Мех под кожей (джен)

«Ежедневный пророк» настиг Уолдена МакНейра за завтраком. До того момента всё шло вполне обычно, разве что утро его началось не на рассвете, как он привык. Уолден проснулся в восемь от звука будильника, который каждый вечер предусмотрительно заводил — хотя почти всегда и просыпался раньше. Но сегодня была, пожалуй, первая ночь с того злополучного дня, когда случился тот ужас. С той ночи, когда он нормально спал, прошло уже несколько суток — и накопившаяся усталость дала, наконец, о себе знать.

Распихивая крутящихся рядом книззлов — которые, как обычно, вились вокруг его ног, разом требуя ласки, еды и внимания — МакНейр, накинув свой любимый видавший виды халат, дошёл сначала до туалета, а затем завернул на кухню: просто чтобы они от него отстали, он бросил кизилам по кусочку крольчатины и вернулся к себе. Сбросив халат на спинку стула, он приступил к разминке. На что-то серьёзное времени сейчас, конечно, не было, но присесть-отжаться-потянуться за десять минут он вполне успел.

Затем, заправив кровать, умылся, и, посмотрев на своё отраженье в зеркале, поскрёб ногтями щетину. Бриться времени не было, поэтому он расправился с ней по-простому — чарами, хотя обычно их не любил: обрастал потом как-то неравномерно. Возможно, думал в такие моменты Уолден, однажды он сдастся, и будет ходить как дед.

Как был, в халате, он босиком вернулся в кухню, и уже там занялся завтраком. Завтракал он обычно плотно — и пока варился на плите кофе и жарились бекон с сосисками, Уолден накормил книззлов второй раз, на сей раз уже раздав им по приличному куску со спины — и на этом кролик, в общем-то, и закончился, а значит нужно вечером поставить силки. И только после этого Уолден разбил на сковороду яйца, а тосты поджарил прямо на весу, простеньким заклинанием и как раз в этот момент сова и принесла «Пророк».

Так что статья «Хищники и их жертвы» оставила его голодным, напрочь лишив аппетита. Уолден прочёл её дважды. Сперва не веря, что подобное просто ушло в печать и с напряжённым ожиданием опасаясь найти в ней и более омерзительные детали. Не то чтобы Робардс так запросто выдал ему протокол в той части, что никак не касалась его отдела, но, видимо, Люциус был тогда слишком поглощён обрушившимся на семью кошмаром, чтобы ещё в Мунго сказать, что МакНейр — член семьи. Но вряд ли он в тот момент хотел, чтобы Уолден узнал такие подробности… И, не найдя их в статье, Уолден испытал глубочайше облегчение.

Второй раз он не столько читал, сколько просто скользил глазами по тексту и вглядывался в лицо Нарциссы на колдографиях. Мерлин, какой же хрупкой и беззащитной она была… Впервые ему довелось видеть её настолько испуганной, и от того, что какая-то мразь посмела этим воспользоваться, у Уолдена закипала кровь.

Боль, шок, ярость, отчаяние — всё это он уже пережил, когда два дня назад узнал о случившемся. Первую ночь он не спал — он просто не сумел бы заснуть. Тогда он ночевал у Малфоев, разрываясь между другом и крестником, и о сне даже не думал.

На другую ночь, уже дома, он не смог заснуть до утра, изводя себя бесполезными «Если бы!». Задремал уже на рассвете, и едва ли не впервые в своей карьере опоздал на работу. Чего никак нельзя было допустить сейчас: Диггори и так пошёл ему навстречу, позволив взять на себя должностные обязанности совсем других людей — впрочем, без приказа сверху, конечно, тоже не обошлось. Все всё понимали, и от этого понимания становилось муторно на душе.

Но Уолден никогда не был человеком сильных страстей — и когда первая волна эмоций схлынула, просто приказал себе отнестись к этому делу, как к десятку других. Найти и уничтожить тех тварей — это его работа, но о том, что в процессе её исполнения он был обязан проявить хоть немного гуманности, ни в одном из уложений, регламентов или же директив за последние триста лет просто не содержалось. Что толку в душащей его ярости, если она мешает думать? Кто-то же должен в этой ситуации сохранить ясность ума, а требовать сейчас от Люциуса рассудочного спокойствия было сложно.

А теперь вот эта пошлая писанина. Уолден вздохнул — без десяти девять и вряд ли Малфои будут рады ему сейчас. Люциус бы сказал, что подобные утренние визиты в такой момент не слишком уместны; Уолден же выразил эту мысль проще — дружеское плечо и жилетка ни на драккла им сейчас не сдались. Как бы это его ни ранило — но сейчас они переживали своё горе внутри семьи. И чужие попытки помочь были для них неуместным бременем, да и чем он мог бы помочь сейчас? Вся эта публичная суета всегда ложилась на плечи Люциуса. Оставалось ждать и быть просто рядом, особенно рядом с крестником.

Вечером, решил Уолден, вечером он зайдёт к ним. После работы. От которой его никто не освобождал. Уже уходя, он подумал, а затем вернулся на кухню и, сложив газету, спрятал её во внутренний карман пиджака.

К настырным любопытным взглядам МакНейр привык — что-что, а остужать их он умел. Да и профессия его тому способствовала — и всё-таки к обеду он ловил себя на чётком желании кого-нибудь убить сильней, чем в последние несколько дней, когда слышал сплетни и шепотки по углам. Ну, или хотя бы проклясть как-нибудь особо неприятно.

Впрочем, никаких вопросов ему всё-таки не задавали, и за комментариями о том, что же на самом деле произошло в том лесу, обращаться самоубийц не нашлось. Разве что Амос Диггори, возглавлявший их Департамент, сказал ему:

— Уолден, я не хочу на тебя давить, но, пожалуйста, не тяни с бумагами. Сессил и так не слишком-то счастлив, что дело у него забрал Аврорат; но теперь, когда это всё появилось в газетах… ты ведь знаешь, какой он в этом вопросе педант.

Уолден предпочёл бы назвать его другим словом, но сдержался. С начальником Подразделения Учёта Оборотней Сессилом Ли у них были сложные отношения. И дело было не столько в том, что многое между ними легло ещё в начале восьмидесятых, сколько в том, что МакНейра раздражал его подчёркнутый формализм по всем возможным вопросам. Вот и сейчас ему нужно было прикрыться бумажками.

Наверное, он скрипнул зубами чересчур громко.

— Ты ведь разумный человек, Уолден, — Диггори снял и протер очки. — И сам понимаешь, как всё это работает.

— Безусловно, — не удержался от усмешки МакНейр, но тему развивать не стал. В конце концов, брать штурмом офис «Пророка» не требовалось — этих Люциус окоротит и сам. А вот написать бездушно-бюрократическую характеристику оборотня тысяча пятьдесят три дробь шестнадцать, Нарциссы Малфой, кроме него было некому. Да, да, о том, что она является достойным членом волшебного общества, имеет к существованию средства и не лишилась поддержки семьи, а потому социальной опасности не представляет. Ещё ему требовалось подпись Нарциссы в бумагах о том, что с Кодексом Поведения Оборотней, как и с актами, накопившимися к нему за триста пятьдесят лет, она ознакомлена и обязуется их с аккуратностью соблюдать… Но об этом беседовать с ней Уолдену совсем не хотелось, и он продолжал оттягивать этот момент.

С работы он ушёл в этот день довольно рано — тем более, что никаких вызовов не было, и заняться Уолдену было нечем. Вернее, работа бы непременно нашлась, но её можно было отложить в дальний ящик — так он и поступил.

К Малфой-мэнору он аппарировал в начале шестого, и по тому, что у ворот никто не спешил появляться, убедился, что его не слишком ждали. Впрочем, для него они были открыты всегда. Уолден привычно прошёлся по центральной аллее и эльф распахнул перед ним парадную дверь. Хозяин обнаружился в холле и — и по одному выражению его лица можно было понять, что к гостям он не слишком-то расположен.

Выглядел он не то чтобы скверно, скорее был немного помят и, кажется, чуть-чуть пьян — нет, скорее просто немного выпил и, пожалуй, устал.

— Цисса сейчас отдыхает, — вместо приветствия сообщил он — и таким же усталым жестом пригласил Уолдена в кабинет. Уолден оглядел привычную обстановку и заметил на столе опустошенную на две трети бутылку «Огденского» и стакан.

Люциус, ничуть не церемонясь, достал второй из небольшого шкафчика — но, когда на его молчаливое предложение Уолден отрицательно покачал головой, невесело усмехнулся и появившемуся по щелчку пальцев эльфу велел подать себе кофе, а гостю чего-нибудь перекусить.

— Я хотел узнать, как вы, — Уолден уселся в кресло, в то время как Люциус небрежно присел на край стола, что обычно позволял себе крайне редко.

— Как видишь, — ответил Люциус, неопределённо взмахнул рукой, а затем немного картинно плеснул себе на два пальца виски. — Не одобряешь? — спросил он, перехватив взгляд МакНейра.

— Ну почему? — Уолден пожал плечами. Хотя он действительно не одобрял — потому что знал, что ни к чему хорошему подобное не приводит. Пить нужно для радости — или уж когда совсем край и надо срочно привести в себя в чувства, или наоборот их лишиться. А вот так... Но он не стал говорить ничего подобного вслух, и Люциус, как ему показалось, был за это признателен.

На кофейном столике возникли чашки, кофейник для Люциуса, крепкий черный чай для гостя и сэндвичи с салатом и ветчиной — эльфы в этом доме хорошо знали Уолдена и его привычки.

— Стоит ли оно сейчас того? — всё-таки спросил он, так как к кофе Люциус проявил полное равнодушие.

— О, — тот дёрнул уголком рта. — Тогда, думаю, спрашивать видел ли ты сегодняшние газеты, не стоит. Давай пропустим всю эту часть. Скажи лучше, есть ли какие новости по нашему делу?

Надежда, прозвучавшая в его голосе, задела Уолдена за живое, так как порадовать, если в этом деле вообще может найтись хоть что-то радостное, было особо нечем. Да, работая в Министерстве, он обычно узнавал новости куда быстрей прочих, а отсутствием новостей авроры вообще предпочитали ни с кем не делиться, но Уолден со многими был в приятельских отношениях, и что дело было практически висяком, понимал сам. Была, конечно, надежда на воспоминания, которые с утра получил Робардс, но подробностей Уолден пока не знал. Так что он просто мрачновато покачал головой:

— Нет.

— И почему я не удивлён… — саркастично протянул Люциус, и улыбка его стала не слишком приятной.

Да, разговор явно не клеился.

— И всё же, — предпринял попытку Уолден, нет, вопрос «Как эту дрянь восприняла Нарцисса?» ради которого, он, собственно, и навестил их, прежде всего, этим вечером, он не задал: можно было догадаться и так. — Позволь мне спросить, что ты намерен теперь со всем этим делать?

— А что, — голос Люциуса буквально сочился ядом, — у тебя тоже есть мнение насчёт того, как именно мне следует поступать? — он резко сощурился и предложил: — Ну, давай, поделись, я весь во внимании!

Глядя на Уолдена, расположившегося с чаем в кресле, в том самом кресле, где ещё пару часов назад сидел Нотт, Люциус пришёл просто в бешенство. Да какого вообще Мордреда?! Нравоучения от Нотта он ещё как-то терпел — в конце концов, тот был намного старше и опытнее, и играл во все эти игры куда дольше него. Но чтобы его поучал в том же духе ещё и МакНейр, который ни драккла не разбирался ни в текущей политической ситуации, ни — чего уж — в семейной жизни?!

— Не кипятись, — примирительно проговорил тот, отставляя чашку, и Люциус отвернулся: они дружили с Уолденом слишком давно и прочно, чтобы тот не знал, что, когда Люциус выходил из себя, он поступал не всегда разумно, и сейчас явно спешил подставить дружеское плечо. — Ты же знаешь, что можешь рассчитывать на меня и я всегда готов помочь… Я понимаю, что ты так просто это все не оставишь, и думал предложить…

— Спасибо, — Люциус вложил в ответ всю доступную ему сейчас вежливость. — Я ценю. Правда, ценю. Но полагаю, что справлюсь. Или ты считаешь, что сам я свою семью защитить не способен? И уж тем более оградить от этих писак, — льда в его голосе вполне хватило бы, что бы в кабинете похолодало, словно в горах зимой. — Разговор со стариком Варнавой мне ещё предстоит…

— Только не говори, что ты заставишь его печатать опровержения, — это прозвучало холоднее и тяжелее, чем хотел бы МакНейр; но ведь он тоже тяжело переживал всё это, у него был не слишком приятный рабочий день, и даже его терпение не было бесконечным.

— Это было бы слишком недальновидно, — ответил Люциус, глядя куда-то поверх его головы — и это выражение, застывшее на его лице, было Уолдену хорошо знакомо.

Слово «политика» не прозвучало вслух, но этого не требовалось, чтобы её тяжёлый призрак вдруг повис между ними, а в комнате словно бы ещё сильнее похолодало. Уолден был, конечно же, не ребёнком, чтобы не понимать: как бы расстроен сейчас ни был Люциус, он не станет устраивать из-за одной статьи крестовый поход. Разумеется, ему придётся действовать как-то иначе — слишком многое связывало его руки…

Слишком многое…

В этот момент у Уолдена от нахлынувшего разочарования загорчило на языке. Нет, это было не столько даже разочарование в том человеке, которого он привык считать не просто другом — братом, сколько усталость от всех этих условностей и какая-то бессильная злость — не на самого Люциуса, а на ситуацию в целом. Пока Малфой будет поворачивать шестерни того адского механизма, что назывался «политикой», десятки глаз увидят эти колдографии, и десятки рук их коснутся … но Люциус наверняка сочтёт это неизбежным злом, на которое он сейчас сознательно готов закрыть глаза.

Для дела, разумеется, исключительно лишь для дела.

Вероятно, всё это отразилось на обычно невозмутимом лице МакНейра, или его вновь подвели зубы… Люциус опять отвернулся к окну и устало выдохнул:

— Прости. Я сегодня не в духе и, похоже, выпил немного лишнего — а мне ещё предстоит написать пару писем. Я и правда очень тебе признателен за поддержку. И мне даже не нужно этого тебе говорить; я же знаю, как ты не любишь всех эти пустых слов. Уолден, не сочти за одолжение, Драко тоже с самого завтрака сегодня не в духе... может быть, тебе удастся его немного расшевелить, — добавил он уже куда теплее.

Сказать яснее было невозможно, да и они уже сказали друг другу всё, что было нужно — и Уолден, попрощавшись, отправился на поиски крестника.

«Не в духе», да? Он бы поставил свои лучшие сапоги против эльфийской дырявой наволочки, если Драко попался на глаза сегодняшний выпуск «Пророка», это должно было его раздавить. Если ему самому увидеть Нарциссу такой было просто невыносимо, каково было крестнику? Не только её, но и отца, которым Драко всегда так восхищался… Что должно быть после этих всех грязных намёков о его причастности у парня сейчас в его голове? Что бы было в его собственной голове в тринадцать лет, Уолден вполне представлял. Как, пожалуй, и должны были бы представлять и родители.

Нарциссе, разумеется, сейчас было совсем не до сына — Мерлин, да ей бы на себя хватило сил — но Люциус! Но тому и самому сейчас требовалась поддержка. Вот только принимать её он не умел и не хотел — всё, на что его сегодня хватило, это позаботиться, чтобы за Драко было кому присмотреть — что ещё оставалось Уолдену? Разве именно не для этого нужны друзья?

Драко обнаружился у себя. Сидел на полу и равнял прутья своего «Нимбуса», и кажется, действительно его ждал — вскочил, как был, в тренировочной старой форме ему навстречу, с метлой в руках, и хотя, конечно же, на шею не бросился, но обрадовался — это было видно. Но затем напустил на себя деловой вид, как всегда делал, когда хотел о чем-нибудь попросить.

— Раз ты уже полетал, — заметил Уолден, опираясь рукой о косяк, — значит, уже размялся. Ну что, готов к тренировкам?

— Уолл, — посмотрел на него Драко, и губы его чуть заметно дрогнули, — А может, лучше к тебе?

— А пожалуй, — кивнул МакНейр. — Захвати с собой переодеться, я подожду внизу.

Не прошло и пяти минут, как с сумкой через плечо Драко практически сбежал с лестницы, и они шагнули в камин.