Вальпургиев рассвет (джен)

Она пришла ночью снова: ровесница Беллатрикс с длинными белыми волосами, с глазами старухи на моложавом лице. Декорации с прошлого раза не изменились. Тот же самый летний холодок и та же самая беседка, в которой Белла давным-давно разговаривала с настоящим Волдемортом. Когда она провалилась в сон, беловолосая женщина уже сидела на скамеечке.

Беллатрикс не помнила ее имени; но ее приветствие навсегда отпечаталось в мозгу.

— Здравствуй, мама!

— Здравствуй… — во второй раз Белла очень быстро справилась с собой.

Сюрреализм. Бред. Назовите как угодно — все равно слов недостаточно. Сидеть напротив дочери, которая при этом старше твоего настоящего, не биологического возраста; Беллатрикс видела ее глаза — зеркало души просто так не спрячешь. Она знала, что перед ней человек, в котором очень много от Блэков. Но все же… как? И она не могла запомнить имени.

— На чем же мы остановились, мама?

Беловолосая сплела пальцы в замок и подалась вперед, пристально рассматривая Беллу. Тяжелый, пронизывающий взгляд, но и сама Беллатрикс была не робкого десятка. Наконец, ее дочь на мгновение улыбнулась и продолжила:

— Кажется, мы говорили об образах будущего…

— Нет. Мы остановились на том, что я хочу знать, кто ты такая. Мне неизвестно даже, как тебя зовут.

Беловолосая помолчала.

— Мое имя… вообще меня зовут Дельфи, но технически меня уже не существует, — она выглядела чуть ли не виноватой. — Я его тебе называла, но ты снова забудешь мое имя, стоит тебе проснуться. Меня уже нет, если не считать кусочка твоего разума.

— Что же, Дельфи… зачем тогда ты здесь?

— Я наблюдаю. Должна же я увидеть результат своего труда.

Рухнули последние сомнения; именно так выглядела Белла, когда робко ждала одобрения своей матери. Можно подделать облик, можно многое узнать, но не с такой точностью. Беллатрикс судорожно вдохнула. Только сейчас до нее дошло; осознание ударило ее как тандемная боеголовка, о которой объяснял Сириус. В прошлом видении она гораздо лучше запомнила смутные образы будущего. Но маггловские лекарства спелись с магией и растянули момент осознания.

У нее есть дочь. Или была? Или как вообще назвать это состояние?!

Но и в других реальностях тоже.

Но там она их только видела на колдографии.

И ее дочь пережила то же, что и она.

* * *

В реальном мире Беллатрикс вздрогнула. Тонкс повернулась к ней; Кричер осторожно стер слезы с лица хозяйки.

В своем сознании она слушала долгий рассказ Дельфи. От детства у Роули, через учебу в Дурмстранге, к обману старого Амоса Диггори и бестолковым скачкам во времени.

* * *

— Вот как-то так, мама… на этом весь идиотизм и закончился. Сил у меня хватало, а мозгов и выдержки, увы, нет…

— И…?

— Там не было дементоров.

Они обе помолчали, понимая все без лишних слов.

— А Руди?..

— Он был до конца верен идее. Кроме того, мама, я не знаю всего, но… — Дельфи вздохнула. — Я проклята. Я уверена, что появилась на свет только благодаря генной алхимии и биомантии. И мне известно, что все пробы показывали близкую степень моего родства с Рудольфусом Лестрейнджем. Примерно как у дяди с племянницей. Он всегда был добр ко мне. Без него я бы сгнила в Азкабане.

— И что же было дальше? — севшим голосом спросила Беллатрикс.

— У меня было пятнадцать лет на подумать. А потом у нас, — Белла поняла, что под «мы» подразумевались Дельфи и Руди, — была бездна времени и хроноворот.

— Откуда?

— Если у кого-то есть второй хроноворот, то у кого-то другого может найтись и третий, разве нет? — улыбка Дельфи была по-настоящему дьявольской. — Рудольфус не говорил, откуда он у него взялся, а я никогда не спрашивала.

— И что же было дальше? Что вы сделали?

* * *

Дальше, мама, была долгая история.

Когда я была юной, я очень хотела быть рядом с отцом. Может, Поттер из моей реальности был прав, когда сказал, что я навсегда останусь сиротой. Может, я сама, своей глупостью убила детскую мечту. Это уже неважно. Я выросла. И есть основания считать, что поумнела.

Рудольфус очень много говорил и писал о тебе, еще когда я сидела в Азкабане. Тебя считали безумной фанатичкой. Не обижайся, пожалуйста. Ты и так догадываешься? Хорошо. Рудольфус рассказывал мне о том, какой ты была до того, как сошла с ума. Это он обманул Министерство; тесты показали наше близкое родство. Министерство поверило, или захотело поверить, что меня просто обманули. Думаю, поэтому я и вышла на свободу через пятнадцать лет.

В конце концов, у каждого из нас был момент выбора. Я не смогла быть с отцом, но я еще могла его спасти. Если не его самого, то хотя бы разорванную душу. И главное — я все еще могла изменить судьбу. Поверь, мама, в моем будущем слишком мало хорошего; волшебный мир со всего размаху окунулся в самый настоящий киберпанк. Киберпанк — это… Ты знаешь, что такое киберпанк? Обалдеть.

Мы могли что-то сделать, но «что-то» — недостаточно. Все затянулось надолго. Мне пришлось узнать многое и о многих, не раз прыгать в прошлое и разбираться в том, что успела наворотить. Эти истории уже лишние, мама, потому что в твоей реальности они не случатся никогда. Кое-какие следы прошлых дел ты видела… ты же видела их всех, да? Мы смогли додуматься, как и на что повлиять. И мы знали, что ты единственная, кто сможет добиться успеха.

Я пришла в прошлое к Рудольфусу в Хеллоуин восемьдесят первого. Я знала, как его убедить — от самого же Рудольфуса спустя десятки лет. И поэтому он тогда не взял тебя к Лонгботтомам. Будущее изменилось в нужную сторону.

* * *

— И почему же я? — Белла спросила первое, что пришло в голову.

— Потому что ты единственная из нас, кто способен на настоящее самоотречение. Рудольфус знал, что ты не остановишься. И мы оба считали, что ты останешься верна идее, а не призраку.

— Что ты сказала ему… — Беллатрикс не нашла лучшей формулировки, — тогда?

— Правду.

— И он все знал еще в ту ночь?

— Да.

Беллатрикс молчала. Она плохо помнила детали того страшного вечера. Может, Руди великолепно владел собой. Может, она уже и забыла все мелочи, которые показались бы ей потом странными. Оказывается, он все знал.

— Но почему?..

— Потому что во всех других вариантах ты погибала, — Дельфи ответила на вопрос.

Беллатрикс закрыла глаза, чтобы не видеть спокойного лица дочери.

— Что же получается? — спросила она, чтобы хоть как-то ослабить гнетущую пустоту в душе. — Все, что происходит сейчас… меня просто вели за ручку?

— Ну что ты, мама? Кто тебя вел? Ты сама прошла по этому пути, все решения приняты тобой. Нам нужно было лишь подтолкнуть тебя, дать первый импульс. Убрать камень с твоей дороги. Не более того.

— Хорошо. А как тогда ты поняла, что добилась успеха?

— Потому что я исчезла. Меня больше нет… или еще нет. Я существую только в твоем сознании, и мы видимся последний раз. Ты скоро забудешь даже мое имя.

— Значит, вы пожертвовали собой, — печально сказала Белла.

— Да. Потому что ты всегда была готова сделать то же самое.

* * *

Второй сон был неплотен и зыбок; проснувшись, Беллатрикс долго смотрела в потолок, пытаясь сложить ускользающие воспоминания. Тупое оцепенение никак не выпускало ее. Чтобы двигаться, нужно было напрягаться так, будто Белла все время шагала по плечи в воде. «Так много откровений, — подумала она. — Слишком много для меня одной». Только для нее одной; ни с кем нельзя поделиться. Все или расплывчатое, или настолько страшное, что расскажи кому — сразу отправишься в Мунго, и даже фальшивый Волдеморт побрезгует добить.

Что толку рассказывать про золотое сияние или про тени от орлиных крыльев? Неясные образы, у которых слишком много толкований. Да и стоит ли пытаться их толковать? Может, это видения, а может — бред уставшего и шокированного разума. По меньшей мере, гигантские суперсолдаты — точно плод маггловского кино.

Но дочь… она — совсем другое дело.

И красные глаза.

Сейчас, когда она оставалась одна, в голову снова полезли нехорошие мысли: зачем она попросила Кричера позвать Бродягу? Точно ли она понимает все риски? Разум еле-еле справился с эмоциями. В конце концов, по ночам рядом с ней была Тонкс — она могла просто услышать разговоры во сне…

— Покажи мне, — сказал Сириус.

Бродяга пришел ранним утром. Он слушал рассказ Беллы внимательно, не перебивая. Разумеется, она ничего не сказала про дочь и ее откровения. Это навсегда останется только с ней одной. Но вот про метаморфозы она сказала без утайки. И Бродяга в свете Люмоса всмотрелся в ее глаза. Прошла очень долгая пара секунд перед тем, как он отстранился; напряжение сошло с его лица.

— Все хорошо, Беллс. Это не глаза Волдеморта, — покачал головой Сириус. — У тебя все выглядит иначе.

— Великолепно, — Беллатрикс улыбнулась; она почувствовала, как ее голос окреп.

— Беллс, — голова Сириуса оказалась рядом. — Беллс, ты простишь меня?

— Тебе не за что просить прощения, Бродяга, — Белла улыбнулась. — Я бы на твоем месте поступила так же. Не переживай.

Она медленно вытянула ладонь из-под одеяла и коснулась руки брата.

— Что происходило, пока меня не было?

— Из неприятного только две вещи, Беллс. Огден прислал сегодня утром сову с просьбой о личной встрече. Его донимают оборотни.

— Плохо… можем замаскировать Тонкси?

Огден… Огден — это неприятно. Он не из тех людей, которых можно игнорировать. И если он заподозрит подмену, то последствия могут быть самые разнообразные. Но и показаться ему юной просто опасно.

— Сможем.

— Какая вторая новость?

— Беллс, — Сириус помрачнел. — Мои источники говорят, что Нарцисса опять встречалась с кем-то из французов. Учитывая все обстоятельства, это наводит на неприятные мысли.

— Я, конечно, не лезу в дела Малфоев… — медленно произнесла Белла. — Но тенденция настораживает, ты прав.

Когда Сириус ушел, Беллатрикс наконец поднялась с кровати. Конечно, думать и действовать быстро у нее пока не получалось — мешала маггловская химия. Но странным образом, после этих снов она чувствовала себя спокойнее. Руди умер хотя бы не так глупо, как она раньше думала.

* * *

Вечером она сидела в боевом зале и смотрела, как Сириус работает с мишенями. Сириус… еще один дар ее дочери. Предвидела ли она это все? Она — да, ведь Белла действительно забыла ее имя — говорила, что повлияла лишь на одно событие. Значит, Блэки — ее рук дело. Беллатрикс грустно улыбнулась своим мыслям. В ее жизни есть семья; в ее жизни — и она теперь точно знает — есть люди, которые отдали ради нее все.

А если…?

— Сириус! — позвала Белла.

Беллатрикс поднялась и вскинула палочку. Кто сказал, что воспоминание должно быть именно радостным, а не добрым или светлым?

— Экспекто Патронум!

Она вырвалась на свободу в бело-голубом облаке. Большая, быстрая, напористая — геральдический символ безудержной отваги и ярости. Символ, который подошел бы рыцарю, смело бьющемуся в окружении врагов без капли страха. Ей не хватало только клыков. Могучая щетинистая дикая свинья описала круг почета по залу и встала рядом с Беллой, гордо подняв пятачок.

— Беллс, — недоверчиво спросил Сириус. — Неужели все самое чистое и светлое в тебе выражается в виде свиньи?

— Кабана!!!