День за днем (гет)

Утром мне в голову приходит отпадная идея, и я, едва оторвав голову от подушки, бросаюсь ее реализовывать. Меняю пижаму на майку с полосатым флагом и синие спортивные труселя, беру из душа Гошкино банное шмотье с бритвенными причиндалами и со всем этим хозяйством отправляюсь в гостиную. Так что, когда Анька выходит из ванной, с полотенцем на шее, я уже заканчиваю изображать мужской фитнес-клуб и отжимать гантели. Есть, все-таки, порох в пороховницах!

— Доброе утро.

— Доброе.

Анька тормозит возле меня и тычет пальцем:

— Чего это у тебя?

— Гантели, не видишь?

— Да нет, на лице у тебя что?

— Пена для бритья!

— Зачем?

Я замираю с поднятыми вверх гантелями и с восторгом излагаю ей посетившую меня утром мысль:

— Ань, как ты думаешь, если я начну качаться, бриться и пить гормоны — я снова стану мужиком?!

Воодушевив себя подобным образом, с удвоенным старанием продолжаю тягать тяжести. Вверх-вниз, вверх-вниз. Скептический голос Сомовой спускает меня с неба на землю:

— Если ты станешь пить гормоны, бриться и качаться, ты станешь бородатой женщиной! А это гораздо худшая картина, между прочим.

Мой порыв сразу спадает, и гантели тянут вниз утроившейся тяжестью. Я с хныканьем тащу их к дивану, с усилием укладываю там, ослабевшими руками и сам валюсь рядом.

— Ань, я так больше не могу уже. Я так по всему этому скучаю — по пенке, по бритве, по одеколону, блин.

Стираю полотенцем пенную бороду… А ведь так радужно начиналось… Анька садится рядом и пытается меня взбодрить:

— Знаешь что, если ты сейчас не соберешься и не поедешь в редакцию, ты будешь скучать по всему этому всю оставшуюся жизнь!

Соберусь я туда, не соберусь... Вымя от этого не исчезнет!

— Ань, я наверно туда больше не поеду.

Сомова, всплеснув руками, хлопает себя по коленкам:

— Опять двадцать пять.

— Да хоть сто сорок восемь. Да не могу я там, понимаешь. Опять эти самцы будут ходить, обнюхивать. Либо я там, кому-нибудь, дам по роже, либо там случится что-то страшное.

— И это мне говорит мужик.

— Хороший мужик, 90-60-90.

Рисую руками в воздухе свои неповторимые контуры.

— Значит, слушай… Так! Тебе нужно выработать очень четкую позицию и безукоризненно ей следовать, понимаешь? Всех кобелей нужно ставить на место, а всех быков отправлять в стойло. И, между прочим, это сделать гораздо проще, чем ты думаешь.

Мысль малопонятная и я неопределенно хмыкаю:

— Да-а, оперкот справа и вопрос снят.

Сижу, опершись руками в голые колени, и недоверчиво качаю головой. Слыхали мы эту сказочку, про независимых женщин.

— Я, между прочим, сейчас не шучу. Если дашь, хоть какому-нибудь мужику повод, они с тебя больше не слезут.

Она грозит пальцем у меня перед носом и этот переход от быков в стойле к лезущим мужикам пугает. Это она о чем?

— В смысле?

— Во всех смыслах!

Во всех, меня передергивает. Я пытаюсь приложить свой мужской опыт к ее словам и соглашаюсь.

— И вообще, хватит тут ныть, как последняя баба. Давай, собирайся и начинай работать! Как настоящий мужик.

Вот, умеет она, не сказав ничего конкретного, вдохнуть энергию и зарядить оптимизмом. Смотрю на нее с вновь появившимся энтузиазмом:

— Ань, можно я тебя поцелую?

Сомик усмехается:

— Раньше надо было, пока мужиком был.

Она встает и уходит, а я благодушно откидываюсь на спинку дивана. Как же это чудесно прозвучало — был мужиком!

* * *

Пока доезжаю до редакции, пока поднимаюсь в лифте, меня уже опять начинает пробивать мандраж. Нет, внешне все в порядке, Анька меня накрасила, нарисовала брови, причесала и сделала хвост, нарядила в другой пиджачок, полегче и посвежее. Выдала снова брюки вместо юбки — вот оно счастье. Но внутри у меня все трясется — опять уворачиваться от пуль и снарядов, опять парировать скабрезные шутки и намеки. Говорю себе вслух:

— Так, тряпка, соберись. Лучшая защита — это нападение. Все, поехали.

Выхожу из лифта с сумкой и портфелем в руках и тут же, чуть не сшибаю Калугина. Или он меня? Неважно. Но моя сумка летит на пол.

— О, господи, Марго, извини.

Калуга первым кидается ее подбирать.

— Ничего страшного.

— Привет. А…, как поужинали вчера?

Я чего, теперь, ему должен каждый день расписывать, как поужинал, да как позавтракал?

— Так, Андрей. Давай договоримся на берегу. Вне редакции мои дела не должны тебя интересовать. Ты меня понял?

— Марго. Что-нибудь произошло?

— Ты меня понял? Я тебя спросила.

— Понял.

— Ну, молодец. Сработаемся.

Хлопаю Калугу по плечу и шмыгаю к себе в кабинет — чур, я в домике…. Блин, а это что за фигня? Шарики, шарики, разных цветов. Слышу сзади голос Зимовского и оборачиваюсь. У него в руках букет цветов, а сзади топчутся сотрудники:

— Дорогая Марго. Прими от всего нашего коллектива этот скромный букет.

Сует цветы мне в руки и я растерянно бормочу:

— Спасибо.

— Ну, что, друзья, поздравляем. По-здра-вля-ем! По-здра-вля-ем….

Все аплодируют. Надо же, я не ожидал. Антон кричит народу:

— Спасибо, работаем, продолжаем работать. Работаем!

Но не все расползаются, кое-кто остается, Эльвира, Валик. Я смущенно говорю:

— Спасибо конечно, но можно было бы и без этого.

Антон с укоризной смотрит на меня:

— Ну, здрасьте. А тебе разве Гоша ничего не говорил? Каждый новый сотрудник, а тем более главный редактор... Мы…

— А, ну да.

— Располагайся, чувствуй себя как дома.

Эльвира выхватывает из моих рук букет:

— Марго, давай цветы, я их в вазу поставлю.

— Спасибо, если тебе нетрудно.

Антон хлопает в ладоши:

— Шеф уехал, Лазарева тоже нет. Так что…, м-м-м?

Эльвира суетливо поддерживает:

— Да, да, можно по стаканчику кофейку. Так я за кофе?

Зимовский радостно соглашается, и я тоже киваю головой. Кофе можно. Совместный кофе он укрепляет. Тем более, раз так положено. Антон торопит:

— Ну, давай быстрее, Эльвирочка….

Когда Мокрицкая убегает, он опять разворачивается ко мне и разводит широко руки:

— Ну, располагайся Марго, располагайся.

С удивлением смотрю на него. Не ожидал.

* * *

Через 15 минут мы своим узким коллективом стоим с бокалами шампанского. Вот так всегда — нашему планктону только дай повод — говорили о кофе, а принесли бутылку брюта. Слетелись и Галя, и Наташа, и Кривошеин… Зимовский опять изображает томаду и приобнимает меня за плечо:

— Марго, еще раз хочу тебя поздравить. Поверь мне, искренне.

Надеюсь, что это так.

— Спасибо.

— Ты настоящий профессионал.

Чокаемся с ним бокалами.

— Знаешь, я видел новую обложку — Гоша бы позавидовал.

— Да, ладно.

— Гадом, буду.

Не понял, про что это он. Неужели Андрей вчера успел сделать фотки с Анфисой? Кстати, а где он сам-то? Снова чокаемся с Зимовским.

— Давай!

Пьем. В кабинет врывается Эльвира с подносом:

— Вот и кофе. Кому кофе? Налетай! Пейте, кофе навалом.

Я допиваю шампанское и поворачиваюсь к столу, чтобы поставить на него пустой бокал. Не знаю, что там произошло, но, когда я разворачиваюсь обратно, Галина чашка с кофе оказывается от меня в опасной близи, и часть жидкости даже выплескивается на блузку и пиджак. Не могу сдержаться:

— Е-мое, Галь.

— Ой, ой, ой! Прости, пожалуйста.

Антон тоже ахает:

— Галь, твою бабушку, не видишь, что ли, чего делаешь?

Эльвира суетливо хватает меня за руку:

— Давай, давай, холодной водой застираем.

Мы быстрым шагом выходим из кабинета.

— Две минуты, две минуты.

И врываемся в туалет. Галя жалобно просит:

— Давай, Марго. Марго, снимай, я застираю.

Пытается помочь мне расстегнуть блузку, но я отчего-то пугаюсь и пытаюсь прикрыться.

— Подожди.

Эльвира тоже не медлит, быстренько забирает у меня пиджак.

— Нужно сразу. Если высохнет — все, выбрасывай блузку.

Я что должен раздеться перед ними? Мне как-то не по себе от этой мысли. Я сам-то еще не привык себя таким видеть, а тут другим показывай. Хоть Анька и говорит, что у меня все ОК, но со стороны-то видится по-другому. Да! А потом начнут кости полоскать… Я вдруг смущаюсь:

— Подождите, девчонки.

— Что? Если стесняешься, можем выйти.

— Нет, я на одну секундочку, сейчас.

Прячусь в кабинку и там снимаю испачканную блузку.

— В туалет быстро зайду, ладно? Нет, девчонки, правда, может у вас лучше получится. Вот.

Просовываю ее в дверную щель, и Галя тут же выхватывает блузку из моей руки:

— Я тебе сразу говорила.

Я мечусь по кабинке, обхватив себя плотно руками. Пытаюсь поторопить:

— Девчонки, может там феном посушить потом... Галь, Эльвир?

Я протягиваю руку из двери, ожидая, когда в нее вложат назад мои шмотки. Но ничего не происходит.

— Эй… Вы там умерли, что ли?

Выглядываю наружу… Никого.

— Вот сучки, а?!

Главное не паниковать. Неожиданно включается аварийное пожаротушение и холодные струи обдают меня с головы до ног… Курица! Мокрая курица!... Зашибись, это все было нарочно, да?

— Это полный капец... У, блин! Поубиваю вас.

Осматриваю себя… Мокрые руки, плечи, мокрое вымя, с волос капает, как из-под крана. Надо чем-то прикрыться и топать через весь офис. Беру из угла лохматую щетку — ну вот, хоть этим. Выскакиваю из туалета с этой самой щеткой наперевес и пробираюсь на кухню.

— Ну, сучки!

Двигаюсь перебежками — то прижимаюсь к стенке, то прячусь за дверью, то шмыгаю к холодильнику. Заслышав чьи-то шаги, прикрываюсь его дверцей, пронесет или нет? Внезапно дверца приходит в движение, я от неожиданности вскрикиваю и, как дурак, вернее, как дура, стою, сверкая телесами, перед Калугиным. Вытягиваюсь в струнку и пытаюсь спрятаться за палку от щетки. Тонковата, блин. Обхватываю щетку обеими руками и прижимаю ее к себе, прикрывая бабские прелести — а нечего на меня пялиться!

— Э-э-э…. Маргарита Александровна, а чего это вы тут делаете?

Александровна? Почему Александровна? Я же, вроде, с отчеством не представлялся? Или может он намекает на булгаковскую Маргариту? Так она вроде Николаевна…Но сравнение мне нравится.

— Что, не видишь? На метле летаю!

Тут же на кухню входит Зимовский со своей кодлой. Кто бы сомневался — его затея!

— Дамы и господа, эта была программа «Розыгрыш»!

Андрей видит, как я, в мокром бюстгальтере, мокрых брюках и хлюпающих от воды туфлях, стою дрожа, перед этой наглой шелупонью. Он снимает пиджак и накидывает мне на плечи. Кидаю на Калугу благодарный взгляд…. Тепло. Сразу становится спокойней и уютней... А злобный тушканчик, со своей гопкомпанией, продолжает веселиться:

— Браво! Хо-хо-хо… Марго, когда я говорил «Чувствуйте себя как дома» я не имел в виду, что надо в голом виде гулять по офису.

Вот, урод! Мокрицкая, чувствуя поддержку главного упыря, пытается острить:

— Мужчины, что же вы как маленькие. Видите — девушка только что из душа.

Я огрызаюсь:

— Очень смешно, браво! Оборжаться просто.

Антоша снисходительно начинает мне разъяснять:

— Марго, видно Гоша тебя однобоко посвятил в традиции нашей редакции. Разводить молодых сотрудников — это его конек.

Тоже мне, нашел молодого сотрудника.

— Его коньки все дома, а перед вашей фантазией я просто преклоняюсь. У нас вы не просто кнопку подложили — молодцы, покреативили как следует… И в чью же светлую голову пришла эта шикарная мысль? А?

Обвожу толпу взглядом. Зима что-то разглядывает на потолке, Галя испуганно таращится без всякой внятной мысли в глазах, а глазки Эльвиры шныряют по углам, словно голодные мыши. В общем, с ними все ясно.

— Знаете, мы так в третьем классе, перед уроком физкультуры, друг у друга форму тырили. Вот, смеху то было. Прямо как у вас сейчас.

Галя начинает мямлить:

— Марго, ну так это, я сейчас принесу.

— А, ну что ты Галечка, оставь себе. Вдруг похудеешь, а у тебя блузки нет. Прекрасная попытка подружиться с начальством, поздравляю, молодцы. Покреативили, как следует! Разработали такой некий образ женщины — начальницы. Этакая ведьма с метлой!

Вижу, как эти засранцы похихикивают и завожусь еще сильнее:

— Замечательно… Кстати, а что? Прекрасная тема для нового выпуска, я считаю.

Антон меняется в лице:

— Это ты о чем?

— Женщины-ведьмы. Супер!

— Шутишь?

— Нет, я не шучу, это вы шутите. А я работаю. А что, это свежак! Не паханное поле. Женщины-ведьмы, кто они, как ими становятся, почему, это проклятие или судьба.

— Марго, мне кажется, эта идея, мягко говоря…

— Кажется, крестись Зимовский!

Я поворачиваюсь к Калугину:

— Андрей мне на разворот нужна очень красивая модель. Демонический грим, черепа, все что угодно. Ты подумай, как это можно обставить.

Меня понесло. Прощай, Анфиса.

— Марго, я все понял, но мне кажется, из медийных моделей, мало кто согласится работать в таком направлении.

Смотрю на него удивленно. И ты туда же?

— Ты спроси у Зимовского, что надо делать, когда, кажется.

— ОК, я понял, Галь, ты все слышала?

— Да.

Ставлю жирную точку:

— В общем, завтра с утра, жду вас всех с конкретными креативными предложениями.

Распалившись, верчу головой и, выстреливая команды очередями:

— Что стоим? Кому стоим? Школьный утренник закончен, мне все понравилось, спасибо большое. Приятно провела время… Андрей, я тебе пиджак можно завтра отдам? Не возражаешь?

— Да, конечно, конечно.

Стукнув щеткой об пол, словно винтовкой в почетном карауле, передаю ее в руки Зимовского. Пост сдал, пост принял. С ошалелым видом он подхватывает ее, по стойке смирно, а я удираю прочь. Капец, как меня все заколебало!

У лифта сталкиваюсь с Наумычем.

— Марго! А чего это с тобой.

— Со мной все в порядке.

— А это, что?

— Что?

Егоров кивает на Андрюхин пиджак.

— Вот это.

— Великоват? А Зимовский считает, что в самый раз!

— Зимовский? А причем тут Зимовский?

— А вот вы у него и спросите!

— У кого?

Но двери лифта уже захлопываются, и вопрос остается без ответа. Пока спускаюсь, влезаю в калугинский пиджак, запахиваю на себе поплотней его полы и подтягиваю рукава к самым локтям, чтобы не мешались. Через три минуты я уже возле своей машины и сажусь за руль — на сегодня стрессов хватит. Транспорта в этот час не так уж и много и я набираю на мобиле Сомову:

— Слушай, Ань, гадом буду, я так больше не могу!

— Гоша, да что случилось? Мы с тобой утром обо всем поговорили.

— Аня, родная, поверь мне, я стараюсь. Я каждый час, каждую минуту, каждую секунду себе долблю — терпи, терпи, терпи… Но, это невозможно. Эти уроды, сегодня, мне устроили обструкцию.

— Что устроили?

— Ань, неважно, не в этом дело. Я больше не могу находиться в этом маленьком тельце. У меня все жмет, мне давит, я задыхаюсь, понимаешь? Как в тюрьме!

— Гоша, я с тобой с ума сойду. Сожми зубы и терпи!

— Не могу, у меня уже зубы болят.

— Слушай, поначалу новые туфли тоже жмут, а потом ничего, разнашиваются.

— Ань, да причем здесь туфли! Блин до чего же там все такие уроды, а? Надо было мне дома остаться. Не хотел же. Блин….

Стучу кулаком по рулю и больно задеваю ноготь:

— Ай!

Сломался или нет? Черт, хотел же подстричь, неудобно же …. А все Анька — потом, потом, после презентации…

— Гоша, что у тебя там случилось, алле?

— Да, ничего. Как меня задрало это туловище!

* * *

Приехав домой, я, одеваю халат из Гошиной коллекции (он такой же клетчатый, как пижама и покупался в комплекте) и расхаживаю взад-вперед по гостиной, с телефонной трубкой в одной руке, с бокалом виски в другой. Прослушиваю, снова и снова, послание Карины:

«Алле, Ребров, привет, это Карина. Надеюсь, ты уже вернулся с Юпитера? Поздравляю! Помнишь, я говорила, что ты не знаешь еще, с кем связался? Ну как, тебя еще не проперло от новой оболочки? Тащись моя красавица. Если хочешь, можем дружить. Целую, пока».

И еще слышу, как Анька ходит и чем-то гремит в моей спальне, и скрипит шкафом — походу наводит порядок.

«Алле, Ребров, привет, это Карина. Надеюсь, ты уже вернулся с Юпитера? Поздравляю! Помнишь, я говорила…»

Ко мне в гостиную бежит Сомова:

— Ты можешь уже эту хрень выключить? Невозможно слушать, ну что за мазохизм, себе же хуже делаешь!

Я выключаю телефон и бросаю трубку на кухонный стол:

— Хуже, чем есть, уже не будет. Ань, ты себе не представляешь...

Сомова роется в стенном шкафу в прихожей, вытаскивает оттуда какие-то шмотки на вешалках и тащит к себе в комнату. По пути спрашивает:

— Чего, я себе не представляю?

— Ты не представляешь, чего я сделаю, когда найду эту тварь Карину.

Махнув рукой, она отправляется к себе.

— Я возьмусь одной рукой за ее бошку, а второй рукой возьмусь ей за глотку. Медленно буду поворачивать, и слушать, как она орет!

Анька видимо переодевается, собираясь на радио, и ее голос из комнаты звучит глухо:

— Гоша, прекрати. Ну, я же знаю, что ты даже мухи не обидишь.

Я выбираю на полке самую большую бутыль с вискарем и прижимаю ее к себе:

— Ошибаешься Анюта. Что касается Карины, тут передо мной любой зеленый берет, шляпу снимет. Сука, просто сука какая-то!

— Тоже мне, киллер.

— Ань, ты меня не знаешь!

Вот она, перед глазами, ненавистная глотка и башка. Откручиваю крышку у бутылки и булькаю себе полстакана. Сомова возвращается:

— Да, я то, тебя, очень хорошо знаю!

— Нет, ты знаешь Гошу. А Марго ты не знаешь, Марго даже я не знаю.

Отставив бутыль прочь, поднимаю вверх скрюченные в ненависти пальцы:

— Ну, я этой ведьме все волосины по одной повыдергаю!

Анька вдруг замирает:

— Стой, что ты сейчас сказал? Ты сказал слово «ведьма»!

— И это я еще мягко сказал.

— Сто пудов, ну сто пудов!

— Да что, сто пудов то?

— Да сто пудов она это сделала не одна.

— Как не одна, а с кем?

— Ну, я не знаю, ну эти все ведьмы там, колдуньи.

Я отмахиваюсь:

— Да это ересь, ересь. Сказки для журналистов.

— Сказки? Эти вот твои сиськи, тоже сказки?

Сиськи? Сиськи, увы, нет. Сую руки в карманы халата:

— Слушай Ань, это же не просто приворожить любимого. Если бы кто-то умел это делать, то бы уже знали бы об этом. Хоть, кто-нибудь.

— Вот я об этом и говорю!

— Ну и где мы будем искать этого кого-нибудь?

— Мы не будем искать кого-нибудь, мы будем искать конкретно. Ведьму там или колдунью, или как они там называются.

Я скептически качаю головой:

— Где мы ее будем искать?

— Я не знаю, где. Но пара мыслишек у меня уже есть.

— Это все тухлятина. Тухлое занятие.

Допиваю вискарь из стакана. Но Аньку не собьешь:

— Да… Тухлое занятие — вот так бухать каждый день и сидеть, со своими сказочными сиськами!

Она срывается и опять убегает к себе в комнату. Сказочные? Я поджимаю губы и пожимаю плечами — дались они ей. Или завидует?

* * *

Спустя два часа я сижу на кухне на полу, по-турецки. Полы халата далеко разъехались, открывая обзору ноги в носках и домашних тапках... Вообще-то, ничего так ноги, грех жаловаться. Гоша бы в такой позе долго точно бы не просидел… Сижу в обнимку с нашей собаченцией, и базарю ей про тяжкую бабскую жизнь:

— Слушай, Фиона. Ты даже не представляешь, какой это напряг быть бабой. Особенно, если ты мужик. Вот представь себе, что ты стала кобелем.

Глажу псину по голове.

— Хотя нет, какая разница, ему лишь бы пожрать, да поспать….

На улице уже смеркается. От грустных мыслей отвлекает Анькин звонок.

— Алле.

— Гоша, смени тон, есть хорошие новости.

— Ну?

— В общем, я была в квартире этой Карины.

Я чуть не подскакиваю на месте, хоть и сидя:

— Что, ты нашла ее?

— Гош, не кричи в трубку, у меня перепонка сейчас лопнет. Никого я не нашла. Я была в той, старой квартире, с которой она уже съехала.

Ну, вот так всегда.

— И что?

— Гоща, она к кому-то реально обращалась, то ли к знахарке, то ли к какому-то экстрасенсу.

— Откуда ты знаешь?

— Я нашла обрывок визитки, тут какие-то каббалистические знаки, в общем, понятно, откуда ноги растут.

Я сразу оживаю:

— И что, там есть адрес?

— Нет.

— А что? Телефон?

— Нет, я же говорю обрывок, здесь только три цифры.

Опять облом.

— Тьфу, зашибись! Ань три цифры это десять тысяч номеров. А вместе с мобильными, мне вообще страшно подумать. Короче Ань, считай, что мы ничего не нашли.

— Это ты ничего не нашел. А у меня есть три цифры.

— Ань, я же тебе говорю…

— Это я тебе говорю. Слушай меня сюда, господин паникер, у меня есть три цифры и радио. Не так уж и мало!

Мне бы твой оптимизм… Кряхтя поднимаюсь с пола. Ну и что делать, куда податься? Без Аньки заново одеться и вывести себя в люди я не решаюсь. Меняю халат на спортивный костюм, достаю ноут и включаю его. Пока загружается, заваливаюсь кверху попой на диван в гостиной и, пригорюнившись, подложив руку под голову, опять жалуюсь Фионе за жизнь. Сегодня она мой самый душевный слушатель:

— Дожили, да? На улицу не выйти. И что мне теперь прикажешь делать? Целый день сидеть в интернете? И по порно сайтам лазить?

Фиона отмалчивается, зато срабатывает звуковой сигнал на ноутбуке. Смотрю на экран. Оппа-на! Пришел вызов Гоше — приглашение от Зимы пообщаться в чате. Я принимаю сидячее положение и подсаживаюсь поближе. Быстро стучу по клавиатуре:

«Привет Зима».

«Привет, эмигрант. Я думал, ты там уже крякнул».

«Не дождешься. Как вы там?»

«Твоими молитвами. Как отец?»

«Тьфу-тьфу-тьфу, надеюсь, что скоро выпишут из больницы».

«Так мы тебя скоро увидим?»

«Естественно. Снимай девочек! Как дела в издательстве?»

«А что, тебе твоя сестренка не рассказывает?»

«Я давно с Марго не общался. Наверно у нее там дел выше чердака».

«Дел то у нее немного, а вот проблем…».

«Не понял».

«Извини, но у твоей сестры не все получается».

Я бормочу:

— Вот, урод.

«Марго — классный спец. А нюансы бывают у всех! Помог бы».

«Чем помогать, там проще самому все сделать!»

«В смысле?»

«Гош, вот ты — спец, это да. А сестричка твоя, извини, не тянет. Может, пока тебя нет, я порулю?».

Не могу удержаться:

— Ах, ты засранец!

А он продолжает мне выстукивать:

«А? Ты бы перетер с Наумычем, а то завалим номер — ты же первый потом с меня спросишь!».

— Ну, жучила навозная.

Беру мобильник и набираю номер этого говнюка. Отзывается быстро:

— Да, Марго.

— Алло, Антон, я тебя не сильно отвлекаю там?

— Да нет, я валяюсь.

Прижимая телефон плечом к уху, параллельно выстукиваю в чате:

«Марго в этой жизни еще ничего не завалила. Поверь, она умеет рулить».

Одновременно продолжаю говорить:

— Скажи-ка мне, а ты сделал то, о чем я тебя просила?

— Естественно, движемся в заданном направлении.

— Слушай Антон, я тут подумала, давай-ка завтра, соберемся пораньше, часиков в девять.

Просто нужно обсудить кучу нюансов.

Получаю в чате его ответ:

«И все-таки женщина за рулем — это стремно».

По телефону он тоже пытается дергаться:

— В девять? Ты что, все же завоют!

— Пусть почитают свои контракты. Выть там не предусмотрено. Все, до завтра.

Даю отбой в трубку. Откладываю в сторону мобильник, потом выстукиваю:

«Есть женщины, которые выиграли гонку «Париж-Дакар». Марго одна из них!»

— Павлюченко проходит по левому флангу, удар — гол!

Выхожу из чата и закрываю крышку ноута.

Остаток дня проходит без происшествий, у телевизора, в ожидании Аньки и ее новостей. Увы, она возвращается поздно, усталая и порадовать ничем не может. И к тому же сразу отправляется спать — ей завтра чуть ли не к шести, в утреннюю смену.