День за днем (гет)

Слава богу, футбол показывают днем. Я уже за полчаса до начала начинаю подготовку — надеваю талисманные красные спартаковские труселя, спартаковскую футболку, повязываю шарф, волосы собираю резинкой в хвост, чтобы не мешали в ответственный момент, расставляю на столе запасы пива и пиццы. К тому времени, когда Анька возвращается из своего подмосковного круиза, игра уже в полном разгаре, одна бутылка пива осушена, три четверти пиццы съедено. Я весь там, на поле:

— Давайте ребята, покажите коням, где их стойло.

Слышу стук закрываемой двери, но оторваться от экрана совершенно невозможно.

— Ну, давай, давай … Бей же уже... Твою мать, понаберут уродов по объявлению…

Сую большой палец в рот и нетерпеливо кусаю ноготь:

— Ну, чего? Давайте, бегите, бегите.

Краем глаза замечаю, как Сомова заходит в гостиную и тихо присаживается на диван сбоку. На нее это не похоже и я бросаю украдкой взгляд. Что-то ее вид мне не нравится. Для медового уик-енда слишком уж разнесчастный.

— Ань, что-то случилось?

Сомова сидит с удрученным видом, уткнувшись лицом в ладони:

— Гош, это полный капец!

Снова тащу большой палец в рот, но вовремя спохватываюсь и кладу руки на колени.

— Ты можешь по-русски объяснить?

— Марат, конченый урод!

— Господи, я то, думал. Иди, давай, садись, садись. Будем футбол смотреть.

Стучу по дивану рядом с собой, а сам кошу глаз на экран. Сомова продолжает бубнить над ухом:

— Какая я дура! Думала, что он хоть как-то изменился.

Черт, ну куда он с мячом лезет? Я не выдерживаю и тяну руку в сторону экрана:

— Что ты возишься, отдай! Ну, вон же, открытый стоит!

Анька повышает голос, пытаясь меня перекричать:

— Он, представляешь, в этом автобусе чуть драку не устроил. Я просто выходила, а человек мне из вежливости руку подал… Из вежливости!

Слушаю в пол уха этот плач Ярославны — я сразу был против этой поездки и оказался прав… Ну, вот же, вот же, с мячом! Мои руки взлетают вверх, а потом безвольно падают:

— Да бей же, е..понский городовой.

Голос Сомовой врывается в сознание в самый ответственный момент:

— Гоша, ты меня слушаешь?

— Да, я тебя слушаю.

— Ну, ты меня слышишь, что я тебе говорю?

Да не мешай, ты! Я взвиваюсь:

— Слышу я тебя, Аня!

А потом таращусь в экран, кивая каждому ее слову.

— В моем возрасте люди уже какую — то стабильность имеют, детей, семью.

Давай, давай, давай… В сознание пробивается:

— А я все одна, жду все чего-то, как дура, жду и жду.

В этот момент, кто-то из наших лупит со всей дури по мячу, и тот пролетает над перекладиной. Возбужденно взмахиваю руками и хлопаю себя по коленям:

— Ой, как хорошо, а! Только пониже чуть-чуть, пониже, ребят!

Сомова вскакивает с дивана, кипя негодованием и переходя на крик:

— Ребров, ну с кем я разговариваю!?

Тащу ее вниз:

— Ань, да успокойся ты, сядь. Ну, его на фиг, этого Марата. Я вообще офонарел, что ты с ним поехала…

Анька вроде успокаивается, понимает, что с футболом спорить бесполезно, а я замечаю на поле новую движуху и снова переключаюсь на экран:

— Давайте, давайте ребята, бегите домой. Кто в защите отрабатывать будет?… Блин, ну, капец, ну, что ж ты козлина то такой. За что тебе деньги платят, а? Чтоб ты падал на ровном месте, рахит мать твою!?

— Гош.

— Что?

— Ты ругаешься как сапожник.

— На стадионе можно.

— Мы же не на стадионе.

— Не знаю как ты, но я сейчас там…. Ну давай, давай, давай … Вытащил! Видела? Да? Прямо из угла достал!

Два армейца разыгрывают стенку, возле нашей штрафной и один из них сходу бьет.

— Уй — сердце ухает вниз, и я прикрываю рот ладонями. — Фу-у-у… Пронесло… Видела?

— Гош.

— А? Чего?

— Если ты так будешь переживать, то к концу матча тебя Кондратий хватит.

Я взмахиваю обеими руками и талдычу этим бездарям на поле:

— Ну, в аут вынеси, если ты не знаешь, что делать то!

Внезапно телевизор гаснет. Мир рушится прямо на глазах, превращаясь из цветного в черно-белый. Тишина такая, что хочется завыть. Я ошалело оглядываюсь, не понимая, что происходит:

— Что? Что это такое? Не поняла.

Смотрю на Аньку.

— Что такое, я спрашиваю?

— Да я то, откуда знаю.

Сомова встает и идет на кухню, что-то там возится и чем-то щелкает. Я в полной прострации продолжаю сидеть и пялиться в темный экран. Хватаю пульт двумя руками и жму, жму кнопки со всех сил. Чуть не плача, вою:

— Блин, я этого матча столько ждал, капец.

Чуда не происходит и изображения не появляется. Бросаю пульт на стол и вскакиваю с дивана с диким желанием что-то сделать, куда-то побежать. Анька возвращается из кухни:

— Гош, походу электричество вырубили.

Обнадежила блин. Ну, как такое может быть, а?! И именно сегодня!

— Как вырубили?

— Вот, так.

— Может быть, на лестнице кто балуется?

Бегу на лестничную площадку посмотреть и возвращаюсь ни с чем — там темно и пусто. Анька, высматривая сквозь окно, добавляет уныния:

— Да нет, в соседнем доме тоже вон не горит.

Весь мой нерастраченный адреналин выплескивается в беготню по гостиной. Сердце обливается кровью и слезами. Воздеваю руки к потолку и опять стенаю и ору:

— Бли-и-ин, ну как я ждал этого матча! Два дня!

В отчаянии плюхаюсь на диван. Что делать то? Анюта пытается успокоить:

— Подожди, может дадут еще.

— Дадут… По башке кто бы им дал! Уроды.

В голову приходит спасительная идея, и я хватаюсь за телефон. На том конце раздается голос Зимовского:

— Алле!

Я тут же вскакиваю:

— Алло Антон, выручай! Слушай, капец полный!

— Марго, а что случилось?

— Слушай, у меня, прикинь, свет вырубили. Выручи меня, а?

— Что, ты хочешь? Чтобы я пришел и свет тебе починил?

Я весь изворачиваюсь, умоляя, так меня колбасит.

— Нет, но можно я к тебе добегу, футбол посмотрю, а?

— Ко мне?

— Ну, да, ну ты же, недалеко тут.

— Знаешь, честно говоря, я сейчас не один. И потом мы голые…

Черт, как же неудачно…. И вдруг голый Антон орет:

— Го-о-о-о-о-ол!

Они что там, без порток. футбол смотрят?! Но все мысли тут же улетают из головы. Дергаюсь туда-сюда, не находя места:

— Антон, кто забил? Забил кто?

Зима меня не слушает, а потом отключается. Засранец! Захлопываю свой мобильник, швыряю его на стол и начинаю метаться по комнате.

— Блин, урод! Ань, походу «Спартак» пропустил.

— Гош.

— Блин, что?

— Ну, ты — чокнутый.

Тычу рукой в черный экран:

— Да не я чокнутый, это они играть не умеют.

Придурки! Тараканы беременные. Зла на них не хватает.

— Да я не про это.

— А про что?

Она крутит рукой возле виска.

— Ты только что звонил Зимовскому!

Я всплескиваю руками — вот чудило, как она может элементарных вещей не понимать:

— Ань, да хоть черту лысому! Ты что, не врубаешься, что это ключевой матч… Так, ты не знаешь, где здесь ближайший спорт бар?

— Понятия не имею.

— Бли-и-ин, капец!

Ладно, не буду терять времени, на улице у мужиков спрошу. Торопливо бегу в спальню натянуть джинсы и напялить сбрую под майку…. Вот, зараза! Джинсы в обтяжку и на заветные труселя не лезут! Ну, не уроды ли эти энергетики?… Без моего талисмана спартачи и продуть могут! Спешу к выходной двери, сую ноги в кроссовки.

Анька в комнате зудит, но переваривать и отвечать некогда.

— Капец, это у меня. Один в бабу превратился, другой в козла.

Выскакиваю из квартиры и захлопываю за собой дверь.

* * *

На поиски спортбара уходит целых пятнадцать минут, но хуже всего то, что там сплошная конюшня и я один усаживаюсь возле барной стойки в своей спартаковской футболке. Хорошо хоть без шарфа, а то походу меня на нем бы и подвесили….

И тут наши забивают! Я ору как помешанный, размахивая победно руками над головой:

— Го-о-о-о-ол! Го-о-о-ол! Го-о-о-ол!

Ору до тех пор, пока не замечаю напряженное молчание вокруг и осуждающие взгляды мужиков. Примирительно развожу руками:

— Гол.

И, пригорюнившись, облокачиваюсь на стойку — блин, даже поболеть от души нельзя. Бармен вдруг наклоняется ко мне и буквально нависает с угрюмой мордой на лице:

— Твое счастье, что ты девушка.

Хреновое счастье то. Уж лучше бы накостыляли, да мужиком. Качаю уныло головой:

— Ошибаешься командир, то, что я баба, это моя беда.

Увы, на этом мое спартаковское счастье кончается — продули под чистую… Я как чувствовал — ну, какая может быть игра без талисмана... Болельщики толпой валят на улицу разворачивать флаги и эмблемы, а я уныло тащусь последним, сунув руку в карман джинсов, и продолжая зудеть в пространство под звуки победных армейских дудок:

— Капец. Четыре один! Насовали полную корзину.

Лучше бы дома остался. Позвонить Аньке, что ли, и скрасить совместный девичий досуг? Открываю крышку мобильника и набираю номер. Слышится:

— Алле.

— Алле, Ань, привет, ты где?

— Гуляю.

Куда это она успела намылиться?

— А где гуляешь?

— По улице.

— Слушай, дай мне координаты, я сейчас к тебе подгребу.

— Я не могу, я не одна. Я с Маратом.

Да, что ж такое-то, вот мазохистка. И сама фигней занимается и меня заставляет дурью маяться. Я не могу сдержать удивления:

— Что-о-о, подожди, вы ж это… ты сама говорила, что он козел?

— Мало ли что я говорила. Гош, ну, извини, я потом перезвоню. Давай, все!

Да-а-а…, фиг этих баб поймешь!

* * *

Ноги сами меня несут на Украинский бульвар. Старушки, дети, зелень, тишина. Все лучше, чем пиво с утра до ночи бухать и дрыхнуть. Иду по дорожке, сунув руки в карманы, и брюзжу на весь белый свет

— Капец, выходные называется. Врагу не пожелаешь.

Неожиданно с газона под ноги выкатывается мяч. Смотрю, кто это там со мной играет, и не верю глазам — Алиса Калугина. Так радостно бежит ко мне навстречу, что я не могу сдержать улыбки.

— Марго!

— Привет, привет.

Наклонившись вперед, задрав ногу чуть ли не ласточкой, принимаю в объятия маленькую подружку:

— Какая встреча на Эльбе. Привет, заяц!

Подхватив с асфальта мяч, иду с Алисой на газон. Она кричит отцу:

— Папа, смотри, кого я встретила.

Калугин стоит отвернувшись за деревом и на зов дочки оглядывается на нас:

— О, привет.

— Привет.

Перебрасываю ему мяч в руки… Вижу, что Андрей не слишком в восторге от нашей встречи. Отвожу взгляд — моя вина, наехал на него на пустом месте. Какое мое собачье дело, в конце концов, кто ему нравится и с кем он встречается. Главное, пусть ко мне не лезет.

— Малыш, иди, поиграй, мы сейчас.

Он отдает мяч Алисе и та с ним убегает. Переминаюсь с ноги на ногу, наконец замираю, уперев руки в бедра. Решено, надо поставить точку:

— Андрей.

— М-м-м?

— Я хотела перед тобой извиниться.

— За что?

— Я не имела никакого права лезть в твою личную жизнь.

— Да ладно, все нормально. Тебе не за что извиняться, все хорошо.

— Ну, нет, мне кажется, есть за что.

Он оглядывается на играющую Алису. Я тоже смотрю в ту сторону.

— Марго, давай, если хочешь, мы с тобой об этом поговорим, только не сейчас, ладно?

Как хочешь. По крайней мере, моя совесть теперь чиста. Сбоку вдруг доносится:

— Пап, лови.

— Кидай!

Она кидает мяч и Андрей не успевает его поймать. Я кричу:

— Не поймал, — и аплодирую Алисе.

— Все, папа проиграл!

— Чего это он проиграл?

Она прижимается спиной к отцу, и он кладет руку ей на плечо.

— А у кого мячик коснется земли тот и проиграл. Такие правила!

— Жесткие правила.

Калугин разводит руками:

— Ну, так.

Алиса вдруг спрашивает:

— Марго, помнишь, ты обещала в футбол меня научить?

— Конечно, помню.

Она поворачивается к Калуге и забирает у него мяч.

— Кстати, смотри, как я уже умею.

Отступаю в сторону:

— Та-а-ак.

Андрей подбадривает дочку:

— Покажем? Ну, давай!

Он встает во вратарскую позу, Алиса устанавливает в паре метров дальше мяч, отходит на несколько шагов, разбегается и бьет. Ура! Мяч проскакивает мимо ног Андрея, и я аплодирую — молодец девчонка.

— Ура! Супер! Молодец!

Пока Калугин ходит за улетевшим мячом, Алиса подбегает ко мне. Хочется немного ее потискать, я обнимаю ее и снова хвалю:

— Молодец.

* * *

Остаюсь с ними еще с полчаса, потом они начинают собираться домой и мы отправляемся к выходу. Я тащу под мышкой мяч, а рядом Андрей несет на руках засыпающую Алису. Видимо, здорово притомилась. Настроение можно сказать позитивное, даже веселое — вот что значит прогулка на природе... Идем и болтаем ни о чем. Калуга, глядя на меня, усмехается:

— Да…, я не знал, что ты у нас такая большая фанатка футбола.

— Ну, ты что, футбол это искусство!

— Согласен. За какой клуб болеем?

— Я, за «Спартак».

— А почему за «Спартак»?

— Ну, я не знаю, клуб он же, как Родина, его не выбирают. Просто с детства болею и все.

— Это у вас семейное.

Оглядываюсь на него:

— Почему семейное?

— Ну, я не знаю…. Гоша болеет за «Спартак», ты болеешь за «Спартак».

— А, ну да…

Смотрю, как Алиса безвольно лежит на груди Андрея и замечаю:

— Мне кажется, она уснула.

— Еще бы так бегать, конечно, уснула.

— Андрей.

Мы останавливаемся, и я хочу закончить начатый недавно разговор:

— И все-таки я бы хотела перед тобой извиниться.

— Слушай, мы же договорились.

Смотрю на их семейную идиллию и настаиваю:

— Но я не имела права отрывать тебя от дочки.

— Все, проехали.

— Так ты меня прощаешь?

— Марго.

— Да или нет?

— Ну, хорошо, да я тебя прощаю.

— Ну, все, теперь я буду спать спокойно. Спасибо.

Я уже собираюсь двигаться дальше, когда Андрей вдруг выдает:

— Не знал.

О чем это? Останавливаюсь и недоуменно смотрю на него:

— Что ты не знал?

— Не знал, что твой сон напрямую зависит от меня.

А.. .м-м-м… я теряюсь, с улыбкой молчу и отвожу глаза…, но почему-то не хочу прерывать его.

— Я хотел сказать…

Смотрю на него:

— Что?

— Да, нет ничего.

Меня словно кто-то дергает за язык:

— Ну, скажи… Раз захотел сказать, скажи.

Он глядит куда-то в сторону, крепко прижимая к себе спящего ребенка, а потом все же решается:

— Я хотел сказать… Хорошо, что на земле есть люди, с которыми можно просто помолчать.

Мы смотрим друг на друга… Смотрим в глаза… Я чувствую его взгляд, я чувствую его запах… И словно начинаю проваливаться куда-то… Слабость разливается по всему телу, а ноги словно наполняются тяжестью… Я не могу двинуться…, да и не хочу…, просто плыть по течению… Он вдруг чуть наклоняется ко мне и тянется губами... Перед глазами мелькает картинка — вот так же несколько дней назад и я тянулся к Лике с поцелуем. Неожиданное воспоминание отрезвляет меня, и заставляет очнуться, сбросить наваждение, отшатнуться — я не лесбиянка, но я, тем более, и не гей!

Растерянный, я не могу сейчас смотреть Калуге в лицо и отворачиваюсь. Моя реакция для него оказывается неожиданной и, кажется, расстраивает:

— Что-то не так?

Но мне не до сантиментов — я в панике, мне нужно срочно собраться с мыслями. Отворачиваюсь и судорожно дышу, метаясь диким взглядом по ближним дорожкам с единственной мыслью о бегстве.

— Все, не так!

— В смысле?

Глупо бормочу первое попавшее в голову:

— А… в смысле я пойду, мне пора.

Дергаюсь вперед, но Калугин пытается меня удержать, взяв за локоть:

— Подожди, я тебя чем-то обидел?

Стараюсь не смотреть на Андрея. Доигрался, блин, футболист хренов. Тараторю, не пойми чего:

— Нет, чем ты меня мог обидеть…. Мне нужно писать статью Егорову, я ему обещала.

— Марго.

— Мне срочно надо!

В его голосе слышится недоверие:

— Срочно?

— Срочнее некуда!

Я не могу с ним говорить… У меня паника. Я ничего не понимаю про это долбанное туловище, я боюсь его! Поворачиваюсь лицом к Калуге и буквально умоляю его:

— Я тебе потом…, пусти меня!

— Слушай, мне кажется…

Нет, нет и нет. Ничего не хочу слышать! Я прерываю Андрея:

— Мне тоже кажется, что статья сама собой не напишется. Все! Arrivederci!

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, и быстрым шагом топаю в обратную сторону. Хватит с меня! Нам не по пути.

— Марго.

Торможу на безопасном расстоянии:

— Что еще?

— Мяч.

— Ой!

Чуть не унес — оказывается он у меня по-прежнему в руках. Возвращаюсь и кладу мячик к ногам Калугина.

— Все, пока!

И размахивая своим хвостом на голове, трусливо сбегаю.

* * *

Теперь путь домой оказывается гораздо короче. Аньки нет дома, но может это и к лучшему — сначала нужно попытаться самому разобраться во всей этой фигне. Беру бутылку виски, стакан и отправляюсь вместе с ними в спальню — медитировать… Что же это со мной было? Скидываю кроссовки, уныло сажусь на кровать и ставлю рядом на пол свой вискарь. Чувствую, стресс придется снимать долго. Вздохнув, беру с тумбочки рамку с фотографией, смотрю на улыбающегося Игорька и сообщаю ему пренеприятнейшее известие:

— Ну что Ребров, я тебя поздравляю — сегодня ты чуть с мужиком не поцеловался.

Это нужно запить… Тянусь за бутылкой и, прихватив ее, кружусь по спальне, словно загнанный волк. Капец!

— Еще бы полсекунды и все!

Как приговор. Как выстрел. Нюхаю горлышко. Бр-р-р… без закуски не идет. Опять тяжко вздыхаю, как больной гиппопотам.

— Ох-х-х.

Переодеваться лень, заглянув в ванную, снимаю халат с крючка и накидываю его поверх футболки… А с другой стороны — с закуской никакой стресс не снимешь, бухать, так бухать. Залезаю с ногами обратно на кровать и обнимаю бутылочку. Ну, что, поехали?

Вдруг слышу, как хлопает входная дверь и Анькин голос:

— Гоша?! Привет, Фиона…. Го-о-ош! Слышишь, меня?

Явилась, не запылилась. Через секунду она уже прибегает ко мне в спальню и залезает с ногами ко мне на кровать. Вид довольный, до соплей с пузырями. Хорошо ей, счастливая, не то, что некоторые. Ее бессвязный словопоток неиссякаем:

— Это, капец! Привет. Слушай, это вообще капец! Таких выходных не было вообще давно!

Она выхватывает у меня из рук бутыль с вискарем:

— Мне срочно нужно выпить!

Чувствуется, что эмоции ее так и переполняют:

— Что это?

Она разглядывает бутылку и тут же делает глоток.

— Ой, хорошо!

Скептически на нее смотрю — надо же как колбасит человека, да еще вся светится, словно гирлянда на елке. Сомова делает еще глоток. Чешу нос и спрашиваю, вложив в голос весь свой сарказм:

— У тебя что, был секс?

И отворачиваюсь в сторону — сам не знаю, чего я к ней цепляюсь. Анька возвращает мне бутылку и невнятно лепечет:

— Да, то есть... нет…, то есть... А почему ты спрашиваешь?

— У тебя физиономия девочки, которую в первый раз в зоопарк сводили.

И сам присасываюсь к горлышку заветной бутылки. Анька начинает теребить меня за коленку:

— Ну, слушай, мы помирились с Маратом, представляешь? Целый день гуляли и вообще… Ну, все обсудили.

Делаю еще один глоток, побольше.

— Он такой был прям…

— Понятно.

— Что понятно?

— Все мне понятно.

Она наклоняется, пытаясь заглянуть мне в лицо:

— Что? Ребров, ты что ревнуешь?

— Делать мне больше нечего.

Третий глоток уже не лезет. Мне бы со своими проблемами разобраться… А тут выслушивай сахарную ахинею.

— Слушай, Гоша. Я вообще-то взрослый человек и мне тоже нужна личная жизнь. Понимаешь, личная!

Она опять отнимает у меня бутылку, что совсем ни к чему. Господи, когда же она заткнется?

Надув щеки, шумно выдыхаю:

— Фуууух.

— Я тебе не мамка, не нянька, не домохозяйка. Да, я понимаю, конечно, все. Что ты думаешь, я дура что ли?

Анечка, ты умница, только заткнись, пожалуйста. Я прикладываю руки к вискам и начинаю их многозначительно тереть.

— Нет, я все вижу, все понимаю. И конечно, да, Марат не самый лучший вариант для меня.

Все! Это капец, больше не могу. Ложусь и отворачиваюсь к Сомовой спиной. А потом еще и тяну подушку на голову. И все равно, хоть и глухо, но пробивает:

— Но у меня нет другого. Если я буду ждать, выбирать, что-то перебирать — у меня просто зубы от старости выпадут!

Аня приподнимает мое укрытие, сразу усиливая звук:

— Гоша!

— Что-о-о?

— Ну, я не думала, что ты на Марата так отреагируешь.

Сдергиваю подушку с морды и воплю:

— Капец, причем здесь Марат, а?

— Ну, а что тогда?

— М-м-м… Спартак сегодня продул!

Опять накрываюсь подушкой — дадут мне сегодня спокойно подумать или нет?

— Гош.

Снова выныриваю из-под подушки:

— Слушай Ань, будь другом, выключи свет, а?

И отворачиваюсь — пусть любуется на мою спину.

* * *

Уже за полночь ко мне приходит здравая мысль — все это было не со мной, я тут не причем. Это все туловище, бабские гормоны — хреноны. Я же помню, мы даже писали в одном из номеров — чтобы телки летели, как мотыльки на огонь, нужно использовать эти…, как их.., феромоны. Вот Калуга наверно их и использует. Верняк! И Егорова под него чуть ли не ложится и это туловище дергается. Все! Теперь главное держаться на расстоянии и все будет тип-топ. Повеселев, я иду к Аньке в комнату — одна голова хорошо, а полторы лучше…. Шучу, две конечно. Сомова дрыхнет без задних ног, и добудиться ее практически невозможно. Все-таки, прошлую ночь они с Маратом, видимо, шалили долго. Зажигаю настольную лампу:

— Ань, Ань. Ань!

— М-м-м…

Сажусь к ней на диванчик рядом:

— Ань, проснись, нам надо поговорить.

— Что случилось?

— Капец, полный.

Она жмурится и все никак не проснется:

— Который час?

— Откуда я знаю!

— А ты чего не спишь?

— Не спится мне, блин.

— Гоша, объясни мне, что происходит?

— Ань, в общем, это полный капец! Меня Калугин сегодня….

Она, все-таки, приоткрывает один глаз:

— Что?

— Чуть не… поцеловал!

— Чего?

— Ань, ты что глухая, что ли? Я тебе русским языком говорю — Калугин меня сегодня чуть не…

Мое лицо невольно перекашивается брезгливой гримасой:

— В губы, понимаешь?

— Гош, ты что, разбудил меня посреди ночи, чтобы рассказать, что тебя кто-то там чуть не поцеловал?

Я стучу пальцами себя по лбу:

— Слушай Сомова, ты чего башкой ударилась? Я тебе объясняю — Калугин, меня!

— Что ты мне объясняешь?

— Включи мозги, пожалуйста.

Сомова пытается проснуться и протяжно вздыхает, потом садится:

— Включила, давай по порядку.

Пытаюсь по порядку:

— В общем, встретились мы в парке.

— Как встретились?

Блин, да просыпайся ты уже.

— Как, как, как встречаются люди. Просто, обычно… Я шел, а он навстречу идет.

— Ладно, ладно, извини. И что дальше?

— Ну, вот. Потом рядом, с его дочкой мячом постучал…. Ну, мы шли, ляля — тополя. Потом Алиса уснула у него на руках…. И тут я смотрю, он ко мне губами тянется.

— Как тянется?

— Слушай, вы там чего с Маратом все выходные фотографии, что ли рассматривали?

— Причем здесь Марат?

— Вот именно! Притом. Чего ты вопросы дурацкие задаешь! Ну, как, как тянется, ну вот так…

Пытаюсь изобразить сложенные в трубочку губы Калугина и тянусь с ними к Аньке. Та испуганно отшатывается, видно представила во всех красках.

— Ну, рассказывай, рассказывай. Все, все, я поняла. Извини, что потом?

— Что потом, ничего потом, мне еще потом не хватало для полного счастья.

— Ну и чего ты бесишься, я не пойму.

— Как чего? Ты не врубаешься?

— Слушай, ну, Калугина можно понять — ты симпатичная девушка.

— Какая я тебе на хрен девушка, я мужик!

— Но он то, этого не знает.

Я морщусь.

— Блин!

— Да не обижайся ты на него.

Да плевать мне на него, я про себя родимого.

— Да понимаешь, дело то не только в нем.

— А в чем?

— Понимаешь, проблема в том, что когда он ко мне потянулся…

— Ну?

— Я как бы…

Замолкаю, подбирая слова.

— Чего?

— Ну, я как бы тоже вроде как бы был не против, понимаешь?

— Чего?

Оправдываюсь, как могу:

— Там в башке чего-то перемкнуло….

— Что-о-о?

Нет, зря я затеял разговор с этой сонной дурындой. Не поймет она меня.

— Ничего. Все Ань, извини, сотри все файлы. Спи, спи, Ань, спи.

Встаю и ухожу. Сам разберусь. Слышу в спину:

— Гош, Гоша, Гоша!

Но возвращаться уже нет ни малейшего желания.