Вальпургиев рассвет (джен)

В списке радостей Беллы большая, теплая и мягкая кровать, стоявшая в ее спальне, уступала только носкам и хорошей обуви. Лежать под теплыми одеялами было даже приятнее, чем нежиться в ванне. После вечной прохлады Азкабана Беллатрикс очень любила греться. Еще летом, занимаясь самокопанием, ведьма решила не слишком разлеживаться в постели, но в итоге позволила себе компромисс. Иногда, когда желания двигаться не было, но мысли неслись, Белла не шла в кабинет, а усаживалась в своей кровати. Два теплых одеяла и несколько подушек превращались в самое настоящее гнездо.

Сентябрь шел. Как только Беллатрикс смогла колдовать что-то более-менее приличное без риска стать сквибом, дни побежали гораздо быстрее. Только в боевом зале Блэков Белла осознала, насколько сильно ей не хватало возможности колдовать. С тех пор, как в подвале под подвалом прозвучал «Экспеллиармус», ведьма тренировалась именно там. Она еще раз сверила список заклинаний со Снейпом и разыскала в библиотеке старые учебники, по которым училась в Хогвартсе еще Вальбурга Блэк. С начала сентября Беллатрикс отрабатывала в боевом зале заклятия, которые давным-давно мэтр Флитвик объяснял еще на первых трех курсах.

Это были утомительные, противные часы. Ее пальцы зудели от прикосновения к волшебной палочке, после ужина она практически сразу засыпала. Магия медленно возвращалась в отвыкшее от нее тело, прокладывая себе путь подобно воде, протекающей по засоренной трубе. Но для Беллатрикс все неудобства перекрывались пьянящим ощущением собственной силы, от которой она почти отвыкла.

Белла никогда не боялась быть сильной. В дочери рода Блэков сошлись воедино гордость крови, гордость касты и гордость магической силы. Это чувство не смог вытравить из нее даже Азкабан; каменный мешок и дементоры только заглушили его. Как только у Беллатрикс появилась цель, пусть даже и скромная, нашлась и дорога.

Кроме постоянных тренировок, Белла изредка выбиралась из дома и анализировала информацию. Время от времени у Стивенсона появлялась интересная статья; интересная не только для аптекаря, но и для самой Беллы, кредо которой в ЗОТИ выражалось емкой фразой: «Нельзя нормально защититься от того, чем сам не владеешь». Ситуация была вполне нормальной: дурмштранговский вестник выходил на русском, и в Британии действительно нелегко было найти волшебника, владевшего и темными искусствами, и русским языком.

Стивенсон практически не вызывал у Беллы паранойи. Гораздо сложнее было с Флинтом. Мадам Блэк не так много общалась с семикурсником, но уже могла сделать определенные выводы. Маркуса при всем желании нельзя было назвать одаренным человеком. Успехами в учебе он не блистал, соображал он сильно медленнее Беллы, но некоторые достоинства у парня все же имелись. Например, Флинт оказался наблюдательным. В общем-то, слизеринец справлялся со своей задачей, сообщая актуальную информацию, но у Беллатрикс возникал совсем другой вопрос: «Как быстро его раскусит Снейп?» В том, что Северус рано или поздно заподозрит своего студента в шпионаже, Белла не сомневалась. Вначале она хотела даже не связываться с Хогвартсом, но чуть позже, подумав, пришла к интересному выводу.

Пусть Флинта даже и раскусят. Но что такого нового узнает Дамблдор, даже если Снейп сообщит ему о переписке с Беллой? Что Беллатрикс, которая уже несколько недель снова Блэк, не намерена успокоиться и тихо доживать свой вдовий век? Старый директор это и так хорошо знает. Белла очень хорошо помнила неприязненный взгляд директора, услышавшего вердикт: десять лет. Волшебница была твердо убеждена: Дамблдор предпочел бы увидеть ее безвольной куклой — тем, что остается после поцелуя дементора; или хотя бы запертой навечно в Азкабане. Старик очень хорошо знал, кто такая Беллатрикс Лестрейндж, и чем конкретно она занималась в ближнем круге Темного лорда.

С этой точки зрения, любой приговор, вынесенный Белле, кроме пожизненного заключения или смертной казни означал только лишь передышку для ордена Феникса. Цинично рассуждая, если Флинта и раскроют, Дамблдор ничего нового для себя не узнает. А вот Беллатрикс, читая новости из первых рук, узнает очень и очень многое.

* * *

Очередное письмо от Флинта застало Беллу в выходной день после обеда. Слизеринец не был полным дураком и отправлял письма из Хогсмида. Сова прилетела именно в то самое время, когда Беллатрикс не имела ни малейшего желания передвигаться. Отпустив птицу, ведьма устроилась в кровати и пробежалась взглядом по строчкам. Интересных моментов было ровно два и оба они касались квиддича.

Итак, за Поттером целенаправленно гонялся бладжер. Мяч сломал мальчишке руку и Гарри провел ночь в больничном крыле, пока ему выращивали заново кости. То, что Локхарт — некомпетентный идиот, Белла понимала уже давно. Сцена с удалением костей из руки не добавила ничего нового. Гораздо непонятнее было другое; второй раз вокруг Поттера происходят странные события, требующие недюжинных способностей. Один раз перед мальчиком закрыли барьер на Кингс-Кросс, сейчас натравили на него блаждер. Но зачем?

Беллатрикс, если как следует постараться, смогла бы заговорить бладжер. Но если хочется навредить мальчику, что мешало подловить его летом? В газетах было написано, что Мальчик-Который-Выжил летом живет у родственников-магглов. Нет, конечно, адрес там не указан, но даже Беллатрикс смогла без особых усилий найти, где мальчик живет. Зачем городить огород с бладжером и барьером, когда есть испытанный арсенал, увенчанный тремя Непростительными?

Беллатрикс задумалась. Может, злоумышленник опасался связываться с ребенком, от которого отлетела Авада? Но почему тогда попросту не уронить на мальца что-нибудь потяжелее? Слишком нелогично, слишком странно это выглядит. Ведьма устроилась поудобнее и попробовала посмотреть на ситуацию с другой стороны. Кто и зачем мог затеять такое с Гарри Поттером?

Ей сразу пришла в голову версия о ком-то из ближнего круга Упивающихся, собравшемуся отомстить мальчишке. Догадка была на поверхности, она просто напрашивалась, и сразу же была отвергнута. Во-первых, почему именно сейчас? Во-вторых, почему такой фанатичный умелец даже не попробовал связаться с Беллатрикс? Волшебница никак не могла подобрать среди товарищей, разгуливающих на свободе, хоть кого-то, кто именно так занялся бы этим делом.

Идеи с барьером и бладжером были вполне в духе Дамблдора: запутанные, неочевидные планы, которые срабатывали с завидной эффективностью. Но это предположение разбивалось о назначение Локхарта. Директор — человек со странностями, но кажущаяся запутанность его решений связана не с отсутствием логики в голове Дамблдора, а с незнанием планов старого волшебника. Даже если предположить, что Альбус счел Гарри новым Темным лордом, то зачем ему надо воспитывать мальчика, приняв в Хогвартс Гилдероя Локхарта? В том, что тщеславный пустозвон появился в школе только и исключительно в воспитательных целях, Беллатрикс не сомневалась. И то, что директор рискует показателями целой школы ради воспитания Гарри Поттера, только лишний раз убеждало Беллу: ставки на мальчика неимоверно высоки. Белла никак не могла представить, зачем одновременно воспитывать мальчика и пытаться ему навредить. Что-то ей подсказывало, что и барьер, и бладжер — дело одних рук. Значит, вариант с переоценкой Гарри директором был очень маловероятен.

Тупик? Ни бывшим Упивающимся, ни Дамблдору это не выгодно? Тогда кто мог это задумать? От избытка чувств Беллатрикс хлопнула себя по лбу. Она настолько привыкла воспринимать реальность через призму противостояния ордена Феникса и организации, что даже не допускала мысль о какой бы то ни было третьей силе. Если предположить, что злоумышленник преследовал какие-то свои цели, не связанные с Гарри Поттером напрямую, версии хотя бы не выглядели бредом. Например, кто-то пытается надавить на директора. В этом случае даже сложность нападений на Гарри становится обоснованной: надо и запутать директора, и отвести от себя подозрения, и ни в коем случае не причинить ребенку настоящий вред. Кто мог это сделать?

Вряд ли Корнелиус Фадж. Действующий министр, безусловно, может недолюбливать Дамблдора. Беллатрикс даже догадывалась, почему. Любой деятель, похожий на незабвенного Корнелиуса, всегда будет воспринимать независимого и авторитетного человека как угрозу своей власти. Но у Фаджа есть совсем другие рычаги влияния. Может, Люциус? У него точно есть причина мстить директору: Белла помнила, как старший Малфой отнесся к наложенному на Драко взысканию. Методы, которыми досаждают Поттеру, тоже вполне могут соответствовать образу свояка. Мысли Беллы описали круг и вернулись к вопросу о Темном лорде.

Люциус, безусловно, добился неожиданного успеха в политике. При этом Беллатрикс, соотнося высказывания свояка и поведение его вассалов, была уверена, что возвращение Волдеморта для Люциуса Малфоя — не самое желанное событие. С этой позиции, свояк мог как пытаться насолить Дамблдору через Поттера, так и стараться задавить в зародыше реинкарнацию Волдеморта. Белла улеглась в кровать. Жаль, что ей не хватает опыта. Она могла спланировать диверсию, могла в лучшие годы сражаться на дуэли даже с Муди, но в политических играх до Малфоя и Дамблдора ей было очень далеко. Пока Беллатрикс могла только созерцать происходящее.

Она не заметила, как снова задремала. Ее разбудил Кикимер, сообщивший с виноватым видом, что хозяюшка велела будить ее в это время.

* * *

Осень шла, чем дальше, тем быстрее. В самом начале октября в доме на Гриммо объявилась Нарцисса с неожиданной просьбой.

— Ты пока ничего не сказала мне из того, о чем я не догадывалась, — улыбнулась Беллатрикс после того, как леди Малфой пожаловалась ей на Локхарта.

Они сидели в столовой за чаем, как в старые добрые времена, еще когда обе сестры были девицами Блэк. Для полноты не хватало разве что Андромеды. Нарцисса долго собиралась с духом и наконец медленно произнесла то, ради чего и появилась:

— Белла... — младшая сестра говорила медленно, будто нащупывала путь через болото. — Ты не могла бы позаниматься с Драко в каникулы защитой?

— Ты хочешь, чтобы я занялась с племянником? Защитой? От темных искусств? — Беллатрикс удивленно приподняла брови. — Тебя никто не покусал, Цисси?

— Я думаю, что у тебя получится заняться с мальчиком именно защитой от темных искусств, — Нарцисса выделила голосом слово «защитой».

* * *

Неизвестно, повлияло ли согласие Беллы, или нет, но в середине октября леди Блэк преодолела сопротивление министерских бюрократов. В Азкабан к Сириусу отправилась огромная посылка со сладостями, газетами и куревом. Вернувшись из министерства поздним вечером, Белла могла разве что облегченно выдохнуть: прорваться через дебри министерства было не легче, чем уйти от аврорской погони. Вместе с газетами отправилось и письмо кузену.

На следующий же день Белла начала гораздо интенсивнее надиктовывать свои заметки о беседах с кузеном. Из краткого пересказа их дискуссий и перебранок надиктованные записи постепенно превращались чуть ли не в политическую программу.

«Таким образом, вопрос статуса крови носит прежде всего социальный характер», — перо записывало за Беллой. После вчерашнего похода один вопрос, который они давным-давно обсудили с Сириусом, снова всплыл в ее памяти.

Когда кузен рассказывал о Габсбургах, он уделил очень много внимания Хуану Хосе Австрийскому, королевскому бастарду. Та же наследственность, тот же отец, что у болезненного Карла Второго. И какие разные дети родились у племянницы Филиппа Четвертого и актрисы Марии Кальдерон! Несчастный и слабоумный Карл, который даже не мог нормально жевать, и дон Хуан, «князь моря», полководец и усмиритель восставшей Каталонии. Сириус рассказывал о королевском бастарде с восхищением. Белла, слушая его, была уверена, что кузен хотел бы прожить подобную жизнь. Со слов Сириуса, дон Хуан даже выглядел похожим на Блэков.

Сириус рассказывал об этом полукровке, чтобы показать Белле, как капля горячей алой крови, как всего лишь одна грязнокровка оживляет заскорузлое родовое древо, близкое к вырождению. Но Беллатрикс, как всегда, истолковала все по-своему. История Хуана Хосе Австрийского в ее заметках стала примером правильного воспитания полукровного ребенка.

* * *

Чем ближе становился Хеллоуин, тем нервознее становилась Беллатрикс. Она не собиралась отмечать сам праздник; длился траур по умершему мужу, к тому же в Хеллоуин исчез Лорд. Но сразу за Хеллоуином наступал день поминовения. Белла не могла увидеть даже могилу мужа, но твердо решила посетить семейный склеп. День всех святых она провела в одиночестве. Как ни странно, но ей почти не хотелось спать вечером; противное, томительное предчувствие полностью завладело ей. Утром, кое-как приведя себя в порядок, Беллатрикс отправилась к кладбищу на «Ночном рыцаре». Она успела выбраться из автобуса и сделать несколько шагов к семейному склепу, когда услышала сбоку хлопок аппарации.

Белла машинально вскинула палочку. Она даже не успела ни о чем задуматься, пока развернулась на месте и прицелилась на источник шума. Она подсознательно ожидала увидеть что угодно: от авроров до Дамблдора. Но вместо этого она увидела еще более неожиданное зрелище.

— Андромеда? — недоверчиво произнесла Беллатрикс и опустила палочку.