, — кивнула она. — Ладно, это не аспект Правды, я его пощупала немного — не похоже.

— Из гипотез остаётся твоё «античудо» и моё «дыхание пустоты», — подытожил Мойлин. — Забавно, что название «дыхания пустоты» противоположно смыслу — это натуральная «кровь рока».

— Не то чтобы я разбиралась в аспектах, — встретилась с ним взглядом. Что-то распознала. — Да, да, я Эбби Катастрофа, второе поколение иномагов, древняя ведьма, да только не всезнайка! Хранящая всезнайка, Ивицер вон — не я. Но что знаю — знаю туго. Кровь противоположна Дыханию, но Пустоте же Свет?

— Элла мне немного объяснила, — поймал себя на невольной улыбке в ответ на её «я не всезнайка» речь. — У первичных аспектов есть основной вектор, для Пустоты это — Свет, а есть дополнительные. Пустота и Свет — как идея и материя или смысл и бессмыслие, а Пустота и Рок — это как хаос и порядок, принципиальная случайность и строгая закономерность. На самом деле, это всё интересно, но… — Эбби одобрительно кивнула: они оба понимали, что философия философией, но перед ними практическая задача, от которой, может быть, зависит всё. — Элла управляла «дыханием пустоты». И тогда она не была псайкером-псиоником ни в чём, кроме манипуляции эссенцией.

— «Дыхание пустоты» как эссенция… — протянула Эбби. Замерла. — Так. Нельзя запутаться. Что ты подразумеваешь под «эссенцией»?

— Это теория Кристо и Алисы, подтверждённая Учеником. Эссенция — это нечто среднее между Бытием и Истиной. Или нечто, их соединяющее.

— О’кей, — Эбби прикрыла глаза. — О’кей. Сначала факты, потом теории. По моим сведеньям, «дыхание пустоты» нейтрализует или, по крайней мере, ослабляет любое «сверхъестественное» воздействие. Контроль эссенции — сверхъестественное воздействие. Или с Эллой что-то глубоко не так…

«С ней всё глубоко не так», — мелькнуло у Мойлина.

— …или «дыхание» блокирует не всё, или манипуляция эссенцией не «сверхъестественна».

— Она сверхъестественна, — вставил он. — Я лично видел, как Элла воскресила недавно умершего человека эссенциалистикой.

— Ага, — кивнула Эбби, всё ещё не открывая глаза. Какой-то трюк для улучшения концентрации? Вряд ли такой, как она… Ах да, она же сама говорила, мол, не мни меня всезнающей! — Ага? Ага. Насколько всё не так с Эллой?

— В тот момент — не настолько, я считаю, — пожал плечами. — Она похожа на росток. Каждый игрок становился сильней в сеансе, но Элла не постигала какую-то «свою» силу, а росла вширь. Эссенция, силы игрока, псайкерство, то, что она сделала с алхимией, псионика, манипуляции со своей защитой, с этими «операторами» Ученика — закончила архитектурой Песни. Нет, не закончила! Я думаю, что это не конец. В сеансе были такие, как Вера или Грэм, но они были сильны, как только появились, а не осваивали новые, неигровые силы.

— Я поняла, — снова кивок. — Значит, вариант с Эллой не подходит, она прогрессировала быстро, но плавно. Чем может быть ограничено «дыхание пустоты»? Что конкретно делала с ним Элла?

— Перемещала, уплотняла. Не только «дыхание», но и то, что… или не было им, или как-то сдерживалось в сердце Кости.

— Хм, — вздохнула Эбби. — Хм-хм. Хм-хм-хм. Допустим. Если это «дыхание пустоты», то оно может быть законами, которым придали бытие, получив эссенцию. «Уплотнённые» законы получают «силу», чтобы противостоять чудесам любой природы — любому отклонению от самих себя. Но на них самих возможно действовать ювелирно направленной псионикой — Элла тогда владела ничем псионическим, кроме эссенциального, не так ли?

— Верно, — нахмурился он. — То есть, «дыхание пустоты» не защищало само себя?

— От движения — нет. Это не физика, не-физика, чтобы защищать. Должно быть, так Мерлин его и… — многозначительно замолчала.

— И? — не выдержал Мойлин.

— Не важно, — смешок. — Дела давно ушедших эр, напомни, расскажу потом, как Мерлин и Нимуэ волшебство творили — я была допущена как зритель. Что ж, у меня есть идеи. Это может быть затвердевшее «дыхание пустоты». Или нечто прочное, им «пропитанное». Это может быть пустотит — есть такая субстанция, или антисубстанция, если угодно, — то, что останется, если убрать даже физический вакуум, даже первичное ордополе. Была парочка… мастаков такие не-вещи делать: Сирень да Игнотус. Могли быть такие и метараньше, мало ли. В пустотите нет ни материи, ни движения, ни ордополя — и заклятья, и инфомагия ничего не сделает с ним… навскидку. Испаряется сам, но ме-е-е-едленно-премедленно. Якорит… есть «почти доказанная» гипотеза, что якорит — это нечто, из которого изъяли время. Или элемент, или аспект, тут точно и не скажешь. Это не похоже на якорит внешне, но почему нельзя «изъять время» у чего-то иного, подходящего не для якоря иномагам, а для защиты, например? Иль заантичудили его поверх. Магии обезвременное не поддастся, ну, я такой не знаю, да инфомагия твоя — за что зацепится плюс-воля?

— Как предлагаешь различить гипотезы? — подхватил он цепочку рассуждений, хмыкнув на то, что многие техножрецы саму идею «научного метода» ересью могли бы счесть. На удивление — его, тогда верного слуги Тзинча, — много среди техножрецов было вполне адекватных, относящихся даже к собственной вере с толикой иронии. Видимо, сама близость инженеров и учёных, которыми техножрецы и выступали, к объективной реальности, сама эффективность научной честности и заложенное в ядро учения стремление к познанию истины отрицало его же, этого учения, косность. Забавный парадокс, но именно аккуратное соединение фанатизма и скептицизма превращало культ Омниссии в нечто, способное одновременно криво, но развиваться, и при этом сопротивляться Хаосу, да и в целом отстаивать свою независимость, как ничто другое. Тогда это вызывало неприязненное удивление, сейчас — интерес и уважение.

— Никогда не видела пустотит вживую, а обезвремененные зоны… Одну видала, но она была чернущей, а не зеркальной. Я, знаешь ли, не метафизик, а вот Моргана, некогда штатный метафизик первых иномагов, объясняла так: внешний вид и взаимодействие областей несовместимых физики и метафизики проявляется в граничных эффектах. И эти граничная зона может быть сконфигурирована по-разному даже для одних и тех же областей. Что-то там о разных внешних именах, но мы не будем углубляться, — рассмеялась его выражению лица. — В общем, пустотит должен быть идеальным зеркалом или, напротив, совершенно чёрным телом, поглощающим все излучения и слегка фонящим от поляризации вакуума. Это, — она ткнула пальцем в мутно-зеркальную поверхность, — точно не идеальное отражение. Выходит, что не пустотит. А обезвременность или экзоматерия какая — вот вопрос! Мерить надо. Материал, каким бы идеальным ни был, будет реагировать на воздействия извне и форму изменять. Ты как, смыслишь что-то в оптической физике?

— Смотря в чём, — аккуратно ответил Мойлин. С еретехами — техножрецами, принявшими сторону Хаоса — он взаимодействовал, и немало, нахватался многого, в том числе получил неплохое образование по обыкновенной физике. Просто чтобы не выглядеть в глазах этих высокомерных снобов неграмотным идиотом! На что только не приходится идти, участвуя в интригах Владыки Перемен!

— Магия тут не очень годится, замучаюсь колдовать — как насчёт инфомагического интерферометра? Померяем, что будет с поверхностью этой штуки после всякого, если интерференционная картинка поменяется — экзоматерия, нет — обезвремененное место.

— Интерферометр-то я сделаю, — и начал прикидывать в голове, как. Допустим, эти и те вон элементы с заклинания лазерного луча подойдут, а как их скомбинировать? Он не магус, чтобы знать, да и те не все специализируются на оптических технологиях! — Но я не инженер, Эбби, — неожиданно неприятно признаваться ей, что что-то не умеет.

— А я, думаешь, — Ровена, ученица Прометея? Да если бы не Эшер, я бы в физике плавала совсем! Будем думать вместе. Время — есть.

И времени ушло действительно немало. Их час превращался в тридцать девять секунд времени снаружи — но сколько нужно Элис, чтобы очнуться? Не будет ли дополнительная секунда критичной? По молчаливому согласию они не задумывались над этим. Паники только не хватало, когда решаешь уравнения и проектируешь оптику из инфомагии, пытаясь учесть тот факт, что работать прибор будет в ускоренном и относительно них самих времени! Что имеет огромные плюсы — но и минусы немалые!

К сожалению, эффект ускорения не сработает для пробуждения Лаад-Инфуцора. Он закрыт его в изолированном кармане с собственным течением времени, и извлечение окажется смертельным не только для него, но и для всех них. Оставалось надеяться, что Лаад придёт в себя быстрее или хотя бы так же быстро, как Элис. И Мойлин, и Эбби отдавали себе отчёт, что перед Элис они — беззащитные котята. О, сковать пространство, свернуть в псевдокапчалог и отрезать от Крака-то способны, но отразить её атаки? Хотя бы уловить их? Нет. Слишком она быстрая, слишком… слишком божество. А они пусть непростые, но смертные герои. Им нужна была поддержка другого божества — или его аватары. Лаад, похоже, тянул на эту роль едва-едва, а какой-нибудь Алисы, как в сеансе, нет и не предвидится. Как же они недооценили Элис! Джеймс говорил, что после отправки Крак нельзя настичь по мненью Архитектора — и сейчас из-за этого мнения их миссия едва не провалилась.

Их миссия? В один из передыхов Мойлин спросил об этом Эбби. Почему она встала на их сторону — не сторону Элис или вовсе Лаад?

— Эшер, — невозмутимо пожала она плечами. — Не делай такое лицо, я пошла сюда за Эшером, а он выбрал сторону, которая показалась веселей и только. А я — я делаю всё как следует, без скидок, от души. Как Эшера найдёшь, куда и как бы его ни выкинуло, так поблагодари. Я сама? — снова расшифровала вопрос до того, как Мойлин произнёс его. — Да ни за кого бы не сражалась. Понаблюдала бы с безопасного расстояния, поболела бы за интересных персонажей, пари бы сама с собой позаключала. И если бы всё закончилось не катастрофой, то помогла бы восстановиться выжившим — привычная, знаешь ли, работа. Ты-то занимался противоположным, а? Катастрофы подстраивал и организовывал?

— Было время, — не сказать, чтобы он гордился этим сейчас, но работал на божество Хаоса чисто, эффективно. — Занимался и противоположным, — те случаи он запомнил отдельно. Огромное влияние можно приобрести, встав на место спасителя, особенно спасителя от Хаоса. Организовывать спасение от сил своего же покровителя было особенно забавно — чувствовал себя режиссёром драмы, с обеих сторон контролируя планетарную войну.

— Я тоже, — улыбнулась, и улыбка та была отнюдь не доброй. — На удивление хороший способ выпустить напряжение — локальная война. А сколько я давила кризисов в зародыше вместе с теми, кто эти кризисы провоцировал! Не всегда весело, — она вздохнула, и улыбка пропала — точно свет погас. — Эшер редко скрашивал: работка грязная, собачья, не кошачья, ему в таком участвовать не интересно было, да и я в итоге выгорела, на Хранящую скинула наш глупый лист, так и норовящий как-нибудь погибнуть.

— Я тоже устал, — неожиданный и для самого себя вывод. — Не отказался бы от небольшого… отпуска.

— Я уже наотпускалась, — хмыкнула она. — Вот на приключенья потянуло.

— Приключения сойдут, — криво улыбнулся. — Настоящие приключения, без планов, интриг и сверхдалёких целей.

— Тогда и дальше вместе? — просто предложила она.

— Вместе, — кивнул и усмехнулся: — Только Эшера найдём. Он странный, но полезный и, главное, твой друг.

— Дай ему время — поймёшь, чем мне так котяра полюбился, — ответная усмешка. — Наговорились — ну, продолжим?

Они продолжили. Долго ли, коротко ли, целых три инфомагических интерферометра, встроенных в своеобразные исследовательские камеры, вкрутили прямо во вложенную времяускоряющую зону, и Мойлин понимал устройство только одного. Другие два… Как там говаривал папочка покойный? И демон не разберётся без пол-литра амасека!

Затем ему пришлось напрячься ещё сильнее, причём по большей части — самому. Волшебство от Эбби… Да и вообще любое классическое волшебство — оно для точных измерений не предназначено. Нет, были, по её словам, уникумы, вроде того же Ивицера, которые каким-то хитрым трюком магическую мощь разменяли на филигранную точность, но у большинства классических волшебников результат каста одного и того заклинания и даже реализация порою — различались. И чем масштабней магия, чем сильнее маг, тем больше будет и вариация. Да, были способы разброс уменьшить, и Эбби знала все из них, но даже так — слишком уж сильна была, для научных измерений — не годилось. А значит, Мойлину пришлось сочинять, как весь список затребованных Эбби эффектов сделать инфомагией, причём без капли варпа — ещё одного источника хаоса, случайности, которая легко запорола бы эксперименты.

Он справился. Не без помощи бодрящих и восстанавливающих зелий и заклятий Эбби, но справился. И результаты были однозначными — никаких изменений. Никакое физическое воздействие, а в некоторых Мойлин добрался до чудовищных плотностей энергии, не изменило интерференционную картину ни на гран. Напоследок попробовали с самыми «ограниченными» заклинаниями — сбили тонкую настройку двух интерферометров, но с третьим повезло. И тоже — ничего. Мутно-зеркальная поверхность двери и камеры представляла собой идеальный монолит с совершенно неизменными параметрами отражения света. А точность, по прикидкам Эбби, у них повыше вышла, чем у продвинутых гравидетекторов.

— Значит, обезвременность, — устало констатировала Эбби, последний раз сверив результаты по развёрнутому Мойлином инфомагическому когитатору, или компьютеру, как их называли в Пространстве Парадоксов. — Начинай сначала…

— Сначала? — он встал и размялся. Напряжение копилось не только в мыслях, но и в мышцах.

— У меня ничего против зоны без времени, — объяснила она. — Видела разок, а толку? Поработать с ней не удалось, сюда бы Хранящую или Прометея…

— А если порассуждать с точки зрения Элис? — предложил он. Поймав её заинтересованный взгляд, продолжил: — Смотри, она примерно знала, с кем имеет дело. Вероятно, могла предсказать и результат нашего боя.

— Плащ хаоса, — вставила Эбби. И тут же поправилась: — Нет-нет, я поняла, о чём ты. Богиня света — она же просчитала.

— Даже если нет, она полагалась на то, что выведет из строя или убьёт Лаад. Остальные наши силы она видела — твои стазис и волшебство, о потоковой магии Джеймса знала, о моей инфомагии тоже, Эшер пропал первым, ну и меч духа Вила следом. Раз она закрылась там, ну или велела себя там закрыть, то защита должна всё это выдержать. Меч духа, инфомагию, магию, стазис и Поток. Или не выдержать, а хорошо держать.

— Рассуждение не без изъянов, — молвила она. — Куда ведёшь-то?

— Предлагаю попробовать кое-что новенькое, чего точно не было в ИМ-листе, с чем Элис знакома слабо. Варп-магию.

— Ты уже говорил, но я не уловила — а откуда? Ты был связан с этим варпом на Люосе, но ту связь разрушили, ведь так?

— И до поляризованного ноктилита у меня была связь, — ответил он, невольно переводя внимание на приятное тепло кристалла Сердца. — Слёзы Иши — в них заключены души альдари, чья связь с варпом настолько стойкая, что работала в сеансе. Я отдал их Элле, а она — она дала мне замену. Малый кристалл Сердца. С его помощью я могу усилить своё сродство и связи с любой силой, и проще всего — с Имматериумом, с которым работал всю жизнь. А Имматериум, варп — имеет особые отношения со временем. А самое главное, — он ухмыльнулся, — псайкерские силы больше интуитивные: искусство, не наука! Риск, конечно, превратиться в мычащего мутанта есть всегда, но поверь, за исключением какого-нибудь серого рыцаря, — невольно поморщился, вспомнив Калдора Драйго, — я — лучший кандидат для экспериментов. А уж после того как коснулся Великого Кристалла Сердца… — и души Калдора, чистейшей, обжигающей, ненавистной… но на удивление полезной демонстрацией, как можно игнорировать опасности варпа одним своим присутствием.

— Звучит не так рискованно, как то, чем хотела поиграться я, — прервала его размышления.

— И что же опаснее экспериментов с варп-колдовством?

— Эксперименты с Хаосом с заглавной буквы. Ключа-права у меня нет, зато есть наработки с Эшером совместные. Систему магии можно обмануть, взломать и без иномагии, и без Старшей Палочки. А настоящее Чудо… — она смерила неподдающуюся дверь взглядом. — Думаю, я бы смогла укротить его достаточно, чтобы побочные эффекты ограничились моей душой. Может, и выжила бы, Эбби прежнею оставшись. Твоя идея звучит получше: варп не так страшен, как источник классического волшебства. Чем я могу тебе помочь?

— Мне нужна ясность здесь, — коснулся пальцем макушки головы. — Ясность и самоконтроль.

— И удача, — добавила она. Достала из-за пазухи (какой-то пространственный карман?) бутылочку с искрящимся золотом внутри. — «Феликс Фелицис», токсичная штучка, мне такую пить нельзя — наглоталась, вот через век-другой… А тебе — в самый раз. Нетрадиционная версия — жалкие пять минут удачи, но сильнейшей. А я выключу «плащ хаоса», чтобы не мешал.

Он принял бутылёк, а следом ещё два: с лёгкой прозрачной, похожей на воду субстанцией и тяжёлой кроваво-красной.

— Красный — на выносливость. Следующие пять минут ты перестанешь уставать умственно или физически. Сам по себе не токсичен, ни с чем не взаимодействует и слегка улучшает тело перманентно, но единожды в жизни. Повторно примешь — труп. Высшие зелья, — развела руками. — Прозрачный — ясность, как заказывал. Весь не пей, буквально каплю, это концентрат. Больше — улетишь в нирвану. Просветление — это, конечно, весело и полезно тоже, но нам сейчас не нужно. Порядок такой: красный, прозрачный, золотой.

Без колебаний откупорил и выпил красную жижу. Ничего не почувствовал. А вот прозрачная — прозрачная ударила. Ударила его ясностью, собственной кристальной прозрачностью, и сознание неожиданно стало настолько податливым и послушным… что он проигнорировал эффект, позволил эмоциям произойти и исчезнуть в мгновенье ока. И выпил золотое. Если эликсир ясности «ударил», то «Феликс»… Мойлин упал. Упал в пропасть бесконечных возможностей, плещущихся в Потоке, исходящих от кристалла на груди — и гаснущих, разбивающихся, точно прибой о скалы, о невозмутимую Эбби, затихающих, останавливающихся о пологий берег «Убежища 53».

Это было похоже и непохоже на то, что испытал, впервые коснувшись Великого Кристалла Сердца. Это была сила, но вместо того, чтобы лежать внутри, вместо того чтобы он стал бы её источником — сила была вокруг. Каждая частица, каждый элемент мира несли в себе возможности, и в его силах было реализовать их, соединить, чтобы получить… нет, не что угодно, но многое, и это многое выходило за пределы воображения, за возможности разума (которые тоже можно было увеличить). Мог делать буквально то, чего не понимал, и это привело бы к результату!

Внутри он оставался ясен. Цель — не «что угодно», а разрушить «бункер» Элис. И сейчас не надо было опираться на эксперименты — Мойлин видел, что это обезвремененная зона. Поток стал прозрачным для него — не меньше, чем сознание. Он был волшебником Потока, как и Эбби, но в отличие от неё, он раскрыл свой дар в сторону восприятия. Ей понадобятся дни, а может, месяцы иль годы, но это был вопрос не только тренировки, но и прозрения. Прозренья комбинация двух обеспечила — с лихвой.

На самом деле, он мог использовать Поток. Были возможности, сложные, выходящие за границу понимания, как трансформировать ткань реальности, чтобы вернуть ток времени туда, откуда тот изъят был. Вернуть утраченный аспект реальности. В конце концов, это было даже просто и энергетически выгодно. Не против ветра, а по ветру. Реальность сама «стремится» восстановить нарушенное равновесие. Конечно, было огромное «но», заключающееся в том, что его личного мастерства, мастерства самого новичкового из новичков, не хватит. Если сродство с Потоком дал бы кристалл, то искусность — нет. Поэтому он отложил этот вариант, равно как и совершенно невозможную по сложности инфомагическую конструкцию, на которую уйдут дни работы, в сторону.

Потянулся сквозь кристалл Сердца. Имматериум раскрылся перед ним, знакомый и совершенно новый вместе с тем. Восприятие варпа индивидуально — будь то для одного человека или для группы, вошедшей в него как в целое. Имматериум — это не просто море искажённых психических энергий, в отдельных местах организованных в домены Тёмных Богов и великих демонов. Это и пространство идей, зеркало собственного разума и много что ещё. Каждый раз, когда соприкасаешься варпом, есть шанс, что увидишь новую грань этого не-пространства.

Так же было и сейчас. Его восприятие, сфокусированно-ясное и возможностно-расширенное, буквально перевернуло варп. Или его по отношению к варпу? Никогда прежде Мойлин не видел его как хаотическое буйство сцепленных (меж собой и с множеством реальностей) возможностей — словно антагонист Потоку, чьи вихрящиеся, подвижные возможности всегда представляли собой упорядоченное, целостное, обозримое поле. Как никогда ясно он видел разницу между «пространством» (Потоком) и не-пространством (Имматериумом). И то, и другое могло, порой даже стремилось воплотиться, и то, и другое было отделено от физических реальностей, но по-разному.

Это было неважно. Он отбросил все нюансы и новое понимание тоже. В пылающем горниле возможностей, куда менее ограниченных, но куда более опасных, чем потоковые, ему была нужна та, что влияет даже не на время, а на саму временность. Проигнорировал заманчивые варианты создать временную петлю с собою-прошлым. Ему нравится тот он, каким является сейчас. Лишь взглядом скользнул по огромному множеству варп-сущностей, сделка с которыми могла бы помочь. Не то. Ему нужно то, что сделать может сам! Сам — здесь и сейчас, без вмешательства в прошлое, без превращения в мутанта, с сохранением рассудка!

Ответ лежал на поверхности — ну, одной из поверхностей бесконечномерной фигуры — одной из множества таких фигур — в одном из множества плоскостей восприятия. Тем не менее, он был на удивление простым и подъёмным. Он ведь так уже делал. Воспоминание мелькнуло ярким образом — космическая сила, сдавливающая такую тонкую, но такую прочную плёнку вокруг бесстрашно смотрящей на него фигуры. В следующий момент его-Алфреда остановил проклятый Драйго, но это не важно. Важна была конфигурация силы, которой он давил на барьер, разделяющий реальности.

Не просто варп. Он зачерпнул тогда саму варповость. Саму изменчивость, изменность, податливость и агрессивную непокорность вместе с тем. Одновременно сущность и не-сущность варпа, потому что у него не было и была собственная сущность, одна, ноль или множество одновременно. Многозначность и противоречивость всегда присутствовала в Имматериуме, даже в самом спокойном его кусочке, и ему требовалось «свернуть» её в единственную проекцию, как делал уже раньше.

Сознание полностью заполнил сложный мыслеобраз. То, что с Великим Кристаллом Сердца было элементарным, с малым — отдачи требовало полной. Он шагнул вперёд, не обращая внимания на какой-то вопрос Эбби. По жилам текло жидкое пламя Имматериума, а в разум назойливо стучались голоса. Какие-то из них напоминали Голоса Истины. Всё это рассыпалось об концентрацию на мыслеобразе, «фильтрующем» возможностное не-пространство. Образе, который строился, умещался в сознании с ощутимой тяжестью — будто бы он первым шагом пронёс на голове пару тонн, а со вторым — всю земную твердь.

Аккуратно. Протянул руки мимо вложенной зоны ускорения. Коснулся края двери. Распахнул другую, метафизическую дверь — дверь между Материумом и Имматериумом. Его душа стала мостом, каналом для сверхъестественной мощи, и разум сдерживал её, не позволяя выплеснуться в иных направлениях. Обезвременье дрогнуло. Он не менял его — нельзя изменить то, что меняться не может, потому что для изменений нужно — время. Он совмещал, соединял. На короткую минуту позволил изменчивости варпа и неизменности двери-стен убежища стать единым целым.

В какой-то момент вместо двух раздельных сущностей осталась лишь одна — в суперпозиции состояний. А затем — единственном смешанном состоянии. И это смешанное состояние схлопнулось в единственное устойчивое из состояний чистых. Каковым является обычная окружающая их физика и метафизика Потока. Мутное зеркало убежища пропало. Осталось только пятно мрака посредине, и это пятно в тот же миг, как он с трудом разорвал контакт с Имматериумом, начало «проедать» зону ускоренного времени — что обычного, что вложенного. Не надо было прилагать усилия — сочетание «Феликса» и ясности сразу показывало, что это. Ну конечно же.

— «Дыхание пустоты», — хрипло сказал он.

— А нам крышка, Мойлин, — спокойно так прокомментировала Эбби. — Я не успею зону ускорения снять быстрее, чем оно до нас дойдёт. Никогда не хотел проверить, каково это, когда правое полушарие думает вдвое быстрее левого? У нас отличный шанс.

— Есть идея, — не нужно было думать. Он видел решение, пусть также и ощущал, что виденье слабеет с каждою секундою. И «Феликс», и эликсир ясности постепенно выдыхались. Зато незаметный на первый взгляд эффект красного зелья поддерживал тело и разум бодрыми и полными сил, будто бы он только что не проецировал концепцию из варпа в реальность! — Доверишься?

— Как ты мне? — улыбнулась уголками губ. — А давай!

Он протянул ей руку. Пока протягивал, пока она её касалась — сосредоточенно писал, кодил, как сказал бы Кристо. Вот когда бы связь с Эллою не помешала! Увы, и будь здесь Эшер, не сработало б — ускоренное время… Полагаться следовало на себя и на живой, незашоренный ум Мойлина, осваивавший инфомагию куда легче и естественнее его-Алфреда. Если бы не зелья, если бы не чёткое отражение возможности в Потоке, если бы не холодок страха, подгоняющий чувством гибели на расстоянии протянутой руки, если бы не доверившаяся Эбби… Когда сокращение зоны ускорения заставило их сделать шаг назад, к другой её границе, Мойлин завершил свой код.

— Оружие, — шепнул напоследок. Сам успел извлечь в карман болтер, а в свободную руку — силовой меч. И мысленно нажал на кнопку активации.

Следующие мгновения он каким-то чудом (из-за зелий?) воспринял, пусть и мельком, отрешённо. Мир обратился в точку. Он смутно уловил, как рывком сдвинулся ход времени, как поменялись какие-то физические константы, как искривилось движение Потока — а затем они с Эбби стоят на метр дальше, а навстречу им из чёрного тумана выходит высокая белокурая красавица, чьё чело увенчано серебряной короной. Светло-серый доспех инкрустирован кристосорбами, в одной руке — громоздкий стаббер (скорее древний пистолет), в другой — меч раза в полтора длинней, чем его собственный.

Элис Орлофф обвела их долгим взглядом, пока струи «дыханья пустоты» эфемерно скользили тут и там. Кристалл Сердца не откликался, инфомагия больше не работала, молчал Поток. Эбби отпустила его руку. Какое-то время они просто стояли и смотрели друг на друга — богиня и два человека. Он потянулся к болтеру освободившейся рукой — остановился под взглядом Элис, чей стаббер дрогнул предостерегающе.

— Это странное и новое ощущение, — тихо сказала Элис. Её голос был обычным, ничем не примечательным. Он ожидал иного. — Я чувствую себя смертной, какой была до входа в Игру. Я помню, каково это — быть богиней, я помню свои планы и замыслы, но сейчас я почти как человек, — вздох. — Мне жаль. Переменную Джеймса было необходимо исключить, но Вильгельм — это необязательная жертва, — она не знает, что Вил не мёртв? — Не жертва, ранен? Я верну его в строй.

— Если ты вернёшься в строй, — он был готов действовать. Он не мастер фехтования, но нельзя не овладеть силовым мечом за столько лет. Средний Астартес победил бы его, но только за счёт габаритов и улучшений тела. Впрочем, его тело тоже было улучшено — биомантией владел отлично, и это было первое, что сделал после помощи от Джу.

— Я уважаю твёрдость вашего выбора, — кивнула Элис.

Она начала двигаться с последним звуком фразы, и, несмотря на напряжённое ожидание, Мойлин среагировал не идеально. Но они среагировали — и он, и Эбби. Их с Элис разделяло два шага. Он преодолел половину расстояния, когда прозвучал первый выстрел. В Эбби? Позже!

Взмах. Силовой меч заискрился голубым огнём, столкнувшись с серым клинком Элис. Столкнулся — но не перерезал. Он ожидал этого и продолжил движение вторым шагом, скользя своим клинком по её, используя её меч как рычаг. Но она двинулась в ответ. Лезвия разошлись. Другая рука сжала болтер. Вновь выстрел — с изумлением осознал, что Эбби только что отбила второй выстрел, Тзинч побери, мечом! Да тут ни у кого из них не простое человеческое тело!

Взмах — со стороны противницы. Он отпрянул, удерживая дистанцию. Ошибка. Она ускользнула от клинка Эбби, но стаббер — её стаббер попал в его болтер раньше, чем Мойлин выстрелил сам! Правую руку обожгло болью. Выпад! Элис изящным движением ушла и от его, и от Эббиной атаки. Более того, грубо отбила следующий взмах силового меча в сторону, разрывая дистанцию с ним — и сближаясь с Эбби. Схватила её меч перчаткой!

Они развернулись сложным, почти синхронным движением — Эбби и Элис, сжимающая её меч. Эбби толкнула Элис мечом и свободной ладонью, но это было всё равно что стену толкать. А вот сама Эбби от ответного толчка полетела прямо в Мойлина!

Полушаг в сторону. Об Эбби он позаботится потом. Вновь его меч столкнулся с Элисовым. На сей раз он надавил, и силовое лезвие буквально вгрызлось в её клинок. Она отшатнулась, оставшись с половиной меча, но тут же шагнула вперёд, ловя его на заваливании вперёд. Он укрылся за лезвием клинка, но лишь от её рук — всплеск боли в коленке, и правая нога больше не держит. Она отвела слишком слабый ответный замах десницей, а левый кулак впечатался ровнёхонько в его лоб.

Более-менее оклемался в некогда торжественном зале, разгромленном их схваткой с защитниками Элис. Приподнялся. Элис стояла рядом, и она… её образ был таким, будто бы на них смотрит не один человек, а тысяча-другая. А колено было целым, рука тоже, да и Эбби не выглядела помятой. Мыслью потянулся к инфомагии и кристаллу Сердца — всё на месте! Встретился взглядом с пришедшей в себя Эбби. Если вернулись их силы, то…

— Да, я вылечила вас, — ответила на невысказанный вопрос всё тем же обыкновенным, ни капли не божественным голосом. Он вновь видел сквозь Поток, но взгляд на неё вызывал головокружение — возможности сплелись в пульсирующий клубок размером с Око Ужаса. — Я отправляюсь дальше. Там, на Краке, завершится всё — в мою пользу иль чужую. Оставайтесь здесь. Это не приказ, а лишь совет. Моим инженерам потребуется помощь в восстановлении судна. Вы же не собираетесь жить на Краке до конца своих дней? «Зоркий» оборудован пережить исход из Крака и вернуться в физическую реальность — без меня. На Краке есть проводник в сеанс, а на корабле — механизм, который позволит пройти по путеводной нити. Кто бы ни победил, он воспользуется «Зорким», и я предлагаю вам помочь отремонтировать корабль. И защитить его — Орион придёт сюда, если потерпит поражение на Краке. В крайнем случае положитесь на Лорен — я отдала ей вектор — и поменяйте всю Петлю.

— Зачем? — просто спросила Эбби, будто зная (или зная?), что Элис поймёт её.

— Потому что я богиня Света, а не мрака, разрушения и смерти, — спокойная улыбка. — Гармонии, а не хаоса. Развития, не деградации. Чем больше будет жить хороших людей, тем лучше. А ты и Мойлин — безусловно замечательные люди. И если там… — долгий взгляд сквозь стену. — Если там я проиграю, то вы будете сражаться за то же дело, что и я. Если выиграю, то тем более — зачем мне смерти? Я не такая, как те боги, с которыми сражалась ты. Я бьюсь ради светлого будущего, ради того, чтобы сделать вселенные чуть лучше, — перевела внимание на него (это ощущалось ярче, чем просто переведённый взгляд — будто оказался в свете множества прожекторов). — Вильгельм и Питер в порядке, очнутся, как извлечёшь. Лаад придёт в себя только и исключительно тогда, когда исчезну я, — она качнула головой. — Я хотела бы его убить, но он станет необходимым противовесом, если проиграю. Я не вижу всё, но предупреждаю вас, что Медуза опаснее него. Пожелайте мне удачи.

Её образ замер, мигнул и рассыпался сверкающими искрами, и Мойлин выдохнул, чувствуя себя лопнувшим воздушным шариком. Присутствие ушло, мир вернулся к обычному состоянию, и этот диссонанс отзывался прохладою внутри. Словно только что было тепло, а стало резко холодно — только не снаружи, не в теле, а в сознании — или в самой душе? Удачи Элис, конечно же, никто не пожелал.

— Что будем делать? — спросил, усаживаясь на полу. Сил, казалось, было много, но он не доверял этому ощущению. Лучше подождать, дать себе — в себя прийти.

— Связь? — он отрицательно мотнул головой. — Экспекто Патронум! — серебряный кролик умчался сквозь пол. — Весточку послала Элле. Подождём. Подождём немного, Мойлин, я слишком устала для адекватности решений, — настолько устала, что заклинанье вслух произнесла!

— И я, — «оглядел» свои запасы. Вроде целые. — Как насчёт кружечки рекафа?

— А давай!

— Я бы тоже не отказалась, — Лорен не подкралась, нет, просто они слишком вымотались, чтобы вовремя её заметить. — Заодно объясните мне, почему Её Величество велела капитану подчиняться вам, не мне.