Ольга (джен)

Ночью Марфа с Евдокией не спали. Ольга к Скуратовым не пошла, осталась при «невестах». Малюта не возражал. Народу в Дневном Дозоре осталось так мало, что он был рад любой помощи. Девушки бросили пуховичок прямо на поп, и все трое, удобно устроившись на нем, принялись болтать, уплетая засахаренные фрукты.

Марфе предстояло работать царевой женой. Лет ей было чуть за сотню, и она ещё не утратила своей юношеской веселости. Единственное, чего она очень не хотела, так это рожать. Услышав, что у Ольги не будет детей, обе невесты завистливо повздыхали.

-У Иоанна Васильевича дети все больные были, — потупилась Собакина, — и сам он болен. Ещё лет пять назад на охоту сам ездил, на праздники. Воевал сам. А сейчас порой едва ходит. А ведь ему сорок только-только исполнилось. Мальчик совсем!

Евдокию Сабурову назначили женой Ивана Ивановича, молодого царевича семнадцати лет отроду. Девушке было слегка за семьдесят. Она смущалась больших компаний и новых людей, но манеры у неё были боярские.

-Это оттого, — Собакина толкнула её так, что соседка скатилась с тюфячка на пол, — что она боярышня, как ты. А я купеческого рода. У нас все по-простому. Нас с нею за хорошее знание договорных отношений выбрали. За терпение, сообразительность. И за красоту, будь она неладна. Так что ты, Ольга Андреевна, не печалься, что лицом не вышла.

Поздно ночью кто-то тихо постучал. Девушки уже успели уснуть, как были, на полу. Ольга сразу вскочила. Она привыкла у Ксении в доме с первыми петухами подниматься, а потом у Басманова, он тоже рано вставал. Обождала, пока «невесты» себя в порядок приведут, покровы набросят. Потом отперла. На пороге стояла Ульяна. Молча улыбнувшись, протиснулась в комнату. А за нею в темноте стоял Филипп.

Ольга вздрогнула от неожиданности. Но быстро оправилась. Поклонилась и поздоровалась. Инквизитор тоже улыбнулся и чуть склонил покрытую черным голову. Сделал знак, чтобы девушка вышла. Молча прошли темным коридором, вышли в расписанную узорами и цветами залу. В темноте краски на стенах казались серыми, а рисунки пугающими. Филипп повел ладонью, и между ним и девушкой стало светло. А более нигде.

-Все ли ты здорова, Ольга Андреевна? — вежливо поинтересовался он.

Ольга кивнула.

-Тьму познаешь? — продолжал спокойно инквизитор, — не обижает тебя Темнейший?

-Равновесие познаю, — Ольга отрицательно помотала головой.

-Хороший из Басманова наставник получается, — довольно ухмыльнулся инквизитор, — недаром я его в инквизицию рекомендовал!

-А почему мне раньше нельзя было светлых видеть, — в свою очередь поинтересовалась Ольга, — а теперь даже к двоим приставили. И вот, Ульяна теперь тут. Что бы мне тогда доступ к казарме снова не открыть?

-С казармой молодец, хорошо сообразила, как Освальда известить, — похвалил Филипп, — доступ тебе не надобен, ты и так обходишься. А светлые сами тебя видеть не хотят. Если через четыре года ты темной из Тени выйдешь, то расходиться по разные стороны барьера будет ещё больнее, чем сейчас. Я знаю. Я после Битвы разводил старых друзей по разным Дозорам. Такого наслушался, да натерпелся!

-Поэтому про Битву никто не рассказывает? — напряглась девушка.

-И потому, — кивнул инквизитор, — что это больно. Многие потеряли все. Ты что-то ещё хочешь спросить. Я по нимбу вижу. Спрашивай.

-А расскажете? — встрепенулась Ольга.

-Сам предлагаю, — любезно отозвался Филипп, присаживаясь на резной подоконник и указывая на место подле себя.

-Почему все царицы «иные»? Чего царю с обычной женщиной не живется, со смертной?

-Не такие уж «иные» царицы и бессмертные, — вздохнул инквизитор, слушай, коли интересно.

Дед нынешнего царя, тоже, кстати, Иоанн Васильевич, был человек прямой да честный. Дозоры в ту пору мало с официальной властью пересекались. Воеводы в покоях раз в десять лет не менялись. Вдвоем потихоньку наблюдали. На мелких должностях при дворе числились. Темнейший при егерях служил. Светлейший — при домовой церкви царевой, младшим служкой. А сам инквизитор чернецом сидел, где придется. Духовные книги вслух читал, или про себя, как получится. Звали тогда всех по-другому, сейчас не важно, как.

Но тут горе случилось. Померла царица. Молодая совсем, двадцати пяти лет отроду. Хорошая была женщина, праведная. Царь в ту пору в военном походе был, о смерти жены из письма узнал. Он вообще дома редко появлялся. Может оттого у них с женою только один сын-сиротка и остался. Иван Васильевич вдовствовал целомудренно. На женщин даже не глядел. У него других забот полно было. С одной стороны Орда, с другой Ливония. С третьей бояре напирали, с четвертой Новогрод бунтовал. Царь только зубами скрипел. При таком раскладе не знаешь, за что и взяться.

От горя, чтобы печали чуть поуменьшить, стал Иван Васильевич в Кремле порядок наводить. И нашел ЕЁ! БИБЛИОТЕКУ. Филипп ничего не подозревал. В мыслях не было беспокоиться, династия последние годы доживала. По всем нитям выходило Ивану Васильевичу в военном походе голову сложить. А сын его давно иными за живого не числился. Должен был молодым умереть, и очень скоро. Но тут однажды подошел к чернецу, сидящему чуть ни у входа, человек в черном, и молча за собою поманил.

С удивлением все трое иных встретились в темном каменном помещении без окон, сплошь книгами заполненном. И не простыми книгами. Филипп их сразу узнал. Он, римлянин, видели их до Битвы в каждой публичной читальне. Смысла нет все перечислять, Ольга и названий таких не знала, потому, как все «поток унес». Оказывается, не все!

Царь, крепко сбитый мужчина, сидевший за резным столом, очень спокойно поинтересовался:

-Слыхали, как в Гишпании колдуны на кострах горят?

Все трое иных замялись. Не токмо слыхали, а уже и тризны справили. Жгли, конечно, смертных. Но пара-тройка слабеньких иных среди них случилась.

-И в Ливонии жгут, — царь задумчиво перелистывал старинный фолиант в деревянных обложках, — и в землях французских. А с чего им там костры-то разводить? Деревьев-то совсем не осталось опосля потопа, вами устроенного!

Инквизитор от неожиданности опешил. Кто это, интересно, на такое вопиющее нарушение Договора пошел? Смертному все разболтал?

-У меня леса много, — продолжал тем временем Иван Васильевич, — на имеющихся колдунов, я так думаю, хватит. Ну-ка, ты, чернявый, глянь! Никого не узнаешь?

Темнейший глянул, и побледнел. Царь показывал ему трактат, по которому в его время бестиариев готовили. А в трактате том был его собственный портрет! Уж больно известен при своей гладиаторской должности он был. Даже в книгу попал. А таланту римских художников можно было только подивиться.

-Ну, вас троих я легко высчитал, — сообщил Иван Васильевич, смерив иных суровым взглядом, — с остальными пришлось повозиться. Глянь ты, старый!

Светлейший взял протянутый список. Царь угадал почти всех бывших при дворе иных, числившихся в обоих Дозорах. Но это же невозможно! Не иначе, кто-то ему рассказал!

-Я знаю, — Иван Васильевич постучал пальцами по столу, — что вам троим делать нечего меня тут же и положить. Или околдовать. Но знайте. Этот список будет тут же моими верными людьми обнародован. А народ российский хоть и не зол, но на расправу скор. А в дровах, как я уже говорил, у нас недостатка не имеется. Вы втроем, может, и спасетесь, сила в вас немалая. А кто помельче, враз на костре окажется. Ну как? Поговорим, или будем и дальше Ваньку валять?