Палочка для Рой (джен)

Отдав пуговицу, недавно бывшую Ритой Скитер, чтобы её на паутине утащили в вентиляцию, я вытерла руки.

В таком виде ей предстоит провести много времени; в конце концов, когда я научусь как следует стирать людям память, её найдут бредущей по улицам Хогсмида. У неё не будет воспоминаний о прошедшем времени, потому что для неё не будет этого самого прошедшего времени.

Превратить человека в пуговицу было трудно; имелись несколько факторов, ещё более усложнявших трансфигурацию. Концентрация и сила палочки были важны, и, вероятно, по этой причине кто-то вроде Дамблдора мог достичь намного большего.

Враждебность была важна; более агрессивные создания, как правило, сопротивлялись трансформации при помощи одной лишь силы воли.

Для меня проблемой с трансфигурацией живого был вес тела. На моем нынешнем уровне навыков и силы нечто размером с человека было непосильной задачей. Нечто размером с жука? С таким справился бы любой второкурсник.

Рита сама проделала большую часть необходимого, и мне нужно было всего лишь дать ей последний толчок.

Потребовалось два маховика времени, спрятанных в вентиляции, чтобы выполнить задачу, но я исполнила то, что было необходимо. Не замысли я дурного, то показала бы охране, как важно обыскать комнату, прежде чем размещать в ней заключённого. Если у него есть союзники, то они легко смогут подбросить в комнату палочку или какие-то другие инструменты.

Меня искренне разочаровало, что они не обнаружили поджидающую в камере целую невидимую девочку, даже не озаботились тем, чтобы применить заклинание обнаружения людей. Я принесла насекомых в комнату, надев их на себя как рваное пальто, и держала свою ауру так близко к себе, как только могла, чтобы Рита не узнала, что я там находилась... и чтобы не обнаружить саму себя.

Комната, когда её не использовали, даже не охранялась. Хуже того, она была звукоизолирована, вероятно для того, чтобы заглушить крики допрашиваемых.

Я должна была понять, что что-то не так, когда смогла услышать Риту в комнате, которая, предположительно, была защищена от насекомых.

Самой сложной частью было скрыть себя от самой себя.

К счастью, я знала, что, возможно, мне придётся... допрашивать одного из пленных и приняла меры, чтобы оставить часть каждой камеры вне радиуса действия моей силы. Я слышала предупреждения насчёт встречи с самой собой, и как следует постаралась избежать подобного... особенно из-за того, что один из самых ранних экспериментов с путешествиями во времени вытер из бытия двадцать пять человек и ведьма, пропутешествовавшая на пятьсот лет назад, постарела ровно на такое же количество лет, когда вернулась.

Все ещё не знала, как они вообще узнали о том, что некоторые люди не родились, но в любом случае я стала предусмотрительной.

Имелись и другие, ещё более пугающие эффекты, указывающие, что сама ткань времени была разорвана. В нынешние дни большинство волшебников использовали маховики времени для самых тривиальных вещей.

Последнее, что мне требовалось — создать парадокс и уничтожить пространственно-временной континуум. Я уже разок спасла мир; и не собиралась уничтожать Вселенную.

― Всё прошло не так, как ты рассчитывала? — спросила Гермиона, входя в ванную комнату.

― Я получила свою медаль, — отозвалась я, демонстрируя ей свою кривую усмешку. — Роули хочет, чтобы меня сфотографировали и фотографию разместили на витрине.

― Это традиция, — сказала Гермиона. — Помогает родителям понять, насколько важен Хогвартс и всё такое.

― Реклама за счёт выпускников, — ответила я. — Полагаю...

― Так что, они напали? — спросила Гермиона.

― Использовали кучку заимперенных марионеток, — произнесла я. — Рита Скитер напала на меня, и, кажется, новость об этом попадет на первую страницу.

― Вероятно, только об этом и будут говорить, — угрюмо заметила Гермиона. — Предполагалось, что ты вдохновишь людей; вместо этого, они будут смотреть на тебя, как на очередную жертву.

― Люди, имеющие значение, будут вдохновлены, — отозвалась я. — А те, кто увидит во мне жертву... или они просто относятся ко мне снисходительно, что я могу принять, или они мои враги, а значит то, что они считают меня слабой — преимущество.

Было время, когда я действительно являлась слабой, когда выглядеть сильной было жизненно важно. Чем сильнее я становилась, тем более неверно становилось это утверждение. В конечном итоге, я стану достаточно сильной, что смогу подражать Дамблдору и притворяться дрожащим старым Директором, над которым все потешаются, и мне не нужно будет шляться по всем этим официальным тусовкам и попадать в неприятности.

Ремус не распространялся насчёт своих дел во Франции, и вообще не говорил о том, что делал Дамблдор.

― Всё это просто неправильно, — сказала Гермиона. — Министр Боунс должна была заставить их напечатать правду.

― Она мне нравится, но сомневаюсь, что подобное произойдёт, — ответила я. — Или она за свободу прессы, и тогда они печатают то, что хотят, или она против свободы, в таком случае они печатают то, что отвечает интересам Министерства.

Новостные статьи о событии дадут мне хорошее представление о политике Боунс в отношении СМИ. Если в статьях будет говориться о том, насколько некомпетентно оказалось Министерство, допустив атаки, значит, Боунс является защитницей свободной прессы.

Если они будут восхвалять Министерство за мое спасение — на свободу прессы ей плевать.

― Пора, — сказала я.

Снаружи собиралась толпа.

Школьная церемония проводилась во внутреннем дворе, под теплом полуденного солнца. Роули должен был произнести речь, затем я, с последующим фотографированием для кабинета директора.

К счастью, бытие виновницей торжества означало, что я пропущу речь Роули. Как администратор он был хорош, но оратором не являлся, и, как правило, продолжал бубнить и бубнить.

― Виновница нашего торжества, — произнёс он.

Поднявшись по ступенькам, я вскинула свою медаль. Она ярко сияла под солнечными лучами.

― Эта награда не моя, — громко сказала я. — Эта награда наша.

Все стояли тихо. Гермиона слева от меня присоединилась к Невиллу, Гарри и Милли. Справа молчаливо наблюдал Драко.

― Некоторые из нас принимали непосредственное участие в сражении, встретившись лицом к лицу с монстрами, с которыми никто, не говоря уже о школьниках, не должен сталкиваться. Мы рисковали своими жизнями и душами за наших одноклассников. Остальным не пришлось столкнуться лицом к лицу с таким выбором; их выбор продемонстрировал не столь явно заметную храбрость.

Люди переглядывались смущённо.

― Вы остались, — продолжала я. Помолчала некоторое время, давая мысли укорениться. — На школу нападали и не один раз, и сбежать прочь было проще простого. Многие из вас происходят из непростых семей; вы могли бы отправиться в другую школу. Вы могли выбрать домашнее обучение.

Видно было, как люди хмурятся. Многие из них, скорее всего, никогда не думали о причинах такого своего решения.

― Вместо этого вы решили остаться. У всех вас здесь есть друзья. Некоторые из них — маглорожденные. Некоторые — чистокровные. Думаю, вам известно, что люди, нападавшие на нас, считают некоторых из вас более ценными, чем других. Атака, за которую я получила эту медаль, никогда бы не произошла, если бы все остальные были там.

Роули хмурился, но не прерывал мою речь.

― Вы были нашим щитом, и за это я благодарю вас. Может наступить время, когда всем нам придётся поднять свои палочки; и если так случится, я надеюсь, что вы посмотрите на людей рядом с вами и увидите в них своих братьев и сестёр. В грядущие дни, всем нам потребуется быть храбрыми, как львы, умными, как орлы, верными, как барсуки и хитрыми, как змеи. Когда этот день настанет, я встану с вами плечом к плечу.

Ощущение было таким, словно я объявляла об участии в выборах президента. Когда я была моложе, политика не являлась моей сильной стороной, и я гнушалась её сейчас. Но некоторые из этих детишек чувствовали себя абсолютно потерянными и брошенными, и им требовалось подбадривание, любое, какое только можно.

Они разразились аплодисментами, и я вскинула вверх медаль.

Фотограф приблизился, чтобы сделать снимок. Я не имела ни малейшего представления, сколько времени ему на это требуется. Волшебные фотографии, как правило, повторяли одно и то же по кругу, практически как короткое видео в несколько секунд, только без звука.

Этим вечером в мою честь у нас состоялась первая ночь пиццы. Домовые эльфы постарались на славу, но всё же пиццу они сделали не такую, к какой я привыкла. Хотя она была хороша.

* * *

― Я горжусь тобой, — сказал Ремус.

За его спиной находилась только стена из чёрного камня. Я надеялась хотя бы мельком взглянуть на архитектуру французского Министерства Магии в Париже, с кое-какими указателями на то, какого рода защитами они располагают. Не то чтобы я когда-либо собиралась вторгаться во Францию, но знание, которым ты обладаешь и оно тебе не требуется, намного лучше, чем знание, которое тебе нужно, но которым ты не обладаешь.

Вместо этого, выглядело всё так, словно Люпин тщательно старался не показать мне того, что вокруг; была ли его миссия настолько секретна, или он находился вообще не во Франции? Он казался таким человеком, который не сообщил бы мне, находись он где-то в опасном месте.

― Помимо всех остальных причин, это был политический ход, — ответила я, пожимая плечами. — Боунс сделала заявление насчёт взглядов своей администрации в отношении маглорожденных, такое, которое понял бы даже самый тупой чистокровный.

― Я хочу, чтобы ты была осторожна, — сказал Люпин. — Рита Скитер в бегах, и с её силой, она может быть где угодно. К тебе приставили еще охранников?

Я покачала головой:

― Сомневаюсь, что она хоть в чём-то отличалась от других; контролируемая марионетка, — отозвалась я. — Если она умна, то покинула страну.

― Никто не может понять, как она выбралась, — добавил Ремус. — Там были антиаппарационные щиты, и охранники не продемонстрировали никаких признаков того, что на них нападали. Они поклялись под Веритасерумом, что ничего не видели.

Маховики Времени, несомненно, били анти-аппарационные чары. Полезное знание... и то, что я должна была проверить прежде чем сделала то, что сделала.

― Может, они окклюменты, — предположила я.

― Они были преднамеренно выбраны, потому что таковыми не являются, — пояснил Ремус. — Если бы её освободили, министр Боунс хотела узнать как.

Они были козлами отпущения, оставленными на заклание Пожирателям Смерти. Если бы их подчинили, то Боунс направила бы на их распрограммирование сотрудников Отдела Тайн. Имелись невероятно болезненные способы справиться со стиранием памяти. Если бы авроров убили, то это тоже дало бы информацию Боунс.

― Что же, я буду готова, если она попробует снова напасть.

― Опросили её редактора; он сообщил, что Рита бредила на твой счет, мол, ты некий сверхъестественный ужас в образе маленькой девочки. По его словам, выглядела она при этом ненормальной.

― Ну, я на самом деле человек, — произнесла я. — И на самом деле девочка. Я не какой-то там монстр.

― Я знаю каково это, быть монстром, — ответил Ремус. — Каждый месяц прохожу через это. Ты храбра и пугающе компетентна для своего возраста, но ты не монстр.

Я испытала укол вины за то, что лгала ему. Он был одним из немногих взрослых, которые всегда хорошо ко мне относились; и, тем не менее, сказать ему правду я не могла, потому что в конечном итоге он был человеком Дамблдора. Невозможно было сказать, как отреагирует Дамблдор, если он узнает, кто я на самом деле или что я в действительности совершила.

― Я рада поверить в то, что хоть кто-то верит в то, что я не какой-то там шестидесятиметровый монстр с щупальцами, — проговорила я.

В те времена, когда у меня имелся мой пассажир, с этим можно было поспорить.

Со стороны Ремуса раздался шум, как будто что-то взорвалось. Он поморщился и посмотрел куда-то за пределы зеркала.

― Вы в порядке? — спросила я.

Он выглядел встревоженным, но приложил немало усилий к тому, чтобы голос остался ровным.

― Я в порядке, — отозвался он. — Но мне нужно идти. С нетерпением предвкушаю, как в следующий раз увижу твою фотографию на передовице.

― Берегите себя, — сказала я.

Зеркало отключилось.

Очевидно, Ремус находился вообще не во Франции; выглядело всё так, что он пребывал в намного более опасном месте. Скорее всего, оно находилось здесь, в магической Британии. Он, вероятно, выполнял работу для Дамблдора.

Люпин в роли дипломата, в этом не было смысла. Хотя французы доброжелательнее относились к не-людям, у Ремуса не было того сорта персональной харизмы, каковая требуется дипломату. Он слишком много времени провёл, будучи бедным и загнанным, тогда как дипломату требовалось излучать силу и уверенность. В конце концов, они были лицом своего народа.

Засунув осколок зеркала в мошну, я поднялась.

Прошла к кабинету Локхарта, по дороге помахивая дружественным ученикам. Даже другие слизеринцы были по большей части нейтральны в отношении меня, хотя некоторые из них и пытались приватно наладить контакт. По сравнению с моими первыми днями в школе — огромная разница.

― Профессор, — сказала я.

Кабинет его был пуст, но я знала, что он скрючился под столом. От меня, что ли, прячется?

― Мисс Эберт, — сказал он. — Прошу прощения. Я, кажется, потерял свое перо.

― Оно упало под стол, — ответила я. — С левой стороны.

Он закряхтел и мгновение спустя выпрямился с сияющей улыбкой.

― Вы очень полезный человек, когда находитесь рядом, мисс Эберт, — изрёк он. — Хорошо, когда в школе есть еще один обладатель ордена Мерлина... увеличивает престиж, знаете ли.

Любой другой волшебник просто призвал бы перо; я подозревала, что Локхарт не знает, как это сделать.

Я села.

― Можете вы научить меня стирать память?

Он застыл. Краска отхлынула с его лица.

― Что?

Выглядел он так, словно я только что угрожала раскрыть его как оборотня или что-то в таком духе. Почему он проявлял такую паранойю?

Стирание памяти было тем заклинанием, которым, как я знала, он хорошо владел; я видела, как он использовал его, чтобы помочь одному из парней, мучимому ночными кошмарами после атаки дементоров. Локхарт затуманил его память в достаточной степени, чтобы с тех пор паренёк хорошо спал, и даже стёр ему воспоминания о своем визите.

Сострадание было не тем, чего я ожидала от него, но он продемонстрировал таковое, и я была благодарна. Тот факт, что он не желал никаких похвал, был ещё более впечатляющим, принимая во внимание, что Локхарт пытался поставить себе в заслугу всё остальное.

Я изучала заявленные им свершения, и то, что он объявлял свершениями, действительно имело место, несмотря на то, что некоторые из них происходили одновременно. Такое можно было провернуть при помощи Маховика времени, но я уже обыскала весь его багаж, и маховика у Лохкарта не оказалось.

― Я бы хотела научиться стирать людям память, — произнесла я. — Очень полезная штука.

Он вытаращился на меня, затем покачал головой:

― Вы угрожаете мне, мисс Эберт?

Его рука не сдвинулась, чтобы оказаться поблизости от палочки. Он видел, насколько я быстра и насколько опасна моя способность Умника в бою. В любом случае, я сомневалась, что он достаточно храбр, чтобы напасть на меня.

― Нет, — ответила я. — Вы знаете заклинание,а я хотела бы изучить его, вот и всё.

Он нахмурился и уставился пристально на меня.

И плотно сжал губы.

― Я не буду вас учить, — произнёс он.

Слова прозвучали бы намного более впечатляюще, если бы все его тело не дрожало.

― Это будет неправильно.

― Почему нет? — спросила я.

― Большинство заклинаний памяти просто скрывают воспоминания, — пояснил он. — Помещают слой между сознанием и воспоминанием, так, чтобы к нему не было доступа.

Я кивнула.

― Но известны случаи, когда плохо исполненные чары памяти полностью стирали все воспоминания, оставляя жертв младенцем во всём, кроме тела. Им приходилось заново учиться ходить, говорить, пользоваться туалетом. Ужасная судьба.

― Почему бы не применять такое на преступниках? — спросила я.

― Что? — спросил Локхарт.

Лицо его приняло несвойственный ему вид и выражало омерзение.

― Разве это не будет лучше Поцелуя? — спросила я. — Предоставление им второго шанса в жизни?

Он покачал головой.

― У них никогда не будет шансов... не с жертвами, требующими их крови.

― Тогда превратить их в камень, — сказала я. — Освободить сто пятьдесят лет спустя. Вряд ли кто-то будет помнить их, и у них не будет никакого доступа к их системам обеспечения, богатству... это будут полностью новые люди, с новой жизнью, предоставленной взаймы.

― Они будут мертвы, — ответил Гилдерой. — Всё, делающее их теми, кто они есть... эмоции, воспоминания, их... всё исчезнет. Еще хуже, что случится на другой стороне?

― Что вы имеете в виду? — спросила я.

― Представьте, что вы стёрли память Беллатрисе Лестрейндж и каким-то образом превратили её в хорошего человека. Предположительно, когда умрёт, она получит два набора воспоминаний, и как она сумеет согласовать их друг с другом?

― Это лучше, чем полное уничтожение её души?

В своей прошлой жизни я была до известной степени агностиком; я всё ещё не была уверена насчёт всего этого дела с душами, хотя, возможно, что от меня только и осталось, что душа. А возможно, я была всего лишь копией воспоминаний прошлой себя, помещенной в нынешнее тело.

― Иногда Министерство может быть жестоко, — сказал Локхарт. Он пристально смотрел на меня некоторое время. — Вы же не планируете что-либо предпринять со всеми этими делами, не так ли?

― О, нет, нет, — ответила я, улыбаясь. Впрочем, улыбка не достигала глаз. — Просто нахожу этот вопрос весьма интересным. Надеюсь, что вы будете более благожелательны насчёт обучения, когда я... стану более опытной в убеждении.

Взгляд в его глазах стал встревоженным.

― В этом нет необходимости, — произнес он. — Уверен, вы быстро учитесь.

― Вы удивитесь, насколько, — ответила я. Подумала секунду. — Вам следует знать, что я сказала паре человек, зачем пошла сюда, и записала всё в нескольких местах... просто на тот случай, если в ходе тренировок произойдёт несчастный случай.

― Хотел бы я забыть этот разговор, — пробормотал он.

― Ну, если вы научите меня, то сможете! — пылко сказала я.

Он побледнел и покачал головой.

― Я не могу выпустить на свободу в мир нечто подобное, — ответил Локхарт. Губы его сжались. — Также, мне нравится помнить, как пользоваться туалетом, и в руках кого-то неопытного...

― Так как стать опытным? — спросила я. — Вряд ли кто-то соглашается добровольно помогать в подобного рода вещах.

― Домовые эльфы и гоблины, по большей части, — пояснил Гилдерой. — Хотя гоблины убьют вас, если поймают за стиранием памяти, и домовыми эльфами, как правило, владеют богачи. Авроры изучают его на преступниках, чья вина доказана; обычно таких всё равно приговаривают к Поцелую, или на тех, кто никогда не выйдет на свободу. Но результаты всё равно не слишком хорошие.

― Хм-м, — отозвалась я. — Полагаю, тогда мне следует попрактиковаться на Пожирателях Смерти. Спасибо за вашу помощь!

Чёрта с два я собиралась использовать блендер на мозгах домового эльфа. Они были, в сущности, разумными, человекоподобными собаками.

Встав, я сказала:

― Так или иначе, я изучу это заклинание, но обещаю, что не буду использовать его на детях или учителях здесь, в школе, за исключением случаев абсолютной необходимости.

По какой-то причине, когда я уходила, мне хотелось смеяться от вида его лица.