Пакт (джен)

Я ожидал увидеть маленькую уютную кофейню, но вместо этого Лейрд привел меня в местный фастфуд. Внутри было людно: тут прятались от холода подростки после школьных занятий и взрослые после работы.

От меня не укрылось, что большинство посетителей уставилось на меня, когда я вошел в компании местного шефа полиции.

— Привет, Лейрд, — приветствовал молодой человек, стоящий за стойкой из лакированной древесины. Тощий парень в фартуке и фланелевой рубашке с закатанными рукавами.

— Привет, Джеймс.

— Кто это? — спросила прилично одетая женщина средних лет с глубокими морщинами на лице. — Гость на свадьбу?

— Он не из наших, — заметила одна из двух юных светловолосых девушек, сидящих у стойки, — да и у Бехаймов в семье нет никого с такими волосами.

Я коснулся волос рукой. Вьющиеся и светло-русые, в отличие от прямых и светлых волос, которыми щеголяли девушки.

Мне не составило труда сложить два и два. Девушки-блондинки... они вполне могли быть среди тех, кого я видел, ворочаясь и метаясь в кровати, перед тем как всё это началось.

— До свадьбы ещё несколько месяцев, — сказал Лейрд. — Что же касается этого молодого человека...

Он повернулся ко мне, позволяя мне самому представить себя.

— Я Блэйк Торбёрн. Один из внуков Роуз.

Не было никакого потрясения или удивления, никаких возгласов и вообще никакой конкретной реакции. Однако я заметил, как что-то изменилось. Женщина средних лет сложила руки на груди и расставила ноги шире. Несколько человек, ранее едва взглянувших на меня, теперь смотрели пристально.

— Кое-что произошло с его кузиной, Молли Уокер, — сказал Лейрд. — Дело расследует королевская конная полиция.

— Девчонка Уокеров мертва? — спросил Джеймс.

— Убийство? — уточнила одна из блондинок.

— Жестокое нападение на поляне за супермаркетом. Есть следы укусов, раны от когтей, а также свидетельства использования инструментов. Другие подробности станут известны вечером, когда вернётся коронер.

Инструментов?

— О Господи, — воскликнул побледневший грузный мужчина у дальнего конца стойки.

— Значит, это всё-таки было убийство? — спросила старшая из блондинок.

Я не был уверен, какой именно цвет приобрело моё лицо, однако к горлу подступила тошнота. Запах кофе стал сильнее. Слишком сильным.

Я знал, что её тело изуродовали. Я знал, что на неё напали, и что она была напугана, но всё оказалось ещё хуже. Инструменты? Зачем кому-то понадобилось использовать инструменты?

— Тебе не нужно в туалет? — поинтересовался Лейрд.

— Нет, — сказал я. — Дайте мне секунду.

— Кого-то убили? В Якобс-Бэлл? — спросил полный мужчина.

— Мы не знаем, было ли это преднамеренное убийство, — сказал Лейрд. — Нам известно только, что на неё напали, и в ту же ночь она умерла, вероятно от холода и кровопотери. Сейчас лучше всего соблюдать осторожность. Не задерживайтесь на улице допоздна и не забывайте следить за вечерними новостями. Я сделаю официальное заявление и сообщу всю известную информацию.

— А что насчёт него? — спросила блондинка.

— Полагаю, причина, по которой кто-то мог замыслить недоброе по отношению к Молли Уокер достаточно очевидна, — сказал Лейрд. — Он может стать следующей целью. Мы как раз обсуждали вопросы его безопасности. Возможно, мы коснёмся и вопроса недвижимости.

— Ты продаёшь дом? — спросил меня парень за стойкой.

— Господи, Джеймс, — воскликнула женщина. — У него сестра умерла, а ты задаёшь такие вопросы.

— Все будут спрашивать, — ответил Джеймс. — Люди влезли в долги, а когда дом будет продан, цены на собственность...

— Я не говорю, что ты не прав, — сказала она. — Просто говорю, что сейчас это не вовремя.

— Что-нибудь предложить, Лейрд? — спросил Джеймс.

— Кофе, чёрный.

Джеймс тут же выполнил заказ.

— Ты же Блэйк, да? Закажешь что-нибудь?

— Нет, спасибо, — ответил я, всё ещё чувствуя себя немного дурно. Они использовали инструменты? Что это могло означать? Ножи и скальпели? Или молотки и пилы?

Лейрд полез за бумажником, но Джеймс отказался принимать деньги. Лёгкость, с которой Лейрд принял этот отказ, подсказала мне, что это происходит не впервые.

— Столик в углу? — предложил Лейрд. Я ответил кивком.

Угловой столик позволил нам сесть подальше от прочих посетителей. Лейрд первым выбрал место у стены, вынуждая меня разместиться спиной к остальной части помещения. Я уселся, поправил держатель для салфеток, чтобы отражающая поверхность смотрела в мою сторону и, чтобы быстрее согреться, сложил руки на груди.

Роуз в держателе для салфеток не было.

Лейрд открыл и захлопнул карманные часы. Я успел немного их рассмотреть: в циферблате имелось множество отверстий, через которые был виден сложный внутренний механизм. Сами часы, похоже, были из золота и слоновой кости.

Лейрд взял три маленьких пакетика с сахаром, разорвал два из них и под моим взглядом опорожнил. В чашку ничего не попало. Весь сахар высыпался прямиком на стол, образовав небольшой холмик. Несколько сахарных крупинок покатились по гладкой, немного грязной поверхности стола.

Он сдвинул кружку по столу по направлению к центру горки, затем поднял её. Сахарный песок теперь лежал полумесяцем, повторяя форму дна. Он вскрыл третий пакетик и высыпал немного сахара в центр полумесяца, а при помощи остатка провёл три дорожки, направленные во внешнюю сторону. Краем бумажного пакетика он поправил форму линий.

Рисунок напоминал половинку «солнышка», каким его обычно рисовали дети. Кружок с точкой в центре и отходящие от него лучи.

Девушки блондинки одновременно повернулись в нашу сторону и взглянули на Лейрда.

— Какой-то сигнал? — спросил я. Сердце забилось быстрее. Я понятия не имел, что происходит.

— Совсем наоборот. Следи за посетителями.

Я последовал его совету. Прошло двадцать или тридцать секунд. Я уже собирался спросить, в чём дело, как увидел, что люди поднимаются со своих мест. Столик рядом с нами освободился. Группа посетителей зашла в кафе, повернула и расположилась в противоположном от нас конце.

— Это обеспечит нам некоторую приватность, — сказал Лейрд, отпив из своей кружки. — Мы учимся таким трюкам, потому что они полезны. Вот это — небольшой пример шаманизма. Многие группы практиков смотрят свысока на тех, кто пробуют силы в разных областях. Это считается опасным, поскольку так проще допустить ошибку. Многие полагают, что лучше придерживаться узкой специализации. Семья Дюшан разделяет эти убеждения. Семья Бехаймов — нет.

— А моя бабушка? Я знаю, что у неё была специализация, но и библиотека весьма обширна.

— Думаю, твоя догадка верна. Полагаю, можно сказать, что она являла собой редкий талант, чему способствовали щедрые вложения времени. Я выбрал практику, сделал её заметной частью своей жизни. Порой погружался в неё с головой, но зачастую она отступала на второй план, ведь у меня есть семья и дети. Полагаю, твоя бабушка посвятила этому всю свою жизнь без остатка. Весьма впечатляет, если забыть о некоторых подробностях.

— Мне сложно представить её такой.

— Наверно, у тебя есть много вопросов. О ней. И в целом обо всём этом.

— Много. Но совсем немногие я готов озвучить.

— Возможно, ты боишься показать, насколько мало ты знаешь? Тебе не о чем беспокоиться. Большинство из нас начинали с нуля.

— Большинство? — спросил я.

— Большинство. Даже среди местных есть одно исключение. Наверняка существуют и другие. Вредная привычка — употреблять абсолютные обобщения, даже за пределами определённых кругов. «Никто», «все», «каждый», «всегда» и тому подобное.

— Конечно, — сказал я.

— Ты попал в опасную ситуацию, Блэйк. В твоём положении вполне естественно вести себя как загнанная в угол крыса: беситься, огрызаться и кусаться. Многие поймут, если ты решишь отбросить осторожность и напасть на нас.

— Говоря гипотетически, — сказал я. — Есть причины, по которым мне не стоит этого делать?

— Кроме очевидных? — он приподнял свои густые брови.

— Кроме очевидных.

— Ты знаешь, почему мы не рекомендуем людям владеть огнестрельным оружием?

— Оружие опасно, — сказал я, отметив, что в кафе зашли ещё несколько человек. Несколько подростков сначала направились к свободным столикам рядом с нами, затем передумали и направились на выход, забрав кофе и закуски с собой.

— Что ж, мы об опасных вещах и говорим. Огнестрельное оружие становится ещё опаснее в руках того, кто не умеет с ним обращаться. Опаснее даже не для того, против кого направлено, а для самого владельца и его близких. Здесь примерно то же самое.

— Но если я в любом случае погибну, — спросил я, — то что я теряю, если пытаюсь себя защитить?

— Нападающий может отобрать у тебя пистолет и использовать против тебя. Принцип тут такой же. Когда мы работаем, мы заключаем сделки с третьими сторонами. Если они не справятся со своей задачей, твой оппонент может сделать им более выгодное предложение или разозлить настолько, чтобы тот, кого ты послал, вернулся к тебе в гневе и обвинил тебя в своей неудаче.

Я медленно кивнул.

— Этот шаблон, — он указал на рисунок из сахара, — характерен для любых взаимодействий с Иными. Всегда есть риск. Я делаю скромное подношение пищи, создаю знак, описывающий мою просьбу и полагаюсь на репутацию, которой я обладаю среди духов города. Преимущество моей должности. Духи помогают мне, поскольку верят, что я забочусь о безопасности людей и города, а также потому, что они знают — позднее я сделаю более щедрое подношение, это давно вошло у меня в привычку. В результате они удерживают людей от желания сесть рядом с нами, и мы можем беседовать, не опасаясь, что наш разговор будет подслушан.

— И эти добрые духи могут обратиться против вас?

— Такой риск всегда есть, когда имеешь дело с Иными. Если что-то пойдёт не так, если слишком много людей будет вынуждено выйти из помещения на мороз и кто-то из них пострадает, или если из-за нехватки клиентов заведение потерпит значительный убыток, то я потеряю благосклонность этих духов и столкнусь с проблемами. В лучшем случае, стану получать меньше бесплатного кофе. В худшем — начнут происходить события, неуклонно ведущие к моему увольнению. А может быть, разъярённая толпа вытащит меня из дома и четвертует посреди улицы.

До чего нелепый образ. Это напомнило мне о том, что случилось с Молли.

Я откинулся на спинку стула.

— Разве практики не должны допускать подобные ошибки сплошь и рядом? Почему я об этом никогда не слышал?

— Такое периодически случается. Несколько раз за год на близлежащих территориях. Но подобные случаи редко бывают неожиданными, и, с другой стороны, они могут принимать самую разнообразную форму. Почти всегда это не результат одной определяющей ошибки, а совокупный эффект нескольких промахов, запускающих цепочки связанных друг с другом событий и складывающиеся в весьма будничные истории. Нарастающие проявления расизма или нетерпимости со стороны соседей приводят к нападению толпы. Все высокорисковые активы из портфеля инвестора одновременно становятся убыточными и приводят его к финансовому краху. Ты мог бы удивиться, как правдоподобно всё выглядит со стороны, и как легко допустить подобные ошибки. Попытка добиться расположения одного подмножества Иных может непреднамеренно оскорбить прочие. Либо можно просто случайно исчерпать отпущенный тебе кредит доверия.

Я кивнул.

— А что насчёт... более серьёзных событий? Мы только что обсуждали ядерное оружие.

— Большинство территорий подконтрольно лордам, которые поддерживают стабильность своей властью. Ничего серьёзного не случается чаще, чем раз в пятьдесят или сто лет, если не реже. В небольших поселениях поддержание стабильности ложится на плечи местных семей. А идти против их воли — огромные усилия и большой риск, которые вряд ли что-либо принесут. Ожидать каких-то серьёзных событий можно лишь в тех местах, которые уже начали меняться или которые ещё только стоят на пороге значительных перемен. Люди видят возможность завоевать лучшее положение или укрепить статус. А перемены позволяют спрятать происходящее.

— Типа как списать девушку, которую избили и запытали до смерти в лесу, на распри вокруг Дома-на-Холме, — сказал я. Тон получился более резким, чем я ожидал. И хотя я произнёс эти слова негромко, я заметил, что блондинки покосились в мою сторону.

— Верно, — сказал Лейрд, оставаясь таким же спокойным, как и раньше. — Продолжая отвечать на твой вопрос, я бы сказал, что события, которые не вписываются в обыденный ход вещей, обычно оканчиваются не трупами людей, а их бесследным исчезновением. В любом случае, уборка ложится на плечи местных, и они останутся недовольны виновником из-за причинённых неудобств и риска.

— Зачем вы мне всё это рассказываете?

— Я хочу, чтобы ты доверял мне, Блэйк. Возможно, мы с тобой враги, но это не исключает доверия и уважения, или хотя бы возможности вести диалог.

Я вновь бросил взгляд на держатель салфеток. Роуз всё ещё не было.

Лейрд допил свой кофе и поставил чашку на стол. Он откинул крышку карманных часов и захлопнул её.

— Я так понимаю, это ваш инструмент? — спросил я.

— И мой фамильяр, — ответил он. — В некотором роде.

Он открыл часы и показал мне. Как и раньше, через отверстия в циферблате я сумел разглядеть внутренний механизм. Затем, спустя короткое мгновение, из-под часовой, минутной и секундной стрелок показались другие. Одна из них шла назад, ещё одна — вперёд, но в замедленном темпе. Он положил часы на стол, и я ощутил равномерное тиканье, напоминающее сердечный ритм. Вибрации, которые распространялись по поверхности стола.

— Инструменты могут быть фамильярами? — спросил я.

— Это совсем нетипично, но полицейская собака была неприемлема. Мне бы не хотелось провести остаток жизни в компании Иного, принявшего такую крупную и неудобную смертную форму. Впрочем, это не означает, что этот так уж слаб.

— Он… разговаривает с вами?

— Иногда, но прямо сейчас он всего лишь позволяет мне узнать точное время. Я не могу надолго задерживаться, мне нужно принять звонок от коронера и встретиться с Макгуином, — сказал он. — Возможно, мы успеем ещё немного поболтать, но сначала я схожу возьму ещё кофе. Тебе что-нибудь захватить?

Я покачал головой.

— Думаю, мы можем обсудить сделку. Что-то, что обеспечит безопасность и спокойствие для всех вовлечённых лиц. Если мы придём к соглашению, то я смогу предоставить тебе защиту, а значит, у тебя будет время на поиски выхода из положения, в которое ты попал, если такой выход в принципе возможен. Можешь пока обдумать эту перспективу, чтобы мы могли сразу перейти к обсуждению.

— Хорошо, — сказал я.

Он встал из-за стула с пустой чашкой в руках.

Я проследил за тем, как Лейрд занял место в очереди. Люди входили и выходили из заведения. Сахарный рисунок на столе заставлял всех толпиться в противоположном конце помещения. Часть из них стояла в ожидании своей порции кофе, другие бродили в поиске свободных мест. Всего человек около двадцати, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы образовать толпу.

— Я ему не доверяю, — сказала Роуз, её голос был искажен.

Я взглянул на держатель салфеток. В нём отражалось её размытое лицо.

— Я тоже, — ответил я тихо.

Кажется, недостаточно тихо. Люди вокруг Лейрда поглядывали в мою сторону. Я достал мобильник и поднёс его к уху. Если буду разговаривать сам с собой, взглядов станет только больше.

— Я сходила за маленькой чёрной книгой, — продолжила Роуз. — «Действующие лица». Захватила с собой ещё пару книг в сумке. Успела немного почитать. Пыталась закрыть пробелы в наших знаниях. Семья Бехаймов — это круг, такой гендерно нейтральный вариант ковена. Они специализируются на хрономантии со вторичной специализацией в предсказании.

Я вспомнил, что что-то читал об этом, но я просто бегло просмотрел эту книгу, чтобы составить впечатление об угрозах. Я занимался в основном Началами.

— Хроно... то есть время?

— И предзнаменования.

— Тогда понятно, почему карманные часы, — ответил я.

— Согласно чёрной книге, бабушка думала, что часы — это дух времени. Не в том смысле, каким его понимает популярная культура. Это zeitgeist, в буквальном смысле, дух времени. Это его инструмент, привычное ему средство. Значит, если он попробует что-то провернуть, это будет как-то связано с часами. В прямом или переносном смысле.

— Продолжай, — сказал я.

— Характер работы практика определяется тем, как выглядит его инструмент. Жезл — это прямое воздействие, указание цели, направленное действие. Посох — нечто более эффектное, но и громоздкое. Веер — что-то более личное, аксессуар, воздействие направлено скорее вовнутрь, чем вовне. Перьевая ручка предназначена для создания символов и даёт больше преимуществ при подготовке.

— Символизм, — сказал я, наблюдая как Лейрд, заказывает себе кофе. — Абстракция. Знакомые вещи. Я достаточно много времени тусовался с художниками. Мне кажется, я чертовски хорош в вопросах, где нужно состряпать какую-нибудь интерпретацию.

— Часы. Воздействие менее направленное, чем любой из примеров в Началах. Они не указывают ни на что конкретное.

— Это... способ видеть мир на одном из базовых уровней. Мне кажется, это хорошо согласуется с его специализацией на предзнаменованиях.

— Да. Но что он хочет провернуть? И хочет ли вообще?

— Возможно, с их помощью он больше узнаёт о нас, чем мы от него. Меня это устраивает.

— У меня плохое предчувствие, — сказала Роуз. — Он словно играет с нами. Понимаешь?

— Да, — сказал я, не отводя взгляда от Лейрда. — Не похоже, что это просто сбор информации.

— Да, — откликнулась Роуз, соглашаясь со мной. — Не похоже.

— Значит, что-то ещё, — сказал я. — Время... я всё пытаюсь понять, что можно провернуть, используя манипуляции со временем, но в голову ничего такого не приходит. У нас ведь нет никаких назначенных встреч… ничего такого.

Блондинки встали со своих мест, и я напрягся. Не зная чего ожидать, я пытался быть готовым одновременно ко всему.

Они недобро посмотрели в мою сторону, подошли к Лейрду, обменялись с ним парой слов и вышли. Слишком короткий разговор, чтобы успеть о чём-то договориться.

— У него могут быть и другие трюки, — сказала Роуз. — Специализация не мешает совершенствоваться в других областях.

— Он сказал, что пробовал силы во многих вещах, — сказал я. — Но мы так многого не знаем. Если пытаться представить все возможные варианты, немудрено и свихнуться.

— Вариантов не должно быть много, — ответила Роуз. — Просто мы их не знаем.

Карманные часы, фамильяр и инструмент. Что он за человек? Что можно от него ожидать?

Хранитель правопорядка, офицер полиции, семейный человек, имеющий уважение среди людей. Публичная фигура, опора общества.

Я взглянул на символ из сахарного песка.

— Есть идеи? — спросила Роуз.

— Я тут подумал, он ведь мог использовать этих своих духов, чтобы заставить людей напасть на меня и убить.

— Думаешь?

— Не знаю, — сказал я. — Вот только... это бы ему не подошло. Я имею в виду, да, совершенно очевидно, что он зачем-то заманил меня сюда. Но... он слишком «законопослушный».

— Может, это всё — притворство? — спросила Роуз. — Уловка.

— Возможно, — согласился я. — Вот только часы воплощают именно упорядоченность. Возможно, они переусложнённые, но это — порядок. Учитывая, что это его символ, его визитная карточка… как-то не вяжется, чтобы человек с таким инструментом вдруг стал провоцировать массовые беспорядки.

— Верно, — сказала Роуз.

Лейрд отошел к дальнему концу стойки — наверное, за пакетиками с сахаром. Люди обступили его, видимо, с вопросами про убийство, про дом, ну и про меня, без всяких сомнений.

— Визитная карточка, — продолжал я рассуждать вслух. — Эти часы очень качественные. Возможно в этом скрыто что-то ещё? Какие-то нюансы? Они старомодные, и это согласуется со всеми этими заигрываниями со временем. Они красивые, привлекают внимание, символ статуса.

— Хорошо, — сказала Роуз. — Как это отразится на проявлениях его магии?

Я ещё раз взглянул на сахар на столе.

— Способен оказывать влияние на толпу, на людей, на восприятие, — сказал я, поднимаясь со своего стула. — И в основе всего этого — время, как основная его специализация.

— Если бы прочла подобное объяснение в одной из тех книг, я бы поверила.

Я встал и направился в сторону Лейрда. Мне пришлось протискиваться мимо посетителей. Группа девушек с рюкзаками, в уггах и в жилетках. Наверное, студентки одного из колледжей Торонто. Парни во фланелевых рубашках. Пара дальнобойщиков в бейсболках, которых нисколько не смущало то, что их головные уборы не соответствуют сезону. Компания немолодых женщин с прокуренными лицами.

— Эй! — крикнул Джеймс из-за стойки.

Я обернулся.

— Сделаешь мне одолжение? — спросил он. — Может освободишь уже место?

Та самая агрессивность, о которой рассказывала Молли.

— Вы меня выгоняете?

— Да. Иди куда шёл. Я и остальных скоро попрошу, но эти ребята хотя бы что-то заказывают.

— Ты выгонишь всех? — я всё ещё чувствовал себя потерянным. Я лишь наполовину слушал Джеймса, поскольку искал среди толпы Лейрда.

— Мы закрываемся, — сказал он.

Я прекратил поиски. Этими двумя словами он завладел моим вниманием целиком.

— Не рановато ли, чтобы закрываться? — осторожно уточнил я.

— Город маленький, — ответил он. — Восемь — уже поздно.

Восемь.

Мой взгляд скользнул по толпе. Студентки и дальнобойщики. Совершенно не те люди, что раньше.

Из моей жизни только что пропало четыре или пять часов.

Лейрда нигде не было видно.

Он бросил меня.

Я вытащил из карманов шапку и шарф, надел их и поспешил к выходу.

За окнами меня встретил свет фонарей, а не солнца. Когда я посмотрел на фонарь, он, кажется, немного угас под моим взглядом, словно извиняясь за то, что ввёл меня в заблуждение. Или как если бы свет был последней из вещей, уступивших новому порядку. На улице была уже ночь.

Это не был мгновенный скачок. Скорее больше похоже на размытое перетекание. Я, другие люди, окружающее пространство и вещи — все они со своей собственной скоростью постепенно подстраивались под новое время. Никто никак не прокомментировал моё пятичасовое пребывание в кафе.

Снег скрипел под ботинками.

Непонятно. Он же обещал, что это не ловушка. Хотя... что он сказал в точности?

Стоило ли вообще сейчас беспокоиться об этом? Если он соврал, ему же хуже. В любом случае, из этой ситуации придётся выпутываться мне.

По пути попадались прохожие. Какой-то курящий мужчина пялился на меня всё то время, пока я шел вдоль одного из кварталов. Женщина на крылечке — тоже не сводила с меня глаз.

Недружелюбные взгляды. Среди них были Иные? Или практики?

Несмотря на волнение, я ощутил голод. И во рту пересохло. Запоздалая синхронизация организма с ходом часов?

Впереди, в конце квартала, прямо посреди тротуара стоял человек, закутанный в зимнюю одежду: шапка, шарф, жилетка, брюки и ботинки — всё чёрное. Он неподвижно уставился на сугроб перед собой. Изо рта с неторопливой ритмичностью исходили облачка пара.

Он не обращал на меня внимания. На всякий случай я перешел на другую сторону улицы, трижды проверив, что машин нет.

— По запаху, — провозгласил мужской голос, — и красоте своей оно подобно розе. Осмелюсь ли сказать, что хрупок сей цветок, коль избежать шипов его тебе удастся. Но право, стоит усомниться, действительно ли Роза перед нами?

Я обернулся.

За мной шли трое молодых людей. Лет двадцати с небольшим, если судить по внешности. Возможно, они просто шли за мной. У каждого в руке было по бутылке чего-то алкогольного, завёрнутого в бумажный пакет.

Но я узнал одного из них. Я видел его в видении. Именно он только что прервал тишину, разведя руки в стороны, словно подчёркивая драматизм момента.

— Падрик, — сказал я. Это он разговаривал с девушкой в клетчатом шарфе.

Он был Иным.

— В достойной компании предпочитаю Патрик, — сказал Падрик. — Боже правый, маленькая роза, где же твои шипы? Ты совсем беззащитна.

Они продолжали идти в мою сторону, не сбавляя шага по мере приближения. Я отступил назад, затем ещё.

Падрика сопровождали красивая изящная молодая женщина в длинной чёрной куртке и мужчина с очень тонкими чертами лица. Каштановые волосы мужчины были искусно уложены и блестели от осевших на них снежинок.

В их внешности не было бы ничего необычного, вот только кожа на их лицах не покраснела от холода.

— У розы нет глаз, и это вполне естественно, но нет шипов, а это неожиданно, — сказал Падрик. Я сделал ещё один шаг назад. — Её здесь бросили. Оставили нагой.

Мои инстинкты кричали, требовали действия. Проблема была в том, что если я буду действовать необдуманно, всё станет для меня намного, намного хуже.

— Такая уязвимая, — заговорила женщина. Опьянение сделало её голос более мелодичным, проникновенным. — Словно король без одежд. Словно актриса, рыдающая от подлинного ужаса. Словно храбрый вождь, цепляющийся за жизнь как последний трус.

— Чистая красота, лишённая всяческих покровов, — продолжил Патрик. Он снял шапку и словно от переизбытка чувств прижал её к груди. Его рыжие волосы были коротко острижены. Лицо обрамляли аккуратные бакенбарды.

— Кроме кожи, — прошептал ранее молчавший мужчина.

— Чудесно, чудесно, — сказала женщина. — Такая беззащитная. Потанцуешь с нами?

Она с робкой улыбкой протянула мне руку. Этот жест выглядел очень искренним, и мне стало жутко от осознания, что он таким не был.

— Отъебись от меня! — сказал я, отбрасывая её руку.

Я с такой ясностью осознал, насколько плох был мой рефлекторный ответ, что у меня даже появилось ощущение, что я сделал это намеренно.

И всё равно, ненавижу, когда ко мне прикасаются.

— Меня отвергли, — сказала она и, направив взгляд к небу, коснулась тыльной стороной ладони своего лба. Эта наигранность не сочеталась с гневом, который я увидел в её глазах, когда она посмотрела на меня, оценивая мою реакцию.

— Обычно роза искуснее в словесных поединках, — сказал Патрик. Он слегка покачнулся, потом восстановил равновесие, оперевшись ладонью на плечо женщины. Она вскинула руку и накрыла его ладонь своей, словно это всё было частью какого-то сложного танца. — А опускаться до физического насилия — это так грубо.

— Смотреть на то, как существо, столь похожее на нас, ведёт себя так примитивно — это словно оскорбление, — сказала женщина.

— Так и есть, разве нет, Эв? Оскорбление.

Его спутник обошел меня, ступая по сугробу, который не смог бы выдержать мой вес, и остановился за моим левым плечом.

Когда я оглянулся, Патрик уже стоял справа, прислонившись к стене.

— От поколения к поколению нравы так сильно меняются, — продолжил Патрик. — Это вселяет веселье в ход вещей, разрушает шаблоны, к которым мы так быстро привыкаем. За это мы и любим тебя, моя роза.

Мне хотелось прервать его разглагольствования, но я не знал, что сказать. Я ещё не до конца пришёл в себя после потери пяти часов моей жизни, да и, к тому же, был окружен. Но нужно было что-то делать, иначе какое-нибудь моё рефлекторное действие и в самом деле оскорбит их.

— Мне жаль, что так получилось, — я посмотрел женщине в глаза. — Это было грубо. Я сожалею об этом.

— Значит, я могу до тебя дотронуться? — спросила она.

— Нет, — сказал я.

Она слегка надула губы.

— Ты боишься? Это нормально. Такой маленький, такой хрупкий цветок. Лепесток на ветру, который вскоре засохнет, станет пищей для насекомых, горсткой праха. Я могу помочь тебе. Дать тебе жизнь, которую ты не сможешь даже представить. Всё лучшее, что ты только можешь испытать среди вкусов, прикосновений, музыки и песен.

— Это словно обмануть судьбу, — сказал Патрик. — Ты же знаешь, что в конце тебя не ждёт ничего хорошего, моя роза. Ничего, пока тебя тянет вниз твоё наследие. Ты, и твои дети, и дети твоих детей — исход всегда будет один. Но мы можем дать тебе рай, куда заказан путь тебе и тебе подобным. Двести лет, а может быть триста... Нечто грандиозное. Всё, что ты только мечтаешь попробовать. И всё то, на что у тебя не хватало фантазии. Когда всё закончится, моя роза, останется так мало от тебя прежней, что это даже не важно, куда ты отправишься потом.

— Я могу содрать с тебя кожу, — сказал мужчина. — Но без боли. Ты будешь выгибать спину и скулить от предвкушения дуновения воздуха, когда кто-то будет входить в комнату.

— Боюсь, что мне придётся отказаться, — сказал я, безуспешно пытаясь скрыть дрожь в голосе. Сейчас меня даже не просто загнали в угол. Меня окружили со всех сторон.

— Подумай об этом, — усилил натиск Патрик, ощутив мою слабость. — Больше никакого страха, никаких забот. Если ты беспокоишься о продолжении рода, уверен, мы могли бы найти кого-нибудь, чтобы помочь тебе исполнить свой долг. Мы учтём твои предпочтения. Телосложение, цвет волос, склад характера. Я думаю, Келлеру даже понравится на них охотиться.

Келлер, его спутник, чем-то напоминал птицу. Тонкие черты лица, угловатое телосложение и пристальный взгляд.

Не сложно было представить, как он на кого-то охотится.

— Мы даже можем сделать роды безболезненными. Исполненными ликования, а не боли. Никакой крови, пота или слёз, — сказала Эв. — Что-то великолепное, что может стать кульминацией праздника. Украшения, танцы и музыка — всё вокруг одного события, и в момент пика…

— Эта роза — мужчина, — прервал её Келлер. — Мужчины не рожают.

— Мужчина? — удивилась Эв, присматриваясь ко мне внимательнее.

Уверен, ни одно человеческое существо не совершало подобной ошибки с тех пор, как мне исполнилось пять.

Патрик задумался.

— Эта деталь от меня ускользнула. Я убеждён, мы сможем это как-нибудь осуществить. Ты хочешь попробовать, моя роза?

Их секундное замешательство позволило мне вставить свою реплику:

— У меня другие обязательства.

— Что ж, — начал Патрик. Он подошёл так близко, что почти прижался ко мне. — В таком случае, у нас остаётся нерешенная проблема. Ты оскорбил Эв, а правила этикета требуют, чтобы всё было сделано правильно. Если ты не примешь наше приглашение, то как загладишь вину?

— Всё в порядке, — сказала Эв. Она немного качнулась и отступила в сторону. Затем прислонилась к стене, и сделала глоток из своей бутылки. — Меня устроит, если он отдаст мне свои извинения. Быть может, поцелуй в щёку?

Сердце гулко стучало в груди.

Поцелуй? В чём может быть подвох?

— Нет.

Это был не мой голос. Роуз.

Плотные занавески делали окно достаточно тёмным, чтобы в свете фонарей на стекле появилось отражение Роуз. Чтобы взглянуть на неё, Патрику вместе со спутниками пришлось отойти в сторону от стены.

— Ах, — сказал Патрик, переводя взгляд с неё на меня. — Это мне нравится.

— Мы не можем принять твоё предложение, Эссилт. Я надеюсь, мы сможем решить вопрос как-то по-другому, — сказала Роуз.

— Конечно, конечно. Но сначала, если позволишь... — Патрик запрыгнул с земли прямо на оконный отлив, присел на колено, каким-то образом не упав и не коснувшись стекла. Затем он протянул руку сквозь поверхность, положил свою ладонь на затылок Роуз и потянул её к себе. Его голова погрузилась в стекло, лишь слегка обозначив прикосновение губ к её лбу.

Он спрыгнул на землю, позволяя мне увидеть в окне ошарашенную Роуз.

Эв, или Эссилт, как называла её Роуз, в каком-то опьянённом восхищении переводила взгляд с меня на Роуз. Её движения были чрезвычайно медлительны.

— Поразительно! — сказал Патрик. — Теперь у нас есть две розы, но они обе так уязвимы. Лишены шипов.

— Так беззащитны, что просто дразнят нас желанием сломать их, — продолжила Эв. — Чтобы увидеть всю красоту их последних мгновений.

— И всю грязь, — вставила Роуз.

— Грязь можно убрать, — сказала Эв. — Воспоминания — вечны. А вечность — это очень, очень долго.

— Истинно так, — сказал Патрик. Все трое отхлебнули из своих бутылок. Патрик облизнул языком краешек рта.

— Прежде чем ломать нас, — сказала Роуз, — нам следует закрыть вопрос о манерах Блэйка. Боюсь, он не может отдать тебе свои извинения. Эта цена слишком высока. Что, если в будущем ему потребуется просить прощения у кого-нибудь ещё?

— Но в этом же и заключается вся забава, — сказала Эв. — Наблюдать за танцем, который последует за обменом.

— Мы сейчас в неловком положении, — сказала Роуз. — Мы не собирались выходить на улицу после захода солнца, но Лейрд Бехайм обманул нас. Он пообещал нам свою защиту на время, пока мы пребываем в его компании, а затем он бросил нас и сдвинул стрелки часов вперёд.

— Компания смертных и дневной свет дают розе защиту. Совместно, они защищают её надёжнее. Роза, лишенная обоих — обречена, — сказал Патрик и сделал ещё глоток.

— Я не думаю, что мы будем в безопасности даже в полдень посреди толпы, — ответила Роуз. — Сейчас плохие времена.

— Времена, наполненные интересными событиями, — сказал Патрик. — Боюсь, что сейчас нам придётся уйти.

— Уйти? — спросила Роуз. — Мы всё ещё не решили вопрос, как нам загладить свой поступок. Что, если мы что-то пообещаем? Не заключить сделку, но рассмотреть возможность сделки в будущем? Это сохранит вам возможность остаться.

Патрик, кажется, проигнорировал заданный вопрос, словно бы не расслышал. Но от моего внимания не укрылось, как напряглись в ожидании его спутники.

— Видишь ли, тут есть одна проблема, — сказал Патрик. — Мне и моей маленькой банде запрещено заключать сделки.

— Но ты заключил сделку с Мэгги Холт, — сказал я. — Разве нет?

— Это, — он поднял палец вверх, однако затем позволил руке упасть, — не входило в число вещей, которые ты видел. Я уверен.

— Но? — уточнил я.

— Но да, маленькая Мэгги и я, мы нарушали правила, моя милая роза.

— Значит, ты можешь нарушить их и с нами тоже, — сказала моя альтер эго. — Если ты примешь наше предложение, и если то, что ты предложишь, покажется нам разумным. Мы даже готовы пообещать, что сохраним твой секрет.

— Такая сделка меня устроит, — сказал он. — Вы не пробуждены, так что я поверю вам на слово. Если вы разочаруете меня, я уверен, что сумею найти достойное наказание.

— Мы приложим все усилия, чтобы не давать тебе повода, — ответила Роуз.

— Тогда я забираю долг Блэйка у моей Эв и делаю его своим.

— У меня есть идеи, как ты мог бы его возместить, — сказала Эв. — Как насчёт лисьей охоты?

Патрик скорчил мученическую гримасу, но ничего не ответил. Эв снова улыбнулась своей фальшивой застенчивой улыбкой.

— Тогда до встречи, милые розы, — сказал Патрик, в то время как Эв провела рукой по его коротко стриженным волосам. — Мы ещё увидимся.

Я продолжил свой путь. Снег скрипел под подошвами. Роуз шла по левую сторону, отражаясь в стёклах окон, где не горел свет.

Лишь спустя пять или десять минут стук моего сердца перестал отдаваться в ушах.

— Спасибо, — сказал я.

— Наконец-то я оказалась полезной, — отозвалась Роуз.

— Охренеть, сколько же книг ты успела прочитать?

— Про них — ни одной. У меня была пара минут, чтобы прочитать, что о них написано в чёрной книге. Но я читала через строчку.

— Ты здорово справилась.

— Надеюсь, — ответила Роуз.

Когда мы повернули за угол, в пределах видимости показался дом.

Невдалеке от перекрёстка я услышал чьи-то шаги. Когда я остановился, затихли и они.

Я оглянулся и увидел Лейрда.

— Ах ты ублюдок, — сказал я.

— Да, я немного ублюдок, — признал Лейрд.

Я сжал кулаки.

— А кроме того, я полицейский. Я согласился проводить тебя домой, но не уточнил откуда. От тебя зависит, провожу я тебя до дома и уйду, или провожу до дома, а затем отвезу в участок. Который, к твоему сведению, не является убежищем.

Я засунул руки обратно в карманы.

— Тогда почему ты меня сразу не арестовал? — спросил я. В голосе всё ещё звенела злость. — Раз ты собирался бросить меня одного на растерзание Иным?

— Потому что я говорил тебе правду. Я хотел узнать о тебе побольше. Можешь ли ты стать для нас угрозой, или я могу рассчитывать на твою пассивность в течение необходимого нам времени. Возможно, нам пришлось бы убирать вас по очереди, пока мы не добрались бы до самых младших. Быть может, Роксана, двенадцать лет? Или даже твоя сестра Айви, если Роксана окажется несговорчивой.

— А все эти разговоры о мирном соглашении?

— Я ничего не обещал. Просто обозначил свой интерес.

— А то, что ты говорил про своих дочерей? Что оказавшись в моей ситуации доверил бы их кому-то вроде себя?

— Кому-то столь же сильному, прошу заметить. Если бы мы поменялись местами, то я по определению не смог бы оценить ситуацию лучше тебя. Я заранее убедился в твоей незрелости.

— А обещание, что это не ловушка?

— Я сказал, что это не ловушка. И на тот момент так всё и было. Я придумал ловушку позднее, когда мы шли к кафе.

Лучше бы на моём месте была Пэйдж. Она обожала подобные игры с искажением смысла слов.

Что, если я нападу на него прямо здесь? Что, если я лишу его возможности проводить меня обратно и исполнить своё обещание? Станет ли он клятвопреступником? Потеряет ли свою силу?

Он открыл свои часы, снова захлопнул крышку и тяжело вздохнул. Пар от его дыхания собрался в облако вокруг него.

— У тебя есть защитники, — сказал он. — Падрик, принц в изгнании.

— Я не просил о защите.

— В любом случае, от такой защиты мало толку, — сказал Лейрд. — Они легко отвлекаются.

Мне не хотелось вступать с ним в диалог, но любопытство одержало верх.

— Фэйри? — предположил я, продолжая смотреть прямо перед собой.

— Было время, когда они попадали под эту категорию. Думаю, они проводили время при том самом дворе, который теперь фактически изгнал их. Они даже не утратили всех своих прежних умений. Но классифицировать Иных — опасное занятие. Лучше просто называть их теми, кем они являются.

— А именно?

— Мужчины и женщины, обречённые развлекать себя на протяжении очень, очень долгого времени, — ответил он. — Скуке они подвержены в той же степени, что ты или я.

Мы миновали ворота и начали подъём на холм. Всю дорогу до двери мы хранили молчание.

— Если тебя это утешит, — сказал Лейрд, — я позволил тебе пройти большую часть пути до дома в одиночестве по единственной причине: я подозревал, что ты можешь быть опасен.

— Что не помешало тебе обмануть меня и сделать своим врагом.

— Полагаю, что обо мне и моём круге тебе следует беспокоиться в последнюю очередь. Я дал клятву не причинять никому прямого вреда, и я не буду её нарушать. Моя семья нуждается в укреплении своего положения, а потому мы заинтересованы в том, чтобы ты или один из ваших оставались в доме, пока мы не сместим Северного Волшебника. Столкновение со мной сделает тебя уязвимым перед другими. Кроме того, я лучше, чем кто-либо ещё в городе подготовлен к тому, что ты можешь наслать на меня, если осмелишься избрать подобный путь. К противостоянию с Роуз я готовился всю свою жизнь.

— И сказав мне всё это, ты просто развернёшься и уйдёшь? Видимо, вежливо распрощаемся?

— На твоём месте, зная то, что известно мне, я бы так и поступил, — ответил он. — Кроме того, я бы как можно быстрее совершил пробуждение.

Я постарался скрыть потрясение. Он указал пальцем на свой глаз.

— Пробуждённые могут видеть то, что скрыто от глаз обычных людей. Передай привет своей спутнице. Ей нет нужды прятаться. Собрание совета будет послезавтра. Три часа до и три часа после него действует перемирие. Я надеюсь увидеть тебя там.

Я вошел в дом и захлопнул за собой дверь.

Роуз ожидала меня в гостиной.

— Эй, похоже, мы хорошо справились.

— Недостаточно хорошо, — сказал я. — А могло выйти и ещё хуже.

Я пнул подставку для ног. Она пролетела вперёд и с грохотом врезалась в каминную решетку.

— Нельзя так психовать, — сказала она. — Успокойся. Нам нужны холодный ум и трезвый расчёт.

— Нет, — я подошёл к кофейному столику и взял одну из книг. — Злость — это хорошо.

— Хорошо?

— Она заставляет двигаться вперёд. Когда закончу Начала, примусь за фамильяров. А ты — читай книгу про инструменты.

— Хорошо, — ответила она.

Тихая ярость дала мне силы читать всю ночь.