Мех под кожей (джен)

Нарцисса смотрела на методично изучающего её искалеченную руку Снейпа — вернее, на его сальную макушку — и размышляла над царапающей её изнутри неправильностью ситуации, в которую она сама себя загнала. Её шрамы, шрамы, которые останутся с ней навсегда, видели сперва Сметвик, затем эта Инглби и теперь вот Снейп — получается трое. Но она так и не смогла позволить увидеть их своему супругу. И если Инглби и Сметвика можно было в расчёт не принимать — в конце концов, она женщина, а он… он просто целитель — то Северус Снейп под это безликое определение не подходил. Какой-никакой, а он, всё же, мужчина — пускай формально он мог бы назваться целителем, но она-то знала его вовсе не в этом качестве. Знала ещё до того, как он стал тем самым профессором Снейпом, наводящим ужас на собственных учеников.

Его неожиданная деликатность, сперва отвернувшегося, и лишь затем попросившего приспустить мантию, её позабавила. Оставшись в одной сорочке, которую она зачаровала так, чтобы та ни при каких обстоятельствах не сползла с груди даже на четверть дюйма, Нарцисса решительно отмела даже мысль о том, чтобы продемонстрировать Снейпу, как, наверное, следовало, все шрамы. В конце концов, царапины на её боку уже давным-давно затянулись и даже уже посветлели, и она не собиралась демонстрировать ему своё тело. Теперь ей было даже немного неловко: да, она собиралась лишь подразнить мужа, уколов его за ту сцену с Инглби — а теперь её будет осматривать чужой… недостаточно чужой для такого осмотра мужчина. Нет, конечно же, воспринимать так Снейпа было практически невозможно — и всё же…

И у Люциуса было такое лицо, когда она увела Снейпа к себе … а ему ведь тоже сейчас не менее тяжело чем ей, размышляла Нарцисса, отстранённо наблюдая, как худые длинные пальцы с коротко остриженными ногтями точно и аккуратно сгибают её руку в суставах и пробегаются по багряным уродливым полосам затянувшихся, но словно тлеющих изнутри шрамов. Как бы она сама себя чувствовала, если бы такое случилось с Люциусом? Конечно, её до сих пор переполняла обида при одном воспоминании о той сцене с ним и с этой Инглби — но, с другой стороны, она сама ведь отталкивала его который день. А он… тоже нуждался сейчас в поддержке и помощи, которые прежде всегда находил у неё… хотя он всё же мог, непременно мог бы сам наконец постучать в сё дверь, вместо того чтобы сидеть в кабинете. И всё-таки…

— И чем, позволь узнать, они предложили снимать симптомы? — наконец, спросил Снейп, отпустив её кисть и выпрямляясь — и Нарцисса поймала себя на мысли о том, насколько невежливо будет предложить ему просто мыть каждое утро голову. Должно же это помочь. Ей стало смешно, и поэтому, наверное, её ответ прозвучал слишком уж легкомысленно:

— Там есть назначения. Я в этом не разбираюсь, — она приманила чарами папку со всеми рецептами и выписками и любезно раскрыла её перед Снейпом, положив на столик.

— Так, — он печально вздохнул, едва пробежав глазами по строчкам. — Банка где?

— Там, — Нарциссу почему-то очень забавлял его вид. Да, это не трагически вежливый Сметвик и не приторно-обходительная Инглби — но он так старался держаться! Нет, вежливый Снейп — это вправду было смешно. Или, может быть, это просто нервы…

Снейп бесцеремонно влез в указанный ящик, вытащил его содержимое и, вопросительно поглядев на Нарциссу, открыл указанную ей банку. Принюхался, извлёк откуда-то стеклянную палочку, подцепил ей немного мази, растёр её в пальцах, подцепил ещё — и вдруг… лизнул. Пожевал немного, распробовал и скривился:

— Знакомый до боли состав... И что? Помогает? — он окинул её скептическим взглядом. — Хотя, о чём я?

Нарцисса с затаённым удовольствием опустила ресницы. Нет, мазь помогала ей — снимала боль и воспаление, но… но, может быть, у Снейпа есть что-то ещё? Возможно, даже более эффективное?

— Виноградные листья, тысячелистник, ромашка — не самое скверное, что существует, — кисло сообщил Снейп. — Хотя очевидно, что конский щавель и аир с сиренью снимут воспаление эффективнее — впрочем, такие составы они в Мунго просто не умеют достойно варить... И кто же тебя сейчас пользует? — спросил он, снова сунув свой длинный нос в папку. И добавил, шурша бумажками и не дожидаясь ответа: — О! Донна Инглби.

— Ты её знаешь? — спросила Нарцисса, тщательно скрывая любопытство за напускным равнодушием.

— Имею весьма сомнительное удовольствие уже шесть лет учить её отпрыска, — уклончиво ответил Снейп, — Пожалуй, мне тогда повезло, что шляпа с его-то сомнительным взглядом на традиционные методы обучения отправила этого молодого человека от греха подальше под крыло к Флитвику, а не ко мне в подземелья. Впрочем… если бы он поменьше думал о квиддиче, из него бы даже мог выйти какой-то толк, но ты знаешь — я сослагательных наклонений не терплю.

— Ну, не всем же быть зельеварами, — подначила его Нарцисса. — А что его мать?

— Лично мы не встречались, но круг профессионалов в Волшебной Британии не так уж широк, — отрезал Снейп.

— И? — всё-таки не выдержала Нарцисса. Ну до чего отвратительная манера — делать паузы на самом интересном месте! Интересно, он на уроках так же делает?

— Я же сказал: лично мы незнакомы, — ответил он — и Нарцисса, сдержав улыбку, оставила Снейпа в покое. Вкупе с предыдущим его ответом об «узком круге профессионалов» — к которому Снейп, безусловно, относил, прежде всего, себя — это его «мы незнакомы» было исчерпывающей характеристикой. — Хотя я, кажется, слышал что-то о ней — несмотря на то, что училась она не здесь, это все же не помещало ей выходить чью-то прабабку, — добавил он, и Нарцисса на сей раз всё-таки улыбнулась. «Не помешало выходить чью-то прабабку». Да. Инглби, определённо, подходит. — Заживление, в целом, идёт неплохо, остальное, как тебе, наверное, уже не раз сообщили, пройдёт с луной, но вот очаги воспаления на предплечье... они мне не нравятся, — сказал, между тем, Снейп, возвращаясь к руке Нарциссы. — Насколько это сейчас болезненно? — он аккуратно надавил на рубец.

— Мне не больно, — возразила она. — По крайней мере, эта мазь всё снимает.

— Ну да, — скептически проговорил он. — Я сварю что-нибудь поприличней. Но пока продолжай пользоваться тем, что есть.

— Скажи, — помолчав, спросила Нарцисса, тщательно скрывая волнение, — ты уже варил это зелье? Аконитовое, — уточнила она, не желая услышать в ответ очередную порцию фирменного сарказма про обещанное заживляющее.

— Я хоть раз давал повод сомневаться в себе? — ответил он вопросом на вопрос.

Они долго смотрели друг другу в глаза, и Нарцисса не стала настаивать. Какая разница? Он был прав — и даже если он ошибётся, кто сказал, что этого не случится с кем-то другим? Начиная с того же Белби.

— Скажи, что нам заказать, — сказала она, наконец. — Я немедленно пошлю сов.

Снейп кивнул, и Нарцисса сама придвинула ему стопку чистых листов пергамента, перо и чернильницу. А затем, убрав бумаги и мази на место, оставила его в комнате, отправившись проверить, как продвигается обустройство нового рабочего места в мэноре.

На самом деле, сделать это было несложно: в подвале северного крыла у них была небольшая домашняя лаборатория, оставшаяся, кажется, ещё от прадеда Абраксаса и используемая до сей поры для подготовки каникулярных домашних заданий очередным юным Малфоем, или когда самой Нарциссе нужно было сварить что-то не слишком сложное. Вот и Драко там занимался… Ничего особо опасного, особенно в свете обысков в прошлом году, там, конечно же, не хранилось, но оборудование было приличное и поддерживалось в хорошем состоянии. Теперь оставалось лишь кое-что докупить — и можно было работать.

Осмотром она осталась удовлетворена и вернулась за Снейпом, чтобы вместе спуститься в лабораторию: в конце концов, кому, как не ему, оценивать собственное рабочее место? Снейп, хотя и ворчал всё время, в целом остался доволен, насколько он вообще мог быть доволен хоть чем-то. Правда, он раз пять отправлялся к себе домой и приносил то одно, то другое, ругаясь, что вот приличная же лаборатория, а простейшего трехступенчатого перегонного куба или спирали Голпалотта нет! — но к вечеру всё было готово. Так же, как и его спальня — но неожиданно для всех Снейп поставил Малфоев перед фактом, что ночевать он будет исключительно у себя. Впрочем, спорить с ним никто не стал — тем более что кому и зачем он бы мог тут понадобиться ночью?

Зато в понедельник он явился с самого утра — как раз к завтраку. И надо было видеть глаза запоздавшего к столу Драко, кажется, даже споткнувшегося о порог при виде мирно поедающего яичницу декана, сидящего напротив его отца!

— О, юный Малфой. Не стойте будто увидели боггарта — проходите, — ухмыльнулся Снейп ошарашенно глядевшему на него Драко.

— Доброе утро, — подбадривающе улыбнулась сыну Нарцисса. — Что ты будешь?

— Доброе утро, — выдавил из себя Драко, садясь за стол и косясь на невесть откуда взявшегося здесь декана. — Кофе… пожалуйста.

— В школе вы кофе не ограничиваетесь, — тут же заметил Снейп. — И это разумно… как правило.

— Я не голоден, — буркнул Драко.

— Ты не выспался? — заботливо спросила Нарцисса, и он, не став лгать, мотнул головой.

— В школе я не замечал подобных проблем, — не преминул отметить Снейп. — Обычно по утрам вы выглядите вполне бодрым.

— Сейчас каникулы, — сказала Нарцисса, и в её голосе, несмотря на любезную улыбку, зазвенел металл. — Драко вовсе не обязан рано ложиться или же выходить к завтраку. Какие планы на утро, милый? — спросила она у сына. — Сегодня замечательная погода — пойдёшь полетаешь?

— Да, хочу попрактиковать один новый финт, — Драко задумчиво посмотрел на кашу, но аппетит явно о себе так и не заявил. — Флинт ещё в июне прислал четыре страницы инструкций.

— Я не ошибусь, предположив, что, если у вас достаточно времени на полёты, вероятно, вы уже закончили задание на лето? — осведомился Снейп.

— Ещё только середина июля! — возмутился Драко. — А я сделал уже большую часть.

— Только, — язвительно повторил Снейп, вызывая краску на лице Драко. — Что ж, тогда у вас есть уникальная возможность воспользоваться моим присутствием, и задать вопросы по особо сложным местам, хотя я таких не припомню, — заметил он. — Можете не спешить — она вам ещё представится. И я надеюсь увидеть осенью этот ваш новый финт.

Драко мрачно на него зыркнул, но ничего не сказал. Что здесь делает его декан, он не знал, но предположить мог: тот был искусным зельеваром, а про аконитовое Драко читал уже не один раз. Но что тот обоснуется, по сути, в их доме, для него было, мягко говоря, сюрпризом — и отнюдь не самым приятным. Хотя ещё недавно он бы, пожалуй, только порадовался такому и потом бы непременно похвастался в школе, мимолётом упоминая, мол, а когда мы с деканом завтракали…

Но теперь ему совсем не хотелось видеть его здесь. Потому что он всё-таки был чужим — и потому что уж перед ним-то точно приходилось держать лицо, и ждать, когда можно будет улизнуть к крёстному.

Впрочем, его никто не спросил — и Драко пришлось привыкать к тому, что профессор Снейп в их доме почти поселился, и ему будет дело не только до своих зелий, но и до его, Драко, учёбы. Впрочем, всё оказалось не так плохо, как могло бы — в сущности, от такого соседства даже была некоторая польза, потому что теперь Драко было, кому задавать вопросы в случае каких-то проблем с подготовкой задания по зельеварению… если бы они только у него действительно были. Но о том единственном зелье, которое его действительно волновало, словно из какого-то суеверного опасения ему было слишком тревожно спрашивать.

Драко не знал и даже не слишком задумывался, что присутствие профессора Снейпа угнетало не его одного — его отцу было от этого нисколько не легче. Люциус признавал, конечно, что поселить в доме зельевара — разумное и правильное решение, но то, сколько времени Снейпу уделала Нарцисса, его больно ранило. Она предпочитала проводить время с кем угодно, только не с ним — почему? Её ведь никогда не интересовали эти Мордредовы зелья за пределом необходимости. Да и Драко — выходило, что и с ним Снейп проводит больше времени, чем он сам. Правда, Драко это, похоже, не слишком нравилось — но самого факта-то это не отменяло.

Ему вдруг остро захотелось поговорить с сыном — однако не обнаружил его ни в его комнатах, ни в библиотеке. Эльфы сообщили, что «молодой господин, как обычно, отправился к господину МакНейру и ещё не вернулся», и это оказалось той последней каплей, что переполнила чашу.

Усталость навалилась на Люциуса и погребла его под собой, и он, отмерив себе в стакан три капли из синей склянки, откинулся в кресле, поглощённый бессилием, в котором практически растворился. Казалось, что он ни делает — выходит лишь хуже, а его жена и сын прекрасно обходятся без него. А в самом деле, вдруг мелькнула у него предательская апатичная мысль, вот не будь его — возможно, им сейчас бы было проще. Они просто уехали бы — Нарцисса перевела бы Драко куда-нибудь в Дурмштранг, а то и в Шармбатон, и жила бы себе тихо где-нибудь во Франции, у своей родни… А то и путешествовала бы… а главное — их жизнь не была бы выставлена на всеобщее обозрение.

А может быть… возможно, думал Люциус, устало растворяясь в темноте казавшейся ему безликой гостиной, дело было именно в нём самом? Может быть, те грязные недоноски выбрали не случайную жертву, но нацелили на Нарциссу именно как на его жену? Ведь кто, кто сказал, что это была простая случайность, и она всего лишь оказалась не в том месте и не в то время? Кто сказал, что за ней не следили? Мерлин, если бы он пошёл с Циссой сам, ничего подобного ни за что не произошло, в сотый, в тысячный раз грыз он себя. Они просто могли пойти вместе. Почему, ну почему он отпустил её одну? И кому он насолил до такой степени?

Впрочем, задавать этот вопрос было глупо и смешно. Мало было у него врагов? Мало тех, кто попросту ему завидовал? Не говоря уже о пострадавших в той войне.

И если это действительно его вина — не должен ли он в этом случае пожертвовать статусом, влиянием, всем тем, чего Малфои добивались не один век, и просто, как и предлагал Нотт, уехать вместе со своей семьёй из Англии? Найти страну, где к оборотням, относятся мягче — и переехать. И жить там, искупая перед Циссой то, на что он её обрёк. Разве нет? Не так?

Но разве Нарциссе понравится подобная жизнь и такая трусость? А Драко? Но если они уедут — разве сама Цисса не будет мучиться от мысли, что сделала его несчастным? И от того, что из одной из первых дам Волшебной Британии вынуждена влачить жизнь в безвестности?

Хотя какая уж теперь «одна из первых дам». А ведь ей придётся стать затворницей, вдруг осознал он. Не потому, что, Мерлин упаси, ему так будет проще — а просто потому, что её присутствие где угодно вряд ли сочтут уместным. Или их всех. И все её многочисленные приятельницы … ведь ни одна из них не написала что-то сверх предписанного сухим этикетом или политической необходимостью. Ни одна. Хотя его интервью вышло в среду. Да, это не было неожиданным, но сейчас вызвало у Люциуса горечь и обиду за жену.

И самым скверным во всём это было то, что он не представлял, что может сделать и чем ей помочь. Да, публикации в прессе сменили тон — но что он может сделать, чтобы Нарцисса окончательно не превратилась в изгоя? Что? Никакими деньгами и никаким влиянием не изменить отношения, складывающегося веками. Да даже стань он сам министром — что теперь, кстати, было для него решительно невозможно — это всё равно не помогло бы, и…

— Люциус?

Он не услышал, как она вошла — и вздрогнул, обнаружив стоящую совсем рядом с ним Нарциссу. В неверном ночном свете она показалась ему почти призрачной и настолько прекрасной, что он, не выдержав, соскользнул с кресла и, опустившись на колени, обнял её ноги и прижался лицом к груди. Нарцисса молча обняла его, и они надолго замерли так, обнимая друг друга и, кажется, наконец, переступив через всё то, что разделило их в последние дни.