День за днем (гет)

Утром раздается звонок в дверь, и курьер передает мне свеженький, пахнущий краской июньский номер «МЖ». Обиженная Сомова уже свалила на работу, и я, так и оставаясь в пижаме, заваливаюсь с журналом назад в постель. Листаю его, а мысли о другом — вот уже прошел месяц в женском туловище и нет просвета что-нибудь изменить. Завяз как в болоте — шпильки, чулки, булавки, юбки… В первые недели у меня был целый ритуал — перед сном я молился о том, чтобы проснуться Гошей, а утро начинал с проверки результатов…. Теперь все чаще забываю, если только не наткнусь вечером на фото Игорька в рамке.

Мобильник, оставленный на тумбочке возле настольных часов, начинает трезвонить.

Ну, вот и понеслось! Откладываю журнал в сторону и тянусь к телефону. Егоров! Открываю крышку, и прикладываю мобильник к уху.

— Да Борис Наумыч!

— Алле, Марго? Я по-здра-вляю! Номер …Ну, вот… Вот!… Гениальный! Снова в десятку!

Невольно улыбаюсь:

— Вы так думаете?

— А чего тут думать — это факт!

Вздыхаю благодушно:

— Спасибо.

— Это тебе спасибо. А центральная статья — это вообще! Это — отдельный разговор. Слушай, ну вот я не понимаю, что-то есть в тебе такое, необъяснимое. Писать о женщинах так, чтобы мужики вообще оторваться не могли. Ха-ха-ха!… А моя благоверная, вообще в отпаде — я ее три часа не слышал. Ха-ха-ха!

Эти признания вызывают еще большую улыбку:

— Я так понимаю — это показатель?

— Ха!… Не то слово... В общем, я у тебя должник.

— Борис Наумыч.

— Да, Марго?

— А может быть, вы мне долг прямо сейчас отдадите?

— В каком смысле?

— Ну-у-у, мне бы отгул, а? Хочу отлежаться, а то что-то я совсем.

— Вот все, бери! Бери ради бога, ты заслужила. … Все! Слышь, Марго, я не могу, все, дела… До завтра! Давай.

Захлопываю мобильник и сажусь в кровати. Прислушиваюсь к себе — вроде все более — менее. Кажется, пошло на спад. Но отоспаться, конечно, не помешает. Перекидываю телефон из одной руки в другую, а потом, решившись, открываю ящик и бросаю внутрь трубу — к черту звонки и проблемы! Зато вытаскиваю оттуда маску для сна и натягиваю на глаза. Никогда раньше не пользовался, но теперь будет в самый раз. Склонив голову вниз сижу, замерев, потом хлопнув ладонями по одеялу, разворачиваюсь к подушкам и начинаю, на ощупь, их взбивать и поправлять, а потом со вздохом заваливаюсь на левый бок и кладу под голову руку… Спать…. Спать...

Но нет, через пять минут начинает трезвонить городской телефон, и я приподнимаю голову пытаясь решить — вставать или нет. Телефон продолжает надрываться, и я принимаю крайние меры — вытаскиваю подушку из-под головы и нахлобучиваю ее на себя сверху. А потом еще и накрываюсь одеялом. Все, никого нет дома! Ни Марго, ни Гоши!

* * *

Сквозь чуткий сон слышу какой-то бубнеж из гостиной. Снова приподнимаю голову и прислушиваюсь. Похоже автоответчик на городском… Голос Егорова зудит:

— Марго, я понимаю, что у тебя отгул, но извини, обстоятельства изменились — ты срочно нужна в редакции. Марго, вопрос жизни и смерти.

Встать или нет? Почти сажусь. Нет, не сейчас…. Звонок идет и идет… Придется повторить фокус. Снова вытаскиваю подушку из-под головы и накрываю себя ею. Звонок все равно пробивается. Вздохнув, накрываюсь еще и одеялом.

* * *

Ближе к вечеру, валяться в постели надоедает, и я все-таки встаю, чтобы прослушать кучу накопившихся сообщений. Походу у них там опять светопреставление. Сразу тревожить Наумыча желания нет — еще спустит всех собак за неотвеченные звонки… Поэтому пытаюсь дозвониться до Люси в офис, но там глухо, как в танке.

— Умерли вы там все, что ли.

Наконец она отвечает:

— Ой, Маргарита Александровна, а вас здесь все ждут.

— Подожди, не тараторь, кто ждет, где?

— Борис Наумыч, господин Гальяно, Константин Петрович… В общем все! Вся редакция сегодня празднует в «Дедлайне»! Я тоже сейчас туда пойду.

— Господин Гальяно здесь?

— Да! Борис Намыч звонил вам днем, не дозвонился — господин Гальяно приехал подписывать… сейчас, подождите, у меня записано…. Инвестиционный контракт.

— А, понятно. Я его читала.

— Что?

— Так что, они уже в «Дедлайне»?

— Маргарита Александровна, так вы едете? Что передать Борису Наумычу?

— Расцелуй его за меня! Шутка. Не надо ничего передавать, я сейчас выезжаю.

Кладу телефон на базу. Ну вот, теперь мучайся что надеть…. С издевательским пафосом произношу вслух:

— Сам господин Гальяно ждет...

Блин! Анечка, прости меня! Приезжай скорей домой! И тут я слышу, как в замке скрежещет ключа. Господи, ты существуешь! Ты услышал мою молитву! Я — спасен!

* * *

Прежде, чем идти в «Дедлайн», заезжаю на всякий случай на работу, но здесь тихо и пусто — все на корпоративе. Люся тоже уже убежала. Благодаря помощи Анюты у меня вполне приличный прикид — вечерний макияж, нарядное черное платье без рукавов и широким декольте, слегка завитые волосы прихвачены сзади заколкой и красиво локонами лежат по плечам. В общем, внешним видом я доволен. Заглядываю к себе в кабинет, оставляю здесь на вешалке куртку, которую прихватил на случай прохладного вечера — все-таки разгуливать в вечернем наряде, как показывает мой небольшой женский опыт, в этом году зябко и сразу иду на выход, к лифту.

Когда захожу в «Дедлайн», праздник в полном разгаре. Осмотревшись, направляюсь к барной стойке, где тесной компашкой сгрудились Егоров, Лазарев и Зимовский и еще один небритый мужичок, видимо он и есть наводящий на всех ужас Гальяно. Они что-то обсуждают и громко смеются, привлекая внимание планктона.

— Добрый вечер!

Гальяно тут же оборачивается на голос и благосклонно с улыбкой кивает:

— М-м-м?

Напрягаю голос, стараясь перекричать шум и гвалт:

— Маргарита Реброва, главный редактор «Мужского журнала».

Лицо нашего инвестора тут же серьезнеет и на нем появляется больший интерес. Он наклоняется и целует мне руку. Вообще-то я к такому действию в мой адрес еще не привык. Даже не знаю, нравится мне это или нет. Но раз полагается, значит, будем терпеть. Улыбаюсь во весь рот, хотя и удивлен такой галантности с его стороны. Не такой уж он и ужасный, оказывается.

— Это вам я обязан успехом двух последних номеров?

— Ну, почему мне, у нас тут целая команда.

По-прежнему улыбаясь, утвердительно хлопаю своими длинными накрашенными ресницами. Что поделать — Марго сегодня обязательно нужно произвести благоприятное впечатление.

— Э-э-э... позвольте представиться Серхио Гальяно!...

С небрежной щетиной, в светлом костюме и красной рубашке, он, конечно, производит впечатление. Чувствуется, что знает себе цену — самоуверенный мачо и покоритель женских сердец. Я, конечно, понимаю все эти понты, но невольно смотрю на него с интересом и открытым ртом — у нас в редакции таких мужиков, увы, нет.

— …Главный инвестор вашего издания.

Ну что ж, играть, так играть. Как-то само получается чуть кокетливо наклонить голову и стрельнуть в его сторону глазами из-под ресниц:

— Очень приятно.

Гальяно хитро поводит глазами, посматривая на Егорова и Лазарева, и добавляет:

— Хотя все они считают меня безмозглым денежным мешком.

Он еще раз наклоняется поцеловать мне руку, и я вижу, как лица Егорова и Лазарева вытягиваются. Приятная, черт возьми, сценка. Смотрю сверху на склоненную передо мной голову, и моя улыбка становится шире… Гальяно выпрямляется и разъясняет несчастным мужикам:

— Это был юмор.

Они тут же начинают смеяться как по команде. Я пытаюсь поддержать светскую беседу:

— Господин Гальяно, вы неплохо говорите по-русски.

— Неплохо я говорю по-испански, а по-русски я всегда так разговаривал.

Все смеются, и я тоже улыбаюсь начальственной шутке, хотя не очень врубаюсь про что он.

— Ну и что же вы меня не предупредили, что ваш главный редактор не только умница, но и красавица!?

Мне приходится смущенно опустить глаза, зато тут же вылезает Зимовский:

— А это так сказать — surprise! Ха-ха-ха!

Он вскидывает ручонки вверх от восторга. Главный инвестор благосклонно складывает губы в улыбку и тут же дает ему поручение:

— Суслик, немедленно тащи сюда самого лучшего шампанского, какое есть! Угу.

Суслик?! Мне нравится, надо взять на вооружение. Потом Гальяно вновь поворачивается ко мне:

— Пойдемте.

Как же приятно чувствовать себя центром хоть маленького мира, хоть маленькой вселенной и видеть там Зимовского в роли официанта… Тот растерянно улыбается, а потом кричит через зал:

— Володя! Шампанского!

Мы идем к столу, и Гальяно помогает мне протиснуться на место. Рядом с собой конечно. Он опять целует мне руки, непрерывно шутит и говорит комплименты. Чувствую, как его рука ложится на спинку дивана позади меня, но за рамки не выходит, так что я не напрягаюсь. По другую от меня сторону располагается Егоров, и я вскоре разворачиваюсь к нему, чтобы чокнуться и выпить шампанского. Наумыч тут же начинает петь мне дифирамбы:

— Ой, Марго, вот какая же ты молодец, ты даже не представляешь, вот что ты для нас сделала!

— Ну, вообще-то я делала это и для себя тоже!

— Все правильно, но у тебя это так здорово получается.

Шампанское уже начинает играть в голове, я с улыбкой оглядываюсь на Гальяно и ловлю на себе его взгляд… Затем, вспомнив, сколько сомнений у меня было по поводу статьи, я плотнее наклоняюсь к Наумычу:

— Честно говоря, я сомневалась в успехе.

— Это все равно… Победителей не судят. Но это такие рекордные продажи! Все! Теперь инвесторы полезут в кошельки!

Слова об инвесторах заставляют еще раз оглянуться на Гальяно, а потом спросить у Егорова:

— А что он на меня так пялится?

— Да пусть пялится, тебе что, жалко, что ли? Попялится и уедет... Но ты, все-таки, знаешь с ним поделикатней. Он возглавляет группу инвесторов — у него денег столько, сколько у моей жены желчи... А ты, как? Вообще, выглядишь здоровой.

Я уже не улыбаюсь, а внимательно слушаю, мотая на ус… Здоровье? Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Слава богу, все почти закончилось. Завтра, наверно, вообще буду как огурец... И займусь собой. Я с этими женскими деньками, и так уже забил на заросли на ногах, только колготки и спасают от позора.

Со смехом отвечаю:

— Держусь, из последних сил.

Наумыч чуть пожимает мне руку:

— Держись родная, держись, ты нам очень нужна!

Чувствую, как рука Гальяно сползает со спинки дивана и трогает мои волосы. Ого, кажется, мне пора освежиться. Говорю Наумычу, делая рукой жест вглубь зала:

— Я на минуточку.

— Давай, давай, давай.

Беру сумку в руки и протискиваюсь мимо Наумыча на выход. Когда оглядываюсь, снова ловлю на себе взгляд Гальяно. Вот, черт, не нравятся мне эти гляделки. Он что-то начинает нашептывать Егорову и я, увлекшись процессом, почти натыкаюсь на Калугу…. Какой он сегодня демократичный — чуть ли не в футболке пришел. Хотя, если сразу от станка.... Это я же сачок, сижу дома... У него в руках два бокала и один из них он пытается сунуть мне в руки:

— Марго, это тебе.

— Спасибо.

Снова оглядываюсь на Егорова с Гальяно. Вот о чем это они сейчас? И ведь на меня засранцы все время поглядывают. Андрюхин голос отрывает от размышлений:

— Ты молодец, что приехала.

— Ага, попробовала бы я не приехать!

Снова смотрю на парочку — вроде отвернулись в сторону и что-то другое перетирают. Хотя у Наумыча видок уже не такой радостный.

— Слушай, я хотел бы извиниться за вчерашнее.

Смотрю на Калугу и туплю — о чем это он?

— А что у нас было вчера?

— Ну, я тебе разных глупостей наговорил…

Морщу лоб, пытаясь вспомнить, каких.

— По поводу Наташи, по поводу ревности. Я знаю, что ты так не думала и ...

— Андрей, ты уж как-нибудь усвоил бы окончательно, что на работе я культивирую только профессиональное отношение.

— Я знаю.

Чокаюсь своим бокалом о его бокал и оставляю последнее слово за собой:

— Ну, значит, плохо знаешь.

Обхожу его и устремляюсь дальше, куда наметил, на ходу допивая из бокала. Снова оглядываюсь на Егорова с Гальяно — все никак не наговорятся. Впереди, у меня на пути, маячит Лазарев — вот кто все знает об этом заезжем фрукте и я заруливаю к нему:

— Константин Петрович!

— Оу!

Бросаю взгляд в сторону Гальяно. Приходится напрягать голосовые связки из-за громкой музыки:

— А он что, правда, испанец?

— Кто? Серега? Ха-ха-ха.

Мой взгляд полон недоумения — если Серега, то почему Гальяно?

— Серега Гальянов родом из Новосибирска!

— В смысле?

— В 90-е годы удачно поучаствовал в приватизации.

Слушаю, открыв рот. Крутой, однако, наш испанец. Лазарев кивает головой:

— Да, да, да… — все что нажито непосильным трудом перевел в Испанию и теперь он…

Константин Петрович поднимает вверх указательный палец.

— …Серхио Гальяно!

Так и стою с открытым ртом, переводя взгляд с Лазарева на стол, где сидят Гальяно с Егоровым и обратно. Теперь понятно, почему Наумыч так прогибается. Захлопываю пасть, пока мухи не залетели, и многозначительно киваю. Да-а-а, олигарх…

* * *

А потом продолжаю свой путь в дамскую комнату. Неожиданная очередь лишний раз напоминает о тяготах и превратностях женской жизни. Так что, когда возвращаюсь в зал, направляюсь не за общий стол, а к барной стойке, с отчетливым желанием утопить свою грусть в чем-нибудь покрепче шампанского. Получив свой стакан вискаря, разворачиваюсь лицом к дрыгающемуся и извивающемуся в танцах залу и, оперевшись локтями о стойку, пью… И созерцаю…. Расслабляюсь… Опрокидываю стопку в себя и морщусь — нужно было, все-таки, взять лимончик на закуску. Кайф прерывает голос Гальяно рядом:

— Маргарита.

Перевожу взгляд на нашего олигарха, что-то он какой-то мутный… или туманный…. Или это у меня в голове? Отставляю стопку в сторону — пожалуй, пить хватит.

— Вынужден констатировать, у вас очень красивые глаза.

О! Комплимент. Пытаюсь пошутить, хотя язык не очень-то слушается:

— Да! Особенно левый.

— М-м-м. И с чувством юмора у вас все прекрасно.

Сцепив руки на животе, чуть покачиваюсь в такт хвалебным речам:

— Вы так считаете?

— Конечно. Прекрасно развитая самоирония — это большая редкость для красивых женщин.

— Ой, для красивых…, вы еще господин Гальяно красивых… не видели.

Господи, чего несу. Развезло от первого же стакана…. Зря смешал... Гальяно, тем временем, наклоняется ко мне совсем близко и утвердительно кивает, прикрыв глаза:

— Поверь, Маргарита, я видал всяких.

О чем это он? Что-то я теряю мысль… Так, сосредоточимся:

— Скажите, а когда мы подпишем договор? Сегодня? Или уже завтра с утра?

— А вот это не только от меня зависит.

Смотрит на меня загадочно, но я все равно не въезжаю. От Егорова что ли?

— А от кого еще?

Но этот хмырь молчит и только улыбается. Я, тебе, что… Якубович… какой-нибудь, отгадывать… или эта… Друзь… какая-нибудь?… Или какой? Черт, о чем я? Неожиданно с другой стороны к нам подбегает Зимовский:

— Кхм, я прошу прощения.

А тебе тут чего надо? Зима преданно заглядывает в глаза моему собеседнику:

— Борис Наумыч, попросил меня ввести Марго в курс дела.

Смотрю на него, приоткрыв рот... Они тут все пьяные, что ли? Ни одного вразумительного слова... Может мне кто-нибудь внятно объяснить? Недоуменно смотрю на Антоху:

— В курс, какого дела?

Зимовский, не обращая внимания на мои ужимки, интересуется у Гальяно:

— Скажите, вам завтра вечером удобно будет?

Интересно, о чем они, что удобно?

— Мне будет удобно в любое время суток.

— Понял.

Нет, так дело не пойдет. Я настаиваю:

— Зимовский, может быть, мне, кто-нибудь объяснит?

— Я для этого сюда и пришел. Извините. Марго, можно тебя на секундочку...

Он берет меня за руку и пытается увести вглубь зала.

— Ну, я слушаю.

— Маргарита Александровна, дело в том, что возникли кое-какие обстоятельства.

— В смысле?

— У господина Гальяно возникли встречные предложения по договору, которые… м-м-м… желательно обсудить, а еще лучше реализовать непосредственно перед процедурой подписания.

Я тупо смотрю на него и никак не могу ухватить эту его мысль.

— Поэтому Борис Наумыч предлагает сделать эту встречу, так сказать, в своем кругу, прямо в отеле «Бородино» в номере господина Гальяно... завтра в 19.00.

— Ну, раз предлагает… И это все?

— Все. Давайте я вас провожу.

Он услужливо кивает в сторону стола.

— Антон Владимирович, мне поводырь не нужен!

Отцепляюсь от него.

— Как скажете, Маргарита Александровна. Не прощаюсь с вами.

Не прощаешься? Огорченно прикладываю руку к груди:

— О-о-очень жаль!

Поворачиваюсь к Наумычу. Какой же он хороший мужик! Мы с ним…, ну прямо душа в душу. Благодарность переполняет меня, и я счастливо улыбаюсь, обозревая сверху его макушку:

— Борис Наумыч!

Тот поднимает голову и его угрюмое выражение на лице меняется на теплое:

— Марго!

Сажусь рядышком и обнимаю его:

— Борис Наумыч, ну может, хоть вы мне объясните, что вообще происходит?

— А что происходит?

Сидим нос к носу, и я вижу его печальные глаза.

— Борис Наумыч, вы вообще хорошо себя чувствуете?

— Ты не поверишь — с каждым глотком все лучше и лучше.

Он отпивает коньяк прямо из бутылки. Вот это по-нашему! Смотрю в зал — все пляшут, все довольны... Один Наумыч грустный.

— А скажите, почему… Почему мы ничего не подписываем?

— Да как же мне тебе объяснять… Если б я командовал парадом… Ну, а…

И этот про парад… Что-то мудрено, без пол литры не поймешь. Забираю у него бутылку и тоже отпиваю из горла:

— Ну, а кому еще командовать парадом, как не вам? Мы на коне, номер на ура разошелся. Шашку в руки и вперед!

Подкрепляю слова взмахом шашки…, ну или бутылки…, неважно. А что важно? Мысли путаются как… как...

— Девочка. Да не будь ты такой наивной!

Да где ты тут девочку увидел? Да еще наивную?! Тыкаю себя в грудь рукой:

— Кто это наивный? Я?

Я не наивный. Я уже собаку съел… или двух.

— Знаешь такую поговорку — кто платит за девушку, тот ее и танцует.

Договор, танцы с девушками, мы на лошадях. Чего-то у меня в голове каша. Никак не могу въехать и мотаю головой.

— А это к чему?

Егоров отворачивается:

— Да хрен ее знает к чему! Гальяно этот, вот, все… Я вообще не знаю, может зря мы с ним завязались?

Ах, вот в чем дело. Моему возмущению нет предела:

— Так этот упырь еще условия какие-то двигает?

— Ну вот представь себе.

Смотрю в зал:

— Вот, урод, а! А чего его не устраивает, что он хочет то?

— А тебе чего Зимовский ничего не рассказал?

Приобнимаю Наумыча, положив руку ему на плечо. Честно говоря, уже не могу четко вспомнить, о чем квакал этот зимородок и потому задумываюсь.

— Ну, так … в трех словах… Что будут какие-то там переговоры, в какой-то гостинице, дополнительные. Он что хочет поторговаться или что его смущает?

Егоров опять смотрит вдаль и прикладывается к бутылке:

— А черт его знает! Я ж не могу прочитать его мысли…. Вообще есть ли у него в башке мысли-то какие?

— Борис Наумыч, вы не переживайте так, мы… Я вам…

Я готов к любым переговорам и тычу себя пальцем в грудь:

— Я вам говорю!… Все он подпишет!

— Эх, Марго… Вот, твои бы слова…

Он по-отцовски целует меня в лоб и отворачивается. Блин, я сейчас соплю пущу. Пытаюсь его успокоить и успокоиться сам:

— Да не таких мы упырей обламывали!

Как шашкой, рублю рукой, кромсая Гальяно на части.

— И этого тоже обломаем по полной!

Наумыч смотрит на меня с каким-то сочувствием, но я уверен в своих силах! No passaran!

* * *

Так и не добившись конкретики от Наумыча перебираюсь к столику, где сидят Зимовский, Эльвира и Кривошеин. Поджав под себя ногу, усаживаюсь на свободное место на диванчике. Они смотрят на меня…, а я пытаюсь сфокусироваться на них и не уплыть совсем.

— Зимовский! Может ты мне, все-таки, объяснишь, что там с этим контрактом, а?

— А что с контрактом? Там все на мази — завтра вечером все едем к Гальянову и подписываем.

— А зачем все? Наумыч, что у нас уже расписываться разучился?

— Что значит зачем? Во-первых, мы — руководящее звено.

Валик смотрит на меня и поддакивает:

— Да

Мне кажется он пьяный. Шатается... Поэтому на него не смотрю, отворачиваюсь. Антоха продолжает:

— Да. А во-вторых, мало ли что? При подписании контракта знаешь, могут различные детали всплыть!

Эльвира, размахивая бокалом в руке, пытается отмазаться:

— Антон, я завтра на массаж записалась! Может, как-нибудь, без меня?

— Эльвирочка, запомни — там, где фигурируют цифры, фигурируешь и ты!

Слушаю их разговор, приоткрыв рот — пытаюсь, мысленно, следить за ходом… и не получается. Так что, только улыбаюсь и киваю:

— А-а-а.

Кривошеин опять подает голос

— Да уж… Завтра день судьбоносный!

Зима острит:

— Вот, слышали — устами младенца, как говориться …

В последней попытке пытаюсь удержать уплывающие мысли.

— Ну и почему в гостинице какой-то? Почему не на броненосце "Потемкин», например.

Эта идея меня так веселит, что я ржу и не могу остановиться. И все ребята хохочут.

— А действительно, Евпатий- коловратий, с его баблосами можно было и на броненосце.

Все вокруг плывет, и я роняю голову на руку.

* * *

Где-то за полночь, идем к такси… И чего я так назюзюкался? Голос Антона рядом нашептывает:

— Завтра на работу не выходи, приезжай прямо в «Бородино» на Русаковской… И мы все тоже, конечно. Егоров отпускает отоспаться и подготовиться — договор сейчас важнее любой текучки. Нам… Вернее тебе… Завтра нужно быть вечером ого — го… очень энергичной. Битва за договор будет не шуточная! Извини, но придется очень постараться! А синяки под глазами женщину не красят. Так что домой и спать, спать, спать...

Я его почти не слушаю и ищу глазами Наумыча — весь в тумане он смотрит на меня грустными глазами и утвердительно кивает.