День за днем (гет)

На следующее утро приезжаю в редакцию пораньше. Мой план, конечно, более глубок и сложен, чем я изложил Андрею и Наташе. Во-первых, нужно заранее найти и договориться с девочкой, которая возьмет на себя всю грязную «совратительную» работу. Во-вторых, устроить все так, чтобы она попала на вызов в «МЖ», в-третьих, укрепить веру Саши Верховцева в своей безнаказанности.

Что касается девочки модели, без избыточных комплексов и с тягой к артистизму, то такая конечно, в записной книжке у Гоши, безусловно, найдется. И не одна. А вот подтолкнуть Верховцева на новые сексуальные подвиги, с этим будет посложнее.

С такими мыслями стою с чашкой кофе на кухне и вдруг замечаю в холле шествующих Константина Петровича с Сашей. Вот они останавливаются возле Валика с Галей, о чем-то шушукаются с ними, а потом идут дальше, приближаясь ко второму выходу из нашей кухоньки. Оставив чашку на столе, быстренько перемещаюсь туда и прячусь за притолокой — жду, когда парочка приблизится вплотную. Голоса все ближе. Смотрю на свое отражение в зеркале — бледно-голубая строгая блузочка, юбка, пиджак, ничего вызывающего — скромная девушка, готовая повиниться в собственных ошибках. Встряхнув распущенными волосами, замираю, привалившись к дверной коробке. Голос Лазарева звучит совсем рядом:

— Знаешь, не у всех есть внешность висеть на доске почета.

— Костя, фотошоп творит чудеса.

О чем это они? Выдыхаю. Ну, с богом! Разворачиваюсь и делаю шаг навстречу, лицом к лицу к врагу. Стараюсь выглядеть максимально миролюбивой и улыбаться. Приветственно кивнув, делаю торжественное лицо и скромно опускаю глаза:

— Константин Петрович, Саша!

Лазарев смотрит угрюмо, видимо ждет подвоха, а вот Верховцев, похоже, все принимает за чистую монету — привык смотреть на женщин свысока. «Я думал, ты продержишься неделю». Он останавливается, сложив ручонки на груди, и ждет от меня капитуляции. Ну, что ж, вот она, получай:

— А-а-а... Я хотела бы извиниться за вчерашний инцидент. Борис Наумыч прав — я слишком глубоко завернула в работу.

Кокетливо наклоняю вбок голову и с улыбкой смотрю на Сашу:

— Надеюсь, вы не держите на меня зла, за вчерашнее?

Лазарев, оглядываясь на Верховцева, мою капитуляцию поддерживает:

— Марго я всегда знал, что ты — умная женщина.

Конечно, он мне не поверил ни на гран, но явно считает, что прогибаться перед сильными — самая нормальная тактика для выживания. Видела, как он стелется перед Гальяно. Не буду его разочаровывать в этом убеждении — улыбаюсь и Константину Петровичу:

— Если честно, я сама очень сожалею о случившемся.

Конечно, сожалею — надо было все делать не так — сразу брать письменные показания свидетелей с подписями и печатью. Саша выдвигается из-за спины Лазарева на передний план:

— Говорят прощать, это участь женщины.

Стрельнув в него глазами, опускаю их в пол. Эта поговорка ко мне отношения не имеет. У нас, мутантов, совсем другая участь — наказывать моральных уродов. Саша продолжает расшаркиваться:

— Но уверяю вас, что мужчинам это тоже по плечу.

Это типа он меня прощает… Вскинув вверх голову, смотрю на Верховцева, а потом старательно растягиваю губы в улыбке. Саша добавляет:

— Что было, то было.

Склонившись, берет мою руку и целует. Бр-р-р! Но, сложив в улыбку губки, изображаю кокетство и игривость:

— Спасибо.

— Ладно, проехали.

Лазарев хочет увести Сашу дальше, но тот не торопится:

— Э-э-э … Маргарита Александровна… Сделайте соответствующее распоряжение — фотосессию я все-таки не закончил.

Отлично! Сделаю, обязательно. Моя улыбка становится шире. Ей бы еще искренности.

— М-м-м

Как только парочка шествует дальше, чувствую, как радушие сползает с моего лица, сменяясь брезгливостью. Смотрю им вслед и обтираю обслюнявленную руку о полу пиджака. Ф-у-у-у!

Рядом раздается голос Любимовой:

— Марго, помоги мне разобраться.

Не сейчас… По жирной ж… пинка дать, на это нервов у меня хватит. А спокойно разговаривать, будто никакой подлости и предательства между нами не произошло, изображать из себя добрую начальницу, готовую прийти на помощь — ну уж дудки. Не глядя на Галину, обхожу ее, приговаривая:

— Бог поможет.

И потом иду к себе. На пути попадается Валик, шлепает губами, пытаясь что-то сказать, но и с ним я общаться совершенно не желаю. Останавливаю его порыв, подняв руку в протесте… И молча, иду дальше.

* * *

Естественно, уже в кабинете, сразу делаю несколько звонков — один Вальке, модели из «Акварели», представляюсь сестрой Гоши, замещающей его на посту главного редактора знакомого ей журнала, и обрисовываю поручение, которое он якобы мне прислал из Австралии. За гонорар конечно. Валентина, нормальная девка — Гоша с ней мутил в прошлом году. Она все понимает правильно — я вовсе не собираюсь подкладывать ее под Верховцева, она просто должна немножечко подразнить Сашу у открытого окошка, а если мужчинка уж слишком разохотится, намекнуть, например, на папу, работника прокуратуры. Ну, или что-то в этом роде. Договариваемся, что она приедет к обеду, и еще пару девочек прихватит на фотосессию, а официальные вопросы с их руководством я утрясу через провинившуюся Любимову. Следующий звонок Катюше из здания напротив — они у нас рекламировались пару номеров и всегда готовы пойти навстречу нашим маленьким просьбам, так что возражений встретить Калугина и выделить ему свободное окошко на пару часиков, для некоего фоторепортажа об издательстве, возражений не вызывает. Ну и конечно, последний звонок Андрею — четкий и деловой, куда, когда и к кому обратиться.

В суете дел время летит незаметно. После полудня спешу по коридору, возвращаясь из бухгалтерии, и у лифта вижу трех топчущихся девчушек, среди которых и моя Валентина. Они уже переоделись, приготовились и теперь стоят в халатиках, спрятав руки в карманы и ожидая команды. Ни Галины, ни Егоровой поблизости не видно, хотя это, конечно их обязанность заниматься моделями и отводить их к месту фотосессии. Что-то, при новой власти, дамочки вконец разболтались и мышей не ловят….Подхожу к моделям:

— Привет девочки, пойдемте.

Веду их в сторону зала заседаний, но возле кухни торможу. Калуга должен уже быть на позициях, поэтому лучше не тянуть, а сразу пойти с козыря. Смотрю на двух Валиных подружек и потом указываю им рукой в сторону кухни:

— Вы пока кофейку попейте, а Валентина со мной.

Мы отходим в сторонку, и ждем, пока девушки зайдут внутрь.

— Ты все помнишь, что надо делать?

Моя юная разведчица кивает:

— Да Маргарита Александровна.

— Ну, с богом!

Валентина идет в зал заседаний, а я, вздохнув, смотрю на часы. 12.15.

* * *

Через полчаса фотосессия с одной моделью заканчивается, и к ней присоединяются ее подруги. Я перезваниваю Андрею на мобильник, и он сразу отзывается:

— Алло.

— Привет, ну что, получилось?

— Да, конечно.

— То есть, там все видно? Он и Валя?

— Даже лучше, чем я думал.

— Отлично! Валюшка, молодец!

— Она просто умница.

Андрей хмыкает в трубку:

— М-м-м…. Ты знаешь, первый раз в жизни пожалел, что я не снайпер.

— Слушай, надо ковать железо пока горячо. У тебя есть где распечатать фотографии?

— Обижаешь. Через час они уже будут у тебя на столе.

* * *

Естественно, как только курьер приносит пухлый пакет с фотографиями, не могу утерпеть и сразу бегу в кабинет к Егорову. Вот это да! Теперь шеф не отвертится. и не спустит на тормозах. Буквально врываюсь внутрь, захлопывая за собой дверь:

— Борис Наумыч!

Тот даже не поднимает глаз от бумаг:

— У нас что, пожар?

Ничего, ничего, сейчас я тебя, пожарника, раскочегарю. Тороплюсь подойти поближе и бросить прямо на стол перед носом Егорова рассыпающуюся пачку снимков:

— Хуже!

На верхней фотографии, сквозь приоткрытые жалюзи видно, как Саша обнимает сзади полураздетую модель, оставшуюся в одном купальнике, и целует ей шею. Ну, как тебе?

Сделав черное дело, отхожу к окну и встаю там, спиной к Егорову. Почти выкрикиваю:

— Полюбуйтесь!

— Это что?

Разворачиваюсь в его сторону и, уткнув руки в бедра, повышаю голос:

— А что? Не видно?

Егоров берет в руки фотографии, смотрит одну за другой, а потом растерянно поднимается:

— Это… Откуда это у тебя?

Он перебирает их и перебирает. Так я тебе и сказал. Стою, опершись двумя руками на стол, и продолжая давить на Наумыча:

— Какая разница! Ну и кто из нас, теперь, дурак?!

Егоров недоуменно разводит руками:

— Я не… не... Этого же не может быть!

Брыкайся, брыкайся…Я тебя дожму:

— Да? Ну, хотите, отправьте на экспертизу.

И тут же повышаю голос до крика, не давая ему опомниться:

— Ну, что, так и будем стоять или может пора делать что-то?

Мои усилия не проходят даром. Шеф распаляет себя все сильнее и сильнее, а если его понесет, то уже никому не остановить — проверено! Наконец, он кивает и вылезает из-за стола:

— Сейчас, будем делать!

Выпучив глаза, хватает фотографии, отодвигает меня в сторону и спешит на выход:

— Ну-ка, уйди.

Ну что, процесс пошел… Мне остается с довольной улыбкой проводить его взглядом.

* * *

Даже из моего кабинета с закрытой дверью слышны вопли разошедшегося не на шутку Наумыча:

— Ну, что марксисты — ленинисты… Сколько вам заплатили за ложные показания?

В ответ слышится что-то невнятное, но приоткрыть дверь не решаюсь — лучше пока посижу в подполье. Если вылезу с фотографиями сама, то Лазарев с Зимовским наверняка заведут разговоры о психозах и постараются Наумыча уболтать.

— Бу-бу-бу…

— Кто мне тут лапшу вещал в два голоса, я вас спрашиваю?

— Бу-бу-бу…

— Это не шум, Константин Петрович, настоящий шум впереди будет. Вот, полюбуйтесь….

А-а-а, вот и Лазарев проявился.

— Бу-бу-бу…

— Я бы сказал не что, а кто — это известный в Европе человек, мастер так сказать своего дела…

— Бу-бу-бу…

— А если не дай бог родители увидят вот эти вот отеческие объятия?

— Бу-бу-бу…

— Что, значит, тише?

Наконец и Лазарев переходит на повышенные интонации:

— Да, не кричите!

— А вы меня выводите!

— Я вас не вывожу!

Замечательный разговор. Чрезвычайно продуктивный.

— А вы меня провоцируете! Вы хоть понимаете, что это уголовное дело? А вы делаете вид, что ничего не происходит! Вы понимаете, какие последствия могут быть?!

— Да что вы орете, как бешеный марал! Может быть это фотомонтаж.

— Ах, так!

— Так!

— Пожалуйста, можете быть адвокатом у Верховцева, я вам не могу запретить.

— Борис Наумыч, подождите. Ну куда вас черт понес… Почему так резко? Неужели нельзя спокойно поговорить.

Я ухохатываюсь, торкаясь по кабинету и прислушиваясь к перипетиям веселых дебатов. Все-таки, какая я молодчинка!

* * *

Через пять минут новые вопли. Похоже уже со стороны кабинета Егорова. Весь офис затих, никто по холлу не бегает, не прыгает, народ предвкушает большой скандал. В основном продолжает разоряться Наумыч:

— Это вот ты называешь раскрепостить?

— Бу-бу-бу

— Как ты не понимаешь — это пять лет строгого! Это Со-Вра-Ще-Ние!... Если эта девочка напишет заявление...

— Бу-бу-бу

— Ты уволен!

— Бу-бу-бу

— Слушай, уйди по-хорошему... И те люди, которые соврали…, они могут сказать и правду.…

Все ясно — тучи и молнии добрались до Верховцева. Слышится ответный крик Саши:

— Имейте в виду, с завтрашнего дня в ваш журнал народ будет колбасу заворачивать!

Это он зря в огонь масло подливает. Не выдерживаю и подхожу вплотную к стеклянной стене с приоткрытым жалюзи — что-то сейчас будет. Слышится предупреждающий голос Лазарева:

— Боря, Боря…

Вижу, как по холлу несется разъяренный Егоров, за шкирку волочащий за собой Сашу к лифту. За такое зрелище не жалко и ящик коньяку проставить. Скрюченный Верховцев отбивается:

— Руки убери!

— Пошел вон! Пошел вон, я сказал.

Они всей группой так и катятся к лифту. Все-таки, не выдерживаю и выхожу из кабинета — хочется насладиться моментом в полном формате. А потом, тихонько, продвигаюсь в сторону секретарской стойки, где прикрывшись папкой для бумаг, прячется Людмила. Константин Петрович предпринимает еще одну попытку:

— Боря, что ты делаешь?

— Очищаю наш офис!

Саша опять подает голос:

— Руки! Руки, я сказал.

Двери лифта приглашающе открываются, и Егоров добавляет про очистку офиса:

— Ничего, я его потом помою.

Мы с Люсей, заворожено наблюдаем за происходящим. Неужели с гламурным кренделем все? Егоров затаскивает Верховцева внутрь и толкает Сашу на стену. Раздается звучный шлепок, от которого я беззвучно вскрикиваю, сопереживая смачный удар, а потом в восторге прикрываю рукой рот. Какое же это удовольствие… Обожаю Наумыча! Когда дверь закрывается, Лазарев в отчаянии бьет по ней кулаком. А я подмигиваю Людмиле.

* * *

Спустя полчаса сижу в кабинете за столом. Водрузив на него локти, нервно тереблю пальцами бедную авторучку, попавшуюся под руку. Теперь у меня новая забота — подтолкнуть босса к мысли вернуть Андрея назад в редакцию. Теперь уже не важно, подписал Егоров калугинское заявление или нет, но следующий шаг должен сделать он. Мои раздумья прерывает стук в дверь и появление в проеме Любимовой.

Дружелюбно встречать и разговаривать нет желания. Во-первых, я еще не отошла от обиды на нее, во-вторых, хотя я и рада, что все так удачно сложилось, но способ, как это было сделано, мне все равно не по нраву. Вот когда вернем сюда Андрея, тогда эту страничку можно будет закрыть и начать сначала. Так что при виде Галины опускаю глаза вниз.

— Маргарита Александровна…

— Да.

Галя приближается к столу, все время оглядываясь на дверь.

— Мне нужно с вами поговорить.

Поджав губы, смотрю на нее снизу вверх:

— По поводу?

Галя мнется и опускает глаза:

— Ну-у-у…

Баранку гну. Опять у нее какие-то тараканы в голове. Пришла просить прощения? Или новые известия про «какие-то бумаги» Мокрицкой и Зимовского? В открытую дверь кабинета врывается Егоров.

— Марго!

Он идет прямо к столу, не обращая никакого внимания на Любимову.

— Ты, не занята?

Галя продолжает топтаться возле стола, а потом мямлит:

— Я зайду в другой раз.

Я лишь слегка киваю в ответ, а Егоров протискивается мимо Галининых массивных телес, ко мне поближе, а потом оборачивается на Любимову и грозно на нее смотрит. Та испуганно направляется к выходу, но Егоров в ее присутствии начать разговор не торопится. Бросает в пространство:

— Мне надо с тобой поговорить.

Он отворачивается к окну. Чуть усмехнувшись, вздыхаю:

— Что-то все сегодня со мной хотят поговорить.

Шеф недовольно бурчит:

— Маргарита, мне не до щуток. Ты понимаешь, что я остался без художественного редактора?

О как! То есть, если бы не я, все было бы тип-топ? Вскидываю подбородок вверх и смотрю, удивленно, на начальника:

— Серьезно? Это наверно моя вина, да?

— Не ерничай! Я не снимаю с себя ответственности за уход Андрея.

Отворачиваю нос в сторону и утыкаю его в раскрытый ноутбук. Кажется, с Андреем все может решиться и без подталкивания Наумыча. А тот уже посыпает голову пеплом:

— Ну, дурак, я дурак. Надо было мне тебя послушать!

Поднимаюсь из-за стола, и, разглаживая двумя руками примявшуюся от сидения юбку, замечаю:

— Борис Наумыч, ваши извинения передо мной проблему с художественным редактором не решат.

— Я понимаю.

— Но, вот извиниться вам надо…, перед другим человеком!

Егоров смотрит на меня своим чистым глазом:

— Перед кем, Марго?

Я лишь укоризненно смотрю на него. Я ваших игр с Андреем не знаю…, и то понимаю кому и перед кем.

* * *

Через десять минут перезваниваю Люсе — уехал Наумыч или нет... Уехал и обещал скоро вернуться…. Значит поехал к Андрею. С облегчением перевожу дух, и следующий час провожу в нервных метаниях по кабинету — сосредоточиться на работе нет ни сил, ни желания. В который раз подхожу к окну и пялюсь, сквозь жалюзи, на улицу, а потом бросаю взгляд на наручные часы — нет ничего более тягостного, как ждать. Раздается стук в дверь, и я резко разворачиваюсь на месте.

— Открыто!

В кабинет со смурным лицом заходит Егоров и мое сердце ухает куда-то вниз — господи, что еще случилось? Андрей отказался? Напряженно вглядываюсь в лицо начальника, пытаясь уловить хоть минимальные проблески надежды:

— Борис Наумыч, ну что?

Егоров идет к столу и по мере приближения выражение его лица меняется на хитрющее. Он смотрит то в сторону от меня, то на потолок. Cлава богу, актер из него никудышный и я, по его вывертам понимаю, что еще не все потеряно. Вцепившись двумя руками в его руку, пытаюсь заглянуть в глаза:

— Вы были у него?

Наконец шеф не выдерживает и начинает хихикать. Мое лицо непроизвольно расплывается в улыбке, и я готова его сейчас обнять и расцеловать:

— Борис Наумыч!

Он раскрывает руки для объятий, и я падаю в них:

— А-а-а!

Повисаю у Наумыча на шее, одну ногу подогнув в коленке… Надо же, еще недавно я смеялся над этим чисто женским жестом. А теперь сама готова скакать от счастья как коза. Егоров похлопывает меня по спине:

— Марго-о-о.

Наконец, отрываюсь от Егорова и со рвущимся изнутри восторгом переспрашиваю:

— Андрей возвращается?

Тот опускает глаза вниз:

— Это первая хорошая новость за три дня.

Светясь от радости и счастливо повизгивая, задираю голову вверх и благодарю небо:

— Ну, слава богу.

— Согласен, но я тоже постарался.

От меня лишь улыбка до ушей и неопределенные звуки:

— М-м-м…

Мне не хочется лишний раз пинать начальника, кто старое помянет, тому глаз вон, так что он действительно молодец — все исправил. Мне остается с умилением смотреть на Егорова, сжав кулачки от прилива благодарных чувств и нечленораздельно мычать:

— М-му-м-м-м.

Егоров начинает перестраиваться на рабочий лад:

— Зайдешь ко мне, потом.

Но меня все еще распирают эмоции, да и его тоже — и мы еще раз обнимаемся. Наконец Наумыч отворачивается и машет руками:

— Все, все, все, все… Гхм…

Мы расходимся — он идет на выход, прочищая горло, а я остаюсь стоять, провожая взглядом, сцепив внизу руки и счастливо улыбаясь до самых ушей. Даже чуть подпрыгиваю от радости и нетерпения — так мне хочется по быстрее поделиться с Анькой новостями. Хлопнув руками по бедрам, делаю шаг к столу и тянусь за лежащим там мобильником. Открыв крышку, прикладываю к уху — меня мотает из стороны в сторону от избытка радостной энергии, и я начинаю в нетерпении метаться вдоль окна:

— Алло, Ань, привет!

— Привет.

— Слушай, можешь меня поздравить! Похоже, возвращается статус-кво… Хэ…

Сомова на том конце смеется:

— Статус-кво или Калугин? Ну, ладно, я шучу.

— Ань, слушай, я наверно сегодня вечерком буду попозже.

— Много работы?

— Нет, я просто хотела к Калуге заскочить.

— Зачем?

— Ну, как зачем, поздравить!

Я даже согласна на кубинские танцы под мохито. Сегодня я добрая.

— А, да? Ну, раз решила заскочить, то конечно. Так ты что будешь поздно?

— Ну, как получится. Может быть, в ресторан сходим.

— Ну, ты, все-таки, не очень задерживайся, ладно?

— Договорились.

— Ну ладно. Все, пока.

— Пока.

Захлопываю крышку мобильника, а потом снова ее открываю, и начинаю набирать номер. Вечер вечером, а откладывать поздравление ни к чему — позвоню Андрею прямо сейчас….Черт, длинные гудки… Ладно, Наумыч меня ждет, побегу.

* * *

Сваливаю с работы пораньше и, без предупреждения, приезжаю к Калуге домой — будет ему сюрприз. Как только открывается дверь, словно вихрь врываюсь внутрь, увлекая Андрюшку в свое кружение в коридоре:

— Слушай, Андрей, как же здорово, что ты вернулся, я тебя поздравляю!

Не в силах удержаться обнимаю его и прижимаюсь. Как же все здорово! Он тоже меня приобнимает. Когда отрываемся друг от друга на его лице радостная, чуть смущенная улыбка:

— Спасибо большое, Марго, я тоже…

Мы стоим, друг против друга, мои руки покоятся на его руках, вцепившись в мужские плечи. Перебиваю, выплескивая эмоции:

— Ты молодец, ну, просто супер!

Мне спокойно и хорошо, и нет слов, чтобы передать все те счастливые эмоции, которые переполняют меня! За моей спиной вдруг раздается голос младшей Егоровой:

— О-о-ой, Марго, привет.

Черт, пиявка опять здесь. Опять зашла выгулять Андрюху? Обломишься, в твоих услугах больше нет нужды! Оглядываюсь на нее. Она стоит возле двери в ванную, вся распаренная, в банном халатике, под которым явно ничего нет, сушит полотенцем волосы…

У меня все обрывается внутри… У меня такое чувство... Это словно… Это больно… Это словно мужику между ног… Она уже живет здесь! И вовсе Андрей с ней не ради возвращения в «МЖ»… Господи, какая же я дура! Идиот! Дурак, вообразивший себя бабой! Факты выстраиваются в логическую цепочку — и почему Андрей не переписал заявление, почему не приходил за расчетом, почему Егорова толчется постоянно здесь и почему Наумычу так легко удалось уговорить Андрея вернуться. Он действительно ее жених! Да! Все серьезно и они живут вместе…. И возможно разговоры о братике для Алисы тоже! А что же тогда было всего десять дней назад? На чествовании этих долбанных феминисток журналисток? А что было в ресторане? Вся радость уходит, оставляя вакуум, пустоту…. Будто меня использовали в какой-то чужой игре…

Судя по всему, Алису отправили к бабушке, на радостях покувыркались, а теперь смывают следы любовных утех. Растерянно бормочу:

— Привет.

Наташа буднично и посемейному радуется, глядя на Калугу:

— Я слышала Верховцев так гламурно по лестнице летел.

Судорожно поправляю волосы, не глядя на нее, поправляю заколку сзади и…. И я не знаю о чем говорить…. Да и не хочу. Откуда она слышала? А да…, сюда же приходил ее папаша…, они тут все вместе и обсудили. Наташа добавляет:

— Я даже не ожидала такого от отца.

Дура! Дура! Дура! Не могу на нее смотреть. Я тоже такого не ожидал ни от Егорова с его дочкой, ни от Калугина. У меня сейчас не лицо, а замороженная маска. «Ах, что ты тут делаешь, я тебя ревную! Ах, меня просто выгуливают»…. Слышу, как сбоку бормочет Андрей:

— Наташ, подожди, пожалуйста….

Потом смотрит на меня:

— Может быть, ты чего-нибудь хочешь? Давай там чай, кофе или…?

Ничего я не хочу. Зря я сюда приперлась. Напридумывала фиг знает чего… Отрицательно мотаю головой и выдавливаю через силу:

— Нет, спасибо, не хочу.

Наташа ядовито интересуется елейным голосом:

— У вас что-то случилось, Маргарита Александровна?

Да ничего не случилось, просто навалилось все сразу — сначала Галка с Валиком предали… Теперь Калуга… Почему я такая наивная? Что ни говорят, все принимаю за чистую монету — бабьи мозги явно мне не на пользу…. Кошусь на Наталью:

— С чего ты взяла.

— А вы какая-то очень грустная.

Прикрыв глаза, натужно усмехаюсь и тяну руку к лицу, будто невзначай провожу пальцем, очерчивая бровь и желая скрыть, вдруг ставшие мокрыми глаза. Надо уйти отсюда поскорее.

— Нет, тебе показалось.

Радостное верещание младшей Егоровой продолжается:

— А вы к нам по какому поводу пришли?

К нам! Смотрю на Калугу, но тот молчит, и опровергать это «к нам» не собирается.

— Да-а-а… Вот узнала, что Андрей возвращается…, вот заскочила поздравить.

Перевожу взгляд с одного на другого. Калуга стоит смурной и красный, и я поворачиваюсь к нему:

— Я очень рада.

Что бы там ни было... Наташин громкий голос опять бьет по барабанным перепонкам:

— А он как рад, да, Андрюш?

Слышится тихое:

— Да и...

Егорова обходит вокруг меня и подступает вплотную к Андрею:

— Ну, чего ты такой грустный? Марго, вы даже себе не представляете — он так переживал, всю ночь ворочался.

Калугин смущенно мямлит, пытаясь сократить эротические рассказы своей подруги о совместной ночи:

— Наташ, ну что ты говоришь.

— Ну, а что я говорю? Ты чего не помнишь?

— А что я должен помнить?

— Марго не обращайте внимания, он уже не помнит.

Егорова укоризненно смотрит на своего бойфренда, а мне уже невмоготу от их семейной сцены.

Зная любовную переменчивость Калугина, вполне верю в его забывчивость после совместной ночи. Поправляю сумку на плече и, грустно улыбнувшись своим несбывшимся надеждам на сегодняшний вечер, прощаюсь:

— Ладно, извините, что помешала.

Иду мимо них к выходу. Егорова продолжает издеваться — ну как же, победительница!

— А вы с нами даже не поужинаете?

Опять с нами! Меня сейчас стошнит.

— Э-э-э… Нет, я не голодная.

— Марго.

— Что?

— Очень красивый пиджак.

— Спасибо.

Бросаю взгляд на Андрея:

— Алисе привет.

Выхожу и захлопываю за собой дверь. А потом, еле сдерживая слезы, торопливо спускаюсь по лестнице вниз. Каблуки стучат — цок, цок… Словно молоточки по гвоздикам… Цок, цок… Пойду напьюсь.

* * *

Отправляюсь в «Дедлайн». На улице стемнело, и у меня на душе тоже. Взяв бокал красного вина, сижу у барной стойки, в пол оборота, поставив на нее локоть. Мои мысли крутятся возле Калуги с Наташей, ну а я вместе с ними, кручу локон у виска. Может быть, все и к лучшему? Что-то я стал забывать, кто я есть на самом деле… Баба, не баба. Мужик, не мужик…. Мутант. Вернее мутантиха… Мой мобильник, лежащий рядом, начинает звенеть и вибрировать. Со вздохом беру его, открываю крышку и прикладываю к уху:

— Алло.

Из динамика слышится Анькин голос:

— Марго, а ты где?

Понуро склонившись, с опушенными плечами, грустно роняю:

— В «Дедлайне».

— А чего ты домой не идешь?

Потому что мне хреново, и я хочу напиться, хочу забыться…

— Не хочу.

— Слушай, ну скоро футбол.

Мне сейчас, все по фигу…, и футбол, в том числе.

— Ну и что?

— Может что-то случилось?

— Ничего не случилось.

— Ну, я же слышу по голосу. Ну, не хочешь по телефону — приезжай, дома поговорим.

Поделиться своим горем с подругой — святое дело. Кто еще поддержит?

— Да, заехала сегодня к Калугину, поздравить хотела. Капец, лучше бы я этого не делала.

Про вечерний визит к Андрею я Сомову предупреждал, так что это для нее не новость.

— А что там у него?

— Да ничего…. Наталья там у него.

— Ну, а что тебя удивляет?

Да уже больше и ничего. В нашем серпентарии ни верить никому нельзя, ни удивляться.

— Ничего меня не удивляет… Они уже спят вместе, прикинь!?

— Ну, этого следовало ожидать.

Понятно дело, что следовало, они давно кувыркаются, особо не стесняясь. Чуть ли не с первого дня Наташкиного возвращения из Лондона. Но, все-таки, он всегда отнекивался от их связи, как-то скрывался…, а теперь вот так демонстрировать свою связь открыто… И это всего-то через пару-тройку дней после сцен ревности в ресторане! Идеальный мужчина, блин!

Сомова продолжает:

— Они взрослые люди и вообще.

Да понятно, что не дети. Вместо того чтобы поддержать, она мне на мозги капает. Прерываю:

— Так, действительно, давай дома поговорим.

Захлопываю крышку мобильника. Неожиданно рядом со мной на барную стойку шлепается портфель Наумыча. Только его тут не хватало — смотрю, как он усаживается рядом.

— Расслабляешься?

Разворачиваюсь на табуретке к нему лицом и откладываю мобильник в сторону:

— Да, что-то не идет.

Егоров кивает:

— Мне тоже. Ты не против, если я составлю тебе компанию?

— Да, ради бога.

Егоров смотрит устало куда-то в пространство и просит у Витька текилу:

— Давай!

Я тоже поднимаю свой бокал, и отпиваю вино… А потом выслушиваю целый поток жалоб на жену, на какую-то проститутку зашедшую к нему в кабинет, про возможный развод… В общем, выступаю в роли жилетки, куда можно поплакаться.

* * *

Тоска… Какая же тоска на душе… Вот так всегда, ждешь праздника, шариков, подарков — а тебя раз и лицом в дерьмо…. Оставляю Егорова пьянствовать у стойки бара и зачем-то поднимаюсь обратно в редакцию, не желая спешить домой. Да и что там делать? Снова и снова возвращаюсь к событиям последних дней… «Мой уход… будет для тебя облегчением. Разве, нет?» и заявление Андрея, заставившее мое сердце ухнуть от страха куда-то вниз. От страха, что он исчезнет из моей жизни навсегда… А потом встреча в ресторане и необыкновенные слова, которые все перевернули, заставили рыть землю и действовать пусть даже за гранью фола: «Ты предлагаешь мне лежать дома, собирать мозги в кучу и пытаться забыть?... Тебя забыть!?».

Сегодня летела к Андрею домой, как на крыльях, в розовых соплях и надеждах, и словно удар под дых — она, довольная Наташа, выбирающаяся из душа в домашнем халатике и с мокрыми волосами… И он, прячущий глаза… Выходит забыть не слишком сложно?

Глаза бездумно смотрят в черноту окна, все погружено во тьму, горит лишь настольная лампа, освещая маленький кружок на столе. Придвигаю в него лист бумаги и пищу:

«Генеральному директору «МЖ Хай Файф» Егорову Б.Н.

От главного редактора Ребровой М.А.

Заявление. Прошу вас освободить меня от занимаемой должности главного редактора.

Реброва 20.06.2009 г.»

Вспоминаю бестолковую бумагу Калугина и с какой легкостью Егоров принял ее, лишь бы отделаться от Андрея… А вот интересно, Наумыч меня также запросто отпустит, если я в понедельник принесу ему подобное творчество вместо статьи? Или как в «Служебном романе» будет упираться, и искать причину?

Так что, тогда, по собственному желанию? Слишком тривиально, не отпустит.

Добавляю в текст «в связи с переменой места жительства». А что? Уеду куда-нибудь в Новосибирск, или на Дальний Восток, там тоже гламур нужен... С какого именно числа уволить не ставлю — убираю исписанный листок в стол — утро вечера мудренее, а до понедельника еще нужно дожить.