Пакт (джен)

Главное — не делать резких движений.

Джун была у меня в руке. Другой рукой я потянулся к Позу и, обхватив большим пальцем корешок, вцепился остальными пальцами в шнурки, которыми была опутана книга.

В иных обстоятельствах я, возможно, попытался бы сделать защитный круг, как тогда с кишками кролика, сейчас было не до того. Заказ нужно было доставить до полуночи. Следовало поспешить.

Животные шустрее меня. Сбежать не получится.

Сражаться с ними? Принимая во внимание их количество, они одержат верх. Орудуя топором и тяжелой книгой, я мог одновременно управляться лишь с несколькими противниками, и даже иссохший, больной, полуодетый мужик мог вполне оказаться способен схватить меня за руку.

Медленно, чтобы никого не спровоцировать, я повернул голову и поглядел на Доута.

Он взял со стола нож для разделки мяса. На лезвии всё ещё оставались присохшие остатки еды.

Да уж, он мог сделать и кое-что похуже, чем просто схватить меня за руку.

— Доут, — вполголоса произнёс я. Спокойно, убаюкивающе.

Он не ответил. Нож он держал неуверенно, и для надёжности даже сменил позу, перехватив его обеими руками.

— Всё кончено. Ты теперь свободен, — сказал я. — Всё, что причиняло тебе боль, туманило сознание, тиранило тебя, — всё это в прошлом. Пойдём со мной, бросай этот дом. Ты поправишься, перестанешь мёрзнуть и голодать…

Он уже качал головой.

— Мне приходилось испытывать подобное, — добавил я. — Мне известно, каково это.

— Они мои, — прохрипел он. Лицо его перекосило от злости и страха.

Я особо и не надеялся, что это сработает, но должен был попробовать.

— Мне нужно заботиться о них. А ты хочешь, чтобы я уходил?

Пока он это говорил, выражение лица менялось. Гнев исчез и остался лишь страх.

— Трудно поверить, да? — сказал я. — Но я тоже через это прошёл...

Животные за моей спиной подкрадывались всё ближе. Я сдвинулся в сторону, оставляя их справа, Доута слева, а стол позади себя.

— Когда дерьмо, что происходит вокруг, кажется чертовски хорошим вариантом, потому что ничего лучшего от жизни уже и не ждешь.

Уговоры не помогали. Я услышал шорох бумаги под столом — какие-то твари решили подобраться поближе.

— Ты хочешь их забрать? — бормотал Доут. — У меня нет никого кроме них! Ты... ублюдок!

Он говорил скорее жалобно, чем обвиняюще. Руки, сжимающие нож, тряслись.

— Мне жаль, Доут, — сказал я. — Не вижу из этой ситуации никакого приемлемого для всех выхода.

— Я убью тебя, — проговорил он, невольно подтверждая мою правоту, — тогда они смогут тебя съесть, станут жирными и довольными, и всё пойдёт как раньше.

Нет, он никогда не сумеет освободиться от этого влияния.

— Если всё пойдёт как раньше, тебе это не понравится, — сказал я.

— Зато я буду с ними, — ответил он, голосом тише шёпота.

Он даже не спорил.

Я не нашёлся с ответом, и следующие несколько секунд были заполнены тишиной.

Тишиной? И верно, шуршание за моей спиной прекратилось.

Я не мог отделаться от чувства, что там притаились какие-то твари, ещё секунда — и прыгнут...

Я бросил тело назад, на стол, одновременно вскидывая ноги вверх, за пределы их досягаемости.

Моя куртка, моя прекрасная куртка была испорчена мусором и объедками, разбросанными на тарелках и столешнице. Поверхность оказалась такой липкой, что я не проскользил по ней, как мне хотелось, а так и остался лежать, удерживая ноги на весу, поскольку упереть их было некуда.

Довольно крупная кошка запрыгнула на стол и с негромким рычанием кинулась мне прямо в лицо.

Я ударил её обрезом книги. Кошка весила всего ничего, но инерция её прыжка и моё неудобное положение не дали мне сбить её со стола.

Животное перешло в нападение, царапая и раздирая книгу когтями.

Плохо дело. Если она порвёт бечёвку...

Я отпустил книгу, ухватился за дальний край стола и описал ногами дугу. Таким манером мне удалось достать кошку самым концом топорика. На сей раз угол был подходящим. От удара она свалилась на пол.

Какая-то шелудивая псина пыталась запрыгнуть на угол стола, но не дотянулась до верха. Она истошно лаяла и щёлкала зубами, хотя её размеры не позволяли достать до меня, я же лежал на боку, уперев одну ногу в столешницу, а другой пытаясь найти опору.

Отдавая всё внимание дворняге, я чуть не позабыл про Доута. Единственное, что заставило меня посмотреть в его сторону — небольшое перемещение света и тени.

Я повернул голову и увидел, что он обходит вокруг стола. Тусклый свет, пробивающийся через раздвижную стеклянную дверь, слабо освещал его бледную кожу, тонкие волосы и расширенные глаза. Всё его внимание было приковано к ножу в его руках и к тому месту, куда он намеревался его всадить.

Он не стал замахиваться ножом, зажатым в обеих руках. Никакой театральности. Просто нацелился мне в живот и пырнул.

Я всё ещё сжимал край стола, поэтому потянул тело в сторону, наполовину повернувшись, наполовину перекатившись — лишь бы оказаться подальше от Доута и его ножа.

Ноги коснулись пола, плечо врезалось в стеклянную дверь, и я потерял равновесие. Спустя секунду я ощутил вспышку боли, подсказавшей мне, что Доут всё-таки сумел до меня добраться.

И как оказалось, теперь я был по одну сторону стола с собакой.

Она припала на все четыре, ощетинясь, переступая то вправо, то влево...

Какая-то тварь, выскочив из-под стола, впилась зубами мне в лодыжку. Совсем как Доут, исподтишка, без предупреждения.

В этом месте одежда меня не защищала.

Я непроизвольно согнулся, и псина восприняла это как сигнал к атаке.

Ответные действия, пришедшие мне на ум, были с виду просты. Махнуть топором вниз, чтобы избавиться от впившейся твари, а обратным движением достать собаку.

Раз-два и готово.

На деле же вышло так, что смертельный удар, доставшийся белке, чьи резцы были глубоко погружены в мою плоть, свернул ей голову и одновременно всадил её челюсти ещё глубже.

То ли рефлекторно, то ли потому, что нога не могла больше выдерживать мой вес, я согнулся пополам, издав звук, который мог бы стать проклятием, если бы в лёгких нашлось достаточно воздуха.

Чтобы сбить меня наземь, оказалось достаточно одного удара. Псина навалилась на меня, вцепившись зубами куда-то между плечом и шеей, скорее сдавив плоть, чем прокусив. Я боролся с ней лёжа на спине на покрытом слоем мусора полу, тщетно пытаясь найти хоть какую-то опору.

Замахнуться топориком на вцепившуюся в меня и ограничившую движения плеча собаку было непросто. Боль была такая, что мне казалось, будто плечо раздавлено в кашу, и непонятно было, смогу ли я вообще удержать оружие.

Пришлось действовать наудачу. Расслабить судорожную сжатую ладонь на рукояти, перехватить чуть повыше...

Я не ударил с размаха, а скорее ткнул металлическим обухом в морду собаки. Раз, другой...

Что-то впилось мне в ухо, вызвав адскую боль.

По голове заскребли множество коготков.

Мыши. Или крысы. Кто их разберёт. Я чувствовал боль, которая, сливаясь с другими ощущениями, с каждой секундой становилась сильнее. Кровь лилась ручьём.

Страх, который я ощутил, ещё не войдя в дом, и который рос по мере того, как я писал контракт — теперь начал превращаться в настоящую панику.

Эти твари были грязными. Заразными.

Блохастыми. Вшивыми. И не только.

Я ещё раз изо всех сил ткнул псину, и она разжала хватку. Не по доброй воле — просто острие топора что-то сломало в её пасти. Собака слегка отодвинулась.

На этот раз, пользуясь тем, что животное отступило и появилось место для замаха, я ударил как следует.

Лезвие вошло в плоть, и собака умерла.

На меня лезло всё больше и больше зверья. Кошачьи когти проткнули брюки, по всему телу ползали мыши, впиваясь в полоску обнажённой кожи между поясом и задранными майкой и рубашкой.

Я сбросил их рукой, ощутив новую вспышку боли там, где разодрал собственную кожу.

Я лишь наполовину поднялся на ноги, когда на меня накинулась одноглазая кошка, вцепившись когтями в шею со стороны спины. Весила она немного, но и опора у меня была дерьмовая — местами фигурально, местами в прямом смысле.

Махнув рукой назад, я ударил её топориком, зацепив тварь обухом.

Брызги крови окропили стеклянную дверь позади меня и тут же превратились в лёд. От капель поднимался морозный дымок.

Свободной рукой я сбил мышей с головы и на всякий случай хорошенько ею потряс.

— Нет, — причитал Доут. — Мой пёсик. Только не это, нет, нет...

Я сознательно предпочитал не смотреть на него.

— Нет, нет, нет. Он был таким умничкой.

Если бы удалось выбраться через раздвижную стеклянную дверь... она ведь даже была приоткрыта.

Впрочем, задний двор завален снегом, и передвигаться там будет сложнее. На это уйдёт уйма времени, а мне в любом случае придётся выбираться на дорогу: либо через ворота, либо через забор.

Я не знал, улучшит ли это моё положение.

Звери всё приближались, сомкнув ряды.

Хм.

Да пошло оно всё! Вряд ли ситуация может стать ещё хуже.

Я потянулся, собираясь просунуть пальцы в щель двери, чтобы поднажать.

Животные восприняли это как сигнал к атаке.

Я стал отбиваться ногами от самых крупных — кошек и собак. Но тем, что поменьше — белкам, мышам, кроликам — это совершенно не мешало.

У многих зубы длиной с ноготь, и прорва таких, у кого наполовину или вчетверо короче. Кусают. Царапают, если не могут укусить.

Я и не подозревал, что у кроликов есть когти.

— Нет, пёсик, нет! — вопил Доут.

Я пинался и размахивал топориком, чтобы оттеснить самых крупных кроликов и шугануть кота, который явно осмелел.

— Нет! Перестань, ты, ублюдок!

Я едва держался на ногах. Один хороший укус, и я уже не смогу стоять. Прижавшись спиной к двери, я замахнулся топориком по рукам Доута.

Я надеялся, что он попытается защитить себя, отпрянет или уберёт руки. Но он этого делать не стал.

Лезвие не разрезало, а скорее разрубило плоть, вонзившись между средним и безымянным пальцами, и мороз тут же запечатал рану. Забытый нож упал на пол, и Доут неловко шагнул вперёд, бестолково размахивая руками перед моим носом.

Инстинктивно, не желая, чтобы он до меня дотрагивался и не в силах отделаться от мыслей о заразе, я перехватил его руку на полпути. Пальцы ощутили пронизывающий холод его раны.

Боли, вызванной тем, что я сжал его разрубленную ладонь, оказалось достаточно для того, чтобы силы покинули его. Ноги Доута подкосились.

На него тотчас набросились самые крупные из животных.

Кусая руку дающую.

Я раскидал тех, что помельче, и дёрнул вбок стеклянную дверь.

Скопившиеся внизу снег и лёд не дали ей отъехать в сторону. Верх накренился, а низ остался на прежнем месте.

Дверь издала громкий треск и вернулась в исходное положение.

Услышав шум, все звери обернулись в мою сторону и замерли. Некоторые морды были окровавлены — они только что терзали Доута. Особенно много живности собралось на столе и сразу за ним. Глаза их горели в тусклом свете, пробивающемся через окно.

Доут даже не пытался себя хоть как-нибудь защитить.

Я задыхался. За каждым ударом сердца почти сразу следовал импульс боли от многочисленных порезов и укусов. Раздробленное плечо давало о себе знать иначе. Не пульсацией или уколами, а тупой скребущей болью, как будто как-будто из-за укуса там что-то сместилось. Стоило лишь слегка изменить позу, и что-то в нём сдвинулось, но совершенно не так, как должно было, и этому сопутствовала такая вспышка боли, что я на секунду ослеп.

Два или три десятка животных так и сидели, уставившись на меня.

Злой, отчаянный, напуганный, я обратился к глубинной, звериной части самого себя.

Я заревел на них, растопырив руки с оружием, чтобы выглядеть крупнее. Попытался принять самый устрашающий вид, на какой только был способен.

Они накинулись на меня всей сворой, одновременно.

Я взмахнул топориком, потом ещё и ещё. Каждый удар поражал нескольких животных. Но их было столько, что каждый следующий замах давался всё сложнее.

Звери, которых я ранил, приходили в себя и снова шли в атаку.

Один из взмахов топорика прошёл в опасной близости от моей ноги, и я почувствовал, как лодыжку обожгло ледяным холодом.

Звериная вонь, скученность, такая, что я едва мог вдохнуть ртом из опасения, что туда тут же заскочит мышь — всё это в какой-то момент слилось воедино, и я ощутил, как формируются связи.

Неподходящие связи в неподходящий момент. Момент, похожий на тот, из-за которого мне пришлось ответить отказом на предложение Алексис. И на тот, из-за которого я уклонился от объятий Джоэла — а ведь ему я доверял больше, чем кому-либо ещё.

Я потянулся ещё глубже, к первобытной части себя, и зачерпнул из тех резервов, к которым лучше было бы не обращаться. Размахнулся яростно, вслепую. Сшибая тварей наземь, пиная их, тесня, тратя слишком много силы на то, чтобы стряхнуть с себя животных, которых на мне даже не было.

В какой-то момент они начали отступать.

Я не остановился и продолжал драться, пока не оттеснил всех тварей, вплоть до самых мелких, а потом с размаху врезал обухом топорика по стеклянной двери.

Он лишь отскочил.

И ещё раз.

— Блядь! — закричал я, как будто мой запал и ярость ругательства могли каким-то образом наделить топорик способностью пробить прочное стекло.

И что бы ему не разбиться вдребезги, как в кино?

Готовая воспользоваться тем, что я отвлёкся, одна из собак поменьше начала сокращать дистанцию. Я замахнулся на неё, заранее зная, что промажу. Она отскочила на полшага.

Я задыхался, но не мог нормально вдохнуть. Воздух был таким грязным, что в нём, казалось, вообще не оставалось кислорода. Голова плыла, я чувствовал, что от отвращения, страха и усталости вот-вот блевану.

Убитых животных было всего ничего. Ранить мне удалось довольно многих, но жажда крови продолжала гнать их вперёд.

Я отступал, пока не оказался в углу, справа от большого шкафа, держа топорик перед собой.

Я весь дрожал, как прежде Доут, и сжимал в руках топорик так же, как он сжимал нож. Но моя левая рука была ранена — на тыльной стороне ладони виднелась глубокая царапина, которую остановил только медальон. Держать ею оружие с достаточной силой я не мог — всего лишь придерживал.

На миг я представил, как эти твари навалятся на меня всей толпой, вторгнутся в моё личное пространство, поползут по мне, будут меня касаться.

Я поперхнулся от отвращения и закашлялся, силясь прочистить горло, истекая кровью из сотни мелких ран и доброго десятка более серьёзных.

Внезапно и неожиданно накатило изнеможение. Я ощутил, что не могу больше держать шею прямо.

Понурив голову и уставившись на участок пола, отделявший меня от животных, я почувствовал, как одинокая слеза катится по моей щеке и щиплет, пробегая по царапинам и укусам.

Я осознал, что нахожусь всего лишь в метре от того места во главе стола, где недавно сидел Доут.

Это конец. Никто не явится на помощь. И даже Роуз, если бы она вдруг объявилась, не смогла бы ничего поделать.

Поз разыграл свою партию, и разыграл неплохо. Это было недальновидно, но хорошо продумано — отвлечь меня в решающие моменты, не дать проникнуть в его замысел.

У меня не было ни малейшего представления, как работает передача собственности. То ли Роуз исчезнет вместе со мной, то ли Поз получит имущество от неё, то ли следующий член семьи унаследует долг, как я наследовал долг Молли, а она бабушкин.

А может, Поз просто рад будет оставить меня тут в виде призрака, чтобы использовать меня, помыкать мной, принуждая какую-то часть меня десятилетиями и веками переживать этот конец снова и снова.

Я поглядел на зверей. Собаки склонили морды к земле, прижав уши, кошки отворачивались, избегая смотреть в глаза.

Переведя взгляд обратно на пол, я едва не улыбнулся.

Быть растерзанным на мелкие кусочки дикими животными. Пожалуй, это далеко не самая худшая смерть из тех, которые мне угрожали. Эта мысль показалась мне по-настоящему забавной.

Вот только в ней не было решительно ничего смешного.

Нужно всего лишь расслабиться. Ослабить бдительность. Перестать сражаться.

Будет больно. Вернее сказать, станет ещё больнее... а потом придёт уготованный мне конец.

Ноги начали подгибаться, спина заскользила вниз по стене, сантиметр за сантиметром.

Я понемногу сдавал позиции. Каждая рана и ссадина на теле настойчиво посылала сигналы в мозг, соперничая с остальными за моё безраздельное внимание.

Соскользнув до половины, я остановился.

Опёрся локтями на колени, опустил оружие.

Топорик всё ещё был у меня в руке.

Джун.

Я медленно моргнул.

Джун умирала точно так же.

В муках.

Без надежды.

Позволив себе расслабиться и уйти в небытие.

Будто в замедленной съемке, мой взгляд переместился на лёд — на следы крови, замёрзшей на окне.

Затем я посмотрел на животных.

Хвосты поджаты, морды вниз. Боятся. Подавлены. Не стали атаковать даже когда я ослабил защиту.

Ах вот оно что.

Выходит, сражаясь, я распространял вокруг себя не только лёд и холод, но и эмоции, которые несла с собой Джун.

Можно сказать, палка о двух концах.

Я не стал вставать, но по крайней мере упёрся ногами в пол, чтобы не сползти ещё ниже.

В каком бы состоянии ни находились животные, маловероятно, что они позволят мне выйти из дома. Возможно, если я сделаю хотя бы шаг из этого угла, они снова примутся рвать меня на части.

Чёрт побери, боль и не думала утихать. Я даже вроде бы чувствовал, как кровь растекается мокрыми пятнами под одеждой. Но когда я посмотрел на ноги, то увидел кровь там, где ничего не ощущал, а места, казавшиеся мокрыми, были сухи.

Поняв источник охватившего меня отчаяния, я обрёл способность избавиться от него.

Я обратился к источнику, который давал мне силы действовать. Роуз. Обещания. Молли. Друзья. Весь остальной мир, как бы абстрактно это ни звучало. И даже моя ебанутая семейка — эта мысль была не то чтобы абстрактной, но сложной для понимания на рациональном уровне.

Чёрт возьми, бывали же передряги и похуже этой, и ведь как-то я из них выбрался, верно? Нельзя обесценивать прошлые победы, капитулируя в нынешней ситуации.

Возможно, это была неправда. Передряги бывали и похуже, но не в этом смысле.

Да. Похуже, но по-другому.

В точку.

Что вновь привело меня к вопросу — что делать дальше?

Позвать юристов?

Ни в коем случае.

Возможно, я бы так и поступил, приди мне эта идея чуть раньше, во время приступа отчаяния, но теперь это было слишком похоже на признание поражения. Всё равно что сдаться.

Я мог обратиться к Шиповнице, поскольку знал, что она следит за мной, но какой в этом смысл? Она ничем не смогла бы помочь.

Можно было бы призвать Орниаса, но это только ухудшит ситуацию в целом.

Выбор был между слабыми вариантами и сильными, но ведущими к катастрофе, и ничего между ними.

Добраться отсюда до Завоевателя, судя по всему, нереально. Стоит выйти из дома, и придётся иметь дело со всеми, кто на улице. С воронами. И тварями покрупнее. Но мне всё равно нужно было туда попасть, причём вовремя. С моим везением меня могли бы вдобавок не пустить в метро, потому что я выглядел как человек, сбежавший с места убийства.

Нет, это слишком. План невыполним. Чересчур много нужно сделать, слишком много проблем решить.

В меня вползало отчаяние, и на сей раз Джун была ни при чём.

Что же делать? Каждый этап по отдельности выглядел выполнимым, но с учётом препятствий, с которыми предстояло встретиться, тяжело было определить необходимые шаги, превратить идею в план действий.

Я увидел, что звери собираются с духом.

— Джун, — позвал я. — Мне нужна твоя помощь. Выходи.

Ничего. Эта способность была у Роуз, а у меня не было.

И в этот момент я почувствовал, что появился проблеск чего-то нового.

Идея. Я слегка поднял голову.

Во-первых, я мыслил в неверном направлении. Нужно мысленно сделать шаг назад. Я понял это, в ту же секунду, как осознал вторую мысль: есть и другие имена, которые я могу назвать.

Технически я могу назвать вообще любое имя, и это создаст связь, пусть и непрочную. А уже со связью можно что-то сделать.

И третья идея была из совершенно иной области: а ведь у меня есть способы мухлевать!

— Фелл, слуга Завоевателя, слуга Лорда Торонто, я призываю тебя, — произнёс я.

Я сдвинул тело и перенёс вес с ноги на ногу, чтобы приподняться.

— Фелл, шестёрка Завоевателя, стрёмный хитрожопый козёл с пушкой, я призываю тебя! — выдал я.

Одна из дворняжек оскалила зубы и зарычала.

— И тебя туда же, собачка, — пожелал ей я. Моё сердце бешено колотилось. Ситуация не становилась проще, но по крайней мере теперь я отдавал себе отчёт в своих страхах. Выход был виден. Мне всего лишь нужно было не умереть прямо сейчас.

— Фелл, сколько можно звать, ты, мальчик на побегушках, мастер путать связи, практик без имени. Иди сюда, твою мать!

Я потянулся к карману и двумя пальцами, чтобы не наклоняться, вытащил бутылочку.

Не положив топорик, нельзя было открыть пробку, а положить топорик я не мог — это лишило бы меня защиты.

Хотя звери были одичавшими и вели себя совершенно ненормально, сообразительности им всё же хватало, и до тех пор, пока они чувствовали присутствие Джун, у меня сохранялось небольшое преимущество.

Всё ещё удерживая бутылочку с краской средним и указательным пальцами — она держалась скорее за счёт силы трения, чем усилием мышц, — я вытянул руку в сторону шкафа, направив горлышко бутылки вперёд.

И взмахнул топориком.

Бутылочка разлетелась вдребезги.

Звери сдвинулись с места. Двинулся и я, выскочив вперёд.

Я пнул ногой крупного пса, достаточно сильно, чтобы тот отлетел в гущу других животных. Множество моих ран взвыли в песне горячей агонии.

Не пользоваться топориком. Не использовать Джун. Повреждённой левой рукой я коснулся смешанных с кровью чернил, оставшихся на лезвии. Несколько капель ещё не успели замёрзнуть.

Я провёл черту поперёк горла, будто перерезав его.

Времени раздумывать и сомневаться не было.

— Джун! — позвал я. Не своим голосом, не голосом Роуз. Голосом Торбёрнов. — Выходи!

И чуть не выпустил топорик из рук, когда она выскочила.

Холод. Волна отчаяния.

Обмороженная женщина в лохмотьях с опущенной головой.

Она выглядела более призрачной, чем в прошлый раз.

Я снова коснулся остатков крови и чернил и размазал их по лезвию, усиливая задуманный мной эффект.

Грёзы заполнили выцарапанный рисунок. Проникли внутрь.

Взглянув на Джун ещё раз, я заметил, что она была уже не настолько призрачной, хотя всё ещё просвечивала. Звери, кажется, слегка её побаивались. Они не смотрели на неё, но приблизиться ко мне не особо стремились.

— Помнишь хижину, Джун? — спросил я.

— Так холодно.

— Да уж. Когда ты разводила огонь, ты думала о еде?

— Хочу есть, — прошептала она.

— Пир, — сказал я. — Ты мечтаешь о пиршестве?

— Хочу есть, — повторила она тем же тоном, что и раньше. — Но в шкафах почти совсем нет еды.

— В шкафах нет еды, потому что... — продолжил я, не сводя глаз с животных.

— В шкафах почти совсем нет еды. Сейчас зима. Добираться до рынка непросто, а охота — дело долгое.

— Охота, — сказал я. — Ты охотилась?

— Мне холодно, — проговорила она.

Снова по заведённому сценарию. Не за что ухватиться, чтобы получить ответ на вопрос.

— Почему охота — это долго? — спросил я.

Мне нужна была зацепка. Связь.

— Зимой все звери спят. Я очень устала.

— Тут холодно, — подтолкнул её я. — Зимой звери спят. Сейчас зима.

Она отозвалась эхом. Повторила мои слова.

— Здесь холодно, — снова сказал я. — Животные в зимней спячке...

Она повторила мои слова, будто напевая.

— Иди по дороге, Джун, — сказал я. — Иди домой.

Она шагнула вперёд, продолжая повторять те же слова. Её поза менялась рывками, показывая моменты, когда она вслух или мысленно произносила соответствующие фразы. Но всё-таки она шла.

— Фелл, — произнёс я, как только её движения стали ритмичными. Температура в комнате стремительно падала. — Я призываю тебя.

Я ощущал связь с Феллом. Потрогав кровь, оставшуюся на лезвии топорика, я обнаружил, что она замёрзла. Я отскрёб пальцами сколько смог и бросил в направлении связи, соединяющей меня с Феллом.

— Иди сюда, Фелл, — повторил я. — Я тебе, блядь, приказываю!

Следуя за Джун по пятам, я продвинулся немного дальше. Животные держались в стороне, заходя с боков, выискивая возможность атаковать.

Холод действовал и на меня, особенно там, где были раны и где клыки оставили дыры в одежде.

Я увидел Доута. Он был в куда худшем состоянии чем я, практически изувечен, и скрючился от нестерпимого холода. Он, наверно, ощущал его в десять раз сильнее.

Но каким бы истощённым он ни был, у меня не хватит сил поднять его.

Я прикоснулся топориком к его лицу и дождался, пока он очнётся и взглянет на меня.

— Ублюдок, — простонал он.

Мне некогда было с этим возиться... и он уже один раз отверг моё предложение помочь. Вынужденно, но отверг. Через несколько секунд я уже не смогу догнать Джун, а выкрикнуть приказ не хватит дыхания. Звери перестанут ходить кругами и набросятся на нас.

Это если они ещё раньше не пересилят страх перед холодом.

— Смотри, — приказал я. Воздействуя холодом лезвия, я заставил его повернуть голову, потом прикоснулся к его макушке. — Держи голову прямо. Смотри на своих животных.

Я увидел, как он открыл глаза. Один глаз едва мог видеть, распухший из-за надорванного века.

— Они уходят, — продолжил я. — Следуй за ними.

— Но... — он повернул голову вниз, на зверей, которые окружали нас.

Я снова приподнял лезвием его подбородок. Он повернулся в сторону Джун и посмотрел на животных, которые в смятении отступали перед ней.

— Они уходят, — повторил я. — Давай, пойдём.

Я протянул ему рукоятку топорика, чтобы он мог за неё ухватиться.

— Они уходят, — снова сказал я. — Скорее.

Нужно поторопиться, потому что если не поторопимся, эти твари до нас доберутся.

— Ублюдок, — прошептал он,

Но всё-таки ухватился за рукоять. Я рывком поднял его на ноги.

Он оказался даже легче, чем я думал.

И ещё хуже держался на ногах. Он споткнулся, и я толкнул его локтем левой руки, чтобы он в меня не врезался.

Я не любил чужих прикосновений. Особенно прикосновений тех, кому не доверял. Но тут деваться было некуда.

Я сделал полшага в сторону Джун. Лишившись опоры в виде моей руки, он едва не свалился и обрёл равновесие только когда вновь опёрся на руку. Я шагнул снова, молясь, чтобы он не упал. У меня не хватит сил поднять его во второй раз.

Но он поймал ритм шага, и теперь моя рука требовалась ему не для опоры, а только чтобы не сбиться с дороги.

Чуть не забыл, со всей этой суматохой.

Я сменил руки, поддерживая его той, в которой был топорик, и потянулся к столу, стараясь при этом не уронить свою ношу.

Мизинцем я подцепил узлы бечёвки, которой была перевязана «Кровь чёрного агнца».

Наполовину слепой, истерзанный, Доут шагал следом за Джун и своими животными.

— Следуй по дороге, Джун, — выдавил я. Это было легче сделать без необходимости удерживать вес взрослого мужчины, пускай и настолько истощённого.

Она отклонилась влево, ко входу в другую комнату.

— Тебе нужна дверь хижины, Джун, — настаивал я.

Она помедлила, отыскала взглядом входную дверь и направилась к ней.

Мы выбрались на улицу. Животные тут же разбежались по сторонам.

От Джун исходил пронизывающий холод. Моё дыхание мгновенно превращалось в иней, оседавший вокруг носа и губ. Я почти ничего не чувствовал, но при таком количестве ран это было почти что счастьем.

— Давай же, Фелл, — проговорил я.

Воздух наполнился птицами. Теперь они не шпионили для Поза, просто летали туда-сюда. Непредсказуемая крылатая буря.

На середину улицы не спеша вышло что-то более крупное.

Ну и жуть.

Олень с большими ветвистыми рогами, десяток отростков которых были готовы пронзить мне сердце или любой другой орган. Целая корона из угрожающих заострённых концов. И непохоже было, что он собирается их использовать для защиты.

Его морда была перемазана кровью. Из пасти свисали обрывки плоти и шкуры.

— Что за хрень случилась с нашим Бемби? — пробормотал я.

— Он прекрасен, — произнёс Доут. — Величествен. Тиран и деспот. Один из трёх моих любимчиков.

— Тебе нужно в психбольницу, — сказал ему я. — Хочу немного прояснить: мне кажется, ты больше не годишься для жизни в нормальном обществе.

— Прекрасный. Благородный, — рассеянно бормотал Доут.

Я мог попытаться убежать только бросив Доута, а совладать с полутора центнерами мышц, превосходивших меня по скорости, силе и вооружению, было свыше моих сил.

— Фелл, — проговорил я голосом Торбёрнов, — давай, пошевеливайся.

Олень сдвинулся с места. Приоткрыл рот, оскалился, склонил голову. Направил рога на меня и Доута.

Нет, это не брачные игры. И не самозащита. Он просто хочет убить нас своими ебучими рогами, потому что, блядь, почему бы и нет.

— Джун, — сказал я, — держись левее.

Она свернула в сторону оленя. Ему, кажется, было наплевать.

Его копыто взрывало ледяную корку.

Готовится напасть.

Если бы до этого дошло, я был готов вытолкнуть перед собой Доута. Но непохоже было, что это хоть что-то даст.

— Джун, — сказал я, — вспомни последние минуты. Когда боли уже не было. Когда ты погружалась в самый глубокий из своих снов.

Она мигнула, а в следующий момент уже лежала на земле, свернувшись калачиком и закутавшись в одеяло.

— Глубокий сон, — повторил я.

Она снова мигнула, а потом исчезла.

О нет.

Топорик слабо, едва ощутимо дёрнулся.

Ледяное дыхание всё ещё кружилось вокруг меня, но его влияние слабело с каждой секундой.

Не на такое я рассчитывал. Она прочувствовала свою смерть так полно, что снова отчасти умерла.

И всё-таки это было не напрасно. Олень споткнулся, затряс головой.

Я отпустил Доута, позволяя ему упасть. Быстро, насколько мог, зашагал к оленю.

Зверь уже начинал приходить в себя. Я побежал. Укушенную ногу свело, я запнулся, заскользил...

Олень почти оправился.

Я восстановил равновесие и преодолел последнюю пару метров, когда острия рогов уже повернулись на меня.

Я отбил их книгой, висящей у меня на руке, и столкновение едва не вышибло из меня дух. Знаю, использовать для этого книгу было глупо, но лучше случайно освободить беса, чем погибнуть. Уж в этом-то я был уверен.

Мне удалось задержать зверя всего на секунду. Миг, и он сдаст назад, ударит меня копытами, собьёт с ног или просто ещё раз ткнёт рогами, на сей раз успешно.

Я вонзил топорик ему в шею. Лезвие проскрежетало по кости.

Олень повалился наземь, будто марионетка с обрезанными верёвочками.

— Нет! — завопил Доут. — Нет! Нет!

Он приближался ко мне, по большей части ползком.

Я слегка отступил. Стало немного теплее — уже не «адски холодно», а лишь «всё ещё чертовски холодно».

Прочие животные тоже начали приближаться.

Это были не только те звери, которым удалось проникнуть в дом. Здесь была каждая чёртова тварь со всей округи.

Доут, рыдая в три ручья, добрался до оленя и обнял труп.

Моя рука пульсировала болью в том месте, куда пришёлся удар рогов. От бега и многочисленных ран нога болела.

Болело вообще всё.

Защита, которую обеспечивал призрак, больше не действовала.

Я посмотрел вокруг, на зверей, которые стояли на сугробах и за машинами, переступали с места на место.

В соседних домах горел свет, но все шторы были плотно задёрнуты...

А, нет. Кое-кто за мной наблюдал. Мальчик. Глаза как два пятака.

Судя по выражению шока на его лице, он видел, как я убил оленя. Я огляделся, пытаясь представить, как он воспринимает всю эту сцену.

Ого. Так вот почему он так взволнован. В тени между двумя домами прятался медведь. Не особо заметный, но он точно там был.

— Фелл, — повторил я. — Фелл, Фелл, Фелл, Фелл...

В дальнем конце улицы вспыхнул свет фар.

— Фелл, Фелл, Фелл...

Машина подъехала. Остановилась.

Дверь открылась.

Фелл выбрался наружу, озираясь по сторонам. Я заметил, что он разбросал вокруг себя пригоршню песка.

Он вытащил пистолет, направил его на меня. И замер.

— Добро пожаловать на район, — поздоровался я.

— Я бы пристрелил тебя прямо тут, но ты выглядишь настолько паршиво, что можно обойтись и без пули.

— Спасибо, что приехал, — сказал я.

— Во многих кругах — продолжал Фелл, — вызвать практика подобным образом считается дурными манерами, несовместимыми с жизнью.

— Принято к сведению, — ответил я, не сводя глаз с подкрадывающихся зверей. — Я в этом деле новичок, но постараюсь запомнить.

Он продолжал целиться в меня из пистолета.

— Бес при мне, — добавил я.

— Ты в курсе, на что это похоже? Когда кто-то подобным образом тебя вызывает?

— Не особо.

Из переулка показался медведь.

— Как будто кто-то дёргает за самую твою суть. Не сильно, но дёргает.

— А ты не можешь разорвать связь, потому что твой хозяин приказал помогать мне.

— А также не могу использовать её против тебя. Но если ты считаешь меня его рабом, ты делаешь очень опасное предположение.

— Рабом, слугой, правой рукой, или кем там ещё, — ответил я вполголоса. — Я знаю только, что истекаю кровью, что мне нужно добраться к Завоевателю, а ему нужен этот бес. Не в курсе, который час, но...

— Десять двадцать.

А я-то думал, что уже почти полночь.

— Пол-одиннадцатого, а он хочет получить беса до полуночи. Подвези меня, и мы оба сможем с удовольствием провести остаток вечера. Поедешь домой... может посмотришь телевизор, не знаю. А я обработаю свои раны и буду готовиться к завтрашнему дню.

— Не моя забота.

— Но ты сможешь сделать больше, чем предполагают твои обязанности, — возразил я. — Завоеватель не оставит без внимания...

— Такая манипуляция слишком примитивна даже для твоего уровня.

— Справедливо, — сказал я хрипло.

Тем временем животные приблизились на опасное расстояние. Если он сейчас вернётся в машину, я окажусь в безвыходном положении.

— Я собираюсь доставить тебя к Завоевателю, — сказал Фелл. — Но тебе стоит кое-что уяснить. Одну мелочь. Ты злоупотребил моим именем, и я оставляю за собой право мести, когда закончим текущие дела.

Я кивнул. Сил говорить не было.

— Пойдём.

— И его тоже, — сказал я, указав топориком на Доута.

— Его?

— Если его оставить тут, ему конец.

Фелл посмотрел на израненного мужчину.

— Забирать его мы не будем, но обеспечим его безопасность.

Фелл приблизился к Доуту. Я наблюдал.

— Урод! — стонал Доут, всхлипывая. — Козлы! Ублюдки!

Фелл стал разбрасывать вокруг него песок.

— Ой! Пошёл нахер! Мои глаза! Нахер пошёл, вшивый ты хер!

Фелл развернулся, прошёл мимо меня и залез в машину.

Я заторопился следом.

— С ним всё будет в порядке? — спросил я.

— Будет, — подтвердил Фелл. Он прикоснулся пальцем к экрану смартфона, закреплённого на приборной панели. — Автомобиль. Позвони девять-один-один.

— Бес не даёт экстренным службам подъехать, — предупредил я.

— Хватит болтать, — оборвал Фелл. — Всё, что ты можешь сказать — если это не касается дьяволизма — либо мне и так уже известно, либо ни в малейшей степени не интересует. Я специализируюсь именно на таких вещах. Делаю уборку и забочусь о деталях.

На том конце линии подняли трубку.

— Экстренная служба Торонто. По какому поводу вы звоните?

* * *

На пути к логову Завоевателя Фелл не проронил ни слова. Это в каком-то смысле было даже хорошо. Я смог немного отдохнуть, закрыв глаза.

Фелл первым прошёл сквозь парадные двери. Я прижимал книгу к животу, отчасти ради безопасности, отчасти чтобы остановить продолжавшееся кровотечение.

— Я подвергаю себя опасности? — спросил я. — Кровь течёт прямо на ковёр. Он сможет использовать её против меня?

— Эта кровь не отдана по доброй воле. Может ли он её забрать? Да, может. Но если бы он захотел, то сделал бы это и без твоего согласия.

— Понятно, — кивнул я.

Мы поднялись на второй этаж. Отделка была другой, не той, что в прошлый раз, хотя и продолжала ту же тему. Башня была белой, будто вырезанной из единой кости невероятных размеров. Этажи чередовались — один открытый, опирающийся на колонны, другой полностью закрытый.

Находившийся на верхнем этаже Завоеватель принял промежуточную форму — наполовину человек, наполовину чудовище.

На его ладони, уложив конечности на растопыренные пальцы, сидел зелёный краб. У его ног теперь были трое рабов. Роуз среди них не было.

Я бросил книгу на землю между нами.

Нужно будет её как-нибудь вернуть назад.

Хотя сейчас и не время об этом задумываться.

— Хм, — сказал Завоеватель, — ты выглядишь потрёпанным, дьяволист.

— Верно, — признал я.

— А ведь с этим заданием можно было справиться гораздо более изящно.

— Но не тогда, когда задание исходит от вас, — возразил я. — Я выполнил его в точности так, как требовалось, и в духе Блейка Торбёрна. Разве вам не нравятся раздор и хаос?

— Ни первое, ни второе меня не волнует. Я воплощение Завоевания, это совершенно другое. Ты ни в малейшей степени не расширил мои владения.

Он что, жалуется? Может быть, он утратил какую-то часть силы?

— Понимаю, Лорд Торонто, — сказал я, слегка склонив голову. — В будущем я постараюсь иметь в виду ваши интересы.

Подняв голову, я увидел, что он смотрит прямо на меня. Сквозь меня.

Может, я оказался не настолько хитрым, как рассчитывал? Блин. Слишком я устал и изранен.

— Можешь удалиться, — сказал он. — Жду тебя завтра незадолго до полуночи.

Всего-то навсего. Ни спасибо, ни пожалуйста.

Вот ведь гандон!

— Мне нужно знать, как связаться с Рыцарями, — возразил я. — Чтобы разузнать насчёт Гиены.

Завоеватель подал знак Феллу, который протянул мне клочок бумаги.

— И ещё астролог, — продолжил я.

— Зачем она тебе? — спросил Фелл.

И охота ему всё усложнять?

— В ближайшие два дня мне предстоит иметь дело с абстрактной сущностью. Думаю, астролог сможет оказаться полезной.

Да кто угодно был бы полезен, учитывая, насколько мало я осведомлён и насколько немногим располагаю.

— Всё равно не вижу смысла, — возразил Фелл.

— Отложи это до поры до времени, — велел мне Завоеватель.

Блядь.

Я медленно кивнул.

— Я сказал, что ты можешь удалиться. — проговорил Завоеватель. — Если же ты желаешь провести с нами вечер, то мы могли бы устроить пытки, о которых я упоминал накануне.

— Ещё одно, — поспешно сказал я. — Одна просьба, Лорд Торонто. Она... имеет непосредственное отношение к моей возможности справиться с этими заданиями.

— Что за просьба?

— Роуз. Вы держите её на цепи?

— Верно.

— Не могли бы вы призвать её сюда? Аккуратно? Я... немного беспокоюсь за неё.

— Я не склонен откликаться на просьбы подчинённых.

— Даже если эти просьбы в ваших интересах? — спросил я. И опустился на одно колено, закряхтев от боли в открывшихся ранах. — Прошу вас, Лорд Торонто. Прошу, зная, что вы один из немногих, кто может это сделать для меня, зная, что это делает меня вашим должником.

Он помедлил, размышляя. Я не шевелился. Стоял коленопреклонённый, опустив голову, страдая от боли во всём теле.

— Дьяволист, — произнёс он.

Я поднял взгляд.

Роуз болталась на цепи.

Без сознания.

— Она спит, — заметил Фелл.

— Что с ней случилось? — спросил я.

— Твои предыдущие опасения развеяны, — заговорил Завоеватель. — У тебя могут возникнуть новые, но я не намерен снисходить до того, чтобы отвечать на все, какие будут. Похоже, с завтрашним заданием тебе придётся справляться без её помощи.

— Что с ней не так? — спросил я, на этот раз обращаясь к Феллу.

Он слегка улыбнулся.

— Считай моё молчание достойной платой за твой призыв. Возможно, ещё и за кровь на обивке машины.

— Думаю, вдобавок и за блох, — ответил я. — И за вшей.

Я заметил, как его покоробило.

— Ты не делаешь своё положение лучше, дьяволист.

Всё ещё склонив колено, я молча смотрел на всех троих. Завоевателя, Фелла и Роуз.

Никто не проронил ни слова. Кажется, они чего-то от меня ожидали.

— Благодарю вас, Лорд Торонто, за то, что вы доставили сюда Роуз, — наконец произнёс я. Непохоже было, что Завоеватель из числа тех, кого гнетёт молчание. Говоря словами Поза, бессмертие учит быть терпеливым.

— Твоё присутствие начинает утомлять, дьяволист. Твоя вонь — вдвойне. Отправляйся, покуда я не вышел из себя.

Я встал.

— Лорд, — добавил я, — что касается доставленного мною беса...

— Если я недостаточно ясно выразился, мы можем вернуться к теме пыток.

— ...вы не планируете передать его кому-то ещё?

— Я не склонен легко расставаться с тем, что оказалось в моей власти.

Я кивнул и повернулся к выходу.

Ещё одно условие контракта было выполнено. Я принял меры к тому, чтобы Завоеватель удержал Поза при себе.

Испытывая боль, усталость, беспокойство, а в наибольшей степени бешенство, я вернулся в реальный мир.

Несколько переживая из-за того, что я не могу спросить совета Роуз, как быть дальше. Что ж, по крайней мере, я выполнил первый важный пункт её плана. Свёл в одном месте Поза и Завоевателя.

К добру или к худу.