Вальпургиев рассвет (джен)

Пару часов назад рядом гремело так, будто целая бригада рабочих колотила молотками. Ночной лес не спал — его разбудила артиллерия и бегущие волшебники. Здесь еще со времен Речи Посполитой были закрытые для магглов уголки. Снаряды туда не падали — просто туда никто никогда не целился — но вот слышно их было хорошо. Три года назад Долохову казалось, что он на прогулке. Сейчас это был бег под грохот маггловских снарядов. Шел июль тысяча девятьсот сорок четвертого.

Герхарт лежал в пяти метрах от Долохова и мелко вздрагивал. От него прежнего уже ничего не осталось; вместо молодого уверенного мужчины, ржущего над сгоревшими грязнокровками, остался запуганный волшебник, старавшийся закопаться. Долохов старался не смотреть в сторону немца.

Труп Ивана — еще одного «кощея», одногодки Долохова, лежал как раз рядом с Герхартом. Сразу два невербальных «Редукто» ударили его в сердце — с такими дырами в теле не живут, тут даже и думать нечего. Антон попробовал аккуратно посмотреть из-за ствола; он не лежал, он стоял — лежачему труднее колдовать.

Лес молчал. Сколько Долохов ни смотрел, в темноте он не мог кого-то разглядеть. Только показалось пару раз, что между деревьев скользнули неясные фигуры. Антон просто не видел целей; только своих, попрятавшихся за деревьями. Смерть пришла откуда-то сбоку; багровая молния пронеслась в трех метрах сзади и свалила Отто. Строго говоря, невербальная «Авада» не убивает, только лишает чувств на сутки; но здесь и сейчас это было почти одно и то же. Антон поглядел в ту сторону, откуда прилетело заклинание. Там уже никого не было.

И тогда Долохов услышал этот звук. Тихий, еле слышный, но отчетливый шелест пронесся между деревьями. Страшное шипение сплелось с каким-то стоном. Звук проникал под кожу, ввинчивался в уши, заставлял ежиться — Антон почувствовал холод, как будто посреди июля настал декабрь.

Как только стон утих, в них начали стрелять.

* * *

— Нет! Нет! Не отдавайте меня им!!! — Герхарт визжал, как недорезанная свинья.

Долохов увидел, как правую руку немца обвило черное щупальце. Оно натянулось и потащило волшебника прочь, за деревья. Кто-то наколдовал «Диффиндо» — змееподобный хлыст порвался. Герхарт отдернул руку к себе, но тут же два других кнута обвили его плечи и потащили дальше.

Куда волокли немца, Долохов не видел. Он колдовал наугад, целясь туда, где мелькали бесформенные фигуры.

— Долохов! Долохов! Там русские! — проорал Дитрих, показывая куда-то влево от Антона. — Отходим прочь!

Кто-то от большого ума решил подсветить чащу. Волшебник успел наколдовать шарик света — и тут же в него впилась целая очередь мерцающих серебряных стрел. Долохов уже понимал, что надо бежать, не останавливаясь. Кто бы ни был по ту сторону, они ясно видели их ночью и могли переговариваться.

— Не надо!!!

Герхарт крикнул последний раз — и заорал страшно, пронзительно, на одной ноте. Дитрих выстрелил на звук. Вспышка вырвала из темноты разорванное тело немца и край темно-синего плаща, который тут же исчез за деревьями. Рядом тут же громыхнуло так, что у Долохова заложило уши. Он кое-как отполз к ближайшему дереву и прислонился к нему спиной.

И тогда Долохов не только услышал, но и увидел. Кусок ели зашевелился. Антон не сразу понял, что это не иллюзия, а реальность. То, что он принял за густые ветви, оказалось человеком, который медленно шагнул к другому дереву. Длинный темный плащ скрадывал фигуру и менял цвет, подстраиваясь под лес. Советский волшебник повернул голову; Долохов не видел его лица под глубоким капюшоном, но он знал — человек смотрит прямо туда, где прижался к дереву Антон.

Долохов проснулся и затравленно осмотрелся. Он увидел вокруг себя знакомые серые стены и вздохнул с облегчением. Тогда они чудом унесли ноги; не сработавшийся вместе смешанный состав пытался хоть как-то вырваться из Белоруссии. За ту ночь из двадцати волшебников осталось пятеро. Трое из них дожили до сорок пятого. До семидесятых дожил только один — Антонин Долохов.

Он сел на топчане и поглядел в коридор. Дементора не было. Тварь не появлялась целых несколько минут. Когда, наконец, дежурный дементор спустился из своей ниши, он покосился на заключенного, будто спрашивая: «Ты закончил вспоминать Белоруссию?»

* * *

— Так что фальшивый Лорд?

— Он в ярости.

Снейп сложил на груди руки и посмотрел на Беллу, будто спрашивая: какими, мол, словами еще тебе передать состояние Волдеморта?

Волшебники сидели в комнате профессора. Покои Снейпа мало чем напоминали его дом; они гораздо больше напоминали обстановку на Гриммо. Отдельная спальня, отдельный кабинет, отдельная ванная — по логике вещей, рядом должна быть еще и лаборатория.

— Неплохое у тебя жилье, Северус, — сказала Белла.

— Да, вполне, — проговорил профессор, — у Слагхорна были другие покои, но эти мне нравятся больше.

Ведьма не могла отделаться от навязчивой ассоциации с футляром. Нет никаких сомнений, что Снейп редко покидал эти комнаты. Тут он спал, тут он писал статьи и ставил эксперименты. Сейчас Белле казалось, что само ее присутствие не очень уместно. Сразу после душа Снейп переоделся в свой неизменный костюм. Они так и сидели в комнате друг напротив друга; застегнутый на все пуговицы Снейп и Беллатрикс в халате и носках — Беллатрикс все-таки надела их после душа.

— Скоро завтрак, — Белла глянула на часы. — Думаю, что мне не стоит появляться в большом зале. Проводишь меня?

Когда-то давно еще настоящий Волдеморт пообещал ей Хогвартс. Наверное, такие же покои превратились бы в ее дом. Сюда бы регулярно приезжал Рудольфус. По этим коридорам носились бы их дети. Все это могло бы быть. Но не произошло.

Вместо воспоминаний о несбывшемся у нее была своя реальность и свои дела, которые надо решать.

* * *

Сначала Беллатрикс хотела собрать людей у себя. Потом, чуть подумав, она отказалась от этой затеи. Хватит и того, что на Гриммо постоянно живут Руквуд с Мальсбиером; и будут жить, пока не кончится война. В конце концов, Дамблдор тоже не собирал Орден у себя в Хогвартсе.

— …Господа, — Беллатрикс обвела взглядом собравшихся. — У меня создается стойкое ощущение, что нас держат за идиотов.

Ведьма выразительно посмотрела на газету, лежавшую на столе. Свежий выпуск «Пророка» информировал о кадровых перестановках в Министерстве. Советником Руфуса Скримджера неожиданно оказался Фадж. В газете уделили целый абзац объясняли, что бывший Главный Аврор нуждается в советах и консультациях по вопросам, связанным с работой «мирных» отделов Министерства.

— Фадж в любом случае постарался бы остаться при власти, — заметил Малфой. — Конечно, я не ожидал, что это произойдет настолько прямо, но…

— …Но, по-моему, Фаджа уже проще убить, чем удалить от политики, — резко сказала Беллатрикс.

— Технически это не так сложно сделать, — вмешался Селвин. — Сложнее сделать так, чтобы не подумали на нас.

Мужчины обменялись понимающими взглядами и усмешками. Сама идея о том, что кого-то можно просто устранить, еще в начале семидесятых для них перестала быть запретной. Белла пошевелилась в кресле.

Гостиная Нотта мало напоминала зал в Малфой-мэноре. У Люциуса помещение было обставлено в лучших традициях — длинный стол, большой зал, который можно было как залить светом, так и утопить в полумраке. У Нотта все выглядело как типичный английский клуб девятнадцатого века. Кресла, журнальные столики, камин. Хороший табак, который Нотту прислали «единомышленники из Салема». Полное отсутствие домовиков — после истории с медальоном эльфам на собрании делать было нечего. И отсутствие леди Нотт — Фредерик, как и Люциус, держал жену подальше от этих дел.

— Безусловно, сложнее, — продолжила Белла. — Но я думаю, что это не нужно. Сейчас точно не стоит выводить из строя Фаджа. Слишком рано для этого. И самое главное — это не решает никаких наших проблем.

— Полностью согласен, — Руквуд, тихо-мирно сидевший в уголке, подал голос.

— Давайте подумаем вот о чем, — Беллатрикс заговорила снова. — На кого сейчас сможет опереться фальшивый Волдеморт? Все серьезные люди Организации или тут, или в Азкабане. Остаются Керроу, которых не взяли в Отдел Тайн. Кто еще?

— Дементоры.

— Люди под «Империо».

— Оборотни.

— Гигантов тоже можно доставить в Британию.

— Именно, — Беллатрикс согласилась со всеми предположениями. — Фальшивый Волдеморт точно не будет разборчив в средствах. Это в первую войну у него были мы, были спонсоры и была позитивная политическая программа. Сейчас этого нет. Кстати, рассчитывать на ручного оборотня Дамблдора я бы не стала. И как я понимаю, Министерство к такому не готовится. Коллеги, вхожие туда, вы подтвердите эту мысль?

— Полностью подтверждаю, — сказал Яксли. — Ничего хорошего нам ждать не придется. Если не было даже попыток обыскать дом Керроу, то… вы меня понимаете.

— Министерство даже рассчитывает на дементоров, — добавил Малфой. — Будет хорошо, если власти просто не будут нам противодействовать.

— И именно поэтому нам требуется побеспокоиться о безопасности тех, кто нам хотя бы не мешает, — Беллатрикс потерла подбородок. — Полагаю, что мы все заинтересованы в сохранении жизни Амелии Боунс как наиболее вменяемого человека…

* * *

— У Крауча могло получиться, у Скримджера — не думаю, — Руквуд был пессимистичен.

Они остались вдвоем в гостиной. Мальсибер отправился к себе в комнату, едва только оказался на Гриммо. Белла медленно прошла к креслу и опустилась в него с преувеличенной осторожностью; сразу после совещания на ведьму навалилась противная слабость. Она будто шла не по полу, а по палубе корабля.

— Крауч сразу исходил из того, что у него в подчинении идиоты, склонные к предательству, — поморщилась Белла. — Истерика в обществе есть, как и тогда. А вот внутри руководства кроме заявлений, что все под контролем, ничего не было и нет.

Волшебница, не глядя, нащупала пачку сигарет, даже приоткрыла ее и тут же положила на журнальный столик. Курить расхотелось.

— Поэтому я пессимист, — невыразимец сел на диван.

Руквуд в такие моменты напоминал горгулью. Он мог сидеть неподвижно, почти не меняя позы и думать. Белла даже не пробовала его отвлекать.

— Год, — сказал Руквуд.

— Если Амелию Боунс убьют, то примерно год, — согласилась ведьма.

* * *

— Раздавай, — сказала Пенелопа.

Люди, обитавшие на Гриммо, делились на две почти не пересекавшиеся друг с другом группы. Руквуд и Мальсибер редко показывались на глаза Сириусу с Пенни. Они даже есть старались раздельно. Старые счеты никуда не делись. Все это прекрасно понимали. Единственной, кто нормально мог общаться со всеми, была Беллатрикс. Волшебница молча смотрела, как Сириус раздает перетасованные карты. Ей почему-то казалось, что Пенелопа пахнет как-то иначе.

Регулус спал, Тонкс сегодня была на дежурстве, Руквуд с Мальсибером скрылись. Блэки играли в преферанс. То, что Пенелопа умеет в него играть, Белла и так знала. Не знала, что умеет хорошо, на уровне Сириуса. Пока что самая маленькая Блэк оставалась в самом большом выигрыше.

— Мадам Блэк, можно кое-что спросить? — поинтересовалась Пенелопа после очередной раздачи. — У нас в библиотеке множество книг по шахматам, но ни разу не видела, чтобы кто-то в них играл. Это от прошлых поколений?

Белла с Сириусом, не сговариваясь, заржали в два голоса.

— Мы почти десять лет в них играли, — Беллатрикс откинулась на спинку стула и с ухмылкой посмотрела на Сириуса. — Сейчас как-то не очень тянет; явление того же порядка, что и моя любовь к носкам.

— В конце концов, мы научились играть вслепую, — добавил Сириус.

Беллатрикс потерла подбородок. Вопрос Пенелопы навел ведьму на интересные мысли. Она действительно почти выкинула из головы Азкабан. Холод и мрак отступили; Белла уже не боялась стать сквибом. Она сама не поняла, в какой именно момент Азкабан стал именно что прошлым, чем-то пережитым, а не суровой реальностью.

Тюрьма оставила ей на память шрамы, необходимость сидеть на диете и регулярные недомогания. Но Беллатрикс смогла жить полноценной жизнью.

* * *

Тонкс появилась на Гриммо за четыре дня до конца семестра. Племянница привезла не самые приятные новости из Министерства магии. Фадж не выглядел расстроенным или потерянным. Кому-то уже дали понять, что министр очень внимательно прислушивается к своему советнику.

— …В общем, новая вывеска старой фирмы, — Беллатрикс уселась в кресло-качалку.

Голова опять кружилась. Это начинало происходить уже часто. Беллатрикс помолчала несколько секунд, собираясь с мыслями.

С Фаджем и Скримджером все становится уже ясно. Неясно вот только что делать с этой полукровной племянницей, которая рассматривает гобелен. Наверное, именно из-за девицы-метаморфа Белла начала спокойнее относиться к полукровкам и побегу Андромеды. Нимфадора, конечно, мало напоминала женщину из семьи Блэк, но это было явно связано с воспитанием. Не с кровью — Тонкси выросла сильной и умелой ведьмой.

— Даже удивительно, — подала голос племянница. — Я никак не привыкну к тому, что тут у меня двойная фамилия.

— Так бывает, — пояснила Белла. — В некоторых альманахах долго сохраняются другие фамилии. Например, семья давно носит одиночную, а в геральдике помнят про вкрапление другой крови. Так бывает, например, когда семья продолжается по женской линии.

— Мама начала многое мне рассказывать, когда вы восстановили гобелен, — продолжила Тонкс. — Когда я была маленькой, она говорила в основном о членах семьи. Сейчас о семье в целом.

— Потому что ты часть нашей семьи.

— Хотя я не очень похожа на нормальную чистокровную ведьму, — Беллатрикс никак не могла понять, племянница огорчена или просто констатирует факт.

— Члены нашей семьи могут позволить себе такую роскошь, как отступление от общепринятых правил. Тебе достаточно поглядеть на тетушек, — Беллатрикс указала взглядом на гобелен. — Но если хочешь более воодушевляющие примеры, то поищи сестру прадеда, Кассиопею Блэк. Вот уж кто плевал на нормы, так это она — сотрудница из Отдела Тайн. Так что ты не слишком сильно выбиваешься из общей колеи.

Тонкси еле заметно улыбнулась.

— Мама очень рада, что все так получилось, — еле заметно улыбнулась Тонкс.

— А ты сама? — в лоб спросила Белалтрикс. — Как смотришь на вот это вот «все»?

Дора помолчала; ее волосы перекрасились в красный, потом в розовый. Наконец, они снова стали черными и девушка заговорила.

— Мне, конечно, сложнее понять то, что понимает и думает мама. Но если во мне кровь Блэков, и я делаю то, что одобряли Блэки, то… наверное, все правильно?

Девушка снова замолчала, ожидая, что скажет тетка. Белла и без всякой легилименции понимала, что Тонкс вполне резонно опасается любым своим ответом разозлить Беллу.

— Вот давай теперь поговорим о правильном, — Беллатрикс указала взглядом на диван рядом с собой. — У меня есть к тебе очень откровенный разговор.

Ведьма дождалась, когда племянница присядет и прямо в лоб, без предисловий и расшаркиваний, спросила ее:

— Насколько серьезны твои отношения с Гарри Поттером? Это разговор между нами, я даю тебе слово.

— Они серьезные, — Дора покраснела и насупилась. — Он мне нравится, я ему тоже. Но я понимаю…

— Не понимаешь, — перебила Беллатрикс. — Или не до конца понимаешь. Дай-ка я кое-что тебе объясню.

Белла помолчала секунду.

— Что в твоем понимании «нормальная чистокровная ведьма»? Такая же, как Нарцисса Малфой? Это только внешнее проявление принципа. Видишь ли, за каждым нормальным чистокровным магом стоит семья. Причем не просто отец, мать и братья с сестрами, а множество других родственников. Семья — это не просто компания, это, если так можно сказать, команда. Брак для старых семей — что-то вроде военно-политического союза между государствами. Именно поэтому достойный волшебник из старого рода всегда готов сделать многое для процветания своей семьи. Как и Андромеда, кстати. Она могла сбежать с твоим отцом, но она вытащила меня во второй раз из Азкабана, и я благодарна ей за это.

Ведьма посмотрела на племянницу. Тонкс открыла было рот, но так ничего и не сказала. Она поняла, о чем речь.

— Война кончится. Останется политика. И в этой политике будет так или иначе Поттер. И если у вас все взаимно и серьезно, то я не могу этого не приветствовать.

— Мама еще два года назад сказала, что вы, тетушка, во второй раз вышли замуж. За клан Блэков, — сказала Дора с непонятным выражением лица.

— Именно поэтому она прислала мне в подарок портрет Елизаветы Тюдор, — Белла хмыкнула. — Я хорошо понимаю, что в таких вопросах принуждать дочь Андромеды бесполезно. Поэтому и интересуюсь.

— У нас все серьезно, — повторила Тонкс. — Конечно, он младше и все остальное, что положено говорить в таких случаях, но скоро ему семнадцать.

— Семь лет, кажется, — протянула Беллатрикс. — Не такая большая между вами разница, особенно если ты метаморф. Как думаешь, у вас может получиться, если уж совсем серьезно?

— Ну… — Тонкс поглядела на тетю, как прихожанин на пастора. — Наверное, да, получится. Мне кажется, что ему нужен кто-то, кто вылечит парня от комплексов. Но говорить сейчас об этом все-таки рано. К тому же непонятно, как еще ко всему этому отнесется хотя бы мама.

— С Андромедой я тебе помогу. У меня есть политические виды на Поттера, в конце концов, ты имеешь право знать, племянница, — если бы у Беллатрикс были очки-половинки, она бы сейчас посмотрела поверх них на Тонкс. — В любом случае семья обеспечит тебя приданым и всем, что полагается. Нормальной ведьме полагается, — добавила она.

— То есть я все делаю правильно? — улыбнулась Нимфадора.

* * *

Белла зачем-то посмотрела на календарь. До прибытия «Хогвартс-экспресса» оставался день. Ведьма медленно осмотрела кабинет; ее взгляд зацепился за раму портрета. Она смотрела на нее, разглядывая мелкие детали. Ей упорно не хотелось возвращаться к двум бумажкам, лежавшим на столе.

У Беллатрикс в последние недели иногда кружилась голова. Так бывало — ее давление и раньше могло выкинуть фокус. Трудно было ожидать иного после поединка с Волдемортом и чудовищной дозы пыточного проклятия. Само по себе головокружение не особо пугало.

Когда Белла беседовала с племянницей, задержка длилась второй день. Само по себе это не пугало — волшебнице было не двадцать лет, чтобы ее организм работал, как часы. Пугало сочетание факторов; с того разговора прошло три дня и задержка никуда не делась.

В конце концов, Беллатрикс забрала у Мальсибера список всех лекарств, которыми ее пичкали в ту неделю и тщательно его перечитала. Среди внушительного перечня оказался препарат, который не совмещался с противозачаточным зельем. В доме не было нужного лекарства, и Мальсибер просто заменил одно укрепляющее зелье другим. Тем самым, несовместимым; у Джорджа была куча проблем кроме забега по аптекам, Тонкс просто не был в курсе личной жизни Беллатрикс.

— Ну и что теперь делать? — спросила ведьма у пустого портрета; старый директор, к всеобщему счастью, отсутствовал.

Белла с тяжелым вздохом уселась в кресло и подперла подбородок руками. Сейчас она очень хорошо понимала, что чувствовала Друэлла Розье в свои шестнадцать лет. Через полминуты ведьма кое-как пришла в себя и отправила Кричера за кузеном.

— Бродяга, — сказала Беллатрикс, когда Сириус явился и сел в кресло, — похоже, произошла задница. Надо серьезно поговорить.