Пакт (джен)

Чёрт.

Очень медленно, с предельной осторожностью я потянул за дверную ручку. Мой взгляд был прикован к самому внешнему краю круга. Ножницы и обстановка комнаты оставались на периферии зрения до того момента, пока дверь, наконец, не закрылась, отсекая мне обзор.

Не знаю почему, но с закрытой дверью я почувствовал себя в относительной безопасности. Кем бы ни был обитатель круга, вряд ли дверь могла его остановить. Но от страха, который я испытывал, когда открывал комнату, теперь осталось лишь смутное ощущение тревоги. Сердце не колотилось — его удары были медленными и тяжёлыми. По пути с лестницы я подобрал брошенный джемпер.

Роуз перехватила меня на третьем этаже.

— Блэйк! У тебя совсем крыша поехала?!

У меня не было желания это выслушивать.

— Плохо слышно. Встречаемся в кабинете.

Я вошёл в секретную комнату, обошел по кругу вдоль перил к дальнему краю, спустился по лестнице вниз, и подошёл к зеркалу.

— Какого чёрта ты творишь?

— Я так понимаю, ты успела прочитать письмо, — сказал я. Возможность поговорить с Роуз и отвлечься от раздумий ощущалась как облегчение. Я думал о круге, и о том, что из этого могло вытекать. Но я ни малейшего понятия не имел, что нам теперь делать. У меня даже мысли связно строить не получалось, не то что читать.

— Вверх ногами, но да, прочитала. Нельзя идти общаться с демонами или с кем бы то ни было,не подготовившись и нихрена про него них разузнав!

— Я узнал всё, что нужно, — сказал я, повернул письмо и указал пальцем. — Этот демон — средство на случай чрезвычайной ситуации. Из тех, когда «ты в полной жопе и тебе срочно нужна большая пушка». Бабушка составила очень подробную инструкцию.

— Но нельзя убегать и что-то там проверять без досконального изучения вопроса. Ты хоть представляешь, сколько историй о нём собрано? — с каждым словом она всё сильнее повышала голос.

— Я обязан был проверить, — сказал я чуть более настойчиво. Затем, ощутив уверенность в своей правоте, добавил: — Подумал, вдруг оно могло убить Молли.

— Что?

— Слова Лейрда… Мне показалось, именно эта тварь и могла убить Молли, а Лейрд специально направлял нас на ложный след, утверждая, что знает, что именно её убило. Сказав это, он хотел заставить нас расслабиться, ожидая, что опасность исходит извне, в то время, как угроза исходит именно изнутри.

— И что? Всё равно нужно изучить записи об этой твари. Нужно знать, что ей говорить...

— Я не собирался с ней разговаривать, если бы она была там. Нет нужды читать предыдущие реплики, если мы не вступаем в диалог. Мне просто нужно было проверить, и моя проверка показала, что круг пуст.

— Я... Что? В каком смысле пуст?

— Ножницы упали на круг и нарушили одну из линий.

— Оно сбежало!?

— Я не знаю, — сказал я. — Дверь была заперта. Молли не пользовалась этим конкретным ключом, если только юристы не вплавили его снова в печать, когда расставили книги. Но мне так не кажется. Получается, прежде чем закрыть комнату, бабушка сама нарушила свои собственные правила и принесла туда что-то блестящее, да ещё и положила в таком месте, откуда оно могло упасть. Но это просто безумие. Если эта тварь может прыгнуть в чьи-то глаза, то она может запрыгнуть и в металл ножниц.

— Ты прав. Я не могу это представить.

— Вот именно, — сказал я. — И теперь, когда я произнёс всё это вслух, мне всё-таки кажется, что оно по-прежнему находится в той комнате.

— Не знаю, как ты пришел к такому выводу, — сказала Роуз. — Разве это не лучше для нас, если его там нет?

— Не знаю. Поэтому, сейчас я предлагаю заняться чтением, — сказал я, ощущая себя более собранным. Разговор с Роуз позволил мне успокоиться, разложить всё у себя в голове по полочкам. Что-то среднее между «лучший способ что-то понять — объяснить это другому» и «легче страдать в компании». — Давай узнаем побольше про этого Барба-как-его-там.

Я отыскал на полке Тёмные Имена.

— Такими вещами надо заниматься как раз до встречи с демонами.

— Роуз, — сказал я. Собранности хватило ненадолго.

— Раз уж возник такой повод, то я не хочу упускать его, и нам уже давно следует поговорить об этом. Сначала ты уходишь с Лейрдом, и я должна спасать твою задницу, а теперь ты просто...

— Роуз! — сказал я ещё громче.

Она замолчала.

— Дальше так продолжаться не может, — сказал я. — Ты ставишь под сомнение каждый мой шаг. Эти споры… Я через столько дерьма прошёл…

— Ну так и я тоже, если ты не заметил, — сказала она язвительно.

— Тебя пытались убить? — спросил я.

— Я же была там с тобой! Мы связаны, Блэйк. Если ты умрёшь, то я тоже наверняка умру.

— До этого, — сказал я. — До того, как всё это началось. Я говорю о времени, когда мне было семнадцать, когда я только стал бездомным. Тебя когда-нибудь избивали толпой из шести-семи человек только потому, что ты выбрала неправильное место для ночлега, и местная уличная банда решила, что ты украла их заначку? Может быть, ты убегала от группы подростков с травматами? По живой мишени стрелять ведь гораздо прикольнее, а тебя они вообще за человека не считают. Пули от травматов не проникают глубоко под кожу, но одна из них куда-то всё-таки попала, и рука у меня стала фиолетовой от плеча до ладони.

— Ты об этом не рассказывал, — сказала Роуз.

— Бывало кое-что и похуже. Есть вещи, о которых я не расскажу никому и никогда. Может быть, те, которые меня хорошо знают, о чём-то и догадываются, но даже с ними я не буду этого обсуждать. Я не пытаюсь вызвать жалость к себе — мне она не нужна. Я не пытаюсь использовать это, как аргумент в споре. Я только хочу сказать, что я и раньше попадал в передряги. И я до сих пор не сдох только благодаря своим инстинктам. Я не хочу, не могу и не буду идти против них.

— Сейчас я немного побуду стервой, — сказала Роуз, — но мне кажется, твои инстинкты не настолько хороши.

— Когда я оказался на улице, они были ещё хуже. Но я совершенствовал их, и остался жив и по большей части здоров, потому что оттачивал свои инстинкты. А затем нашел людей, которым смог довериться. И с их помощью я пришёл к состоянию, когда могу выживать самостоятельно. На самом деле я этим горжусь. И здесь я могу пройти этот путь ещё раз. Мне просто нужно время, чтобы во всём разобраться.

— У нас нет на это времени, — сказала она. — Такими темпами рано или поздно ты допустишь ошибку, а мы не можем себе позволить ни единой ошибки.

— Тогда помоги мне. Продолжай помогать. Пожалуйста. Мы одинаковые. Единственная разница в том, что когда-то давно я свернул на другую дорогу.

— И ты всё ещё идёшь по ней, — сказала Роуз. — Ты многого просишь, когда говоришь, что мне нужно довериться тебе, как расширенной версии меня самой. Я не уверена, что самой себе доверяю.

— Я всё равно прошу тебя об этом, — сказал я. — Прошу довериться и мне, и себе самой. Я готов с тобой всё обсуждать, но мне важно, чтобы это был диалог. Не надо критиковать каждый мой поступок, иначе это всё превратится в шум, а сомнения лишь заставят меня сделать ошибку. Мне нужна твоя помощь, твоё содействие.

— Хочешь, чтобы я удовлетворяла твои уникальные потребности? А обо мне ты вообще подумал? Я жила целые годы... то есть, я думаю, что помню о целых годах жизни в нашей семье. Это, если хочешь знать, не способствует развитию навыков работы в команде.

— Мой опыт этому тем более не способствует, — сказал я. Не считая последних пары лет. — Но я попытаюсь, если и ты попробуешь. Пожалуйста.

Она буквально буравила меня взглядом. Вид у неё был измученный. Мне пришло в голову, что, вероятно, со стороны я и сам сейчас выглядел не очень счастливым.

Не говоря больше ни слова, я раскрыл книгу и стал листать, пока не нашел нужную страницу.

Никаких картинок. Только текст.

Когда я посмотрел в зеркало, Роуз уже исчезла за рамой. Вскоре она появилась там со своей копией в руках. С глухим стуком её книга ударилась о поверхность стола.

— Страница тридцать восемь, — сказал я.

— Спасибо, — ответила она.

Существо, названное мной Барбаторум, относится к категории Insolitus Nex. Автор этого текста скептически относится к более строгой классификации, предоставляя читателям возможность самостоятельно определить степень его принадлежности к демонам или гоблинам, если они того пожелают. Доподлинно установить его происхождение представляется мне невозможным, но могу предположить, что оно имело место уже после зарождения человеческой цивилизации, учитывая общие черты принимаемых им обличий.

Существо было впервые связано автором этих строк 23 апреля 1953 года. Связать его было нелегко, и действовать приходилось практически наугад, учитывая всю скудность имеющихся по нему материалов. В итоге, автор использовал подход Ut Vires из методологии Contrarium. Абстрактная сущность связывается устанавливающим условия геометрическим построением в византийской нотации. Сейчас, спустя двадцать лет, эта методика всё ещё кажется автору наиболее предпочтительной.

Если другой практик решит приманить его, ему следует знать, что автор использовал следующее: груду свиных туш в одинаковой стадии разложения высотой в два метра, на каждой туше уже в разложившемся состоянии вырезано его имя, туши были подвергнуты охлаждению, чтобы синхронизировать процессы гниения; семь сосудов с горящими волосами, постоянно подкладываемыми, чтобы поддерживать непрерывный огонь; венцом даров был девственный и невинный годовалый младенец, помещенный на вершину груды. Чтобы ознакомиться с моими комментариями по данной методологии, читайте другую мою работу, «Тёмные контракты», глава четыре.

Автор не знает, какое свойство жертвы является ключевым — невинность или девственность. К счастью, у автора был доступ к ресурсу, отвечающему обоим этим параметрам. Ребёнок не пострадал и по большей части остался в неведении относительно происходящего.

Учитывая природу Барбаторума, автор рекомендует не использовать схожие методы для привлечения его внимания, потому что он запоминает, предугадывает и адаптируется ко всем применённым против него средствам. Он поддался связыванию печатью Сулеймана ибн Давуда спустя четыре месяца после первоначального пленения. Чтобы ознакомиться с печатью, см. «Иные», том первый, глава первая. Схема использованного автором построения, которое можно запирать или открывать одной единственной линией, может быть найдена в настоящей книге на странице пять вместе с перечислением условий вызова и рекомендуемым построением для заключения.

Принуждение Барбаторума к Стандартной клятве остаётся как дебютом на этом поприще, так и, на момент, когда автор пишет эти строки, самым выдающимся её достижением.

Тому, кто собирается любым образом взаимодействовать с Барбаторумом, следует ознакомиться с мерами предосторожности против абстрактных сущностей из книги «Классификация Иных: демонические сущности и темнейшие существа», глава четвёртая и с инструкциями по средствам атаки и защиты против Иных, представленными в работе «Ярость преисподней», глава вторая.

Когда я закончил, Роуз уже смотрела на меня. С чтением она справлялась быстрее.

— Младенец? — спросила она.

— Доступный ресурс, — сказал я, переворачивая страницу. — Похоже, дядя Чарльз или тётя Ирэн невольно стали героями нескольких бабушкиных книг.

— Я всё ещё ненавижу их, но теперь хотя бы начинаю понимать, почему они малость долбанутые, — сказала Роуз.

— На моей памяти это уже второй раз, когда упоминается этот Сулейман.

— Сулейман ибн Давуд, — поправила она.

— Могла бы ты поискать что-нибудь про него, пока я читаю про Барбаторума? Посмотри в оглавлениях других книг. Может, найдётся и что-нибудь про эту печать.

— Хорошо, — сказала Роуз. — Работаем в команде?

Я кивнул, а затем взглянул на этаж выше, где вдоль всех стен стояли шкафы. Чтобы лучше припомнить, я озвучивал свои мысли, показывая по очереди на стеллажи.

— Виды магии, шкафы первый и второй. Дальше идут книги с тематикой про Иных; это следующие два или три шкафа. Можно, я поверну зеркало?

— Да, конечно.

Я повернул зеркало, чтобы Роуз стали доступны нужные шкафы и лестница.

Затем вернулся к чтению.

Цирюльники, помимо основных своих занятий, когда-то также выполняли функции хирургов. Красный цвет на столбах парикмахерских является отсылкой к кровопусканию. Барбаторуму присущи качества обеих этих профессий. В некотором смысле это воин, способный с хирургической точностью поражать цели, против которых направлен. Повторяющийся сюжет самых ранних записей о нём повествует о том, как призвавший посылал его против своих врагов, почти всегда влиятельных и сильных, и которых он приводил к краху худшим из возможных способов. Он не помышляет зла против тех, кто его призвал, но получив возможность, извлекает максимальную для себя выгоду. По этой причине, он относительно безопасен для призыва при условии, что практик строго следует инструкциям. Он более полезен как оружие против врага, чем в качестве исполнителя желаний. Автор этих строк и трое её знакомых призывали и использовали его без каких-либо проблем.

До наложения печати Барбаторум был склонен посещать небольшие поселения и места, где идут войны, как во время, так и после сражений. Учитывая его природу, сложно получить свидетельства очевидцев о его участии в этих событиях. Непробуждённые в его присутствии чувствуют запах гнили, крови или жжёных волос. Иногда в месте, которое он посетил, находят грубо изготовленный, но чрезвычайно острый и прочный режущий инструмент, который по прошествии одного или двух дней безвозвратно исчезает.

На физическом уровне он разрезает своих жертв. Способности хирурга проявляются в его манере наносить максимально возможный урон, не приводящий при этом к немедленной смерти, хотя конкретные методы могут меняться одновременно с его физическим обличием. Если это требуется, чтобы продлить им жизнь, он может исцелять раны своих жертв, проявляя мастерство, выходящее за пределы современных медицинских стандартов. Вместо кровопотери, как можно было бы предположить, причинами смерти его жертв чаще всего становятся голод и обезвоживание, наступившие ввиду последующей за нападением изоляции и неспособности самостоятельно передвигаться либо позвать на помощь по причине отсутствия конечностей, зубов и языка либо повреждения органов чувств.

На абстрактном уровне Барбаторум наносит более серьёзный ущерб, который с трудом можно выразить в словесном описании. Вместо того, чтобы перечислять бесчисленное количество способов, которыми он способен навредить своей жертве, автор этих строк предпочитает обозначить несколько ключевых направлений, оставляя за скобками всё многообразие их сочетаний и вариаций. Есть основания полагать, что он способен отрезать свою жертву от высших сфер, навсегда и необратимо препятствуя получению любого хорошего воздаяния, что могло ждать её после смерти. Кроме того, он может лишить практика любых его способностей. Он может проникать во владения, не спрашивая разрешения. Тем не менее, он не может войти в дом, хозяином которого является непробуждённый (см. «Классификация Иных», глава четыре). Он способен преодолевать барьеры и стандартные средства защиты практиков. Как следствие, он является превосходным оружием против других практиков.

У Барбаторума нет постоянного облика, но он склонен сохранять одну и ту же физическую форму в течение нескольких лет, пока обстоятельства неизвестного характера не заставят его сменить её. Среди его предыдущих форм были: двуногая овца с облезлой шкурой и редкими клочками шерсти, толстый чудовищно обезображенный ранами от кнута мужчина, двое держащихся за руки детей, а также безногий человек на лошади. В каждом из принимаемых обличий он носит с собой какой-то инструмент с режущей кромкой. Более чем в половине задокументированных случаев он использовал парикмахерские, садовые или канцелярские ножницы. В каждом из его обликов в том или ином виде присутствуют отсылки к смерти, увечьям или недостатку волос (подробные описания конкретных обликов даны отдельно). Отсюда и отсылка к брадобрею.

— Ножницы — его часть, — сказал я больше для себя, чем для Роуз. Взглянув на зеркало, я увидел, что она листает книгу, облокотившись о перила на верхнем ярусе. Он оставил их там? Возможно ли это?

Барбаторум — немой, что несколько усложняет заключение сделок. Он примет к рассмотрению вплоть до семи ваших предложений и откажется от дальнейшего диалога. В этом случае его можно отпустить и призвать снова, но тогда ему необходимо предложить что-то другое. Среди прочего, он может предложить свои выдающиеся способности в медицине в обмен на кровь практика в объёме достаточном, чтобы потерять сознание (примите меры, чтобы случайно не пролить её на круг). Он может предложить увеличить отпущенный практику срок жизни в полтора раза, но не более, чем на двадцать пять лет, ценой за это будет запах гнили, крови и жженых волос, который практик будет чувствовать постоянно. Он может предложить сделать так, чтобы ваши режущие инструменты никогда не затупились, в обмен на содранную кожу практика в объёме двух полных пригоршней.

Следом шли две нарисованные чёрными линиями схемы построений с указанием размеров элементов и описание ритуала призыва. Всю оставшуюся часть занимали задокументированные истории. Изувеченные, доведённые до безумия люди. Человек, лишенный конечностей, который безнадёжно пытался напиться из вымени домашнего скота. Слепец, лихорадочно царапающий на камне бесконечные послания своим близким, ставшим жертвами этого «брадобрея», сначала камешком, затем ногтями, когда не осталось других инструментов, потом кровью и оголёнными костями собственных пальцев. Эта последняя история описывала практика, который попытался связать брадобрея и потерпел неудачу.

Я дошел до последней страницы. Каждая строка начиналась с реплики и заканчивалась аббревиатурой. «Я меняю условия контракта». ctuvag. «Я меняю условия контракта». cvtuaa.

— Ну что? — донёсся из-за моей спины голос Роуз.

— Я думаю, он всё ещё в круге, — сказал я. — Иначе я бы сейчас с тобой не разговаривал. Похоже, мы не можем воспринимать его, пока не пробуждены, поэтому я его и не видел. Жуткий парень.

Роуз кивнула в знак согласия.

— Отсылка к абстрактным сущностям — фактически уточнение той информации, которая была в её письме. Инструкции по атаке и защите могут быть актуальны только, если он покинет круг. Ещё тут куча графиков и схем. Описание, чему стоит уделить особое внимание, какие элементы и предметы против него эффективны.

— Кровь, жженые волосы, гниль, — сказал я.

— Тут немного про другое. Вроде как в Началах, зловредные Иные будут болезненно реагировать на очищающие субстанции и символы, вроде соли и проточной воды. Свежая древесина помогает против мёртвых.

— Железо против созданий природы, — сказал я.

— Верно. Но он не вполне материален; к нему нужно готовиться заранее, выполнив сразу несколько требований. Это как нарисовать узор на бейсбольной бите и врезать ей по нему. Очень грубая аналогия, но принцип тот же.

— Чтобы суметь поразить его абстрактную суть, — сказал я. — Понял.

Она подняла ещё одну книгу и показала мне рисунок смуглого мужчины в нелепой маленькой золотистой шапочке и с роскошной бородой.

— Сулейман, — объяснила Роуз. — Царь и волшебник. Он был первым из практиков, кто по-настоящему работал на благо человечества и достиг в этом значительных успехов. Он устанавливал правила и заключал договора, планомерно бросая вызов самым сильным и могущественным Иным, каких только мог найти; связав их, он использовал их против остальных. Он положил начало целой эпохе, когда люди перестали быть игрушками Иных и смогли основать цивилизацию.

— Ясно, — сказал я. — А что на счёт печати?

— Формальное признание со стороны Иных, что они не будут вмешиваться в дела людей без серьёзных причин, будут соблюдать определенные правила, а практики оставят их в покое. Иные обычно носят на себе символ или предмет, символизирующий эти соглашения. С течением времени этот символ обрёл силу сам по себе. Печать физически меняет Иных, но и даёт им определённую защиту против нас.

— В Началах были какие-то упоминания об этом соглашении. Очень расплывчатые.

— Потому что само соглашение расплывчатое, — сказала Роуз.

Я взглянул на неё, ожидая пояснений, но она лишь пожала плечами.

— Теперь мы знаем, чем занималась наша бабушка, — сказал я, удержавшись, чтобы не добавить «и я хотел узнать об этом с самого начала, но ты запретила мне открывать ту книгу». Вслух я добавил: — Мы не сможем узнать, остался ли он в круге, пока не пробудимся. Что мы в любом случае должны будем сделать.

— Готов приступить к следующему шагу из списка?

Я кивнул.

— Мой круг уже готов, — сказала она. — Нужна помощь?

Я бы справился и сам, но мне было приятно, что она готова мне помочь.

— Да, пожалуйста.

Вместе мы проанализировали все шаги. Сначала круг, затем замеры и построение ещё пяти малых кругов, расположенных по окружности на равном расстоянии друг от друга. Влажной тряпкой я аккуратно стёр линию большого круга, которая пересекала малые посередине, затем вписал в каждый из них по символу.

Ещё один круг, значительно больше предыдущего, охватывающий всё начерченное ранее. Шесть нанизанных на него малых кругов на рассчитанных мной расстояниях. Я аккуратно обвёл каждый из них.

И, наконец, третий круг, включающий все остальные, и семь малых кругов на нём.

— Ты справился гораздо быстрее, чем я, — сказала Роуз.

Я пожал плечами.

— Зато ты читаешь быстрее. Что дальше?

— Шкафчик, — сказала Роуз. — Нижняя полка, в самом левом углу.

Я открыл шкафчик. Нижняя полка, левый угол... Пусто.

Я снова взглянул в зеркало и покачал головой.

— С моей стороны они были, — Роуз держала в руке чашку с кристаллами.

Теперь, когда она показала, что искать, я смог найти их. Чашка, кристаллы... ага, мешочки с другими ингредиентами. Всё на средней полке, сдвинуто к одной из боковых стенок. Кто-то собрал их вместе.

В каждый из малых кругов внешнего и внутреннего кольца я поставил по позолоченной чаше. Раскладывая ингредиенты по местам, я проговаривал вслух каждый свой шаг.

— Кристаллы... мирра... елей... специи...

— Остролист и ягоды остролиста, — сказала Роуз в ту же секунду, когда я произнёс:

— Сырое железо.

Мы обменялись взглядами. Я встал и сверился с книгой.

— Странно — сказала Роуз. — У меня написано «остролист».

Я подошел к зеркалу с раскрытой книгой в руках. Мы показали друг другу страницы. Они выглядели почти как идентичные отражения. Тем не менее, текст инструкции и символ, относящийся к одному из малых кругов, отличались.

— Проделки бабушки?

— Не знаю, — сказал я. — Молли могла поменять местами ингредиенты в шкафчике, но... не думаю, что она переписала целую книгу.

— Вопрос в том, что нам теперь с этим делать, — сказала Роуз. — Провести разные ритуалы? Или мне лучше использовать твой ритуал, считая, что он правильный? Или наоборот?

— Если это какая-то подстава, — озвучил я свои мысли, — то кого из нас двоих подставили?

Ещё около минуты мы просидели в раздумьях. Затем мы начали вместе пролистывать страницы наших книг в поисках других несоответствий.

Во всём остальном книги были идентичны.

Ненавижу, когда утыкаешься в тупик и не можешь двигаться дальше. В такие моменты я испытывал чувство, словно проблема начинала душить меня.

Я вернулся к мешочкам и стал осматривать их. Не содержимое, а сами мешочки. Остролист... Железо...

Узел на мешочке с остролистом отличался от других. Затянут туже и аккуратнее остальных. Мешочек был полным.

— Покажи-ка мне свои ингредиенты, — попросил я. — Те, которые ты не трогала.

Роуз показала.

Её мешочек с железной рудой был завязан так же туго, как и мой с остролистом.

— Молли использовала железо, — сказал я. — Думаю, что я сделаю так же.

— Слепая вера? — спросила Роуз.

— Бабушка... — сказал я и замолчал, пытаясь подобрать правильные слова. — У меня нет ощущения, что она активно пытается нагадить. Это скорее... ненамеренный подъёб.

— Ненамеренный подъёб, — повторила Роуз.

— Она не стала бы нас подставлять. И я не могу представить, кто ещё имел возможность и стал бы это делать.

— Ты веришь женщине, которая призвала демона, способного прыгнуть людям в глаза, и которая заперла его для нас на чердаке, на всякий пожарный случай?

— Я не хочу верить, но мне кажется, придётся. Тебя я ни к чему не принуждаю, — сказал я, переставил лампы из углов поближе к кругу и зажёг от них большие свечи.

— Ну, значит я использую остролист, — сказала Роуз.

Я услышал приглушенный звук, с которым ягоды остролиста упали в её чашу. Мои куски железа громко звякнули.

— Для среднего кольца — более абстрактные вещи, — сказал я. Роуз помогла мне найти предметы, которые она сама уже нашла.

Кинжал. Песочные часы. Ловец снов. Маленький серебряный череп. Монета.

— Вот ты меня и догнал, — сказала Роуз. — У меня тут проблема. Дальше по списку идут роза и личная вещь.

— Первое я видел на кухне. Ну а второе ты должна выбрать сама.

— Ещё нужны символические подношения для Иных. Надо, чтобы ты отнёс зеркало на кухню. Я заберу и розу, и всё остальное.

Это заняло у нас немало времени. Мелисса, молоко, овощ, сожжённый до состояния золы, мёд, мясо и алкоголь. Я вынул розу из воды. Она уже увяла и высохла, но это не имело значения.

— Моя еда выглядит скверно, — сказала она. — Примут ли моё подношение, если им не понравится молоко?

— Оно что, испортилось? — спросил я.

— Нет, но я даже не уверена, что это молоко. Может, это просто иллюзия.

— Но ведь главное — это намерение, верно? — спросил я.

— Не уверена, — сказала она. — Здесь это может оказаться важным.

Я отставил вино, чтобы спуститься за ним позже. Руки и так были заняты. Пока же я просто скинул всё, кроме розы, в одну чашу.

Основные предметы во внутреннее кольцо. Кинжал, песочные часы и всё остальное в среднее... Остался один пустой круг. Предмет, характеризующий мою личность.

Я не привёз с собой много вещей. Наверно, где-то в кабинете можно было найти кисточку для рисования, но... я почувствовал, что она мне не подойдёт.

Я пошарил по карманам, и вытащил брелок с ключами. Среди них были и ключи Джоэла.

Я взвесил их на ладони. Тут не было моих ключей от мотоцикла, — их я бы выбрал в первую очередь — но... похоже, мне это подходит. Ключи открывают двери. Они дают свободу, воплощают права на собственность, защищают её. И кроме того, среди них были и ключи моего друга...

Я не любил оставаться кому-то должен. Вот почему я настоял, чтобы взяла деньги женщина, которая меня подвозила. И по той же причине взамен на его ключи я отдал Джоэлу ключи от мотоцикла. Это было очень важно для меня — возвращать такие долги.

Да, они подойдут. Я положил ключи в пустой круг.

Затем я разместил еду. По одному подношению для каждой из чаш во внешнем кольце.

— О! Следующий пункт забавный, — сказала Роуз.

Я сверился с книгой.

Проводить ритуал следовало обнаженным.

— По очереди или одновременно? — спросила Роуз.

Я не знал. Уже открыл рот, чтобы сказать об этом, но почувствовал, что один из вариантов мне нравится больше:

— Одновременно.

Мы сняли одежду и сели в центры своих кругов, спиной друг к другу; зеркало стояло посередине. Мне пришлось ещё раз встать, чтобы взять книгу и положить её у своих скрещенных ног.

Остался только сам ритуал. Я оглянулся по сторонам и отметил, насколько темнее стало в комнате, когда масляные лампы переместились ближе к центру. Я нагрел воск в основании каждой свечи и по очереди расставил их на полу вокруг окружности. Взял ещё одну свечу и щипцы. Зажёг фимиам. Нагрел металлическую руду.

Подождал, пока она нагреется ещё сильнее.

Ну хорошо, чтобы руда стала ощутимо горячей, понадобилось немало времени. Я поспешно положил её на место и тихо вынес свечу за пределы круга.

Вот и всё. Я оглянулся через плечо и увидел Роуз. На фоне ламп были видны края её плеч, волосы и очертания лица. При наших позах трудно было разглядеть что-то ещё, но так и было задумано.

Я слегка кивнул.

Мы начали чтение одновременно. Каждая строка шла в трёх вариантах: один — на иностранном языке, который я не сумел определить, второй — фонетическая транскрипция, последний — перевод.

Когда мы делали заминки, наши голоса немного разбредались. Первые четыре или пять строк мы заканчивали несинхронно, и первый дожидался отстающего.

Следующую строку мы произнесли почти нараспев; в слогах начал проступать некий ритм.

Круг сдвинулся, чаши заскользили по полу. Вместе с ними смещались и построения. Передо мной оказалась другая чаша.

Ещё одна строчка.

Круг снова сдвинулся. Я не посмел оглянуться на Роуз. Похоже, мы поймали ритм, и читать теперь стало легче. Темнота за пределами круга сгущалась. Я сконцентрировал внимание на внутреннем пространстве.

Я чувствовал, будто бы мир сжался до размеров круга, в центре которого я сидел. Взгляд скользил по фонетическому подстрочнику, но периферическим зрением мне удавалось выхватывать отдельные куски перевода из нижних строчек; значение произносимых фраз прояснялось. Не каждое слово, но общий смысл, ключевые акценты.

Простые вещи, основополагающие понятия.

Чаша с благовониями скользнула куда-то вправо и вниз, словно погружаясь в пол. Я не стал смотреть, убеждённый в том, что если отведу взгляд от текста, то собьюсь с темпа и разрушу иллюзию.

Кинжал занял место чаши с благовониями.

Я хотел продолжить чтение, но в книге не было слов. Я готов был поклясться, что они там только что были. Наступило гнетущее молчание.

— Война, — сказал я, просто чтобы нарушить тишину.

Я услышал, что Роуз за моей спиной поняла мою идею.

— Война.

Круг возобновил движение. Я почувствовал облегчение. Передо мной оказались песочные часы.

— Время, — сказал я одновременно с Роуз. Что-то, чего нам постоянно не хватает, о чём мы постоянно думаем. Что-то представляющее для нас опасность. Специализация Лейрда.

Ловец снов — обруч с переплетёнными нитями.

— Сон, — сказал я.

Но Роуз одновременно со мной сказала:

— Судьба.

Круг сдвинулся. Небольшой серебряный череп. Обманчиво маленький. Несомненно, очень дорогой. Он блестел на свету.

— Рок, — сказал я.

— Смерть, — сказала Роуз.

Старая монета из тех далёких времён, когда на них ещё не чеканили стандартных изображений.

— Удача, — сказал я.

— Раздор, — сказала Роуз.

Увядшая роза.

— Семья, — сказал я.

— Я, — заключила Роуз.

Затем шёл личный предмет.

Почему-то этот этап казался мне самым важным. Весомее всего остального.

Здесь не нужно было называть первую пришедшую в голову ассоциацию. Сейчас от меня требовалось что-то совершенно другое.

— Для всех и всего, что слушает, — сказал я и услышал, как Роуз тоже начала что-то говорить за моей спиной, но её слова заглушались моими. — Для самого себя, а не для кого-то конкретно, я должен сказать, что не выбирал этого пути. Я делаю это для своей семьи, из уважения к прошлому, когда мои сёстры ещё были моими друзьями. Чтобы уберечь их от судьбы Молли. Я делаю это также из уважения к настоящему. Ведь даже если я не люблю своих сестёр, я не хочу, чтобы они попали в такую ситуацию и были убиты. Я делаю это для своей будущей семьи, чтобы мои дети и их потомки были свободны от бремени нашего семейного долга, который лёг на наши плечи. Кроме того, думаю, что я делаю это для своей настоящей семьи. Для друзей, которые появились у меня и поддержали в то время, когда я больше всего нуждался в помощи. Чтобы я мог показать, что их старания были не напрасными. Ради прошлого, настоящего, будущего и… более абстрактного.

Помедлив секунду, я продолжил:

— Я делаю это для себя и для Роуз. Потому что это несправедливо — то, что случилось со мной, а с ней — тем более.

Круг продолжил движение. Связка ключей сместилась дальше в сторону или, если быть точнее, скорее не по кругу, а вниз по спирали, в середине которой сидел я. Сейчас я уже не мог разглядеть поверхности пола. Только линии и чаши.

За моей спиной Роуз ещё продолжала говорить, но её голос слышался будто в значительном отдалении. — ...а не тенью.

Передо мной оказался очередной круг. Мёд.

Я сверился с книгой и продолжил чтение фонетической транскрипции.

Пока я читал, передо мной прошла каждая из чаш с едой. Сейчас я сильнее, чем когда-либо, чувствовал смысл преломления хлеба. Это словно оставлять корзинки с подарками у дверей соседей, когда переезжаешь на новое место.

Движение круга унесло последнюю чашу. Остались только линии.

Я продолжил читать. Всё больше слов. Теперь мне было не сложно сопоставлять их с переводом.

«Слово моё связано и связывает. Отныне я прошу вас уважать его силу».

«Я волен в делах своих, но и дела мои имеют вес».

«Такова моя клятва».

Линия сместилась, и вот она уже не окружала меня, она тянулась мимо меня, как разделительная полоса на шоссе перед мотоциклом, который слегка уходит в сторону.

Полоса достигла меня, скользнула под коленом, а потом под ногами. За несколько секунд она прошла подо мной целиком. Я обернулся и увидел, что она замерла сразу за моей спиной.

Только темнота, прямая белая линия и я.

Затем из темноты начали проступать другие линии. Не те, что принадлежали исчезнувшим ранее кругам — они тянулись в других направлениях.

Когда я встал, мои ноги дрожали.

Я чуть не упал, когда одна из линий, двигаясь откуда-то сверху, прошла через плечо.

Я был рад, что мне удалось удержаться на ногах. Я не был уверен, есть ли за спиной пол, который мог остановить падение. Ступни не ощущали твердой поверхности.

Линии стали толще и более значительными. Теперь я мог видеть гораздо дальше. Я видел все круги, плывущие по линиям, словно планеты по орбитам вокруг чего-то, чего мне не было видно. Целая планетарная система вокруг меня. И я был её частью.

Мне стало понятно, что постоянно чувствует Роуз, что это значит — быть не вполне живым. Моё тело было тут лишь потому, что этого требовало моё чувство самоосознания.

Я открыл глаза и снова оказался в своём теле.

Линии от мела расчерчивали пол, образуя всё те же круги, что и раньше, но теперь они увеличились в размере и сдвинулись в сторону относительно меня. Линии в нескольких местах перекрещивались, а расстояние между чашами увеличилось в пять-десять раз. В результате все они оказались разбросаны по комнате, сохранив при этом вертикальное положение. Благовония все еще дымились, но еда исчезла.

Книга лежала на полу передо мной. Я потянулся, чтобы проверить, не осталось ли каких-то инструкций, но затем замер.

Я увидел, как птицы хлопают крыльями прямо на моей коже. Они двигались, а ветви, на которых они сидели, слегка покачивались. Акварельный пейзаж тоже ожил.

— Ты в порядке? — спросила Роуз.

Я начал было говорить, но осёкся. Мне следует быть осторожным.

— Кажется, у меня галлюцинации, — сказал я, взглянув в её сторону, и увидев её сидящую перед зеркалом. Она поджала ноги и обняла колени руками, прикрывая свою наготу. Я повернулся, отступил за стол, затем натянул на себя трусы и джинсы.

До меня донесся звук перелистываемых страниц.

— В книге говорится, что нужно научиться управлять своими новыми чувствами. Если не справишься, они могут поглотить тебя, и ты не сумеешь вернуться в реальность.

— Да, кажется, припоминаю.

— Тут предлагается несколько практических приёмов, можно выбрать то, что лучше всего тебе подходит. Закрыть глаза, но не двигая веками. Или нужно попытаться сфокусировать взгляд и найти такое состояние, когда ты не фокусируешь, а делаешь нечто иное. Со временем это станет так же естественно, как управлять своим телом. Кому-то это даётся легко, кому-то — сложно.

Я заметил, что чаши всё ещё двигаются. Линии продолжали блуждать по полу. Одна из чаш, скользившая в сторону стены, звякнула, натолкнувшись на ножку тумбочки.

— Как у тебя всё прошло? — спросил я, застёгивая джинсы.

Но Роуз уже не было в зеркале.

Я огляделся вокруг. Появились и другие вещи, которые изменили свой вид. Некоторые надписи на книгах, когда на них падал свет, слишком уж сильно поблёскивали. Текст на порванном письме выделялся ярко-синим цветом в месте разрыва, в то время как остальная половина оставалась почти невидимой.

Я закрыл глаза, выдохнул, а затем открыл их.

Теперь комната выглядела нормально, если не считать линий от мела и стоящих в странных местах чаш.

Я сделал наоборот: закрыл глаза, глубоко вдохнул и открыл их.

Вокруг снова были следы жизни. Там, где кончался кабинет и начинался коридор, в воздухе летало что-то почти невидимое, словно пылинки, парящие в рассеянном свете. Словно искривлённое пространство создавало что-то вроде преломления света.

Когда я сосредоточился на пылинках, они стали заметнее, и теперь я мог видеть, что они заполняли всю комнату.

Я протянул руку, чтобы поймать одну.

Она закружилась, сделав небольшой кувырок и пролетев между пальцами до того, как я успел сомкнуть их.

Я сделал то, что делал раньше, на этот раз не закрывая глаз.

Эффект померк.

Я снова вернул его, но теперь уже не используя фокусы с дыханием или открыванием глаз.

Всё получалось само собой.

Я ещё раз проверил, не появилась ли Роуз, и, убедившись в её отсутствии, взял в руки книгу. Ещё раз прочитал главу, посвящённую пробуждению и взору. Теперь, благодаря соглашению, давным-давно заключённому между первыми практиками и Иными, я мог видеть то, что было сокрыто от простых людей.

В зависимости от своей специализации практики делились на категории. Некоторые, встав на этот путь, учились воздействовать на мир способами, гармонирующими с их волей и телами. Кто-то управлял духами, подчиняя их и вселяя в предметы. Кто-то работал с Иными. Множество школ, долгая-долгая история создания и совершенствования искусных техник, бездна возможностей.

Теперь я не чувствовал себя беспомощным. Я ещё ничего не умел и мог только видеть, но уже это давало мне ощущение спокойствия, словно ноша на моих плечах стала чуть легче.

Когда я окажусь на совете, это чувство неизбежно исчезнет.

— Роуз, — спросил я. — Ты одеваешься?

Я подошел к зеркалу.

Её круг всё ещё был на полу. Линии, в отличие от моих, не сдвинулись. Рисунок не изменился.

Я вдруг понял, что не знаю, что она выбрала в качестве своего персонального предмета.

Я взглянул на её средний круг. Монета, череп, ловец снов...

— Мне кажется, у меня не получилось, — сказала Роза, выступая из-за края, раньше, чем я сумел увидеть последний предмет. Теперь она была одета.

— Не получилось? — спросил я. — Почему ты так думаешь?

— Что-то произошло. Я...

— Что ещё? — спросил я.

У неё был подавленный вид. Она бросила на меня быстрый взгляд и вновь опустила глаза.

— Я почувствовала что-то, когда произносила свою клятву. Я тоже могу видеть иное, но мне кажется, что в моём случае это сработало по-другому. Не так, как с тобой. Наверно, я облажалась. Я дала обет впустую. Я потеряла способность врать и не получила ничего взамен.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Я не уверена, но… мои подношения никто не взял, в отличии от твоих. Всё осталось неподвижным, насколько я могла заметить. Я… не думаю, что при помощи взора на этой стороне можно что-то увидеть, потому что тут вобщем-то не на что взирать.

— Давай проверим, — сказал я, переступил через кинжал и направился к столу. Положив книгу, я нашёл нужную страницу, половину которой занимал рисунок. Сложный символ со вспомогательными стрелками, подсказывающими, в каком направлении его лучше чертить. Спираль, проведённая снаружи вовнутрь, и треугольник, одна из вершин которого располагалась в центре спирали. Всё выполнялось в одно касание.

— Первые упражнения? — я услышал, как она тоже зашелестела страницами.

— Да, — сказал я. — Шаманизм, движение.

— Ты должен пролить кровь, — сказала она.

Я нагнулся и подобрал кинжал. Помедлив мгновение, я порезал подушечку своего среднего пальца.

— Господи, Блэйк.

Я нарисовал знак на кружке, в которой стояли ручки с карандашами.

Когда использовал взгляд, то увидел пылинки, летающие вокруг и сквозь неё.

Я сделал жест, и они среагировали на него. Кружка дёрнулась вперёд сантиметров на пять и упала на пол.

Я вернулся к зеркалу и посмотрел на Роуз.

Она сделала жест, но книга, которую она выбрала в качестве цели, осталась на месте.

— Попробуй что-то поменьше.

— Не важно, — сказала она тихо, — потому что это не кровь. Я не могу предложить ничего стоящего, и здесь нет никаких духов, которые могли бы отозваться на мой зов.

— Может, стоит попробовать что-нибудь другое?

— Это не важно, — сказала она снова. — Мне уже всё равно.

— Осторожней со словами, — сказал я. — Они теперь имеют силу.

Её голос звучал так, словно она вот-вот расплачется.

— На тот случай, если не увидимся до того, как ляжешь спать, желаю тебе спокойной ночи. Мне надо побыть немного в одиночестве.

Мне хотелось как-то утешить её, но я не знал, что сказать.

— Роуз, — начал я, но она уже ушла. Я повернул зеркало ей вслед. Она вздрогнула и, споткнувшись, чуть не врезалась в стену.

— Что? — спросила она в явном раздражении.

— Я собирался пойти ещё раз проверить брадобрея, если ты не возражаешь. Я не буду ничего делать или говорить. Просто мне кажется, что надо проверить.

Она, не говоря ни слова, кивнула.

— Мне жаль, — сказал я.

— Знаю, — отозвалась она и с усталой и безрадостной улыбкой добавила. — Ведь теперь ты не можешь врать.

Сказав это, она шагнула за раму.

Я тщательно проверил себя так же, как в прошлый раз, затем открыл дверь в башню. На этот раз я смотрел, используя взгляд. Я устремил глаза в пол и наблюдал за центром круга лишь периферическим зрением.

Он всё ещё был пуст.

Я почувствовал дрожь в животе — одно физиологических проявлений страха. Книги описывали его весьма туманно, но что если сейчас эта наводящая на меня ужас непонятная тварь, способная причинить мне разные невыразимые ужасы, была на свободе?

Опустив глаза, я пытался думать.

Когда он возник, это было так неожиданно, что я едва машинально не взглянул на него.

Он выполз наружу из ножниц. Из отражающей поверхности — в центр круга.

Смуглый мужчина с седыми растрёпанными длинными волосами и проплешинами повсюду. На его лысой голове было больше кожи, чем волос. Он был старый, высохший, со вздутым животом и с кожей, покрытой какими-то пятнами.

Других деталей разглядеть было нельзя, не взглянув прямо на него, а я смотреть не собирался.

Старый мужчина, индиец или араб, истощённый настолько, что у него вздулся живот.

Он нагнулся и поднял с пола ножницы. Нарисованный круг, который они пересекали, исчез, словно это был лишь солнечный зайчик, случайная игра света, созданная отражением от металла.

Он повернулся спиной ко мне и сел на пол своим костлявым задом, а затем воткнул ножницы себе в ногу. Так садовник мог воткнуть в землю садовую лопатку, чтобы она оставалась под рукой, когда снова ему понадобится.

Барбаторум наклонился и положил свою тощую руку между рукоятками ножниц, заставляя их разомкнуться и раздвинуть края раны на ноге. Комнату заполнило зловоние.

Он не обращал на меня внимания.

Я был этому только рад. Не отводя глаз от пола, я аккуратно закрыл дверь.

Нужно было готовиться к собранию совета.