Мистер Поттер, что это за вид?!  (джен)

Осень стремительно подходила к концу. Гарри эта золотая пора показалась жутко длинной, словно несколько лет. Он с удивлением понимал, что успел привыкнуть к магической школе, не пугался, когда вдруг из ниоткуда появлялись призраки или начинали страшно грохотать рыцарские доспехи, когда он проходил мимо. И это понимание было очень приятным. Оно странно роднило его с родителями. Иногда Поттер фантазировал о том, что делали родители в его возрасте, на первом курсе. Дружили ли они? Общались ли? Ходила Лили Эванс на матчи Гриффиндора или нет? Вопросов всегда было много, но задать их было некому. Профессора Снейпа не было в Хогвартсе уже неделю. Его предмет замещали попеременно Минерва Макгонагалл и Помона Спраут.

Зельеварение стало одним из самых безобидных предметов, по словам Невилла. Посещать его было сплошным удовольствием. Зато такое положение дел совсем не устраивало слизеринцев. Зельеварение было той дисциплиной, по которой у них всегда было преимущество перед остальными факультетами. И пусть между ними было перемирие, вызванное приездом Героя Магической Британии, это совсем не значило, что пальму первенства в соревновании факультетов они готовы кому-либо уступить. Не были довольны изменённым предметом и Гарри с Гермионой, как ни удивительно.

— Я уверена, что по возвращении профессора Снейпа нас будет ждать огромное количество тестов и эссе, которые далеко не все напишут! — предрекала она, сидя в библиотеке и обложившись книгами.

— Поэтому ты решила быть умнее всех и сразу выучить весь курс? — усмехался Рон. Перед ним лежало незаконченное эссе по трансфигурации, но он совсем не спешил его завершать.

— Нет, я учу только то, что нам необходимо знать на первом курсе! — особо выделяя слово «нам», говорила Грейнджер. Она не прекращала быстро листать страницы даже во время спора. — И Гарри со мной согласен! Правда, Гарри? — обратилась она к нему.

— Что? — встрепенулся Поттер. Натолкнувшись на два яростных взгляда, обращённых к нему, он стушевался и неопределённо кивнул.

Гарри не сильно беспокоило, что из-за возникшей ситуации они все могут пропустить приличный отрывок, необходимый для понимания курса. Его куда сильнее заботила причина такого резкого отъезда преподавателя. А ещё наступающая зима.

— Драко, ты домой поедешь на каникулы? — спросил он осторожно, пользуясь тем, что однокурсники заняты спором.

— Да, — ответил Малфой, не поднимая головы от трактата о Прыгучей Луковице. — Мама уже собирает всех на рождественский ужин. А что?

— Просто спросил, — Гарри попытался снова вникнуть в текст учебника по зельеварению. Выходило, что в Хогвартсе он останется один на время каникул. Вариант поехать к магглам не рассматривался.

Он с недовольством смотрел на заснеженный Запретный лес и крышу хижины Хагрида. Зима всегда вводила Гарри в тоску. Когда он жил у тёти и дяди, у него никогда не было настоящего Рождества со сладким праздничным пудингом и подарками. Везло, если его хотя бы ненадолго звали к праздничному столу. Но обычно это было уже после того, как уйдут гости. Чаще Гарри засыпал к этому моменту, довольствуясь утром куцыми кусками пирогов и торта.

В этот раз, конечно, уже будет не так. Он в волшебной школе, и у него есть друзья, а волноваться о вкусном столе не приходилось. Вот только у друзей были семьи, любящие родственники и близкие, поэтому очень некрасиво жаловаться, что их не будет рядом. Поттер украдкой вздохнул, снова принимаясь гадать о родителях. Интересно, а как они праздновали Рождество?

— Гарри, Гарри! — закричал ему прямо в ухо Рон. Поттер резко дернулся и напуганными глазами, часто-часто моргая, уставился на него. — Ты что? Заснул?

— Нет, — помотал головой он, закрывая учебник. Всё равно ничего не понял.

— Так чего молчишь? Я тебя уже пять минут зову! — Уизли фыркнул.

— А что случилось? — только сейчас Гарри понял, что все в ожидании смотрят на него, а за их столом стоит напряжённая тишина.

— Гарри, мы обсуждали план наших дальнейших действий, — объяснила Гермиона. — Найти философский камень желательно до каникул. Потом начнётся подготовка к годовым срезам, и вообще будет уже не до этого.

Гарри кивнул, понимая опасения друзей, но при этом совершенно не соображая, что же ему делать. У них была карта Мародёров, которая не показывала, к великому сожалению друзей, Пушка. Но зато они знали, что цербер очень трепетно относится к музыке, что давало хоть и небольшие, но все же зацепки в поисках. А ещё было странное существо, которое напугало Гарри в прошлый раз, и было у него чувство, что такое ещё повторится.

— И Снейпа нет, — огорчённо выдохнул Рон, возможно, впервые жалея, что профессора нет поблизости.

— Осталось единственное место, где мы можем найти последние подсказки, — смерив друзей долгим взглядом льдисто-серых глаз, ответил Драко.

— Какое? — уставились на него гриффиндорцы.

— Это, — Малфой указал на пятачок карты, где виднелись следы с табличкой «Альбус Дамблдор».

* * *

Люциус Малфой сидел в своём кабинете, исподтишка наблюдая за женой через распахнутую дверь. Нарцисса нервно ходила по дому, отдавая короткие распоряжения эльфам-домовикам. Это его несказанно радовало. В последнее время она была чересчур тихой, всё время проводила то в библиотеке, то в спальне Драко. Они встречались исключительно на ужине, чтобы потом отправиться вместе в спальню, где так же, не сговариваясь, ложились спать, отвернувшись друг от друга. Это сильно напрягало и волновало. Нарцисса всегда была полна энергии и жажды деятельности; даже выйдя замуж, она сохранила свою прыть, хоть и малость поутихшую из-за нового положения в обществе и требований репутации.

Однако её почти каменный вид прекрасной скульптуры эпохи Ренессанса был Люциусу совсем не по душе. Поэтому, когда Нарцисса с присущими ей беспокойством и живостью принялась за подготовку к Рождеству, он только обрадовался. Люциус справедливо считал, что пусть лучше жена будет юлой носиться по особняку, чем сидеть в комнате сына и вынашивать какие-то планы, грозящие мужу седыми прядями в волосах. У него и без неё было множество поводов для беспокойства. Например, друг, резко рванувший в Албанию.

Последний разговор со Снейпом и вовсе его напугал. Северус сидел у него в кабинете в дорожной чёрной мантии с капюшоном. Из ручной клади у него была только небольшая сумка. Он пристально наблюдал за потрескивающим огнем в камине, задумчиво вертя в бледных пальцах чашку с чаем. Вставлял редкие комментарии и замечания, пока Люциус важно-задумчиво расхаживал по кабинету взад-вперёд.

— Я был, честно признаться, удивлён, когда стал искать информацию в Министерстве. Мне казалось, что это только твое недовольство, — сознался Малфой, останавливаясь у кресла, в котором сидел Снейп.

— И что думаешь? — взгляд Северуса был непроницаем. Отблески пламени оставляли желтые пятна на его лице, делая черты острее. — Ты же понимаешь, чем это грозит всем нам? Хочешь этого?

Люциус вновь отвернулся к огню, смотря, как трещат дрова и поднимается в дымоход сизый дым. Потом глухо ответил:

— Нет, конечно.

Северус, довольный ответом, кивнул, убирая нетронутую чашку обратно на небольшой столик с подносом и поднимаясь.

— Поэтому ехать мне необходимо.

— А школа? — задал тревожащий его вопрос Малфой.

— А что с ней? Не думаю, что Дамблдор, даже если он и виновник всей этой истории с Поттером, допустит беспорядки в школе, — уверенно ответил Снейп.

— У меня никакой уверенности по отношению к директору нет вообще! — скрестил руки на груди глава рода Малфоев, откидывая длинные распущенные светлые волосы назад.

— Он себя показал, и недооценивать его не стоит, — всё-таки решился выступить в защиту Дамблдора Снейп. — Школа для него много значит, и он не даст в обиду студентов.

— Меня не волнуют все студенты! — рявкнул Люциус. — У меня сын там!

— И что с того? — приподнял одну бровь Снейп.

— А то, что пока там был ты, я был спокоен. А теперь ты уезжаешь, а мне остаётся довериться чокнутому старику, помешанному на мире и любви между всеми живыми существами!

— Забери его тогда на это время, — перепалка грозила перейти в настоящую ссору. Мужчины застыли в разных концах кабинета, усмиряя бушующие эмоции. Под конец Люциус сам, первый, миролюбиво положил руку на плечо Северуса и кивнул, сознаваясь:

— Я просто не хочу для Драко того, что пережил сам.

Эти мысли никогда его не отпускали. Может, Малфой и воспитывал сына в строгости, но уж точно не из желания ему насолить. Просто хотел, чтобы Драко, по возможности, обладал твердым характером и был готов к жизненным трудностям. Но он бы и магглу не пожелал того ужаса, что творился в мире на момент рождения Драко. Жизнь только стабилизировалась, и Люциус не желал рушить своё семейное счастье и собственный покой.

— Никто этого не хочет, — кивнул Снейп, выходя из кабинета, чтобы встретиться с Нарциссой и проститься.

Теперь Люциус был уже не так уверен в своём решении оставить сына в Хогвартсе. К счастью, пушистая белая зима уже стучалась в двери, и скоро Драко приедет домой на каникулы. Дома ему бояться было нечего.

— Главное, чтобы он до этого там ничего не натворил, — тяжело вздохнул Малфой, памятуя о способности сына встревать в передряги, да ещё с его-то друзьями.

* * *

Каждый волшебник с детства знал о том, что если он нарушит магические законы, то окажется в Азкабане — страшной треугольной крепости на краю Великобритании, где стены невероятно толстые, а охранниками служат жуткие существа — дементоры. Никто даже одним глазком не хотел видеть эту обитель ужаса, с его сырыми, поросшими мхом и плесенью камерами, где томились безумные преступники. Но сами узники живо интересовались событиями, происходящими во внешнем мире.

Они высовывали сквозь решетки грязные руки с длинными кривыми ногтями и, царапая каменный пол, затаскивали в камеры случайно брошенные охранниками газеты. Разглаживали испачканные листы и жадно читали новости. Иногда камеры оглашал дикий пронзительный крик, но чаще был слышен только свист ветра снаружи.

Газету с Мальчиком-Который-Выжил хотели бы получить многие. Только для того, чтобы смотреть на невинное лицо того, по чьей вине настал крах их могуществу и конец свободе.

— Отдайте! Отдайте! — раздавался почти невыносимый вой. — Тёмный Лорд не пал! Отдайте! — крик эхом отскакивал от стен, в несколько раз увеличиваясь в громкости и долетая да самых нижних уровней.

Но газета попала к совсем иному человеку. Он долго смотрел на неё, улыбаясь и поглаживая чёрными пальцами колдографию, иногда украдкой шмыгая и размазывая по немытым щекам слезы. Когда восторг и радость захлестывали его, а рядом безжизненными тенями начинали блуждать дементоры, в камере раздавалось тихое копошение, а после её заполнял собачий вой.