Мех под кожей (джен)

Он сам не помнил, как вцепился в мамин халат, который его отец почему-то уронил на пол. Тонкий шёлк всё ещё хранил мамин запах — тонкий аромат духов и ещё чего-то… неизмеримо родного. И к этому запаху сейчас примешивался аромат больного зверя. Драко замёрз, просто заледенел, кажется, до костей, и даже глубже, насквозь, и ему ужасно хотелось забиться куда-нибудь, где его никто и ни за что не найдёт. Никогда.

Когда Снейп уже наконец ушёл, Драко вылез с трудом и даже хотел было снять мантию поговорить с мамой, ведь зелье точно подействовало и она понимала, что говорит ей Снейп, но всё-таки удержался, в последний момент онемев от внезапной мысли, насколько больно ей будет знать, что он видел её такой.

К тому же, у прутьев топтался Тинки. Эльфу, конечно, можно было бы приказать ненадолго убраться — и он, возможно, послушался бы… но Драко всё равно понимал, что этого ни в коем случае нельзя делать. Так что он тихо сделал шаг — затёкшие ноги слушались плохо и адски болели, но это было даже хорошо, потому что эта боль отвлекала его от той, которую он уже не мог выносить.

Очень тихо и медленно Драко добрался до потайного хода, и, опираясь на стену, c трудом нашёл нужный кирпич. Спотыкаясь, он доплёлся до погреба и, когда за его спиной закрылся проход в стене, он стянул с себя мантию-невидимку и обессиленно облокотился спиною о бочку. Кажется его начинало знобить. Ему ужасно хотелось просто лечь на пол и забиться как мама в угол, но, постояв немного, Драко заставил себя подняться наверх.

Первым его побуждением было просто сбежать. Шагнуть в камин и оказаться подальше отсюда, в Шотландии. Пусть даже Уолла не было сейчас дома, но это, пожалуй, и хорошо. Полы там дубовые, и книззлы есть… и, если он ляжет с ними прямо перед камином, как-нибудь сможет это всё пережить. Вот только камин наверняка был закрыт, да и найди его Уолл в таком состоянии утром — заставит рассказать об увиденном, и Драко тогда, наверное, умрёт прямо там. Он даже не представлял, как можно говорить о подобном — и точно знал, что не хочет делиться этим ни с кем. Даже с крёстным — как бы он его ни любил. Вот если бы можно было просто прийти к нему и помолчать — но ведь так наверняка не получится.

Что будет потом, он решил пока просто не думать — он слабо помнил, как возвращался в комнату. Его всё сильней трясло, и по-прежнему было холодно, настолько, что он почти не чувствовал рук и ног. Зато слышал возбуждённые перешёптывания на стенах, и бессильно злился на них, на себя, но прежде всего на отца и Снейпа. Наверное, только дойдя, наконец, до спальни и заперев дверь он всхлипнул, комкая мамин халат в руках.

Как он мог! Сбежал! Его самый сильный и лучший в мире отец просто не выдержал и сбежал, бросив маму одну. Да нет, не одну, даже хуже — со Снейпом! С ублюдком, которому всегда было на всех наплевать. Как… да как он так мог? Почему? Почему, почему всё пошло так? Это Снейп ошибся, или дело в чём-то другом? И почему, почему он их бросил, ведь отец же знал, как должна проходить трансформация!

Драко даже зажмурился — этот вопрос жёг его изнутри, раздирал его сердце на истекающие кровью ошметки и застилал глаза горячими злыми слезами. Отец бросил их! А Драко… Драко даже не сможет ему ничего сказать. И никому не сможет — потому что его ведь не должно было быть там.

Почему, почему он тогда не настоял? Почему не потребовал разрешить ему тоже быть рядом с мамой? Это ведь безопасно — даже если бы зелье и не сработало, там такие решётки! А ведь если бы мама знала, что он будет с ней, то знала бы что он её ни за что не бросит. Что хотя бы кому-то в этой семье она всё ещё нужна, как бы она не выглядела и во что бы не превратилась.

Драко стянул себя в гневе мантию и швырнул её на кровать, а затем принялся за свитер. Он не помнил куда тот полетел; охваченный негодованием, он чувствовал, как в нём поднимается горячей волной гнев и обида.

Да, будь на месте мамы кто-то другой, Драко назвал бы ту голую лысую тварь отвратительной — но это была его, его мать, и когда он вновь смог смотреть и увидел то уродливое подобие волка, он испытывал только смесь острой боли и жалости. Мерлин, как же ей было больно! И страшно. И ему было стыдно видеть её такой — он помнил её взгляд, помнил, как она на отца смотрела … а тот ничего не сделала, и даже не подошёл! Да, да, может быть подходить было совсем нельзя — но он даже не произнёс не слова, словно она просто животное! А потом просто ушёл… и она осталась одна. Одна в этой камере… да ещё и со Снейпом. Лучше б там была эта… как её… зачем её так рано уволили? Из-за Снейпа?

Он бессильно завыл в халат, и теперь разрыдался по-настоящему. Разрыдался от своего бессилия, от жалости к маме и самому себе. Всё, что он пережил за эту ночь, нашло наконец свой выход, и эмоции захлестнули его с головой. Кажется, он опрокинул стул, и скинул со стола книги. А затем упал на кровать даже не раздеваясь, забрался с головой под одеяло, и снова зарылся в мамин халат лицом и так замер, наконец свернувшись клубком. Как был — в шерстяных носках и тренировочной форме. Ему всё равно было холодно, однако постепенно тишина и темнота если и не успокоили его, то позволили милосердно провалиться в глубокий сон.

Он проснулся уже поздним утром, и его подушка всё ещё была мокрой от слёз. Голова была тяжёлой, словно после болезни, а во рту омерзительно сухо. Завтрак он, конечно, проспал, но его это даже не задевало. Он будто наблюдал за кем-то другим со стороны.

Даже то, что произошло ночью он вспоминал словно глядя через стекло, только чувство боли никуда не девалось, и он не знал как с ним быть. Никогда и никому он не сможет этого рассказать. Ни сейчас, ни завтра, ни через сотню лет; не сможет ни с кем разделить тот кошмар, на который пошёл добровольно. Никогда…

Впервые в жизни Драко чувствовал себя до такой степени одиноким. Даже с мамой он не сможет поговорить об этом — потому что его вообще не должно было быть там. Он вдруг вспомнил слова крёстного, сказанные им… нет, Драко даже мог вспомнить сейчас по какому поводу:

— Не все тайны следует раскрывать, парень. О некоторых вещах можно только молчать.

Наверное, только сейчас он его понял — но, поняв и признав правоту этих слов, Драко понимал, что всё равно сделал бы то же самое ещё раз. Тем более теперь, когда знал, что его отец... Нет, Драко сейчас не готов был об этом думать и пытаться понять его поступки. Важно было то, что, пускай даже мама и не знала, что он был там, он всё равно был рядом — и, раз больше некому её поддержать, у неё всегда будет Драко. Просто потому что должен быть. Потому что она — его мама, и он не позволит ей быть одной, чтобы с ней не случилось.

Но поделиться этим решением даже с Уоллом он, конечно, не мог. Он вообще ничего не мог рассказать ему — потому что это никого, кроме самого Драко и его мамы, не касалось. Но как в одиночку выдержать этот груз, он не знал, и даже не представлял, как он выбрался бы из этого противоречия, если бы ему сейчас пришлось хоть что-нибудь объяснять Уоллу. Да что объяснять — ему и снова видеть ту мантию было просто невыносимо, и она его словно жгла.

Его руки тряслись, когда он распахнул дверь кладовки и торопливо стащил с одного из крючков висящие на нём дождевики, тёплые куртки и мантии. Несколько он уронил, нагнулся за ними, потом передумал и бросил к ним остальные, снятые с того же крючка. Он расправил серебристую ткань и повесил туда мантию-невидимку. Затем вернул куртки на место, вновь уронив одну, а затем нервно захлопнул дверь.

Как он вернулся к терпеливо ожидающему его крёстному, Драко толком не помнил. Помнил только, как Бестолочь вновь оказался в его руках, а затем они пошли к озеру.

Плавать ему не хотелось — ему вообще не хотелось сейчас шевелиться. Только зарыться лицом в рыжую шерсть, прижать его к себе… а лучше их всех, и сидеть так, слушая шум деревьев. Но Уолл бы точно подобного не оценил, так что Драко пришлось заставить себя встать, раздеться, а затем и влезть в воду.

Они с Уоллом плавали, а Кот, Серый и Бестолочь сидели на берегу и терпеливо их ждали — правда, к их возвращению кто-то из них умудрился где-то раздобыть пару довольно крупных карпов. Ну, это было вполне понятно — ждать им пришлось довольно долго: люди уплыли так далеко, что их совсем не было видно, и вернулись уже когда солнце скрылось за деревьями практически целиком — уставшие, но, кажется, успокоившиеся. Хотя, может быть, у них просто не осталось сил… впрочем, до дома они дошли.

Они поднялись на крыльцо уже в сумерках, а потом, переодевшись в чистое и сухое, ужинали перед камином, поджаривая на углях истекающие соком колбаски. Они почти что не разговаривали — вернее, Уолл что-то рассказывал, но этот рассказ не требовал от Драко ответов, и Драко был благодарен за это крёстному. Ему хотелось с кем-нибудь помолчать — так, чтобы быть вроде бы и не одному, но и не тратить силы на общение, потому что их не осталось. Он и молчал — и в своём молчании не заметил, как постепенно успокоился и крепко заснул прямо в кресле. И не почувствовал, как взмывает, а затем невесомо плывёт по воздуху вслед за Уоллом в гостевую спальню на втором этаже. Как его укладывают в постель, снимая с него ботинки, и как устраиваются вокруг него книззлы, чтобы нести свой дозор.