Мех под кожей (джен)

Остаток дня для Нарциссы прошёл спокойно: она почти всё время спала, только просыпалась, чтобы поесть — не чувствуя при этом ни вкуса, ни даже запаха — и дать перевязать руку. И вымыться, верней позволить вымыть себя — она трижды вставала под душ, стараясь игнорировать присутствие медиковедьмы, но никак не могла смыть с себя ощущение грязи и чужой слюны. Почему-то именно воспоминание о ней мучили Нарциссу сильнее всего — эти вязкие капли на коже… её передёргивало от одного воспоминания о них. Она понимала, что ни единой частички этой мерзости на ней давно не осталось, но от этого ощущения отделаться не могла. Почему, почему с ней всё это случилось?!

И как ей возвращаться домой? Ей до физического отвращения не хотелось никого видеть — даже воспринимать рядом чужих людей было ей тяжело, а, как показал недавний опыт, видеть близких — и вовсе невыносимо. Теперь одна мысль об этом вызывала у Нарциссы желание оттолкнуть их и убежать, забраться в кровать и спрятаться там, накрывшись с головой одеялом, а потом замереть так. И лежать в темноте одной — и ни с кем не разговаривать и не чувствовать ничьих прикосновений. Она понимала, что не может себе такого позволить, она не хотела себе позволять подобное — но боялась, что просто не сможет иначе.

И не понимала, откуда в ней это острое желание одиночества и почему она не может с ним справиться. В сущности, она ведь никогда не бывала сколько-нибудь подолгу одна: в детстве у неё, конечно же, была своя комната, но всё же они с сёстрами почти всё время проводили вместе, затем была школа с общей спальней, а после — замужество. Возможно, то, что с ней происходило сейчас, было симптомом болезни? Хотя насколько ей было известно, волкам положено жить непременно стаями, а волк-одиночка был скорей персонажем мрачных стихов, чем привычным обитателем леса. Или нет?

Нарцисса вдруг поняла, что, по сути, не так много знает что о волках, что об оборотнях. Перед глазами у неё встала картина того, как Уолден оставляет брошюрку на её тумбочке — Нарцисса открыла глаза и, выпростав правую руку из-под простыни, дотянулась до небольшой, в пол-листа, белой книжечки и притянула к её себе. Потом приподнялась, и пока устраивала поудобнее подушку здоровой рукой, брошюрка, лежавшая поверх простыни, открылаcь — и выяснилось, что на самом деле их не одна, а две, и одна вложена посередине в другую. Отложив пока что вложение, Нарцисса открыла брошюру на первой странице, начала читать — и поморщилась. Что бы ни пыталось издать Министерство магии, если только речь не шла о достижениях действующего министра, выходило всегда примерно одно: этот типографский выкидыш был совсем тонким, напечатан на скверной сероватой бумаге и изложен таким жутким канцеляритом, от которого у Нарциссы сводило зубы. Сам же текст — короткий, сухой и при этом на удивление неприятный, вызывал желание забиться в какой-нибудь угол и тихо умереть там, не оскверняя собой этот мир и не портя статистику Министерству, которое, конечно же, заботится о таких как она.

Вот же гадкая писанина! Нарцисса побрезговала бы растапливать этим даже камин.

Она не стала дочитывать и, швырнув эту мерзость на тумбочку, взялась за вторую брошюру. Та уже была куда толще, и бумага выглядела приличнее, даже шрифт был выбран приятный — всем своим видом это скромное издание свидетельствовало, что оно печаталось где-то ещё, куда рука волшебной бюрократии не дотянулась. «Чародей Букс», ну да, конечно, кто же ещё... Нарцисса открыла её — и с неожиданным для самой себя интересом погрузилась в чтение. К её удивлению, в этой на первый взгляд тоненькой и несерьёзной книжечке информации оказалось куда больше, нежели она ожидала. Да и подана та была хотя и весьма сдержанно, но более чем подробно и не столь пугающе. Даже иллюстрации прилагались, деликатно вынесенные в самый конец, на внутреннюю часть разворачивающейся гармошкой задней обложки, где их можно было пока не смотреть — она и не стала. Но прочитать — прочитала полностью. И о том, что наличие психических изменений у заражённых ликантропией достоверно пока не доказано. И что физические изменения носителя в то время, когда он пребывает в человеческом облике, не столь велики, как считают многие, и выражаются в некотором увеличении способности к регенерации, незначительном повышении температуры тела и остроты обоняния в течение всей жизни и «заметном росте сексуального влечения непосредственно перед полнолунием».

Что?

Нарцисса удивлённо моргнула. Потом перечитала короткий и вполне понятный абзац — и почувствовала, что заливается краской. Она захлопнула брошюрку. Нет, разумеется, это было правильно — предупреждать о подобном, но мысль о том, что Уолден это, безусловно, читал — и хорошо если не писал (хотя кому вообще могло прийти в голову поручить ему нечто подобное) — невероятно её смутила.

Посидев так немного и успокоившись, Нарцисса снова открыла брошюру — и вернулась глазами к тем же строкам.

— Я запомнила, — ехидно сказала она кому-то незримому и тихонько хихикнула, как девчонка — и вдруг замерла, оглушённая и раздавленная пониманием того, что значило это для неё.

То, о чём говорил Сметвик, то, о чём она до этого момента даже не думала… вернее, старалась не думать. Она не помнила, Мерлин, она не помнила даже, сколько их могло быть!

И ведь это не было её тайной: об этом знал Сметвик, наверняка знали и другие целители, а главное — её муж! Люциус, конечно же, тоже об этом знал — ему не могли не сказать…

Звери… Животные… Хотя нет, даже в этом она уверена быть не могла… Место… то место, где сделали это с ней… ведь это могли быть и простые волшебники, бросившие её потом умирать в лесу…

Нарцисса несколько раз сглотнула, пытаясь справиться с тошнотой. Нет, она не будет думать об этом сейчас — в этом просто нет смысла. Она всё равно ничего не помнит — и это, может быть, к лучшему. Она будет считать, что это к лучшему.

Нарцисса с отвращением перелистнула страницу и заставила себя продолжать чтение. Издание, судя по всему, было довольно новым: во всяком случае, аконитовое зелье в тексте уже упоминалось. Нарцисса как раз дочитала до этого места, когда дверь её палаты внезапно открылась. Кто возник на пороге, Нарцисса даже не поняла: взгляд выхватил в руках посетителя колдокамеру, и она едва успела натянуть на голову простыню, когда полыхнула вспышка, а затем раздались возмущённые и раздосадованные голоса. Хлопнула дверь, и в палате вновь стало тихо, но Нарцисса ещё довольно долго сидела, не шевелясь и лишь часто и тяжело дыша.

Пресса.

Ну разумеется пресса. Конечно, они не могли пройти мимо такой сенсации — и теперь уже не узнать, откуда им о ней стало известно.

Нарцисса знала, что так будет — верней, должна была знать. Но она просто не думала о таких вещах, и поэтому внезапное появление незнакомца подействовало на неё… так. Она не сразу призналась себе, как именно: оно её напугало. Не тем, что это был именно репортёр — хотя это и было, конечно же, отвратительно, — а внезапностью. На миг, на один крохотный миг Нарциссе показалось, что она видит в дверях кого-то оттуда,из ужасающей чащи леса, из той жуткой ночи, что перевернула всю её жизнь. Страх быстро ушёл, но осталось мерзкое чувство бессилия и беззащитности — но оно ведь пройдёт! Пройдёт, когда у неё вновь появится палочка.

За которой придётся отправиться лично. Олливандер не торгует ими вразнос на дому, а даже если бы он вдруг и согласился — как это было осуществить на практике? Не может же он принести всю лавку с собой.

Значит, ей придётся посетить его магазин самой. И это будет… непросто.

Можно было, наверное, написать Олливандеру и попросить его принять её, скажем, вечером или рано утром, и он бы не отказал, но Нарцисса не желала столь явно демонстрировать всем своё малодушие. Нет — она сама нанесёт визит Олливандеру, и сделает это, как только целители позволят ей покидать дом.

Она ещё долго изучала брошюру от «Чародей Букс» — читала и перечитывала, словно пытаясь спрятаться за её строчками. А потом, позвонив в колокольчик, попросила медиковедьму погасить свет — и, как ни странно, почти сразу заснула.

Рано утром её разбудил Сметвик — правда, очень вежливо, и извинялся за это он самым любезным образом. Осматривал он её на сей раз долго, и на её взгляд чересчур придирчиво, и вопросов задавал немало — Нарцисса понимала всё и отвечала терпеливо и спокойно, хотя у неё в определённый момент и возникла мысль сказать что-то, что заставит Сметвика оставить её здесь ещё хотя бы на один день. Можно было просто попросить, конечно, но ей не хотелось демонстрировать ему собственную слабость и неуверенность. И поэтому она покорно приняла известие о том, что сегодня же, сейчас возвращается домой под обязательный и строгий присмотр семейного целителя — да и сам Сметвик обещал регулярно навещать её. И что супруг мадам Малфой, конечно же, ожидает её за дверью. И сейчас ей принесут мантию и всё остальное.

Сметвик вышел, оставив ей пергамент с подробнейшими рекомендациями, который следовало передать семейному целителю. За ним в палату вошла медиковедьма и аккуратно разложила на кровати хорошо знакомые Нарциссе вещи, один взгляд на которые растрогал её. Люциус постарался, подбирая их — и где он откопал это платье с широкими длинными рукавами? Купил, может быть? Нарцисса его совсем не помнила, но признала, что для нынешнего повода оно подходило практически идеально. В том, что касалось вещей, её муж всегда умел сделать верный выбор, жаль, то же самое нельзя было сказать и про остальное …

— Позвольте помочь вам, мэм, — любезно и вежливо проговорила медиковедьма, и Нарцисса не стала спорить, понимая, что сейчас вряд ли способна одеться сама — это унижение она проглотила молча.

Платье село свободно — видимо, вся эта история стоила Нарциссе нескольких фунтов. Собрать волосы в хоть сколько-то приличную на её взгляд причёску, сама она тоже, увы, не смогла, но хотя бы расчесать их сумела без посторонней помощи — впрочем, для выписки из госпиталя этого, вероятно, хватит.

Но как же не хотелось переступать порог палаты! Едва она выйдет отсюда — начнётся её новая жизнь, та, в которой она для всех уже перестанет быть человеком и станет тварью, которую многие не пустили бы на порог. А прежняя Нарцисса Малфой окончательно умрёт и исчезнет, оставив после себя только воспоминания.

В дверь постучали, голос мужа позвал её — и Нарцисса, в последней раз проведя чуть подрагивающей рукою по волосам, медленно подошла к двери и, постояв у неё несколько секунд, распахнула её, внутренне готовясь к толпе фотографов и журналистов. И замерла от неожиданности, не обнаружив там никого, кроме мужа и Сметвика.

— Спасибо, что не взял Драко, — шепнула она Люциусу, привычно беря его под руку.

Они попрощались со Сметвиком и, выслушав показавшееся Нарциссе чересчур длинным напутствие, пошли по почему-то совершенно пустому больничному коридору. Каким образом её супругу удалось это устроить, Нарцисса не представляла, но была искренне благодарна ему за это. Она, конечно же, выйдет к людям, и привыкнет к тому, как все они будут пялиться на неё — но не сейчас. Не сегодня.

— У меня портал, — сказал Люциус, когда они подошли к лифтам. А потом мир схлопнулся — и вернул себе прежние очертания уже в Малфой-мэноре.

И Нарцисса едва не потеряла от боли сознание: не просто так что аппарацию, что порталы запрещают использовать раненым, больным и беременным. Кто-то подхватил её на руки, и сквозь окутывающий её туман она услышала встревоженные голоса. Её куда-то понесли, потом опустили на мягкое — и в себя она пришла уже в спальне.

В своей спальне. Она всегда ночевала здесь, когда чувствовала недомогание, или в тех случаях, когда гости у Люциуса засиживались далеко за полночь, а ей хотелось выспаться и отдохнуть. Или просто уснуть в прохладе, которую она, в отличии от мужа, предпочитала теплу. И сейчас она была рада оказаться именно здесь, а не в их общей супружеской спальне, потому что пока даже не могла представить себе, как однажды ляжет с мужем в одну постель.

Да и захочет ли он теперь этого?

Эта мысль показалась ей совсем неуместной, но Нарцисса тут же отвлеклась от неё, с недоумением обнаружив рядом с собой незнакомую женщину, темноволосую и темноглазую, аккуратно и тщательно покрывающую её освобождённые от повязок плечо и руку уже знакомой Нарциссе мазью.

— Люциус? — вопросительно проговорила Нарцисса, переводя на сидящего возле её постели супруга удивлённый взгляд. Он понял — и, вдруг смутившись, сказал преувеличенно бодро:

— Познакомься, дорогая, — это мадам Инглби. Донна прекрасный целитель и грамотный специалист по… — он запнулся и слишком резко оборвал фразу.

Ах вот как.

— Добрый день, — ровно и вежливо произнесла Нарцисса, кивнув женщине — в конце концов, та совершенно ни в чём перед нею не провинилась.

— Как вы себя чувствуете? — дружелюбно спросила та. — Насколько вам больно сейчас?

— Не слишком, — ответила Нарцисса, для которой боль в руке внезапно отошла на второй план. Вот и прозвенел первый тревожный звоночек, думала она, глядя на смущённого мужа. Значит, их семейный целитель, человек, которого она знала лет пятнадцать, который помог появиться на свет её сыну и лечил эти годы их всех, и которого она считала, конечно, не то чтобы другом семьи, но, по крайней мере, далеко не чужим человеком, решил исчезнуть, едва узнав о случившемся. Просто опасаясь за свою репутацию, не захотел больше иметь дела с подобной тварью, которой она теперь стала, и никакие деньги — а Нарцисса была уверена, что её муж предложил ему достойную плату — не смогли удержать его.

А ведь это только начало.

Дальше станет лишь хуже — намного хуже. Даже любопытно, сколько приглашений вернётся нераспечатанными, скажем, на ближайшее Рождество — если они, конечно, вообще станут устраивать в этом году приём.

— Я бы настоятельно рекомендовала вам не пользоваться порталами, пока раны не заживут, — сказала эта мадам Инглби. — Это большая нагрузка — и само приземление может оказаться для вас травматичным, и я бы не стала забывать о портальной болезни. Конечно, обычно она чаще всего проявляется у детей — но вы сейчас слишком ослаблены.

— Что насчёт аппарации? — спросила Нарцисса.

— Я бы советовала вам использовать её с большой осторожностью, — ответила мадам Инглби. — Понимаю, это неудобно, — добавила она сочувственно, — однако раны — это лишь видимая часть повреждений. Ваш организм сейчас борется с ликантропией, и до первой трансформации ваше самочувствие может быть весьма нестабильным. К тому же, из записей доктора Сметвика следует, что у вас случился серьёзный магический выброс, что для взрослого мага чревато упадком сил. Поэтому при аппарации велик шанс расщепится или лишиться сознания, что намного опасней.

— Как долго? — спросила Нарцисса.

— Я полагаю, на это уйдёт как минимум пара недель, — сказала целительница. — Может быть, немного меньше, а может быть и наоборот. Это зависит от того, насколько аккуратно вы будете соблюдать режим. Но я возьмусь утверждать, что после следующего полнолуния ваши раны совершенно затянутся, и с магией никаких проблем не возникнет. Но следует понаблюдать в динамике.

Две недели? Пусть даже полторы — Нарцисса не собиралась так долго жить без волшебной палочки.

— А камин? — спросила она. Люциус посмотрел на неё удивлённо, непонимающе, и этот его взгляд почему-то рассердил её. Он разве не понимает, каково ей остаться ещё и без палочки?

— Я бы рекомендовала и в этом случае соблюдать осторожность, — проговорила целительница, — но, в целом, я не вижу препятствий к его использованию.

— Мне придётся это сделать, — твёрдо сказала Нарцисса. — Я не собираюсь ждать две недели. Моя палочка осталась в лесу, — пояснила она с досадой больше для Люциуса, нежели для мадам Инглби. — Или вы предложите мне воспользоваться метлой?

— Это было бы безопасней всего, — без малейшего смущения ответила целительница. — Разумеется, если бы не вы ей управляли. Хотя я бы на вашем месте подождала — две недели не такой большой срок. Или, по крайней мере, не совершала никаких путешествий в одиночку — тем более что у вас ведь есть домашние эльфы, которые могут всегда составить компанию.

— С компанией я как-нибудь определюсь сама, а вас я бы просила подумать, как и чем вы могли бы обезболить меня и обеспечить мне возможность посещения Диагон-элле завтра, — отрезала Нарцисса.

— Дорогая, — вмешался Люциус, — нет никакой необходимости так спешить. Если это так важно, ты можешь пока взять палочку Драко — ему всё равно нельзя пока ею пользоваться.

Это было разумно — настолько, что Нарцисса не нашлась, что ответить, хотя всё её существо буквально кричало о желании обрести палочку. Свою, настоящую, а не одолженную у сына.

Но она ещё подумает об этом — что-что, а время у неё теперь есть.