На следующий день приезжаю в редакцию с желанием бороться…. Бороться с Верховцевым по всем фронтам. Бороться с Наумычем и его слюнтяйством. И еще пресекать любые Сашины подкаты, а они, чувствую, будут после вчерашнего. Баста! Я свое обещание перед Егоровым исполнил — переправу, как мог, наводил… Другое дело, что этот мозгоклюй возомнил о себе слишком много. Пусть теперь Егоров сам с ним по ресторанам ходит. Так и скажу Наумычу!
А еще, после вчерашних ресторанных рандеву, у меня утром не было никакого желания наряжаться, собираясь на работу. Так что сегодня мой рабочий имидж и строг, и прост — белая блузка, светлый пиджак, брюки… Щеткой по волосам на выходе два раза провела и вся прическа.
Но повоевать не приходится — текучка, текучка, текучка. Вот и сейчас — стою возле окна, кручу в руках макеты — рассматриваю и те, что Андрей оставил перед уходом, и те, что Верховцев успел наваякать. Нет, конечно, стиль у них разный, не спорю, но все остальное — чувство пространства, чувство света… Определенно у Андрея не хуже! Мои размышления прерывает звонок лежащего на столе мобильника. Потянувшись за ним, открываю крышку и прикладываю к уху:
— Алло.
— Марго, привет
Это Алиса.
— Привет, принцесса, как поживаешь?
— Очень плохо.
— А что случилось?
— Скажи, за что ты уволила моего папу?
Я? Интересно кто это ей так преподнес. Да к тому же что-то я не уверен, что его уволили и выдали трудовую книжку.
— Подожди, подожди, Алис, кто тебе такое сказал? Я не увольняла твоего отца.
— Марго, ты же сама учила, что нельзя врать!
Все-таки, непонятно — Андрей ей про меня напел или Наташа. Но раз девчонка не признается, кто именно, придется выкручиваться, как смогу. Вздыхаю:
— Алис, я тебе не вру, я говорю чистую правду.
— Но ведь ты же начальница моего папы. Как тогда получилось, что он ушел?
А вот это другой вопрос. И уверенного ответа я на него пока не знаю… И, наверно, никто не знает, кроме твоего папы. Но говорю другое:
— Алис, пойми, я здесь не самый главный начальник, надо мной есть еще другие люди.
Неожиданно в кабинет без стука врывается Галина, и я недоуменно смотрю на нее. Детский голосок из трубки требует:
— Какие, люди?
Любимова пытается обратить на себя внимание:
— Марго, можно тебя на секунду. Это важно!
Мне теперь разорваться, что ли? У меня очень важный разговор. Недовольно морщусь и предупреждающе поднимаю вверх палец, призывая Галю минутку подождать и помолчать. Объясняю Алисе:
— Ну, другие начальники, которые выше меня по статусу и по должности.
Любимова, ждать, кажется, не намерена и, снизив голос до шепота и выпятив в оскале зубы, настаивает:
— Марго это по поводу фотосессии…. Он заставил переодеться их в бикини!
Блин, Галя! Кто заставил, кого, чего… С перекошенной, как от зубной боли, физиономией, отмахиваюсь от надоедливой гостьи и беззвучно артикулирую ей «Отстань!». Алиса спрашивает:
— Так это они его уволили?
— Нет, они тоже не увольняли твоего папу, Андрей ушел сам.
Любимова, недовольно закатив глаза к потолку, разворачивается и уходит. Чего приходила, спрашивается?
— Мой папа очень любит свою работу. Он не мог сам уйти!
Я тоже так думаю. Видимо, нашептал кто-то шибко умный.
— Алис, пойми, твой папа отличный фотограф, он прекрасный специалист, но… Я тебе еще раз повторяю, что надо мною есть еще другие начальники, которые владеют этим издательством. Они решили, что им нужен другой человек.
Снова и снова, с каждой произнесенной фразой, ввинчиваю руку в воздух, как будто это добавит весомости жалким оправданиям.
— А почему ты его не защитила?
Поднимаю глаза к потолку и вздыхаю. Наверно, для этого нужно, чтобы и твой папа этого захотел.
— Алис, я не знаю, как это тебе объяснить. Помнишь такую сказку?
— Какую?
— Жили-были дед, да баба. И повадился к ним медведь, мед таскать. Взяла баба прут, другой — бьет медведя, бьет, а прутья лишь ломаются. «Не так»,- говорит дед, — «давай я». Взял дед один прут, другой — бьет медведя, бьет, и снова ломаются. А тут мышка бежала и говорит им — «А вы прутья то сложите, да свяжите». Так они и сделали, и получилась у них толстая прочная хворостина. Как хлестнули они медведя, так он удирать с ревом и бросился.
— Они вместе его прогнали?
— Ну, вроде того.
— Кажется, я поняла.
Захлопываю телефон, сажусь в кресло и качаю головой, надо же — я уволила Калугина.
* * *
День пролетает незаметно. То одно, то другое. Так я и не спросила Любимову, чего та заходила. Ближе к вечеру бегу в типографию — новый арт-директор, козел, успел и с ними пободаться и нахамить, а сглаживать конфликты, конечно, мне. Буквально на подходе, меня тормозит звонок Сомовой:
— Алле, Гоша.
— Да, Ань слушаю, привет.
— Да, привет. Скажи, а ты еще не собираешься домой?
— Ну, ты же знаешь, у нас же теперь новое звезданутое помело… Только и успевай разгребать.
— Ну, я просто думала, может, заскочишь за мной?
— Боюсь, не получится. Мне тут еще в типографию надо заскочить, а потом… Ладно, что ты хотела? Что-то случилось?
Анька невнятно мямлит:
— Да нет, просто…Ну там, забежали бы в супермаркет…, затарились, то се…
Соскучилась, что ли?
— Извини, дел еще как у дурня фантиков, придется, наверно, сидеть до предела.
— Что? А-а-а.
Меня ее реакция настораживает:
— Ань, у тебя все в порядке?
— Ну, ладно, да, извини.
— А ты что уже закончила?
— Я уже еду домой, да.
— Тогда до встречи? Пока.
— Пока.
Захлопываю крышку мобилы, и толкаю дверь в грохочущий шум и гам.
* * *
Где-то минут через сорок возвращаюсь назад. С работягами возникшую проблему с недоумком разрулил — будут общаться с Верховцевым через меня, а не напрямую, как раньше, при Андрее. Когда иду через холл мимо зала заседаний, наскоро переделанного под временную фотостудию, до меня доносятся странные звуки… сходу даже не пойму что это такое — очень похоже на приглушенные женские причитания. Но здесь? У нас?
— Ну, хватит…Перестаньте... Пустите меня...
Останавливаюсь неподалеку от двери и прислушиваюсь. Вот, опять:
— Ну, пожалуйста... Ну, отпустите меня.
Мне это не нравится, и я резко сворачиваю в сторону подозрительного кабинета. Оттуда слышится уже громче, чуть ли не со слезами:
— Ну, хватит…
Быстро подхожу и стучу в дверь:
— Саш, ты там? Открой!
После паузы действительно раздается голос Верховцева:
— Это кто?
— Это Марго. Что у тебя там происходит?
— Ничего не происходит, я работаю.
И поэтому девка воет? Повышаю голос:
— Открой дверь!
— В чем дело?
— Открой дверь или мне что, охрану позвать?
Дверь распахивается и оттуда выглядывает недовольный Саша:
— Здесь кто-нибудь русский язык понимает? Не видно, что я работаю?
Позади него, возле фривольного диванчика, маячит испуганная полуголая блондинка — модель. Так я и думала! Саша начинает закрывать дверь, но я, вытянув руки вперед, с силой толкаю ее внутрь и врываюсь к ним туда. Работает он! Вижу, как ты работаешь! Дрожащая от страха девушка стоит посредине в одних трусиках, прикрывая обнаженную грудь скрещенными руками.
— Что здесь происходит?
Верховцев громко шипит, привлекая к нам новую публику:
— Ты что, спятила?
Не обращая внимания на этого урода, бросаюсь на помощь к модели. Надеюсь, вовремя:
— Он что-нибудь с тобой сделал? Не бойся, скажи мне.
Надо ее чем-нибудь прикрыть… Кидаюсь к диванчику, хватаю с него полотенце и набрасываю девушке на плечи. Ну, хоть, вот так. Верховцев продолжает вопить:
— Это как понимать? Ты же видишь, ее напугала! На каком основании ты вломилась в эту дверь, когда я работаю? Между прочим, я…
Капец, меня этот клоун уже достал! И я делаю то, что должна был сделать еще вчера. Договорить он не успевает — бью его коленкой между ног. Саша сразу сдувается и сгибается:
— О-о-о…
А потом хрипит:
— Ты что рехнулась? Ты же понимаешь, что ты сейчас сделала?
Незаметно, незаметно, а толпа в дверях растет и ждет развития событий. Ору в ответ:
— Могу повторить!
Бью коленом еще. На этот раз, заставляя скрюченного Верховцева схватиться за нос. Сашин растерянный вопль, становится агрессивней:
— Та-а-а-к, вы сейчас все видели — она меня ударила!
Верховцев обвиняюще, тычет в меня пальцем и от этого становится еще более жалким.
— Да! И правильно сделала!
Во мне все бурлит и я готова махать руками без раздумий, стоит ему сделать хотя бы один неправильный жест в мою сторону. Поворачиваюсь к девушке:
— У тебя все в порядке?
Но та лишь испуганно хлопает ресницами…Этот слюнтяй, непривыкший к отпору, продолжает шипеть и пугать:
— Ты, понимаешь, во что ты вляпалась? Ты, понимаешь, кто перед тобой стоит?
Вот, дерьмовый мужичишка, никак не угомонится.
— Минуту назад я точно поняла, кто передо мной стоит!
Поворачиваюсь к собравшейся толпе в дверях и широким жестом обвожу по кругу:
— Будете свидетелями все!
В первых рядах, конечно, Галя с Валиком, они дружно кивают, соглашаясь быть и свидетелями, и понятыми, если дойдет до смертоубийства. Саша продолжает, что-то выкрикивать, но, похоже, обилие присутствующих его выбивает из колеи:
— Только свидетелями чего вы будете, а?
— Да уж не бракосочетания!
Он сопит и топчется на месте, а потом вновь идут в ход запугивания:
— Можешь искать себе другую работу! Я очень сильно сомневаюсь, что тебя кто-нибудь теперь возьмет!
Широко раскрыв глаза, делаю радостно — удивленное лицо и киваю каждой угрозе. Блин, может еще раз врезать? Товарищ явно не в адеквате… Призываю народ в свидетели:
— Вы слышали, да? Мой подчиненный меня уволил, а? Стоит и не краснеет!
Верховцев пытается действовать нахрапом:
— А чего это мне краснеть-то!
Галя вмешивается:
— Мы видели Саш, все. Видели!
Валик поддакивает:
— Видели.
— Да что вы видели? Что вы видели, а?
Народ такой наглости вытерпеть не может и нестройно шумит:
— Видели.
— Видели.
Смотрю с удовлетворением на эту перепалку — свидетелей много и этому хмырю не выкрутиться Верховцев поднимает обе руки вверх:
— Так, я с больными не разговариваю, до свидания, до свидания.
И начинает резво продираться сквозь толпу наружу… Беги, беги — все равно завтра всех собак на тебя спустим, не поздоровится. Тряхнув волосами, снова разворачиваюсь к девушке:
— Тебе далеко ехать?
— На Каширку.
Вижу, как она трясется, и продолжаю успокаивать:
— Не бойся, все… Все нормально.
Оглядываюсь по сторонам и командую Кривошеину:
— Валик, вызови такси.
Тот охотно дергается на выход:
— Ага.
Пытаюсь усадить пострадавшую на диван:
— Все нормально, все хорошо, все нормально. Тебя как зовут?
— Инга.
Оглядываюсь на Любимову:
— Галь, где они переодевались?
— А-а-а... сейчас.
И убегает.
* * *
Разогнав любопытную толпу, мы с Галей сначала отводим пострадавшую к ее одежде, а потом втроем, вместе с присоединившимся Валентином провожаем до такси. Когда возвращаемся и идем по коридору от лестницы, энергия все еще бурлит в нас, заставляя идти торопливым шагом и громко обсуждать происшествие. Уверена, если выступим единым фронтом, победа будет за нами! Еще раз призываю Любимову с Кривошеиным в свидетели:
— Вы завтра подтвердите, что здесь видели!
Они дружно кивают:
— Да, конечно.
— Конечно.
Качаю головой — возмущению и удивлению Сашиной наглости нет предела, никогда у нас подобных ЧП на рабочем месте не было. Не-е-е, мы конечно с Антохой дамам никогда не отказывали, но происходило это всегда на нейтральной территории и, в основном, в нерабочее время. И уж всегда по обоюдному согласию! Продолжаю генерировать:
— С ума сойти, вообще, взрослый мужик! Ему что баб, что ли, мало?
Галя тоже на эмоциях:
— Вот, именно! И плевать я хотела кто он там такой. Тоже мне, Микеланджело с фотоаппаратом.
— Так хотелось еще раз ему вмазать, так хотелось, я не знаю, как я сдержалась.
Мы тормозим посреди холла, прежде чем разбежаться по своим углам. Валик глядит на меня с восхищением:
— Слушай, Марго, а ты занималась?
— Чем?
— Ну, там боксом или кикбоксингом, не знаю.
Мне кажется, я уже отвечала на этот вопрос, после драки с Зимовским.
— Ничем я не занималась, меня Гоша научил.
Ловко провожу рукой по волосам, откидывая их назад. Да! Гоша молодец, мне кажется, без таких навыков, быть женщиной просто беда. Галя задумчиво тянет:
— Интересно. Что он завтра людям скажет.
Уверенно ставлю жирную точку:
— Да чтобы он не сказал, нас все равно больше.
Перевожу взгляд с одного на другого, и жду подтверждения. Валик кивает:
— Это точно.
Замолкаем на минуту, переваривая ситуацию и разбегаемся — пора по домам.
* * *
Когда приезжаю домой и открываю дверь в квартиру, там тоже капец — внутри совсем темно, только над плитой горит лампа, а Сомова, вообще, стоит в коридоре со здоровенным тесаком в руке.
— Оп-па-на… Меня встречаешь? А чего, света нет?
— Не знаю, я пришла, его уже не было.
— Ну, так посмотрела бы в щитке. Там все выключатели — розетки, свет, плита.
Анька лишь мотает головой.
— Я не могу… Я боюсь. Знаешь, меня ведь кто-то преследует!
Вид у нее действительно дикий. Совсем у девки крыша поехала.
— Ладно, сейчас взгляну.
Иду к электрощиту, открываю дверку — так и есть, сработал автомат на освещение. Один щелчок вверх и все комнаты внутри квартиры заливает электрическим светом. Анька оправдывается.
— Я не проверяла.
Возвращаюсь в квартиру, сую ноги в тапки и шагаю в спальню, на ходу стаскивая пиджак — хочется побыстрей все с себя скинуть и одеться в домашнее. Сомова тащится следом.
— Гош, ну, я правда боюсь. Он мне на радио каждый день звонит.
— Ань, я все понял. Сейчас переоденусь, отдышусь и поговорим… Слушай, значит ужина сегодня не будет?
Сомова лишь тяжко вздыхает.
— А у тебя как дела?
— Лучше не спрашивай. Этот кобель сегодня вздумал публичный дом в зале заседаний организовать, пришлось разочаровать мальчугана.
— Подожди, какой кобель, как разочаровать?
Открываю шкаф и начинаю там копаться. На секунду выглядываю:
— Ну, Верховцев пытался одну модельку завалить, прямо на фотосессии, ну а тут я некстати подвернулся, ублажил звезду коленкой между ног… Так что там с ужином?
Анюта уходит назад на кухню, а я достаю белую майку и красные штанцы — надоела за день офисная униформа, дома хочется свободы и демократии. Когда через десять минут появляюсь на кухне, Сомова все еще сидит на табуретке, склонившись вперед и обхватив руками ногу. Капец, я думал, она хоть салат настрогает. Анька поднимает голову и смотрит с несчастным видом:
— Ну не мог же он просто так отключиться. Это кто-то нарочно сделал!
Пожимаю плечами — кому это нужно? На всякий случай еще раз выхожу к лестнице и осматриваю электроавтоматику. Не знаю, чего там, у Аньки произошло, но никаких признаков неисправности не видно. Захожу назад в квартиру и захлопываю входную дверь:
— Ань просто когда ты свет врубала, пробки вышибло и все.
Встаю рядом с ней, привалившись плечом к стене и уперев руку в бок. Сомова продолжает упрямствовать:
— Слушай, когда я врубала свет, он даже не моргнул!
— Значит, раньше вышибло или напряжение скакнуло. А ты себе уже ужастики рисуешь.
— Игорь, я тебе еще раз повторяю — за мной следит какой-то урод!
Она многозначительно застывает с поднятой вверх рукой и смотрит на меня, ожидая, наверно, ахов, охов и истерик. Но меня ее страшилка не впечатляет. Прищуриваю глаз:
— М-м-м… Сценарий по Хичкоку… Написать не хочешь?
— Гоша, я серьезно.
— Ну что серьезно, Ань?! Подумаешь, позвонил два раза. Ну и что теперь?
Отрываюсь от стены, обхожу вокруг кухонного стола и иду к холодильнику — все-таки, надо чего-нибудь пожевать, хотя на ночь, говорят, хряпать вредно. Сомова немного успокаивается от моей поддержки и отмахивается:
— Ладно, проехали. Давай, расскажи мне, что там дальше про Верховцева.
Меняю направление движения и усаживаюсь за стол напротив Аньки.
— А чего Верховцев... Заехал я ему между ушей разочек и все.
— Ну это я знаю, а дальше то, что?
— Да что дальше…. Обделался, как пятилетний мальчик, визжать начал как резаный… Слушай, за его всю жизнь, по-моему, ни разу его и по морде-то не били... Пугать всех начал, про меня вообще сказал, что я здесь больше не работаю.
Анька вдруг оживает:
— Слушай, а может быть так, что бы он больше не появился сам?
Типа испугается и втихаря уволится? Что-то я сомневаюсь. Но это уже не имеет никакого значения. Презрительно морщусь, сплевываю и, не глядя на Аньку, выкладываю свои козыри:
— Да куда он денется, Ань? Ну, свидетели есть? Есть! Потерпевшие присутствуют? Присутствуют. Мы его достанем, в любом случае… Меня не это беспокоит.
— А что?
Сижу боком к Анюте, сцепив руки перед собой, одной рукой облокотившись на стол, а другой — на спинку стула. Вздыхаю:
— Да, захочет ли Наумыч мусор из избы выносить? Он этого боится, как черт ладана.
Уж Лазарев, точно, не захочет.
— Слушай, ну, также тоже нельзя оставлять.
По крайней мере, я буду бороться.
— Ну, никто и не собирается.
Потягиваясь, поднимаю руки вверх и закладываю их за голову, демонстрируя миру гладкие подмышки. Хм, надо же, уже почти в привычку вошло, вроде как по-другому и не должно быть... Вытягиваю руки вперед, разминая пальцы и косясь на Аньку:
— Так что, все хорошо, свет работает.
Что-то она совсем забыла про своего маньяка… Тянусь скрюченными пальцами к ее горлу и загробным голосом вою:
— Сомова-а-а-а… Я иду к тебе, готовься-я-я-я…
Анюта испуганно морщится:
— Фу ты, дурак блин.
Выпрямляю тулово, прогибаясь назад в спине, и блаженно прикрываю глаза.
— Спасибо, что не дура.
С усмешкой слезаю со стула и иду в гостиную — сейчас возьму телефон и закажу пиццу.