Мех под кожей (джен)

Поезд издал протяжный гудок и, выпуская в осеннее небо пар, отбыл со станции. Уолден дождался, покуда состав скроется из виду, а затем, выйдя с платформы, аппарировал в Эдинбург. Утро первого сентября — самое тихое время в местном волшебном квартале, не таком большом, как Диагон-элле в Лондоне, зато куда более старом, и Уолден намеревался использовать его с толком. Толкотню он никогда не любил, но теперь, когда родители счастливо погрузили детей и забитые школьным барахлом чемоданы в Хогвартс-экспресс, а сами с чувством выполненного долга отправились кто по домам, а кто на работу, можно было, наконец, самому спокойно пройтись по магазинам, не рискуя наткнуться на паникующих и докупающих что-то в последний момент колдунов и ведьм.

Как и следовало ожидать, севернее погода была стократно хуже, и если промозглая мерзкая хмарь Лондона просто навевала уныние, то в Эдинбурге она оседала на старых булыжниках мостовой и кажется, подмерзала, точно заранее надеялась, что кто-нибудь обязательно навернётся. Холодно, будто вот-вот снег пойдёт — словно на дворе не первое сентября, а ноябрь месяц.

Волшебный квартал в Эдинбурге был маленьким, но зато потрясающе колоритным, и Уолден с удовольствием бы прошёлся по нему не спеша, если бы погода не была настолько отчаянно мерзкой, поэтому он, подняв воротник, быстрым шагом дошёл до сквера, пересёк его — и вошёл в бакалейную лавку МакДональда, располагающуюся на первом этаже старого трёхэтажного дома с перевёрнутой чашкой на вывеске. Как и во всякой уважающей себя бакалее, здесь можно было купить практически всё и сразу — начиная от круп, соли и ветчины, и заканчивая индийским чаем. Внутри было тесновато, но очень уютно, а свет, проходя через витражи, что украшали окошки, ложился разноцветными пятнами на пол, полки и лица посетителей и хозяев.

В этот раз ему нужно было не так уж много: чай, который крестник почти у него допил; варёного сахара с МакБуном на этикете, который продавали вразвес; да головку острого выдержанного чеддера. Пожалуй, ещё шотбред. И ветчина выглядит весьма привлекательно… и вот то печенье с коринкой. И… впрочем, хватит. Остальное у них с дедом было.

Сегодня за прилавком оказалась одна лишь Шона МакДональд, высокая и худая как палка женщина лет семидесяти — а сам старик Ирвин с утра, по её словам, отправился порыбачить, и не намеревался возвращаться раньше завтрашнего утра. И когда Уолден уже собрался потянуться за кошельком, она вытащила из-под прилавка коробочку:

— Ирвин просил тебе передать, пришли твои крючки из Германии.

С владельцами — пожилой супружеской парой — Уолден приятельствовал давно. Вести с ними дела было всегда приятно, и дело было даже не столько в том, сколько ему обычно скидывали с покупки, и не в кредитной линии, когда можно было отправить сову и знать, что о качестве можно не волноваться, даже если деньги он занесёт под конец недели. Со стариком Ирвином всегда можно было неспешно и с удовольствием поболтать о рыбалке, в очередной раз доказывая, что форель весной лучше ловить на блесну, а летом посидеть с длинной удочкой и червями. И, конечно, полистать новые каталоги снастей.

Нет, крючками в бакалейной лавке не торговали, зато старый Ирвин МакДональд не только знал толк в сыре и ветчине, но и последние сорок лет председательствовал в Шотландском Обществе Магических Рыболовов, в котором Уолден также имел честь состоять: аккуратно платил членские взносы, носил значок и ставил свои подписи на коллективных письмах, когда Министерство в очередной раз собиралось ввести поборы за отлов шлёппи с августа по декабрь.

— Отлично, — сказал Уолден, немедленно открывая коробочку. — Красавцы, как на подбор, — восхитился он, наслаждаясь игрой света на загнутых остриях.

Шона фыркнула и попеняла ему:

— Давно тебя не было.

— Ничего не успеваю, — пожаловался ей Уолден, разглядывая новые рыболовные крючки и раздумывая, стоит ли ему взять ещё полфунта кофе для деда, или лучше сделать это на той неделе. — Мотаюсь, как проклятый. А времени нет.

— Всё Блэка ловите? — усмехнулась Шона. С ней Уолдену тоже было всегда в удовольствие поболтать — можно было со знанием дела обсудить достоинства и недостатки индийского и цейлонского чая, а также свежие новости, и чего уж там, их местечковые шотландские сплетни.

— Ловим, — он хмыкнул в ответ, приходя к выводу, что кофе ему пока, пожалуй, без надобности, а вот муки надо бы докупить.

— Ну-ну, — Шона, достав с полки мешочек муки, добавила к его заказу. Уолден расплатился, она отсчитала сдачу и, подумав, добавила к ней коробочку апельсиновых леденцов и пакетик с кислыми и извивающимися на языке мармеладными червяками. — Ловите. Заказать тебе что?

— Да вроде ничего не надо… я напишу, если вспомню. Спасибо, мои лучшие пожелания Ирвину, — он пожал ей руку и, сунув уменьшенный пакет с покупками в карман, вышел под ледяной ветер и моросящий дождь, снова подняв воротник.

Теперь настала очередь галантерейного магазинчика Мойры Бимиш, где можно было купить всё, от нижнего белья до полироли для мётел. Сама лавка находилась на другой стороне волшебного сквера, и даже в такую погоду на лавочках сидели несколько старых ведьм, по возрасту явно приближавшихся к самому кварталу. Магазинчик располагался в таком же старинном трёхэтажном здании, покрытом розовой штукатуркой с высокой островерхой крышей, голубыми ставнями и флюгером в виде дракона, вставшего на дыбы. Сама Мойра, рыжеволосая кудрявая ведьма неопределённого возраста, который тактично принято обозначать «немного за тридцать», встретила МакНейра с привычным кокетством — впрочем, она кокетничала со всеми, и это выходило у неё очаровательно-мило.

Они шутили, болтали о грядущей осенней ярмарке, и всё это время её ухоженные тонкие пальчики лукаво перебирали складки на шёлковой мантии в серо-голубую полоску. И Уолден снова поймал себя вдруг на том, что остался ей должен танец — как же было ей отказать, если уж горские игры он в этом году со своими дежурствами пропустил. Да и набрал он чуть больше, чем собирался, как это обычно и бывало с ним здесь, — он втайне был убеждён, что на магазин наложены особые, развязывающие кошелёк, чары. А ведь он вообще-то зашёл только за самым необходимым — мыла купить, да и одеколон кончился. И Уолден в который раз задался вопросом, почему его одеколон заканчивается с такой скоростью — брился он с этим графиком даже не каждый день, да и дед, вроде бы, им не пользовался. Но главное, что его сюда привело — порошок Дуарха от древоточцев. Сукины дети точили балку, не обращая внимания ни на какие заклятия и пропитки. Ну и ещё нужно было забрать ту синюю шерсть, что он заказал ещё две недели назад — ему уже было перед Мойрой неловко, но у Уолдена катастрофически не было времени за ней заглянуть.

— Одеколон, твой любимый, я тебе отложила, — сказала Мойра. — И шерсть твоя пришла давно.

— Извини, — он виновато развёл руками. — Чувствую себя загнанной гончей.

— Адской? — она улыбнулась.

— Ещё какой, — он тоже ей улыбнулся и в самый последний момент попросил положить две пары носков. Хотя нет — три. И ещё одну — деду.

— На все, — пошутил он, высыпая на прилавок остаток меди из кошелька, а затем его взгляд упал на знакомую этикетку. Хороший недорогой эль вполне комфортно чувствовал себя по соседству со средством для удаления бородавок. Интересно, что бы ему делать в галантерее, где еду, вроде бы, не продают? Впрочем, ведь это Шотландия. Виски и эль здесь продают везде. Вместе с двадцатью кнаттами сдачи он получил пакетик фигурного мармелада. Куда ему все эти сласти? Не то чтобы он не любил сладкое, нет — он, к примеру, к чаю предпочитал шотбред, да к печенью и пирогам относился с энтузиазмом. Но леденцы или мармелад? Надо будет оставить в «чайном шкафу» коллегам, пожалуй, решил он, а затем, купив в пекарне свежего хлеба, аппарировал наконец домой.

Переоделся, почесал книззлов, разложил всё купленное по местам, и, поглядев на часы в гостиной, зачерпнул дымолётного порошка.

Он вышел из камина в Малфой-мэноре без пяти полдень, и попросил домовика доложить о своём визите хозяину.

Люциус спустился ему навстречу хмурым и, можно считать, практически неодетым — потому что увидеть на нём в середине дня халат Уолден абсолютно не ожидал.

— Проводил? — спросил его Люциус, и на его усталом и невыспавшемся лице отразилась грусть.

— Да, — Уолден просто кивнул, а потом, немного поколебавшись, спросил: — Люц, что у вас с Драко вообще происходит?

— Это ты мне скажи, — отозвался тот, и в его голосе зазвучала горечь. — Это с крёстным он разговаривает, а на меня огрызается вторую неделю будто я его наследства лишил.

— Я не стал его вчера спрашивать, — Уолден покачал головой. — Он пришёл на ночь глядя такой злой и взъерошенный, каким я его не видел. Зато видел таким тебя, и расспрашивать было бы бесполезно.

Люциус ничего не ответил; он со вздохом потёр переносицу, а затем просто спросил:

— Останешься?

— Да, — Уолден ему улыбнулся, и Люциус, вяло махнув ему рукой следовать за ним, пошёл вверх по лестнице.

Вопреки ожиданиям Уолдена, Люциус повёл его не в свой кабинет, а вглубь дома, и завёл в комнату, которую Уолден очень хорошо знал ещё со школьных времён — именно в этой комнате в ту пору юный Малфой принимал гостей. Здесь до сих пор, несмотря на порядок, который старательно поддерживали домовые эльфы, чувствовался дух тех ярких и сумасшедших дней, когда они все были юны и горячи — на полке стояли школьные награды Люциуса, а на комоде в углу до сих пор громоздилась стопка пожелтевших журналов.

Люциус, упав в кресло возле топящегося по случаю дурной погоды камина, молча уставился в огонь. Уолден сел в соседнее кресло, и некоторое время они молчали — пока МакНейр не сказал осторожно:

— Давно мы здесь не были. Почему же не кабинет?

— Драко уехал, — отозвался Люциус, не открывая глаз. — Я сегодня один и от политики отдыхаю. Уолден, я чертовски устал, — он открыл всё же глаза и поглядел на МакНейра. — Это была очень длинная ночь.

Уолдену совсем не понравились эти слова, да и состояние Люциуса наводило на тревожные мыли — и он аккуратно спросил:

— Как Цисса?

— Насколько она дала мне знать, — с горечью отозвался Люциус, — с ней всё хорошо. Она будет здесь, когда придёт в себя. Ближе к вечеру.

— Драко сказал, что она отправилась провести это полнолуние в старый родительский дом в Хартфордшире, — Уолден не видел смысла больше ходить вокруг неприятной темы, иногда стоило прямо спросить: — У вас что-то случилось?

— Если б я знал! — с досадой и болью воскликнул Люциус и резко развернулся к другу. — Если б я знал, — тихо повторил он.

— Она тоже с тобой не разговаривает? — уточнил МакНейр.

— Нет, наоборот, разговаривает, — усмехнулся Малфой. — Вот только меня не покидает чувство, будто я беседую с председателем Визенгамота. Сплошной политес и её тактичное понимание! Но едва я пытаюсь поднять действительно важный вопрос... — он покачал головой и закончил неожиданно: — Вот поэтому я терпеть не могу иметь дела с Дамблдором. Я не знаю, Уолл, я не знаю, что происходит с моей семьёй, — негромко проговорил он, прижимая ладони к лицу, а затем уронив руки к себе на колени. — Ты же сам знаешь, я рано потерял мать, — Люциус устало смотрел то в камин, то куда-то на руки МакНейра, — и даже какое-то время винил отца... но я никогда не позволял себе ничего подобного. Мне бы за такую безобразную выходку грозила порка. Меня в детстве пороли. Впрочем, как и тебя, и из нас вышли, смею надеяться, вполне приличные люди, — может быть я зря пренебрёг этой семейной традицией? — спросил он с каким-то отчаянием. — Может быть, правы мои мёртвые родственники на портретах, я слишком много позволяю своему сыну?

— Драко просто переживает за мать, ему нелегко, — сказал МакНейр, устраиваясь в кресле поудобнее. В конце концов, у него выходной — и он вовсе не обязан шататься по лесам сверхурочно. Перебьются. Вряд ли именно сегодняшний день судьба предназначила для того, чтобы их отдел выследил-таки Блэка. В конце концов, это дело авроров, вот пусть они и работают.

— А мне? — как-то блёкло произнёс Люциус.

— Думаю, он успокоится, — Уолден задумчиво переплёл пальцы. — К Рождеству всё наладится, в этом возрасте одна глупость быстро сменяется в голове другой.

— А я вот не слишком уверен, — возразил Малфой. — Но сегодня я просто не в состоянии думать о подобных вещах… Уолл, ты ведь до вечера выходной?

— Да, — с некоторым удивлением ответил МакНейр.

— Тогда я хочу сделать тебе просто неприличное предложение, — сказал Малфой, выпрямляясь, и его губы исказились в едва заметной ухмылке.

— Ты пугаешь меня, мой недобрый друг, — ухмыльнулся МакНейр. — Разве тебе не пристало изображать из себя приличного человека?

— Не сегодня, — Малфой выпрямился, и его улыбка стала лукавее и немного ярче. — И возможно, тебе не захочется от него отказаться.

— Ну давай, — МакНейр тоже улыбнулся. — Рискни. Удиви меня глубиной своей непристойности.

Малфой поднялся и, подойдя к тому углу, где стояло монументальное старое колдорадио, щёлкнул тумблером, и оно загудело:

— Ровно через двадцать минут Кенмарские коршуны играют с Гейдельбергскими гончими в отборочных на зимний кубок Европы.

— Ты, знаешь, я болею за «Гордость Портри», — напомнил ему МакНейр. — Фиолетовый и золотой. Но ты-то с каких пор поддерживаешь ирландцев?

— Пока они перекидывают друг другу квоффл и не лезут на заседания Визенгамота, я готов поддерживать их всей душой, — почти засмеялся Малфой. — Думаю, в следующем году их национальная сборная многих заставит глотать пыль из-под мётел.

— Кстати говоря про ирландцев, — заметил МакНейр. — Голосование по новым поправкам к закону об оборотнях уже на следующей неделе, и… — Он осёкся, поняв по лицу Люциуса, что говорить об этом прямо сейчас решительно не желает, и с неприятной темы свернул на куда более насущную в данный момент: — Если б я знал, что сегодня играют ирландцы, я бы захватил эль.

— Я пока не настолько обнищал, — усмехнулся Малфой, — чтобы ждать, пока кто-нибудь угостит меня выпивкой.

Он хлопнул в ладоши, и через пару минут эльф уже сервировал маленький столик, расставляя на нём четыре бутылки того самого, недорогого, но любимого Уолденом эля, который он вот только сегодня видел у Мойры; среди закусок же Уолден с большим изумлением обнаружил охотничьи колбаски — острые, с чесноком. Пусть простенькие, но по случаю идеальные.

— А что, — Люциус почти весело улыбнулся, наблюдая за выражением лица МакНейра. — Сам же и показал. Не всегда, знаешь ли, хочется утопиться в стакане Огденского или джина, а вино я предпочитаю к обеду. Порой эль — именно то, что нужно… и ты знаешь, в последнее время это «порой» случается отвратительно часто.

Нет, Уолден знал, что когда Люциус уставал от проблем настолько, что практически доходил до черты, когда необходимость держать лицо становилась для него уже совсем тяжкой, он приходил к нему, и они пешком шли на озеро, и сиятельный и зловещий Люциус Малфой, как простой смертный, лежал на берегу, и пил какой-нибудь крепкий эль или стаут прямо из горлышка, не озаботив себя стаканом. Но чем старше он становился, тем реже случалось подобное, и увидеть его с элем сейчас было странно.

Люциус же, тем временем, поймал наконец волну — и, едва он снова уселся в своё кресло и взял в правую руку бутылку эля, а в левую — двумя пальцами — остренькую колбаску, взревели трибуны, раздался свисток, и матч начался, вырвав их обоих на время из тревожной реальности и окунув в заставлявший закипать кровь азарт игры и погони. Всё-таки колдорадио было одним из самых значимых волшебных изобретений, и на пару часов было способно объединить если и не весь мир, то, по крайней мере, всех, неравнодушных к самой лучшей на свете волшебной игре. Или просто неравнодушных.