Мех под кожей (джен)

Никогда прежде Драко не чувствовал себя настолько одиноким. Он стоял и смотрел через стекло на крёстного, на снующих по платформе детей и взрослых, и физически ощущал, как заканчивается одна часть его жизни и начинается другая, в которой вряд ли будет что-нибудь хорошее. По крайней мере, точно не сейчас.

Зашедший следом за ним в купе Нотт поздоровался и, устроив свои вещи, уселся у окна и, раскрыв какую-то книгу в тёмной обложке, углубился в чтение. Он был один — а Забини наверняка уже где-то застрял и будет всю дорогу бродить по поезду, развлекая девчонок и веселясь сам.

Драко сел у окна напротив читающего одноклассника. Он чувствовал себя не слишком уютно и хотел бы тоже спрятаться за книгой, вот только все они были в сундуке, о чём он быстро пожалел, едва в купе вошёл сперва Крэбб, а за ним и Пайк. Этот момент он гнал от себя всё лето, но с ними пришлось не только здороваться, но и, натянув на лицо своё привычное выражение, отвечать на какие-то идиотские шутки и дежурные реплики.

За лето Крэбб стал ещё выше, и в этом году его постригли особенно по-дурацки: под горшок, от чего его шея стала казаться ещё толще — хотя куда уже толще. Он смотрел на Драко с хорошо знакомым тому ожидающим команд выражением, но Драко от него сейчас от него ничего не было нужно. Драко вообще не хотел никого видеть, и ещё меньше хотел с кем-то разговаривать. Гойла с ними почему-то не обнаружилось, и Драко это царапнуло изнутри, хотя нельзя сказать, чтобы сейчас это волновало — скорее, он решил не придавать этому никакого значения. Найдётся ещё. Драко вообще не хотел никого видеть, и ещё меньше хотел с кем-то разговаривать. Он бы вообще предпочел запереть дверь купе, и еще больше утвердился в этом желании особенно когда вошла Паркинсон. Едва поздоровавшись, Панси попросила кого-нибудь помочь устроить её вещи на полке для багажа, выразительно глядя при этом на Драко. Но ему сейчас абсолютно не хотелось двигаться, и он, тяжело вздохнув и кисло глянув на Панси, отрывисто бросил:

— Винс, — а зетам отвернулся к окну. Его крёстный всё ещё стоял на платформе, и Драко, прислонившись к стеклу, поймал его взгляд. И пока Винс пыхтя возился с дорожными сундуками, они и смотрели друг на друга через стекло, покуда Панси, усевшись рядом, не тронула Драко за плечо и тот практически вздрогнул.

— Будешь? — спросила она, протягивая ему коробку домашнего печенья.

— Нет, — отрывисто буркнул он. Какое печенье — ему кусок в горло не лез… но затем все же выдавил из себя: — Спасибо, — вышло не слишком-то убедительно. Ему было ужасно неуютно под чужими взглядами, но ведь не сбегать же. Да и выгнать их из купе он не мог.

— И зря, — сказала чуть резче, чем нужно Панси, протягивая коробку Нотту, который взял одно печенье и вежливо поблагодарил. — Семейный рецепт. Мама сама пекла — она всегда сама печёт печенье мне в дорогу, — она гордо вскинула голову. А потом её глаза ехидно блеснули, и она спросила: — Или у тебя найдётся что-то получше, и ты не хочешь перебивать аппетит?

Драко не нашёлся с ответом. Сам он про еду как-то не привык вспоминать, этим обычно всегда занимались эльфы. И они, как всегда, должны были положить ему с собой достойный обед, но речь-то шла не об этом… У Драко с однокурсниками было неофициально принято в поезде угощать попутчиков чем-нибудь эдаким — тележка со сладостями была уделом тех, кто не мог позволить себе ничего приличней шоколадной лягушки, но они-то были из приличных семей. В прошлом году мама положила ему с собой конфеты — фигурные, удивительно красивой формы, с разными начинками от ягод до пралине. Они выбирали их вместе, во французской кондитерской — и когда Драко всех угощал, он купался в привычном ему восхищении. И недоумевал, как в Гойла может влезть столько шоколада за раз. Но в этом году всем, конечно, было не до конфет, а с Уоллом они о сладостях даже как-то не вспомнили.

Драко пожал плечами и, посмотрев на Паркинсон сверху вниз, отрезал:

— Для того, чтобы готовить, у нас есть домовые эльфы.

Крэбб и Пайк заржали, а Панси, порозовев от возмущения и обиды, сделавших её еще похожей на комнатную собачонку, отдёрнула от него коробку:

— Это — проявление заботы! Впрочем, я, конечно, понимаю — твоей маме сейчас не до этого!

— Нет, вы только посмотрите на господина префекта, — заметил вдруг оторвавшийся от книги и глядящий в окно Нотт. — Кажется, у Уизли появилась личная жизнь. Удивительно.

— Где? — Панси тут же вскочила с места и кинулась к окну. — Ого! — воскликнула она.

Крэбб и Пайк тоже вскочили и подошли к окну, и Драко, в котором начинало закипать раздражение, выдохнул, а затем тоже повернул голову и уставился на стоящего неподалёку тощего очкастого Перси Уизли, беседовавшего со старостой Рейвенкло красоткой Кристалл. Больше к неприятной теме не возвращались, разговор сам собой перекинулся на то, как некоторым везёт в лотерею, если больше в жизни им нечем похвастаться — а потом поезд, наконец-то, тронулся, и Драко в последний раз увидел махнувшего ему рукой Уолла.

Панси дулась, подчёркнуто пересев на свободное место рядом с Крэббом, у двери, но они всё же болтали про Хогсмид и грядущий учебный год, хотя Драко отвечал односложно — ему было довольно того, что подписанное отцом разрешение лежало в сундуке. По глазам одноклассников Драко видел, что все они от него чего-то ждут, видел жадное любопытство в глазах Крэбба, видел ожидание во взгляде Пайка, но пока ещё его авторитета хватало на то, чтобы они не задавали ему лишних вопросов.

Погода за окном помрачнела, небо заложило тучами. Реже появлялись поля и фермы. Колёса монотонно отбивали свой ритм. Около часа дня пухлая волшебница покатила по коридорам тележку с едой, и они проводили её понимающими усмешками. Сейчас из купе должны были повалить дорвавшиеся до сладкого и оставшиеся без надзора родителей первогодки — обитатели же купе достали из сундуков обед.

Драко жевал, не замечая ни вкуса, ни что именно ест, и радовался тому, что пока у остальных занят рот, они оставили его, наконец, в покое. Однако у Крэбба и Пайка были, похоже, другие планы, потому что, стряхнув крошки с колен, Крэбб предложил пойти пошататься по поезду.

— Нужно же нанести визит вежливости Гриффиндору, — осклабившись, согласился с ним Пайк.

— Ага, как же можно не поздороваться с малявкой и рыжим, раз уж его отец в кои-то веки разжился кучей золота, — Крэбб стер с лица остатки соуса. — Интересно, его мамаша, случаем, на радостях не померла?

Эти слова неожиданно для него самого сильно царапнули Драко где-то глубоко внутри, и он слегка растерялся. Почему-то сейчас в нём не было прежней уверенности, с которой бы он поддержал шутку.

— Настроения нет, — бросил он. — Давайте без меня, а. Что я, Уизли не видел?

Он лбом прислонился к стеклу и подумал, что ещё в прошлом году сам бы наверняка сказал что-то подобное, но после всего, что случилось у них сейчас, ему было от всего этого просто муторно.

Пайк с Крэббом ушли, Нотт привычно остался читать, а Панси, поколебавшись, демонстративно встала и тоже вышла, и в купе наступила, наконец, блаженная тишина. День был пасмурным, и вдоль дороги клубился туман, становясь то прозрачнее, то плотнее, и Драко потихоньку начал дремать. Он почти не спал всю ночь — просто не смог заснуть от мыслей о маме — и теперь усталость брала своё. Уже сквозь дрёму он услышал, как вернулись его товарищи, однако, к счастью, никому из них в голову не пришло его будить. И он полностью отключился и перестал ощущать течение времени.

Окна закрыл густой туман. Стемнело. По всему вагону и над багажными полками загорелись лампы. Стучали колеса, по окнам барабанил дождь, завывал ветер, и Драко то просыпался, то засыпал — а потом вдруг почувствовал, что поезд начал неожиданно останавливаться.

Драко разлепил глаза и посмотрел в окно, за которым бушевали дождь и ветер и было так пасмурно, что хотелось зажечь свет. Поезд вдруг дёрнулся и остановился так резко, что с полок полетели вещи — а потом вдруг погасли все лампы, и поезд погрузился во тьму

— Что там? — встревоженно проговорила Панси. Было так темно, что Драко почти не различал лица — только голоса.

— Авария, наверно, — предположил Крэбб, но его голос тоже вибрировал от напряжения.

В коридоре раздался шум, потом кто-то открыл дверь купе, и Драко услышал голос Пайка, судя по всему, выглянувшего в коридор:

— Эй, кто-нибудь знает, что случилось?

Судя по раздавшимся оттуда голосам, никто ничего не знал. Драко было неуютно, но ему ужасно не хотелось ни идти куда-то, ни с кем-то говорить, хотя все, кроме, пожалуй, Нотта, смотрели на него выжидающе. Но что он мог им сказать? Он не знал ничего — так же, как и все остальные. Оставалось лишь ждать. Наверно, правда что-нибудь сломалось — или, может, на пути упало… или их размыло, думал он, вспоминая всё, что читал про железные дороги.

Поезд всё стоял, а в купе становилось всё холоднее. В какой-то момент Панси, пробурчав:

— Холод какой! — зажгла Люмос — чего почему-то до неё никто не сообразил сделать — и полезла в свой лежащий теперь на полу сундук. Она вытащила из него что-то тёплое и надела, ёжась, а затем, закрыв сундук, уселась обратно — и в этот миг в купе резко похолодало, а затем в проёме открытой двери возникла высокая, под потолок фигура. В слабом свете Люмоса Драко увидел сжимающую край двери руку — сероватую, лоснящуюся, в слизи и струпьях. Голову фигуры скрывал большой капюшон, и когда Драко посмотрел на неё, фигура шевельнулась, и то, что было под краем капюшона, то ли вздохнуло, то ли взвыло хрипло и протяжно, словно бы пытаясь втянуть в себя вместе с воздухом всех присутствующих.

Панси пронзительно завизжала, а потом её визг сменился в ушах Драко пронзительным скулежом, и он вновь оказался в том подвале и увидел несчастное беспомощное лысое существо с болезненно воспалённой кожей, и ощутил как в его ноздри ударил острый запах крови, мочи и зелий; он почувствовал, как его ноги слабеют и он оседает на пол и зажимает уши руками… а потом всё исчезло.

— Драко! Драко! Малфой! — услышал он и почувствовал, что его трясут, и сильно. Драко открыл глаза. И только после сообразил, что сидит на полу, а поезд снова начал движение, и в купе светло.

Его мутило, а от вида склонившихся над ним бледных перепуганных лиц Нотта, Паркинсон и Крэбба закружилась голова. Драко пошевелился и попытался выпрямится — его замутило с новой силой, и он, открыв рот, сделал несколько глубоких вдохов, унимая тошноту.

— Жуть, да? — спросил Крэбб — а Драко вдруг подумал, что так и не видел Гойла. Почему? Он не поехал в школу, или решил прибиться к компании понадёжней, чем ехать в купе с сыном оборотня? И пускай. Плевать! Да, наплевать — он что, не проживёт без Гойла? Отлично проживёт! Вот уж, конечно, потеря.

И всё же его это ужасно задело и Драко был сейчас на него обижен и зол. Зато это помогло ему прийти в себя — и он спросил:

— Что это было? Знает кто-нибудь?

— А ты как думаешь, — хмуро ответил бледный как полотно Нотт. — Чёрные балахоны, пробирающая до дрожи аура, словно из тебя всю радость высосали, неужели у вас нет ни одного предположения? Панси, у тебя в сундуке не осталось ничего сладкого?

— Есть, — ответила она, почему-то даже не выпендриваясь, и просто открыла незапертый уже сундук и, порывшись в нём, достала коробку сливочных помадок в золотой обёртке с летящими по ней серебряными птицами. Развернув её, Панси положила коробку на столик. — Угощайтесь.

Они все потянулись к этому сладкому, и Панси, взяв сразу две конфеты, вложила их в руку Драко.

Некоторое время они все жевали — и Драко, отправляя в рот очередную конфету, понял вдруг, что чувствует себя намного лучше и смог подняться с пола и по-человечески сесть у двери, вытянув всё еще ослабевшие ноги.

— У меня есть шоколадные тянучки, — сказал Нотт, отправляя помадку в рот и поднимаясь, чтобы достать сладости из суднука. — Ты как? — спросил он, ставя на стол элегантную чёрную коробку и глядя на Драко.

— Нормально, — Драко посмотрел сначала на него, потом на Панси и сказал: — Спасибо. Так это дементор был?

— Страж Азкабана? — передёрнув плечами, спросила Панси.

— Наверняка Блэка ищут, — ответил Нотт. — Отец говорил о том, что их к поискам привлекли, но что бы им делать в Хогварст-экспрессе…

— Ой, — Панси даже побледнела. — Думаешь, он сейчас здесь, прямо в поезде?

— Ты видела, сколько сегодня было авроров? — Нотт покачал головой. — Они просто ищут.

— Ф-фу-ух, — громко выдохнул Пайк. — Жуть какая. Я думал, я тут и помру.

— А я думала, что в моей жизни никогда больше уже не будет ничего хорошего. Вообще. Ни дома, ни в школе. Никогда, — Панси поёжилась и посмотрела на Драко. — Драко, а почему тебе стало нехорошо?

— Что аж в обморок как девчонка почти свалился, — подхватил Крэбб, но осёкся под взглядом Драко.

— Так полнолуние же было, — простодушно заметил Пайк.

— Вы её заперли, да? — с жадным любопытством спросил Крэбб, подавшись вперёд к Драко.

— Кого? — ошарашенно спросил Драко, вытаращившись на него в ответ.

— Ну, мадам Малфой, — нетерпеливо сказал Крэбб. — Она же теперь оборотень, не удивительно, что…

— Ты её видел, да? Ну как она… превращалась? — глаза Панси округлились, и Драко вдруг подумал, что она правда ужасно похожа на мопса. Только складок не хватает — но они, пожалуй, нарастут. С возрастом.

— Вы сейчас про мою маму говорите вообще-то, — холодно и сухо заметил он, чувствуя, как его начинает потряхивать.

— Ну да, — Крэбб тряхнул головой на толстой шее. — Я ж поэтому тебя и спрашиваю…

И Панси ойкнула:

— Это, наверное, и правда жутко?

— Ещё бы! — подхватил Пайк — и тут же спросил Драко: — А ты видел всё до конца?

— Эй! — одёрнула его Панси, но глаза её сверкали любопытством. — Это уже неприлично.

— Да чего такого-то? — Крэбб пожал плечами. — Интересно же. И нам в этом году, между прочим, проходить этих тварей! — и он посмотрел на Драко как смотрел на него всегда, словно ожидая что, тот снизойдёт согласиться с ним.

— Да замолчите вы! — не выдержав, почти крикнул Драко — и, вскочив, буквально вылетел из купе, захлопнув за собою дверь.

Его трясло, и жгло глаза. Слова Крэбба продолжали звучать в ушах, и он хотел затолкать ему их обратно в глотку. Конечно же, он помнил слова крёстного о том, что в школе будет тяжело — но до нынешнего момента даже не представлял, насколько.