Вальпургиев рассвет (джен)

В Азкабане она ничего не могла предпринять из-за решетки и выводка дементоров. Сейчас ее держало на месте делопроизводство Министерства, оказавшееся немногим слабее каменного мешка. Беллатрикс Лестрейндж раздраженно закрыла том Виридиана и, отложив книгу на журнальный столик, помассировала виски. Усваивать содержимое книги у нее совершенно не получалось: мысли постоянно возвращались к недавним событиям. Ее ходатайство о свидании с мужем до сих пор плутало по министерским дебрям. Сегодня вечером ведьма спрятала расписку о приеме заявления в ящик. С каждым новым днем ей все сильнее хотелось спалить этот клочок бумаги, дате на котором уже почти два месяца. Внизу что-то зашумело. Ведьма моментально схватилась за палочку. Только через полсекунды она сообразила, что это домовой эльф начал готовить ужин. Беллатрикс медленно разжала пальцы, положила палочку на место и устроилась в кресле поудобнее.

Вальбурга Блэк завещала Белле свой дом. Семь лет дом пустовал, до того момента, как Нарцисса привела туда только что освобожденную старшую сестру. Иногда, в минуты слабости, Беллатрикс казалось, что она просто сменила одну клетку на другую. За ней по-прежнему наблюдал аврорат. И в лавочки Лютного переулка, и к старым соратникам, избежавшим Азкабана, вход ей был заказан. Единственными, кто поддерживал с ней отношения, оставались Малфои. Сестра время от времени появлялась на Гриммо, Люциус помог выгодно вложить средства, особо оговорив, что дает советы только для блэковских денег. Малфои позаботились о ней, но Беллатрикс была уверена, что кроме родственных чувств там были вполне приземленные интересы. И свояк, и сестра хорошо знали что собой представляет Беллатрикс Лестрейндж и кто, вероятнее всего, будет ей наследовать. Когда Нарцисса уговаривала Беллатрикс позаботиться о своем здоровье и не предпринимать никаких действий, Белла очень хорошо представила себе голос и интонации Люциуса Малфоя.

Тем неприятнее было осознавать, что Нарцисса в очередной раз оказалась права. После того, как Беллатрикс в первые же дни отправилась в Гринготтс и Косой переулок, она чувствовала себя совершенно разбитой. Едва придя в себя, она попробовала колдовать. Но после первых успехов, стоило ей испробовать невербальное заклятие, пришла слабость. Беллатрикс ненавидела бездействие, даже вынужденное, но на ее пути стояла преграда, не пробиваемая с разбега. Хоть какую-то отдушину для себя волшебница нашла в сборе сведений и рейдах в домашнюю библиотеку. В кабинете Ориона Блэка за два месяца появилась подборка газетных вырезок и заметок о том, что происходило в мире за прошедшие десять лет.

Ее коротко обстригли сразу же по прибытии на Гриммо. Она соблюдала режим дня. Она пила зелья как воду. Она заново училась колдовать. Список продуктов, которые ей теперь нельзя было есть, был длиной со список прописанных лекарств. Тот, в свою очередь, был длиной с ее давнее эссе по высшему зельеварению. Она старалась по вечерам находиться в освещенном помещении. Она привыкла спать в носках и с ночником. Взгляда в зеркало и трезвой оценки своего поведения ей хватило, чтобы осознать: Азкабан превратил ее в истощенное, затравленное, нервное существо. Когда в комнате с негромким хлопком возник Кричер с флаконом, волшебница с трудом удержалась от того, чтобы опять дернуться за палочкой.

— Госпожа Беллатрикс приказала доставить ей в это время лекарство, — проквакал домовик.

Залпом проглотив горькое зелье, Беллатрикс откинулась на спинку кресла. Теперь через полчаса можно будет поужинать. Ведьма вздохнула, разглядывая бело-зеленые носки. Читать ни классический труд Виридиана, ни газеты не хотелось. Белла подвинула к себе стопку бумаги и волшебное перо. Выждав, когда оно активируется, волшебница начала диктовать.

— После суда меня отправили в Азкабан…

* * *

…Шлепанья ног осужденной не было слышно из-за топота ботинок надзирателей. Беллатрикс шла, придерживая одной рукой ножную цепь. Кто-то решил, что ведьма может попытаться покончить с собой, и ей не дали ремень. Приходилось идти, наклонившись, но находиться в не самой удобной позе было все равно лучше, чем постоянно слышать грохот крупнозвенной тяжелой цепи. После долгого подъема ведьма и ее конвоиры шли по длинному, тускло освещенному коридору. Лестрейндж пару раз глянула по сторонам. Камеры закрывали решетки с толстыми прутьями. Заключенные с интересом смотрели на процессию: по местным меркам, как позже поняла Беллатрикс, это было целое событие.

Оба надзирателя провели ведьму к самому концу коридора. Один из них прошел вперед, к решетке. Вместо вязанки ключей у него был всего лишь один, но зато внушительных размеров, видимо, подходящий ко всем замкам коридора. Распахнув дверь, надзиратель мотнул головой; дескать, заходи. Беллатрикс послушно прошла за решетку, не дожидаясь, пока ее затолкают внутрь. Пока за ее спиной гремел ключ, Беллатрикс смотрела в окошко. Проем располагался где-то на высоте ее глаз, и в нем было видно разлинованное светло-серое небо. Светло-серое небо, просто серые прутья и роба, темно-серые камни… Азкабан целиком состоял из разных оттенков серого. Лестрейндж подумала, что по логике вещей здесь будет серая еда в серой миске.

Она отпустила цепь и положила на койку положенные ей вещи. Стоять босиком на каменном полу было очень холодно, и ведьма забралась на койку с ногами, стараясь согреть ступни ладонями. Неприятно саднила шея, на которой полчаса назад появилась татуировка с номером. Беллатрикс подавила желание ощупать кожу своими немытыми руками. Она уже почти отогрелась, когда с другой стороны коридора раздался до ужаса знакомый голос:

— Кузина?

Лестрейндж развернулась и, увидев лицо соседа, взвыла. Из камеры напротив ухмылялся Сириус Блэк.

* * *

Беллатрикс понятия не имела, кто придумал посадить ее рядом с Сириусом. Может, было принято сажать родственников поближе друг к другу. Во всяком случае, братья Лестрейнджи сидели в соседних камерах. Может, кто-то хорошо знал о взаимоотношениях двоюродных брата и сестры и решил сделать обоим приятное. Ведьма причины не знала и знать не хотела. Сириус, предатель крови, оказался для нее средством против сумасшествия. Они спорили, ругались, вспоминали вместе курс Хогвартса. И сейчас Беллатрикс тщательно надиктовывала перу содержание их споров, пока помнила.