Мех под кожей (джен)

— Войдите, — сказала Нарцисса. Она надеялась увидеть мужа, но на пороге стоял МакНейр, и она, подавив разочарованный вздох, заставила себя улыбнуться ему. — Ты разве не должен быть на работе?

— Я и на работе, — ответил он.

Нарцисса прикусила губу, сама не зная, от досады, отчаяния или облегчения. Конечно, Департамент регуляции магических популяций должен был кого-то прислать — видимо, Уолден сам вызвался, хотя этим вроде бы должен был заниматься не его отдел, и Нарцисса не понимала пока, рада ли она этому или предпочла бы видеть на его месте кого-то другого: некоторыми вещами проще делиться с чужими.

Надо было что-то сказать, но ничего, кроме невнятного «О» и кивка она не смогла из себя выжать — впрочем, ему этого вполне хватило, и он спросил:

— Тебе нужно что-нибудь?

— Так что с тобой случилось? — настойчиво перебил его Драко, не дав Нарциссе даже задуматься над ответом.

Повисла короткая пауза, а потом Уолден предложил:

— Если позволишь, я расскажу. Прости, мы оба с Люциусом идиоты.

Нарцисса едва было не согласилось — ей так хотелось сбросить на кого-нибудь эту обязанность! — но разве правильно, чтобы подобные вещи сообщал ребёнку… пусть не чужой человек, но не отец и не мать.

— Нет, я сама, — решила она и практически попросила: — Мы не могли бы вернуться к министерским формальностям позже? Меня уже допросил Робардс, и я не думаю, что он откажет тебе в том, чтобы заглянуть в протокол.

— Конечно, — кивнул он, и Нарцисса ощутила настоящее облегчение и подумала, что, наверное, это всё же к лучшему — что Уолден решил представлять свой департамент сам.

— Ты иди сейчас, — почти попросила она и добавила даже: — Пожалуйста. Дай нам поговорить с Драко. Со мной всё хорошо. И — спасибо, что был рядом с ними, — добавила она в последний момент.

— Я позже зайду, — кивнул он и добавил извиняющимся тоном: — Сегодня.

— Я понимаю, — кивнула она и постаралась ему улыбнуться. И вдруг добавила, больше чтобы выразить ему признательность, чем потому что и вправду нуждалась в этом: — Ты не принесёшь мне кофе? С молоком и без сахара.

— Конечно, — кивнул он. Посмотрел на Драко, посмотрел на Нарциссу, ещё раз кивнул им — и ушёл, неслышно закрыв за собой дверь.

— Мама? — настойчиво спросил Драко.

А Нарцисса смотрела в серьёзные серые глаза сына, так похожие на глаза его отца, ловила его ищущий взгляд — и внутренне умирала. Сейчас ей казалось, что легче ещё раз пройти через всё то, что случилось с ней, чем произнести те несколько слов, которые так ждал её сын. За что, ну за что ему всё это? Почему он должен проходить через этот ужас? Допустим, она виновата сама, Люциус тоже имеет вполне понятное отношение к случившемуся — но Драко? Он ребёнок — чем он так провинился перед своей судьбой? Может быть, ей не стоило так сопротивляться — если бы она умерла там, в лесу, Драко бы просто похоронил её и оплакал, а теперь ему жить с ней такой. Он теперь — сын оборотня, и вряд ли найдётся кто-то, кто упустит шанс напомнить ему об этом.

— Это непросто, милый, — сказала, наконец, Нарцисса, беря лицо сына в ладони. Ей очень хотелось поцеловать его, но она не могла — не чувствовала себя вправе. — На меня напали.

— Кто? — Драко нахмурился и сжал губы.

«А ведь они ещё не проходили оборотней, — сообразила Нарцисса. — Он знает о них только из детских сказок и из рассказов Уолдена». Если бы ещё она помнила эти рассказы! Она даже и не знала их толком: МакНейр любил крестника и проводил с ним много времени, и часто — наедине. Нарцисса не вмешивалась — ей было достаточно уверенности в том, что он никогда и ни за что не навредит её сыну.

— Сначала какие-то люди в Лютном, — сказала она, полусознательно оттягивая тяжёлый момент.

— Но ведь их найдут! — уверенно сказал Драко. — Папа сказал, что поставил на уши весь Аврорат, и они будут носом рыть землю!

— Это уже не важно, — откликнулась Нарцисса. Но всё же добавила, не желая разрушать его уверенность во всемогуществе Люциуса: — Найдут, конечно.

— Как это не важно?! — Драко от возмущения даже выпрямился и сжал кулаки. — Их скормят дементорам за то, что они посмели!

— Нет, — возразила Нарцисса. Ах, если бы он был прав, и всё было так просто! Если бы она могла выбрать, она согласилась бы даже на то, чтобы её изнасиловали на глазах у всех посреди не то что Лютного — Диагон-элле. По крайней мере, за это можно было бы отомстить. — Это не всё.

— Не всё? — переспросил Драко, и в его глазах мелькнула растерянность. — Мама?

— Не помню, как именно, — сказала она, — но я оказалась в лесу. Ночью, — она не была готова рассказывать сыну подробности. Да и зачем бы? — И… — она сглотнула горький комок. — Там были оборотни. Меня укусили, — она показала ему свою забинтованную руку и почти прошептала, заканчивая: — Теперь я заражена.

— Но ведь тебя вылечат? — тут же спросил Драко даже не с надеждой — с уверенностью.

— Нет, — сказала Нарцисса, и это короткое слово далось ей тяжелее любого другого в её жизни. — Это невозможно вылечить, милый. Ликантропия — это навсегда.

Драко молчал, не отрывая напряжённого взгляда от лица матери — и она, видя, как меняется выражение его глаз, как в их глубине возникают и протест, и понимание, остро и отчаянно пожалела о том, что отказалась от предложения Уолдена. Он, по крайней мере, мог бы рассказать сейчас Драко то, чего пока не знала она сама: он знал об оборотнях… о ней самой теперь больше неё. Впрочем, зачем она себе лжёт: её сердце разрывалось на куски от того, что сейчас она рушила все надежды сына, и Нарцисса не хотела, не хотела, не хотела делать это сама.

Но она должна была.

— Как навсегда? — спросил наконец Драко. Его голос прозвучал высоко и хрипло, и Нарцисса, не выдержав, зажмурилась на секунду. — Но, мама… Но как же…

— Это тяжело, милый, — сказала она, подрагивающими пальцами проводя по его волосам. — Я знаю. Я теперь оборотень, — наконец, произнесла она. — Навсегда. — И добавила: — Прости.

— Но ведь… — прошептал Драко — и умолк. Несколько секунд — а может, минут, восприятие времени у Нарциссы сейчас совершенно сбилось — они просто сидели молча, и она с обречённым отчаянием ждала, когда он вскочит и убежит, или начнёт кричать, обвиняя её в том, что она разрушила его жизнь, или просто заплачет. Но он удивил её, вдруг молча подавшись вперёд и обхватив руками за шею, и прижавшись к ней всем своим существом и прошептав: — Мамочка…

— Прости, мой хороший, — она тоже обняла его обеими руками и прижала к себе так крепко, как только могла, даже не чувствуя сейчас боли. — Если бы я могла это изменить… прости…

— Не надо, мама, пожалуйста, не надо! — шёпотом прокричал Драко куда-то ей в шею и, забравшись на кровать с ногами, замер, приникнув к матери. — Я тебя очень люблю, — зашептал он сбивчиво и горячо. — Ты моя мама, моя, ты моя мама…

Нарцисса не сумела дольше сдерживать слёзы и тоже заплакала, стараясь только не слишком бурно рыдать, и не только от того, что случилось с её жизнью и с жизнью Драко, но и от одиночества. Больше всего ей хотелось, чтобы её обнимал сейчас не только сын, который, к сожалению, пока не осознавал до конца всех последствий произошедшего, но и муж — но его не было. Она понимала, конечно, что он сейчас делает всё, что может, чтобы… чтобы — что? Ей всё равно не помочь, а месть может и подождать. Почему для него месть важнее того, чтобы просто быть рядом с ней? Сейчас, когда ей хотелось спрятаться от всего мира, когда больше всего на свете ей нужен был тот единственный человек, которому она готова была позволить увидеть себя такой, как была сейчас, растерзанной, уничтоженной и слабой, почему его не было здесь, рядом с ней и сыном?

Драко, кажется, неверно истолковал её слёзы и, подняв голову, начал стирать ладонями её слёзы, торопливо и горячо шепча:

— Мне всё равно, всё равно! Я тебя всё равно люблю, ты моя мама! Мне правда всё равно, правда!

Тихий стук в дверь стал в этот момент для Нарциссы спасением, отрезвив её и заставив взять себя в руки — или, по крайней мере, перестать задыхаться от оглушающей её сейчас смеси чувств: вины, облегчения, благодарности и любви. Конечно, со временем Драко изменится и, видимо, передумает, но его первый порыв она запомнит навсегда.

— Входите! — крикнула она, торопливо утирая слёзы уже сама.

И опять едва не расплакалась от разочарования, увидев на пороге не мужа, а Уолдена с чашкой кофе в руках.

Ему хватило одного взгляда на них, чтобы понять, что главное между сыном и матерью было сказано, и Уолден, войдя в палату, поставил чашку на тумбочку у кровати и сказал:

— Об оборотнях ходит много слухов — и большинство из далеки от реальности.

Нарцисса подняла на него потемневший взгляд. Она не хотела сейчас обсуждать это ни с кем — тем более с ним. Или даже с ним — она пока что не знала.

Зато Драко так живо к нему обернулся, что Нарциссе сдержала готовящееся сорваться с языка колкое замечание. Да, наверное, Уолден найдёт правильные слова для крестника.

— Какие именно? — жадно уточнил Драко.

— Разные, — ответил Уолден, переводя взгляд с Нарциссы на него и обратно. — На деле большинство того, о чем пишет «Пророк», чепуха. Оборотни серьёзно отличаются от людей лишь в полнолуние. Остальное — по большей части, слухи и домыслы.

Драко скептически поднял бровь, копируя отцовское выражение, но в то же время в глубине его глаз светилась такая сумасшедшая, болезненная надежда, что Нарциссе опять захотелось умереть, прямо тут и сейчас.

Уолден вздохнул:

— Это долгий и непростой разговор. Ерунду раздувают до невероятных объёмов, а про другое стараются не слишком-то говорить, но, если посмотреть, можно найти даже плюсы. Ты никогда не слышал, что оборотни почти не болеют?

— Правда? — Драко растерянно вертел головой, глядя то на крёстного, то на мать и, кажется, был сбит с толку.

— Правда, — кивнул МакНейр. — Не мне тебе в очередной раз рассказывать, что слухи, на самом деле, могут не иметь к правде ни малейшего отношения. Но люди живут слухами, а не правдой.

— Значит, надо заставить всех признать другую правду! — воскликнул Драко с той же убеждённостью, с какой в прошлом году твердил о наследнике Слизерина.

— Старые слухи умирают не так легко, — отрезала Нарцисса. — Ты же знаешь, и я не хочу сейчас это всё обсуждать, — не выдержала всё же она и сказала, может быть, резковато: — Я устала. Идите пока, — она обняла сына и заставила себя ему улыбнуться, а потом попросила МакНейра: — Скажи Люцу зайти ко мне, когда он закончит с Робардсом.

— Скажу, — кивнул тот и, положив руку на плечо Драко, позвал: — Идём. Дадим маме от нас отдохнуть — она столько пережила.

Он достал из кармана небольшую брошюрку и аккуратно положил её на тумбочку, рядом с чашкой остывшего уже кофе.

— Когда ты вернёшься? — спросил Драко, обнимая Нарциссу, а затем вставая.

— Не знаю точно, — ответила она. — Через несколько дней, наверное.

Ей так остро хотелось сейчас остаться одной, что она едва дотерпела, пока за ними закрылась дверь — и выдохнула с почти физическим облегчением. Конечно, она понимала, что Уолден пытался помочь, поддержав её и утешив Драко, но она не хотела подобной помощи. Она отдавала должное тому, насколько хорошо он держался — в его взгляде ни разу даже не промелькнули ни жалость, ни отвращение, которые он не мог теперь не испытывать к ней — но сейчас у неё не было сил на то, чтобы поддержать эту игру.