Вальпургиев рассвет (джен)

К счастью Беллы, медальон так и не нагрелся за все то время, которое она провела в «Хайберри». Ведьма явилась домой только поздним вечером, основательно нагруженная пищей для размышлений.

С самого начала было ясно, что у Малфоя свои цели. Хотел бы Люциус просто приятно провести вечер — провел бы его с Нарциссой. Нет, все было задумано для того, чтобы троица из Малфоя, Нотта и Яксли пообщалась с Беллатрикс и определилась с выводами. Беллатрикс не имела особого опыта в византийских играх, но, по ее разумению, к компании Крэбба, Гойла и прочих, обязанных Малфою и до слез ему благодарных, ее не записали. Соратникам Беллы, ныне жертвам «Империо» и респектабельным господам, нужно было понять — стоит ли иметь дело с Беллатрикс и чего вообще от нее ожидать?

Но в каждой встрече есть не одна сторона, и ведьма, в свою очередь, присматривалась к ним. Малфой и компания не знали, чего ждать от Беллатрикс: с них сталось бы предполагать что угодно, вплоть до Непростительных. Но и Белла опасалась того, что услышит что-то вроде такого: «Нам плевать на Темного Лорда». Она и не ожидала от них военных действий. Белла рассчитывала на их помощь в политике и в денежных делах. В подкопе под Дамблдора или, чем Мерлин не шутит, под Фаджа.

Лет пятнадцать назад она бы очень легко вышла из себя и наломала дров. Тогда Беллатрикс, привыкшая прошибать стены лбом и спорить с матерью, была твердо уверена: лучший выход — всегда насквозь. Сейчас, после десяти лет напротив Сириуса и освобождения, Белла осознавала: есть такие стены, которые она своим лбом не пробьет. Можно было словесно смешать с грязью всех троих, можно было наорать на них, можно было напомнить им, в чем и кому они клялись. Но толку-то от этого? Ссора с компанией Малфоя ни на шаг не приблизит возвращение Волдеморта, лишь отбросит Беллатрикс назад.

Ведьма тяжело вздохнула. Наверное, всю свою вспыльчивость она уже растратила на кузена. Об этом она подумала, уже укладываясь спать.

* * *

На потолке образовалось мокрое пятно, которое регулярно разрождалось очередной каплей. Эта капля падала рядом с топчаном и вливалась в лужицу на полу. Куда вода из этой лужи текла дальше, Белле было уже неинтересно. Если шум волн, бьющихся о стены Азкабана, ее успокаивал, то мерные удары капель, наоборот, раздражали; будто не крупинки воды падают на пол, а молоточек бьет по ее голове. По вечерам, когда дементоры проплывали по коридорам, лужица замерзала, и стук ненадолго прекращался.

Узник, сидевший над Беллатрикс, сошел с ума. Так рассказывал заключенный с невыразительной фамилией Смит, которого отделяли от Блэка и Лестрейндж три пустые камеры. Откуда это знал сам Смит, судя по фамилии, грязнокровка, Беллатрикс не спрашивала. Вот уже несколько дней безумец разливал по полу воду. У него была миска, у него был источник, такой же, как у ведьмы, и он устраивал потоп.

От очередного «кап!» Беллатрикс дернулась, громыхнув цепью. Она уже привыкла лежать до самой утренней кормежки, но из-за проклятого сумасброда не могла нормально дремать. Когда она смотрела в потолок или отворачивалась от стены, Белле постоянно казалось, что сейчас на нее вот-вот польется вода. Капли уже несколько суток падали из одного и того же места, но в полумраке ведьме чудилось, что влажное пятно на потолке сдвигается в ее сторону.

Ведьма отвернулась к стене, разглядывая черточки. Вчера их оказалось тысяча двести пятнадцать. Начинался май; в вечном полумраке и прохладе близость лета выражалась в чуть большем разнообразии оттенков серого. Беллатрикс закрыла руками уши и тоскливо выругалась. Ну когда же этот ненормальный уймется?

Не выдержав, она поднялась с топчана и прошла к решетке. С другой стороны коридора на нее смотрел большой черный пес. Сириус спал и пережидал дементоров в своем анимагическом облике. Увидев Беллу, Блэк демонстративно почесался задней лапой за ухом.

— Привет, Бродяга, — поздоровалась Беллатрикс.

Тех, кто помнил, как себя вела Беллатрикс Лестрейндж три года назад, в этом коридоре уже давно не было. Часть из них умерла, часть вновь вышла на свободу. До того момента, как Сириус рассказывал историю про Габсбургов, дотянуло трое. Один уже к тому моменту не соображал и почти не ел, другой считал дни до освобождения. Третьим как раз и был Смит.

Потом Беллатрикс часто возвращалась к одному вопросу: что заставило ее общаться с предателем крови? Может, дело было в людях, которые их окружали. А может быть, в том, что для Беллатрикс Лестрейндж одиночество было страшнее перебранки с кузеном. А может быть, они в глубине души ощущали себя родственниками. Мерлин знает. Их споры напоминали ритуал: оба знали, что собеседник останется при своем мнении, но они упорно продолжали свою словесную дуэль.

Белла понимала, что, будь она вместе с остальными Упивающимися, она и не поглядела бы в сторону Блэка. Но ее никто не спрашивал. Кроме споров, они часто рассказывали друг другу что-то интересное. Первую пару лет эти истории тоже напоминали ритуал. Сириус любил поведать что-то про магглов, Беллатрикс — про старые дела волшебного мира.

Шел тысяча двести шестнадцатый день в Азкабане, когда традиция сломалась.

— Доброе утро, Беллс, — Блэк соблаговолил перекинуться в человека и раскланялся. — Твоя очередь рассказывать сказки.

— Утро добрым не бывает, — Беллатрикс кивнула к себе за спину. — Особенно с этим. Про что тебе рассказать сказку?

— А про магглов, — Сириус подначивал ее, как и несколько сотен раз до этого.

— Про магглов, говоришь? — усмехнулась Белла. У нее нашлась идея. — Ладно, я до сих пор под впечатлением от твоего рассказа о Габсбургах…

— А я до сих пор поражаюсь Вашей спокойной реакции, ma Belle, — Блэк опять начал паясничать.

— Тогда ты можешь знать этого маггловского поэта.

Беллатрикс выпрямилась и оперлась руками на горизонтальный прут решетки.

— Пробудись от сна, душа, огляди в раздумье строго все, что живо… — начала Белла.

Ее голос метался по пустому коридору. Беллатрикс читала стихи монотонно, мрачно, так, как и должны были звучать стансы, сложенные рыцарем на смерть отца. Ведьма видела сейчас лишь печальное и задумчивое лицо Сириуса. У нее не было зеркала, но Сириус потом скажет, что она напоминала изваяние, на котором живыми казались только глаза.

— Наше время быстролетно: от всего, что наступило, ни следа, — читала ведьма. — Мы отдали бы охотно, что грядет, за то, что было, навсегда…

Она прикрыла глаза. Из ее мира исчез холодный, темный коридор, растворилась решетка, пропала тяжесть кандалов.

— Даже тот, чей славный род чтит достоинство и честь, живет с размахом, только время подойдет, все что было, все, что есть, пускает прахом, — волшебница словно зачитывала эпитафию дому Блэков. — Там страдают без вины, обрекла на прозябанье их опала; тут, глядишь, разорены, добывают пропитанье чем попало…

Она впервые отвлеклась от мерного стука капель. Собственный голос целиком завладел ее слухом.

— Мы богатство и чины донесли бы до потомства непременно, но награды нам даны той, чья милость — вероломство да измена: над Фортуной мы не властны, а она несет и множит злые вести. Все старания напрасны, колесо ее не может стать на месте, — Белла остановилась. — А дальше… а дальше я уже забыла.

— Что это за поэт? — глухо спросил Сириус.

— Это дон Хорхе Манрике, испанский маггл из какого-то их древнего рода. Он жил в пятнадцатом веке, — когда стихи закончились, Белла снова ощутила себя в Азкабане. — воевал в их гражданских войнах. Так что для тебя, магглофила, одного с тобой поля ягода.

Блэк кивнул.

— А будешь еще просить рассказать про магглов, Сириус, — Беллатрикс сощурилась, — учти сразу: я помню кое-что из Гомера и Вергилия…

…Сумасшедший узник, сидевший сверху, скончался на тысяча двести шестнадцатый день. Потоп прекратился. Еще через день утром за Лестрейндж пришли надзиратели, чтобы расковать заключенную; три года и четыре месяца прошли.

Беллатрикс навсегда запомнила грохот падающих на пол заклепок и неожиданную легкость. Ведьма знала, что такое раскованность в самом полном и прямом смысле этого слова. Заклепки упали на каменный пол еще раз. И еще. И еще. Наконец, Белла проснулась. Как оказалось, в окно колотится почтовая сова.

* * *

Рита Скитер была в своем амплуа. Только она могла прислать сову ранним утром, чуть ли не с рассветом. Беллатрикс сидела в кабинете, даже не сменив пижаму на домашнее платье, и перечитывала письмо журналистки. Все послание сводилось к одному простому предложению. Рита хотела встретиться с госпожой Блэк.

Белла основательно задумалась. Скитер осталась в ее памяти бедной девочкой, смотревшейся среди слизеринцев белой вороной. Даже ее светлые волосы только усиливали это впечатление. Рита к концу Хогвартса выросла целеустремленной девочкой, готовая зубами вцепиться в свой счастливый билет. Если ее эпатаж и склонность к кричащим цветам и не вписывались в среду чистокровных аристократов, то беспринципности и изворотливости у Скитер хватало на целый выводок слизеринцев. Белла даже не удивилась, узнав о выбранной Ритой карьере.

Волшебница поднялась и отправилась на кухню. Журналистке нужна история. Но вот в чем проблема: если для этой истории ей нужен круг, ты можешь показать квадрат, сказать отчетливо, что это квадрат, объяснить предельно доходчиво, почему это ничем, кроме квадрата, быть не может, и потом прочесть в статье про круг с незначительными выступами. А какая история нужна Рите? Разумеется, ответа на этот вопрос Белла не знала.

Зато было понятно, что раз журналистка проявила к Белле интерес, она все равно начнет искать материал для истории. Вопрос сводился к возможности влиять на ситуацию. Если отказаться от встречи, Беллатрикс совершенно точно не будет участвовать в написании истории.

Сразу после завтрака к Рите Скитер отправилась сова с письмом. Госпожа Блэк согласилась встретиться с журналисткой в ближайшее время.

* * *

Журналистка была неисправима. Яркая мантия совершенно вырвиглазного оттенка. Завитые волосы, покрашенные в белый цвет. Несколько побрякушек и очки. Скитер выглядела как один большой китч и полная противоположность Беллатрикс. Хотя, если Рита хотела привлечь к себе внимание, ей это удавалось.

Разумеется, они встретились не в «Хайберри» или подобном ему месте. Обычный столик в «Дырявом котле», даже не комната. Место встречи назначала Рита в соответствии со своими представлениями о подходящем месте для переговоров.

— Здравствуйте, госпожа Блэк, — журналистка чуть наклонила голову.

— Здравствуйте, мисс Скитер. О чем же вы хотите со мной поговорить?

— Если честно, то о многом, — Рита вытянула из сумочки пачку тонких сигарет с зажигалкой. — Вы не возражаете?

Вместо ответа Белла сама полезла за табаком, только достала не зажигалку, а палочку.

— Не ожидала, — хмыкнула Скитер.

— Людям свойственно меняться, — Белла прикурила от волшебной палочки и положила ее на стол.

Они сидели в дальнем углу, подальше от любопытных глаз. Никто вроде не подслушивал, скорее даже наоборот, но Беллатрикс хотела подстраховаться, помня о том, с кем имеет дело. Изогнутой палочкой волшебницы можно было касаться стола как будто невзначай. Беллатрикс легонько постучала этим деревянным когтем по поверхности, вызывая невербальные заклятия. Нет, кажется, Рита играет честно.

— Итак, — Белла посмотрела на журналистку. — Многое — это очень расплывчатое понятие.

— Например, ваши впечатления о Британии после… перерыва, ваши планы, наконец, ваш кузен.

— О, — мысль, витавшая в голове Беллы, оформилась в набор конкретных действий, — мисс Скитер, давайте сразу проясним два момента.

— Давайте.

— Во-первых, я не хочу обсуждать мои планы и финансовые дела. Во-вторых, мое желание с вами общаться зависит от того, какого рода история вам нужна.

Беллатрикс выдохнула струйку вишневого дыма и пристально посмотрела на журалистку.

— У меня нет какой-то конкретной установки, — Скитер улыбнулась. — Мне нужна хорошая история.

— Но вы понимаете, мисс Скитер, — Белла ухмыльнулась. — Что я надеюсь на вашу порядочность в этом вопросе.

— Я понимаю, — кивнула Рита и слабо улыбнулась. — Я помню, что такое дом Блэк.

«И кто такая ты», — мысленно добавила Беллатрикс.