Мех под кожей (джен)

Нарцисса медленно перебирала лепестки хризантем, которые сама же только что поставила в высокую вазу, и смотрела на лениво двигающуюся по кругу стрелку, что мерно отсчитывала секунды. Ей ещё предстояло сделать десяток кругов, не меньше, а Нарцисса уже видеть не могла её острый кончик, с такой неохотой прыгающий по кругу, что ей захотелось чем-то запустить в часы. Но Нарцисса, конечно, не позволила бы себе ничего подобного — так что она просто отвернулась и отошла к окну, вертя в пальцах оторванный белый лепесток.

Идея дядюшки Фарди до сих пор вызывала в ней стойкое чувство неправильности — сама мысль превратить собственные поминки в праздник отдавала чем-то не менее эксцентричным, чем отметить день рожденья на кладбище. Впрочем, Нарцисса допускала, что с другой стороны холста многие вещи начинают восприниматься иначе.

Она сама себе так до конца и не призналась, что ей до сих пор было странно видеть его и говорить с ним, напоминая себе, что это портрет мёртвого человека, которого она помнила смеющимся, раздражающим и живым. С дедом и бабушкой ей было легче: они ушли как положено, и она могла попрощаться с ними, а затем спокойно пережить эту скорбь, прежде чем родители представили ей портреты. Остальных же родственников она не видела и при жизни. Но Альфард Блэк просто исчез из её размеренной жизни, чтобы потом так странно вернуться в неё. Не менее странно, чем эта его затея с праздничной вечеринкой. Кто вообще в своём уме поступает так? Не то чтобы она пристально следила за нарисованной жизнью внутри позолоченных рам, но ни разу не видела, чтобы волшебники, изображённые на портретах, с размахом праздновали собственную годовщину смерти. Для родных это был день скорби и памяти, но никак не повод устроить переполох.

Призраки, как она слышала, празднуют смертины. А портреты? Они как-то называют годовщину собственной смерти? Впрочем, об этом можно спросить. Тем более, что дядя Фарди, кажется, с самого утра настроен исключительно благодушно и захвачен организацией предстоящего торжества. Нарцисса уже успела выслушать его жалобы на то, что она отказывается разрешить домовику притащить пару-тройку портретов с хорошенькими прабабушками её супруга и какой-нибудь монументальный пейзаж.

Однако, стоило Нарциссе настроиться на разговор, как выяснилось, что дядя Фарди «только что был здесь — и я не могу сказать, что мне хотелось бы скорей его увидеть снова». А ведь он же знал, что они ожидают гостью! Знал и… даже нарисованным, оставался самим собой. Странно было бы, если бы он просто её взял и встретил.

Эту мысль додумать она не успела: полыхнул камин, и сердце в груди Нарциссы пропустило один удар — почему-то эта зелень вдруг напомнила ей о другой, не менее волшебной, но намного более смертоносной. А затем в памяти всплыли ещё те страшилки из её далёкого детства, которыми пугали её и сестёр родители, чтобы они не вздумали самостоятельно путешествовать каминной сетью.

— Маленькие и непослушные ведьмы, которые лезут в камин одни, улетают в котёл карги, — строго говорила им мать. — Да и то не всегда целиком: твоя голова с косичками прибудет, куда ей положено, а всё остальное заблудится по пути.

— Совсем? — спрашивала замирающая от страха и любопытства Нарцисса.

— Совсем, — Белла тогда покивала знающе и серьёзно. — Так и будешь жить. Отмоем от сажи, посадим на волшебную тележку — и эльфы тебя катать будут.

— Как это? — округляла глаза Нарцисса. Ей тогда было лет пять, и она ещё всем верила. Даже старшей сестре, шутки которой уже тогда были не всегда добрыми, а с возрастом её чувство юмора начинало пугать.

— Ну как, — пожала Беллатрикс плечами под молчаливое одобрение матери, — я думаю, неспешно. Голова же круглая — вдруг скатится. Осторожно катать надо. Вот только я не знаю, как же тогда быть со школой… — проговорила она озадаченно — и поглядела на мать.

— И правда, это может стать проблемой, — кивнула та. — Видишь — я бы на твоём месте пока держалась от камина подальше, — она осуждающе посмотрела на жадные языки пламени.

Они обе были так серьёзны, что Нарцисса безоговорочно им поверила — и с тех пор даже не подходила к каминам ближе, чем на пару-тройку футов, а когда пришла пора кого-то навестить, расплакалась и отказалась наотрез отправляться в камин даже на руках у папы. Никакие увещевания, что взрослым это безопасно, на неё не действовали — и лишь когда мама пригрозила, что наложит на неё Силенцио и запрёт на всю неделю в детской, Нарцисса, всхлипывая и зажмурившись, всё-таки нашла в себе мужество и разрешила папе взять её на руки. А после ей пару недель подряд снились кошмары, будто от них с папой остались лишь головы, и они лежат, отмытые и причёсанные, на бархатной подушке с кистями, а мама перекладывает их на каминную полку, расставляя справа и слева от морской раковины и говорит, что это в назидание всем гостям: пусть дети, мол, посмотрят, как бывает. Нарцисса никому об этом не рассказывала, пока однажды утром Меда не пришла к ней в комнату и не нашла сестру в слезах. А когда узнала всё-таки причину, тяжело вздохнула — и Нарцисса в этот миг тут же почувствовала себя ужасно маленькой и глупой — и сказала:

— Белла, как всегда, несёт чепуху. Если оторвать кому-то голову, он попросту умрёт.

И, вопреки всякой логике, эти слова почему-то успокоили тогда Нарциссу. В то время смерть казалась ей намного менее ужасной, нежели подобное существование… и нельзя сказать, что сейчас что-то кардинально изменилось.

Это воспоминание пронеслось перед Нарциссой за мгновенье, вызвав у неё улыбку, так что Андромеду она встретила с немного мечтательным выражением на лице. И это точно было лучше той напряжённой маски, которую она отбросила пару секунд назад.

— Здравствуй, — сказала ей Нарцисса. — Я рада видеть тебя здесь.

— Здравствуй, — кивнула Андромеда, выходя из камина и немного грустно оглядываясь. На ней сегодня было приличествующая поводу чёрная мантия, и строгая, и в то же время достаточно будничная. Вполне подходящий наряд для поминок… В руках она держала коробку, которую и отдала Нарциссе со словами: — Это вишнёвый пирог. Я испекла.

Нарцисса отдала коробку Тинки и ответила что-то приличествующее случаю, скрывая охватившее её волнение. Это был не просто жест вежливости — для него довольно было бы купить тот же пирог в кондитерской. Это означало куда больше — и Нарцисса это понимала.

Когда они вместе вышли в холл и пошли к лестнице, Нарцисса с некоторой обречённостью посмотрела на висящие здесь портреты. Покойные Блэки смотрели на Андромеду примерно с тем же выражением, что прежде и на саму Нарциссу, и на прошлых её гостей. С… неодобрением.

Андромеда всё молчала — и, когда Нарцисса уже подумала было, что нужно как-нибудь прервать эту неловкую тишину, за неё это любезно сделал дядюшка Фарди. Бабушка Ирма уже было набрала воздуха в искусно выписанную маслом грудь, когда он появился на портрете своей дражайшей матушки и приобнял её за плечи, чем вызвал было её возмущённое ворчание, на которое внимания просто не обратил.

— Меда, девочка, — он радостно оглядел племянницу с головы до ног. — Как приятно тебя видеть в этом доме. Может быть повод, что привёл тебя к нам, странноват, а вот причина… — он посмотрел на Нарциссу — Причина мне кажется замечательной. Как жаль, что ты сегодня одна! — воскликнул он, и Нарциссе стало немного неловко: она ведь даже не подумала пригласить сюда её дочь и мужа… хотя, одёрнула она себя немедленно, она ведь и не обязана. Теперь это её дом, и им всем определённо было бы не слишком-то удобно знакомиться именно так.

А ведь… она задумалась над тем, какое слово будет точным. И решила, что, возможно, хотела бы с ними познакомиться. Когда-нибудь, и возможно не только с племянницей. Зять… С тех пор, как Белла с мужем оказались заперты навечно в Азкабане, Нарцисса полагала, что ей больше не придётся звать кого-то зятем. Она вообще до сей поры не думала о том, что у неё их два. Нет, она знала это, разумеется — но никогда не думала. И пока не была уверена, что называть этого человека зятем будет уместно.

— С некоторыми вещами не следует спешить, — Андромеда словно прочла что-то в её глазах. — Дядюшка, я так рада тебя снова видеть, — добавила она, подходя к вплотную к портрету и задирая голову. — Ты отпустил усы?

— О да, — довольно ответил он. — Согласись, они выглядят исключительно раздражающе, аккурат под стать мне, — его мать громко фыркнула, и Андромеда, переведя на неё взгляд, сказала:

— Здравствуй, бабушка, — и Ирма, поджав губы, всё-таки снизошла, чтобы ответила ей:

— Взбалмошная девчонка, и ты ещё можешь смотреть нам в глаза! — она ворчала, как в их детстве, и это было лучше холодного и отчуждённого молчания, о которое могли бы разбиться любые доводы.

— Здравствуй внучка, — сказал и дед. — Какую бы фамилию ты теперь не носила.

— Мне кажется, — вопросительно произнесла Андромеда, оборачиваясь, наконец, к Нарциссе, — что здесь что-то изменилось… или моя память меня подводит.

— Ремонт ещё в самом разгаре, — улыбнулась Нарцисса. — И я многое планирую изменить. Пришлось освежить панели и изменить цвета.

— …теперь у нас как в дешёвой галантерейной лавке! — возмущённо добавила бабушка Ирма. Нарцисса к её комментариям уже привыкла. После той бури возмущения, что устроили с подачи бабушки остальные родственники, Нарцисса перестала обращать внимание на мелкие шпильки.

— Средиземноморская тема? — уточнила заинтересованно Андромеда, пристукнув по плитке своим каблучком, а затем провела пальцами по стене: — Никогда её не любила. В детстве я считала, что она нарочно выкрашена так, чтобы гостям было сразу понятно: им не тут не рады, и ничего хорошего их здесь не ждёт.

— Ну, знаешь! — возмутилась бабушка Ирма — а дядюшка Альфард рассмеялся, закинув голову:

— В моём детстве она была омерзительного сиреневого оттенка, как зелье от тошноты! Поверьте мне: вы обе поступили невероятно мудро, родившись так поздно, что её все-таки перекрасили. Вот где был настоящий кошмар!

— Это был цвет пурпурного пейсли! — возмутилась бабушка Ирма.

— И за эту мерзотную жуть твоим детям было стыдно перед друзьями! — возразил ей дядя Фарли — и пока они препирались, Нарцисса позвала сестру, и они поднялись по лестнице.

— Когда ты сказала, что затеяла здесь ремонт, — голос Андромеды звучал задумчиво, — я хотела спросить о фресках, тех, что были здесь, в коридоре у дверей в наши спальни...

— Все на своих местах, — Нарцисса посмотрела на сестру. — Твой пегас тоже. Знаешь, — вдруг призналась она, — в детстве я завидовала тебе. И хотела, чтобы он был мой. Тогда я с радостью бы отдала тебе моего грифона.

— Теперь он твой, — сказала Андромеда. — Они все твои. Но я хотела бы с ним повидаться.

— Возможно, не только с ним? — улыбнулась Нарцисса. — Если хочешь, можем прогуляться по дому. Не думаю, что дядюшка обидится, если мы опоздаем к нему на чай.

Не так планировала этот день Нарцисса, но вместо того, чтобы пить чинно заваренный Тинки чай и говорить о чём-нибудь подобающем, они медленно шли по дому, и Андромеда долго-долго стояла в дверях своей комнаты, и на пороге кабинета отца. А вот в спальню матери Меда зайти не решилась…

Нарцисса ждала её, оперевшись на подоконник высокого окна в коридоре, и смотрела в окно, за которым моросил мелкий и холодный дождь. Середина осени… ещё немного — и придёт время отмечать Хэллоуин, а за ним и до зимы рукой подать. И до Рождества всего два месяца… чуть больше. Два месяца — и она увидит и обнимет сына. И… нет — она не могла представить себе этот праздник, её фантазия заканчивалась тем, как она обнимает Драко. И где в ней место Люциуса, она не видела. Не понимала… так же, как не понимала, и где место для неё самой.

До комнаты дяди Фарди они добрались, когда часы пробили уже половину пятого, и Андромеда с интересом огляделась вокруг, разглядывая разномастный интерьер и задержавшись взглядом на белых шарах хризантем, которые Нарцисса срезала этим утром.

Чай был накрыт на столе напротив портрета, на котором дядя Фарди появился в чьей-то треуголке на голове, и с оторванной верхней пуговицей.

Они пили чай, а дядя — нарисованную в импрессионистском стиле мадеру, и он веселил их рассказами о своих приключениях.

— Дядя, как ты умер? — спросила Меда, когда бутылка опустела на треть, а истории приобрели достаточную для подобных вопросов мрачность.

— О, это занимательная история. Ты же помнишь, я собирался разыскивать затерянный город в джунглях. Меня прикончил пернатый змей, — беспечно ответил дядя, и это была уже третья версия, которую довелось услышать Нарциссе.

А затем он уже сам принялся расспрашивать о своих внучатых племянниках. Когда Андромеда рассказывала, как пятилетняя Нимфадора роняла в гостиной стулья, Нарцисса впервые в жизни остро жалела, что не видела и уже не увидит, как росла её единственная племянница. Не просто девочка, а настоящее чудо — метаморфы рождались едва ли не раз в поколение. И удовольствие от рассказов сестры было для Нарциссы отравлено горечью утерянного безвозвратно времени и невосполнимости этой потери. Она может познакомиться с племянницей, но не увидит никогда, как меняются её черты в зависимости от настроения и самочувствия, и как малышка на диво точно копирует лица то отца, то матери, а то и морду их совы. Или у сов лицо? Нет, у птиц не бывает лиц. Лишь для благородных птиц поэты делают исключения, но сути это никак не меняет. Впрочем, она тоже совсем скоро в очередной раз сменит своё лицо на звериную морду…

Но об этом Нарцисса думать сейчас не желала. Ей хотелось слушать рассказы Меды и делиться самой — хотя последнее ей непросто давалось. Без неловкости и горечи Нарцисса могла говорить, в основном, лишь о Драко, а сестра деликатно не задавала неудобных вопросов — за что Нарцисса была благодарна ей. В какой момент, позабыв треуголку на кресле, дядюшка Фарди куда-то исчез, оставив их одних, никто не заметил, но лишь когда стало темнеть, Нарцисса поняла вдруг, что он давно уже не участвует в их беседе.

В сумерках они спустились в гостиную, и уже у камина, прощаясь, Меда, посмотрев сестре в глаза, сказала:

— По всем правилам этикета, теперь твой черёд. Мне бы хотелось увидеть тебя в нашем доме.

— Я буду рада, — кажется, Нарцисса была искренна. По крайней мере, ей самой казалось так. — Но это уже после… Хэллоуина, — она так и не смогла себя заставить сказать «полнолуния» и трусливо спряталась за праздником, с которым тот, к её удаче, совпал.

— Да, конечно, — Нарцисса была уверена, что Меда поняла всё так, как надо — но любезно поддержала её игру. — Сейчас всем не до визитов, да и ремонт у тебя в разгаре. Может, во вторые выходные ноября? Если у тебя нет планов.

— Да, пожалуй, мне будет удобно, — кивнула Нарцисса с признательностью.

У неё теперь почти все дни были свободны. Почему бы и не вторые выходные?

Но вот на ближайшие дни планы Нарциссы были определены отнюдь не ей, и она намеревалась провести их, если так уместно было сказать, наилучшим образом из возможных. Но прежде всего, ей предстояло позаботиться, чтобы другая она не выбралась из своего убежища и Нарцисса смогла избежать ненужных и новых встреч. Не так уж это должно быть и сложно.