День за днем (гет)

За выходные мы с Анькой благополучно миримся. Я даже, чтобы подластиться к Сомовой, в понедельник опять напяливаю юбку, хоть она ни хрена и не талисман. К ней мне сегодня выдали синюю блузку с короткими рукавами и белой оторочкой. А волосы Анюта решила заколоть мне голубой заколкой в хвост — обучает, блин, гармоничности. И у меня прекрасное настроение — в портфеле папка с распечатками по номеру и флешка, с настоящим полным макетом — Калуга в воскресенье, все-таки, его добил и переслал мне на мыло.

Но когда приезжаю в редакцию, все рабочие планы начинают трещать по швам — Егорова в редакции нет, номер Зимовского вот-вот отправят в типографию печатать, а в моем кресле восседает с наглым видом Антон.

— Так, я не поняла.

— Чего ты не поняла?

— Что ты делаешь в моем кабинете?

— Ну, во-первых, это не твой кабинет, а кабинет Игоря Реброва. А вот кто ты есть на самом деле, Маргарита… простите, не знаю, как вас по батюшке…

Как, как… Калугин Александровной кличет… Зимовский встает и как фокусник извлекает откуда-то мой пропавший бумажник и начинает в нем копаться. Вот, жучила навозный, значит это он украл! А я-то всю сумку перерыл. При этой мысли прижимаю локтем к себе свою сумку плотнее. Смотрю на Антошу с откровенным презрением:

— Так это ты?

— Что я?

— Я подумала — потеряла. А ты, как крыса, залез в мой кабинет, более того у тебя хватило наглости залезть в женскую сумку.

— Я еще раз повторяю — это не твой кабинет. А к женским сумкам я вообще не прикасаюсь. Я слишком хорошо воспитан.

— Кто бы сомневался...

Я вдруг вспоминаю, как застал здесь этого… новенького.

— Значит, заслал этого... прыщавого… курьера. Я угадала?

— Я вообще не понимаю, что за бред ты несешь.

Он размахивает моим бумажником, и я резко выбрасываю вперед руку, пытаясь его выхватить. Но Антон начеку, а мои нынешние конечности, как говорится, коротки.

— Дай, мои документы!

— Это не твои документы, это документы Игоря.

— Они лежали у меня в сумке!

— Вот, именно. Что его документы делали в твоей сумке?

Вот, гнида. Заставляет меня оправдываться.

— Я его двоюродная сестра и вообще, это не твое собачье дело!

— А-а-а, да, да, да, да, да.

Антон хлопает себя по лбу:

— Забыл. Ну, тогда, пожалуйста.

Он отдает мне бумажник, я отхожу к окну и сразу проверяю все ли на месте. Этот говнюк и спереть что-то может, для своих грязных игр.

— А может, ты свои документы покажешь, двоюродная сестра?

Ох, неспроста он тут крутится, неспроста.

— А ты что, из уголовного розыска?

Кладу бумажник на стол, кажется, ничего не пропало.

— Ну, надо будет, и розыск уголовный пригласим… А Гоша что, в Австралию, совсем без денег улетел?

Стаскиваю сумку с плеча и бросаю ее в кресло:

— С чего ты взял?

— Ну, все кредитки здесь.

— А ты что, знаешь, сколько у Гоши было кредиток? Может мне уголовный розыск пригласить?

В столь напряженный момент раздается стук в дверь и в кабинет входит Мокрицкая. Наверняка с каким-нибудь подвохом — эта парочка хорошо спелась и просто так ничего не делает. Лучше с ними воевать порознь и потому пытаюсь ее отфутболить:

— Что тебе надо?

— Прошу прощения, но мы сейчас начисляем заработную плату.

— Я то причем, начисляйте себе на здоровье.

— Извините, но вы у нас не оформлены, мне нужны ваши документы.

Зимовский делает умильное лицо и складывает на груди ручки. Ну, точно, спелись.

— Ахм.

Эльвира гаденько улыбается. Ей бы очки и погремушку, была бы вылитая кобра. Чуть запнувшись, отвечаю:

— У меня их нет.

Улыбка становится еще шире. Я отодвигаюсь — вдруг сейчас начнет плеваться ядом.

— Как нет? А где они?

— Их украли.

— Кто украл?

Зимовский всплескивает руками и смотрит на Эльвиру. Тоже мне, Тарапунька и Штепсель.

— Откуда я знаю. Через месяц восстановят, я дам тебе знать.

— Подождите, какой месяц!? У нас бухгалтерия.

— Тогда иди и сама воров поймай. Все, разговор закончен!

— Что значит закончен? А вдруг завтра комиссия? Что мне тогда прикажете делать?

Какая еще, блин, комиссия. Ересь какую-то несет. Даже Зимовский на нее с удивлением смотрит. Но вот зарплату не начислит, это точно. Еще и к Наумычу пойдет жаловаться.

— Будут тебе документы.

— Когда?

— Завтра и будут. Все, свободна.

— Хорошо.

Эльвира быстренько убирается прочь, а ее… так и хочется сказать — сутенер, продолжает стоять и лыбиться… Столько нехороших слов вертится на языке. Не могу удержаться:

— А ты не просто крыса. Ты — талантливая крыса. Или скажешь, Эльвира просто так зашла?

— И я тебя тоже очень люблю.

Он чмокает воздух, изображая воздушный поцелуй. Я отворачиваюсь к окну, не хочу видеть его наглую рожу.

— Пошел вон из моего кабинета.

— Да Марго, ты же знаешь — в бухгалтерии, как нет документов — нет и человека.

Приваливаюсь попой к столу и с силой цепляюсь пальцами в его крышку. Так бы развернулся и хрястнул ею по башке… Жаль не подниму.

— Пошел вон, я сказала!

Антон подходит поближе и наклоняется к моему уху:

— Я пошел и время пошло. Тик-так, тик-так, тик-так.

Наконец он уходит, и я хватаюсь за мобильник. Гудки, гудки… Марширую вдоль окна и уже начинаю психовать:

— Ну же, родная, ну, отвечай…

Наконец, на том конце поднимают трубку.

— Ну, слава богу! Анют, выручай, слушай!

— Гоша, что случилось?

— Мне срочно нужны документы.

— Зачем? Какие документы?

— Обычные. Паспорт на имя Маргариты Ребровой.

— Зачем?

— На работе требуют.

— Скажи, что потеряла или украли.

— Слушай, Ань, я что, по-твоему, тупой? Эта отмазка уже не работает. Либо я приношу паспорт, либо все — мне крышка.

Уперев руку в бок, продолжаю вышагивать туда-сюда и все равно ни одной полезной мысли.

— Что, вопрос стоит именно так?

— Именно, так.

— А с чего это вдруг? Какая муха их укусила?

— Эту муху зовут Зимовский. Ань, нужно что-то делать. У тебя есть какие-нибудь выходы?

— Ну, не знаю… Надо как-то подумать.

— Думай Аня, думай. Только по быстрее думай.

— Ладно, повиси на линии.

Анька дома и параллельно звонит по-нашему домашнему, но мне в мобиле все прекрасно слышно.

— Алло Руслик. Привет. А-а-а…слушай мне срочно нужна твоя помощь.. Слушай, ну в общем… дело такое деликатное…. Тут одному человеку срочно нужно сделать паспорт… Как раз никакой милиции. Просто сделать паспорт и все… Я ж тебе говорю — вопрос деликатный… Надо было еще вчера, ну а потолок завтра. Только ты мне скажи сразу, да или нет. Ладно? … Ну, извини, пожалуйста, что я к тебе обратилась... Руслик, я тебя люблю!... Слушай, а скажи, сколько это будет стоить?... Ну, ладно, спасибо тебе, давай, пока….. Алло!.

— Ну!

— Баранки гну, давай высылай мне, в общем — м-м-м…фотографию, данные.

— Какие данные?

— Объем груди, рост и вес! Гоша, ну что ты тупишь. Мне нужна твоя фотография, где родился… вот это все….имя, фамилия.

— А..понял, сделаю.

— И, кстати, отчество. Ты сам придумаешь, или мне тебе свое одолжить?

— Очень смешно.

Закрываю крышку мобильника. Кажется, еще не капец.

— Фух

Сажусь за компьютер.

— Паспорт, паспорт, паспорт… вспомнить бы, чего там надо.

Выстукиваю на клавиатуре:

«Имя… Маргарита

Фамилия… Реброва»

— Отчество….Отчество должно быть твердым и решительным. С буквами «р». Пусть будет .. Как там сказал Калуга? Маргарита Александровна? Или, все-таки, Николаевна, как у Булгакова?... Нет, пусть будет Александровна!

Печатаю:

«Отчество… Александровна».

— Так, что еще? Дата и место рождения?

Печатаю свое:

«9 октября 1974 г.»

— Стоп, у них не может быть одинаковая дата, Марго младше Гоши.

Исправляю на конец декабря.

— И детство они провели вместе. Так что место рождения тоже понятно.

Смотрю на свое творчество. Что еще? Да! Там же в паспорте, кажется, надо указывать место и дату его выдачи?! Хрен знает это место. Блин, что делать то? Вспоминаю, что в одной из папок в столе лежит ксерокопия с моего настоящего паспорта и начинаю судорожно лазить по ящикам. Вот она! Старательно переписываю данные, попутно меняя дату выдачи на январь 2000-го.

— Ну вот, другое дело… Место прописки? Придется Игорьку потесниться в квартире… Печатаю:

«Москва, Ломоносовский проспект, д.29, корп.2, кв.46».

Остается фото... фото, фото…

И что? Бежать на улицу искать срочную мастерскую? Поднимаюсь из кресла, а потом плюхаюсь обратно — нет, стоп-машина. Калуга же обещал скинуть на мыло пробники с ведьминской фотосессии… Щелкал он меня и в гриме, и без грима. Лезу на почту… А, вот эти две ничего, то что доктор прописал. Не фонтан конечно — улыбка дурацкая, лохмы висят, блузка расстегнута, но с горчичкой сойдет…. Отправляю все Сомику по электронке — пусть разбираются вместе со своим гуру.

* * *

В обед звоню Аньке и договариваюсь с ней о встрече — ну, не могу я уже дышать в этом гадюшнике, не могу. Встречаемся на нашем месте, в саду имени Баумана. Сидим на скамейке, жаримся на солнышке, жуем какую-то хрень — не то чизбургеры, не то гамбургеры. Апатия полная...

Как, все-таки, приятно сидеть вот так, по-мужски развалясь, не задумываясь ни о каких "ноги вместе".

— Слушай Ань, походу они решили меня окончательно раздавить.

— Кто это, они?

— Кто, кто… Кто они… Зимовский, со своей кодлой шестерок.

— Подожди, а Калуга?

— А чего Калуга?

— Подожди, ты же говорила, что он вменяемый?

Вытираю рот салфеткой и тянусь за следующим бутербродом:

— Он вменяемый…, но только он так, щепка в море этого дерьма.

— Слушай, я не верю.

— Во что ты не веришь?

— Ну, я не верю, Гоша, что ты не можешь разрулить эту ситуацию.

Сижу, раскинув руки на спинку скамейки. Мне лениво с ней спорить, но приходится:

— В том то и дело. Был бы Гоша, давным-давно разрулил бы.

— Слушай, ты опять начинаешь?

— Анечка, я ничего не начинаю. Я прекрасно понимаю, что тебе памятник нужно поставить. Потому что слушать каждый день мое нытье это… Но у меня кроме тебя никого нет. У меня все что было — раз и рухнуло.

Выделываю рукой круголя и потом крутым пике — бац и в землю.

— Я все делаю так же, как и раньше, но эффекта никакого. Потому что Игорь, это был Игорь, а я — это хрен знает чего.

Анюта цокает языком:

— В том то и дело!

— В чем?

— Знаешь, мне кажется, ты не должен себя вести как Гоша.

Отправляю очередной кусок фастфуда и активно пережевываю его:

— А как мне себя вести?

— Как то, по-другому.

Очень информативно. Ничего не остается, как продолжать жевать. Пример бы привела из жизни, что ли. Отламываю кусочки булки и кидаю их голубям:

— Ну, как?

— Не знаю.

— Вот и я, не знаю. У меня ни личности, ни паспорта, у меня вообще ни хрена нет.

У Сомовой вдруг начинает наяривать мобильник, и она смотрит на дисплей:

— О!

Нажимает кнопку связи:

— А... Алле. Да, привет. А, да, ой, спасибо тебе огромное. Слушай, ну…Слушай, ну я твоя должница.

Я с интересом слушаю эти междометия, не забывая жевать и, заодно, подкармливать птичью гвардию.

— А как мы пересечемся? А, хорошо, ну давай, все. Пока, целую!

Она отключается, и я лениво интересуюсь:

— Кого ты там целуешь?

Аня встает со скамейки.

— Да, неважно. Пойдем, хорошая новость!

А я все жую и жую.

— Зимовский застрелился?

— Да нет, лучше.

— Что может быть лучше?

— Паспорт тебе сделали!

Я аж подпрыгиваю на скамейке и проглатываю остатки обеда. Вот это действительно новость! Вскакиваю и кружусь вокруг Анюты в ожидании новостей:

— Паспорт?

— Ну, конечно. Пошли!

— И что?

— Как что? Кто целый день ныл, что он без документов? Сейчас поедем, заберем паспорт, и ты вернешься в редакцию, утрешь всем нос.

Мы идем к моей машине.

— Думаешь?

— Уверена!

Меня распирает от радости и хочется по хулиганить. Я останавливаюсь и с серьезным видом, говорю:

— М-м-м, слушай Ань!

— Ну, что?

— Ну… Ну, кого ты, все-таки, целовала?

— Гош, я чего-то не понимаю, что это сейчас с тобой начинается?

— Чего, новый хахаль появился?

— Слушай, ну это не твое дело!

Грожу ей пальцем.

— А-а-а… Не зря тебя Марат ревновал.

Анька нервничает, а мне смешно. Я ей подмигиваю:

— Ну, ты бы поделилась, хотя бы с подружкой.

— Слушай, ну какая ты к чертям мне подружка?

— Ну, чего… Мы с тобой, все равно, в один туалет уже ходим.

— Гоша, я вижу тебя на хи-хи пробило?

Я смеюсь, но потом делаю серьезное лицо:

— Нет, меня пробило на одну классную идею.

— Ну?

Поднимаю указательный палец вверх.

— Поехали за паспортом, расскажу…

Направляюсь к водительскому месту, но тут же опять возвращаюсь к Сомовой. Все-таки, еще один вопрос остался незакрытым. Делаю серьезное лицо:

— Ань. Ну, он хоть целуется то ничего?

— Ребров, я тебя сейчас убью!

Она хватает меня за шкирмон, пригибает ближе к земле, и мы с хохотом несемся по бульвару.

* * *

Через час я уже подъезжаю к редакции. План мой, Аньке, не понравился. Ну и пусть! Уверен, что все прокатит — победителей не судят. Сначала в бухгалтерию — машу перед носом крутящейся здесь же Мокрицкой новеньким паспортом, и оставляю ей скан на память. Отсюда же отправляю факс Зимовскому — радовать, так уж радовать всех. Кстати, когда 15 минут спустя прохожу мимо кабинета Антона, вид у него, почему-то бледен и печален. Наверно съел чего-нибудь. Беру из стола свой макет номера и засовываю к себе в сумку. Начинается операция «Ы» и другие приключения Маргоши. Сажусь в лифт и спускаюсь в типографию. Пока еду, достаю паспорт и листаю его.

— Реброва Маргарита Александровна... Звучит неплохо.

Двери лифта распахиваются, и я иду через весь зал к дяде Валере. Грохот стоит страшенный. Наклоняюсь к самому уху и трогаю за плечо:

— Глуши мотор, отец.

Он оборачивается.

— В смысле?

— В прямом. У нас маленький сhange.

Показываю ему макет номера с ведьмой на обложке:

— Будете печатать, вот это.

— Не понял?

Чуть хлопаю его по плечу:

— Пойдемте, я сейчас объясню.

Иду первым, он за мной. Поднимаемся по лестнице в каморку наверху типографии. Здесь гораздо тише. Пока осматриваюсь вокруг, дядя Валера пытается сопротивляться:

— Но я не могу остановить печать по чьей либо прихоти.

— Но это не чья-то прихоть, это приказ главного редактора.

— Хе, главный редактор может приказывать у себя в редакции. А за типографию несу ответственность я. Да мне уже указано, что печатать!

Чешу нос. Ясно. Придется выдвигать аргументы из тяжелой артиллерии:

— Гкхм, послушай, дядя Валера.

— А откуда вы знаете, как меня зовут?

— А я много чего знаю. Также я знаю, что вы разбили служебную машину, в мае, когда на рыбалку ездили в прошлом году.

— Ну…, я..

— Ну, я знаю, что вы…и я также знаю, что Гоша все это дело замял.

— А вы?

Он указывает на меня пальцем.

— А я двоюродная сестра Игоря и у него нет от меня никаких секретов. Кстати, вы знаете, во сколько обошелся ремонт этой машины?

— Но я все отдам…

— Да, Гоша не сомневается. Только он очень просил, чтобы и вы пошли мне навстречу.

Наконец я его уламываю и сижу в типографии до тех пор, пока машины вновь не начинают печатать, но уже мой номер. Как только первый прошитый экземпляр ложится на лоток, я хватаю его и засовываю в пакет — занесу в редакцию, пусть Наумыч с утра порадуется.

* * *

Наконец я дома. Настроение чудесное — я весь в предвкушении триумфа. Хочется прыгать, скакать и играть в футбол. Кстати неплохая мысль — одеваю любимую спартаковскую футболку и красные победоносные труселя, достаю мяч и чеканю его то коленкой, то головой. Сомова переодевается в соседней комнате, и я ей кричу:

— Ань, ты бы видела его рожу. Этот был полный капец. Когда пришел факс с моим паспортом, я думал, его Кондратий хватит. На тебе, умойся! Вот тебе Марго, вот тебе твой начальник!

Анька приходит и встает, с недовольной физиономией, прямо у меня перед носом:

— Гоша!

— Что?

— Мне кажется с паспортом это ладно, но с тиражом ты перегнул.

— Да ладно, чего я перегнул.

— Не знаю, в обход Егорова... Мне кажется, что Наумыч тебе этого не простит.

Сомова ходит вокруг меня как сомнамбула, а я, не обращая внимания на ее причитания, пытаюсь удержать мяч на лобешнике:

— Простит, не простит, теперь какая разница. У меня, что, был выход?

Этот марксист-ленинист меня уже в утиль списал и не скрывает этого.

— Не знаю, Гоша бы так не поступил.

Подкидываю мяч вверх и поддаю его головой:

— А Марго, сделала!

Почему-то Аньку мои слова бесят и она орет:

— Слышь ты, я уж не знаю кто ты там! Хватит жонглировать моими мозгами: Марго-Гоша, Гоша-Марго!

И чего завелась на ровном месте, спрашивается?

— Вот завтра в семь часов утра зазвонит телефон, я даже трубку не возьму. Сам будешь выкручиваться!

Я вздыхаю. И все из-за того, что я ее ослушался? Так она не моя мамочка, что хочу, то и делаю. Сомова продолжает вопить:

— Или сама, как там тебе удобнее!

Со злым лицом она отступает прочь. Пытаюсь ее утихомирить:

— Слушай, не гони волну, а? В кои-то веки у меня хорошее настроение.

Анька вновь разворачивается в мою сторону и упирает руки в бока:

— Знаешь, что? Ты, думаешь, у тебя сегодня были неприятности? Ты ошибаешься! У тебя завтра начнутся настоящие неприятности.

От ее наезда вся моя веселость сходит на нет. Сомова уходит к себе в комнату, а я раздраженно пинаю мячик, и он отлетает в сторону. Кричу ей вслед:

— Вот бабы а? Ну умеют же настроение испортить!

Так ведь и не вылезла больше, якобы спать легла. Приходится коротать остаток вечера у телевизора в одиночку.