Ольга (джен)

-Я, вообще-то, в Бухаре служить хотел, — печально улыбнулся чему-то своему Гесер, — но Оленька бы туда сроду не поехала. Воевали мы тогда с Московитами. Да и Басманов её не пустил бы. Европа ближе была. Места там в дозорах было предостаточно. Даже воеводских. Так что мне пришлось с посольством в Версале этом поганом проживать.

-Ничего себе, у вас приоритеты расставлены! — рассмеялся Антон, — Версаль! Наследие Юнеско! И какая-то Бухара.

Ответом ему стал суровый и резко похолодевший взгляд.

Современному человеку трудно поверить в это, но во времена молодости Петра Алексеевича, Бухара была центром культурной жизни. Город цвел садами, манил уютными затененными двориками с крошечными фонтанами. Библиотеки ломились от книг. Университет не вмещал всех желающих. Медицина была, как сейчас принято говорить, доступна и высоко технологична. Ночной и Дневной Дозоры сидели во дворцах. Даже простые солдаты-иные купались в золоте. И это была мировая валюта. Монеты из Бухарского ханства можно было встретить в любом уголке мира. Даже в Версале.

В отличие от просвещенного Узбекистана, последний был небогат даже туалетами. Построенный на болотах, он был лишен вообще каких либо удобств. Привозную воду для стирки и питья различали по цвету и прозрачности только крупные специалисты в этом вопросе. Простыни пахли болотной тиной. Оказавшись там впервые, Гесер набрался впечатлений на всю жизнь. Представить себе, что в эту клоаку он однажды сможет пригласить Ольгу, было невозможно. Уж лучше в степь. Там за водой тоже поохотиться надо было, но люди жили во сто раз чище.

Гесер начал свое обустройство на месте с того, что оборудовал хамам. Воды всего ничего надо было. И немного магии. Он как мог экономил и то и другое, но даже при непростительной редкости мытья раз в неделю он был много чище тех, с кем ему пришлось каждый день раскланиваться. Через месяц пресветлый мечтал отправиться на войну и пасть героем. За свою долгую жизнь он всякого повидал. Но так и не смог заставить себя возлечь с местными женщинами.

Посольство Османской Империи формировали из стойких духом, закаленных боями воинов. Переехать во Францию к поганым неверным соглашался не каждый. Но жаловался Гесер недолго. Глава Ночного Дозора Парижа, господин Мольер*, как-то пригласил его к себе в гости. С того дня фраза «Увидеть Париж и умереть» обрела для пресветлого несколько иной смысл. Умереть в Париже от царившей там грязи можно было уже после первого посещения. Туалеты, видимо, были для французов чем-то запретным. Как и врачи. Городские выгребные ямы сливались в Сену, откуда почти в том же месте набиралась питьевая вода. Когда степняк увидел это впервые, то отчетливо осознал, что его прокляли.

При этом Франция почиталась страной просвещенной. Главным Дозором страны считался Дневной. Руководил им композитор, виртуозный скрипач и большой склочник, Жан-Батист Люлли. Как и при всяком творческом человеке у власти, при нем в городе произошел взлет поэзии, танцев и музыки. Шло грандиозное строительство, и, как следствие, снос отслуживших сооружений. Под городом прокладывали гигантскую сеть тоннелей. В которой тут же обосновались ведьмы. Это стало большой головной болью для командора светлых, Жана-Батиста Мольера. Тезки не ладили настолько, что в городе до сих пор иногда жгли ведьм на кострах. Что до Гесера, то он здесь был всего лишь наблюдателем. Россия готовилась к войне со Швецией, и его уже пригласили участвовать. Париж был к Нарве не в пример ближе, чем Бухара.

А ещё он надеялся встретить Ольгу. Гесер ни на минуту не забывал о темной комнате с низким потолком, где ему суждено погибнуть. И все надеялся, что покойная Малуша ошиблась. Мир иных был слишком тесен, чтобы в нем невозможно было встретиться и побеседовать двум великим волшебникам. И так ли уж необходимо садиться в кресло воеводы ради десятиминутного разговора.

Но спустя сто лет ему стало казаться, что проклятием является не назначение во Францию, а постоянное невезение. Что-то разводило его с ученицей. И чем больше он старался приблизиться к ней, тем дальше оказывался. Как только завершились десять лет служения в Речи Поспоитой, Гесера тут же призвали на войну. Османская Империя отбивала земли у Португалии. Он искал встречи с Ольгой в осажденном Смоленске, но выбраться на осаду, длившуюся два года степняку все не удавалось. А когда он с большим трудом все же попал в город, оказалось, что девушку уже перебросили в Москву. В городе вспыхнуло восстание. Гесер ринулся было в столицу, но его самого развернули с дороги. Хан пошел войной на Казахские степи.

Во время долгого и весьма кровавого Можайского сражения они бились чуть ли не в соседних полках. Но оба были ранены, и отправлены в разные города. Был небольшой перерыв в многочисленных сражениях Османской Империи где-то в середине семнадцатого века. В Московии тоже было затишье. И Гесер решил было, что помешать их с Ольгой встрече ничто не может. Но девушки в столице не нашел. Злой до последней крайности Меньшиков объяснил, что в Пскове видели смерч инферно. К тому времени, когда степняк был у стен города, случился прорыв. Ольга, от которой никто ничего подобного не ожидал, накануне помчалась выручать войско какого-то Нечая, атакованное поляками. Найти её не представлялось возможным. Псков полыхал восстанием. И Гесеру пришлось воротиться, чтобы решать проблемы чужого Дозора.

Степняк ожидал встречи с Ольгой, когда Россия заключала с Турцией мирный договор. В Константинополе ждали наблюдателей из Москвы. Уж куда ближе то? Но к огромному разочарованию на переговоры прибыл инквизитор Филипп. Ольга и Святослав были срочно отправлены по воде в Архангельск. Там возник смерч такой высоты, что дорога был каждая минута. В этот раз прорыва, правда, удалось избежать. И доблестная шведская армия, плывшая атаковать город, потерпела сокрушительное поражение.

У стен Нарвы старик был во всеоружии. Но и тут Ольги не было. Против обыкновения спокойный Меньшиков объяснил, что приехал в качестве наблюдателя. Молодых да озорных императоров России и Швеции следовало предоставить их судьбе. Линии вероятности были слишком сильно сплетены, чтобы вмешиваться. Иные с обеих стороны отказались от участия, чтобы избегнуть прорыва инферно. А потому нечего гонять дозорных по пустякам. Город на берегу моря сам себя не построит! Место кишмя кишит разными темными выродками. И Оленьке нужно к новому месту привыкать. Гесер невольно дернулся от такой фамильярности. Это для него она Оленька. А для этого желторотого выскочки Ольга Андреевна! Что это, интересно, такое происходит у них там в Москве, что воевода с Великой так сблизился?!

Москву лихорадило. Отношения между Брюсом и Меньшиковым становились все хуже. Дело было в том, что некоторое время назад шотландец подложил под царя свою протеже, темную иную Анну. Она Меньшикову не нравилась, но пока и не мешала. Но уже в самом начале Северной войны светлейший воевода стал замечать, что Аннушка слишком уж сильно занимает ум и время молодого царя. Он выселял русскую царицу из кремля вовсе не для того, чтобы Брюс поселил там ведьму, пущай даже и слабенькую. Воевода провел смотр невест среди московских светлых. Пригожих девиц было в достатке. Умных и смелых среди них тоже нашлось не мало. Но такой, чтобы без команды вела Петра Алексеевича в нужную Меньшикову сторону, не обнаружилось. Не пускать же на это дело Головину!

Решение пришло неожиданно в лице светлой ворожеи из Марьенбурга, Марты. Война чуть было не оставила девушку без средств. И Ночной Дозор Москвы любезно принял её в свои ряды. Марта без вопросов перешла в православную веру, стала Катюшей, и путем недолгой, но грамотной смены любовников попалась на глаза молодого царя. Меньшиков лил почти непритворные слезы, когда Петр Алексеевич уединился с девушкой прямо на пиру. Но жалование у неё выросло за одну ночь почти в десять раз. Светлейший уважал в своих работниках преданность делу.

Самому ему некогда было пасти влюбленного друга. На его пути стояла Полтава.

* Жан-Батист Мольер — французский комедиограф XVII века, создатель классической комедии.