Мех под кожей (джен)

Когда Люциус вернулся, проводив мадам Инглби, Нарцисса встретила его твёрдым:

— Я не хочу пользоваться чужой палочкой. Мне нужна своя.

— Я понимаю, — с неподдельным сочувствием произнёс он, и ей захотелось стереть с его лица это заботливо-понимающее выражение. Что он мог понимать, что? Раз предложил такое?

— Что именно? — резко спросила она, сощурившись и сжав губы.

— Я понимаю, как для тебя важно снова иметь свою палочку, — немного растерянно проговорил Люциус, останавливаясь буквально в шаге от её кровати. — Любому волшебнику важно.

— Мерлина ради, тогда как ты можешь мне предлагать забрать волшебную палочку у нашего сына? — голос Нарциссы прозвучал зло.

— Временно! — сказал он, стараясь успокоить её мягким жестом, но Нарциссу это вывело из себя ещё больше. — Всего на пару недель — пока ты не…

— Ты не понимаешь, — резюмировала она. — Я пойду туда завтра — и ты проводишь меня и, если это потребуется, приведёшь в чувство. Или мне лучше взять с собой для такого Диззи? — язвительно поинтересовалась Нарцисса. И тут же с беспокойством спросила: — Кстати, как она? Мне показалось, — теперь голос звучал совсем не так жёстко, — что та тварь могла её зацепить…

— Я велел похоронить её под яблонями в саду — мягко ответил Люциус, всё ещё стоя рядом, но теперь аккуратно придвигая себе стул.

— Что? — переспросила Нарцисса растерянно. У неё было ощущение, что она с разгона налетела на какое-то непреодолимое препятствие. Похоронил? Но ведь Диззи всю жизнь была с ней! Как же… — Похоронил? — тихо переспросила она.

— Мне жаль, — искренне сказал он, присаживаясь не на стул, а рядом с Нарциссой, на край кровати. — Она сильно пострадала и была уже слишком не молода… я не хотел, чтобы она страдала.

— Пострадала? — эхом отозвалась Нарцисса. — Диззи… расскажи мне, — попросила она.

— У неё был перебит хребет, — Люциус качнул головой. — Она даже стоять не могла… это была бы не жизнь, а мучение. Она не заслужила такого.

— И целители были совершенно уверены в том, что ничего нельзя сделать? — убито уточнила Нарцисса.

— Целители? — удивлённо и растерянно переспросил Люциус.

От ярости, боли и гнева у Нарциссы потемнело в глазах.

— Ты ведь хоть кого-нибудь вызвал? — тихо-тихо спросила она — потому что боялась, что если позволит себе, то закричит и сделает с мужем что-то, о чём пожалеет после.

— Я… мне… мне было не до того! — воскликнул Люциус, защищаясь, и даже вскочил. — Я не знал, что с тобой; ты не представляешь, что я передумал, пока ждал вердикта Сметвика! Когда она принесла тебя — я не мог думать ещё и о ней! Цисси, я же…

— Уходи, — глухо потребовала она, закрывая глаза.

— Цисси, — в его голосе прозвучали испуг и тревога, но сейчас ей меньше всего хотелось его жалеть.

— Уйди, — повторила Нарцисса. — Сейчас же. Немедленно!

Её голос сорвался и взлетел вверх тонкой и громкой нотой, и Нарцисса сжала здоровую руку в кулак и закусила губу. И сидела так, не шевелясь, покуда не услышала тихий звук закрывшейся двери.

И только тогда позволила себе расплакаться. Никогда в жизни Нарцисса даже не смогла бы вообразить, что когда-то будет рыдать по эльфийке — но сейчас она плакала, плакала взахлёб, не столько по ней, сколько по ушедшей вместе с ней своей жизни. Она помнила Диззи столько же, сколько саму себя; та была единственной, кого Нарцисса забрала когда-то, вступая во взрослую жизнь из дома родителей. И вот теперь её прошлое, её детство, её счастье — всё умерло вместе с той, кто служила ей и любила её, и умерла так, как, наверное, и должен мечтать умереть домовик Блэков… Вот только Нарцисса совсем не хотела, чтобы такие мечты хоть когда-нибудь воплощались в жизнь. Какая-то часть её понимала, почему Люциус сделал то, что сделал, но другая понимать этого не желала, а желала, даже требовала отомстить и заставить его испытать ту же боль, которую чувствовала сейчас Нарцисса.

Но она не стала ничего делать, конечно. Просто плакала — а когда слёзы кончились, легла и укрылась с головой одеялом, оставив свободным только лицо. Кажется, что-то умирало в ней сейчас, но Нарцисса не хотела мешать этому. Она вообще ничего не хотела — просто лежала, закрыв глаза, и то проваливалась в подобие дрёмы, то возвращалась в реальность, от которой так хотела сбежать.

В конце концов она, наконец, заснула, в глубине души надеясь, что, когда проснётся, почувствует себя лучше — но этого не случилось. Проснулась Нарцисса совершенно измученной и разбитой. Всё, чего ей хотелось — постоять под струями тёплой воды, выпить горячего чая и снова лечь. И не просыпаться. Почему она должна просыпаться, когда ей так плохо? И почему ей так плохо? Её выписали — значит, никакой серьёзной угрозы нет, почему же она чувствует себя так ужасно?

Нарцисса медленно приподнялась и села — сердце заколотилось так быстро и часто, словно она сделала над собой какое-то немыслимое усилие. Она больна, она просто больна, твердила себе Нарцисса, это всё реакция на серьёзные раны, которые никак не могли зажить — и ещё на тот магический выброс, вдруг вспомнила она разожжённый её ненавистью огонь. У взрослых такие вспышки случаются крайне редко — конечно же, она должна ощущать упадок сил.

И это если не позволять себе размышлять о сути случившегося. И истина крылась в том, что она умерла — потому что нынешняя она, даже с физической точки зрения, больше не была Нарциссой Малфой.

Но зачем же, зачем Люциус не спас Диззи? Нет, вещи следовало называть их именами — просто оборвал её жизнь, убил. И ответ она, конечно же, знала: Нарцисса помнила его растерянные интонации и такое же растерянное выражение лица, когда она спросила о вердикте целителей для эльфийки; она понимала, что Люциусу даже не пришло в голову подумать о подобной возможности. В самом деле — кому нужен безнадёжно искалеченный эльф? Что с ним потом делать? Нарцисса понимала это, но принять не могла, и это «зачем» то и дело всплывало у неё в голове.

Нет, нужно было отвлечься. И вымыться — постоять… хотя нет — наверное, лучше всё-таки посидеть под душем. А потом выпить чай и… и, может быть, поговорить с сыном. Просто хотя бы увидеть его— он ведь переживает о ней, куда сильней, чем хочет показывать, и…

Нет.

Она определённо не была в состоянии сейчас его видеть. И вообще кого бы то ни было. Не могла и всё! Потому что ей пришлось бы держать лицо, а Драко так и вовсе утешать и подбадривать — сейчас это было просто за чертой её сил. Потом. Завтра.

Ей отчаянно хотелось прислониться к кому-нибудь, кто действительно понимал бы её, и кто мог бы просто помолчать с ней, не страдая и не горя желанием срочно что-нибудь сделать. Но такого человека не было: её мужу самому сейчас требовалась поддержка, сын был ещё слишком юн… к кому ещё она могла обратиться? Во многих других случаях она могла бы прийти к Уолдену — но не сейчас, только не сейчас. Он лучше всех них понимал, в какое чудовище она превратилась — и уж кто-кто, а он никогда не сможет смотреть на неё так, как прежде, хотя, вероятно, и не покажет этого. Но сейчас ей нужен был тот, кто искренне мог бы просто погоревать вместе с ней, и кого бы, вместе с тем, не смущало случившееся.

Но не всё можно получить. Особенно если желать того, чего быть не может.

Ей придётся справляться самой — и она сделает это. И начнёт прямо сейчас: встанет и выйдет из комнаты, дойдёт до ванной комнаты и…

Мерлин, а ведь она даже эльфа позвать может лишь по имени. Самый обычный хлопок в ладоши был за пределами её возможностей. Что ж…

— Тинки, — позвала она того единственного из эльфов, что достался ей вместе с наследством родителей. Он был ещё совсем молод — по крайней мере, для эльфа — и Нарцисса, говоря откровенно, считала его весьма бестолковым, даже на фоне Добби, но сейчас она не хотела ни видеть домовиков Люциуса, ни вспоминать о них. — Принеси мой халат, — велела она, — и приготовь всё для душа.

Нарцисса встала, стараясь тревожить левую руку как можно меньше. Целительница… как же её там? Мадам Инглби или «если вам будет удобнее, просто Донна» — вчера подробно ей объяснила, почему повязка будет скорее мешать, и что такие раны лучше вести открытым способом. В домашних условиях было достаточно исключительно мази и простого бытового заклятия, которое не позволило бы ей смазаться или оказаться где-то ещё. Для водных же процедур, Нарциссе хватило бы и банальнейшего Импревиуса или любого водоотталкивающего на её вкус. Таким вещам Нарциссу не нужно было учить — но разве она могла колдовать без палочки! Оставалось каждый раз вызывать кого-то из эльфов или просить об одолжении Люциуса — но его как раз она сейчас просто не могла и не желала видеть. Значит, ей придётся заняться Тинки — но прежде следовало не забыть нанести мазь ещё на бедро и рёбра, где тоже остались глубокие царапины от когтей: воспалённые и припухшие.

Уже прощаясь, мадам Инглби любезно подчёркивала, что её следует беспокоить в любое время — камин для её пациентов всегда открыт и днём и ночью, и стесняться не нужно ни в коем случае. Если у мадам Малфой возникнет проблема с тем, чтобы обработать рану, мадам Инглби охотно сделает всё сама — и уж тем более если мадам Малфой почувствует себя хуже. Нарцисса, конечно же, поблагодарила её тогда — но Мерлин, как же это было всё-таки унизительно — видеть эту незнакомку в доме! Не потому, что Нарцисса имела что-то лично против неё — вовсе нет. Возможно, та и правда прекрасный специалист как раз по… таким, как она.

По оборотням, почти по слогам произнесла про себя Нарцисса. Она — оборотень. И она не будет прятаться за какими бы то ни было эвфемизмами. О-бо-ро-тень. Зверь. В ней живёт зверь — он теперь её часть, и если она не собирается от него избавляться ценой своей жизни, ей нужно его принять. Она не могла пока что представить себе подобное — но она должна была и…

Стоп. О чём она сейчас думала? Нарцисса оборвала вновь начинающиеся страдания. Что толку страдать по тому, чего нельзя изменить? Ах, да, она размышляла о том, что их семейный целитель трусливо сбежал — и не важно, покинул ли он их насовсем или просто решил взять на какое-то время паузу, она всё равно больше не пустит этого предателя за ворота и без колебаний вычеркнет его адрес из списка поздравлений на Рождество.

Хотя… Если она будет изгонять из жизни и дома каждого, кто сейчас от них отшатнётся, дом опустеет уже навсегда. Так тоже нельзя… хотя, может быть, так и будет теперь вне зависимости от её желаний и действий. Кто захочет нанести им теперь визит? Разве, чтобы поглядеть на неё — но такой аттракцион быстро всем надоест, и тогда…

— Тинки всё приготовил, — услышала Нарцисса и заставила себя встряхнуться. Надо как-то выбраться из того круга, по которому она, кажется, начала ходить, думала она, направляясь в ванную комнату. Ей и так тяжело, а подобными мыслями она совсем себя изведёт. Ну не захотят её видеть — и не надо, пускай Люциус теперь развлекается на приёмах один. Она не собирается играть роль ярмарочного уродца — она Блэк, а Блэки никому не позволяют над собой насмехаться.

Раны Тинки и вправду заколдовал отлично, и Нарцисса, сев на небольшую скамеечку, которую оставил ей эльф, долго-долго сидела под горячими струями, то подставляя им своё лицо, то опуская голову вниз и позволяя им массировать свой затылок. Это успокаивало, и Нарциссе теперь было просто грустно и одиноко. Она понимала мужа, но простить его у неё не получалось. Если бы не Диззи, она бы сейчас… её бы сейчас здесь просто не было. Да, она просто эльф, конечно… была просто эльфом, и это её предназначение — служить и спасать хозяйку, но… но…

…Потом она пила чай и крошила на тарелку и хлеб, и печенье. Ей не просто не хотелось есть — еда буквально застревала в горле, и Нарцисса, попробовавшая было откусить кусочек сэндвича с огурцом, просто выплюнула разжёванную массу на край тарелки. Так что она просто пила чай и думала, что нужно всё-таки поговорить с сыном — но не представляла, что может ему сказать.