Altera fabula (джен)

Дадли Дурсль лишился всей видеотеки, что прятал под своей кроватью. Да он и прятать-то толком не умел, как вполне справедливо полагал его кузен.

— Это все из-за тебя! — едва не со слезами потрясал кулаками Дадли, тем не менее не подходя слишком близко к «этому уроду Поттеру».

Гарри широко улыбнулся, и кузена отшатнуло, несмотря на то, что зубы Поттер увеличивать не собирался. Все-таки ему нужно было время и на то, чтобы отрастить их, и на то, чтобы убрать, а какова будет реакция старших Дурслей, он пока узнавать не торопился.

— Ну, ты приходи, если что… как соскучишься по своим вампирам, — Гарри подмигнул брату, а тот моргнул в ответ. Правым глазом, который продолжил дергаться, но Гарри уже отвернулся, делая вид, что рассматривает угол шкафа. А, ну да, ну да, отполировал он его давеча не очень качественно.

— Знаешь, без мяса немного скучно, — вполголоса произнес он, даже не оборачиваясь.

За ужином кузен молча выгрузил из своей тарелки все ромштексы прямо в мисочку Гарри — они едва вошли. Старшие Дурсли аж замерли, не находя слов.

— Дадличек… — прошептала Петунья. — Ты заболел?

— Мужчина должен есть мясо! — рявкнул Вернон.

Гарри быстро проглотил половинку ромштекса и начал интенсивно жевать вторую.

— Не хочу! — припечатал Дадли, потом всхлипнул и удрал в свою комнату, и встревоженные родители последовали за ним.

Гарри, само собой, времени даром не терял — ромштексы, что оказались перед ним, быстро исчезли, даром что съесть он успел только один, а остальные заблаговременно перекочевали в карман и теперь сильно нагревали ногу. Зато он уже похвалил себя за привычку держать в карманах пустые пакеты и теперь предвкушал приятный вечер.

Так что когда разгневанные родственнички вернулись, ответил просто:

— Вы же не сказали, что нельзя.

И остался прибираться на кухне, пока дядя с тетей решали у себя наверху вопросы воспитания своего отпрыска.

Дальше пошло одно сплошное удовольствие. Кузен делился едой, пока Петунья скрепя сердце не стала накладывать Гарри ровно то же, что и ему. Гарри с невинным видом отъедался, а поскольку его начали еще больше нагружать работой, то и мышцы немного подросли. Он, конечно, оставался весьма астеничным, но стал куда более крепким и жилистым. И выносливым, конечно. Правда, бегать почти прекратил — стимул исчез.

В школе ему стало спокойнее: кузен перевел внимание своей компании с него на младшеклассников, так что оставалось только следить, чтобы лишний раз не попасться на глаза тому же Пирсу. А как раз в этом Гарри и раньше весьма преуспевал — первым его всегда замечал Дадли, и только потом остальные. Его и на уроках-то учителя не спрашивали, пока их глаза не зацеплялись в журнале за строчку с его фамилией. И то частенько смотрели, как на новенького. Гарри было все равно — он привык.

Главное, что кузен перестал на него жаловаться, а Дурсли, соответственно, перестали интересоваться успеваемостью, так что учиться более-менее нормально стало легче. Запоминал Гарри все очень даже неплохо, но он был наверняка единственным учеником в школе, которого могли бы наказать за хорошие оценки. А теперь до них никому не было дела.

Нет, Гарри не был таким продуманным, чтобы сознавать важность учебы — ему просто не с кем было общаться, не с кем разговаривать, а на уроке ему хоть что-то рассказывали и иногда даже что-нибудь спрашивали. Чаще всего надо было повторить то, что говорил учитель уроком раньше. Это была практически единственная возможность удостоиться похвалы, пусть о ней даже и забудут через пару секунд или минут. Гарри очень любил, когда его хвалили — это бывало так редко! И да, только в школе, только за правильный ответ.

Так что когда кузен от него наконец отстал, появилась возможность перебазироваться на первую парту, ту самую, за которой сидеть никто не хотел. Зато теперь ему все было прекрасно видно с доски. А пластичный детский мозг усваивал информацию не без удовольствия: как-то же надо было достигать желанной похвалы.

* * *

Дадли начал баррикадироваться в своей спальне на ночь — видимо, на всякий случай. И вот настал день, точнее, вечер, когда Дурсли-старшие собрались в гости. Дадли, понимая, что останется с доме наедине с кузеном, пришел в ужас. И, конечно, напросился вместе с ними. Гарри радостно остался дома один — и прекрасно использовал это время, в первую очередь добравшись до телевизора и кассет.

Ужастики у кузена были, конечно, давно изъяты, но Вернон не любил лишние траты и вообще был рачительным хозяином, и купленные за свои кровные видеокассеты преспокойно лежали в спальне Дурслей. Так что Гарри мог спокойно смотреть и набираться опыта. Правда, увлекаться не стоило — можно было пропустить момент, когда Дурсли возвращались, особенно если уходили они пешком. Правда, это было крайне редко — и звук мотора дурслевской машины Гарри по-прежнему невероятно бодрил.

Дадли начали лечить у психиатра…

А Гарри постепенно наглел.

И конечно, в конце концов нарвался — тетка его застала как раз в процессе «втягивания» клыков.

Было много крику, визгов, но когда Вернон Дурсль попробовал скрутить племянника, явно готовясь выбить ему все зубы, чтоб неповадно было, тот вдруг исчез прямо из его рук.

Когда хихикание мальчишки раздалось с лестницы, у Дадли волосы встали дыбом, а Петунья со стоном осела на диван. Вернон бросился наверх, но чертов племянник уже оказался возле входной двери.

— Папа, ты с ума сошел! — крикнул Дадли, но тот никак не отреагировал, бросаясь за Гарри то в один конец комнаты, то в другой.

«Наверное, Дадли прав», — подумал Гарри, в очередной раз уворачиваясь от пыхтящего родственника. Тот уже дышал, как загнанная лошадь, но в глазах его совершенно определенно читалась уже не порка, а смерть. Гарри стало страшно.

Но долго гоняться за ним дядя все же не смог — его грузное тело осело прямо на пол, потом он завалился ничком, медленно закатил глаза, а его красное лицо начало на глазах белеть.

— Вернон! — кинулась к нему Петунья, а Дадли не шевелился, с ужасом глядя на Поттера.

— Я ничего ему не сделал! — крикнул Гарри кузену.

Ему тоже было страшно: смерти родственникам он не хотел. Наконец он вспомнил, что однажды рассказывали в школе, и вот он уже стоит рядом с дядей, выливая тому на голову воду из подвернувшейся под руку чашки.

Хриплый вздох… И дядя открывает мутные глаза. Тетка рыдает, держа его за пухлую руку, и Гарри становится стыдно: он чуть не довел… нет, он чуть не убил человека!

Тут Гарри припомнил дядино лицо и содрогнулся. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы у него не получилось ускользнуть. В конце концов, он же не заставлял его за собой бегать.

— Что это было? — прохрипел Вернон.

Гарри набрал побольше воздуха.

— Вампиры очень быстро двигаются. Вам меня не поймать. Предлагаю договориться: не трогаете меня, я не трогаю вас и вашего Дадли.

А потом пришлось пережить слезливую истерику Петуньи, и взгляд дяди ему стал нравиться еще меньше.

«Уж не думает ли он?.. Нет, надо сразу договориться», — решил Гарри.

— Думаете, не придавить ли меня по-тихому, когда я сплю? — спросил он и по ужасу, промелькнувшему в глазах, понял, что был прав.

— Прочитать ваши мысли не так и сложно, — вставил он практически цитату из какой-то книжки. Или это был фильм? Хотя не важно. — Не получится. У нас очень хороший слух. И чутье. Выгнать тоже не получится. А вообще есть правило — не питаться там, где живешь.

Родственники смотрели на него, как на опасного зверя, и Гарри стало одновременно грустно и странно приятно.

— Предлагаю нейтралитет. Моя комната наверху, рядом с Дадли.

Кузен всхлипнул и что-то нечленораздельно пробормотал.

— Да не бойся ты, я ж не идиот, в доме жить куда приятнее, чем в приюте. Хотя я, конечно, и там не пропаду. Но пока вы предоставляете мне крышу над головой, еду и мелочь на карманные расходы и одежду… Нормальную одежду, — он внимательно посмотрел на тетку, тут же поджавшую губы, но та почти сразу быстро-быстро закивала.

— И не трогаете меня, я поклянусь, что не трону ни вас, ни Дадли, и сдержу свою клятву, если вы будете выполнять то, о чем мы договоримся.

Договоренность, конечно, была достигнута, но…

Скоро Гарри понял, чего это на самом деле стоило.

Теперь иначе, чем «кровопийцей» его никто не называл, но шепотом, явно стараясь чтобы он не услышал. От него шарахались. Нелюбовь превратилась в ненависть и страх, и они душили Гарри куда хуже, чем обида на дядю, когда тот давал ему тумака ни за что. Все оказалось еще хуже, хотя внешне вроде бы дело пошло на лад.

Гарри стал наконец нормально одеваться и почти позабыл про то, каково это — чувствовать себя голодным, у него не болели синяки и ссадины, ему заменили очки… Точнее, он сам заменил, догадавшись наконец сходить к школьному врачу, которая отправила его в больницу, подробно объяснив, как туда добраться.

Работать его больше не заставляли, конечно. И Гарри… скучал. Ему еще никогда не было так одиноко. Он мечтал, чтобы его нашел «кто-то из своих», выискивал самую разную информацию о вампирах, до какой только мог добраться, но на проверку все оказывалось обычными сказками.

Зато его моментальное передвижение было самым что ни есть настоящим. Никакой «зов», никакие ритуалы, ради одного из которых он однажды прибил пару пойманных в школе крыс, после чего долго боролся с тошнотой, — ничего не помогало.

Он начал залпом проглатывать самые разные книги — это помогало справиться с тоской и одиночеством. Почему-то телевизор так на него не действовал… Наверное потому, что он быстро стал понимать — все это игра, обман, ложь… В печатные строчки почему-то проще удавалось поверить. Может, потому, что, читая, он мог сам придумывать картины, и они казались ему достовернее? Над этим Гарри, конечно, не задумывался, просто брал одну книгу за другой.

А иногда ему хотелось просто завыть от тоски. Тогда он уходил из дома, к огромному облегчению Дурслей, и часами гулял по городку. Как правило, в выходные, когда не надо было делать уроки.

К ним Гарри тоже начал относиться странно серьезно — в школе от него шарахались только Дадли и его компания, с остальными одноклассниками он даже мог теперь перекинуться парой фраз. Но увы — не больше. Сказывалось былое отчуждение, а еще Дадли всегда так смотрел, если кто-то заговаривал с Гарри, что тому было не по себе: ведь наговорит про него…

Собственно, так и вышло. Правда, дело закончилось тем, что то ли директор, то ли учительница пригласили какого-то психолога, и тетка в строгом костюме долго объясняла «глупым деткам», что вампиров не бывает и как плохо слишком много и часто смотреть дурацкие фильмы. Гарри вежливо кивал… Дадли косился, но молчал, конечно. Что такое заниматься с психологом, он уже знал — дважды в неделю ходил на «сеансы» и пил какие-то таблетки, так что вроде стал поменьше дергаться. Но Гарри все равно было противно.

А ведь как он сначала радовался…

Наконец беседа закончилась и психолог раздала им какой-то дурацкий тест. Любимый цвет… Конечно, черный. Любимое время суток? Он едва не написал правду, но вовремя спохватился и исправил «полночь» на «полдень».

Какое у него любимое время года? Лето… наверное. Или уже нет? Летом хотя бы тепло. Зато нет школы, которая теперь была для него небольшой, но отдушиной.

* * *

В конце первой же недели летних каникул у тети случился нервный срыв, и все время, что она пробыла в больнице, Гарри жил в доме один: Дурсли отправились к отцовой сестре, мисс Марджори Дурсль. И это оказалось совсем даже не весело. Хотя, когда не было ненавидящих взглядов, Гарри чувствовал себя немного лучше. Но как же тоскливо… Он и хотел, и не хотел, чтобы они вернулись, однако желание видеть хоть кого-нибудь постепенно побеждало.

Он даже прикормил мистера Лапку и почти увел его из любящих сморщенных ручек старухи Фигг. И постепенно начал уже проникаться самой старухой: та его не боялась. Она отвечала на его вопросы и даже как-то раз спросила, почему он не ходит каждый день в магазин. Если бы у нее так не воняло кошками, он бы, наверное, уже решился прийти к ней в гости в ответ на ее приглашение, но стоило ему вспомнить царивший в ее доме запах, как желание пообщаться улетучивалось. Интересно, у всех вампиров такое тонкое чутье?

Он даже нашел на карте Трансильванию, но это оказалось так далеко… Ему пока туда точно не добраться.

А еще он сделал случайно удивительное открытие: вампиры могут говорить со змеями!

Все началось из-за кота — Гарри почти все время теперь за ним таскался, слишком скучно было одному. Кот не был против: его не тискали и на руки не хватали, в отличие от девчонок, живших через пять домов. Мальчишка просто ходил следом, не приставал, только смотрел. И Гарри однажды увидел, как кот шипит, грозя когтистой лапой кому-то спрятавшемуся в немного подросшей траве. Конечно, в следующее мгновение он стоял рядом и недоуменно смотрел, как кот переругивается с совсем небольшой черной змейкой с яркими желтыми пятнами на голове.

Гарри не сразу вспомнил, что это безвредный уж, но вот шипение, к собственному удивлению, понял. И даже ответил…

— Не ругайтесь…

Кот подпрыгнул и недоуменно уставился на него, а змея подняла голову повыше и… поздоровалась!

Гарри помотал головой.

— Здравствуй… те.

Мистер Лапка уставился было на мальчика, но счел за лучшее побыстрей ретироваться. А Гарри узнал, что он «говорящий», и что этот дар может помочь ему управлять змеями, причем любыми. Однако, куда больше его обрадовало то, что круг общения наконец расширился.

С тех пор ужик поселился под крыльцом задней двери, и Гарри не раз в красках представлял, как отреагируют на это Дурсли. Вернутся же они когда-нибудь… Ладно, когда вернутся, тогда и придется решать проблему. Вдруг да не заметят?

Гарри принялся заново изучать все, что мог «о своих сородичах». Но ни в одной из книг и ни в одном фильме не нашел, чтобы кто-то из вампиров разговаривал со змеями.

* * *

Когда машина Дурслей въехала во двор, Гарри с трудом удержался, чтобы не броситься со всех ног их встречать. Он был готов даже сумки и чемоданы тащить, но сумел сдержаться. Вместо этого он побежал на задний двор и предложил Ужу спрятаться получше и не отсвечивать, на что тот прошипел, что таким топочущим двуногим его врасплох не застать — он слышал даже, как они приехали. Успокоенный Гарри поднялся к себе и тихо закрыл дверь. Он знал, что чем позже его увидят, тем всем будет спокойнее. Его так никто и не позвал, и он решил, что, наверное, это к лучшему. Но показаться, что он еще тут, все равно надо. Вроде бы. Он вышел на лестницу и негромко поздоровался. Тетка вздрогнула и уронила сумку.

«Я стеклянный, я стеклянный», — повторял он про себя снова и снова, и вот взгляд Вернона, полыхнувший было ненавистью, соскользнул с него, став задумчиво-нейтральным. Стало немного легче. «Все-таки лучше, когда тебя не замечают, чем когда ненавидят», — решил Гарри, на цыпочках вернулся в свою комнату и упал на кровать, едва до нее добравшись. Почему-то у него моментально исчезли все силы.

* * *

Темной-темной ночью Гарри сидел на подоконнике и, свесив ноги на улицу, смотрел на звезды. Рядом сидел здоровенный черный кот с кисточками на ушах, как у рыси, и очень умными глазами. Кот, кстати, после переименования в графа Дракулу на «мистер Лапка» откликаться перестал, так что Гарри его даже зауважал.

— Хоть ты меня не боишься, — Гарри погладил кота. — Жалко, что ты говорить не можешь.

Дракула повернулся и посмотрел на Гарри нечитаемым взглядом темно-янтарных глаз.

— Когда я подрасту, я возьму тебя с собой в Трансильванию. Может, там мы найдем кого-нибудь, ведь не может быть, чтобы все мои родственники умерли! Вампиры вообще бессмертные!

Кот взмахнул хвостом и отвернулся.

— Правда, если папа и мама что-то натворили… нехорошее, их могли убить, — прошептал Гарри. — Но чеснок на меня не действует точно, я проверял. А осиновый кол… Что-то сдается мне, если вогнать в сердце даже просто, например, вязальную спицу, результат будет одинаковый что у человека, что у вампира. Дракула…

Кот не реагировал, уставившись куда-то вдаль.

— Как же хочется, чтобы они меня нашли. Хоть кто-нибудь! Ведь как-то я здесь оказался?

Новая мысль вползла, отдавшись холодком где-то в ребрах, и Гарри прошептал:

— А может, меня просто выбросили, потому что я… ну, это, мне крови совсем не хочется. Ни своей, ни чужой… Потому что я неправильный вампир? И они от меня отказались?

Дракула невнятно мурлыкнул и принялся бодать Гарри в плечо. Когда тот начинал так сильно грустить, это всегда помогало…