Просыпаюсь, как по будильнику — пора. Пора вставать и бежать в редакцию. Поднимаю голову и смотрю на лежащее рядом женское тело. Лучше не будить, обойдусь без завтрака и попыток навязать свидание на вечер. Мы же вольные люди, ведь так? Никаких взаимных обязательств.
Я перекладываю ее руку и выбираюсь из постели. Собираю разбросанные на тумбе мелкие вещи, телефон, ключи от машины и тороплюсь в другую комнату номера — одеваться. На всякий случай еще раз выглядываю из-за двери — не проснулась ли. В гостиной отставляю в сторону ее шавку, приютившуюся на моей рубашке, и торопливо натягиваю на себя брюки. На журнальном столике валяется куча наших с Кариной полуголых фоток — развлекались вчера. Оставляю их ей на память — пусть наслаждается.
За номер оплачено за полные сутки, так что тратить время на ресепшене «Золотого яблока», где мы провели ночь, не приходится. Выхожу на Малую Дмитровку, в шумное солнечное весеннее утро. Пиджак несу в руках — сначала нужно выбрать свежую рубашку и галстук, а они в машине. По тротуару, щебеча, движется парочка девиц. Мы заинтересованно глядим друг на друга, обмениваясь улыбками. Симпатичные куколки, жаль, время поджимает.
Вот и мой «Range Rover». Подхожу к своему мустангу, открываю багажник — тут мое запасное обмундирование, на случай непредвиденной ночевки, в непредвиденном месте, с непредвиденной девицей. Пять минут и вот я уже при полном параде отъезжаю от тротуара, выруливая на полосу движения и подрезая какую-то курицу в таратайке.
— Твою таксу, вот коза! Продай тачку — купи мозги. Кто этим мартышкам еще машины продает...
Движение на улицах не слишком активное, заторов нет. Тем не менее, когда трезвонит моя Nokia и на дисплее высвечивается «Карина», я не отвечаю, просто захлопываю крышку телефона. Улыбка сама просится на лицо:
— Извини, дорогая. Гаишники сердятся, когда я за рулем болтаю. Тем более, что с первого января все так подорожало….
Заворачиваю на Большую Татарскую и скоро подъезжаю к зданию редакции. Бросаю взгляд на позолоченный Vacheron Constantin на правой руке — что ж, успел практически без опоздания. Махнув приветственно охраннику, захожу внутрь. Ого, возле лифта свеженькая милашка. Мы переглядываемся, и я понимаю, что у меня отличные шансы. Когда подходит лифт, пропускаю ее внутрь. Несколько дежурных комплиментов и все — пока мы доезжаем, до нужного этажа, девица тает, как мороженное. Выходя из лифта, я уже вбиваю ее номер к себе в мобилу и целую в щечку:
— До вечера.
Раскланиваюсь с Люсей и иду к Валику, погруженному в созерцание компьютерного экрана. Трогаю его за плечо, чем вызываю явный испуг.
— Тьфу, ты. Я думал — это Наумыч.
— Валентин, вы только что плюнули на Бориса Наумовича. Я ему передам.
Довольный шуткой, двигаю дальше, в направлении кабинета Антона. Тот расхаживает взад — вперед и о чем-то бубнит с незримым собеседником. Знаком показывает, что скоро освободится. Следом за мной забегает Люся, секретарша, с пачкой бумажек, идет к столу и, перегнувшись, укладывает их в стопку на другой конец стола. Слишком долго возится и буквально провоцирует нас с Антохой сфотографировать на мобильники, что же она там прячет под приподнявшейся юбкой. Когда лицо издательства выходит, мы показываем друг другу наши трофеи, не связанные с ее публичной внешностью и ржем. Теперь мы знаем ее любимый цвет нижнего белья.
Наконец, я добираюсь до своего кабинета и устраиваюсь в кресле главного редактора. Можно и поработать. Но нет, болтая на ходу, вваливается Наумыч с трубкой у уха:
— Я сейчас на работе. А то ты…. Ты можешь орать, а я нет. И этот ультразвук прекрати, я тебе не дельфин. Все! Я тебе позже перезвоню…
Кивает мне:
— Это жена звонит.
Я развожу руками:
— Не, не понимаю… В вопросах жен и детей я не спец.
— Это временно
— Значит, помирать, пока молодой?
— Погоди, помирать. Завтра проведешь презентацию, потом помирай, сколько влезет. У тебя все готово?
— Естественно. Последние штрихи.
— Смотри, Гоша. Я этого Лазарева полгода на крючок насаживал. Не дай бог, сорвется.
— Борис Наумович!
Новый звонок выносит Егорова из кабинета. Я улыбаюсь, слыша его удаляющийся голос:
— Чего тебе сейчас надо? Занят я… у меня сейчас два совещания подряд… э-э-э…
Утыкаюсь носом в монитор. Но тут начинает трезвонить уже мой телефон и высвечивается имя — «Карина». Что ж ты такая занудная-то. Ну, не о чем нам больше разговаривать — зачем портить словами неплохой секс? Я берусь двумя руками за телефон и, рыча, нажимаю кнопку автоответчика. Пусть он с ней выясняет отношения.
«Привет, красавица, сейчас в телефоне что-то пикнет, и можешь говорить. Кстати, если ты не красавица — можешь сразу положить трубку».
— Алле, Гош, это Карина, привет. Никак не могу до тебя дозвониться. Перезвони, пожалуйста, как сможешь. Целую.
Мопса своего целуй. В моих силках трепещется уже новая птичка.
* * *
Через час Калугин приносит свои обложечные шедевры. У окна крутится Антон, притащился и Наумыч. В общем, весь высокий бомонд. Мне распечатки не нравятся, и я бросаю их на стол:
— Нет, это все шило!
— Это не шило. Это высокохудожественная фотография и я считаю…
— Так, стоп, Андрюха. Давай договоримся в последний раз. В кабинете главного редактора считать буду я. Еще раз повторяю — для нашего журнала, для нашей обложки, этот вариант — никакой!
— Да почему, никакой. Ну, почему, никакой!
Я вылезаю из-за стола, и Егоров тут же плюхается на мое место.
— Для тех, кто в бронепоезде, повторяю еще раз…. Так, Андрюха, ты, может быть, останавливался возле журнальных киосков? Ты видел, сколько там разного глянца висит?
— И что?
— И теперь скажи мне, главный художественный редактор. Ты хочешь, чтобы наш журнал был восьмым слева, во втором ряду, рядом с «Мурзилкой»?
Антон встревает:
— У «Мурзилки», между прочим, нормальные тиражи.
Я его обрываю:
— Смотрю, ты фанат этого журнала?
Андрей поджимает губы:
— Короче, к чему ты клонишь?
— Я клоню к тому, что мне нужен эпатаж, а не эти банальные полуголые нимфетки. Мне нужен на фотографии рассказ! Понимаешь, я должен взять эту девочку и пойти написать изложение с ней.
Антон подхватывает:
— Вот, вот. А еще лучше сочинение в трех частях.
Но Калугин упрям:
— Я так понимаю, что эти варианты вас не стимулируют?
— Стимуляция, дружище, это вообще не наш профиль.
— Да?
— Да! Так Антон, иди, скажи всем, что обложки у нас пока нет. Что она, может быть, будет готова к вечеру. Да? Да?
— Да. Может быть…. Гоша! Это красиво и эротично.
— А я так не считаю.
— Значит, у нас с тобой разные взгляды.
— Я тебе больше скажу — у нас с тобой еще и должности разные.
Наумыч поднимается со своего места, задавая тон компромиссу:
— Да здравствует, что вы разные люди. А разность мнений называется плюрализм.
Но я его не поддерживаю, отбивая подачу:
— Или трулялизм.
Андрей шевелит губами, будто пытается подобрать слова. Потом машет рукой:
— В общем, неважно.
И выходит из кабинета. Наумыч вдогонку зовет:
— Андрей!
Но куда там… Я же разворачиваюсь к Егорову и перехожу в наступление:
— Я, вообще, не понимаю, как может рассуждать об эротике человек, который бабу даже и не нюхал!
— С чего ты взял, что не нюхал?
— Хорошо. Когда вы видели его в последний раз, с кем-нибудь в юбке?
— Ну…, когда отмечали Новый год.
— Это была его сестра из Тамбова.
— Да?
— Да
— Ну, знаешь, женщины это личное дело. А работа, это есть работа. Согласись — он прекрасный профессионал. Его только надо уметь направить. Что у тебя неплохо получается.
— Спасибо.
— Кушай на здоровье. Расслабься. Просто еще есть люди, которые до сих пор верят, что красота спасет мир.
— Вот когда наш журнал будет называться «Мир», тогда и возьмите его туда главным редактором.
Уверенный в своей правоте, я оставляю последнее слово за собой и ухожу из кабинета. Дел полно. Вдогонку слышится:
— Ну…, молодец.
Да, я молодец. В такой суете проходит остаток дня. После обеда, всем кагалом, мы собираемся в зале совещаний и бурно обсуждаем каждый раздел, каждую статью. Мозговой штурм. Незаметно пролетает день. Все, пора остановиться и расслабиться — завтра знаменательный день и нужно передохнуть.
* * *
В конце рабочего дня выхожу из своего кабинета и направляюсь в сторону лифта. Лицезрение встречной девушки прерывается звонком мобильника. Опять, Карина!
— Да что ж такое, пуделю своему позвони!
Сзади раздается голос Антона:
— Кто? Отдел доставки?
— Отдел достачи.
Зимовский обгоняет меня и спешит к лифту:
— Ладно, внизу встретимся.
Я прибавляю шаг, но вынырнувший сбоку Калуга тормозит:
— Гош, Гош, извини, я сделал. Три новых макета для обложки, на выбор.
Пока жду лифт, спрашиваю:
— Ну и где?
— На мыло тебе скинул.
— Хорошо. Позже посмотрю. Или в баре потрещим, давай.
— Не, не, подожди. Давай, либо завтра, либо как-нибудь.
К нам подходит Валик и пытается Андрюху расшевелить:
— А ты опять саботируешь мероприятие?
— Бухать, дружище, это не самое лучшее мероприятие, поверь.
Я с таким определением не согласен.
— Почему сразу бухать. Дерябнем по коктейльчику, с девчонками поторчим.
Валентин пытается на Андрея давить:
— Ну, старик, пошли, посидим.
Приходит лифт, и я тороплю их:
— Пошли, пошли.
Но Калугина так просто не собьешь:
— Не, мужики. Спасибо конечно большое, но много работы. До свидания.
Когда он уходит, я скептически тяну вслед:
— Не вопрешь!
Кривошеин подхватывает:
— Скучный человек.
— Раньше это называлось «Ударник коммунистического труда».
— Эх, хе.
* * *
Втроем мы заходим в «Дедлайн», там уже дым коромыслом, громкая музыка и толпа извивающихся в танце девчонок. Протискиваемся среди тел к бару, к свободным местам. Осушаем по стаканчику вискаря и с гоготом молотим ладонями по барной стойке. Жизнь полна приключений и сегодня будут новые! Валик никак не успокоится по поводу Андрюхи:
— Не, все-таки, я Калугу не понимаю, по-моему, он не в адеквате. Жизнь кипит, а он как во сне.
Мне не хочется полоскать чужие кости, и я прерываю Кривошеина:
— Стоп. Пусть Калуга делает то, что ему нравится. Хочет точить обложки — пусть сидит и строгает.
Антоха поддерживает:
— Правильно, а мы будем ему поставлять материал. Будем ему помогать. Ну, что, кого сегодня осчастливим?
Валик осматривает зал и вдруг выдает:
— Оп-па, а вон наш финансовый директор, уже созрела.
Антон тоже оборачивается:
— Да? Думаешь?
— Еще один коктейль и она сама кого угодно осчастливит. Прямо на барной стойке.
Вот, пошляк. Я его подлавливаю:
— А-а-а, завтра я ей расскажу, какой ты у нас фантазер.
Кривошеин тут же трусит:
— Э-э-э, нет мужики, я пошутил. Шутка!
Мы снова сдвигаем стаканы:
— Давай.
Только успеваю допить, как трезвонит телефон. Лезу в карман и, не глядя, отвечаю.
— Алло, Калуга, ты? Алле, кто это?
Увы, это не Андрей.
— Привет, ты что, не узнал? Это я, Карина. Ты куда делся?
— А, привет красавица.
— Ты куда пропал утром, у тебя что-то случилось?
Я делаю вид, что напрягаю голос:
— Послушай, я сейчас не могу говорить, я на совещании.
— Гоша, мне нужно тебя увидеть.
— Карин, я сейчас….- захлопываю крышку, обрывая разговор. — Сорвалось!
Поворачиваюсь к Антону:
— Как думаешь, зачем женщинам мозг? Если дверь не открывается, значит, что? Значит, она заперта.
Тот пытается меня подколоть:
— А как, как зовут твою очередную подругу?
Мы уже немного под шафе, язык слегка заплетается, но это не мешает ясности мысли:
— Стоп — машина. Я никого не обманываю и никому ничего не обещаю. Вот тут я согласен с классиком — чем меньше женщину мы любим…
Валик влезает:
— Тем больше времени на секс!
Вот! Здравая мысль, вместе ржем. Опять звонок, вот, надоеда!
— Слушай Антон, выручай!
— Что я ей скажу?
— Не знаю. Скажи, улетел на Юпитер, собирать материал для следующего номера. Старик, придумай сам чего-нибудь.
Антоха забирает мою трубу:
— Алле.
— Алле, Гош.
— Нет, это не Гоша. Гоши больше нет.
Я поднимаю большой палец в знак одобрения.
— А можно его позвать к телефону?
— Он улетел на Юпитер, навсегда. Да, да, да. Прямо с Плесецка… Да какие шутки, девушка, какие шутки. Вы посмотрите сегодня вечером новости. Там все подробно расскажут, да. Пока, пока, пока!
Антон захлопывает крышку мобильника и сконфуженно хохочет. Я смотрю на него с укоризной — мог бы и по аккуратней, с девушкой.
— Ну, ты чего?
— Блин, вообще на креатив времени не было.
Мы продолжаем пить и веселиться. Вокруг столько привлекательных козочек, бросающих на нас зазывные взгляды. Красота!
Зима предлагает:
— Ну что мужики, по последней?
У Валика, язык уже заплетается:
— Ты что, собрался валить?
Антон кивает:
— Ну, все-таки, завтра важное мероприятие, презентация как-никак.
В этом, я его поддерживаю:
— Инвесторов окучим, тогда отметим. Ну, что — пусть сдохнет тот, кто нас не любит!
— Урр-а-а!
Зима вдруг оживает, вглядываясь в набитый зал:
— М-м-м, а что это за цветок на нашей клумбе?
Валик разворачивается и пытается сфокусировать взгляд в нужном направлении:
— Да уж, серьезный экземпляр... Я пошел.
Антоха его осаживает:
— В задницу ты пошел. Я ее первый сфотографировал.
— Да, ладно.
— Юноша, не дерзите старшим. Вы что, хотите закончить вечеринку пьяной дракой?
Меня их разговор приводит в боевую готовность, и я прерываю перепалку:
— Расслабились оба. Пока вы свои фотоаппараты настраивали, я ее своим спинным мозгом запеленговал. Она — моя! Показываю один раз.
Я медленно разворачиваюсь и фирменным взглядом обвожу публику. О господи, Карина! Моментально отворачиваюсь назад к барной стойке:
— Полный капец!
Антон гундит:
— Гош, ну имей совесть. Нужно друзьям, хоть что-нибудь оставлять.
Придушено шиплю:
— Мужики, я попал!
Валентин уже нарядный, пытается нить разговора не терять:
— В смысле?
Пытаюсь объяснить:
— Ну, это, как раз, та самая телка.
— Какая, телка?
— Какая… С Юпитера, вот какая. Мужики, не сидите колом, сделайте что-нибудь.
Антоха понимает меня с полуслова, делает умное лицо, встает и начинает расхаживать:
— Э-э-э… Гош, слушай, ну, мне кажется, что эта рубрика…, она просто бесперспективна…
Я кошу глаз в сторону, наблюдая за действиями своей пассии, уже, кажется, бывшей.
— Откуда такая уверенность?
— Я думаю, что мы нашего читателя… должны как-то…
Карина подходит к нам:
— Гош, можно тебя на минутку.
Антон отступает в сторону:
— Здрасьте.
Я делаю удивленное лицо:
— О, Карин, привет. А ты, что здесь делаешь?
— Пришла проводить космонавта. А это и есть твое совещание?
— Я не понял, что за наезды? Я, между прочим, на работе.
Она ехидно тянет:
— А-а-а.. , так ты работаешь дегустатором? Или все же космонавтом?
— Секундочку.… Между прочим, я работаю головой. Где мы с коллегами обсуждаем наши вопросы, не имеет никакого значения.
— Ты думаешь, я дура?
Именно так я и думаю. Она меня уже достала.
— Слушай, родная, у меня сейчас нет времени на всю эту муть. Погуляй пока, а я тебе перезвоню.
— Гош, как тебе не стыдно! Я ведь из-за тебя Диму бросила. Мы с ним пять лет прожили.
Вот, не надо взывать к моей совести, не надо:
— Так, стоп — машина. Во-первых, Диму ты бросила не из-за меня. Во-вторых…
— Ты, ведь, мне клялся!
— О, господи!
Антон решает воспользоваться ситуацией:
— Девушка! Девушка, я дико извиняюсь, но, простите меня конечно, пожалуйста, но мне кажется, что Гоша, это не тот мужчина, который вам нужен.
— А ты кто?
— Я? Я человек, который умеет ценить красоту. Вы знаете, я, когда вас увидел, во мне вдруг полыхнуло пламя.
Карина неожиданно выплескивает свое шампанское прямо Антохе в лицо:
— Тогда, остынь.
Вот, дура ненормальная. Зимовский растерянно стоит весь мокрый, а я не выдерживаю:
— Ты, что, с ума сошла? Что ты делаешь? Вообще, больная.
— Ребров, ты просто не представляешь, с кем ты связался.
— Теперь, представляю
— Нет, дорогой мой, не представляешь. Когда поймешь, будет поздно жалеть.
Уже жалею…. Она движется к выходу из зала, но потом оборачивается:
— Привет Юпитеру.
Антоха кричит ей вслед:
— До свидос!
А потом, глядя на меня, тянет:
Ну, что это, Евпатий — коловратий. Ну…
Я лишь развожу руками:
— Ну, что ж.
Спустя полчаса тихонько, с оглядкой, еду по Ломоносовскому — сейчас главное не попасться на глаза гаишникам. Хоть вроде и немного выпил, но проблемы, если что, будут приличные.
* * *
Вечером, дома, валяюсь на кровати с ноутом и еще раз проверяю расчетные таблицы к презентации. В приоткрытую дверь спальни слышу, как в дверном замке скрежещет ключ, и ворчание Аньки, вернувшейся с Фионой, после выгула:
— Гош, ты спишь, там?
— Я бы с удовольствием. Но ты же знаешь, что я боюсь спать один.
Она заходит ко мне и чмокает в волосы:
— Привет
— Салют.
— Ну, что, ты еще работаешь?
— Видишь, солнце уже село, а народ еще в поле.
— Я смотрю у народа завтра ответственный день?
— Не то слово! Я бы сказал даже исторический.
Спустя пятнадцать минут, она меня зовет ужинать — в холодильнике нашлись суши, так что тратить время на готовку не пришлось. За бокалом красного вина Аньке хочется поговорить:
— Ну, как прошел день?
— Насыщено,- бросаю я.
Сомова наклоняется вперед и пытается заглянуть мне в лицо:
— А ночь прошлая?
— Слушай, хочешь поиграть в ревнивую жену?
— Смеешься, что ли? Из меня актриса, как из тебя отличный семьянин.
Я усмехаюсь:
— Ну, ты себя недооцениваешь.
— Слушай, я понимаю, конечно, что тебя сильно напрягаю, но мне уже на этой неделе обещали пару вариантов с квартирами. Я съеду, скоро.
Вот, вредина. Нашла время.
— Слушай, Сомова, не парь мне мозги перед сном. Мы с тобой с какого класса дружим?
— Ну…
— Даже, не помнишь. Тебя что, гонит кто-нибудь? Плохо тебе? Живи, сколько хочешь…
Я тороплюсь переменить тему:
— Карину, помнишь?
— Ну, и что, Карина?
— Ничего, Карина…. Больная. Случай клинический, в последней стадии.
— Чего это она уж больная, интересно.
— Ничего интересного.
— Ну?
— Сначала она мне звонками своими сопливыми названивала, работать не давала. Потом приперлась в бар. Она такое там устроила… Мапет — шоу.
Быстренько дожевав, отправляюсь назад в спальню, а Анька идет мыть посуду. Скоро, она заявляется ко мне, и начинает убирать разбросанные вещи в шкаф. В ее действиях чувствуется немой укор, и я не выдерживаю:
— Я с ней познакомился, чтобы провести весело время, а не тупо и уныло состариться.
— А она, между прочим, ради тебя бросила своего жениха.
— А я ее просил об этом?
— Нет, не просил.
— Вот и все! Иногда мне кажется, что все бабы одинаковы.
Я вдруг понимаю, что своими словами, ненароком, задеваю и свою подругу. Беру Аньку за руки и усаживаю рядом с собой на кровать:
— Вот ты — совершенно другой вариант. Ты, то исключение, когда женщина может быть не только женщиной, но еще и другом.
— Перестань.
Я держу в ладонях ее лицо, глажу волосы.
— Ань, правда. Я даже не представляю с кем бы я еще так долго и комфортно мог бы находиться под одной крышей. Анют, клянусь тебе, честное слово. Мне с тобой очень хорошо.
Я совершенно искренен — Анька, друг с большой буквы. Подавшись вперед целую ее в лоб, а потом валюсь на подушки:
— Слушай, завари, пожалуйста, чашечку кофейку. Будь, добра. А то я, сейчас, отрублюсь совсем.
И через пару минут мои глаза слипаются окончательно.