Пробуждение Зверя (гет)

— Черт бы все это побрал! — Шредер с отчаянной яростью саданул кулаком по обшивке комнатушки, где находился, так что треснули деревянные планки и глухим звоном отозвался металл под ними — бесполезная, по сути, попытка ослабить напряжение, не оставлявшее его с минуты, когда Эйприл вмешалась в четко рассчитанную схему и снова перевернула все вверх тормашками. Как она делала это всегда…

Сейчас удалось устранить почти все последствия ее вмешательства: запасной ретранслятор, взамен разбитого точным на редкость попаданием луча, на складе все же нашелся. Пусть и в самом последнем отсеке, заставив лишний раз понервничать. Шанс успеть еще оставался, и немалый — снаружи уже заметно стемнело, а останки развороченной техники все так же преграждали путь возможной подмоге противника. Да и не слишком спешили те с этой подмогой… Но слишком хорошо знал Саки, как часто все решают считанные секунды, неучтенные мелочи. Восстановить энергетический барьер было основной и главной задачей, на выполнение которой тут же, не успела Эйприл покинуть командной рубки, отправлен немалый отряд киборгов Фут.

Шредер вывел на широкий экран изображение по очереди с разных точек обзора, лишний раз убеждаясь: готово. Его воины сработали на славу, и теперь лишь темные груды металлолома и поврежденные кое-где стены и асфальтное покрытие напоминали о нападении. Сейчас, в сгустившейся темноте, они были почти неразличимы, но он помнил их там. Лишние, раздражающие свидетельства того, что все пошло не по плану, что в очередной раз пришлось дать волю Зверю, а потом, сжав покрепче зубы, прикидывать, чем это компенсировать, искать плюсы в огромном отвратительном минусе под названием потеря самоконтроля.

А они были, туды ж его во все дыры, были!.. Шредер и сейчас с ходу мог перечислить несколько. Уничтожены самые агрессивные, самые настойчивые из врагов, а значит, остальные хорошо подумают, прежде чем снова сунуться. Что означает передышку и время на вторую часть плана. Плана, для которого пригодятся и уцелевшие (а ниндзя был уверен, что и таковые найдутся, вопреки устрашающей картине побоища), не сильно пострадавшие воины противника. На их поиски был отправлен второй отряд Фут, более многочисленный, оснащенный, помимо оружия, еще и необходимым для оказания первой помощи. Им было приказано найти солдат, которые выжили после разгрома вражеского отряда, и оказать помощь тем из них, кто не слишком серьезно покалечен. Неизлечимых же добить и захоронить на месте, не откладывая до утра. И без того слишком много лишних жертв и хаоса. Пора приводить свои владения в порядок.

Почти наверняка и это уже если не завершено, то в процессе исполнения: Шредер слишком хорошо знал своих воинов, чтобы сомневаться в их исполнительности и способностях. Итак, что мы имеем? Противник деморализован и отброшен, получены новые человеческие ресурсы, а Эйприл… теперь и она знает, насколько опасно вмешиваться в то, чего не понимаешь, какова обратная сторона героизма и благородства.

Последняя мысль проложила глубокую складку меж бровей. Отложив передатчик, Шредер медленно присел на передвижное кресло, опустил голову на скрещенные на спинке ладони. Дела складывались не худшим образом, а в чем-то — даже лучше, чем ожидалось, но все же… Гнев и раздражение не спешили проходить, тлели и теплились глубоко внутри, готовые выплеснуться мгновенной вспышкой при первом удобном случае. Гнев на тупых мутантов, прохлопавших вторжение Эйприл в командную рубку, на саму Эйприл — за упрямое своевольство, чуть было не спутавшее все планы, стоившее городу новых разрушений и жертв, а ему — и без того малодостижимого покоя. Но гораздо больше и сильнее — на себя самого. Прекрасно ведь знал Эйприл, на что она способна, чтобы добиться своего — и все равно на что-то надеялся…

«А такое вообще бывает? — тлеющие угли осветила багровая вспышка, в такт с коварными мыслями, что, как змеи, расползлись в сознании, помалу проникая в самые отдаленные его уголки. — Или ты можешь вспомнить хоть каплю благодарности — от нее ли, от любого ли из прочих тупых людишек? Они же овцы, безмозглое стадо, следующее за тем, кто их стрижет, подчиненное тому, кто кусает их за пятки. А ты… одно слово, тряпка! Что дало тебе твое глупое благородство, никчемное милосердие? Ну же! Назови хоть одну причину, ради которой стоило бы поступиться положенным тебе по праву!..»

Вспыхнувший помимо воли гнев вновь готов был поглотить его. Саки решительно противился этому, честно хотел вспомнить… но как нарочно, память безжалостно рисовала зашуганных шакалов-мародеров, раболепно падающих на колени жителей Татсу-хиро, злые, беспощадные слова Эйприл…

«Что, не находится? — с притворным, ядовито-пронзительным сочувствием поинтересовался голос. — Потому что их нет! Нет и никогда не было! Людское стадо во все века понимало лишь язык силы, подчинялось лишь ему. И твоя смазливая девка ничуть не лучше, будет лезть на рожон снова и снова, пока не получит по рукам. Ты для этого ее сюда притащил? Не хватает иной головной боли?»

Как нарочно, в затылке и правда стрельнуло, с такой силой, что казалось, искры посыплются из глаз. Поморщившись, Шредер машинально провел ладонью по поверхности столика, но последняя таблетка ушла еще вчера. Да и не слишком они помогали, если разобраться. Принимать же что-то посильнее он опасался: слишком уж памятно было, как спиртное ослабляло контроль над Зверем, над собственными действиями, которых потом не хотелось вспоминать. От лекарств же порой был схожий эффект. Или все же…

«Умница, Саки. Есть намного лучший способ снять напряжение и поднять настроение, и ты его знаешь, — в голосе Зверя послышались отчетливо мурлыкающие нотки, а по телу прошла волна тепла и возбуждения. — Раз тебе так ценна и дорога эта рыжая девка, возьми ее. Ты же так долго ждал этой минуты — и вот она рядом, буквально в двух шагах, ждет своего героя. Ждет тебя, Саки! Она твоя, телом и душой, — так порадуй ее, а заодно и себя, долгожданным трофеем, наградой, что давно заслужил».

И эта пытка была даже хуже недавнего гнева. Потому что всерьез злиться на Эйприл Саки никогда не мог, как бы она ни выводила его из терпения, намеренно и не очень. Как и не мог причинить ей настоящей боли. Это даже не приходило в голову, но вот близость… обжигающий, захлестывающий с головой поток, поглощающий мысли и чувства… Бороться с желанием ее было почти так же сложно, как с самим собой, со своей природой и натурой. И с каждым разом, с каждым искушением все тяжелее. Тем более что Эйприл действительно ждала его, хотела его, отдавалась ему с такой самозабвенной страстью, которую невозможно подделать. Шредер сжал зубы, стиснул подлокотники кресла до хруста, резко мотнул головой, отгоняя сладостные воспоминания… и лишь через мгновение заметил, что таки поднялся с места, а ноги незаметно даже для него сделали два шага — ровно столько, сколько отделяло его от кресла до двери.

Ну уж нет! Шредер отдернул руку, словно дверная ручка была раскалена до предела. Снова, на сей раз сознательно, вызвал в памяти недавнее побоище, все те гадкие слова, которыми она называла его прежде. Возможно, Зверь был в чем-то и прав… но лишь он сам решит, когда и как будет обладать Эйприл. И уж точно не сейчас, когда она этого не заслужила!

«Так накажи ее за дерзость! — змеиным шипением отозвался голос. — Несмотря на сладкое тело и смазливую мордашку, она всего лишь ничтожная самка, одна из многих, не более чем плоть для услаждения твоих желаний. И должна знать свое место подле повелителя вселенной. Ты и лишь ты решаешь, кого казнить и миловать, а именно сегодня она напросилась. Возьми ее жестко, пусть рыдает и умоляет о пощаде, пусть пресмыкается и униженно благодарит за милость. Разве ты не этого хочешь, втайне даже от себя?»

— Нет! — выкрикнул Шредер уже в полный голос, заглушая ядовитое шипение, отравившее мозг. Пересиливая себя, прошагал обратно к креслу и взял со столика передатчик.

Каждое движение давалось через силу, словно в толще воды, но когда препятствия останавливали его? Он хотел узнать о завершении плана по пленению вражеских солдат — и сделает именно это. А потом и проверит лично, насколько успешно оно прошло и серьезные ли ранения получили пленники. Потому что так решил он. Все это заслуживает большего внимания, чем упрямая О’Нил, которой полезно подумать о совершенном. Шредер хорошо помнил ужас в ее глазах, когда Эйприл поняла, чем закончилось ее вмешательство. Похоже, глупышка на полном серьезе сочла себя виновной в гибели вражеского отряда. Ерунда, конечно, — воины родятся, чтобы умирать, но пускай. Если не страх за собственную безопасность, так может, хоть чувство вины удержит ее от опрометчивых действий. Может быть…

Перед внутренним взором вновь возникло искаженное мукой лицо Эйприл, что-то неразборчиво шепчущие губы, остекленевший взгляд. Но Шредер подавил секундный укол сочувствия. Так надо. Уроки, особенно самые нужные, всегда болезненны и непросты, и с Эйприл ничего не случится. Поплачет и успокоится, глядишь, да поумнее станет, себе и ему во благо. Хоть на одну причину для головной боли будет меньше.

Поморщившись, он вновь с усилием потер затылок и решительно, словно перед ним вновь была панель управления оружием, надавил кнопку включения передатчика.

* * *

Надо ли говорить, что Эйприл не вспоминала ни о нем, ни о давно позабытых предупреждениях? Она не помнила даже, как добралась обратно до комнаты, двигаясь, словно сомнамбула. Сама ли или с помощью Футов? Девушка не ответила бы и под угрозой расстрела. А может, ее туда притащил туда Шредер? На руках… Бледные искусанные губы тронула нервная улыбка — и тут же исчезла. Нет, такое непотребство она бы заметила… или же нет? Какая, к черту, разница?

Изредка, мельком, она вспоминала и о других погибших из-за нее, с горечью в горле и сжимающимся сердцем. Но в основном мысли Эйприл крутились вокруг одного. Ричард. Был ли он в числе проникших под купол? Она с такой радостью поверила в это тогда, а теперь… теперь немало бы отдала за то, чтобы ошиблась. Увы, уверенность слишком крепко въелась в душу и мысли, да и какая-то логика в этом была. Ричард не из тех, кто отсиживается в кустах, когда другие идут в атаку. Теперь Эйприл повторяла это про себя с горькой обреченностью. То, во что она верила так самозабвенно, стало в итоге погибелью. Его. Ее. Всего мира в целом.

Впрочем, именно до мира Эйприл не было сейчас никакого дела. Он исчез, пропал бесследно, оставив лишь спертый воздух меж обитых деревом стен да ее собственное шумное дыхание. Теперь лишь ее: Ирму доведенная до крайности Эйприл выгнала прочь, позабыв удивиться яростной вспышке, тому, насколько похожа сейчас — в худшем смысле — на своего тюремщика. Впрочем, и это тоже не имело значения. Иной раз, укушенная болезненной искрой надежды, Эйприл вскакивала и принималась мерить шагами невеликое помещение, громко, воодушевленным тоном уверяя себя, что ошибалась. Но сбивалась, опустошенно замолкала уже на втором круге — и недавнюю активность сменял безжизненный взгляд в никуда, сквозь стены, в собственную истерзанную душу, плавящуюся в жидком пламени ненависти к себе и всепоглощающей боли.

Сколько прошло с тех пор времени, сколько раз она почти падала — и вновь поднималась? Эйприл не смогла бы вспомнить и потом, в здравом размышлении. Медленно, невыносимо-издевательски тягуче тянулись вечность за вечностью, ничего не меняя в плотно захлопнутой коробке ее тюрьмы. Лишь мало-помалу, незаметно таяли силы, но и это Эйприл отмечала столь же отрешенно-равнодушно. Ничто не имело значения, не стоило и цента. Ничто больше…

В последней, должно быть, вспышке, угасающей отчаянной надежды она вновь подхватилась на ноги, но те, не выдержав, подкосились. Эйприл упала на колени прямо на твердый пол, воспаленным взором уставилась на точечный светильник над входом, что в пелене перед глазами показался пламенем свечи. Хрупким, почти нереальным символом надежды…

— Боже милосердный, — отчаянная мольба сама собой сорвалась с губ, не касаясь помутившегося рассудка. Эйприл заломила руки в отчаянном умоляющем жесте, глядя на источник света и уже не пытаясь подняться. — Пожалуйста, пусть он останется жив. Пусть не со мной, пусть раненый — но только будет. Неважно, что станет со мной, но пожалуйста, умоляю, не забирай у мира его. Пусть только будет… всего лишь будет на свете…

Комната окончательно расплылась перед глазами. Обессиленная Эйприл, как в замедленной съемке, повалилась на бок, прижав к груди стиснутые руки. Она уже не вполне понимала, где находится и что с ней, снова и снова, как заведенная, повторяя одно и то же. Губы шептали, а рассудок где-то там, глубоко-глубоко внутри, с холодной беспощадной ясностью знал: бесполезно. Сейчас, после сокрушительного поражения, напрасны все посулы и мольбы. У судьбы не выпросишь милости, особенно — судьбы, сотворенной твоей собственной рукой. Оттуда не возвращаются — и теперь она навсегда его потеряла. Потеряла единственную причину жить.

* * *

Постепенно, обессилев от слез, Эйприл впала в полузабытье, зыбкое, тревожное, не приносящее покоя, лишь выматывающее еще сильнее. Странные видения на границе сна и яви путали сознание. Вновь и вновь рушились здания, вспучивалась и корчилась земная толща, поднятая на дыбы чудовищным механизмом. Дымные облака застилали небо, искажая видимое и отравляя воздух. Вновь мир охватывало кольцом пламя, и безудержно, безумно хохотало чудовище, облаченное в обрагренные кровью доспехи. По мановению его руки люди, великое множество людей скрывались в гудящем пламени, обращаясь в прах… ее же собственное тело отказывалось ей повиноваться, нажимая на кнопки — и смертоносные лучи косили немногих уцелевших. Ад без конца и края царил на земле и в небесах, и Эйприл была его частью.

В какой-то ужасающий миг Эйприл узнала Ричарда. Маленькая, неразличимая на расстоянии фигурка, — она видела ее словно в линзу прицела, видела — и не узнавала. Пальцы привычно сжали рычаг… усилием воли разжав их, Эйприл вцепилась в волосы, рухнула на пол, лишь бы не видеть, не ощущать… лишь бы хоть как-то прекратить это безумие. И все же видела, видела даже сквозь сжатые веки, через стиснутые пальцы, как сцепились в смертельное схватке двое — герой и чудовище, добро и зло. На краткий миг различила залитое кровью, изможденное лицо Ричарда. Казалось, он смотрел прямо на нее. А потом исчез, смятый и раздавленный, скрытый огромной тушей чудовища. Лишь оно — и лужа крови, медленно растекающаяся по асфальту.

Всхлипывая, Эйприл приходила в себя на недолгое время, даже не пытаясь подняться, поменять неудобного положения затекшего тела, не успев осознать ни места, где находилась, ни отсутствия кошмара вокруг. Самый главный, рвущий сердце кривыми когтями, оставался неизменным. Она стала убийцей, собственными руками погубила того единственного, без которого не мыслила жизни. Она… она, а не Шредер, теперь чудовище. А Ричард… его больше нет, и это не изменит уже ничто.

* * *

Оторвав голову от низкой подушки, он настороженно прислушался. Никого. Ничего. Тишина, не нарушаемая даже тиканьем часов или гудением лампы в коридоре. Полная безмятежность, не могущая, однако, его обмануть. Слишком часто недремлющий инстинкт спасал его жизнь, не давая заснуть слишком крепко, чтобы ниндзя мог его проигнорировать. Но в комнате, да и в коридоре и правда никого не было. Он мог бы сказать это наверняка, даже не поднимаясь проверить. Да и никто не посмел бы потревожить его глухой ночью, наконец забывшегося беспокойным сном после долгой бессонницы и борьбы с собой. Шредер и сам не знал, когда и как задремал, что виделось в бредовом сне, — как и что именно его разбудило. Лишь потом, прислушавшись, он разобрал приглушенные всхлипывания по ту сторону перегородки. Из тех комнат, где он разместил Эйприл.

Бесшумно поднявшись, он накинул на плечи шелковую юкату*, небрежно стянув поясом на талии, подхватил с низкой подставки один из верных тэкко-каги, на всякий случай. Подошел ближе, на чуть-чуть отодвинув створку раздвижной двери. Да, плакала именно Эйприл. Жалобно, безутешно, что-то повторяя снова и снова монотонным, почти неразличимым голосом. Невыносимые звуки впивались в душу, проходя насквозь жесткие пластины безразличия и жестокости, которыми она давно обросла. Эйприл… Единственная женщина, чьих слез он не мог вынести. Саки был готов почти на что угодно, лишь бы прекратить это.

Шаг, другой в сторону ее комнаты. Затем Шредер неожиданно, словно ужаленный внезапной мыслью, остановился. Не напрасно ли он поддался внезапному порыву? Он намеренно держался на расстоянии от Эйприл, ограничивая время, проводимое в ее обществе. Теперь, когда она наконец-то была близко, буквально в его руках, неистовая нестерпимая жажда обладать ею сводила с ума, сжигая тело безжалостной пыткой. Усугублял ситуацию и Зверь, как нарочно, пробуждавшийся к жизни все чаще, настойчиво подстрекавший получить заслуженное наслаждение.

И в чем-то был даже прав… но лишь в чем-то. Будь на месте Эйприл любая другая, возможно, Саки поддался бы искушению. Но с ней все должно быть так, как заслуживают они оба. Лишь с ее согласия и уж точно не по воле дьявольского альтер-эго с его садистскими замашками.

По этой причине их покои разделяло приличное расстояние, и Шредер избегал появляться в коридоре, соединяющем их, в темное время суток. Темное, потаенное, словно бы самой природой предназначенное для власти тьмы. Избегал до сегодняшнего дня…

Эйприл снова всхлипнула, и Саки показалось, что он разобрал имя. То самое, под которым она его и помнила. Сейчас оно показалось невероятно, до тошноты фальшивым, лишним — но он не стал задумываться об этом. Ни о чем, кроме одного. Его женщина, единственная предназначенная ему судьбой, горько плакала, о чем-то умоляя глухую безжалостную тишину, — а его не было рядом.

Саки и сам не помнил, как преодолел немалое расстояние до ее комнаты, бесшумно отодвинув створку, шагнул внутрь. И резко затормозил, после тусклого света коридора в почти полном мраке едва не налетев на скорчившуюся на полу Эйприл. Обхватив себя руками в защищающем движении, она снова и снова звала его, не в силах пробудиться от кошмара.

— Ричард… нет, пожалуйста, только не ты. Нет! Останься… Ради всего святого, всего, что было и будет между нами — прости, останься… Не покидай меня, не уходи. Не умирай…

Сердце сжало неожиданное, шокирующее понимание. А в следующее мгновение Шредер опустился на колени рядом с впавшей в беспамятство Эйприл, ругнувшись, отшвырнул мешающий наладонник и подхватил ее под плечи и поясницу, приподнял. Еще раз негромко всхлипнув, девушка не открывая глаз прижалась к нему, ощутив спасительное тепло, единственное, что могло прогнать кошмарное видение…

— Ричард…

— Тш-ш-ш, тише, милая, я рядом, — склонившись, Саки коснулся губами ее макушки, непривычно ласково погладил спутанные волосы. Незнакомые, совершенно непредставимые слова слетали с губ, не успевая шокировать. Застонав, Эйприл обеими руками ухватилась за его ладонь, прижимая ее плотнее к своей щеке. — Все хорошо. Я здесь, и уже никуда не уйду. Обещаю.

Слыша его слова сквозь полусон, Эйприл медлила открывать глаза — слишком страшно было, что это лишь приснилось, что она вновь один на один с безжалостной гулкой пустотой и одиночеством. Знакомые, такие памятные и родные слова согревали лучше пушистого пледа, в привычных крепких объятьях было так спокойно, что Эйприл почти поверила, что весь кошмар разгрома, гибели и потери лишь привиделся ей. Почти…

За тонкой стенкой-ширмой завозилась, просыпаясь, Ирма. Шредер точно помнил, что поселил недалекую девицу по соседству с Эйприл — но не в одной комнате. Он подавил почти сорвавшееся с губ проклятье. Посетило жгучее искушение подхватить одну из разбросанных на софе подушек и, неслышно подкравшись, прижать к губам Ирмы — несильно, совсем чуть-чуть, чтобы заставить замолчать. Но он не смог бы так поступить, даже если бы не удерживал сейчас Эйприл. Эйприл… Словно опомнившись, Шредер подался чуть назад, осознавая, насколько близок сейчас к разоблачению. Не так все должно было быть… не теперь и не так…

— Эй, кто здесь? — шлепающие шаги звучали все ближе. Даже не оглядываясь в ту сторону, Шредер знал, что Ирма подошла к дверному проему и подслеповато щурится сейчас в темноту, словно и правда ощущая в ней его.

* * *

Ирма в очередной раз дернулась, проснувшись от стона Эйприл. Сдавленно охнув, потерла ладонью затекшую шею. Спать, примостившись на низком пуфике, было крайне неудобно, но ничего более подходящего в маленькой (раза в два меньше той, что она делила с Эйприл) комнатушке не было. А тревожить подругу, возвращаясь хотя бы за подушкой, Ирма не решилась.

Ирма так и не поняла, что же случилось, что могло настолько потрясти Эйприл. Она попросту проспала время ее отлучки, и первое, что поняла, протирая неуклюже глаза и таращась на сопровождавших подругу Футов: Эйприл непохожа на саму себя. Бледная, потерянная и молчаливая, словно после потери всех близких родственников. Сразу проснувшаяся Ирма всерьез заподозрила, что Шредер доложил ей о гибели черепашек: тети Эйприл сейчас не было в городе, а больше ей всерьез переживать было не из-за кого. И про себя помянула жестокосердного ниндзя недобрым словом.

Выяснить наверняка она так и не сумела. Впавшая в прострацию Эйприл долгое время отмалчивалась в ответ на ее сначала робкие, а потом все более настойчивые вопросы. А затем и вовсе сорвалась в истерике; перепуганной Ирме показалось, что подруга сошла с ума и вот-вот набросится на нее с кулаками. Она безропотно покинула комнату, худо-бедно примостилась на пуфике у входа и потихоньку гадала, что же такого могло произойти, прислушиваясь к происходящему за дверью. Да так, видимо, и задремала снова. Ночь на дворе, как-никак.

Сон ее был зыбким и беспокойным: Ирма то теряла равновесие, то вздрагивала от возгласов и всхлипов Эйприл. Поначалу она на цыпочках подбиралась к двери, борясь с желанием проверить, все ли ладно, но постепенно привыкла и к этому.

Наверное, она задремала бы и на сей раз, но сейчас в ответ на невнятное бормотание Эйприл Ирма явственно различила чужой, мужской, голос. Притом, что точно знала, что Эйприл ни с кем бы тут не пожелала разговаривать…

Проснувшееся любопытство тут же разогнало сон. Ирма осторожно поднялась и как можно тише подошла к двери. Ну, то есть все-таки пару раз она запиналась о невидимые в тусклом свете неровности пола, но все же не падала и ничего не роняла. Уже достижение. Добравшись до двери, Ирма на миг замерла в нерешительности, но затем собралась с мужеством и отодвинула створку.

В первый момент в погруженной во мрак комнате она не разглядела ничего. Озадаченно моргнула, приглядываясь к шевелящемуся пятну: его и то удалось увидеть лишь благодаря тонкой полоске света, падавшей из коридора. И решила облегчить себе задачу, включив свет…

…чтобы в следующее мгновение, озадаченно открыв рот, уставиться на незнакомого мужчину атлетического сложения, сидевшего прямо на полу и обнимавшего Эйприл. Без очков было видно по-прежнему неважно, но Ирма готова была поклясться, что видит его («симпатичный, кстати», — невольно отметила она) впервые. Как и Эйприл, в первый миг сощурившаяся против света. Похоже, она тоже совершенно не узнавала своего ночного гостя, вмиг отпрянувшего от нее, едва заметив, что пойман с поличным.

* * *

Яркий свет вдребезги разбил волшебство момента. Эйприл инстинктивно зажмурилась, с огорчением ощущая в своих объятьях пустоту. А ведь всего секунду назад, вспоминая Ричарда, она, казалось, на самом деле чувствовала его присутствие, тепло его рук. Тяжело вздохнув, Эйприл подняла голову, переворачиваясь на четвереньки и приподнимаясь, чтобы встать…

…и едва не рухнула вновь. Потому что вблизи незадвинутой створки, одетый в странный напоминавший кимоно шелковый халат темного цвета с красными полосами на широких рукавах, с растерянным видом стоял… Ричард. Ее Ричард, которого девушка уже и не чаяла увидеть в живых, а уж тем более здесь.

— Ричард? Ты все-таки жив, — Эйприл задохнулась от навалившегося лавиной облегчения, но в глубине души тревожно звенело чувство какой-то неправильности. Что-то тут было не так, не сходилось, настораживало. Девушка еще раз медленно скользнула взглядом по насупившемуся лицу мужчины, распахнувшемуся на груди халату, затем, повинуясь порыву, взглянула на пол у ее ног. — Но как ты сюда по… — и тут же осеклась и, задохнувшись, прижала ладонь к губам, не в силах более издать ни звука.

Ричард… это был он… и не он вместе с тем. Вот так, сразу. Его голубые чуть раскосые глаза, мужественные черты лица, когда-то коротко, почти под ноль стриженные, а теперь отросшие почти до плеч зачесанные назад жесткие черные волосы. Его сильные руки, спасшие ее от беды, его мускулистое тело, на которое она могла бы любоваться вечно…

Но глаза Ричарда никогда не блестели так жестко, на губах не было такой кривой усмешки… а еще у него не было… никогда не было и не могло быть такого донельзя знакомого атрибута: наладонника с бритвенно-острыми лезвиями, валявшегося сейчас возле его ног. И брошенный на предмет короткий взгляд вернее слов свидетельствовал о том, что он знаком гостю.

— Это… ты? — наконец сумела сделать вдох и выдавить из себя Эйприл. Она заворожено смотрела на своего мучителя, невероятным образом принявшего облик полюбившегося ей человека, словно ожидая, когда морок наконец развеется. Тщетно…

— Да… Эйприл, — впервые тот назвал ее по имени. И улыбнулся чуть натянуто, подняв наконец наладонник, нервно крутя в руках. Потом с неожиданным гневом отшвырнул, так что и Эйприл, и Ирма вздрогнули, впрочем, первая не отвела глаз.

— Этого… не может… быть. Не может! — голос Эйприл сорвался, она схватилась за горло, словно бы пытаясь протолкнуть безнадежно застрявшие там слова.

Шредер медленно качнул головой, шагнул было к ней, но поймав затравленный взгляд, остановился.

— В мире нет ничего невозможного, мисс О’Нил, вам ли не знать? — в голосе прозвучала нотка горечи, после чего Саки продолжил с нескрываемым сарказмом: — Ваш драгоценный Ричард — это я, и всегда был им. Такие вот дела…

Эйприл невольно подалась назад, все еще не в силах подняться, не отводя от мучителя застывшего взгляда. «Не может быть… не может быть…» — рефреном билось в сознании. Однако… она знала это лицо, эти руки… этот голос. Знала не только как кровожадного злодея, удивительно точно теперь соответствующего своему прозвищу — но и как своего спасителя. Своего возлюбленного…

_______________________________

* юката — легкое, зачастую домашнее кимоно