День за днем (гет)

Новое утро и снова в бой, снова в маразм. Анька хандрит, так что на работу выбираю наряд практически сама — погоду обещают жаркую, так что светлая блузка в полоску, с коротенькими рукавчиками и открытым вырезом, юбка, легкий, относительно яркий макияж, под стать солнечному дню, ну и волосы, стянутые в пучок, типа, чтобы уши не потели — нормально, по-моему, нигде не промахнулась. Когда приезжаю на работу и, бросив сумку в кабинете, иду по холлу, меня нагоняет Мокрицкая:

— Марго, можно тебя на минуту?

Со стороны кабинета Егорова, уже с утра пораньше, гам и вопли — походу, сегодня будет даже веселее, чем вчера. Эльвира идет чуть сзади, размахивая синей папкой в руках, и приходится оглядываться:

— Слушай, чего там за крики? Они что, опять ругаются?

— Маргарита Александровна прямо не знаю, что мне делать.

Недоуменно дергаю плечом:

— А что тебе делать?

Останавливаемся посреди холла, и я ее успокаиваю:

— Не обращай внимания, работай себе, да и все.

Та по-прежнему шепчет, зыркая глазами по сторонам:

— Ну как мне работать!? Это вы люди творческие, а я на финансах сижу. Я не могу ничего делать пока тут двоевластие! У меня руки связаны, понимаешь?

Понимаю. Со вздохом киваю:

— Хорошо, я попробую поговорить.

Торкаюсь к своему кабинету, но Эльвира придерживает меня за локоть:

— С кем?

Ну…, выбор невелик. Хотя вопрос конечно интересный. Развожу руками:

— Ну с Наумычем… Или с ней.

Эльвира уверенно перебивает:

— С Наумычем!

— Почему?

Мокрицкая наклоняется поближе к моему уху:

— Потому что там, у нее на столе, ваши фотографии... И вообще, она там рвет и мечет! Только я тебе ничего не говорила.

Вжик и ее уже рядом нет, умчалась. Наверно, только ради этой новости и подходила. Поднимаю глаза к потолку, взывая к тем, кто командует нашими судьбами:

— Господи, ну как мне это все надоело, а?

Разворачиваюсь и как раз вижу Каролину, выскочившую из зала заседаний. Уже спустила пары на бедного Наумыча. Она идет к лифту, и я тороплюсь за ней:

— Каролина Викторовна!

Та даже не останавливается:

— Чего тебе?

— Можно с вами поговорить?

Мы так и идем гуськом к лифту.

— О чем?

— Я хочу, чтобы вы раз и навсегда уяснили, что между мной и вашим мужем ничего нет, и никогда не было.

В конце пути Каролина, наконец, разворачивается ко мне лицом. Стою, сложив руки на груди, и жду, что скажет.

— А плевать мне было там или не было!

Ну, как… Я так понимаю это же одна из претензий? Для чего все эти фотографии-то? Неловко себя чувствуя, от такой темы, отвожу глаза в сторону:

— Я просто хочу расставить все точки.

Егорова перебивает, повышая голос:

— Вот именно! Твоя работа точки расставлять! А я здесь директор!

Она вдруг идет назад, в центр холла и мне приходится уныло плестись позади нее.

— Так! Кому еще не ясно кто здесь директор?

Останавливаюсь возле Люсиной стойки. Все вокруг молчат и отводят глаза. И я молчу, чуть усмехаясь.

— Вот и прекрасно. И как директор я всем заявляю: хватит трепаться! Давайте, работать!

Она разворачивается и, не оглядываясь, топает назад к лифту. Капец… Канализационный люк для «МЖ» все ближе. Скептически качаю головой и ворчу, глядя ей вслед:

— Ну, директор, так директор.

* * *

Пока Каролины нет, а Наумыч приходит в себя после схватки со своей мегерой, отправляюсь в нашу редакционную кухонку заварить, в тишине и одиночестве, чайку. Кофе не хочу, еще дома утром натрескался, а вот чай покрепче, в самый раз. Неожиданно в кармане юбки оживает мобильник. Одной рукой извлекаю его на свет и, откинув крышку, прикладываю к уху, а другой беру чашку с налитым чаем и переставляю со столешницы на кухонный столик:

— Алле!

В трубке слышится тонкий голосок Алисы:

— Марго, привет.

Сразу на душе теплеет — вот с кем можно беззаботно поболтать и отвлечься от наших мирских тягот.

— Ох, ты, боже мой, привет принцесса! Как твои дела?

— Нормально, а твои?

— Спасибо, ничего, потихонечку. Работаем. Надеюсь, у тебя ничего не случилось?

Оставив чай стыть, брожу потихоньку, беззаботно болтая, из одного дверного проема к другому, от входа к выходу.

— Нет, я просто соскучилась.

— Ты знаешь, если честно, я тоже.

С тех пор как Наташа угнездилась в доме Калугина мне туда заходить совершенно противопоказано. Я там как бельмо на глазу, которое всем мешает.

— Марго, а забери меня сегодня из школы.

— В смысле?

— Ну, сходим куда-нибудь, погуляем. Или ты не хочешь?

Предложение неожиданное, но с другой стороны — это же вроде как на нейтральной территории, не дома у Калуги, никому мешать не будем.

— Да нет, что ты!? Я очень хочу, только это…, надо это…, у папы твоего спросить.

Что-то я не уверена, что такое предложение приведет его в восторг. Алиса предлагает:

— Я могу ему позвонить.

Пожалуй, лучше я сама. Алисе он может и отказать без объяснения причин, а мне все-таки придется их озвучивать — молчать, сидя на двух стульях, не удастся.

— Не надо. Он сейчас занят, я сама у него потом спрошу, договорились?

— Договорились.

— Все, целую, пока.

Забыла правда спросить, во сколько это «из школы» — придется потом перезванивать.

Закрываю крышку телефона, и тут же слышу за спиной голос Андрея:

— Привет.

Оглядываюсь — он, видимо, заглянул только поздороваться — развернувшись, уже собирается уходить, но я его торможу. Как-то мы с ним вчера слишком резко расстались, наговорили черт те чего. Хочу сейчас сгладить размолвку, но мой голос все равно несколько напряжен:

— Привет, я как раз хотела тебя искать.

Андрей удивленно смотрит на меня и заходит внутрь:

— Зачем?

Наверно он мне откажет. Даже наверняка! Встав в пол оборота и зябко обхватив себя руками за плечи, объясняю:

— Ну, мне только что позвонила Алиса — просит, чтобы я забрала ее из школы.

Калугин не глядя на меня, недоверчиво поднимает брови вверх и бросает в пространство:

— Алиса?

Это чего, типа я вру, что ли?

— Угу, да, Алиса.

Показываю рукой на него самого и добавляю:

— Дочь, твоя.

— А-а-а…, я понял. А что случилось?

Уже хорошо. Со второго раза дошло.

— Ничего не случилось. Просто хочет, чтобы мы с ней сходили куда-нибудь.

Ожидающе смотрю на Калугу, на его недовольное лицо. Тот даже морщится, явно не зная, как поступить. Ну, что ж будем подталкивать к моему решению, пока его пассия не притащилась и не навязала свое.

— А ты что, против?

— Нет, я не против. Но… просто…

Продолжаю давить:

— Просто, что?

Посоветоваться с Егоровой? Но он неожиданно говорит другое:

— Надо позвонить ее классной руководительнице, предупредить и все.

Честно говоря, я не ожидала и была, в общем-то, настроена на его сопротивление.

— То есть ты — за?

— Почему я должен быть не «за»? Тем более, если Алиса этого хочет.

Мне, почему-то приятно, что он так поступает и говорит. С надеждой ловлю его взгляд:

— Тогда, позвонишь?

Андрей опускает глаза:

— Да, конечно.

Не глядя в мою сторону, он вдруг начинает что-то искать, щупая в задних карманах брюк.

— Черт!

— Что?

— Да я телефон где-то забыл.

Он не смотрит на меня и хочется думать, что это не придуманная отговорка, чтобы не звонить. Не могу удержаться и, отвернувшись, бормочу:

— Может у Наташи?

Не знаю, расслышал или нет, но Калугин вопросительно смотрит на меня:

— Что?

Протягиваю ему cвой:

— Ничего. На, говорю, звони.

— М-м-м…, спасибо.

Пока он будет договариваться — иду к себе, чтобы не смущать и не раздражать.

Минут через пятнадцать он заглядывает ко мне и возвращает телефон:

— У Алисы занятия заканчиваются около двух. Галину Адамовну я предупредил. Так что…

— Спасибо

У него отчего-то загруженный вид.

— Что-то случилось?

Он оглядывается на дверь:

— Нет, ничего.

Понятно, кажется, Егоровой не понравилась наша с Алисой затея.

— Извини.

Андрей пожимает плечами и уходит.

* * *

После обеда еду на улицу Поликарпова, здесь школа №1288 — мы с Калугой как-то приезжали сюда вместе, с месяц назад, так что проблем разыскать и само заведение, и Алису, и ее учительницу не возникает. Прежде, чем отвезти ребенка домой, мы с этим самым ребенком отправляемся в ближайший парк, в прохладу деревьев и зеленой травы. Купив мороженное в стаканчиках, устраиваемся на детской площадке, на качелях. Сто лет на качелях не качался. Сижу, нога на ногу, прицепив сумку на локоть и зажав ее между собой и поручнем, сижу, слегка раскачиваясь на каблуке, вперед-назад, вперед-назад, совсем чуть-чуть. Алиса полностью погрузилась в поедание и лишь изредка на меня посматривает. Киваю:

— Вкусно?

— А что, разве мороженное бывает невкусным?

— Ну, в принципе ты права.

Облизываю шарик мороженного — действительно, разве оно может быть невкусным? Алиса вопросительно смотрит на меня:

— Марго, можно я тебе кое-что скажу?

— Естественно.

С любопытством жду откровений и девичьих секретов.

— Понимаешь, я эту Наташу терпеть не могу. Особенно когда она лезет к моему папе обниматься. А она все время лезет!

Зависаю, опустив глаза в землю. Абсолютно, согласна — я тоже Егорову терпеть не могу. Но…, но это выбор Андрея, Наташа ему нравится, и он хочет быть с ней. Хочет, чтобы она «все время лезла». Наверно, он нашел в ней то, что не смог найти в других женщинах и примкнувшим к ним мутантихам. Жизнь она многогранна и ее ход, зачастую, от нас не зависит. Пытаюсь донести эту мысль до своей маленькой подруги:

— Алиса ты вот, вроде маленькая девочка.

Мы смотрим друг на друга, и она кивает, в подтверждение.

— А с другой стороны — совсем большая.

— Ага, сейчас ты будешь мне рассказывать, что папа уже взрослый, что ему нужно личную жизнь начинать.

— А разве не так?

Вздыхаю своим мыслям. По большому счету, Калугин прав, положив глаз на Наташу. Да, мое мутированное тулово млеет поблизости от этого мужчины, млеет с активным сердцебиением и желанием прижаться, но Андрею нужна нормальная тетка, чтобы заботилась о нем, о его ребенке, была хранительницей очага. Есть купец, значит должен быть и товар, да еще с гарантией... Нам, мутантам, хоть и женского пола, этого не дано — мы про себя ни хрена не знаем и не понимаем, какие уж тут гарантии. Был мужик, стал баба, а что завтра будет вообще неизвестно…

— Ты пойми, твоему папе очень непросто… Он тебя очень, очень, очень любит и он хочет, чтобы тебе было хорошо.

Стараюсь говорить как можно убедительней. Но кажется, получается не очень. Алиса, глядя на меня недоверчиво, продолжает облизывать мороженное, а потом уверенно говорит:

— Ничего он не старается.

Ну, она наверно то же права… Судя по всему, ее мнение в расчет принимается мало. И, тем не менее — я же видела, как Андрей трясется над своей дочкой. Так что, в чем-то, она и сама могла бы уступить и пойти отцу навстречу.

— Алис, ну, ты не можешь так говорить. Потому что таких отцов, как твой папа еще поискать!

Девочка отворачивается со скептической гримаской на лице и я, сочувственно вздыхаю:

— Ну нравится ему Наташа, ну что с этим поделать? Это его выбор и ты должна ему в этом помочь.

— В чем в этом?

— Мне кажется, ты должна попробовать подружиться с Наташей.

— Я пробовала, у меня не получается.

— Ну, ты попробуй еще раз. Вот скажи честно, вот если твоему папе будет хорошо, тебе же тоже будет хорошо?

Вижу, как Алиса задумывается над моими словами, но молчит. Честно говоря, я такому словесному посылу и сама не верю. Вот мне, например, плохо, когда вижу вместе счастливую Наташу и довольного Андрея… Но я не хочу разлада между отцом и дочерью, не хочу, чтобы она страдала и убегала из дома… Оставив сумку на месте, слезаю со своей качелины и перехожу к Алисиной. Придерживая рукой юбку, приседаю рядом на корточки и, с улыбкой, пытаюсь заглянуть девчушке в глаза.

— Да или нет?

Алиса бурчит:

— Ну, да.

— Ну, так сделай так, чтобы папе было хорошо и увидишь, как все изменится.

— Думаешь?

— Сто процентов!

— Ладно, я попробую.

Не попробую, а сделаю. Грожу ей, с улыбкой, пальцем:

— Обещаешь?

Та в ответ смеется:

— Сто процентов!

— Ну, вот.

Вот и договорились. Со смехом встаю и усаживаюсь тут же рядышком на поперечину металлической конструкции качелей, поближе к Алисе. Теперь можно и мороженное добить… Алиса — она умница, она все прекрасно видит и понимает. Следующий ее вопрос застает меня врасплох:

— Марго, скажи, ты совсем не влюблена в моего папу?

Подавившись мороженным, хватаюсь рукой за горло:

— Я?

— Ну, да.

Алиса хитро смотрит на меня, а я совершенно не представляю, что ей ответить. Наверно, да… По крайней мере, так утверждает Сомова. Типа влюбленная мутантиха с женским телом и мужской душой... Но это получается такая непонятная влюбленность — неправильная и ненужная. Я чувствую, как часть меня, тянется к Андрею, ревнует его, переживает и страдает от его непостоянства, а другая часть противится всем этим проявлением изо всех сил и понимает — Калуга не евнух, а Игорю Реброву телесные притязания со стороны мужского пола претят по определению. Не ляжет он под мужика никогда!… Не знаю, может лет через десять что-нибудь изменится, Игорек сгинет в небытие и я стану тетка теткой, но надеюсь, этого не случится, очень надеюсь. Ну, а два с половиной месяца, прошедшие с проклятой ночи превращения, не тот срок, чтобы забыть кто я, а кто Калуга. Ребенку все это не расскажешь, потому и не знаю, что ответить, только мычу, выигрывая время:

— Ну-у-у… Хух…

Вопрос, на который я бы предпочел промолчать. Не хочу вносить путаницу в голову Алисы — вряд ли это будет способствовать ее попыткам наладить отношения с Егоровой. Качаю растерянно головой, а потом все-таки собираюсь с духом:

— Да…. Нет, конечно!

— И даже ни капельки?

В голосе Алисы чувствуется грусть, но один раз сказав, мне теперь легче продолжить:

— Алис, ну, мы с твоим папой очень хорошие друзья!

— Жалко.

Грустно улыбаюсь и с накатившей вдруг нежностью спрашиваю:

— Почему?

— У нас могла бы получиться классная семья!

У нас семья? Подступивший комок к горлу, заставляет опустить голову. Покончив с мороженным, еще немного гуляем по аллеям парка, что-то говорим, и даже смеемся, покупаем сахарную вату и снова мороженное… А потом идем к машине — пора домой… И все время в голове всплывает эта ее фраза, заставляя сжиматься от нежности сердце: «У нас могла бы получиться классная семья!». Пытаюсь встряхнуться — все, баста, сейчас отвезу и назад на работу. Уж лучше заняться делом и лаяться с Каролиной, чем задавать себе вопрос — вдруг ты не права и твой удел теперь быть женщиной и твоя любовь к мужчине — вполне естественное чувство?

* * *

Вечером, вернувшись домой из редакции, узнаю от Сомовой последние новости — ее тайный воздыхатель решил нашу Аньку не только украсить букетами, но и накормить от пуза — прислал большую коробку с суши и роллами. Сраженная таким вниманием Анюта, с перепугу, опять забыла про наш ужин. Ну и правильно — значит, будем дегустировать японский продукт. Быстренько переодеваюсь в спальне в спортивную униформу — сегодня это красная майка и синие штанцы и иду на кухню, где на столе, так и лежит раскрытая коробка. Сомова с убитым видом сидит рядом и глазеет на нее. Начинаю перекладывать содержимое на поднос, добавляю туда же все причитающееся — палочки, имбирь, соус, васаби.

— Гоша, а вдруг там яд?

Прихватив бутылку пива, несу все в гостиную, на стол. Пожрать сушек — моя стихия и праздник живота. Усевшись по-турецки в боковое кресло, начинаю уплетать вкуснятину за обе щеки. Даже за ушами хрустит. Анька садится рядом, сбоку, на диван. Сидит нога на ногу, сложив руки на коленях, и осторожно наблюдает — выживу или нет. Набив полный рот, не могу удержаться:

— М-м-м…Сомова, зря ты отказываешься. Очень вкусно! И, между прочим, свежие.

Анька нервно раскачивается туда-сюда, бросая на меня опасливые взгляды:

— Гоша! Я тебе еще раз повторяю — яд бывает разным. Не всегда он действует мгновенно.

Сомова бывает иногда такой смешной. Скептически качаю головой:

— Ань, я тебя умоляю — кому ты нужна, травить тебя.

— Знаешь что, я не знаю что у этого придурка на уме!

У влюбленных мужиков на уме всегда одно и тоже, так что хмыкаю:

— А я, знаю.

— Что?

С полным ртом говорить плохо — продолжаю усиленно жевать, а потом проглатываю.

— Ты у него на уме.

— Нет, Гоша, мне не до шуток!

— Ань, я не шучу. Между прочим, не такой уж он и придурок — не каждый так потратится на любимую женщину.

— Ребров твой юмор меня совсем не веселит.

Сомова отворачивается, подперев кулаком голову, всем своим жалобным видом демонстрируя мою бездушность.

— Да ладно Ань, расслабься. Ну, чего ты дергаешься на ровном месте? Завтра же с утра сходим в милицию, напишем заявление.

Цепляю палочками очередную суши с креветкой и окунаю в блюдечко с соусом. Сомова вдруг наклоняется вперед в мою сторону, пытаясь заглянуть в глаза:

— Я никуда не пойду!

— Здрасьте, гости понаехали, чего это ты не пойдешь-то?

— У меня завтра очень ответственный эфир! И Марат меня просил приехать пораньше.

Марат просил. Тогда чего устраивать весь этот концерт? Надо уж определиться с приоритетами. Жую и молча смотрю на нее.

— Чего смотришь? Я не могу его подвести!

— А я не могу на тебя смотреть! Ходишь по квартире как маятник.

Сомова отворачивает морду в сторону, сжимает себя руками за плечи и начинает их зябко тереть. Я же вижу, как ей плохо.

— У тебя скоро экзема начнется на нервной почве, вон ты уже вся чешешься.

Анька возмущенно глядит на меня:

— Игорь!

— Так, все я сказал — завтра утром, значит завтра утром.

Недоуменно взмахиваю палочками, зажатыми в руке:

— То волну гонишь, то никуда не пойду. Тебя хрен поймешь!

Сомова смотрит на меня печальными глазами и тоже разводит руками:

— Гош, ну ты пойми…

— Все Сомова, когда я ем, я глух и нем.

Вкусно же! Желание подурачиться и разрядить обстановку пересиливает — внезапно перестаю жевать и театрально хватаюсь за горло, выпучив глаза. Анька в ужасе смотрит на меня:

— Гоша! Гоша!

Продолжаю хрипеть. Как говорил старик Станиславский «Держите паузу!». Анька с воплем вскакивает и бросается меня спасать:

— Гоша!

Перестаю помирать и с улыбкой убираю руки от горла:

— Шутка... Хо-хо.

И продолжаю с упоением есть дальше. Анька обессилено плюхается на диван:

— Козел! Тьфу ты.

И отворачивается. Философский вопрос — козел или коза? В общем, вечер проходит в теплой и дружественной обстановке.