Ольга (джен)

Разговор с Гордеем вышел коротким. Ведьма в Дневном Дозоре не служила. Вампир, которому ни есть, ни спать не надобно было, тоже случаем рядом проходил. Ольга могла поклясться, что его приставили к ведьме намеренно, но как докажешь? Басманов знал о чем говорил. Пров, хоть и был третьего порядка, к службе в Дозоре оказался мало пригоден. Охранителя подле ведьмы не углядел, хоть и ездил к запертой двери частенько. Сказать точно, была ли это одна и та же баба, он тоже не мог. Не приметил. По всему выходило, что виноваты «светлые». Ни в чем не замешанную бабу обидели, да двери, что инквизиторами заперты были, отомкнуть хотели.

-А сено у ней в рукавах на что? — растерянно буркнул Пров.

-Для тепла — пожал плечами Гордей. Взгляд его выражал спокойное понимание своей правоты.

-Все в крови?! — не сдавался дозорный.

-Хворая, — одними губами улыбнулся воевода, — ну-ка, молодец, выйди. Мне с десятником твоим побеседовать надо.

-Не остановишься? — сухо поинтересовалась Ольга, когда монах оставил их вдвоем.

-В толк не возьму, о чем ты? — фальшиво удивился Гордей, — сказал же, ведьма не моя.

-Что ты хочешь? — она глянула воеводе в глаза, — за то, чтобы оставил это дело. ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ?

-Ты ведь с роду никуда от Москвы дальше Углича не уезжала? — будто бы запамятовав, уточнил воевода.

Ольга кивнула.

-Речь Поспалитая страна дивная, — улыбнулся бывший кузнец, — сам не был, но послы не нахвалятся. Порядок. Чистота. Высоко нравственные жители. Все, как вам светлым по нраву.

-Когда?

-Через две седьмицы, — Гордей потянулся было приобнять её, но Ольга вывернулась, — инквизиция посольство собирает. Хочет узнать, почто ляхи оборотней не клеймят. Подарки повезут. Охрана нужна. Я уж голову ломал, кого из своих с ними отправить. Только вот дозор ослаблять не хотел. Вовремя тебя в странствия потянуло.

Святослава судьба монахов волновала конечно, но не так, как Ольгу. Он обещал, что за дверью запертой присмотрит. И ежели чудо случится, и раньше срока инквизиторские печати сломают, всех выживших поклялся под свою защиту принять. Не ровен час, Гордей слова не сдержит. Выйдут монахи, а их у дверей перебьют всех до единого. Да и помочь надо будет. Чтоб не ослепли от долгого пребывания в темноте. Еды какой с собою принести. Не было сомнений и в том, что вампиров на выходе тоже без внимания не оставят.

Фёдор, вопреки ожиданиям, был даже рад, что падчерица уезжает. И Ольга уже было губы поджала от обиды. Обещал же в любом споре на её стороне быть. А что выходит? Важнее того спора, что сейчас меж ними, раньше не было никогда, а отчим к полюбовнику своему переметнулся. Но Басманов и бровью не повел. Глаза у него горели злым огнем. Он не удостоил девушку объяснением. Только коротко бросил: «Темрюковых навести!» Вот тут и у Ольги глаза заблестели. Осталось только две седмицы выждать. Да дней тридцать в дороге провести.

Ещё в детстве Ольга поняла, что время проходит быстрее, когда руки заняты. Отпущенные наказанным монахам два месяца сперва показались ей сроком бесконечным. Она даже приноровилась отмечать на куске бересты прошедшие дни, и каждый раз тяжко вздыхала, подсчитывая оставшиеся. Но перед отъездом дел навалилось так много, что она подчас и домой-то вырваться не могла. Сперва хотела одна ехать. Скарбом себя не обременять. Но поглядела на двух темных женщин у себя в людской, и передумала. Надо бы их в Краков переправить. Путевые бабы. Ко двору придутся у Витезслава. И будет повод поговорить с ним.

Вампирши в тереме быстро освоились. Обе они были крепкими деревенскими бабами. Привыкли вставать до зари, а теперь, когда и спать-то не надо было, работали, как проклятые. Ольга приставила их к резнику, где женщины могли пить кровь так часто, как им хотелось. Сначала те отказывались, плакали много. А молились так иступленно, что состоявшие при боярыне монахини прониклись к ним уважением. Но голодать бесконечно не может даже самый стойкий вампир. Вот и бабы-послушницы потихоньку есть начали. Хотя осознание собственной смерти пока туго им давалось.

Ключница, такая же бледная и осунувшаяся, как и послушницы, приняла новых работниц благосклонно. Женщины работавшие, казалось, без сна и отдыха, всем были хороши. Днем суетились на кухне, так что никто не дивился тому, что обе они от еды отказываются. Кухарки-то известно, целый день еду пробуют. Оттого и аппетита у них потом нет, когда все за стол садятся. А по ночам покойницы тихонько сидели в людской, пряли. И Ольга понимала, что с их уходом в тереме станет на две хорошие работницы меньше. Жалко было, да делать нечего.

Тенька все нарадоваться не могла. Ей-то ни днем, ни ночью покоя не было. Сердобольные вампирши, обе оставившие в деревне своих детей, мигом девушку отпоили какой-то травой, и тошнить её почти перестало. Тогда и Ольга успокоилась. Она-то все себя винила. Неправильно древних богов о помощи просила. Не подумала о том, что беременность такая тяжелая может быть. Да и о том, что б ребенок здоровым родился, и в детстве не помер, тоже не упоминала. Она тогда больше боялась, что бы девушка родами не померла. Но тут её Святослав успокоил. Нити судьбы указывали на далекого потомка ключницы, девушки вовсе не знатной, как на царского воеводу. Правда, не скоро.

Ольга только плечами пожала. Случались при дворе чудесные возвышения людей простых, не знатных. Но редко. И бояре таких счастливчиков за ровню не почитали. Басманов, и тот свою жизнь при царе вспоминать не любил. А уж ему ли жаловаться? Он же, человек опытный и дальновидный, посоветовал пожаловать Теньке пару крепостных семей и небольшой клочок земли. Вроде и немного. Сила, Яшкин зять, своей невесте целую деревню на свадьбу подарил, и то считал, что мало. Но ежели с умом к делу подойти, то лет за пятьдесят можно и с такого скромного богатства деревеньку нажить.

Вампирши выслушали новость о скором переселении сдержанно. Одна, что помладше, всхлипнула, было. Но тут же прикусила губу. Бледные лица женщин выражали покорность судьбе. Обе понимали, что им несказанно повезло, и что хуже могло быть во сто крат. С детьми попрощаться ни одна не пожелала. Вещей у них не было. Ольга выделила им телегу, чтобы пешком идти не пришлось. И ранним утром, бросив женщинам свой маленький мешок с вещами, да сунув за голенище нож, что Гесер подарил, в путь тронулись.

Перед казармой уже стояла вызолоченная дорожная колымага. Сзади на короткой полке, на крыше и даже внутри были привязаны сундуки и мешки. Братья-оборотни которых тоже везли в Краков, чтобы предъявить инквизиции, топтались подле лошадей. Вся процессия должна была присоединиться к большому купеческому каравану. Опаздывать было нельзя, пришлось бы догонять. Но Маша, по своей давней привычке никуда не спеша чинно проследовала в карету, ни на кого не глядя. Черный инквизиторский наряд она заменила на черный бархатный сарафан и бобровую шубу. Ольга только тяжко вздохнула, оглядев её золотые уборы, да шелковый покров, приколотый к венцу многочисленными булавками. Маша же, зло глянув на неё, хлопнула дверью кареты с такою силой, что в окнах казармы зазвенели цветные стекла.

-Серчает Машка, — пояснил Семен, — увела ты у неё Буслая Буслаевича. Будет, о чем в дороге поговорить.

Прощались недолго. Фёдор коротко кивнул, даже не улыбнувшись. Освальд передал ларец с амулетами, и отдельно выдал один маленький камушек, зачарованный двери создавать так, где надобно. Коли оказия случится, можно будет быстро в Москве оказаться. Но то на случай крайней нужды. Ольга кивнула, ссыпала все амулеты из тяжелого ларца в кожаный мешок, и на пояс повесила. А Малуша, подняв свои белые глаза к ясному весеннему небу, ещё почти белому с утра, буркнула: «До грозы успеть бы!»

Но тут Маша нетерпеливо постучала по каретному окошку, забранному узорной решеткой с цветным неровным стеклом, и вся процессия в путь двинулась.