Мех под кожей (джен)

Нарцисса проснулась от тревожных и странных звуков. Из открытого окна пахнуло осенней сыростью, и сердце в её груди забилось в частом и беспокойном ритме: что-то было не так, что-то случилось. Нарцисса нашарила палочку под подушкой, снова ощущая, как под кожей разливается липкий иррациональный страх, которым её жизнь наполнилась с той перевернувшей всё июльской ночи. Она замерла, прислушиваясь, и довольно быстро поняла, что эти звуки были, скорее, голосами, доносящимися откуда-то издали — и, похоже, кто-то повторял её имя. Или ей так показалось… В какой-то момент голоса сменились звериным воем, лишённым всего человеческого, который, впрочем, почти сразу замер — а Нарцисса подскочила на кровати и, сжимая палочку, замерла так с отчаянно колотящимся сердцем.

Она замерла, убеждая себя в том, что это не та чудовищная тварь из её кошмаров, тень которой преследовала её даже днём. Но даже если это и тот жуткий зубастый зверь, он ни за что не смог перебраться через зачарованную ограду, твердила она себе. А даже если и так, то, пока она может колдовать, она не беспомощна. Она — Блэк, и она на своей земле. С палочкой в руках она намного сильнее! И даже если он посмеет напасть, она не позволит этому монстру безнаказанно бродить по владениям Блэков; даже если она не сможет его уничтожить, то, по крайней мере, утащит его за собой в ад. Но если это всё-таки не зверь, а человек, или даже люди… О, кто бы ни посмел решиться проникнуть сюда, она сотрёт его в пыль, а останки похоронит под клёнами, как делали её отец и дед. И никто и никогда ничего не найдёт — да и вряд ли станет искать.

И всё же её руки и ноги заледенели, а желудок сжался и неприятно пульсировал тяжёлым комком внутри.

Подавив страх, Нарцисса хотела было подойти к окну и выглянуть наружу, но потом передумала, разумно рассудив, что если кто-нибудь и сумел каким-то образом преодолеть защитные чары, то он будет ждать её появления как раз в открытом окне, и поэтому ей совершенно незачем это делать. Она тихо встала и, накинув халат, покрепче сжала волшебную палочку, неслышно прошла в соседнюю спальню, а затем осторожно выглянула в окно — но никого не увидела. Кто бы это ни был, до дома он явно пока не добрался.

— Тинки, — шёпотом позвала она — и, велев ему оставаться невидимым и ни за что не рисковать, отправила его к ограде, разузнать, что же там происходит.

Когда эльф исчез, Нарцисса вспомнила, что окно в спальне осталось открытым — а ведь то, что она не видит врагов, вовсе не означает, что их нет. С момента своего возвращения в Хартфордшир она спала с открытым окном — и вовсе не потому, что ей было душно или жарко. Она не желала больше вздрагивать от любого шороха и собираться с духом для того, чтобы просто переступить порог дома. В первую ночь она сумела уснуть лишь под утро, пролежав несколько часов, то прислушиваясь своим ставшим болезненно чутким слухом к тому, что происходило снаружи, то глядя в распахнутое настежь окно. Погода подобному, правда, ничуть не способствовала, однако камин и чары легко решили эту проблему. Зато Нарцисса уже начинала привыкать к тому, что внешний мир совсем рядом, хотя по-прежнему и просыпалась от любого непонятного шороха.

И вот теперь её страхи вдруг стали реальностью, и она стояла и смотрела на дверь спальни, не решаясь туда войти и закрыть проклятое окно. Но едва она всё-таки решилась на это и сделала осторожный шаг, как вернулся эльф с докладом о том, о том, что происходит у самых ворот — и тогда страх Нарциссы превратился в тяжёлый гнев. Даже скорее в ярость, к которой, впрочем, всё же примешивалось изрядное облегчение. Она так разозлилась, что почти выбежала из дома как была — в длинном тёплом халате, только туфли надела.

Снаружи моросило, но она сейчас даже не обратила внимания на противный и холодный дождь и быстро пошла к воротам — и когда Нарцисса уже своими глазами смогла лицезреть причину напугавших её звуков, она просто онемела, замерев перед представившейся её взору картиной, разворачивающейся немного левее неё у самой ограды.

Некоторое время она потрясённо стояла и смотрела, а затем тихонько приоткрыла створку ворот и, пылая гневом, подошла к злоумышленникам и подчёркнуто громко прочистила горло.

— Цисса! — воскликнул Люциус, пытаясь сфокусировать на ней взгляд.

Мокрый и какой-то грязный, он неловко держал палочку в левой руке и дул на ладони — и в этот момент растущий у ограды клён отчаянно застонал, и на Люциуса посыпались сверху зелёные ещё листья. Нарцисса, подняв голову, и встретилась глазами с МакНейром, лицо которого приняло разом и радостное, и какое-то смущённо-виноватое выражение — и тут Нарцисса скривилась от стойкого алкогольного запаха, исходящего от обоих её неожиданных гостей.

Уолден же смотрел на Нарциссу с дерева и чувствовал себя дураком и, что хуже всего, дураком пьяным. Но не настолько пьяным, чтобы не испытывать в этот момент отчаянный приступ стыда.

Признаться, ещё пару часов и половину коллекционной бутылки Огденского назад мысль о том, чтобы пойти и поговорить с Нарциссой, казалась ему вполне здравой, да и исходила она от Люциуса, которому Уолден в подобных вопросах привык доверять. В конце концов, она была матерью Драко и имела право узнавать о том, что случилось с её сыном, не от каких-то отвратительных посторонних, а от собственного супруга. Или хотя бы от крёстного пострадавшего от когтей опасной твари ребёнка. Уолден с Люциусом, уже прилично набравшиеся к тому моменту, в красках представили, как выглядело бы, если бы с ней камином связался Крэбб или, скажем, жена Паркинсона, ужаснулись этому — и снова выпили.

А, затем рассмотрев ситуацию со всех сторон, пришли к общему мнению что это ли не достойный предлог увидеть Нарциссу и, быть может, убедить вернуться. Или хотя бы просто поговорить. Показать, насколько Люциусу важна она и её мнение во всех семейных вопросах, попытаться напомнить, что она — важнейшая часть их семьи, и ей совершенно не нужно никуда уходить. Ни почему. Чтобы она ни думала. Уолдену эта идея показалась вполне разумной — то ли потому, что он был совершенно ошарашен известием о её уходе, то ли потому, что тоже скучал по ней. И потом, ведь она действительно должна знать, что произошло с Драко! Да и время было совсем не позднее — едва только пробило половину одиннадцатого.

Сперва они попытались связаться с ней через камин — но он был закрыт, и зелёное пламя беспомощно опадало, но они пробовали снова и снова и, чего уж там, из-за всех этих неожиданных попыток начали за неё тревожиться. Разумеется, они могли бы отправить сову — но их беспокойства это бы ничуть не уняло, и, проговорив ещё какое-то время, и перебрав все пришедшие им на ум предположения о том, что с ней могло произойти и достаточно себя накрутив и прикончив Огденское, они с Люциусом окончательно поняли, что что-то явно не так, и приняли стратегическое решения отправиться к ней самим.

В Хартфордшире Уолден бывал когда-то очень давно вместе с Люциусом, и аппарировать бы не взялся — так что парную аппарацию он доверил другу. Люциусу Уолден в этом деле полностью доверял: в каком бы состоянии тот не был, но аппарировал он всегда как бог, это ещё Долохов отмечал, когда натаскивал их на аппарацию с поля боя раненых товарищей, да и в рейдах Люциус не раз отличился.

Так что они оба добрались целиком, разве что, не удержавшись вдвоём на ногах, растянулись на мокрой от назойливого дождя подъездной дорожке. Вероятно, последний стакан виски был лишним… ну, или, может быть, даже пара. Давно они, честно сказать, не напивались до такой степени! С юности. Хотя нет — со смерти Лорда. Уолден отлично помнил ту ночь, когда проснулся от обжёгшего руку холода и даже не сразу понял, что произошло. Его левая рука словно бы затекла, как бывало, если неловко навалиться на неё во сне, и он, потянувшись, лёг на спину и начал её растирать — и постепенно сообразил, что дело отнюдь не в неудобной позе. Тогда он потянулся за палочкой и уже в свете Люмоса смог рассмотреть, что метка на его левом предплечье выцвела, хотя и до конца не исчезла.

Потом были аресты и суды — и Уолден сам не верил, что идея с Империо сработает. Но она сработала, и их отпустили — и вот в тот вечер они с Люциусом и напились. Да так, что ни большую часть последовавшей за ним ночи, ни кусок следующего дня Уолден так и не смог вспомнить.

В сравнении с тем случаем сейчас их можно было бы назвать почти трезвыми — но это если сравнивать с ним. А так они, конечно, изрядно надрались — но, в целом, даже на ногах стояли перед запертыми воротами. Будь это дверь, они бы в неё постучали дверным молотком, или просо поколотили кулаками, но ворота перед ними были закрыты наглухо, а до дома было порядочно — слишком далеко, чтобы услышать стук. В первый момент они понадеялись, что эти ворота, как и те, что были в Малфой-мэноре, просто сами распахнуться перед ними, но они явно проигнорировали поздних гостей и остались недвижимыми. Мордредова железяка!

Уолден с Люциусом их и трясли, и кричали, но спящий в отдалении за пеленой моросящего дождя дом остался тих. Они покричали ещё, и хором, и по одиночке, всё больше убеждаясь в своих подозрениях, что что-то случилось — они звали Нарциссу по имени, но ответа не было. Не просто же так! Уолден с досады саданул по воротам ногой, но куда там — те даже не дрогнули!

И тогда они решили взять эту крепость штурмом.

О, опыта, как вломиться с защищённый магией чужой дом, у них на двоих было с избытком, однако лучшее решение, к которому они смогли прийти в темноте под дождём, состояло в том, что лезть следует все-таки через ограду, тем более, что она была на пару футов ниже кованных декоративных ворот.

Люциус сбросил свою мантию Уолдену на руки и, крепко зажав волшебную палочку в зубах, вцепился в прутья. Он уже был на середине пути, когда нога в очередной раз соскользнула с одного из завитков, украшавших ограду, и Малфой повис на руках, а затем завопил нечеловеческим голосом, однако руки расцепить так и не смог, и только когда Уолден, подпрыгнув, повис на нём, они оба свалились на мокрую землю.

Люциус, ругаясь себе под нос, стащил остатки перчаток и с наслаждением погрузил обожжённые руки в лужу — однако эта неудача только распалила их боевой пыл, и они решили продолжать.

Но теперь Уолден взял командование на себя.

Пошатываясь, он помог другу подняться, а затем указал на росшее у ограды дерево.

— Чарами подстрахуй, — попросил он и, поплавав на руки, ухватился за мокрый и скользкий ствол. С третьей попытки, нещадно обламывая тонкие ветки, он взобрался достаточно высоко, чтобы при желании перемахнуть ограду, и заодно, чтобы разглядеть дом.

Он как раз приложил козырьком ко лбу руку, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть, когда снизу раздалось вежливое покашливание. И, глянув вниз, увидел Нарциссу в халате и с волшебной палочкой в руках, которая стояла под моросящим дождём и морщилась, разглядывая их обоих.

А ведь мы даже не заметили, как распахнулись ворота, подумал Уолден, глядя на словно скалящуюся в издевательской ухмылке приоткрытую створку ворот.

Нарцисса бросила на него совершенно уничтожающий взгляд, и он, кажется, даже трезвея от нахлынувшего смущения, начал свой неловкий путь вниз — и Нарцисса, дождавшись, пока он слезет со злосчастного клёна, скомандовала:

— Вы оба. Сейчас же. В дом, — и, развернувшись, словно спасаясь от чего-то для неё неприятного, быстро пошла впереди их маленькой группы. Неужели мы ей сейчас так противны, думал Уолден, и в тон его мыслям за его спиной ворота с лязгом захлопнулись.

…Они стояли у неё в коридоре: мокрые, все в траве и грязи, пьяно пошатывающиеся, и смотрели на неё такими же пристыженными и влажными глазами, как Тинки, и Нарцисса терялась в догадках, что могло их сюда привести посреди ночи.

Если бы случилось что-то действительно срочное, Люциус наверняка тот час прислал к ней домовика, но вместо этого они в половину первого ночи орали у неё под окнами и пытались влезть к ней через ограду, и что бы они ни желали ей сказать, она не собиралась делать эту задачу для них хоть чуточку проще. Потому что догадывалась — она слишком хорошо знала своего мужа, чтобы надеяться, что он не попытается что-нибудь предпринять, и слишком хороша знала, Уолдена, который ни за что бы не бросил друга. Белый рыцарь и его верный боевой конь… два коня, тут же мысленно решила Нарцисса, поджав раздражённо губы. Мерлин, сколько же они выпили?

Могла ли ситуация стать ещё неприятнее? Могла — поняла она в тот момент, когда из-за её спины донеслись голоса.

— Ну вот, я же говорила! А теперь она водит по ночам пьяных бродяг, — сказала двоюродная бабушка Нарциссы.

— Присмотрись, к этой бледной физиономии, это же её муж! — закатила глаза бабушка Ирма.

— Так у неё ещё и муж пьяница? — прабабушка уничижающе посмотрела на Люциуса через лорнет. — Куда катятся священные двадцать восемь! А это с ним кто?

— По виду какой-то бедненький полукровка... — сказал… кто-то из мужской половины её родни — Нарцисса не узнала голос — и она не намеревалась дальше это выслушивать.

— Два слова, — рявкнула она, обернувшись к ним, так, что позавидовала бы тётя Вальбурга. — Дальние комнаты! — родственники на портретах начали недовольно роптать, но умолкли, а Люциус с Уолденом, вздрогнув, кажется, даже стали ниже ростом. — Да не вы, — сказала она гостям. — Вы в гостиную. Тинки, забери у них обувь и мантии! — велела она, а затем, опять поморщившись, наложила на них то, что положено знать каждой приличной ведьме — чары свежего дыхания с первого курса давались ей хорошо. — И захвати мазь, — велела она эльфу, взглянув на руки мужа.

И пошла в гостиную, несколько раз демонстративно оглядываясь, дабы удостовериться, что они не заблудятся по дороге.

Усадив обоих в кресла, Нарцисса первым делом забрала у Тинки мазь и, придвинув себе стул, подсела к мужу, намереваясь смазать его ожоги. Кто, ну кто в здравом уме хватается за ограды в старинных поместьях? Хотя Мерлин, ну о чём она? Какой там разум? Кажется, огневиски плескался даже в глазах Люциуса.

— Цисса, — начал было её муж, когда она занялась его руками, но осёкся под её тяжёлым взглядом и умолк — и когда, перехватив молящий о помощи взгляд своего друга, воздуха в грудь набрал уже Уолден, Нарцисса даже не позволила ему открыть рот:

— Вы выбрали не самое удачно время, чтобы просить меня вернуться домой. Ты же это хотел сказать, правда? — спросила она — и он кивнул расстроенно и виновато.

— Мы поговорим об этом на трезвую голову, — пообещала она. Если бы Люциус начал её сейчас умолять, это было бы слишком больно. Она не хотела видеть, как он унижается, и знать, что внутри него говорит алкоголь; с утра для него всё это будет выглядеть совсем иначе. И всё же она спросила: — Есть ли что-то, что не может подождать до утра? Действительно срочное?

— Мы просто о тебе волновались, — сказал МакНейр, отводя глаза.

— Цисса, без тебя всё не так, — практически всхлипнул Люциус, и она тут же выпустила его руки из своих. Нет, она не сможет на это смотреть. И слушать.

— Утром. Мы продолжим этот разговор утром, — решила она, резко вставая и надеясь, что Тинки уже приготовил для них гостевые спальни и постелил бельё.

Конечно же, до настоящих гостевых спален у неё пока просто не дошли руки— Нарцисса никуда не торопилась и, конечно, и не думала в своём добровольном затворничестве принимать у себя гостей. Особенно супруга… Однако комната её родителей и Меды, давно уже ставшая гостевой, были вполне убраны, и там-то она своих неожиданных ночных визитёров и разместила, отдав родительскую спальню супругу, а комнату сестры — Уолдену.

Утром. Она поговорит с ними утром, за завтраком, пусть это будет и нелегко.