Пакт (джен)

«Поздравляю, Блэйк Торбёрн. Ты успешно откатился назад на два-три миллиона лет. Теперь ты обезьяна и прячешься на дереве от страшных тварей».

— Дэй! Это же у тебя должно было оторвать руку! Это ты умерла, а не я!

«Да заткнись ты уже нахрен».

— Господи, мои ноги!

Ещё одна волна боли. Иллюзорной боли, но она сшибла бы меня с дерева, если бы я изо всех сил не вцепился в ветку руками.

Той здоровенной твари внизу призрак, судя по всему, нравился не больше, чем мне. Мне показалось, это была не особо злобная тварь. Но и не добрая. Просто тварь.

Существо принялось вслепую молотить воздух мощными лапами. У призрака не хватало ума убраться с дороги, но Иной в любом случае не мог ему навредить.

Никакого проку. Лишь секундное отвлечение для слепого Иного, для меня же — ещё один повод для паники, особенно когда одна из огромных когтистых лап почти попала по дереву, на котором я сидел.

Создание продолжало буйствовать. Боль сводила его с ума, не давая успокоиться и прийти в себя.

Я не мог подобрать ему подходящего названия. Йети, тролль, а может, огр? Оно было большим, сильным, чем-то средним между человеком и животным. В книгах было написано, что самые глупые и свирепые Иные ещё в древние времена были порабощены или убиты, — но этого, пожалуй, нельзя было назвать ни живым, ни свободным.

Не приходилось сомневаться, что Гиена уже направляется к нам. Если, конечно, призрак мальчишки не повторял заученные слова.

— Дэй! Господи, Дэй! О господи!

Огромная тварь прыгнула. Её плечо вскользь ударило по стволу дерева, и оно слегка покачнулось. Раздался негромкий треск. Лёд хрустнул или древесина?

— Пожалуйста, Дэй, очнись! — звал призрак.

Сколько у него ещё в запасе фраз?

Судя по всему, этот мистер Кровавые Ноги попал в аварию где-то неподалёку. Ему перебило ноги, а его подруга, жена или сестра умирала на пассажирском сиденье.

Стоило ли попытаться с ним договориться?

Не стоит, решил я.

Наверно, если бы у меня было время с ним пообщаться, мне удалось бы хоть что-нибудь сделать.

Но я не мог рисковать — звуки могли выдать огроподобной твари моё местоположение. Я не был уверен, что дробовик против неё поможет, а промах или безрезультатный выстрел наверняка привёл бы к моей смерти.

К тому же я подозревал, что все заготовленные средства лучше будет приберечь для Гиены.

Что ж, я был наполовину покрыт грёзами. Чего-нибудь это да стоило. Спрятаться от взгляда Иных это не очень помогло, но они наверняка следили за мной с помощью каких-то других органов чувств.

Может быть, я что-то не учёл? Поскольку я был человеком, я думал только о человеческих способах маскировки. А грёзы, в свою очередь, именно это и воспроизводили...

Ну хорошо. Очень медленно и осторожно перемещаясь на ветке, я провёл ладонями вдоль рук, по лицу и по макушке. Поднял одну ногу, чтобы пройтись по грёзам на штанине.

Там, где я изменял грёзы, появились медные отблески, тени приобрели глубину.

Я не имел ни малейшего представления, даст ли это какой-то эффект.

Я свистнул, негромко, очень осторожно.

Огромная тварь развернулась ко мне и замахнулась лапой.

Едва слышный свист вернулся эхом, отразившись от растущих неподалёку деревьев.

Тварь крутанулась в одну сторону, затем в другую.

Этот трюк не сбил бы с толку никого из тех, кто был способен мыслить здраво. Поддельные отзвуки были слишком слабыми, а мой собственный свист — слишком отчётливым. Но это создание не обладало ясным рассудком. Оно просто реагировало на раздражители, слепо бросаясь на источники шума.

— Шины визжат, — произнёс призрак, не двигая губами. Мысли вслух?

Он всё еще торчал прямо подо мной. Настоящей проблемой был он.

На подходе были и другие твари, привлечённые голосом призрака и буйством гигантского огра.

Впрочем, пока что их не было видно — а это значит, у меня ещё оставалась в запасе минута.

Стоило ли попытаться вразумить этого запутавшегося призрака? Или лучше попробовать другой подход?

Времени оставалось мало.

— Ты убил Дэй, — сказал я.

Мой шёпот эхом разносился по округе. Здоровенная тварь сопела и пыхтела, размахивая лапами в воздухе, и понемногу удалялась от меня.

— Дэй! О нет!

— Ты облажался, — сказал я, добавив ноту ярости в голос. — Дэй мертва!

— Дэй, пожалуйста! Моя рука, невозможно терпеть такую боль!

— Зачем ты разговариваешь с самим собой? Тебя никто не слышит. Дэй мертва.

Призрак на мгновение смолк.

В наступившей тишине я заметил в просветах между деревьями приближение новых призраков. Некоторые что-то бормотали себе под нос.

— Моя рука. Она слишком сильно болит. Сильнее, чем всё остальное. Чёрт побери, это ты во всём виновата, Дэй!

Чем громче он вопил, тем больше местных обитателей направлялись в нашу сторону.

Я попытался придумать что-нибудь простое. Мне требовалось сломать этот шаблон, и для этого мне нужно было… что?

Заставить его вернуться к обычному шаблону?

— Твоя рука не должна так сильно болеть, и тебя самого здесь быть не должно, — сказал я. — Думай. Где ты должен быть?

— Я… в машине.

— Тут нет машины.

— Я… я в ловушке. Мои ноги сломаны. Никто не придёт.

Когда он заговорил про ноги, из него выплеснулась волна боли. Гигант замахал лапами, но его отвлекли новые звуки.

— Ты попал в аварию, — сказал я. — Что ты намерен делать?

Надо подтолкнуть его, заставить двигаться дальше по привычному сценарию.

— Я… я хочу достать телефон, позвать на помощь. Но телефона нет там, где он должен быть. Дэй мертва. Господи. Рука болит. За что мне это?

Может, мне показалось, но он стал вроде чуть более прозрачным, чем раньше.

Он разваливался на части. При каждом упоминании о ногах он укреплял отпечаток, оставленный им в мире. Но разговор о руке рождал диссонанс, и это каким-то образом подтачивало стабильность его существования.

Вопрос в том, насколько велики его нетерпение и ярость. Вынудят ли они его преследовать меня, забыв всё остальное, или я смогу вернуть его к исходной точке, используя впечатанное в него желание спастись?

— Ты не можешь достать телефон. Что будешь делать дальше?

— Моя рука! Больно!

Он разваливался на части, и это было неплохо. Но процесс шёл слишком медленно, а у меня оставалось всего полминуты, самое большее минута.

— Что дальше? — ещё раз спросил я.

— Надо выбраться, отойти подальше, машина может взорваться. Надо вставать и уходить.

Не то чтобы машины и в самом деле часто взрываются, но так было в рассказе мистера Кровавые Ноги. В том отпечатке, который он оставил.

— Так поторопись же, — сказал я.

Я увидел, как его образ исказился и начал распадаться. Воспроизведение сцены засбоило на каком-то базовом уровне. Последовательность была нарушена.

— Поторопись, — повторил я.

Эхо повторило звуки моего голоса. Гигантский Иной врезал по дереву, отразившему звук.

Плохо дело. Это привлечёт новых призраков. Похоже, снявши голову, я отморозил уши, или как там говорят, когда, решив одну проблему, создаёшь другую, ещё большую?

Если я не могу справиться с двумя Иными, что я буду делать с четырьмя? А с десятью?

Он запинался, но сценарий пошёл по новому кругу.

— Быстрее, — прошипел я, пытаясь как-нибудь его ускорить. Если он в достаточной степени развалился, я смогу от него ускользнуть. Но я не мог спрыгнуть вниз, пока он оставался под деревом, иначе он схватил бы меня или ударил своим воздействием в полную силу.

Он заговорил снова, чуть более отчётливо. Теперь я мог его расслышать.

— Я справлюсь, надо только поднажать как следует, выскользнуть на волю… — перемотка. — О, моя рука, её нет…

— Постарайся, — сказал я.

— Где моя рука?

— Постарайся получше, — повторил я.

Времени почти не оставалось. Иные были уже совсем рядом, пробирались сквозь те самые перепутанные ветки, что недавно замедлили моё продвижение. Издаваемый ими шум нисколько их не заботил. Это были не призраки. Мужчины и женщины, одетые в белое, лица безвольные и побледневшие от боли; их одежды были испачканы красным возле прорех, где острые лезвия пробили ткань и плоть под ней. Достаточно сообразительные, чтобы реагировать на шум. Возможно, достаточно сообразительные, чтобы начать искать меня и найти.

Призрак возобновил усилия, повторяя сцену. Его движения были дёргаными. Однако в этот раз он просто пропускал моменты, когда пытался выбраться из машины с помощью единственной руки.

Он завизжал в агонии, согнулся или опёрся на что-то, чего в данный момент перед ним не было, и кровь хлынула из него, заливая окружающий снег. Его ноги разрывало на части, и такое же сильное кровотечение открылось из раны на месте оторванной руки.

Я ощущал в своих ногах ту же самую боль. Каждый раз, когда я чувствовал его силу, мне казалось, что колени разбиты вдребезги. Теперь-то я знал, каково это — пытаться вытащить из тисков раздробленные конечности.

Перед глазами всё плыло. Болело так, что я едва не выпустил ветку.

Я услышал рычание, отозвавшееся эхом.

Гиена.

О нет.

Судорожно вдыхая воздух между приступами боли, будто выныривая на поверхность, я слышал, как тот же звук доносится с разных сторон. Эхо моего дыхания.

Я увидел, как призрак на секунду замирает перед заходом на новый круг. Осколки кости исчезли, затем снова пронзили кожу вокруг коленей. Он завопил.

Я ощущал эти раны на собственных коленях. Боль была воображаемой, не настоящей, никаких повреждений не было, но я всё равно её ощущал и тоже вопил, приглушив звук насколько мог. Голова шла кругом, и я закрыл глаза, чтобы не вытошнить остатки обеда.

Адреналин бушевал в теле. Опять-таки не настоящий, воображаемый, но дающий силу, вызванную отчаянием при неизбежной встрече с лицом к лицу с неотвратимым ужасом.

Моё сознание верило: чтобы спастись в отчаянной попытке освободиться, мне необходимо разрушить собственное тело. И это было поистине ужасно.

Призрак вывернулся, перевалился через какой-то невидимый барьер и рухнул бесформенной кучей, излучая агонию.

Пятна крови из предыдущей сцены исчезали, чтобы уступить место новым.

Он не двигался, но я не был уверен, что он останется в той же позе, если я спрыгну на землю. Подвергать риску собственную способность двигаться было недопустимо.

— Ты освободился, — сказал я. — Что дальше?

— У меня… у меня получилось! — проговорил он, не вставая. — Моя рука! У меня должна быть рука. Дэй! Дэй, ты слышишь меня?

Он почти истаял, голос был едва слышен.

— Что дальше? — повторил я. — Она не отвечает. Не может ответить.

Звук моего настоящего голоса привлёк внимание бледных Иных, которые повернулись в мою сторону.

Я не очень понял, кем они были, но они передвигались группой — седые, с бледной кожей, одетые во всё белое. Их рваные раны, нанесённые Гиеной, сочились кровью.

Они вызывали у меня нехорошее ощущение. Из всех Иных, страдающих от боли, эти были подозрительно тихими, как будто их боль была помещена в какой-то сосуд. Холодные, непохожие на других Иных, они шли торжественным шагом, и они нравились мне меньше, чем всё остальное, что я здесь видел.

Теперь они направлялись в мою сторону.

— Ты выбрался из машины, Дэй тебя не слышит. Что собираешься делать?

Задавая последний вопрос, я не смог сдержать отчаяние в голосе.

Возможно, именно на него он и обратил внимание.

— Буду ждать возле машины.

— Машины тут нет! — сказал я.

Он просто взял и исчез.

Трудно сказать, стало ли это последней соломинкой, которая его разрушила, или он просто перенёсся на место аварии, но под деревом его больше не было.

Я спустился вниз. Наполовину спрыгнул, наполовину просто свалился.

Снег заскрипел подо мной, а мои «израненные» колени не сумели удержать вес. Я упал, и снег опять заскрипел под моим весом. Звук эхом разнёсся по округе.

Здоровяк и ещё два призрака отреагировали на эхо, но бледные Иные оказались не настолько тупыми. Они двигались ко мне с тихой настойчивостью, настолько не обращая внимания на загораживающие дорогу ветви, что те скребли их по лицам и даже вонзались им в грудные клетки и животы. Но ветви одна за другой ломались, и существа продолжали путь.

После того как Кровавые Ноги исчез, фантомная боль в коленях начала быстро проходить. Я поднялся на ноги, оценил опасность и направился к ближайшему просвету между деревьями, туда, куда побежал призрачный мальчик.

Фальшивый адреналин тоже выветрился, и я заставил себя идти медленнее, чтобы снова рассчитать, откуда и куда я направляюсь и что предстоит теперь сделать.

Там и сям виднелись обломанные ветви. Если бы я продолжал оставаться в блаженном неведении относительно Иных и не видел их своими глазами, я бы решил, что непрочные сучья просто сломались под тяжестью льда и снега.

Теперь же я понимал, что это тоже были своего рода раны. Здесь проходило что-то большое, и своим весом оно ломало здоровые ветви, отбрасывало их в стороны. Свободная от препятствий прогалина была как раз тем путём, по которому оно перемещалось.

По мере моего продвижения за мной увязывались всё новые и новые твари.

Мне стоило бы поменьше шуметь, но…

Издаваемый мною шум я сам же и умножал.

Как бы мне ни хотелось продолжать идти, я заставил себя притормозить, чтобы изменить грёзы.

Каким образом они меня находят?

Слишком много неизвестных факторов.

Вместо того чтобы подробно их разбирать, я решил сосредоточиться на более простой идее.

Изоляция.

Удержать тепло, звуки, запахи.

Абстрактная идея. А этот гоблин, Гиена, судя по всему, был очень приземлённым существом. Взаимодействовал с миром напрямую, разрывая, кусая, оставляя за собой разрушения и боль. Мне нужно было пойти против его естества, а значит, требовался не настолько прямой путь.

Проще говоря, чёрта с два я буду сражаться с ним на его поле и его же оружием.

Я снова пустился в дорогу.

На этот раз тише.

За деревьями я разглядел ручей. Не шире трёх метров, он был по большей части покрыт льдом.

У воды сидела кучка призраков. Похоже, члены одной семьи — вероятно, бездомные. Все кроме младшего ребёнка были измождённые, распухшие и насквозь мокрые. У всех виднелись раны, оставленные Гиеной.

Я обошёл их по широкой дуге. Они не обратили на меня внимания — просто сидели, содрогаясь и периодически вскрикивая от боли.

Подойдя к ручью, я увидел ещё одного призрака. Того самого мальчика в капюшоне.

— У меня вода в ботинках, — сказал он с тем странным выражением, с каким говорят призраки. Выражая те же чувства, которые испытывали в момент смерти. — Носки промокли.

Я повнимательнее рассмотрел его одежду. Куртка с капюшоном не была предназначена для холодного времени года. На ногах что-то вроде резиновых полусапожек. Вроде даже утеплённых, но не настолько, чтобы ходить по снегу.

Когда он умер? Осенью?

— Что, вода холодная? — спросил я.

Он заговорил, но будто бы обращаясь к самому себе.

— Ноги замёрзли, но всё равно надо бежать. Придётся. Если буду бежать и прятаться, кто-нибудь меня отыщет, и тогда я попаду домой.

Сказав это, он пустился в путь. Снег под его ногами не хрустел. Слышно было только хлюпанье мокрых носков в ботинках.

Я поглядел на семейку призраков. Слишком много их собралось в одном месте. Интересно, сколько из них сопровождали Гиену от его логова?

Может быть, это гоблин подстроил все эти смерти? Напугал водителя, отправив машину в кювет? Загнал семью бездомных в воду?

Что-то такое сделал с этим мальчишкой?

Мне и без того не очень хотелось выходить на лёд, а эти мысли заставили и вовсе отказаться от подобной идеи.

Рисковать не стоило. Раз эта тварь была настолько коварной, то вполне возможно, что она была способна и на более изобретательные трюки.

Я отправился вдоль берега ручья.

Впереди у берега сидел ещё один призрак. Штаны спущены, лица не разглядеть. Чтобы сохранить равновесие, он держался руками за ближайшие ветки. Из него извергался бесконечный поток дерьма, перемешанного с кровью. Спина была крест-накрест разорвана, виднелись следы когтей, окровавленная плоть, осколки рёбер и позвонков.

Похоже, у него и так был не лучший день, когда Гиена явилась, чтобы растерзать его призрака.

Я оставил его позади, но ещё долго слышал периодическое кряхтение.

— Извини, призрак, — пробормотал я. — Если бы не дела и все прочие обстоятельства, я бы, может, вернулся, чтобы тебя упокоить.

Алексис здорово помогла мне в сложный период жизни. Пожалуй, самый сложный до того момента, как я унаследовал дом. Мне казалось, что даже призрак, даже эхо чьих-то эмоций заслуживает того же. Конечно, он не настоящий, просто плохая запись на бесконечном повторе. Ничего по-настоящему живого за этой сценой не стояло.

Но я всё равно чувствовал необходимость что-нибудь сделать.

Я направился вверх по склону, усеянному большими камнями, торчащими из земли.

Я подумал, что Гиена вполне может сейчас внезапно выскочить и столкнуть на меня один из этих камней. Или отбросить меня метра на три вправо, чтобы я ударился об лёд и провалился в обжигающе холодную воду. Или устроить ещё что-нибудь. Каждую секунду подъёма мне грозила опасность. Однако поворачивать я не собирался.

Погибнуть от лап гоблина, который неизбежно выйдет на мой след и настигнет, чтобы потом осквернить мой труп и разорвать мой призрак…

Я тщательно выбирал путь, следя, чтобы не наступить ногой на обледеневший участок или не схватиться за особенно непрочную кочку.

Целиком поглощенный выбором направления и мыслями о гадящем призраке, я оказался совершенно не готов к тому, что ждало меня на вершине склона.

Там меня ждал мальчик. Он смотрел в мою сторону, но будто сквозь меня. Стоя ниже по склону, я сумел разглядеть под капюшоном его лицо.

Большие глаза с огромными чёрными кругами под ними, тонкий рот, волосы, облепившие вспотевший лоб. Руки в карманах.

Исследуя окрестности, он посмотрел в одну сторону, потом в другую.

— Мы с тобой уже который раз сталкиваемся, — заметил я. — Это потому, что ты выбираешь удобные пути, или потому, что сам хочешь на меня натыкаться?

— Рабы пели песни, — сказал он. Голос был высокий, детский.

— Что?

— …Тайный способ передать весть.

— Что, правда? — спросил я, не особо рассчитывая на ответ. Поднялся на вершину склона и обошёл мальчика по кругу. В этом месте призраков было немного. Но, опять же, большая часть призраков появилась, когда начался шум, а сейчас я, получается, косвенно выбрал путь, наиболее свободный от них.

Это было по-своему логично. Ручей не давал Иным с противоположного берега добраться до нас. Естественно, на нашем берегу призраков в результате было не так много.

Может, использовать это место в качестве поля битвы? Если соорудить здесь ловушку…

— Следуй по водам, — сказал мальчик, слегка растягивая слова.

— Чего?

— Следуй по водам, чадо, — сказал он, меняя интонацию. — Следуй по водам.

Он что, поёт, что ли? Это звучало как что-то среднее между шёпотом и пением.

— Воды, воды, воды исхода… — бормотал он.

Мне почудились отзвуки хора. Может, это было обычное эхо, но в нём слышались разные ноты, какие-то переливы. Что-то было больше похоже на пение, что-то на шёпот.

— Должен сказать, — заметил я, — ты невероятно здорово наводишь на меня жуть. Если устроить конкурс призраков, ты бы занял на нём призовое место.

Он повернулся ко мне спиной и поскакал с камня на камень через ручей, который в этом месте превращался в замёрзший водопад.

Мгновением позже он снова запрыгал, на этот раз в обратном направлении.

И так раз пять-шесть туда и обратно. Изображение временами на миг исчезало.

Когда эта сцена закончилась, он снова возник передо мной, по-прежнему внимательно оглядываясь по сторонам.

— Непохож ты на обычного призрака, — сказал я.

У меня появилось очень нехорошее давящее ощущение. Предчувствие неизбежной беды.

В чём дело? Меня поджидает какая-то ловушка? Споткнусь, когда буду переходить по водопаду, и стану призраком?

— Ты… ты и есть Гиена? — спросил я.

— Волк, — прошептал он в ответ, глядя куда-то расширившимися глазами.

Легче не стало.

Через секунду он повернулся и побежал со всех ног, спотыкаясь. Вскарабкался по склону и был таков.

Когда он прыгал через камни, я услышал испуганный вздох, прервавший его очередное «следуй по водам».

Я повернулся и увидел его.

Он стоял в самой гуще деревьев, почти полностью сокрытый от взгляда. Я мог разобрать только отдельные его части. Тусклую шерсть, измазанную в грязи и тёмных выделениях. Дышал он так тяжело, что было заметно, как при каждом вдохе поднимается его грудь. На выдохе его окутывал пар, и только спустя мгновение сквозь сумрак и путаницу веток можно было разглядеть тёмно-красный глаз.

Гоблин был таким огромным, что его плечи тёрлись о сучья, до которых я не сумел бы дотянуться даже подпрыгнув.

А ещё он был тихим. Я не уловил, как он приблизился, не услышал ни скрипа снега, ни треска сучьев. Его дыхание было совершенно бесшумным.

Он двинулся вперёд, отрезая мне путь к отступлению. Хотя я и так не сказал бы, что у меня была хорошая возможность для бегства. Тварь была на десяти часах от меня, справа ручей, а позади крутой склон. Он направлялся к тому месту, куда ещё недавно собирался идти я. Если же сейчас я сверну налево, ему достаточно будет просто развернуться на месте.

Я разглядел его конечности. Костлявые задние и передние лапы, настолько тощие, что видны были мышцы и сухожилия. Впадины по бокам грудной клетки. Болтающиеся, перекрученные, будто завязанные узлом гениталии и сломанные, растрескавшиеся когти на каждой из лап.

Исхудавший и изломанный, но от этого он выглядел ещё страшнее. Эти когти не станут резать ровно, как скальпель. Они будут рвать плоть, как «розочка» от разбитой бутылки.

Какой бы шелудивой и истощённой эта тварь ни была, её сил, без сомнения, хватило бы, чтобы одолеть меня в любом поединке.

Я мысленно извинился перед призрачным мальчиком за несправедливое подозрение. Стоя перед этим созданием, ошибиться было невозможно.

— Привет, — сказал я. — Это ведь тебя называют Гиеной, верно?

Без малейшего шума он прошёл сквозь деревья. Когда его снова стало видно, я смог рассмотреть, как его пасть разверзлась в оскале, демонстрирующем клыки, такие же изломанные и отвратительные, как и когти.

Топорик тут нисколько не поможет. Дробовик… ну, если эту тварь в принципе можно ранить огнестрельным оружием, и при этом она не имеет повышенной уязвимости именно к железу, то есть пули повредят ей настолько же, насколько любому другому магическому или обычному созданию… в общем, я не мог представить, чтобы дробовик причинил ей какой-то заметный урон. Цепи же не хватило бы даже на то, чтобы окружить это отродье кольцом.

Возможно, это место и было подходящим для битвы. Но я был чертовски уверен, что не готов с ним драться.

Он остановился прямо напротив меня, на берегу замёрзшего ручья. На меня уставились два красных глаза.

Получив возможность рассмотреть тварь получше, я понял, что он нисколько не напоминает гиену. И волка тоже, если уж на то пошло. Ни одна часть не подходила к другой. Пропорции были искажены, мышцы пересекались под странными углами. Это создание не стало результатом многих лет эволюции. Оно было создано неправильным — изначально двуногое существо, вывернутое и перекрученное, разорванное на части, которые потом сложили не в том порядке и дали им срастись, чтобы позволить ходить на четырёх.

Если что мне и подсказало такой ход мыслей, так это выражение на морде создания.

Я слегка потряс головой.

Это гоблин. Большой злобный гоблин, принявший облик чудовища. Он хочет разорвать на части меня, а потом и мой призрак.

Вот реальность, на которой нужно сосредоточиться.

— Ты… — начал я.

И замолчал, потому что тварь прыгнула.

Сократив расстояние между нами.

Справа ручей, позади крутой склон, слева — заросли деревьев.

«Следуй по водам».

Я бросился тем же путём, каким шёл призрак мальчика. Через торчащие обледенелые камни.

Примерно через пару шагов я упал. Нога соскользнула, лодыжка угодила в щель между двумя камнями, и я грянулся со всего размаха грудью об валун, да так, что из лёгких вышибло половину воздуха. Чуть в сторону, и я просто ударился бы о скалу и свалился в водопад.

Я услышал треск, посмотрел направо и увидел, как один из огромных камней катится вниз по склону, выдирая по пути куски льда и мёрзлой почвы, отправляя мелкие камешки скользить по замёрзшей поверхности воды.

Когда я поглядел вверх, твари там уже не было. Я не знал толком, как её теперь называть. Для того, с чем я имел дело, имя «Гиена» казалось неподходящим. Но какое тогда подходило?

Гоблинозверь? Как-то длинновато.

Зверь? Сбивает с толку.

Слово «монстр», пожалуй, подходило лучше всего.

Я медленно и осторожно уцепился пальцами за неровности камня, свободные от льда и снега, поднялся на ноги и пересёк ручей. По пути ещё пару раз поскользнулся, но уже не так сильно.

Тварь пропала. Не погналась за мной и не набросилась на меня.

Почему?

Из-за ручья?

Судя по всему, мальчик нашёл способ избегать монстра, которого называл «волком», — переходить туда-сюда ручей. Не то чтобы самая очевидная «анти-гоблинская» мера, но… ладно, поостерегусь навешивать ярлыки.

Бормотание и крики в отдалении подсказывали, что я тут не один. Мальчика нигде не было видно, но шум упавшего булыжника привлёк внимание призраков.

Я заметил далеко внизу гадящего призрака, который вслепую ковылял зигзагами, держась за живот. За деревьями виднелись и другие призраки. Они обходили деревья, но при этом проходили сквозь ветви, пригнутые к земле снегопадами.

Вот, значит, как действовал гоблин. Если мог — хватал добычу, а если не мог — то довольствовался её останками.

Я устремился в чащу, а крики призраков доносили до меня их ощущения. Болезненность в животе, чувство нехватки воздуха, боль в разных частях тела, потерю ориентации, слепоту, слабость. Почти все из ощущений длились не дольше секунды.

Не меньше, чем призраки, меня донимали сомнения. То, что призраки попадались на этой стороне ручья, означало, что чудовище тоже может его пересечь, и оно непременно так и сделает. Вода не была для него преградой, во всяком случае, не была непреодолима. Чудовище передвигалось почти неслышно и было способно меня выследить.

Я же, можно сказать, во всём следовал за мальчиком. Принимал его советы о том, каким путём идти и куда убегать.

Проблема заключалась в том, что это не уберегло его от смерти.

Его советы не были идеальными, иначе он бы выжил.

Я передвинул дробовик, взял его наизготовку. Скорее для собственного спокойствия, чем потому, что верил, что он действительно поможет.

Я немного оторвался от призраков, и их бормотание перестало быть слышным. Справа я заметил ещё одного Иного, с виду будто деревянного — согнувшись пополам от боли, он пытался угнаться за мной и не мог.

Мои шаги отзывались болью в полученных вчера ранах. В порезах и ссадинах, которые я оставил необработанными, потому что мне попросту не хватило на них грёз.

Поводов для беспокойства было предостаточно. Этот гоблин был не похож на прочих. Мне нужно было его связать, а у меня не было почти никакого опыта в связывании, не говоря уж о связывании гоблинов.

Мальчишка то ли о чём-то догадался, то ли ему просто повезло. Его везение или знания могли бы мне пригодиться.

— Малыш, — позвал я.

Ни намёка на ответ.

— Мокрые Ботинки!..

Если связь и появилась, я был не в силах её уловить.

Как же с ним связаться?

— Маленький выживальщик, который пытается спрятаться, чтобы попасть домой, — пробормотал я.

Вот оно.

Связь появилась, но едва уловимая.

Осматривая её Взором, я заметил кое-что ещё. Не только линию или нить между мной и мальчиком, но вдобавок настоящую электрическую дугу, уходящую куда-то в сторону.

Я сосредоточил Взор на предметах поблизости, на камнях и деревьях.

И понял, что от них тоже исходят связи к какому-то средоточию, к колодцу. К звезде в центре этого царства холмов, деревьев и замёрзших ручьёв. К чему-то могучему и пугающему настолько, что с ним оказалось связанным каждое создание в лесу.

К монстру.

С помощью окружавших меня связей я мог за ним следить.

Я отважился на это только когда почувствовал, что он смотрит в обратную от меня сторону. Куда-то далеко. Обходит ручей стороной.

Я почувствовал, как он меняет направление, поворачивает ко мне.

Инстинкт подсказывал мне немедленно направиться к ручью. Если он будет преследовать меня, я мог бы просто переходить ручей всякий раз, как он приблизится.

Но в данном случае инстинкт был мне не помощник. Столкнув камень со склона, монстр привлёк внимание призраков, которые теперь окажутся у меня на пути.

Кроме всего прочего, мне недостаточно просто скрываться от него. Снова и снова возвращаясь по своим следам, я мог бы оставаться в безопасности, но это не помогло бы связать тварь и выполнить задание Завоевателя.

Я отправился следом за мальчиком-призраком.

По мере того как части мозаики складывались в общую картину, я начинал понимать, что происходит. Как действует монстр, как он охотится. Вся окружающая территория принадлежала ему, была почти что его владением. Все духи, какие могли, бежали от него, потому что знали, чем он является и что делает со смертными и Иными. Именно по этой причине привычные законы мира были здесь нарушены. Он не издавал звуков, поскольку для этого просто не хватало низших духов.

Вся территория была усеяна ранеными духами. Его духами. Быть может, отдельные части этих духов оставались в его желудке. А возможно, он имел над ними определённую власть, поскольку покалечил их. В любом случае он мог ими как-то управлять.

Как только формировалась новая связь, как только кто-то появлялся в его владениях, он сразу это чувствовал. Немудрено быть чувствительным, когда тебе повинуются духи, формирующие связи.

Выходит, любой покалеченный дух, с которым я имел дело, в свою очередь контактировал с гоблином.

Как будто весь лес был опутан верёвочками с сигнальными колокольчиками.

А Иных всевозможного рода здесь было слишком много, чтобы избежать встречи.

А ещё это означало, что общаться с призраком мальчика значило накликать на свою голову встречу с гоблином.

Моя цепь была недостаточно длинной, чтобы сформировать вокруг него круг.

Мальчика я обнаружил на дереве. Он устроил там что-то вроде шалаша. Между двумя расходящимися суками, образуя подобие открытого с двух сторон навеса, была растянута лёгкая металлическая сетка от ограды.

Неподалёку виднелись и столбы ограды, с которой была снята сетка.

Мальчик просто сидел там, в пяти метрах над землёй, обхватив колени руками.

— Как тебя зовут? — обратился я к нему.

Дурацкий вопрос, и вдобавок опасный, учитывая, что связь с ним поможет чудовищу найти нас. Призраки могут давать ответы только если эти ответы есть в их сценарии.

— Эван, — сказал призрачный мальчик.

— Как ты выживал всё это время? — спросил я, изучая связь и понимая, что тварь подходит всё ближе. Не то чтобы она была совсем близко, но исток ручья обошла уже довольно давно.

И она была не одна. Она нарочно издавала шум, и вслед за ней тянулись разбуженные Иные.

— Много дней, — ответил он сверху.

Странно, но теперь, глядя в мою сторону, он смотрел на меня. Не сквозь меня.

— Пытался продержаться, пока не придёт помощь? — спросил я, одновременно безрезультатно обшаривая взглядом окрестности в поисках других кусков металлической сетки. — Ты ел что-нибудь?

— Не ел, не спал. Пил немножко.

— Эх, — сказал я. — Не уверен, что стал бы пить воду из этого ручья.

— Мне всякие вещи чудятся, — произнёс он еле слышно. — Волк был с самого начала, но есть и другие. Тут туман. Чем мне голоднее и тяжелее, тем сильней туман. В тумане всякие вещи.

Я поправил цепь на плече. Непонятно было, как её использовать. Достаточно большой круг ею не выложить, натянуть от дерева к дереву — тоже без толку.

Тварь приближалась, и пора было подумать о других вещах.

— Когда тебе нужно убежать отсюда, куда ты бежишь? — спросил я.

Ответа не было, и я поглядел наверх. Он пожал плечами.

— Если они просто ждут внизу, то я тоже жду. Но потом им приходится уйти. Или они уходят специально, чтобы меня подловить. Я спускаюсь, а потом вон туда вон. Перелезаю через кусты, где ограда пониже. Он за мной туда не ходит.

— Можешь мне показать?

Он не стал слезать. Просто пропал, наполовину исчез, наполовину растаял — и появился уже у корней дерева. Выпустил ветку и слегка покачнулся. Истощённый настолько, что едва стоял на ногах. Сделал шаг и чуть не упал.

Я машинально потянулся, чтобы поддержать его, но моя рука прошла насквозь.

— Всё будет хорошо, — сказал он. — Надо немного подождать. Надо быть смелым. Помощь придёт.

— Ты очень адекватный для… — я замолчал, не закончив.

— Ты… ты обзываешься плохими словами?

Я был настолько поражён тем, что он ответил на мой вопрос, что не сразу понял, что на самом деле произошло. Ну конечно же, он не мог делать умозаключения. Просто отреагировал на слово «адекватный».

— «Адекватный» — хорошее слово. Оно означает, что ты… осознанный, разумный. Что у тебя голова соображает.

— Ага, — сказал он.

Тварь приближалась.

— А где низкая ограда? — спросил я.

Он не ответил, а вместо этого мигнул и переместился метра на три, одновременно переставляя ноги.

Всё-таки это было слишком медленно. Нужно было бежать.

Мы добрались до ограды.

Я надеялся, что там будет металл. Колючая проволока, цепь или рабица. Но ограда была невысокой, пластиковой — предназначенной, судя по всему, для того, чтобы удержать в определённой части парка кроликов или других вредителей. Благодаря живой изгороди она выглядела не так отстойно. Снег не давал рассмотреть её как следует, но похоже, что раньше тут была пешеходная дорожка — в те времена, когда парк был более посещаемым.

Сейчас от неё осталась лишь дурацкая, бессмысленная ограда посреди леса.

— Ты не мог попасть домой, верно? — спросил я. Гоблин был уже где-то рядом, но его не было видно среди деревьев. — Как вышло, что ты здесь застрял?

— Я потерялся. У нас двор выходит в парк. Я что-то видел. Или кого-то. Я пошёл посмотреть, и меня запутало. Кто-то шумел и рычал. Я хотел уйти, но там каждый раз что-то было. Я пошёл по тропинке, а потом увидел тут волка.

— Он дал тебе сбежать?

— Не… не думаю. Первые разы я прятался тут в кусте. Пошёл вдоль изгороди, и когда видел или слышал его, перелезал на другую сторону и прятался. Я… прятал запахи, шёл ботинками по воде, как нам в школе рассказывали. Но вчера он там оказался и напал на меня. Я перебежал, а он не стал гнаться. Вышло так, что есть два места, где от него можно спастись.

— Ручей и изгородь? — спросил я.

— Когда получается, я хожу к дороге. Вдоль изгороди, а потом в сторону, чтобы посмотреть. Я жду машин. Потом всё становится плохо, и приходится оттуда бежать так быстро, как я никогда не бегал. Больше я никуда пойти не могу, потому что мне нужно, чтобы было где спрятаться.

— И поэтому ты ждёшь, — сказал я. — Всё больше страдая от жажды, голода, усталости…

— Ещё и ночью холодно. Но всё будет хорошо, — сказал он, будто подбадривая меня. — Я крепче, чем выгляжу. И сообразительнее. Ты видел мой дом на дереве?

— Видел.

И та сетка вполне могла бы мне самому пригодиться.

— Всё будет хорошо, — сказал он, и в этот момент его голос стал более «призрачным». — Нужно просто подождать. Помощь придёт.

— Разве помощь уже не пришла? — спросил я. — Я же тут.

— Ты не взаправду настоящий, — ответил он. Потянулся ко мне, потом опустил руку.

Я оглядел себя и увидел полоски грёз, скрывающих меня от чужого внимания.

Возможно, это сбивало его с толку?

Он действительно был способен рассуждать, но не в полной мере. В конце концов, он всё-таки был призраком.

Я снова посмотрел в сторону деревьев, пытаясь разглядеть движение огромного силуэта. Слишком слабая связь не давала мне увидеть нашего преследователя.

— Какой сейчас год? — спросил я наудачу.

— Вроде бы две тысячи тринадцатый.

— Две тысячи тринадцатый, — повторил я. — Точно.

Этой осенью, значит. Неудивительно, что он такой адекватный. Он умер, можно сказать, на днях.

Помощь не могла прийти. На подступах к лесу были руны, которые не позволяли людям приближаться к монстру. Паренька завлекли в чащу любопытство или страх, а выхода из леса не было.

Став призраком, он сохранил инстинкты и тактику жертвы, а отчаяние заставляло его двигаться, пока хватало сил. Таков был оставленный им отпечаток.

Конечно, это не объясняло, почему он раньше был похож на типичного призрака. Тогда, на дереве, и возле реки, когда смотрел сквозь меня.

За этой загадкой определённо скрывалось что-то большее.

Я осмотрел ограду. Действительно, она оказалась пластиковой. Имитация штакетника, штамповка по пояс высотой, панели цепляются друг за друга.

Совершенно непонятно, как это могло остановить монстра.

Может, дело в кустарнике? Мне пришлось стряхнуть снег, чтобы разглядеть получше.

Остролист.

— Бежать.

— Бежать?

— Через ограду, через кусты.

Он перелез через куст, прямо сквозь снег, который лежал поверх него. Как будто снега не существовало. Впрочем, так оно и было — для Эвана.

Я просто прыгнул, перекатился поверху и шлёпнулся по другую сторону.

Только приглядевшись внимательнее, я увидел затаившегося монстра. Можно было разглядеть красные глаза, светящиеся в сумраке. Он тяжело дышал от быстрого бега.

Я поглядел вниз. Мальчик трясся от страха.

— Он хочет меня съесть, — заговорил Эван. — Не даёт спать, рычит и насылает всякие ужасы. Не даёт остановиться. А потом улыбается. Потому что когда мне плохо, он этому рад.

— Да уж, — сказал я. — Он… такой.

— Это никогда не кончится, — сказал Эван. — Помощь не придёт.

— Слушай, — начал я. — Мне…

Зверь прыгнул с места и рванулся к нам. Эван с визгом отскочил назад.

Это наверняка было воспроизведением, движения были слишком естественными. Призрак попытался отбежать подальше, но упал. И снова завизжал.

Гоблин, Гиена, волк, монстр… как его ни называй, остановился перед оградой. Он метался из стороны в сторону, нависая над ребёнком, который сжался калачиком в неописуемом ужасе.

До чего мелочно.

До чего злобно.

Ограда оказалась вдвойне полезной. Во-первых, она скрыла из вида дробовик, и я смог выстрелить, находясь меньше чем в трёх метрах от зверя.

Кроме того, при выстреле вместе с зарядом дроби в него полетели ошмётки остролиста.

Чудовище содрогнулось, вскинулось, мотая головой, будто бы желая избавиться от раздражающей субстанции.

Я мог бы прицелиться получше, если бы поднял ружьё выше, но снова выстрелил сквозь ограду. С большей дистанции, с худшим прицелом. Руна ветра всё-таки немного помогала. Так сказать, усиливала выхлоп.

Зверь ещё раз дёрнулся, реагируя на выстрел. Потом зарычал, нарушив окружающую его вечную тишину, и отскочил на безопасное расстояние. Один глаз злобно зыркал на меня, другой щурился.

Я неуклюже пошарил рукой по дробовику, затем переломил ствол. Полез в карман за патронами и кое-как перезарядил. Мог бы справиться и получше, но я не собирался отводить взгляда от Гиены.

Эван подошёл к мне чуть ближе, но остановился, не доходя. Он оказался на ногах, не совершая для этого движений. Слишком быстро переключился в другое состояние, на другой фрагмент сценария.

Он выглядел одновременно удивлённым и напуганным. Благоговейный страх?

Я подумал, что такое выражение лица у него, наверное, было в тот момент, когда он понял, что вода — это преграда, которую Иной не может перейти.

— Как я и говорил, пацан, помощь уже здесь.

Призрак был настолько любезен, что не стал спорить. Не знаю, по сценарию или нет.

Я смотрел на монстра, ожидая его реакции.

Если бы он мог говорить, думаю, он заговорил бы прямо сейчас. Но он не заговорил, и это было проблемой.

Со всеми, кого я связал до этого момента, я вёл переговоры.

Как же, мать его, я смогу связать эту тварь? Этот гоблин был огромной, мерзкой, коварной зверюгой в самом худшем смысле, и он не был тупым.

Не был тупым, зато был мелочным. Любил поиздеваться.

Теперь-то он, наверное, не в настроении издеваться, после того как я его подстрелил.

Я поразмыслил над этим. Наверное, я его разозлил. Нужно придумать способ использовать эту злость.

— Твой ход, мелкий паскудник, — сказал я.

Он отошёл ещё на шаг, а потом зарычал.

Завыл. Заскрежетал. Звук был неестественным, изломанным, разбитым, наполненным болью, и от него у меня по всему телу побежали мурашки.

В следующий миг тварь исчезла, устремившись в чащу леса.

— Пойдём, Эван, — сказал я, перебираясь через изгородь примерно тем же способом, что и раньше.

— Что? Там же опасно.

— Здесь скоро станет ещё опасней. Я на девяносто процентов уверен, что он только что позвал сюда призраков, громил и страшил со всех концов леса, — сказал я. Эван не без труда перелез через кусты и ограду, помочь ему я не мог. — Теперь нам нет нужды скрываться.

— А разве не лучше пойти в другую сторону?

— Нет. Можешь сказать, где он сейчас?

— Он прячется. Далеко, но не очень. Слушает и глядит.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Мне… стало проще почувствовать. Я гадаю и угадываю. Сегодня днём я заснул. Слишком устал, чтобы идти, слишком проголодался… Потом проснулся… лучше не лучше, но проще стало его чувствовать.

Ты умер, подумал я, и подобно тому, как монстр лучше ощущал своих полусъеденых жертв, так и тебе, когда ты лишился тела, стало проще его чувствовать.

— Ладно. Он не очень близко, и он выжидает. Не самый худший сценарий, — сказал я. — Надо только кое о чём позаботиться. Давай посмотрим…

Я вытащил Джун и срубил несколько больших охапок остролиста.

— А какой худший сценарий? — спросил Эван.

— Если бы он убежал. Настолько далеко, насколько смог.

— Это неправильно.

— Пора двигаться, — сказал я. — Нам нужно уйти, прежде чем нас окружат ребята поменьше.

— Если бы он убежал, это было бы хорошо.

— Но только не в том случае, когда на него охотишься ты. Пойдём.