Гермиона Грейнджер и Кубок Огня (джен)

— Лимонный леденец, мисс Грейнджер?

— Нет, спасибо, сэр.

Дамблдор откинулся на спинку удобного кресла. МакГонагалл стояла слева от Гермионы, а Фоукс щебетал за спиной своего хозяина.

— Должен сказать, — начал разговор Дамблдор, — что стандарты журналистики в «Ежедневном пророке» отнюдь не улучшаются.

МакГонагалл проворчала что-то явно не очень лестное в адрес Риты Скитер.

— Могу заверить вас, что мы считаем ваше поведение на Святочном балу безупречным, — добавил Дамблдор, сверкнув глазами поверх очков-полумесяцев. — Лично я думаю, что вы вели себя именно так, как можно было бы ожидать от чемпиона Хогвартса.

— Ммм… директор? — обратилась она после секундного сомнения. Дамблдор поднял на неё вопросительный взгляд. — Есть ли… что-то, что мы… то есть я… могу сделать в связи с этой… статьей?

Учителя переглянулись. Похоже, они уже обсуждали этот вопрос.

— Я понимаю, что вас могла несколько огорчить эта статья…

— Грязная клевета, — вставила МакГонагалл.

— Как скажешь, Минерва, — продолжал Дамблдор. — Но, как человек, регулярно испытывающий на себе колкости пророка, я искренне считаю, что лучше не вступать в бой с популярной прессой, если у тебя нет бесконечного терпения, глубоких карманов и влиятельных связей. Глухота, которую Министерство проявляет в таких случаях, поистине легендарна.

Гермиона понимала, что статья Риты бросала тень на директора ничуть не в меньшей степени, чем на неё саму, но его годы и заслуги давали ему хорошую защиту от таких оскорблений. Она догадывалась, что, будь перевес на другой стороне, она оказалась бы на скамье подсудимых быстрее, чем сумела добраться до министерства.

— Скажем прямо, это было неприятное, но ожидаемое событие, — добавил Дамблдор, — учитывая очевидную неприязнь между вами и мисс Скитер. И хотя окончательное решение остаётся за вами, я бы не советовал делать ничего такого, что могло бы обострить ситуацию.

Невилл был прав, с некоторой горечью подумала Гермиона. Если она обратится к юристам, это ещё больше втянет её родителей во всю эту паутину и может стать последней каплей, которая приведет к её уходу из Хогвартса.

— Хорошо, я не стану выдвигать обвинения ни против «этой женщины», ни против того сборника комиксов, для которого она пишет, — согласилась Гермиона, не желая называть автора по имени. Разумеется, она не упомянула о том, что это могут сделать другие от её имени.

Профессор МакГонагалл, похоже, не очень обрадовалась этому решению.

— Но, — добавила Гермиона, — я не стану выполнять ничего сверх абсолютного минимума, требуемого от чемпиона.

— Это может быть затруднительно, — задумчиво произнёс Дамблдор. — Могу ли я считать ваши слова подтверждением того, что вы намерены продолжать участвовать в Турнире? По-моему мнению, ваше выступление в первом туре было несколько волнительным, но заслуживающим самой высокой оценки, как не устаёт напоминать мне профессор МакГонагалл.

И снова Гермиона возразила:

— Я ещё не приняла окончательного решения, — призналась она, заставив главу своего факультета ахнуть от ужаса. — Я бы предпочла повременить с этим до тех пор, пока не узнаю о характере второго задания. В конце концов, оно не может быть хуже первого, — пожала она плечами.

Её сердце упало, когда она увидела, как огонёк исчез из глаз Дамблдора при этом заявлении. Ничего не может быть хуже дракона. Ну не может же?

— Боюсь, я не могу дать никаких гарантий по этому вопросу, — ответил директор с ноткой сожаления. — Разумеется, если бы вы предпочли выйти из соревнования — а я подчёркиваю, что никто не стал бы относиться к вам с меньшим уважением, прими вы такое решение, — школа постаралась бы предотвратить негативные последствия. Но, боюсь, что на этот счёт исчерпаны уже все возможности.

— Понимаю, — мрачно согласилась Гермиона.

МакГонагалл взяла слово:

— Любая почта, адресованная вам из неизвестных источников, будет проверяться домовыми эльфами, а любые подозрительные посылки — исследоваться профессором Флитвиком или мной. — После некоторого колебания она добавила: — Я нахожу печальным, что такие меры предосторожности необходимы в современном обществе.

— Действительно, — мрачно произнёс Дамблдор. — Я чувствую, что наша работа здесь никогда не будет закончена.

— А как ваши родители восприняли известие о случившемся? — спросила МакГонагалл.

— Как и ожидалось, — ответила Гермиона, не намеренная распространяться на эту тему. У неё не было ни малейшего желания вмешивать в это маму и папу.

* * *

Покинув кабинет директора в ещё более подавленном настроении, чем до прихода сюда, Гермиона направилась прямиком в гриффиндорскую гостиную. Задав несколько вопросов, она отправилась в библиотеку, где нашла двух своих жертв. Остаток пятницы она провела в поисках других людей, которые могли бы ей помочь.

Пробуждение субботним утром было не самым приятным.

Ранняя утренняя пробежка хоть уже и не доводила её до полусмерти, но давалась по-прежнему тяжело, поскольку Гарри постепенно увеличивал дистанцию. По крайней мере, она уже не задыхалась на финише.

Писем для Гермионы не было, во всяком случае, таких, которые можно было ей доставить. МакГонагалл сообщила, что прибыло несколько громовещателей, но пока ничего реально опасного.

За последние двадцать четыре часа в Слизерине произошло странное происшествие. Несколько учеников шестого и седьмого курсов испытывали сильное недомогание вполне определённого свойства: жёсткий запор у одних и непреодолимый метеоризм и слабость кишечника у других. Поговаривали, что Адриан Пьюси заперся в одном из мужских туалетов и не выходил оттуда целый день.

Гарри клялся в своей невиновности. Близнецов нигде не было видно.

Губы Гермионы растянулись в злорадной улыбке.

Среди сов, нарезающих круги над факультетскими столами, Джинни заметила хаотичные перемещения одной конкретной птицы.

— Ох, Эррол, — вздохнула она, когда старая измученная сова с грохотом приземлилась в тарелку с булочками. Джинни без усилий освободила бедолагу от её ноши — большого бумажного конверта.

Вытряхнув содержимое на стол, Джинни выбрала письмо, предназначенное ей, и внезапно замешкалась.

— Вот дерьмо.

— Фто? — спросил Рон с набитым яйцом и беконом ртом.

Джинни осторожно взяла за уголок алый конверт.

Рон резко закашлялся и выплюнул почти весь свой последний кусок.

— О, Мордред! Держу пари, это мне, — добавил он угрюмо.

Джинни печально покачала головой.

— Нет, Рон, не тебе. — Она посмотрела на заинтересованную Гермиону. — Боюсь, что оно адресовано тебе, Гермиона.

Гермиона недоверчиво уставилась на громовещатель, который уже начал дымиться.

— Полагаю, твоя мать подписана на «Ежедневный пророк», да? — тупо спросила она Джинни.

— Угу, — кивнула та.

Профессор МакГонагалл появилась из-за плеча Джинни словно по волшебству.

— Я должна извиниться, мисс Грейнджер. Похоже, мы пропустили этот момент…

— Нет, — остановила Гермиона профессора, когда та уже подняла палочку. — Давайте послушаем, что скажет миссис Уизли.

— Вы уверены? — с сомнением уточнила МакГонагалл. Судя по выражению лица, она сочла это крайне неразумным.

Гермиона, внезапно осознав, что все вокруг заинтересованно косятся на её письмо, а Рон и Джинни уже заранее пылают от смущения, только кивнула.

Как только конверт был вскрыт, голос Молли Уизли эхом разнёсся по всему Большому залу:

— Гермиона Грейнджер, как ты смеешь играть с чувствами юных мальчиков, как какая-то распутная женщина!

Гермиона моргнула, не веря в происходящее: неужели миссис Уизли действительно только что повторила слова Риты Скитер?

— И я ещё упрекала Рональда за его прошлое поведение по отношению к тебе! Если бы я только знала, что он один из тех мальчиков, на которых ты испытываешь своё коварство!

«Этого не может происходить», — заторможенно подумала Гермиона.

— Теперь я понимаю, почему он так относился к тебе в этом году! Ты это заслужила!

Рон почти сполз под стол, как будто это делало его невидимым.

— Билл уже взрослый и достаточно умён, чтобы раскусить твои штучки.

Гермиона заметила оживление по всему Большому залу: кто-то просто оглядывался, кто-то привстал, чтобы лучше видеть, а кто-то даже пытался незаметно подобраться поближе, чтобы в полной мере насладиться неожиданным утренним развлечением.

— Но Гарри! Как тебе не стыдно играть с привязанностью бедного мальчика, а потом бросить его ради какого-то иностранного квиддичиста!

Гарри заметно напрягся. Гермиона заметила, как сузились глаза МакГонагалл.

— Очевидно, ты нуждаешься в некоторых наставлениях о том, как следует вести себя в приличном обществе, юная леди!

С этим крещендо голос Молли затих, и громовещатель разорвал себя на мелкие кусочки.

За гриффиндорским столом воцарилось неловкое молчание.

Наконец Джинни нарушила тишину.

— Мы напишем ей и расскажем правду, — извиняющимся тоном сказала она Гермионе. — Ведь так, Рон? Рон!

Рон подпрыгнул, когда ботинок Джинни врезался ему в голень.

— Какого Мордреда, Джин, ты чего?.. О! — Он виновато посмотрел на Гермиону. — Да, конечно напишем.

— Не волнуйтесь, — устало сказала Гермиона. — Это не ваша вина.

Она чувствовала себя опустошённой. Услышать такое от женщины, которая только этим летом обращалась с ней, как с членом своей семьи, было очень неприятно.

— Гермиона, — раздался голос Гарри с другой стороны от неё. — У тебя есть перо и пергамент?

Гарри слишком хорошо знал, что такие базовые учебные принадлежности у неё всегда были с собой, так что, вздохнув, Гермиона достала то, что он просил и передала ему. И только тут она осознала, зачем ему это может понадобиться.

— Что ты делаешь? — подозрительно спросила она.

— Пишу ей. — Пергамент был уже развёрнут и разложен перед ним. — Невилл? — обратился он, тыча пером в сторону друга. — Придержи Эррола, ладно?

Его просьба была излишней. Эррол выглядел так, словно нуждался в искусственной реанимации, а не в сдерживании. Гарри начал быстро царапать пером по пергаменту.

— Что ты делаешь, Гарри? — мягко повторила Гермиона.

— Я говорю Молли, — Гарри буквально выплюнул это имя, — что до тех пор, пока она не извинится за то, что поверила той лживой чепухе, которую пишет эта корова Скитер, — он писал именно то, что говорил, — ноги моей в Норе не будет.

Оба присутствующих Уизли нервно дёрнулись. Гарри, сосредоточенный на своём послании, беспечно продолжал:

— Ни один клочок этой писанины не соответствует действительности. Я знаю это потому, что был там лично и видел всё своими глазами. И любой, кто потрудился бы узнать подробности не из сомнительных газет, мог бы легко в этом убедиться. — С этими словами Гарри яростно подписал своё имя на пергаменте, чуть не сломав кончик пера.

— Гарри, не надо, — попросила Гермиона.

— Извини, — ответил он. Его голос был таким же твёрдым, как и движение, которым он сложил пергамент. — Я не могу остановить слизеринцев, потому что им глубоко плевать на моё мнение. Может быть, в этом случае моё слово принесёт хоть какую-то пользу…

— А если нет? — спросил Рон с тревогой, правда, неясно, то ли из-за беспокойства за своих друзей, то ли из-за возможной реакции матери.

— Тогда, честно говоря, я предпочёл бы остаться с Дурслями. По крайней мере, от них не ждёшь ничего лучшего, — проворчал Гарри.

— Ты же не серьёзно? — спросила Гермиона, беспокоясь, что из-за неё ему придётся вернуться к этим ужасным людям.

— Гарри, прошу тебя, не надо этого делать, — взмолилась Джинни.

— Это ей не надо было этого делать, — жёстко ответил Гарри, засовывая своё послание в большой конверт, доставленный Эрролом. Он схватил несчастную птицу, которая только удивлённо ухнула, и обвязал шнурок конверта вокруг безвольно болтающейся совиной лапы.

— Пожалуйста, Гарри, — продолжала настаивать Джинни. — Позволь нам самим разобраться, она же наша мать.

— Нет! — отрезал Гарри, подбрасывая Эррола с его новой ношей в воздух. — Мне надоело сидеть и ничего не делать, пока Гермиона терпит всё это дерьмо!

С этими словами Гарри вылетел из-за стола и направился на выход из Большого зала. Немного подумав, Гермиона последовала за ним. Рон неохотно поднялся и тоже поспешил за друзьями.

Обернувшись перед тем, как выйти из зала, Гермиона заметила на себе задумчивый взгляд Невилла. Он кивнул в молчаливом согласии, затем встал и направился к выходу.

Текст переведён JulsDo