Мех под кожей (джен)

Странно, но Нарцисса не ощущала ни обиды, ни злости. Вообще ничего — только пустоту, всеобъемлющую пустоту внутри. Казалось, все чувства в ней умерли, но ей не было плохо от этого, вовсе нет. Даже напротив — вместе с надеждой исчезли и отчаяние, и обида, и даже страх. Всё — кроме любви к сыну, которая, правда, слегка потускнела, как и всё остальное вокруг, и Нарциссе каждый раз приходилось напоминать себе, что она на самом деле всё ещё способна хоть что-то чувствовать. Но стоило Драко оказаться рядом, стоило им хоть немного поговорить, как Нарцисса словно бы просыпалась — и с грустью понимала, что он очень скоро уедет, и они не увидятся до зимы. Впрочем, может быть, это было и к лучшему: у неё будет время понять, что ей делать со своей жизнью.

Потому что сейчас ответа на этот вопрос у неё просто не было. Она больше не тосковала ни по супругу, ни по своей прошлой жизни; она не страдала больше — она просто не знала, как ей жить. Нет, Нарцисса вовсе не задумывалась о смерти — больше нет. Ей вообще ничего особенно не хотелось — но ведь это не причина ставить в своём существовании точку. И Драко… нет, она знала, что должна жить — но как? Мир вокруг неё словно бы потускнел и подёрнулся патиной, потерял яркость и свежесть, и кажется, даже объём, стал плоским, словно газетная вырезка — но зато неожиданно перестал казаться Нарциссе опасным.

Она поняла это буквально на другой день, когда, оказавшись своём особняке в Хартфордшире, вдруг просто взяла — и вышла на каменное крыльцо. Постояла там, вдыхая сырой, наполненный дождём воздух, и медленно спустилась по широким низким ступенькам. Она чувствовала себя неуютно, и, определённо, предпочла бы вернуться в дом, но ей больше не хотелось в панике там закрыться. Чего, чего ей теперь бояться? Она — тварь, от неё шарахается даже супруг, что ещё может с ней случиться? Кто-то захочет её убить? Что ж — она не боялась смерти, но была намерена дорого продать свою жизнь. Изнасилует? И это она уже смогла пережить — и много ли найдётся желающих к ней теперь прикоснуться? Страх, она поняла это только сейчас, именно страх в глазах Люциуса так сильно вывел её из себя — но, вместе с тем, мужа она понимала. Как бы он ни пытался лгать, разве можно было бы не бояться? У любого нашлось бы столько причин для страха — о, ему было из чего выбирать! Того, что чудовище, каким она стала теперь, причинит ему вред? Или, может быть, на самом деле его пугало, что он может от неё заразиться? Наверное, ей должно было бы стать противно, но она не чувствовала ничего, кроме едва ощутимой жалости.

Начавшийся дождь неприятно шуршал в листьях, и Нарцисса позволила себе взять в руку палочку и пошла вперёд. Она дойдёт до кованой решётки перед самой аллеей — как минимум до неё. А потом обойдёт дом. Да, ей тревожно, да, её руки и ноги холодны — но почему она должна обращать на это внимание?

Клёны. Она так их любила… когда-то. Давно… Нарцисса остановилась и замерла, запрокинув голову вверх и глядя на чуть подрагивающие под мелкой моросью резные листья. Когда-то в детстве она думала, что там, наверху, живут феи, а листья им служили плащами. В её фантазиях осенью они праздновали свадьбы и дни рождения, а затем улетали, сбрасывая испорченные плащи и возвращались по весне с новыми, которые они дошивали здесь. Она давно выросла и знала, конечно, что всё это глупые сказки, и листья есть листья, а корнуэльских пикси она в даже разрезе видела и на страницах учебника по ЗОТИ, и вживую — просто волшебные паразиты. Но сейчас Нарцисса вдруг поймала себя на том, что хотела бы во всё это верить. Может быть, потому что больше ей было не во что…

Домой она вернулась совсем промокшей и донельзя уставшей — и это было хорошо, потому что она наконец хоть что-то почувствовала. Одежду она высушила заклятьем — а потом сидела у растопленного и уже вычищенного камина в гостиной и думала, что ей стоит принести сюда что-нибудь из вещей. А может, и не ограничиваться лишь этим… когда наступит подходящий момент. Пока Драко дома, она тоже останется там — но вот когда он уедет, можно будет перестать делать вид, что они — семья. Хотя, может быть, они ещё ею станут… потом. И иначе. Впрочем, она сама не знала, хочет ли она этого.

Может, и нет.

Но, в любом случае, ей требовалось время подумать и немного побыть одной — но сейчас Драко был дома, и Нарцисса старалась ценить оставшиеся до его отъезда дни. И сама удивлялась, насколько легко ей давалось общение с мужем — она не злилась на него, вовсе нет. Она вообще больше к нему ничего не чувствовала. Он стал просто отцом её сына, с которым, конечно же, следовало поддерживать ровные отношения — и при этом он, безусловно, остался её супругом и, в конце концов, хозяином дома. Так что они по-прежнему с ним беседовали — о министерстве, политике и всём, о чём он ещё желал. Она слушала, отвечала — и порой удивлялась, до чего её всё это больше не трогает. Словно от неё осталась лишь оболочка, абсолютно пустая внутри. Нарцисса хотела бы заполнить её, но пока что не представляла ни как, ни чем.

Ни даже зачем. Она ведь и так справлялась?

Шло время, но все попытки Люциуса поговорить с ней о том, что случилось тогда в спальне и что происходило между ними сейчас, Нарцисса мягко, но абсолютно категорично пресекала. Зачем? Говорить было не о чем: она понимала прекрасно, что он менее всего желал обидеть её. Он не виноват в том, что чувствует, и извиняться за это глупо. Порой она думала, что всё же должна сказать что-то — хотя бы для того, чтобы его успокоить, потому что напряжённость, возникшая между ними, отражалась на Драко.

Поведение сына и трогало, и тревожило её. Драко старался проводить с ней куда больше времени, чем когда-либо прежде. Он словно чувствовал её состояние — и… пытался защитить её от отца. Он делал это так по-мальчишески: страстно, порывисто и порой даже и грубо. Всё чаще он подчёркнуто принимал её сторону и спорил с отцом, порой совершенно на пустом месте раздувая ссору, словно пытался что-то ему доказать, как бы это ни было глупо. Люциус недоумевал, но всё чаще позволял втянуть себя в эти споры, которые не заканчивались ничем, кроме копящегося в нём раздражения.

Нарцисса хорошо знала и мужа, и сына, и видела, что Драко намеренно идёт на конфликт — об этом свидетельствовали и его тон, и сама манера говорить, и жесты… но что делать с этим, Нарцисса придумать не могла. Пару раз она просила сына не быть грубым с отцом, но в эти моменты взгляд Драко становился настолько несчастным, что она не настаивала, надеясь, что конфликт с началом учёбы разрешится сам собой, а к Рождеству они оба о нём позабудут.

Тем временем школьная сова принесла список того, что понадобится ученикам третьего курса, и Нарцисса неспешно начала собирать сыну школьный сундук. Новое бельё она заказала ещё в начале июня во Франции, теперь же приказала эльфам нашить на него шёлковые ярлычки с именем, как говорилось об этом последние три сотни лет в школьных правилах, но обувь, рубашки и мантии требовали примерки. А ещё нужно было приобрести новые свитера, пальто и даже, пожалуй, перчатки. Нарцисса очень хотела бы сама отправиться с Драко за покупками, но точно знала, что сейчас не в состоянии это сделать — и, в конце концов, это было хорошим поводом для сына с отцом провести время вместе и, возможно, найти общий язык.

Драко её предложение откровенно расстроило. Он вообще никуда не хотел идти, буркнув, что вообще всё можно просто заказать, сняв с него мерки. А учебники и всякие ингредиенты для зелий выписать по каталогу — но Нарцисса всё-таки настояла. Драко согласился с ней неохотно, и словно на школьную отработку отправился на Диагон-элле с отцом. Нарцисса же, вздохнув с облегчением, в тишине ненадолго опустевшего дома занялась сундуком сына, наложив на него новые запирающие и сторожевые чары — на сей раз семейные. Дети недобры и любопытны — так вещи будут в большей сохранности.

Вернулись Люциус с сыном спустя едва ли пару часов, и оба выглядели какими-то взъерошенными и насупленными. Люциус держал пакеты и свёртки с покупками, а Драко прижимал к себе большую, перетянутую его же ремнём странную мохнатую книгу c глазами и нервно гладил её по зелёному кожистому корешку.

— Ещё и двух месяцев не прошло с момента, как меня подло лишили статуса попечителя, и смотри, во что Альбус Дамблдор превратил Хогвартс! — раздражённо заметил Люциус, едва увидев Нарциссу. — Мало того, что в этом году Уход за магическими существами им будет преподавать лесник — так ещё и… — он поднял свою трость и продемонстрировал чётко отпечатавшиеся на чёрном дереве следы от зубов, а затем неприязненно посмотрел на книгу.

— Не ты ли жаловался не так давно, что образование стало излишне маггловским, — заметила Нарцисса, разглядывая причину недовольства супруга, в которую Драко вцепился словно в подобранного на улице книззла, которого ему не разрешают оставить родители, — чем же тебя не устраивают зачарованные живые книги?

— Вот и Уолл всегда говорит… — начал было Драко, сердито поглядев на отца, но тот его перебил:

— О, снова старина Уолл, — с язвительной резкостью сказал он Люциус. — Целый день я слышу от тебя только про Уолла. А теперь ещё и повторяешь за ним, словно домовой эльф за хозяином. Осталось только акцент подхватить. Ты действительно хорошо подумал, прежде чем выбрать для подражания такой образец?

Нарцисса даже не успела вмешаться, когда Драко, набычившись и низко наклонив голову, шагнул к отцу и сказал вызывающе:

— Больше некого!

— Мне кажется, вы слишком много времени проводите вместе, — Люциус опасно сощурился.

— Ты мне теперь запретишь? — тоже сощурился Драко, став в этот миг невероятно похожим на собственного отца.

— Нет, — после короткой паузы сказал тот, и Нарцисса выдохнула — и только сейчас поняла, что, кажется, испугалась. Чего только?

— Отлично, — Драко развернулся и пошёл было к двери, затем вернулся, демонстративно подошёл к ней, поцеловал и сказал: — Я переоденусь и к Уоллу, — и, вызывающе глянув на отца, вышел.

— Ты поссорился с Уолденом? — спросила Нарцисса, проводив сына глазами.

— Нет, — пожал плечами Люциус. — Но я устал слышать, чуть что, исключительно его имя и мнение; Драко стоит думать и своей головой.

— Ты преувеличиваешь, — возразила Нарцисса. — Ему сейчас сложно — и…

— Я понимаю, — Люциус с досадой вздохнул. — Но мне это не слишком нравится. Сама знаешь, как опасно кем-нибудь так увлечься, он непроизвольно коснулся левой руки. — Впрочем, — добавил он, устало на неё глядя, — он скоро уедет в школу, и всё это закончится. Цисси…

— Да, — сказала она, вставая. — Он скоро уедет. Доброй ночи, Люциус, — она любезно ему улыбнулась — и вышла. Разговаривать с ним по душам у неё не было ни сил, ни желания.

Забрав свёртки и пакеты с одеждой, Нарцисса вернулась к себе, и провела оставшийся вечер, сама нашивая шёлковые ярлычки, и вышивая едва заметные руны — да, конечно, они не так уж от многого могли защитить, но это всё же было лучше, чем ничего. Она шила — и думала, что они с Люциусом всё чаще начали… нет, не ссориться, но перестали находить общий язык, и что это, наверно, неправильно… но что же она могла сделать — и почему это должна была делать она?